Текст книги "Море. Сосны"
Автор книги: Михаил Угаров
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Могу посвистеть
И снова над головой у них было черное пространство со звездами, с Млечным Путем. Виктор поискал глазами спутник, но его сегодня не было видно.
Лика быстро присела и зажурчала.
А он стоял рядом, к ней спиной, но ничего не мог.
– Никак? – засмеялась она.
– Просто я не привык не один это делать.
– Я могу тихонько посвистеть, это помогает.
Она засвистела, а он засмеялся.
И вслед его смеху – упругая струя, которая гасится мягкой травой.
Он смеялся.
А потом оборвал смех, потому что понял – Лика плачет.
Пожалуйста, пожалуйста!
Лика горько плакала.
Он обнимал ее за плечи.
– Ничего, ничего. Я себе так сказал – да, измена. Но ведь никто об этом никогда не узнает. А я буду вести себя так, как будто ничего не было. Главное – никогда ничего не рассказывать. Потому что это – жестоко.
Не признаваться, и все. Даже если сильно напьюсь или разозлюсь на нее. И ты, Лика, так сделай. Скажи себе, что ни перед кем не виновата…
– Я не Лика! – зло размазывая слезы, сказала Лика.
– Да! – воодушевился Виктор. – Ты не Лика! Я не Виктор! Это
вообще не мы. И не с нами это было. Это главное, что нужно понять.
И все будет хорошо.
– Я не Лика, ты не понял?
– В каком смысле?
– У меня другое имя, не Лика. На самом деле меня зовут Ия. Только никому не говори, хорошо? Никто здесь об этом не знает.
– Ия?
И снова она плакала. Горько плакала, не капризно, от души.
Виктор лежал рядом на кровати, гладил ее руку, плечо, спину.
– Левана зарезали. Ножом по горлу. Он хотел кричать, но уже не мог. Только хрипел. А когда стал открывать рот, чтобы кричать, кровь пузырями пошла изо рта…
Виктор резко сел на кровати:
– Стоп! Кого зарезали? Кто? За что?
– Левана. За меня. Батал и Засым. За то, что он меня любил, а я его. За то, что он грузин, и ему говорили, не трогай Ию. А он смеялся. И они сказали – зарежем. Батал и Засым если скажут, то сделают. Они просто так не говорят. А он не верил. И мне не верил, что уезжать отсюда надо. Я поэтому к тебе и пришла – уезжать отсюда надо. А то меня зарежут.
И тебя зарежут, они знают, что я к тебе ходила и что ты со мной спал…
– Что? Что это еще такое – зарежут?! А милиция?
– Ихняя вся милиция, смешно даже думать.
– Подожди, ты за этим ко мне приходила?
– Ну. Я же тебя не люблю. Ты мне нисколько не нравишься. Я Левана любила. А к тебе пришла, чтобы ты меня увез отсюда.
– Не нравлюсь?
– Господи, да конечно же! Стала бы я минет делать мужчине, который мне нравится? Да никогда!
– А почему его нельзя делать тому, кто нравится?
– Дурак, что ли? Как он после этого ко мне относиться будет, если я вот так запросто?…
– Понятно, понятно… Что же делать?
– Бежать. Если они сейчас не придут, то день ты продержишься. Когда светло, никто не станет резать. А завтра ночь тебе точно не продержаться. И Астамур с ними, с Баталом и Засымом…
– Как бежать? Куда? У меня же путевка!
– Дурак, что ли?
И снова Виктор упал на кровать, он лежал пластом и ни слова не понимал из того, что она говорила.
– Пожалуйста, пожалуйста!…
Она опустилась на пол рядом с кроватью и начала целовать его ноги.
Виктор страшно удивился. Потому что, когда она целовала то место, где нет большого пальца, получалось, что он есть, только сейчас он у нее во рту…
Беглецы
Ночь. Кабина грузовика. Вокруг – черно.
Виктор и Лика ехали на попутке.
В те времена было такое понятие – “попутка”. Это тот, с кем тебе по пути, и он на машине. Стоит только попросить – и тебя отвезут, не взяв за проезд денег.
Конечно, иногда деньги просили, но таких было немного и про них “говорили”.
Это было самым обычным делом: поднял руку, никаких денег, просто “слушай, друг, подвези до…”. И друг везет.
