Текст книги "Бытовая химия"

Автор книги: Мил Миллингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Не поддается описанию, как я нервничал во время сборов. Я весь вымазался дезодорантом, но мои подмышки все равно напоминали крохотные тропические болотца. Я тянул с надеванием рубашки до последнего, но когда наконец надел ее за десять минут до выхода, то носился по гостиничному номеру, выставив руки в стороны, но согнув их в локтях. Так танцоры обычно изображают кукол. Я расстегнул воротник и подул на подмышки. Я был настроен сделать все самым правильным образом.

Я вышел в вестибюль гостиницы заблаговременно и ждал там. Я решил, что не буду курить, чтобы не пахнуть сигаретным дымом и быть образцом совершенства для Сары, но я непередаваемо нервничал, чтобы не закурить. «В любом случае, – сказал я себе, – скоро я начну новую жизнь с Сарой и брошу курить, так что я вполне могу себе позволить выкурить последнюю парочку сигарет под занавес». К тому же, как я обнаружил, я непреднамеренно положил в карман пиджака на две трети полную пачку сигарет и зажигалку, что было удачным совпадением, исходя из которого я, честно говоря, и принял окончательное решение.

С небольшим опозданием – на целых сорок секунд по моим часам – за мной прибыл лимузин. Водитель знал, куда ехать, но уточнил у меня еще раз, чтобы не было недоразумений. «Лучше знать наверняка, – сказал он, – вдруг где-то вас ждет куча людей у церкви, а я припарковался у супермаркета, торгующего замороженными продуктами, тогда определенно возникнут неприятности. Думаю, вы понимаете меня». Я заверил его, что у него верные указания, и объяснил, что от него требуется, пока мы ехали.

Мы покатили через центр города, и я тревожился, что мы застрянем в пробке. У меня не было цели быть у Сариной работы в определенное время, так что если мы прибудем туда на полчаса позже, это ровным счетом ничего не изменит, но для душевного комфорта мне было важно, чтобы все происходило по составленному мною плану, и из-за перспективы опоздания я выплеснул еще несколько литров пота в подмышки. Однако, как только мы выехали на Принц-стрит, мое отчаяние сменилось радостью и легкостью.

– Остановитесь! – воскликнул я, обращаясь к водителю.

– Я не могу здесь остановиться, сэр, – ответил он.

– На одну секунду, пожалуйста!

– Мы не можем просто так остановиться на Принц-стрит, особенно на машине такого размера. Мы заблокируем все движение, и меня оштрафуют в тридцать секунд.

– Мне нужно выскочить ненадолго. Я вернусь меньше чем через тридцать секунд.

Он тяжело вздохнул и ответил:

– Надеюсь, что так и будет, сэр, – и остановился.

Практически сразу послышался гул сирен.

Однако я не обратил на это внимания, потому что я только сейчас понял, что кое-что забыл. Я не предусмотрел одну деталь, для полного совершенства не хватало одного – музыки. Я понял это, когда мы проезжали мимо торгового центра «Уэйверли» и из окна лимузина я увидел четырех музыкантов-эквадорцев со свирелями, в пончо и шляпах. Я увидел, как они готовятся играть, и сразу же понял, что должен взять их с собой.

Чтобы убедить музыкантов немедленно собрать все инструменты и залезть в машину, мне потребовались кое-какие серьезные навыки ведения переговоров и обещания невероятного количества денег. Довольно дорогое развлечение, должен вам сказать: ехать в лимузине по Принц-стрит в субботу днем под аккомпанемент эквадорских свирелей. Но все равно я бы никогда себе не простил, если бы упустил эту последнюю деталь для полного совершенства устроенного мной представления. Сделка заключена, я впопыхах усадил всех четверых в машину, и мы снова покатили. Эквадорцы сели напротив меня, и по дороге я объяснял им, что делаю и как им нужно встать чуть позади меня, обеспечив сцену романтическим и магическим музыкальным сопровождением. Музыканты внимательно слушали меня, а потом зашептались друг с другом по-испански.

Один из них, которого я посчитал главным из-за его огромной шляпы, спросил:

– Какую музыку нам лучше играть?

– Ну, на ваше усмотрение… – пожал я плечами и указал на их инструменты.

– Мы можем сыграть «Такая, какая ты есть», – ответил главный. Он оглядел своих компаньонов в ожидании подтверждения. Они все закивали без тени сомнения.

– Билли Джоэл, – пояснил один из них.

