Текст книги "Море. Сосны"
Автор книги: Михаил Угаров
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Новые времена
Молчали, не знали, как реагировать.
Первой откликнулась Мила-Бикини. Она подняла вверх кулачки, потрясла ими в воздухе:
– Это же здорово!
– Новые времена… – растерянно сказал Элик.
– Что хорошего? – настороженно спросил Гоухоум.
– Хрущев старый и глупый, а Брежнев молодой, он все поменяет! – ответила Мила.
– Может, хоть Гумилева издадут наконец? – спросил Элик.
– Размечтались! – поднимаясь с коленок, сказал Стендап. – Пускай для начала перестанут сраться со всем миром, а то стыдно!
– Это ты размечтался, а не мы! – засмеялся Элик.
– А я хочу съехать из коммуналки, – сказала Верка и добавила: – Еще мужа и двоих детей.
У Лики была разбита коленка, и кровь все шла, потому что она обмывала колено морской водой, а та соленая…
– Пускай откроют все границы, – вытирая слезы, сказала Лика. – Во всем мире.
Последним сказал Виктор:
– Чтобы все было иначе, не как до сих пор!
Этого хотели все.
Они загадывали желания, как это делают в детстве. Или на Новый год, когда в руках у каждого по бокалу шампанского.
…Они хотели в жизни перемен – все равно каких.
Они не знали, что в октябре 1964 года в стране начнется самый серый и самый скучный отрезок в их жизни, в жизни всей страны. Многие из их сверстников просто и тупо сопьются – от беспросветной щемящей скуки.
И когда через двадцать с лишним лет начнутся хоть какие-то перемены в жизни, то они будут уже не молоды. И никогда не будут так красивы, как сейчас, освещенные вечерним солнцем.
Все просто
Виктор рывком, одним движением снял с себя трусы.
Что с него возьмешь – он нудист.
– Нифа се! – сказал Элик, что на языке тех времен означало “ничего себе”.
Все стали спешно раздеваться.
Виктор, отсвечивая абсолютно белой попой, зашел в воду первым.
Вся компания, обогнав его, с разбегу бросилась в море.
Виктор стоял у самой кромки воды, лицом к морю. Ему нравилось, что он голый. Это вызывало в нем своего рода возбуждение. Волновала свобода, как будто эти дурацкие трусы служили раньше преградой между ним и морем.
Рядом с ним стояла Лика.
Они смотрели себе на ноги – вот вода пришла, а вот она ушла, положив им на ступни мелкие камешки.
Солнце садилось, оно уже коснулось горизонта.
– Так что? – не глядя на Лику, спросил Виктор. – Откуда шрам на животе?
– Прыгала с крыши сарая, а внизу оказалась куча металлолома, пионеры собрали. Все просто.
Солнце медленно погружалось в море.
– А мне на ногу упали железные тиски, – сказал Виктор. – Раздробило, да еще заражение началось. Ампутировали.
На камнях остался транзисторный приемник “Спидола” рижского завода ВЭФ, он продолжал бубнить о политическом перевороте в СССР.
Никому из этой компании ручку приемника больше не крутить…
В море видны были только головы людей.
Потом они легли на спины и смотрели в стремительно темнеющее небо.
Над ними пролетал спутник.
Опись вещичек
Когда они вышли из моря, на маленьком пляже их ждала милиция и военные.
Верхушка солнца еще оставалась над морем. Его закатные лучи окрашивали тела голых людей в тепло-красные тона и сильно удлиняли тени выходивших из моря.
– Можно хоть одеться? – спросила милицию Мила.
– Нельзя, – ответили ей.
– Почему?
– Производится опись вещичек. А без описи нельзя одеваться.
– ?А вы не стесняйтесь, – сказал военный. – Здесь все, так сказать, свои!
Солдаты засмеялись. Смеялись и милиционеры.
Голыми их увели вверх по тропе.
“Советская Абхазия”
Утро следующего дня было совершенно безоблачным.
По набережной по-прежнему гуляли отдыхающие. Продавали газированную воду с сиропом и сладкую вату на палочках.
Только одно изменилось – на набережной исчезли дети, потому что школьный год уже начался. Купальному сезону оставалось совсем немного, еще несколько дней.
