Текст книги "Успех (сборник)"

Автор книги: Михаил Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Галакт продолжал молчать.

– С другой стороны, 404-й сектор – это же синекура. Скорее всего, вы вообще не появлялись на своей базе, а приятно проводили время в каких-нибудь ваших галактических столицах. И вдруг бац! Населённая планета! Новенькая цивилизация! Ваш статус резко меняется. Вы бросаетесь сюда, и…

– Я отказал вам в приёме в Галактическое Содружество, – наконец, соизволил что-то сказать галакт. – Теперь в моём секторе, как вы выразились, только пустые планеты и облака газа. И я опять могу вести тот образ жизни, который меня устраивает. А не торчать на этой дурацкой базе.

– Нет, не в том дело, – Леонид Иосифович откровенно ухмыльнулся: разговор шёл примерно так, как он думал. – Отказ землянам в приёме создаёт вам проблемы. Есть же финансовые интересы. Информация о Земле уже распространилась в заинтересованных кругах. Безналоговая зона – это всегда привлекательно. Кто-то уже выделил деньги, составил бизнес-план… И вдруг такой афронт. Какой-то проворовавшийся неудачник…

По телу галакта пробежала дрожь, и Малкин тут же сбавил тон.

– Но, насколько я понимаю, ваше решение считается окончательным. Формальных поводов его оспорить вы не дадите, уж настолько-то вы разбираетесь в делах. В любом случае, им придётся искать к вам какие-то подходы. Сначала, наверное, попробуют решить дело через ваше начальство. Но вы ведь упрётесь: терять-то вам нечего… Значит, договариваться придётся с вами лично. Чего вы захотите? Просто денег? Участия в прибылях?

Галакт молчал.

– В любом случае: вы хотите получить взятку. Большую взятку. А поскольку, как я уже сказал, терять вам нечего, вы играете по крупной.

– Даже если так? – галакт чуть шевельнулся.

– Думаю, что ваши планы таковы. Вы уже давно подумываете об отставке. Но для этого вам нужен постоянный источник дохода. Не одномоментный куш, а дойная корова. Земля вполне подходит: безналоговая зона с хорошими перспективами – это золотое дно. Осталось понять, как именно вы собираетесь нас доить. Что вы хотите получить с Земли в качестве платы, чтобы уйти с дороги?

– Пятьдесят процентов земной поверхности в мою собственность, – спокойно сказал галакт. -

– Пятьдесят процентов? Вы хотите сказать – пять процентов? – переспросил Малкин.

– Я сказал – пятьдесят. Плюс некоторые эксклюзивные права. Это можно оформить как бессрочную аренду. Торговаться я не намерен. Вы, Малкин, доведёте это до сведения земных правительств. Учтите: у вас нет и не будет никаких доказательств. Если вам поверят, я решу вопрос с вашей планетой лет за триста. Если нет – что ж, значит, вам не повезло. У меня много времени. Я могу оттягивать решение вашего вопроса почти до бесконечности, даже если на меня будут давить с самого верха. Я – Генеральный Инспектор, и в своём секторе принимаю решения самостоятельно. А вопрос с Землёй не так важен, чтобы ради него…

– Десять процентов, и покончим с этим, – ответил Малкин. – Мы тоже можем быть упорными. Земляне и их правительства уже смирились со своим положением. А вот на вас обязательно будут давить. Кроме того, цивилизация, узнавшая о существовании Галактического Содружества, и не принятая в него, может стать источником проблем… хотя бы информационных. Рано или поздно мы найдём способ довести до Галактики правду. О том, что совершается чудовищная несправедливость. В Галактике наверняка есть свои СМИ…

– Они нам подконтрольны и не представляют опасности, – проскрипел галакт.

– Они подконтрольны вашей системе, но не вам лично, – отрезал Малкин. – А вы – хороший кандидат на козла отпущения. В самом крайнем случае номенклатурных всё-таки выдают, и тогда уж навешивают на них всех собак. Вы можете сопротивляться очень долго, но в конце концов пойдёте под суд. И тогда система начнёт работать против вас. Сколько всего на вас спишут…

– Всё это пустые угрозы. Но я готов подумать о сорока процентах, – после длительного молчания ответил галакт. – И это последняя цена. Для того, чтобы обеспечить себе приемлемый уровень жизни, мне нужны средства. Если я их не получу, я не изменю решения.