– Очень романтично, – добавил главный.

Я неуверенно покрутил головой:

– Я… хм… Не думаю. Это может выглядеть чуть… пошловато.

– Это прекрасное произведение. Очень романтичное, – сказал главный, слегка обидевшись.

– Билли Джоэла все недооценивают, – встрял эквадорец с гитарой в руках.

– Да… – ответил я, – конечно же… хм…

– Его альбом «Пятьдесят вторая улица» – один из моих самых любимых.

– Да-да, но мне кажется, лучше сыграйте что-нибудь свое, эквадорское.

Главный пожал плечами.

– Как скажете… вы же платите. – Он откинулся на сиденье и всю дорогу демонстративно смотрел в окно, чтобы не видеть меня.

Я дал водителю указания, и он припарковался недалеко от магазина Сары. Я не хотел, чтобы она видела машину до самого финала. Я вынесу ее на руках… нет, подождите-ка – это как-то глупо… мы выйдем вместе, и я махну рукой: лимузин подъедет и отвезет нас в аэропорт. Я велел водителю дождаться моего взмаха рукой до того, как подъезжать. Он спросил, будет ли это какой-то особый взмах. Я пояснил, что самый обыкновенный.

– Фу, – сказал эквадорец с гитарой в руках, когда поднялся, чтобы вылезти из машины. – А я-то думал, отчего это сиденье такое неудобное… – Он вручил мне плоский пакет с помадкой. Я заглянул внутрь. Помадка была расплющена, но в остальном с ней все было в порядке. По крайней мере, если не знать, отчего она была такой теплой.

Осталось сделать только одно: войти в дешевый магазин замороженных продуктов и найти там женщину своей мечты. Эквадорцы и я прогулочным шагом направились ко входу. Перед стеклянными дверьми я остановился на секунду и сделал глубокий вдох… Эквадорцы ждали, когда настанет их час. Я кивнул им, они заиграли, и мы вошли внутрь.

Я прошелся вдоль всех касс и посмотрел на ряды, но Сары не увидел. На секунду меня охватила паранойя, и я подумал, что, возможно, ошибся и Сара не работает в эту субботу! Однако я все продумал, несколько раз сверял даты и был уверен, что она должна быть здесь. Все в магазине – и продавцы, и покупатели – застыли и наблюдали за мной: пакеты безжизненно повисли в недвижимых руках, продукты бесшумно двигались по конвейерной ленте у кассы и сбивались в кучу в специальном отсеке. Я подбежал к Сюзан, которая сидела за последней кассой и смотрела на меня взглядом, в котором можно было прочесть полнейший ужас.

– Привет, Сюзан… а Сара в офисе?

– Я не… – начала она, но тут из-за ее плеча вдруг вырос старший менеджер Терри.

– Нет, – встрял он, – я только что оттуда. А что все это значит, Том?

– Я ищу Сару.

Терри слегка повернул голову в направлении кассовых аппаратов, но при этом не сводил с меня глаз.

– Кто-нибудь знает, где Сара? – крикнул он.

– Мне кажется, она в туалете! – крикнула в ответ женщина за соседней кассой, имени ее я не помнил.

– Не могла бы ты пойти и позвать ее для меня, Пэм?

Ах да, Пэм. Ей удалили матку, мне об этом постоянно рассказывали, хотя я и сопротивлялся.

– Так… – сказал Терри. Он улыбнулся. Щелкнул зубами. Вдохнул воздух и медленно выдохнул. Он медленно постукивал по крышке кассы, в такт эквадорской музыке.

– Кажется, дела у вас идут неплохо, – заметил я, кивнув на недвижимых покупателей.

– Ну, знаешь… жаловаться не приходится… Видишь ли… наш магазин… А вот и Сара!

Она появилась сбоку от него, Пэм бежала позади.

– Ну… – сказал Терри и начал отступать: он пятился назад, слегка приседая, словно выходящий из комнаты лакей.

Сара выглядела просто потрясающе. Волосы убраны назад, в розовом рабочем комбинезоне из нейлона, с глубоко засунутыми в карманы руками. От ее совершенства и красоты у меня подкосились ноги. Один ее ротик казался настолько мил, что можно было провести всю жизнь, уставившись на него в благоговении. Ее носик был настолько прекрасен, что сердце мое чуть не разорвалось, каждая ноздря по отдельности вызывала больше эмоций, чем классические симфонии. Ее глаза… О боже мой, ее глаза… те, что привлекли меня в первый раз много лет назад. Они были запредельны. Они были так восхитительны, что их совершенство и очарование разрывало меня на части, они были прекрасны до такой степени, что было больно в них смотреть. Но представить, чтобы они на меня смотрели, – все равно, что быть освященным. Взгляд Сары был весомым и осознанным, он, словно чистая вода, смывал с меня все наносное.

Я сделал шаг по направлению к ней. Сара ничего не сказала, не сдвинулась с места, а просто продолжала смотреть на меня с выражением, как мне показалось, исключительного любопытства.

– Сара, – начал я, – я знаю, что совершил ужасный проступок. Я знаю, что причинил тебе боль. Но поверь мне, я за это уже заплатил, причем больше, чем ты можешь себе представить. Теперь я вижу, что виноват не только в том, что я сделал, но и в том, чего не сделал. Я всегда искал легкие пути, делал то, что не требует усилий и не создает проблем. Я думал о себе, тогда как должен был думать о тебе, потому что без тебя. – я понял это только сейчас, – я ничто. То, что произошло между нами, заставило меня понять, что все эти годы я был недостоин тебя. Но, Сара, я изменился! Я изменился, и все, что мне нужно, единственное, чего я хочу, – это еще один шанс. – Я полез в карман. – Я купил нам тур, самолет улетает через пару часов, и… – Тут я открыл коробочку с кольцом и протянул его ей. – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж… Сара, я хочу, чтобы ты дала мне возможность заслужить тебя.

Я замолчал на секунду и потом поднял другую руку.

– Да, и еще я купил тебе сливочной помадки. Сара уставилась на кольцо: эмоции медленно начали проявляться на ее бесстрастном лице.

– Я не знаю, – начала она, – что ты тут делаешь и о чем вообще думаешь, мать твою?

– Я прошу тебя выйти за меня замуж, – ответил я немного смущенно. Мне казалось, я довольно четко все объяснил, или нет?

– А отчего ты вообще решил, мать твою, что я хочу выйти за тебя замуж? Что все это значит? Магическая приманка, перед которой не устоит ни одна женщина? «Настоящее»? Не могу поверить, что ты настолько высокомерен… думаешь, что, предложив кольцо и дворец бракосочетания, ты сведешь с ума маленькую девочку?! Меня когда-нибудь интересовал брак? Никогда, если можешь припомнить.

– Ну… нет, но это жест, верно? Заявление…

– …что ты готов «принести жертву»? Ты это хочешь сказать? Господи, он готов жениться: он готов вынуть пулю из моего сердца. Как оскорбительно, самонадеянная тварь!

– Речь идет о преданности…

– Я и так была тебе преданна… и думала, что ты мне тоже предан.

– Прости меня. Просто…

– Неважно. Это не имеет никакого отношения к делу. Главное тут в том, что как бы это тебя ни удивляло, я не хочу за тебя замуж. Более того, скажу тебе, что не хочу даже пойти с тобой выпить. Не хочу разговаривать с тобой, видеть тебя и даже знать, жив ты или умер. Я не хочу за тебя замуж, я хочу, чтобы ты провалился в излом земной коры… Том?

– Да?

– Иди на…

Она повернулась, чтобы уйти прочь, но я быстро передвинулся и оказался к ней лицом.

– Но, Сара, пожалуйста, я не могу без тебя. Я не нахожу себе места. Ты не поверишь. Во мне нет ничего, ничего, кроме всепоглощающей боли, что тебя нет рядом. Я не могу спать, не могу работать, не могу думать о чем-либо, кроме тебя. Я пытаюсь есть, но еда не идет, Сара. У меня нет слюны, и еда застревает в горле. Горло сохнет, когда думаю о тебе, а думаю я о тебе все время. Сейчас я едва могу нормально разговаривать, мой глупый сухой язык огромен и неуклюж. Сара… – Я протянул руку и дотронулся до нее. – Я без тебя, как сухой колодец.

Она холодно посмотрела на мою руку. Рука безжизненно упала.

– Ну да, дело только в тебе и в том, как ты себя чувствуешь. Хорошо, ты тут главный объект, так давай скажем пару слов о тебе. Ты думаешь только о себе. Твои ноги воняют. Ты плохо трахаешься. Но хуже всего то, что ты трус. Все эти годы я слушала, как ты напыщенно разглагольствовал о славе, как она пуста и глупа, а ты такой умный и намного выше этой ярмарки тщеславия, и про бедного заблудившегося Хью, и: «Кому вообще есть дело до фотографии Рассела Кроу, покупающего блеск для губ?» Целые годы ты вещал о том, как не хочешь выделяться. Так вот… это чушь. Потому что я видела, как ты читаешь книжную колонку в «Гардиан» каждую, мать твою, неделю, и скулы на лице ходят ходуном, а потом ты отправляешься в свою комнату и пребываешь в скверном настроении весь день. Хмм… и почему каждый раз, когда у автора берут интервью на телевидении, тебе обязательно нужно смотреть, и каждый раз ты сидишь до самого конца и, фыркая, приговариваешь: «Мудозвон»? Почему так, Том? Потому что ты жаждешь славы и признания, причем так сильно, что твои внутренности завязываются в узел… но ты слишком труслив, чтобы даже попробовать себя в чем-то! Ты досмерти боишься критики, неудач и того, что люди не будут тебя любить. Так что же ты делаешь вместо этого? Ты можешь писать книги, но в то же время от этого отказываться. Так ты страхуешь свои ставки. Ты никогда не получаешь похвалу, которой тебе так хочется, но зато и не рискуешь быть униженным. У тебя нет медалей, но зато ты не последний, верно, да? «Уважаемый в узком кругу». Второй номер по собственному желанию.

Я думал, что меня вырвет. Я точно разревусь, я чувствовал, как дрожат мои губы, и я растопырил глаза, чтобы слезам было больше места и они остались под веками, вместо того чтобы течь по щекам. Я старался, чтобы голос мой не вибрировал, но он дрожал, то поднимаясь на тон выше, то опускаясь.

– Так ты хочешь сказать, что все взаимосвязано? Что я никогда не пойду ва-банк и на отношения это распространяется тоже?

– Господи, нет! Вот опять. Так, Том, ты мог бы себя описать в книге. Такова могла бы быть мотивация поступков твоего героя в минисериале на телевидении. Но в реальной жизни ты не настолько глубок. Ты просто хочешь иметь все и не терять ничего, все очень просто. Но, пожалуйста, попытайся, мать твою, понять, что я не объясняю твою психологию! Я просто поношу тебя в хвост и гриву. Потому что ты предал меня с какой-то проституткой, и поэтому я имею право это делать. Понимаешь? Ты выглядишь полным идиотом, когда играешь в догонялки. Ты далеко не так умен, как тебе кажется. Каждый раз, когда я смотрю велогонки, я с сожалением думаю о том, что твоя задница и в подметки не годится заднице любого из велосипедистов. Ты совершенно никчемный человек, мать твою, Том.

– Сара… я просто хотел…

– Ты хотел, чтобы тебе все сошло с рук. И готова поспорить: ты думал, что у тебя все получится, потому что ты уже написал эту сцену для себя в голове. Ты думаешь, что идиотское предложение, какая-то долбаная «грандиозная сцена» из поганой романтической драмы все вернет на свои места? На основе этого заблуждения, основанного только на твоих собственных интересах, ты являешься сюда и позоришь меня перед моими сотрудниками. В последний раз повторяю, Том: я не хочу тебя больше видеть. Проваливай…

Я разглядывал ее лицо и не нашел ни единого подтверждения тому, что искал. Сара смотрела на меня, и в глазах ее не было даже ненависти. То, что я увидел там, было еще больнее: я не представлял для нее никакого интереса. Я едва ли не споткнулся, когда развернулся, внезапно мне почудилось, что суставы моих ног соединены наперекосяк, но я умудрился остаться на ногах и, покачиваясь, вышел на улицу.

Меня все еще тошнило, но теперь у меня еще и кружилась голова. Я потерял ориентацию в пространстве и не знал, куда мне идти. Наверное, я выглядел пьяным. Я шел неизвестно куда, не чуя земли, но чувствуя, что ноги дрожат и подкашиваются. Мои ступни касались земли неожиданно или, наоборот, рассчитывали, что она на несколько сантиметров выше, чем есть на самом деле. Время исчезло: оно просто отсутствовало там, где я находился. Всего лишь тошнотворный душераздирающий рев в ушах, продолжавшийся вечность. Честно говоря, у меня было ощущение, что я умираю.

Потом из-за спины рука коснулась моего плеча.

Тело мое взорвалось изнутри, мысль о том, что Сара смягчилась немного и вышла следом, освободила меня. За один удар сердца состояние мое изменилось от нечеловечески жуткого до чудесного. Волна эйфории прокатилась по каждой клетке моего тела, внезапно озарив мое лицо насмешливой улыбкой, освободив мои легкие и подарив мне новую кожу. Метнувшись, я обернулся, чтобы взглянуть на нее.

Эквадорец в самой большой шляпе посмотрел на меня с неловкостью. За ним тащились остальные: они явно следовали за мной по улице, словно мы были паровозиком.

– Мне жаль, – сказал он, – но мы же играли. Мы играли, как и договаривались.

– Да, – ответил я тихо.

– Так… – Он поднял брови.

– Так что? Ах… да. Ваши деньги.

Мы вернулись на лимузине в город. Шофер высадил нас в центре, и я в костюме и с квартетом музыкантов-эквадорцев, гуськом перемещавшихся за мной, отправился на поиски банкомата.

– Спасибо, – сказал главный, когда я вручил ему пучок банкнот на довольно круглую сумму, означающую, что, по-видимому, я не смогу снять ничего с карточки еще целую неделю, – если мы вам. еще когда-нибудь понадобимся…

Я выразительно на него посмотрел, и он поспешил прочь со своими компаньонами.

Все в Эдинбурге казалось чужим. Я повернул голову, чтобы оглядеться кругом, здания казались перекошенными, или грязными, или похабного цвета. Но сильнее всего было ощущение, что я больше не принадлежу всему этому. Город жил своей жизнью, но она протекала мимо меня, словно инородное тело в кровотоке. Я начал спускаться с холма, исключительно потому, что спускаться было легче. Моя энергия иссякла, я был пуст, выжат. Впереди шли магазины, а за ними кафе. Поравнявшись с ним, я ввалился в дверь и хлопнулся за ближайший столик. Ни капли воли, чтобы сделать еще один шаг.

Я вынул сигарету и зажег ее. Я сделал долгую затяжку и с интересом уставился на сверкающий конец, приближающийся и пожирающий бумагу. За ним появился живот официантки, я смотрел в упор, но у меня не было ни единой мысли, мнения или заключения по его поводу. В какой-то момент я поднял глаза и посмотрел ей в лицо.

– Что вам принести? – Ручка ее была занесена над страницей блокнота.

Я выбил сигарету о край пепельницы.

– Вы же не подаете пюре из бананов и тунца в подливе, да?

Она брезгливо посмотрела на меня.

– Нет, – сказал я, снова замерев над пепельницей, – нет, я так и думал.

VIII

Ну, не такой уж я мудрец, но даже я предполагал, что все это добром не кончится. Но, как я уже говорил, именно поэтому я и показал вам эту историю. Понимаете? Я выбрал Тома, Сару и Джорджину по ряду причин. Одна из них – то, что нет никакой особой причины, по которой я их выбрал, понимаете? Имена, названия, профессии, поверхностные детали в этой истории – лишь декорации, все это может иметь к ним отношение, но, по сути, на их месте мог бы быть кто угодно и где угодно. История, если вы улавливаете мою мысль, история, в общем-то, неизменна: все, что они могут сделать, так это написать ее сами. Том страдает, потому что он, по его мысли, потерял Сару, однако он страдает, потому что любой на его месте испытывает то же самое. Химические элементы, получаемые им, напоминают никотин или кокаин не только потому что, они вызывают волну тех же чувств, но и потому, что к ним привыкаешь. Правда-правда, я не шучу, эти штуки недалеки друг от друга. Неудивительно, что сейчас у него ощущение, словно началась ломка. И это все моих рук дело! Я хотел, чтобы вы, люди, продолжали жить… и это не просто значит, что вам должно быть хорошо вместе, но и чтобы вам было плохо порознь. Политика кнута и пряника, понимаете, что я хочу сказать?

Но Том скучает не по Саре, он всего лишь скучает по партнеру. Вся эта чушь по поводу того, что люди предназначены друг для друга… как там некоторые говорят? «Где-то есть половинка для каждого, и двое должны найти друг друга». Что?! Я хочу вас спросить, что же это за система управления видом? Так вы бы все давно вымерли. Факты таковы: наличие партнера не имеет никакого отношения к судьбе и родственным душам, просто вы оказались поблизости. Принюхались, пригляделись и подошли друг другу, а ваша голова, учитывая особенности ее строения, решила, что ваш партнер – некто особенный. Понимаете, да? Если вы сами подумаете над этим минутку, то обязательно поймете, что я честен с вами.

Джордж знаменита. Но Дик Чейни тоже знаменит. Вы думаете, Тома бы привлек Дик Чейни, если бы они встретились? Понимаю, это против вашей природы, хорошо, но не усложняйте ситуацию. Все очень просто. Обычно вы объединяетесь по внешней привлекательности. Я подумал, что если и должен быть какой-либо принцип, то этот самый лучший. Все то, отчего зависит дружба: родство интересов, взгляды на мир, ум и т. д. и т. п. – даже рядом не стоит с внешней схожестью в отношениях мужчин и женщин. Я не могу даже назвать точное количество ученых, поставивших эксперименты и доказавших эту закономерность. Один тип из Калифорнийского университета даже выяснил в ходе своего исследования, что чем привлекательнее пара по физическим параметрам друг другу, тем больше шансов, что они сильно влюбятся один в другого. Ха! Ну не умница ли я? Еще один исследователь обнаружил, что это правило работает, если сравнивать внешность женихов и невест на свадебных фотографиях, основываясь исключительно на их внешности. В общем, понимаете, зачем я вообще вам все это рассказываю? Не может быть, чтобы вы этого не заметили, верно?

Я не хочу сказать, что вы ничего не чувствуете, но ваши чувства зависят от окситоцина, вазопрессина и эндорфинов – потому что таковы правила игры, а не из-за мистического совпадения судеб. Нет тут никакой мистики. Когда наркоман хочет дозу, он всего лишь хочет дозу, и ничего больше. И что бы он себе ни говорил, вам очевидно, что это наркотик дергает его за веревочки, понимаете? Я знаю, что довольно сложно перенести эту ситуацию на что-либо еще, но разница невелика, просто разные наркотики.

Что подводит меня ко второй причине, по которой я выбрал Тома: потому что мы можем посмотреть на его состояние после случившегося. Я надеюсь, что, проследив отчаяние Тома, откуда оно взялось и по какой причине, вы поймете собственную горечь, если она когда-нибудь настигнет вас. И это понимание облегчит ваши страдания. Я знаю, что мне не все удалось, я уже говорил вам об этом, и я не пытаюсь избежать нарицания, но, может быть, возникнет свет в окошке, если вы поймете, что речь идет всего лишь о молекулах и возможностях.

Хорошо, хорошо, конечно же: я упрощаю ситуацию. А что бы вы сделали на моем месте? У меня голова пухнет, когда я думаю обо всей этой биохимии, неврологии и так далее. Но в целом все всегда одинаково. И в результате, какой бы атомной ни была смесь эмоций, в ней нет звездной пыли, понимаете? Короче, не пудрите мозги себе и другим, не усложняйте жизнь: нельзязаставить решить все проблемы за вас, как бы вы ни утрировали ситуацию, «в машине нет демона», ладно?

Я надеюсь, это расставит все по своим местам и успокоит вас. Я должен был додуматься, что в человеческой природе обязательно видеть в любви особое значение и волшебство, потому что вам нужно видеть себя особыми. И вы верите в то, что любовь – это самое лучшее в человеке, делающее вас такими, какие вы есть. У меня не было цели сделать это намеренно, но мог бы сам догадаться. Так что я явился сюда, чтобы рассказать вам начистоту, как обстоят дела. И исправить свои оплошности. Если в следующий раз вы почувствуете себя куском дерьма из-за подобных заморочек, то можете сказать себе: «Конечно, я чувствую себя куском дерьма. Но это всего лишь молекулы, это не удар судьбы или что-нибудь в этом роде». Легче не станет, боль уйдет не сразу, но вы будете иметь представление о происходящем, верно? Засуньте руку в огонь, и боль будет адская, но вы же не воспринимаете это на свой личный счет, верно? Вы не позволите этому происшествию сломить ваш дух.

Так что у Тома с Сарой примирение не произошло. И это плохо. Мне нравится, когда все получается: я очень расстроился из-за неандертальцев, например. Но они переживут это. Они не были рождены или созданы друг для друга, они просто встретились и жили вместе какое-то время. Молекулы и возможности. С этой точки зрения и нужно смотреть на вещи. Я надеюсь, я понятно объяснил урок, и вам это поможет, и знаете, смею надеяться, мои комментарии искупят вину за недоработки в прошлом.

Берегите себя, ладно?