“Метеоры” и “Ракеты” бороздили спокойное море, одни шли в сторону Сочи, другие в Батуми.
На виду у всего южного города, как на выставке, стояли в море корабли – “Советская Украина”, “Советская Армения”, “Советская Абхазия”, “Советская Грузия” и просто – пароход “Крым”.
Какая, нах, Турция?
Спустя пять дней открылись двери Серого здания, и на пустынную аллею парка вышел Виктор.
Он оглянулся.
В каждом городе есть такое Серое здание. Они, конечно, все разные, но есть в них что-то утомительно одинаковое.
Не спеша он пошел по аллее, закурил.
На скамейке сидела Мила-Бикини. Странно было видеть ее в сарафане.
Она заметила Виктора, бросилась ему на шею и заплакала.
Вот, оказывается, Мила и плакать умеет.
– Ты очень хороший, – гладила она его по руке. – Я думала: кто первым после меня выйдет? А вышел ты.
Мила и Виктор сели на лавочку и стали смотреть на двери Серого здания.
Вторым после Виктора вышел Элик.
Они с Виктором долго обнимались, больно хлопали друг друга по спине, один раз даже стукнулись лбами, от радости.
Теперь уже трое сидели на лавочке и ждали остальных.
Следующими были Стендап и Гоухоум.
– Ребята, – восторженно говорил Гоухоум, – нами КГБ занимался! Я-то до самого конца думал, что они милиционеры…
– Милиция над нами только смеялась, – мрачно сказал Стендап. – Говорят: как мы вас с голыми жопами приняли?
– Вот видите, все обошлось, – сказала Мила.
– Сказали – вы пидарасы и тунеядцы, убирайтесь из города!
– Вы им карту рисовали? А я рисовал! Каким образом попали на закрытую территорию, на объект номер такой-то? Нарисовал – вот так попали.
– Надо уезжать сегодня, – сказал Элик, – они велели до ночи уматывать отсюда.
– А Лика? Ты Лику видела? – спросил Виктор Милу.
– Не видела.
– Вас разве не вместе держали?
– Нет. Они вроде с Веркой вместе были.
Потом из дверей Серого здания вышла Верка.
– Лику не ждите! – сразу сказала она. – Там привезли одного матроса из Батуми, и он опознал ее как шпионку! Что она хотела бежать в Турцию!
Все засмеялись.
Не смеялся только Виктор.
– Сказали, ей займутся компетентные органы. Короче, ждать ее в ближайшее время нет смысла.
Посмотрели на Виктора и поняли, что все это не шутка.
– Какая, нах, Турция? – растерянно спросил Стендап.
Билет в Ленинград
По-прежнему сидели на лавочке.
Мила и Верка ели мороженное, парни курили.
– Разъезжаемся по местам прописки? – спросил Стендап.
– Поезжайте, – сказал Виктор. – А я еще посижу.
– Остаешься? – спросила Мила.
Виктор ей не ответил.
– Я тоже посижу, – вдруг сказал Элик. – Подожду.
– Ты в Москве своей живешь? – спросил Виктор. – Вот и поезжай в Москву свою, не путайся под ногами.
– Что ты злишься? – спросила Мила. – Может, он поддержать тебя хочет?
– А мне не надо.
– А я и не хочу, – ответил Элик. – Мой поезд ушел три дня назад, и теперь у меня денег нет.
Виктор полез в задний карман брюк.
– На! Только билет до Ленинграда.
Элик взял билет.
– Мне все равно, Ленинград – это хреново, но все равно сгодится, – сказал он. – Ты-то как?
– Как-нибудь.
Ожил репродуктор на столбе. Металлическим голос сообщил советскому народу:
“Четырнадцатого октября состоялся Пленум Центрального комитета КПСС. Пленум ЦК КПСС удовлетворил просьбу товарища Хрущева Никиты Сергеевича об освобождении его от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья. Пленум ЦК КПСС избрал Первым секретарем ЦК КПСС товарища Брежнева Леонида Ильича”.
Сообщение это выслушали внимательно, но никто из компании комментировать его не взялся.
Стояли у скамейки, прощались с Виктором.
Стендап пожал Виктору руку и назвал свое имя:
– Георгий.
Гоухоум назвал себя:
– Леша.
– Люда, – сказала Мила-Бикини.
Элик, смущаясь, сказал:
– Меня зовут Паша.
– Я Эмма, – сказала Верка. – А ты?
– А я Виктор, – сказал Виктор.
И они ушли.
В парке на скамейке остался один Виктор.
Он смотрел им в спины, когда они шли по аллее к выходу.
Обернулась только девушка с дурацким именем Верка, которая на самом-то деле оказалась Эммой.
Стендапу (Георгию) сейчас 86 лет. Он жив-здоров и в твердой памяти. Никогда не смотрит телевизор, потому что там в новостях все не так, как ему бы хотелось. Взрослые внуки подарили ему DVD-плеер, и он пристрастился смотреть боевики и триллеры. Смотрит все подряд, поскольку ему – все равно, названия фильмов он не запоминает.
Гоухоуму (Леше) сейчас 67 лет. Женился он ровно через год, в 65-м. Жизнь прожил неутомимым бабником, как все некрасивые мужчины.
С 1993 года активный член подмосковного (г. Истра) отделения КПРФ.
Элику, он же Паша, 72 года. Он так и остался в Ленинграде, с тех пор как Виктор отдал ему свой билет. Потихоньку осел в городе, который теперь называется Санкт-Петербургом. Прожил спокойную личную жизнь, женских судеб не ломал.
Наоборот, это ему сломала жизнь некая Света Горохова. Красивый седой старик сильно пьет и, в общем-то, за жизнь не особо держится.
Миле (Люде) 68 лет. Никто не знает, что раньше ее звали Бикини. Она вышла замуж, прожила с очень скучным мужем долгую жизнь и ни разу ему не изменяла. Скучному мужу она всю жизнь объясняла, что брак?– это взаимное ограничение свободы. А тот никогда и не спорил с этим.
Все они живы и здоровы.
Одна хорошенькая штучка
В тот же день в купе скорого поезда Адлер – Москва сидела веселая Верка, пила коньяк с молодыми веселыми летчиками.
Окно было открыто, и ветер весело трепал занавески.
Летчики говорили:
– Пьем все, что к полу не прибито!
– Пьем за тех, кто турнул Никитку, задолбал он своей кукурузой!
– Брежнев – серьезный мужик, а Хрущев – колхозник!
– Брежневу пятьдесят восемь лет, он молодой, а Хрущеву семьдесят, он старый!
– У Хрущева жена старая и на свинью похожа, а у Брежнева – красавица!
Верка с ними спорила:
– Он дал народу холодильники, стиральные машины и телевизоры! При нем майонез появился! А кто Гагарина запустил? При нем ракеты СССР стал делать как сосиски!
Самый молодой летчик запел:
Куба, отдай наш хлеб!
Куба, возьми свой сахар!
Куба, Хрущева нет!
Куба, иди ты на…
Рыжий летчик осторожно всунул Верке руку между коленок. Под столом, конечно. Чтобы никто не видел. Но видели все.
А Верка храбро делала вид, что ничего такого не происходит.
Рыжего это так разволновало, что на скулах у него выступили пятна румянца.
Рука его поползла выше и выше, и он жарко шептал ей на ухо:
– Мы испытывали одну штучку на Новой Земле. Такая хорошенькая штучка получилась, посильнее Хиросимы будет.
– Это для войны? – на ухо спросила его Верка.
– Для мира во всем мире.
Больше всех хотят девушки
А в это время в парке сидел на скамейке Виктор.
Смотрел на Серое здание напротив.
Слушал репродуктор на столбе.
По радио передавали песню “Хотят ли русские войны?”.
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
Над ширью пашен и полей.
И у берез, и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
Что под березами лежат,
И вам ответят их сыны,
Хотят ли русские,
Хотят ли русские,
Хотят ли русские войны.
Эту песню пел Марк Бернес и Дважды краснознаменный имени Александрова ансамбль песни и пляски.
Летом 62-го года в Москве на Международном конгрессе за всеобщее разоружение и мир делегатам раздавали пластинки с записью этой песни – на английском, французском, немецком и испанском языках. Чтобы все знали – в СССР никто не хочет войны.
Когда в пятый раз Марк Бернес спросил слушателей, хотят ли русские войны, Виктор крикнул репродуктору:
– Конечно хотят!
Отдыхающие на соседней скамейке переполошились.
– Очень хотят! – кричал Виктор. – Ее очень хотят женщины!
После этого отдыхающие встали со скамейки.
– А больше всех войны хотят девушки!
Отдыхающие пошли прочь из этого парка, они говорили:
– Да он пьяный! Сейчас милицию позовем!
Приземление в заданном районе
Поздно вечером Верка курила в тамбуре с летчиками. Все уже немножко были пьяными.
Рыжий летчик вовсю распускал руки, а Верка мягко отстранялась от него, неудобно же. Но молодые летчики все это видели и смеялись. Намекали, что, мол, дело будет…
– А правда, что вместо Гагарина должен был лететь другой космонавт??– спросила Верка. – Просто Юрочка красивый, как с открытки, поэтому выбрали его?
– Правда! – отвечал самый молодой летчик. – Задвинули талантливого и хорошего парня, потому что лицом не вышел, как некоторые. Он потом спился. И застрелился. Это был я!
Верка смеялась больше всех.
Летчики пошли в купе пить коньяк, а рыжий летчик не пошел и Верку не пустил. Притиснул ее к стенке и сказал:
– Я вот что хочу сказать тебе, Эмма!
– Что? – затихла Эмма, она же Верка.
Он подумал и серьезно ответил:
Эмма – дура, процедура, состоит из трех частей -
карбюратор, вентилятор и коробка скоростей…
И стал браться руками за все эти ее части.
Верка боролась с ним, но не сильно. Потому что говорил он ей в этот момент интересное, летчицкое и секретное:
– Допустим, выполнил задачу советский разведывательный спутник. Из соображений секретности назовем его “Зенит-В”. Такая херня с двадцатью антеннами. И пора ему на землю. Приземление в заданном районе. А у него неисправность тормозного двигателя! И хрен ты его снимаешь с орбиты. И тогда включили мы систему самоуничтожения. И он взрывается прямо на орбите!
– Ужас какой! – прошептала Верка.
Плюс девятнадцать
Ночью Виктор сидел в парке, все на той же скамейке.
Он смотрел, как гасли окна в Сером доме. Погасли все, кроме трех на втором этаже.
Ему было не холодно этой ночью, но только если сидеть и ходить.
А вот если задремать на скамейке, то замерзнешь…
Плюс девятнадцать.
Вообще никак
Этой же ночью в темном купе лежала на нижней полке Верка.
Напротив нее на другой полке спал мертвецким сном рыжий пьяный летчик, который перед сном так и не сумел застегнуть ширинку.
Верка ворочалась с боку на бок, смотрела в темноту.
– Не в меня. Никуда. Вообще никак! – тихо говорила она.
На верхней полке засмеялся ее словам самый молодой летчик.
Но Верка не стала смеяться вместе с ним, она, подняв глаза, смотрела в черное окно.
Эмме, которая называла себя Веркой-поэтессой, сейчас 69 лет. Она член Союза писателей. С возрастом ее некрасота перешла в другое качество, и после 45 лет она наконец стала поздней красавицей, какие иногда случаются в зрелом возрасте. Как она живет и что происходит у нее в личной жизни, не знает никто.
Это все кино
Прошло четыре дня. Утром Виктор ходил по набережной, пил газировку и ел сладкую вату.
Все эти четыре дня он прожил в парке на скамейке.
Он мог бы обратиться в квартирно-посредническое бюро и снять самую дешевую койку, но не стал этого делать.
Потому что со скамейки в парке были видны двери Серого дома, а ночью – горящие окна на втором этаже.
Днем на набережной тепло, двадцать два градуса, но осень уже чувствуется.
Каждый день Виктор проходил по парку, где росли платаны, канарские финики, эвкалипты, кипарисы, банановые и веерные пальмы, драцены и благородный лавр.
Конечный пункт – ажурная колоннада и кинотеатр “Гагра”.
Это был его ежедневный маршрут.
Колоннада будет сильно повреждена в войну 92 – 93 годов. Возле нее будут стоять танки, один из них будет сожжен дотла. И будут лежать трупы.
Но Виктор сейчас такое и представить даже не может, для него это все – кино…
Просто спит
Виктор сидел в темном зале кинотеатра “Гагра” и смотрел кино. Это был фильм “Три плюс два”, пляжная комедия шестьдесят третьего года.
В те годы это был самый эротический фильм отечественного производства. Там у моря жили три голых красавца в черных очках (ветеринар, дипломат и физик), а с ними рядом две советские секс-дивы (по моде того времени они были чуть полноваты и чуть староваты).
И хотя все в этом фильме было абсолютно целомудренно, но зрители заводились всерьез. Лидер проката 1963 года, 35 миллионов советских зрителей.
Люди смотрели фильм с удовольствием, много и часто смеялись.
Виктор, наоборот, смотрел на экран с очень серьезным выражением лица, не смеялся ни разу.
Что он чувствовал, о чем думал и что вспоминал, по его лицу догадаться было нельзя.
А потом он уронил голову.
Он просто спал. Ночами на скамейке спать холодно, потому кинотеатр для него – место, где можно немного поспать.
Он спал и ничего не чувствовал, ни о чем не думал.
Мы – одна страна
Спустя несколько дней, 25 октября, Виктор сидел на своей скамейке и играл в шахматы с моложавого вида пенсионером.
На Викторе был старомодный пиджак, видимо принесенный из дома его товарищем по шахматам.
– Хрущев! – с горечью говорил пенсионер. – Отдал наш Крым Украине!
– А какая вам разница? Крым все равно наш, мы – одна страна.
– И то верно. Хохлы люди свои, русских не выдадут.
– Если что, они нам Крым в секунду вернут, – подтверждал Виктор.
– Хочешь, я тебе ботинки принесу? Что ты все в сандальках? Ночью-то как?
– Прекрасно! Не волнуйтесь за меня.
– И как же ты без вещей умудрился остаться?
– Я их в море утопил, – радостно отвечал Виктор.
И они оба смеялись.
Пенсионер верил, что это всего лишь шутка.
Самоуничтожение
Прошло еще несколько дней.
Ночью сидели на скамейке Виктор и пенсионер-шахматист. На том и на другом были почти одинаковые старомодные пиджаки, на Викторе – чужие ботинки. Пенсионер блестел в темноте очками.
Оба смотрели на светящиеся окна Серого здания.
Слова “бомж” тогда еще не было, и Виктор не знал, кто это такие и откуда они берутся.
Ничего страшного, скажем мы герою. Опыт этот очень быстро приобретается. Но, говорят, избавиться он него потом трудно…
– Шли бы вы домой, Максим Александрович, а то поздно уже.
– Разве я тебе мешаю?
– Давно один живете?
– Я привык. Это неплохая привычка.
Виктор поднял голову к небу, где много звезд. Но внимание его привлекла одна – яркая пульсирующая точка в черном небе. Она двигалась по кривой, потом как будто наткнулась на что и замерла на месте. А потом вдруг ярко вспыхнула.
И больше ее не стало на небе.
– Видели? – взволнованно спросил Виктор. – Вон звезда только что взорвалась!
– Где? Где? – беспокоился пенсионер.
Но никакой звезды он в небе не видел.
Виктор не знал, что пятого ноября 1964 года выполнил свою задачу советский разведывательный спутник “Зенит-2”. Но из-за неисправности тормозного двигателя снять его с орбиты не удалось. Космический аппарат был взорван на орбите системой самоуничтожения на высоте 265 километров.
ЭПИЛОГ или ПРОЛОГ
Октябрь 2009 года.
Магазин “Молоко” на Фурштатской улице в Санкт-Петербурге.
Старуха шестидесяти семи лет уронила сумку с продуктами.
Потому что ее нечаянно толкнул старик шестидесяти девяти лет.
– Что же вы, мужчина, под ноги не смотрите? – стала ругаться она.
– Извините, женщина, я нечаянно, – ответил он ей.
Они не узнали друг друга.