Черноту над дорогой прорезали фары. Виктор сидел у двери с опущенным стеклом, и ветер развевал его волосы. Посередине сидела Лика, рядом с пожилым шофером.
– Какая ты веселая! – смеясь, говорил шофер.
– А то! В детдоме выросла, – будто хвастаясь, ответила Лика.
– С чего так, в детдоме-то? – опечалился шофер.
– Сдали меня туда. Отчим с матерью.
– А мать куда же глядела?
– Мать? Она вообще не глядела.
– А отец?
– Какой отец? Я в котельной родилась, а там четверо кочегаров, все на одно лицо – выбирай любого.
Виктор мог бы удивиться этому рассказу Лики. Но он почему-то и виду не подал. Сидел и смотрел вперед на дорогу, как будто эту историю он давно уже знает.
– Как тебя зовут-то, веселая?
– Инна.
– Ишь какое имя. В детдоме-то не обижали?
– Все время есть хотела. Еще старшие парни в трусы залезали…
Виктору стало неудобно, что она говорит такое незнакомому мужчине. И удивила ее интонация – так, обычное дело, ну залез в трусы, жалко, что ли…
Он покосился на Лику, но она на него даже не взглянула, как будто его не было в кабине.
Пожилой шофер тоже немного смутился, но Виктор вдруг заметил, как блеснули у шофера глаза. И по-мужски понял: напрасно она это сказала.
Некоторое время ехали молча.
Вдруг шофер спросил, кивнув на Виктора:
– А он тебе кто?
Спросил так, как будто они здесь вдвоем и Виктора с ними нет.
– Костик-то? – переспросила Лика. – Костик мне никто.
Виктор слушал их разговор, смотрел вперед в ветровое стекло. И даже не спрашивал – с чего это он вдруг стал Костиком?
Ехали, молчали.
И вдруг Виктор увидел, что у шофера только одна рука на баранке, левая. А правой не было.
Правой рукой шофер давно уже шуровал Лике по бедру. А та молчала, будто ее это дело не касается.
– Останови-ка, отец, машину! – сказал Виктор. – И давай выйдем, поговорить надо.
Шофер затормозил.
Виктор с шофером встали возле горячего капота.
Дядька вел себя мирно, почти по-отечески:
– Отступись, парень! Зачем она тебе такая?
– Какая? – спросил Виктор.
– Такая, – мягко ответил шофер. Не хотел произносить плохое слово.
Виктор пожал плечами:
– У меня в Ленинграде жена и двое детей, я вообще по путевке отдыхать приехал… – и зачем-то показал шоферу обручальное кольцо.
– Костик! – крикнула Лика, высовываясь в окно. – В кабине вообще-то одно место. Попутка на двоих – потеря скорости, в одиночку – быстрее. Давай лови другую попутку!
Виктор взял из кузова свой чемодан, подошел к дверце машины.
Стоял и молчал, как будто чего-то ждал еще. Как дурак.
– Давай так, – мирным голосом сказала Лика. – Встретимся на Афоне. Ага?
Юный техник
Утром Виктор мылся возле колонки, тер шею и лицо. Между ног у него было зажато полотенце, поодаль лежала железная дорожная коробочка для мыла.
С удовольствием он вытирался полотенцем, пытаясь совместить вытирание спины с утренней зарядкой.
Потом он сидел на камне и разбирал вещи в чемодане. Каждая вещь была завернута в отдельную газету. Он убирал туда полотенце и коробочку с мылом. Зубную щетку и жестяную круглую коробочку с надписью “Зубной порошок „Особый”, цена 10 коп. г. Гомель”.
Потом (уже на другом камне) Виктор завтракал.
В руках у него была толстая стеклянная бутылка с кефиром. Он проткнул большим пальцем розовую крышечку из фольги и стал пить. Кефир был густым и плохо лился, поэтому Виктору пришлось высоко запрокидывать голову. Потом он заел кефир кексом.
Потом долго смотрел вдаль, курил сигареты “Друг”.
Нервничал, ерзал на камне. Потом не выдержал, сунул руку в задний карман брюк, вынул то, что так его нервировало. Серый невзрачный пакетик, на котором написано “Презерватив – 2 шт. Баковский завод резиновых изделий, ст. Баковка Калининской ж/д”. На обратной стороне пакетика был проставлен маленький прямоугольный штамп “ОТК”.