– Нет, – Малкин чуть подался вперёд, – вам ведь не нужно столько земли. Признайтесь: вы просто перестраховываетесь. Земная поверхность нужна вам для размещения офисов компаний, технологичных производств, и так далее, так? Я представляю себе эту кухню. Вам хватит и пятнадцати процентов, если будете брать лучшее…

– Земляне – удивительно противный народишко, – прошипел галакт. – …Тридцать процентов. Тридцать процентов, или я сейчас же выкидываю вас в космос!

– Что ж, – проворчал Малкин, – тридцать процентов – это ещё как-то обсуждаемо. Но ведь земельная собственность находится в основном в частных руках…

– Это меня не волнует, – галакт заметно успокоился. – За триста лет вопрос можно решить. Я бы порекомендовал провести всепланетную национализацию, а потом объявить о приватизации. Я буду участвовать в разделе через подставных лиц – это вы организуете сами. И помните, решение вашего вопроса зависит от меня, и только от меня. Даже если бы вы каким-то чудом свяжетесь с моим начальством, и попробуете обвинить меня…

– Знаете, что мне не нравится в вашем предложении? – Малкин неожиданно встал и сделал шаг в сторону галакта. – Сроки. Триста лет – пустяки по вашему времени, но лично я к тому моменту уже умру. Так что доступ к галактической медицине для меня, знаете ли, жизненно важен, – он сделал ещё один шаг вперёд.

– Невозможно, – отрезал галакт. – После того, как моё заключение пойдёт руководству, минимальный срок пересмотра – триста-четыреста лет. Я могу сократить его до двухсот, если очень постараюсь. Но это всё, что я могу вам предложить.

– А теперь резюмируем, – старик подошёл совсем близко к чёрной матрёшке. – Итак, вы пытаетесь ограбить беззащитную планету, волею случая оказавшуюся в вашей власти. Наверняка вас уже ловили на чём-то подобном – иначе бы вы не оказались в 404-м секторе. Вы это знаете, и все это знают. Но вы уверены, что никто, включая ваше непосредственное начальство, не пойдёт на скандал. Я знаю логику бюрократов: они предпочтут терпеть вас и дальше, нежели со скандалом пересматривать ваше решение. Потому что пересмотр решения одного чиновника ставит под сомнение всю систему. Ваше положение, таким образом, почти неуязвимо…

Галакт издал звук, похожий на хмыканье.

– Но есть ещё один выход, – старик сунул руку за пазуху. – Чёрт, не умею я этого… Но придётся.

В дрожащей руке старика тихо тявкнул маленький, почти игрушечный пистолетик.

В теле господина Генерального Инспектора образовалась аккуратная красная дырочка. Потом внутри что-то глухо ухнуло, и чёрная матрёшка с бульканьем осела, как подтаявший сугроб.

– Сработало, – смотря куда-то вверх, констатировал Леонид Иосифович. – Никогда бы не подумал, что до этого дойдёт…

Прямо перед ним засеребрился воздух, и прямо перед Малкиным повисло большое чёрное яйцо. Стандартное тело галактического чиновника крупного калибра.

– А-а, высокое начальство пожаловало, – без удивления сказал старик. – Кстати, вы здесь вживую, или всё-таки изображение?

– Изображение, – после некоторой заминки сказало яйцо.

– Ну ладно. Кстати, кто вы? Когда мы с вами говорили в прошлый раз, вы так и не представились.

– Я – Куратор третьей секции Внешней зоны ответственности. Сектора, начиная с четыреста второго и кончая пятьсот шестьдесят седьмым. К сожалению, пресловутый четыреста четвёртый…

– В зоне вашей компетенции. Понятно. Сочувствую.

– В частном порядке, – заметило яйцо, – я хотел бы вас поблагодарить за хорошо проведённую операцию. Запись ваших разговоров пойдёт наверх. На самый верх. У нас были серьёзные проблемы с этим существом. Что поделать. В семье не без урода, как говорят у вас на Земле… Когда-то он подавал большие надежды, – добавил Куратор, – пока не связался с финансовыми спекулянтами с Фомальгаута. Очень жаль.

– А что вы намерены с ним делать дальше? – Малкин покосился на то, что осталось от господина Генерального Инспектора.

– Как вы понимаете, он будет оживлён, а тело восстановлено, – ответило чёрное яйцо. – Вы ведь не думали, что сможете убить его на самом деле?

– Нет, конечно, – улыбнулся Малкин. – Я бы, наверное, иначе и не смог… Но ведь оживление и восстановление займёт какое-то время?

Яйцо качнулось в воздухе, изображая кивок.

– И немалое… – протянул Малкин. – А тем временем его обязанности будет отправлять какой-нибудь врио. Поскольку же доклад по Земле ещё не представлен, вопрос с Землёй будет решать именно зам…

– Не будем об этом, – перебил его Куратор. – Это наши проблемы. Могу только ещё раз заверить вас в том, о чём мы говорили тогда – Земля очень скоро станет полноправным членом Содружества… И не забудьте, кстати, оставить пистолет здесь. Следствие будет идти под нашим контролем, но всё же может возникнуть вопрос, каким оружием убит Генеральный Инспектор. Наши тела довольно прочные. Во всяком случае, никакое земное оружие не смогло бы…

Малкин взял пистолет за рукоять, и осторожно опустил на пол.

– Вот так хорошо. Когда будет нужно, он самоуничтожится. Потом корабль сядет на базе, и там вас арестуют.

– Ну да. Я даже знаю, что мне дадут. За попытку убить галактического чиновника такого ранга полагается, насколько я помню ваш Уголовный Кодекс, от семисот до тысячи лет заключения.

– Скорее всего, вам дадут тысячу: это же всё-таки Генеральный Инспектор. Я, конечно, похлопочу, чтобы скостили хотя бы лет двести, но…

– Да не стоит трудиться, – махнул рукой Малкин. – Теперь о моих условиях. Как вы утверждали, тюремная медицина у вас на уровне? Мне хотелось бы дожить до конца срока без проблем со здоровьем…

– За это можете не беспокоиться, – старику показалось, что чёрное яйцо добавило в голос гомеопатическую дозу иронии. – Вас будут регулярно омолаживать. Со своей стороны я постараюсь сделать условия вашего заключения более или менее сносными. Вам выделят для отсидки участок территории на планете землеподобного типа. Пять-шесть квадратных километров. Больше, извините, не полагается, это же всё-таки заключение… Кстати, может быть, вы хотите провести часть срока на своей планете? После приёма в Содружество это станет возможным.

– Пожалуй, соглашусь. Присмотрите мне какой-нибудь маленький островок в Карибском море… Ещё один вопрос. Насколько я понял, галактическое право требует, чтобы были наказаны и мои сообщники. Ведь кто-то же снабдил меня скафандром, толкателем… Я бы хотел дать показания следствию.

– Можете дать их сейчас… Насколько я понимаю, всё это ваши друзья?

– Ну, не только, – Малкин замялся. – Я ведь тоже иногда задумываюсь о… о своём будущем, – он опасливо покосился на тушу неудачливого взяточника. – В общем, перед тем, как согласиться на ваше предложение, я поговорил с некоторыми людьми. Мне же нужны были спонсоры.

– Которые сообразили, галактические технологии омоложения в любом случае придут на Землю не скоро, и поначалу будут стоить очень дорого. Так что уж лучше воспользоваться услугами нашей тюремной медицины. Особенно если вы не можете долго ждать… И почём же вы продавали места в нашей тюрьме? – на сей раз ирония в голосе собеседника была отнюдь не гомеопатической.

– Ну, в общем, мне пообещали… некую сумму, – осторожно сказал Леонид Иосифович. – Слава Богу, на Земле ещё не перевелись миллиардеры… Плюс к тому одна женщина. Кинозвезда, кумир моей молодости. Сейчас старушка, порок сердца, то-сё. Но если вы вернёте ей её двадцать пять… За это она согласна на всё. Даже на моё неназойливое общество.

– Короче говоря, вы намерены провести свой срок в приятной компании. Что ж, в таком случае не будем откладывать. Корабль уже подходит к базе. Кстати, подумайте ещё вот о чём. Нам придётся оживить Инспектора, и вернуть ему полномочия. С вашего сектора мы его, конечно, уберём: нам не нужны лишние проблемы. Уберём куда-нибудь, где вообще нет никаких планет. Соответственно, его место остаётся вакантным. Мы обычно стараемся не назначать на инспекторские должности местных уроженцев, но здесь особый случай… В принципе, никто не мешает вам подготовиться к подаче заявки на конкурс. Если вы хорошо подготовитесь…

– Я подумаю, – осторожно сказал Леонид Иосифович, – предложение, конечно, лестное… Просто мне сложно представить себе, как я буду разгуливать в таком виде. Мне дорог мой желудок, да и прочие части тела… Хотя за тысячу лет простые человеческие радости могут и надоесть…

– Думайте, у вас на это будет время, – чёрное яйцо исчезло, не попрощавшись.

Малкин тяжело вздохнул, пнул ногой орудие убийства, и сел поудобнее, ожидая ареста.

Семейное дело

Одолевший дракона сам становится драконом.

Старинная легенда

Германия, Франкфурт-на-Майне, 1885

Собственный дом господина Мартина Брюмеля, виноторговца

Затрещина. Затрещина. Ещё затрещина.

Мальчик шмыгнул носом, проглатывая сопли вместе с юшкой: тяжёлая отцовская рука первым же ударом отворила сосуды в носу.

Господин Мартин Брюмель внимательно посмотрел на сына. Пожалуй, можно добавить ещё парочку горячих.

Раз. Раз. Раз.

Мальчик упал. Мелькнули тонкие ножки в чулках.

Господин Брюмель пнул ногой тщедушное тельце.

– Встань, уродец, когда с тобой разговаривает твой отец!

Сын, пошатываясь, поднялся с пола. Мартин Брюмель с отвращением посмотрел на свою плоть и кровь. Хилое, ни к чему не пригодное тело. И такой же никчёмный умишко. Господин Брюмель уже заранее ненавидел эту тощую, прыщавую человеческую оболочку.

Хорошо хоть, на Поединке с ним не будет лишних хлопот. Если, конечно, гадёныш доживёт до Поединка. И если он окажется к нему способен. Парню четырнадцать лет, а у него до сих пор не растёт борода. Да что там – даже пух на щеках не пробился. А если он так и не созреет? Бывают же евнухи от природы… Что тогда? Снова жениться, заводить ребёнка? Поздно, да и хлопотно. Придётся всё-таки иметь дело с тем, чем одарила его мать-Природа и фрау Маргарет Брюмель, царствие ей небесное…

В результате всех этих размышлений маленький Герман получил ещё одну затрещину.

– Скажи Марте, чтобы сварила мне кофе, и принеси его мне, ты, свиная задница, – наконец, милостиво разрешил господин Брюмель. – И пошевеливайся!

Мальчик всхлипнул и побежал на кухню.

Виноторговец склонился над бумагами.

Королевство Румыния, Валахия, 1896

Сельская местность.

Герман Брюмель стоял в придорожной канаве, сжимая короткий нож. Вокруг валялись обломки экипажа. В лунном свете поблёскивал обитый медью обод колеса. Лошадиная туша валялась посреди дороге, из разорванного горла в пыль натекла тёмная лужа.

Шансов было мало: волк был всего один, но старый, матёрый, а в голове у Германа всё ещё гуляла выпитая ракия. Надо было, конечно, остаться у Дербяну, а не нестись на ночь глядя к этой глупой певичке…

Ах, как нелепо всё получилось. Как некстати.

Волк подобрался ближе. Жёлтые глаза зверя светились в темноте.

Герман переложил нож в левую руку. Так удобнее.

Волк раскрыл пасть и издал какой-то странный звук. Потом звук повторился, и Герман почувствовал, что его напомаженные кудри встают дыбом.

– В-в-вы…

Волки так не воют. А вот волкодлаки – может быть.

Герман крепче сжал нож, впервые в жизни пожалев об отсутствующем нашейном кресте. Здесь все ходят с большими серебряными крестами. Говорят, что это помогает от оборотней. Чего боятся оборотни? Креста… молитвы… жаль, что он не знает ни одной молитвы. Серебра, чеснока… Или это относится к вампирам? Чёрт, не разберёшься в этих деревенских суевериях. Проклятая ракия.

Или это не ракия, а бред? Когда он бежал из дому, ему приходилось прятаться на чердаке рыбного склада. Приходилось воровать подгнивающую рыбу и жарить её на костре из щепок. Иногда он заболевал. Тогда всё вот так же вертелось перед глазами, а потом он слышал шаги, это были шаги отца, который пришёл за ним, чтобы отвести его в ад для плохих детей, и от этого делалось так страшно, что он кричал, кричал, кричал, пока оставалось хоть немного сил…

Нет, это всё происходит на самом деле. Он действительно стоит здесь, у него в руке нож, перед ним – волк. Который пытается заговорить с ним. На плохом немецком.

– В-в-вы… зыыы… ввваю-ю…

Это было настолько абсурдно, что Герману вдруг стало весело.

– Так ты волкодлак? Ты меня вызываешь? На дуэль, да? Хорошо, я готов. Иди сюда, серый.

Небеса качнулись. Хмель вылетел из головы. Герман внезапно увидел окружающий мир неподвижным, маленьким, и очень чётким.

Ночь. Пустая дорога. Луна. Нож. Волк.

Герман взмахнул ножом.

Волк прыгнул.

Королевство Румыния, Валахия, 1899

Владение господина Георгиу Караджале. Усадьба, второй этаж, библиотека.

Коротко и пронзительно свистнула сталь.

Отрубленное серое ухо шлёпнулось на стол, испачкав кровью старинный пергамент.

Старик рассмеялся. Кисти шёлкового халата заколыхались.

– Ты плохой боец, – почти спокойно сказал он волку. – В других обстоятельствах ты уже был бы трупом.

Забившийся в угол зверь заворчал и попытался пошевелиться. Сабля опять свистнула.

– Сиди уж. Ты вызвал меня на Поединок, и я теперь связан. А ведь мне совсем не хочется натягивать на себя твою шкуру…

Волк дёрнулся, сабля описала полукруг – в трёх дюймах от серой морды.

– …чтобы меня потом затравили собаками вонючие крестьяне, – закончил старик. – К сожалению, я сам научил их, что делать с волкодлаками. А мой сын всё ещё ребёнок… Что же мне с тобой делать? Может, ты мне что-нибудь присоветуешь?

Волк оскалил зубы. Шерсть на загривке встала дыбом.

– Скорее всего, ты пришёл ко мне сам. Мои дорогие соплеменнички прислали бы бойца получше, если б знали, что я вернулся. Правда… – сабля описала в воздухе затейливую восьмёрку, заставив волка ещё глубже вжаться в угол, – кое-кого из лучших я уже… – старик осторожно, крохотными шажками, наступал, ни на миг не теряя бдительности, – прикончил. Без всякого Поединка. Их отлавливали и казнили мои воины. Обычно на колу. Некоторых сначала поджаривали, – ещё одно осторожное движение, – на медленном огне, это тоже приятно… Я ненавижу нашу породу, и намерен истребить её всю целиком…

Волк прыгнул прямо на острие сабли.

Лезвие вошло в брюхо, но жёлтые кривые клыки всё-таки дотянулись до горла.

Тело старика растаяло в воздухе, не успев коснуться пола. Через несколько секунд от него осталась груда тряпья. Последним исчезло красное пятно на рукаве халата.

Раненый волк лежал на боку, и смотрел, как с лап сходит шерсть.

Центральная Африка, 1974

Господин Герман Брюмель, профессор, доктор филологии, почётный председатель Немецкого филологического общества, автор пятнадцати монографий (включая знаменитое «Введение в индоевропейское языкознание», по мнению специалистов – сравнимое по значению с классическими трудами Мейе и Семереньи), и более сотни статей, посвящённых различным вопросам индоевропеистики, выхватил пистолет, и, почти не целясь, нажал на спуск. Бурое пятно в зелени дёрнулось и исчезло. Профессор на всякий случай выпустил ещё пару пуль куда-то в зелёную кашу: дикари имели скверную привычку нападать скопом. Послышался шум падающего тела и гортанные крики.

Профессор шёл – точнее, пробирался – вдоль узкой просеки, прорубленной в живом зелёном мясе. Высокие шнурованные ботинки по щиколотку утопали в мягком, пружинящем переплетении растений – травинок, усиков, лепестков, длинных корней, намертво сцепившихся друг с другом. Эта травяная сеть была довольно-таки коварной: уже дважды он чуть было не попал в хорошо замаскированные ямы-ловушки, вырытые унгклеле на дороге к логову дракона.

В принципе, унгклеле – вполне мирные люди. Не беззащитные, разумеется (беззащитные перевелись в этих местах ещё в допотопные времена), но, в общем, мирные. По крайней мере, они не вооружены поголовно «калашниковыми», которые теперь гремят по всему контитенту, разнося весть о «деколонизации», «третьем пути», «движении неприсоединения», или как они там ещё это называют. Господин Герман Брюмель уже успел насмотреться на таких – с русским автоматом за плечами и американской полевой рацией за поясом. Обе сверхдержавы исправно снабжают дикарей всем этим добром. Попросту говоря, бесцельно швыряют миллионы долларов в сырые вонючие джунгли и болота. Лучше тратили бы эти деньги на ракеты, раз уж они так любят ракеты. Вложения в прогресс рано или поздно окупаются. А вот вложения в регресс рано или поздно приводят к большим неприятностям. Эти обезьяны ещё себя покажут.

Та-ак, кто-то натягивает тетиву. Стрелять? Пока рано. К тому же, судя по ощущениям, дикарь целит в грудь. Попадёт в плечо или ниже…

Стрела клюнула в предплечье и отскочила. Профессор решил, что бронежилет, несмотря на свою тяжесть, в общем, не лишняя вещь.

Ещё три пули, выпущенные в джунгли, тоже оказались не лишними: кто-то громко завопил, а следующая стрела ушла далеко вверх. «V moloko», как говорил в таких случаях русский инструктор, у которого профессор год назад брал уроки стрельбы. Инструктор был очень толковый, хотя брал недёшево, к тому же пил дрянной бренди, и, пьяный, грязно ругался по-русски. Господин Герман Брюмель на дух не переносил русской брани: он провёл четыре года в советском концлагере, о чём сохранил самые неприятные воспоминания.

А вот и дерево. Здесь можно отдохнуть. Только недолго: дикари рядом, сейчас будут стрелять. Примерно оттуда…

Ага, вот они где.

Пиф-паф. Ещё один труп.

Инструктор, помнится, очень удивился, когда почтенный профессор лихо уложил тремя выстрелами четырёх крыс в тёмном подвале. Ну не объяснять же ему, что одно дело – мишени, и совсем другое – живые создания. Живое чувствуется на расстоянии, инстинктивно…

Хорошо, что большая часть инстинктов убийц передаётся, так сказать, вместе с телом. Плохо, что это не касается знаний. Герман очень дорого заплатил бы за кое-какие сведения, касающиеся его народа. Увы. А ведь когда-то у убийц была даже своя литература.

Опять стрела. Мимо. Не будем суетиться, побережём патроны.

Всё-таки огнестрельное оружие – очень интересная штука. А ведь раньше Герман долго не хотел даже брать в руки эти некрасивые, плюющиеся свинцом железки. Потому-то он и предпочёл провести войну в стенах аудитории, а не в окопе. Конечно, надо было и поберечься: бомбы не различают людей и убийц. Но настоящей причиной была всё-таки эстетика – стрельба представлялась ему вульгарнейшим занятием. Это, впрочем, не спасло его от лагеря. Но всё-таки…

А ведь высадили его здесь чертовски удачно. Через земли такара или мбоо белому человеку не пройти и мили. То есть убийца, может быть, и прошёл бы – но всё же неоправданный риск… – профессор ощутил знакомое гаденькое чувство, нечто среднее между страхом и жалостью к себе, но тут же его подавил. Человеческое, слишком человеческое. Каждый раз приходится напоминать себе: я не человек, я убийца… И всё-таки, положа руку на сердце: насколько же приятнее сидеть в университетской библиотеке! Или хотя бы в «Сарацине», за кружечкой пива. Правда, сейчас в «Сарацине» стало неуютно: студенты совсем потеряли совесть. Однажды они повесили над барной стойкой красный флаг.

Профессор кожей почувствовал, как натягивается тетива. На этот раз целят в голову – и не промахнутся.

Упасть. Перекатиться. Ещё одна пуля. Ещё один труп.

Нет, унгклеле, конечно, не воины. По сути дела, это ведь даже и не племя. Скорее – нечто среднее между профессией и стратой: потомственные жрецы местночтимого божества. Что-то вроде левитов, если с чем-то сравнивать. Упражняться в военном искусстве им незачем: в случае чего соседи будут иметь дело с драконом… Мирные люди, пользующиеся огромным уважением у окрестных племён – как шаманы, предсказатели будущего, а также как непревзойдённые врачи. Говорят, в последнее время они даже научились делать бизнес на своих снадобьях. Всё-таки капиталистические отношения естественны: когда людям есть, что предложить рынку, они предпочитают нормальный капитализм бессмысленным левацким закидонам.

Леваки. Он даже пытался читать какие-то их сочинения. Бред. Очевидный бред, насаждаемый большевиками. В сущности, коммунисты не хотят даже мирового господства. Это слишком рационально для них. Они хотят, чтобы все сошли с ума. Безумие – вот их подлинный идеал. Профессор вспомнил свою единственную статью на политическую тему – «Советская риторика с точки зрения науки о языке». Они отказались её печатать в университетском сборнике. Ну разумеется, никому не хочется портить отношения с левацкой кликой. Но всё же, всё же – неужели им не понятно, что, заигрывая с Советами, они сами роют себе могилу?

Сколько там осталось до логова? Километра полтора, как минимум.

А что будет, кстати, если дракон попытается драться всерьёз? Впрочем, не будет же он убивать господина Брюмеля? Учитывая все обстоятельства, это было бы крайне нелепым поступком… Правда, он может попытаться его пленить и передать унгклеле, которые его и прикончат… Дракону-то Поединок к чёрту не задался. Живёт себе и живёт, никому не мешает. Это он, Герман, пришёл по его тело…

Но другого выхода нет. Очень жаль, но дракона придётся убить.

А туземцы-то, между прочим, смылись. Побежали, небось, под защиту своего живого бога? С них станется…

До чего же он мало знает! Разве что удастся поговорить с драконом до Поединка. Вот интересно: осознаёт ли тот всю иронию ситуации? Это, конечно, зависит от того, кто он. Интереснее было бы иметь дело с существом, причастном европейской культуре – тогда, может быть, его удастся разговорить. С другой стороны, убивать неевропейца как-то проще. Забавно получится, если дракон окажется русским: оба условия будут соблюдены в точности…

А ведь возможно, подумал профессор, дракон вообще никогда и не был человеком. Как же тогда его вызвать на Поединок? С этим могут быть проблемы…

Герман уловил краем глаза едва заметное движение. Упал. В прыжке ушёл под защиту дерева. В падении успел достать пистолет. Замер.

Ага, это он.

Сам пришёл.

Из сплошной зелёной стены зарослей выметнулась маленькая голова на длинной шее, украшенной костяным гребнем.

По старокитайской классификации – жёлтый земляной дракон. Редкое существо.

Профессор машинально отметил, что в уголках рта рептилии поблёскивают два золотых пятнышка – этакие крошечные блестящие щёчки.

Янтарные глаза мигнули.

– Представься, – сказал дракон на неплохом английском. Он говорил довольно быстро, с едва заметным присвистом и пощёлкиванием на конечных согласных.

– Я – Герман Брюмель, убийца, – представился профессор. – Я вызываю тебя на Поединок.

Что-то изменилось. Всё та же тропинка, всё та же жирная блестящая зелень, всё тот же воздух – сырой и тяжёлый, как мокрая простыня. Но профессор почувствовал, как между двумя телами что-то натянулось. Невидимая связь, которую можно разорвать только одним способом.

– Брюмель? – заинтересовался дракон. – Где-то я слышал эту фамилию… Ну да теперь это неважно. Прежде чем мы начнём, хотелось бы спросить: зачем тебе понадобилось моё тело? Я старенький, к тому же живу в сыром болоте. Что, в Европе нет других убийц?

– Практически не осталось, – вздохнул профессор.

– А сам ты на что? Дети-то есть? – поинтересовался дракон.

– Ты европеец? – Герману остро захотелось сменить тему.

– Можно сказать и так, – дракон зевнул, показав неожиданно маленькие клычки и розовый раздвоенный язык. – Сейчас мне уже лет четыреста с хвостиком, пожил в разных телах, так что теперь я, наверное, космополит… Это тело, правда, сильно старше меня. Ему, небось, уже веков семь натикало. Драконы живут долго. За это мы их и любим. Но учти: я на пределе. В лучшем случае ты получишь старую, дряблую тушу, в которой и издохнешь лет через сто, как бы не раньше…

– Если бы у меня был выбор, – честно сказал профессор, – меня здесь не было. Но, видишь ли, ты – единственный убийца, которого я смог отыскать. Ничего личного.

– А откуда такая спешка? