Текст книги "Эволюция личности"

Автор книги: Михай Чиксентмихайи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Идеальным читателем будет тот, кто вопрошает о смысле жизни, для кого ни одно из имеющихся объяснений не является исчерпывающим, кого заботит нынешнее состояние мира и кто также стремится к тому, чтобы изменить его.

Мы рассмотрим силы, сформировавшие нынешнюю ситуацию на этой планете, чтобы исследовать, каким может быть ее будущее. Не каким оно будет, а каким оно может быть. Различие между будет и может быть находится в нас. В широком смысле, именно наше поведение определит, какой сценарий будет реализован. Следуя позитивным эволюционным тенденциям, мы, возможно, не станем богаче, здоровее или сильнее, но, скорее всего, обретем свою долю счастья или хотя бы спокойствия, осознав, что наши действия помогают создать лучшее будущее.

Много веков назад, на исходе первого тысячелетия ^{8} от Рождества Христова люди по всей Европе стали готовиться к концу света. Они оставляли свои дома, разбивали лагеря на склонах гор и подле святилищ в надежде избежать ужасных страданий огненного Армагеддона. Они верили, что, встретив конец света на вершине горы, после смерти окажутся ближе к Богу, в числе первых, кто предстанет перед Страшным судом. Многие владельцы земель и скота раздавали свое состояние бедным, поскольку, как сказано в Евангелии, легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное. Долгие годы люди жили в постоянном страхе, озираясь в поисках знамений второго пришествия Христа, возвещающих начало конца.

Последние полвека второго тысячелетия нас тоже преследовал страх, но причины его были иными. Человечество страшилось взрывов, способных уничтожить все живое на планете. В конце первого тысячелетия люди верили в обещание Бога завершить свой великий мирской эксперимент через тысячу лет после смерти его Сына. А сейчас мы живем в страхе перед тем, что изобретения, созданные нами, людьми, превратят Землю с ее бесконечно разнообразной и сложной живой природой в мрачную мертвую пустыню.

За последнее тысячелетие мы многое узнали. Мы поняли, что Земля не центр Вселенной, и большинство из нас смирилось с мыслью, что человек ступил на африканскую равнину около четырех миллионов лет назад как прямой потомок более ранних млекопитающих, вплоть до крошечной землеройки, промышлявшей воровством динозавровых яиц примерно за двести пятьдесят миллионов лет до того. Мы узнали, что наши хваленые мыслительные способности держатся на тонком слое живой ткани, покрывающей массив мозга древней рептилии, и стали подозревать, что интересы наших слепо запрограммированных генов, вступив в противоречие с нашими ценностями и даже личными интересами, всегда побеждают.

В однотысячном году наши предки были бесконечно беднее нас материально, однако богаче духовно. Большинство из них жили в темных холодных лачугах без всякой мебели, часто впроголодь. Доведись им очутиться в сегодняшнем среднестатистическом пригородном доме, они решили бы, что это прекрасный сон. Однако мы живем со знанием того, что люди – это потомки обезьян, населяющие маленькую пла-нетку, которая одиноко плывет без руля и без ветрил по просторам ледяной Вселенной. А наши предки считали себя возлюбленными творениями всесильного Бога, пославшего своего единственного Сына на смерть, дабы они могли вечно жить в нескончаемом блаженстве.

Такое мировосприятие дарило нашим предкам утешение и чувство уверенности в себе. Даже неверующие и отступники, погрязшие в смертных грехах, могли рассчитывать на эту спасительную «страховочную сетку». Невзирая на то, чем они занимались всю жизнь, за миг до смерти акт веры мог вернуть им милость Господню, подарив вечное блаженство. Наши предки считали себя главными действующими лицами вселенской драмы. В противоположность им мы, говоря словами Жака Моно ^{9} , живем в «замерзшей Вселенной одиночества». Лишившись иллюзий наших отцов, мы лишились также их веры.

Не это ли еще одно подтверждение слов «Счастье – в неведении»? Были ли люди в предшествующие века счастливее ^{10} благодаря своим иллюзиям? Судить трудно, но представляется маловероятным, что тысячу – или сто, или сто тысяч – лет назад среднестатистический человек был счастливее нас, нынешних. Пытаясь постичь умонастроения прошедших веков, историки получают довольно мрачную картину, идет ли речь о Древнем Риме или викторианской Англии. Йохан Хейзинга ^{11} , составивший одно из самых ярких описаний жизни в Средневековье, определял его как едва ли не шизофренический период, когда люди были одержимы то жадностью, то самопожертвованием, а их настроение менялось от рабского страха до религиозного экстаза.

Во все века верования влияют на будущее людей, их придерживающихся. Возможно, в Средние века вера дала человеку достаточно уверенности в себе, чтобы постепенно разорвать путы религиозного догматизма, и проторила путь открытиям и исследованиям следующих столетий. Наши нынешние верования – или их отсутствие – тоже воздействуют на нас. Найдем ли мы в себе достаточно смелости и энергии, чтобы наслаждаться будущим – каким-либо, не говоря уже о будущем, лучшем, чем наше настоящее? Или род человеческий угаснет, – сражаясь или скуля, – из-за нашей неспособности понять, что же такое жизнь?

То, что будет происходить в третьем тысячелетии, определяется нынешним состоянием человеческого сознания: идеями, в которые мы верим, ценностями, которые мы принимаем, поступками, которые мы совершаем. Все это зависит от того, на что мы обращаем внимание, от окружающей среды, которую мы создаем с помощью своей психической энергии. Возможно, здесь читатель скажет: «Звучит неплохо, но какое отношение все это имеет ко мне? У меня и так достаточно забот: сводить концы с концами, работать и содержать семью, получая при этом хоть какое-то удовольствие от жизни. Какое мне дело до третьего тысячелетия? Что мне до будущего человечества?»

Вот основной тезис этой книги: в настоящий момент самое лучшее, что вы можете сделать, чтобы наделить собственную жизнь смыслом, – это стать активным, сознательным участником эволюционного процесса и наслаждаться каждым его мгновением. Понимание того, как развивается эволюция, а также осознание нашей возможной роли в ней укажут нам направление и цель, отсутствующие в секулярной, десакрализованной культуре. Это не означает, что мы должны отвергнуть личные цели и подчинить их некоему долгосрочному универсальному благу. На самом деле все как раз наоборот. Люди, полностью развившие свои уникальные особенности и одновременно отождествляющие себя с текущими более широкими космическими процессами, избегают участи одиночества. Более того, как я надеюсь показать, создавать историю гораздо приятнее, чем пассивно плыть по ее течению.

Но почему необходимость размышлять о прошлом и будущем приобрела такую остроту именно сейчас? Дело в том, что мы живем в период уникальных возможностей, на критическом этапе планетарной истории. Если бы сейчас сюда вернулся некий космический ревизор, побывавший на Земле несколько тысячелетий назад, он бы не поверил своим глазам. Почему так резко изменилось качество воздуха? Что случилось с роскошными тропическими лесами? Почему американские равнины превратились в бескрайние кукурузные поля? Откуда взялись все эти овцы в Новой Зеландии, и почему в ней так мало львов и китов и совсем не осталось дронтов? Его, несомненно, поразили бы изменения, произошедшие в материальном мире за столь короткий срок: асфальт, покрывающий землю, огромные конструкции, вознесшиеся до небес, и повсюду – непрекращающиеся работы по превращению минеральной, растительной и химической энергии в дым и грязь.

Будь наш воображаемый гость осведомлен о фазах планетарной эволюции, он сразу бы понял, что все это свидетельствует о наступлении критического этапа в эволюции планеты Земля: периода в несколько тысячелетий, когда один из видов животных в процессе самоосознания взялся переделывать под себя все, до чего смог дотянуться. На примере других частей галактики ревизор знал бы, что такое положение дел угрожает всем без исключения формам жизни на планете. И прежде чем пуститься на своем космическом корабле в обратный путь к звездам, он бы, наверное, пробормотал несколько слов, пожелав удачи пробуждающемуся виду, чьи неуклюжие попытки двигаться вперед на ощупь могут привести как к уничтожению, так и к постепенному расцвету великой цивилизации.

Эта эпоха, конечно, наше время. И хотя некий вцд человека, по-видимому, существовал уже около четырех миллионов лет назад, лишь около десяти тысяч лет назад наши предки открыли, что, разводя растения, можно получать больший урожай. Позже они догадались, что можно обрабатывать металл, а затем прошло еще немало времени – и они поняли, что могут выражать слова и мысли знаками.

И лишь примерно сто лет назад – кратчайший миг на шкале истории – мы начали осознавать, что будущее не создается целенаправленным промыслом Божьим, а, напротив, в значительной степени зависит от нас самих. До того как Дарвин и его последователи столь убедительно представили биологическую эволюцию, большинство считало, что Вселенной правит кто-то всемогущий и что, несмотря на засилье зла и невзгод в этом мире, Он, в конце концов, навсегда решит наши проблемы в мире грядущем. Теория эволюции дала нам другое знание: все виды, включая человека, в ответе за собственное выживание, и у них нет сверхъестественного защитника и спасителя. И мы сами, едва успев осознать эту суровую истину, должны принимать решения, влияющие на сохранение жизни на Земле. Пусть нам сопутствует в этом удача. Но одной только удачи мало – мы должны сами со всей серьезностью относиться к стоящей перед нами задаче и преумножать знания, позволяющие отыскать ее решение.

СЛУЧАЙ, НЕОБХОДИМОСТЬ И КОЕ-ЧТО ЕЩЕ

Однако способны ли вы, я или любой другой человек действительно воздействовать на будущее? Сегодняшнее понимание причинности позволяет утверждать, что события определяются беспорядочным взаимодействием случая с неизменными законами природы. Бабочка, порхающая над садом у берегов Амазонки, может вызвать цепочку мельчайших атмосферных возмущений, способных привести к урагану, который уничтожит сотни многоквартирных домов во Флориде. Формирование урагана можно объяснить в терминах атмосферного давления и перепадов температур, однако полет бабочки – а также сотня других причин, ослабляющих или усиливающих воздействие изначального движения ее крыльев, – навеки останутся непредсказуемой игрой прихотливого случая.

Так что же остается нам, заложникам непреклонных законов природы и капризной непредсказуемости случая, – лишь плыть по течению? Принять как наиболее разумное решение смиренный фатализм? Однако на практике это будет означать отказ от ответственности, размышления и выбора, что подразумевает автоматическое следование любым потребностями и желаниям, закодированным в генах наших хромосом, по крайней мере, в рамках дозволенного тем обществом, в котором мы живем. В соответствии с этим сценарием, все, о чем мы можем и должны заботиться, – это наш комфорт, удовольствия и удовлетворение амбиций.

И здесь мы сталкиваемся с парадоксом. Если человек принимает этот подход – если все мы сдаемся на милость сил причинности, – то выживание человечества оказывается под большим вопросом. Те, кто имеет доступ к ресурсам, продолжат накапливать их все возрастающими темпами, неимущие восстанут, дабы получить свою долю, и разразится война всех против всех. Однако если достаточное число людей поверит в то, что будущее, пусть отчасти, находится в их руках, шансы на наше выживание в значительной степени возрастут.

Ведь тогда люди с большей вероятностью начнут предпринимать шаги, которые позволят избежать катаклизма. Но если это так, действительно ли только случай и необходимость определяют нашу судьбу? Может быть, помимо них есть другая сила, формирующая наше будущее?

Теперь модно заявлять, что личность не играет большой роли в истории. Если бы Сократ или Жанна д’Арк не встали на защиту своих идеалов, утверждает эта теория, или если бы Рауль Валленберг не отказался от комфортной, беззаботной жизни ради спасения тысяч евреев в оккупированной нацистами Венгрии, что ж, ну, тогда что-то подобное сделали бы другие. Как бы то ни было, их поступки не слишком повлияли на развитие событий, определяемых вектором общественных сил, а не личным выбором.

Этот аргумент, возможно, имеет смысл в контексте научных и технологических открытий. Если бы братья Райт не смогли поднять в воздух свой самолет, как Отто Лилиенталь, Сэмюэл Лэнгли и многие другие их предшественники, кто-то другой довел бы летающую машину «до ума» через год или два. До сих пор наука и технология следовали собственной траектории развития при пассивном содействии человеческого разума. Однако не все свершения человека столь детерминированы. Подлинно творческие личности – это те, кто, несмотря на всевозможные преграды, на давление инстинктов и сопротивление житейской мудрости, прокладывают жизненный путь, который позволяет многим другим людям стать более свободными и счастливыми.

Чтобы вырваться из фаталистического принятия генетической и исторический запрограммированности, нужна как минимум вера в свободу и самоопределение. Вряд ли человек пойдет на риск ради общего блага, если он не верит в то, что это приведет к результату. Но не самообман ли это? В конце концов, наука утверждает, что у всех событий есть причины, и если святой Франциск решил раздать свое богатство бедным и удалиться для молитвы с другими молодыми людьми, значит, он поступил так, чтобы позлить своего богатого отца, либо вследствие латентного гомосексуализма или, к примеру, гормонального дисбаланса.

Но можно принять постулаты причинности и не прибегая к редукционизму. Среди множества причин, определявших поступки святого Франциска, главной была его вера в полезность своих действий и в то, что на нем лежит ответственность за изменение окружающего мира. Эта вера сама по себе и есть «причина». Идея свободной воли – это самореализующееся пророчество: те, кто живет в соответствии с ней, свободны от абсолютного детерминизма внешних причин.

Случай и необходимость – единственные властители существ, не способных мыслить. Однако эволюция создала буфер между силами детерминизма и действием человека. Подобно сцеплению в автомобиле, сознание позволяет тем, кто его использует, иногда освобождаться от давления страстей и принимать собственные решения. Рефлексивное сознание, которым на этой планете обладает, пожалуй, лишь человек, отнюдь не чистое благо. Оно объясняет не только бескорыстную храбрость Ганди и Мартина Лютера Кинга, но и «неестественные» устремления маркиза де Сада и беспредельные амбиции Сталина. Сознание, этот третий определяющий фактор нашего поведения, может даровать безопасность, а может привести к разрушению.

ТАК ЛИ МЫ БЕЗНАДЕЖНО ПЛОХИ?

Всего лишь сто лет назад в западном обществе преобладала вера в то, что человечество, особенно в промышленно развитой фазе, – это венец творения, достойный наследовать Землю. В викторианскую и эдвардианскую эпоху англичане полагали, что общество достигло вершин прогресса. Этот оптимизм, однако, был лишь историческим заблуждением. В прошлом люди чаще воспринимали свое время исходя из конфликтной, даже трагической точки зрения на судьбу человечества.

Не один Платон полагал, что Золотой век уже позади ^{12} . Многим христианам, например Кальвину, мужчины и женщины представлялись безнадежно испорченными созданиями, которым остается уповать лишь на Божественное милосердие. Однако позже, в XIX веке, людям на миг показалось, что наука, демократия и технология превратят мир в новый Эдемский сад. Но после этого краткого периода довольства собой и своими достижениями мы вновь на грани отчаяния, поскольку опять утратили веру в добродетель человечества и его способность помочь себе.

Парадоксально, но отнюдь не неожиданно то, что люди с завышенными ожиданиями обычно бывают буквально сражены порочностью человеческого поведения. Исполненная в розовых тонах картина людской природы не выдерживает пристального взгляда. Тех, кто ожидает от священников постоянной святости, от солдат – храбрости, от матерей – вечного самопожертвования и тому подобного, неизменно постигает разочарование. Для них история человеческого рода – гигантская ошибка, или, как говорил Макбет, повесть, рассказанная дураком, где много и шума, и страстей, но смысла нет.

Но если исходить из того, что люди – это изначально слабые и испорченные создания, волею случая вынужденные играть главную роль на планетарных подмостках, не имеющие текста пьесы и не проведшие ни одной репетиции, то картина наших достижений не покажется такой уж бледной. Перефразируя дрессировщика говорящей собаки, суть не в том, насколько хорошо мы поем, а в том, что вообще поем.

Верно, что люди от века беспрестанно убивали друг друга, и те, кому удавалось заполучить власть, всегда эксплуатировали тех, кто слабее. Верно, что в целом жадность вытеснила благоразумие и что сейчас она толкает нас к уничтожению окружающей среды, вне которой жизнь невозможна. Но почему должно быть по-другому? Осуждать за это человечество – все равно что судить акулу за ее кровожадность или оленя за то, что он вытаптывает свои пастбища. Безусловно, мы развиваемся, однако для преодоления врожденных наклонностей нужно пройти еще очень и очень долгий путь.

В последние 30 лет движения и практики Нью Эйдж ^{13} пытались вернуть мужчинам и женщинам их достоинство, утраченное под напором научного редукционизма. Но нередко они били мимо цели, впадая в противоположную крайность. Их слишком романтические представления о том, что такое человеческое совершенство, в изобилии плодили ложный оптимизм и приносили людям лишние разочарования. Когда мыслители Нью Эйдж описывают, на что способен разум, трудно отличить метафоры от фактов. «Разум – это голограмма, фиксирующая всю симфонию космических вибраций… Любой разум содержит все происходящее в космосе… Разуму нет преград», – пишет восторженный теолог Сэм Кин. К счастью, все это неправда, поскольку если бы разум действительно фиксировал «всю симфонию космических вибраций» – что бы это ни значило, – он бы довел нас до безумия.

Проблема многих течений и движений Нью Эйдж в том, что хотя их идеи действительно сообщают некую истину о внутренних возможностях разума, зачастую люди прилагают полученное знание к внешнему материальному миру, и там-то их и поджидает разочарование. Возьмем, к примеру, семинар Тета, цитируемый Уильямом Хульмом: «Мыслитель в каждом из нас – это создатель Вселенной… В пределах нашего разума мы, несомненно, Бог, поскольку способны контролировать свои мысли, и то, что мы считаем истинным, становится таковым». С некоторыми серьезными оговорками это утверждение можно признать верным «в пределах нашего разума». Однако многие истинно верующие воспримут последнее утверждение – «то, что мы считаем истинным, становится таковым» – как относящееся к конкретным событиям, а не только к состояниям ума. Именно это неверное восприятие заставляет многих ожидать материальных результатов, когда речь идет «лишь» о духовных. Молитва, медитация, поклонение помогают внести гармонию в нашу внутреннюю жизнь. Однако большинство людей ищут отнюдь не гармонии: они молятся, чтобы вернуть себе здоровье, выиграть в лотерею или завести любовницу. Предупреждение Иисуса Христа о том, что его царствие не от мира сего, многие современные ревностные христиане зачастую игнорируют.

Вместо того чтобы заявлять, что мы подобны Богу, нам стоит вспомнить о том, что 94 % наших генов ^{14} совпадают с генами шимпанзе, и подивиться тому, что некоторые из нас умудряются-таки строить соборы, создавать компьютеры или космические корабли. Тогда и существование людей, пытающихся помогать другим, предстанет перед нами во всей своей чудесной неожиданности. Если ожидаешь получить полный стакан воды, то стакан, наполненный до середины, покажется наполовину пустым; однако если вовсе не ждешь воды, тот же стакан предстанет наполовину полным.

Вы и я – часть эволюционного процесса. Мы сгустки энергии, запрограммированные на достижение эгоистических целей, но не для самих себя, а для сохранения и воспроизведения информации, закодированной в наших генах. Аттила, огнем и мечом прокладывая свой путь по Европе, мог считать себя «карой Божьей», а испанцы верили в то, что спасают души уничтожаемых ими индейцев, однако, по сути, все они подчинялись тем же импульсам, что заставляют птиц мигрировать, а леммингов идти к морю. Оглянувшись назад и ужаснувшись деяниям предков, можно прийти к выводу, что человек зол от природы. Но мы не лучше, чем должны быть, а может, и не хуже.

Время невинности, однако, уже прошло. Нельзя больше просто блуждать наугад в поисках удовольствий. Наш вид стал слишком силен для того, чтобы нам можно было руководствоваться одними лишь инстинктами. Птицы и лемминги не могут серьезно навредить никому, кроме себя, в то время как мы способны уничтожить все живое на этой планете. Невероятная мощь, которой мы достигли, требует соразмерной ответственности. Осознав мотивы наших действий и прояснив, какое место мы занимаем в эволюционной цепи, мы должны выработать осмысленную программу ограничений, которая защитит нас самих и другие живые существа от последствий наших деяний.

ХОРОШЕЕ И ДУРНОЕ

Более шестисот лет тому назад на стенах зала городской ратуши Сиены художник Амброджо Лоренцетти написал две огромные фрески – «Плоды доброго правления» и «Плоды дурного правления». Сюжет первой похож на детскую книжку Ричарда Скэрри «Очень занятой мир» (Busy Busy World), где изображен город, в котором все дома сияют чистотой, сады полны фруктов и цветов и каждый занят чем-то полезным. Повсюду признаки процветания. В «Дурном правлении», наоборот, изображены спорящие и ссорящиеся люди, дома заброшены, а урожай поражен сорняками. Эти фрески – отличная иллюстрация того, что люди по всему миру понимают под хорошим и дурным: дурное – это энтропия ^{15} : беспорядок, путаница, растрата энергии, неспособность выполнять работу и добиваться поставленных целей, а хорошее – это негативная энтропия, или негэнтропия – гармония, предсказуемость, целенаправленная деятельность, удовлетворяющая устремлениям человека.

К сожалению, нередко в эгоистических целях концепциям «хорошего» и «дурного» даются определения, служащие узким интересам. Жители Сиены желали для себя хорошего правления, но веками отчаянно сражались со своими соседями флорентийцами. Первые европейские поселенцы в Америке – даже самые религиозные из них – приписывали коренным жителям континента зловещие черты, такие как свирепость и дикость, дабы не стесняясь отнимать у них земли и жизни. Уильям Хаббард ^{16} , одним из первых в 1667 году описавший коренных жителей Новой Англии, называл их «негодными предателями» и «детьми Сатаны». Для китайских коммунистов американцы были империалистическими дьяволами, для иранцев мы просто дьяволы – и при этом сами мы в ответ представляем аятоллу и Саддама Хусейна воплощениями Сатаны. «Хорошее» и «дурное» – понятия относительные, и пока человек отождествляет себя исключительно с собственным телом, семьей, религией или этнической группой, они таковыми и останутся. Хорошее для меня, скорее всего, окажется дурным для тебя, и наоборот. Во времена холодной войны неурожай в России считался свидетельством нашего успеха, а русские толковали проблему наркотиков в США как знак собственного превосходства. Когда нравственная позиция опирается на ограниченные узкими интересами ценности, достичь всеобщего согласия в определении хорошего и дурного невозможно.

Единственная ценность, которую готов принять каждый человек, это продолжение жизни на Земле. Только эта цель объединяет все частные интересы. Но если такая видовая самоидентификация не перевесит индивидуальные самоидентификации через веру, нацию, семью или личность, будет трудно прийти к согласию по программе действий, способной гарантировать нашу будущность. В данный момент наш мозг запрограммирован генами на «заботу о себе», а также обществом на поддержку его институтов. Нам же придется изменить программу таким образом, чтобы нашим приоритетом стала забота о нуждах планеты в целом. Но возможно ли это? Как мужчины и женщины смогут преодолеть устремления, встроенные в их генетический код миллионы лет назад? Как сможем мы отучиться следовать мотивам, к которым нас приучали с первых часов жизни?

Наши нынешние цели и ценности подходят видам, постоянно вслепую сражающимся в жизненном потоке с другими видами. Они подходят пассажирам, а не штурманам. Но нравится нам это или нет, сейчас мы пилотируем космический корабль «Земля». Для этой роли мы должны создать новые инструкции, новые ценности и цели, в соответствии с которыми будем прокладывать путь среди множества опасностей. Но первое, что нам надо сделать, – это рассмотреть, чем или кем является каждый из нас.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

Процесс, названный нами эволюцией, обусловлен тем, что ничто никогда не остается неизменным. У живого, как и у неживого, есть лишь две взаимоисключающие возможности: позволить энтропии взять верх или попытаться победить систему. Эволюция – вторая из них. С течением времени любая форма, любая структура исчезает, поскольку ее составляющие возвращаются в неупорядоченное состояние. Клетки тела распадаются, органы изнашиваются, механизмы ржавеют, горные цепи обращаются в песок, а великие цивилизации погибают и предаются забвению. Даже звезды, когда их энергия истощается, умирают. Машина исправно работает несколько лет, а после этого, чтобы поддерживать ее на ходу, требуется прикладывать немало усилий. Купив дом, поначалу вы представляете себя владельцем надежного убежища, однако если вы не чините крышу, не укрепляете стены, не красите деревянные части, дом начинает разрушаться. Причина этого распада – энтропия, высший закон Вселенной.

Однако энтропия – не единственный действующий в мире закон. Есть и противоположно направленные процессы: созидание и рост действуют в той же степени, что и разложение и смерть. Вырастают великолепно упорядоченные кристаллы, развиваются новые формы жизни, появляются все более удивительные методы использования энергии. Каждый раз, когда порядок в системе поднимается на новую ступень, а не нарушается, мы можем утверждать, что действует негэнтропия.

Любая система, будь то скала или животное, прежде всего стремится сохранить себя в упорядоченном состоянии. В случае с живыми организмами большая часть того, что мы называем жизнью, состоит из попыток обеспечить собственную сохранность и воспроизводство. Кит будет стараться так долго, как сумеет, оставаться китом и, пока не поздно, воспроизвести как можно больше своих точных копий. Для достижения этих целей кит будет противостоять энтропии, извлекая кислород из воздуха и калории из планктона, а также оберегая свое потомство от хищников и несчастных случаев.

Для обеспечения негэнтропии организм – отдельное тело, семейство или общественная система, – должен постоянно регенерировать и защищать себя, все более эффективно трансформируя энергию для собственных нужд. Высшие точки человеческой истории – это открытия, облегчившие дело нашей защиты от энтропии. Заслуженной известностью пользуется открытие огня. У одного из наших далеких предков возникла гениальная идея использовать, пусть временно и локально, горение против леденящего холода, одного из типичных проявлений энтропии. Развитие все более эффективных, все более удивительных систем – вот что мы называем эволюцией. К этому развитию нас побуждает то, что со временем системы, не становящиеся более эффективными, распадаются. Мы можем оставаться на одном месте, но даже для этого должны двигаться вперед.

Одна из основных движущих сил эволюции – конкуренция. Формы жизни сменяют друг друга на исторической сцене, и их существование зависит от того, насколько успешно они добывают энергию из окружающей среды, приспосабливая ее под свои нужды. Однако зачастую виды выживают, увеличив свои шансы на жизнь с помощью сотрудничества. Парадоксальным образом оно может оказаться весьма эффективным способом конкуренции. Однако до появления на сцене людей конкуренция и сотрудничество были совершенно слепы и непроизвольны.

Эволюцию можно описать еще одним способом: как отбор и выживание информации, а не форм жизни вроде динозавров и слонов. С этой точки зрения важна не внешняя, материальная форма организма, а скрытые в нем инструкции. Биологические организмы содержат исключительно подробные сценарии, химически закодированные в их генах, и эволюция фактически направлена только на выживание этих инструкций. Слоны – всего лишь побочный продукт генетический информации, содержащейся в слоновьих хромосомах. Теоретически, имея подробное описание генов слона, можно создавать слонов. А без генетических инструкций слоны исчезнут с лица земли за одно поколение.

Большинство людей приняли идею биологической эволюции. Однако генетическая информация – не единственный вид информации, борющийся за самосохранение. Имеются и другие информационные модели, конкурирующие друг с другом за сохранение своей формы и продолжение себя во времени. Например, между собой конкурируют языки, а также религии, научные теории, стили жизни, технологии и даже элементы той области сознания, которую мы стали считать «личностью».

Каждый человек обладает удивительной способностью обдумывать информацию, воспринимаемую различными органами чувств, а также направлять и контролировать чувственное восприятие. Мы так привыкли считать эту способность чем-то самоочевидным, что редко задумываемся о ее сущности, но все же, насколько нам известно, это недавнее достижение эволюции принадлежит исключительно человеку. А если мы все же задумываемся о ней, то называем ее осознанием, сознанием, личностью или душой. Без нее мы бы лишь подчинялись инструкциям, запрограммированным на генетическом уровне в нервной системе. Однако наше рефлексивное сознание позволяет нам создавать собственные программы действий и принимать решения, не продиктованные какими бы то ни было указаниями генов.

Обычно мы представляем себе личность как гомункула, крошечного человечка, сидящего где-то в мозгу, который отслеживает поступающую через глаза, уши и другие органы чувств информацию, оценивает ее, а затем нажимает какие-то рычажки, заставляющие нас действовать тем или иным образом. Нам это миниатюрное существо кажется очень чувствительным и разумным мастером телесной машинерии. Те, кто считают его «душой», верят, что это дыхание Бога превращает обыкновенную глину наших тел в смертную оболочку божественного начала.