Виктор аккуратно засунул пакетик под камень и подоткнул его еще ногой.
И успокоился. Достал из чемодана журнал “Юный техник” и стал его внимательно читать.
А мимо Виктора то и дело проносились поезда.
Все окна в вагонах были открыты, и люди махали руками Виктору.
А он им – нет. Он читал статью про путь советской автомобильной промышленности за сорок семь лет.
Полетное
Поселок этот назывался то ли Полетное, то ли Взлетное, точно Виктор не знал – указатели здесь были редкими и очень путаными.
Он шел по пыльной дороге. На нем были сандалии, в которые набивался песок, да еще чемодан сильно оттягивал руку.
Потом рядом с ним пошел паренек из местных. Как все местные пареньки (они называют себя пацаны), выглядел он на полные шестнадцать, хотя на самом деле ему наверняка тринадцать, а то и еще меньше. Говорил он некрасиво, с акцентом.
– Короче, – сказал паренек. – Там одна тебя ждет. Чтобы ты пришел.
– Куда пришел? – с раздражением спросил его Виктор.
– На Куйбышева.
Куйбышева Виктор, конечно, не знал.
– И Урицкого не знаешь? – спросил парень.
Виктор давно все уже понял – кто та самая она, которая его ждет, но все равно спросил:
– Она – это кто?
– Одна пираститутка, – ответил парень и засмеялся.
Тогда Виктор остановился, поставил чемодан на землю и очень серьезно спросил:
– А почему ты считаешь, что она проститутка?
Парень вылупился, помолчал.
– Не, не считаю, – подумав, ответил он. – Первый раз ее вижу.
– А зачем так сказал?
– Все так русских девок называют.
– Что, не любите русских? – спросил Виктор.
– Почему? – страшно удивился парень. – Просто так называем…
– А Куйбышева – где?
– Тама, тама, – с очень русской интонацией ответил парень и замахал руками вперед и влево, вперед и влево.
Тама
На улице Куйбышева стояла желтая бочка с квасом, возле нее очередь. Толстая женщина в несвежем белом халате и в тапках на босу ногу сидела на венском стуле и разливала квас. Литр стоил двенадцать копеек, большая граненая кружка – шесть, а маленькая – три копейки.
Лика пила квас за три копейки, а Виктор за шесть. Так делали все в парах: женщина пила маленькую, а мужчина – большую.
– ?Ну и как с шофером было? Понравилось? – лениво спросил Виктор.
– А что?
– В трусы ползал?
– С чего это?
– Я видел, как он тебе руку совал.
– Ну совал. Что такого-то?
– А зачем ты меня тогда из машины выгнала?
– Здрасьте! Ты сам сказал – останови, отец! Сам слез!
– А зачем ты ему сказала, что меня Костей зовут? И что я тебе никто?
– А ты и есть мне никто.
И снова они пили квас. Он большую, она маленькую.
– А про детский дом – это правда? Про отчима и кочегарку с кочегарами?
Лика допила квас, посмотрела на чемодан, который стоял между ними.
– Тяжелый? – спросила она.
Кто любит плохое
Виктор и Лика лежали на пляже. Лежали на жестких деревянных лежаках, которые им удалось захватить, потому что на пляже они с пяти утра, потому что они теперь бездомные. Чемодан стоял рядом.
Пот медленно стекал по их телам куда-то в очень щекотливые места.
Виктор терпеливо слушал, как люди рядом говорили: “Мы с Одессы”.
И ему становилось от этого беспокойно, хотелось поправлять людей: неправильно говорить с, надо из. Но он стеснялся вмешиваться в чужой разговор и поэтому терпел.
– Смотрите, смотрите! – закричали вдруг дети.
Виктор и Лика подняли головы. И все, кто был на пляже, смотрели в сторону моря, к горизонту.
Там на высокой волне гордо несся по морю “Метеор”, судно на подводных крыльях. Белая узкая ракета летела по морю стрелой, оставляя за собой высокий хвост пенной воды. Это чудо техники появилось совсем недавно, два года назад, и для многих оно было еще новостью.
Виктор (инженер!) приподнялся на локтях и быстро, горячо заговорил (как будто сдавал экзамен).
– Понимаешь, управление подводными крыльями осуществляется путем изменения угла атаки, – говорил он, больно хватая Лику за руку. – Или при помощи закрылков! А высокая скорость вызывает подъемную силу крыльев, и судно летит над водой!
– Сейчас этот “Метеор” налетит на подводный камень, перевернется и взорвется! И мы увидим это! И весь пляж увидит этот взрыв! – От волнения она прижала руки к щекам. – Здорово, а?
– Но ведь там люди. Они погибнут!
– Погибнут, – убежденно сказала Лика. – Но представь, сколько людей – все, кто сейчас на этом пляже, – на всю жизнь запомнят этот взрыв! И будут рассказывать знакомым, своим детям, дети будут рассказывать своим детям…
Виктор наклонился к Лике, отвел прядь волос с ее лица и спросил ровным голосом:
– Любишь плохое?
– А ты – хорошее? – засмеялась Лика.
Виктор даже и отвечать-то не стал, ну понятно же, все люди мира любят хорошее и не хотят плохого.
– И не скучно тебе? – спросила Лика.
– Да при чем здесь это: скучно – не скучно?! – разозлился Виктор.
А Лика накрыла ладошкой его губы.
– При том, – тихо сказала она.
Виктор со стоном уронил голову на деревянный лежак. От этого стало больно в затылке, но он и виду не подал.
Лика слегка пнула ножкой чемодан Виктора:
– А давай утопим в море твой чемодан?
Другое хотел спросить
Пирс на безлюдном берегу наполовину обвалился, но остались ржавые рельсы на сваях, обросших сырой зеленью и ракушками, в конце сохранилась еще бетонная площадка.
Вот тут-то они и встали.
Ветра совсем не было, и поэтому море по-особенному противно пахло йодом.
Они долго смотрели вниз, там вились под водой зеленые плети водорослей, а дальше сразу начиналась черная глубина.
– Вот здесь! – сказала Лика.
– Я не буду ничего никуда кидать! – твердо ответил Виктор. И взялся за ручку чемодана, как будто Лика хотела его отнять.
– Посмотри и выбери самое ценное. Одну-две вещи. Не больше.
– Там все ценное, – сказал Виктор.
Он открыл чемодан, откинул крышку. Каждая вещь в чемодане была аккуратно завернута в газету, а рубашки и майки – в серых бумажных пакетах. Виктор залез рукой в карман под крышкой чемодана и достал бумагу.
– Вот список вещей. Мне жена написала. Что здесь лежит. Валя считает, что я очень рассеянный.
– Она тебе чемоданы собирает?
– Моя мама тоже так делала. Женщины всегда собирают чемоданы.
Лика взяла из рук Виктор список:
– Почерк пятиклашки!
Раньше Виктора растрогал бы детский почерк жены, ненужная лишняя забота о нем. Но сейчас вдруг ему стало невозможно стыдно за нее.
– Нормальной почерк, просто женский, – сказал он ровным голосом.
– Ой, а вот, смотри! Смотри! Написано: одиколон. – И засмеялась.
Виктор еще раз подумал о том, как все-таки противно пахнет море – йодом и гнилью – и что совсем нет ветра…
– Ничего. – Лика погладила его по руке. – Мой бывший говорил “помажь меня креммом, а то обгорел…”. И мне нравилось. Я его никогда не поправляла. Потому что меня это очень возбуждало.
– Две буквы эм возбуждали? – хмыкнул Виктор.
– Не-а. А то, что он был глупым. Глупый мужчина, вот что заводит по-настоящему.
– А я? Глупый или умный?
Лика усмехнулась:
– Другое хотел спросить?
Виктор не ответил, смутился вдруг. А потом довольно грубо сказал:
– С какой стати? У нас с тобой ничего не будет. И не было!
– Странно, – мягко улыбнулась Лика. – А я помню вкус твоего члена…
Виктор хотел немедленно оборвать этот дурацкий разговор, но все-таки не удержался, спросил:
– И что за вкус?
Лика на этот его вопрос ничего не ответила, лишь усмехнулась.
И он пожалел, что спросил. Переспрашивать не стал. Захлопнул крышку чемодана. Поднял его за ручку. И бросил в море.
У них коллективный разум
Вечером они шатались по поселку, поскольку были абсолютно бездомные. Одно было хорошо – чемодан больше не оттягивал руку Виктора.
– А ты можешь идти не хромая? – спросила Лика.
– Не могу. Раздражает?
– Я потерплю, – вдруг миролюбиво ответила Лика.
Они сели на лавочку. Виктор купил Лике эскимо на палочке за одиннадцать копеек.
На соседней лавочке сидели две некрасивые девушки. Обнявшись, они задумчиво пели “А у нас во дворе есть девчонка одна”.
Эта песня была страшно модной в 1964 году, ее передавали по радио с утра до вечера. Она про то, что девчонка, в которой “ничего нет”, все равно очень нравится одному парню и он все время “глядит ей вслед”… Эту песню любили девушки, она на всю страну утешала тех, в ком “ничего нет”.
Вокруг гуляли люди, которых называли тогда “отдыхающие”. (Была такая категория приезжавших на юг.)
– Смотри, – засмеялась Лика, – всюду комплект: муж, жена и двое детей!
И действительно, так оно и было. По набережной плыла толпа, плыла стайками: два больших гуся (родители) и два гусенка. Два больших шли степенно, корпусом вперед, а два маленьких сновали между ними восьмеркой, норовили то убежать вперед, то отстать. И тогда их окликали: “Нина! Вова! Зайка, ты где?”
– А что тут смешного? – спросил Виктор, потому что у него была точно такая же семья в Ленинграде: он, жена и двое детей.
Дружная семейка, не сговариваясь, завернула к киоску с газированной водой.
– Четыре стакана, – сказала жена. – С вишневым!
– Она их даже не спросила, с каким они хотят сиропом! – зашептала Лика. – У них коллективный разум!
– Они хорошо знают друг друга, – ровным голосом отвечал Виктор. – Потому что внимательны друг к другу. Потому что любят друг друга.
– У тебя так же?
– Допустим, – ответил Виктор и тут же подумал, что это нехорошо, раз у него “так же”.
Муж, жена и двое детей дружно пили газировку с вишневым сиропом.
– Как ты думаешь, они спят друг с другом? – шепотом спросила Лика.
– У них двое детей.
– Я о другом. Можно спать с человеком, – Лика сделала ладошки направо, – а можно спать с человеком, – ладошки налево. – Я вот про что.
Виктор окинул взглядом мужа и жену. Прикинул варианты.
– Спят, – тихо ответил он. – И может быть, даже часто. Во всяком случае, ему бы так хотелось. А ей – не знаю…
И тут выражение лица его изменилось и голос тоже стал другим. Виктор кого-то зло передразнивал:
– Гасим свет! Мама, ты спишь? А, мам? Давай скорее! Все?
Лика засмеялась.
Она ждала, что и он сейчас рассмеется, но он молчал.
И тогда она спросила веселым голосом:
– Это ты сейчас как у тебя рассказывал?
– Ну да, – скучным голосом ответил Виктор.
Он встал со скамейки и быстро пошел по набережной.
Виктор не понимал, как он мог такое сказал про свою жизнь, про себя и жену Валю.
Валя бы сейчас сказала ему: “Предатель”.
Неизрасходованное тело
Лика догнала его, но он не хотел с ней говорить. Свернул в сторону, встал в очередь к киоску, где продавали сахарную вату на палочке.
Лика тут же встала в очередь за ним, почти уткнулась ему в спину.
– У тебя очень хороший живот. Внизу порос мягкой шерстью, – жарко зашептала Лика ему в шею. – Мне одна официантка говорила, очень развратная, что это место книзу от пупка называется “поляна любви”.
У тебя…
За Ликой в очередь встал солидный мужчина. Он слышал то, что говорила Лика, и не верил своим ушам.
– Замолчи! – не оборачиваясь, сказал Виктор.
– И это абсолютно никому не нужно! Ты доживешь до старости и все это так и останется никому не нужным!
Подошла очередь Виктора. Продавщица протянула ему вату на палке.
– Не надо ничего, – грубо сказал Виктор продавщице. – Я забыл деньги дома. – И вышел из очереди.
Лика пошла за ним.
– Мое тело нужно мне прежде всего для работы. Я работаю! – сказал он Лике. – Ра-бо-та-ю! И расходую его как надо.
Лика не стала спорить, и они долго молчали.
– Хорошо, – деловым голосом сказал Виктор. – У меня неизрасходованное тело. А у тебя – какое?
– Разочарованное, – быстро ответила Лика.
И потом, через паузу, засмеялась.
Жесткие уши
Поздним вечером, почти ночью, они оказались у фонтана.
Лика вдруг встала на цыпочки, взяла Виктора за голову и прижала ладонями его уши. А потом восхищенно сказала:
– Какие у тебя жесткие уши!
И он засмеялся.
Его вдруг охватила волна страшной гордости за свои жесткие уши. В этот момент Виктор, конечно, понимал, что он полный идиот, но от этого тоже возникала какая-то особая радость.
Я умею драться!
За рулем грузовика сидел мордастый парень в майке. Рулил он с форсом – ладони лежали на баранке, а пальцы были отставлены в стороны веером.
– Поссать по-человечески, – объяснил он ситуацию пассажирам и затормозил со свистом, резким упором.
На дороге Виктор достал пачку сигарет “Друг” (с овчаркой на коробке) и закурил.
Ночь была темная, со звездами. Душная ночь с тошнотворным запахом трав, со звоном неведомых насекомых в траве.
Докурил сигарету и бросил ее. Огонек по дуге пересек дорогу и исчез в придорожной канаве.
Виктор завернул за машину и увидел, как шофер и Лика обнимаются.
Это были не объятия, это была борьба. Парень придавливал ее к грузовику, задирал юбку, совал руку между колен.
А Лика вцепилась руками в его широкие плечи, отталкивала и коленей не разжимала.
Все это происходило в полной тишине – и шофер молчал, и Лика молчала. Не кричала, не звала на помощь Виктора. А молча и уверенно его отталкивала, а точнее – просто удерживала его на определенном расстоянии.
Шофер понял, что с ним просто играют в “разожми коленки” и игра эта может продолжаться еще долго. А это (долгая возня) в планы парня не входило. От возмущения на его шее надулась вена, и он уже высвобождал руку, чтобы ударить ту, которая толком не дается, а лишь дразнит.
Он не успел, потому что Виктор схватил парня за плечо и рванул на себя. Парня развернуло, теперь он оказался лицом к Виктору.
Виктор видел глаза парня, разом ставшие очень маленькими от злости. И видел глаза Лики, какие-то мутные, как будто подернутые пеленой, немного расфокусированные. И этот ее взгляд поразил Виктора, она ведь вовсе была не прочь на самом-то деле…
Само по себе напряглось плечо Виктора, отошел назад локоть, и сам он не понял как, но вдруг сжатый кулак точно впечатался в лицо шофера.
И тот упал на землю. Наверное, больно упал, потому что слишком уж высоко взлетели вверх его ноги.
Парень встал на четвереньки, замотал головой, заматерился.
Кулак у Виктора онемел от боли.
Шофер, шатаясь, поднялся с корточек и метнулся куда-то в темноту, за машину.
Лика прижала ладони к щекам, у нее горели глаза.
Тут же из темноты вылетел шофер, в руках у него была монтировка.
А Виктор стоял, смотрел на парня и не верил, что тот ударит его железной палкой.
Парень и сам колебался.
Так и стояли, пока это взаимное стояние не стало для них невыносимо. Виктор понял: все-таки ударит.
И тогда для Виктора наступил последний момент, после которого все стало бы бессмысленным.
Виктор подпрыгнул на месте, крикнул. Крикнул как-то высоко, неестественно для мужчины. Нога сама пошла вперед (та самая, где нет большого пальца) и ударила парня в грудь.
Из парня с хрипом вылетел воздух, и он завалился на спину.
Виктор пнул его в бок, отчего у парня дернулись ноги и он стал подтаскивать колени к животу.
Еще один удар носком в бок был как приказ, и шофер перестал сворачиваться, вытянул ноги – это была знаковая поза лежачего, которого уже не бьют.
– Наступи ему на горло, – сказал Лика.
– Что? – обернулся Виктор.
– Наступи и не спрашивай!
И Виктор наступил парню на горло. Бережно, не надавливая и не прижимая, а просто так – его просили, и он сделал.
Парень вытаращил глаза от страха и затих.
Виктор и Лика пошли по темной дороге, оставляя за собой машину с распахнутыми дверцами и лежащего на земле шофера. Тот лежал на спине и смотрел в звездное небо. Лежал спокойно и не понимал, зачем нужно вставать?
Если смотреть из будущего, то с парнем этим самый простой вариант. Его не станет уже через полгода. Найдут мертвым в кабине заглохшего грузовика, голова упала на баранку. В милиции запишут так: отравление некачественным алкогольным продуктом.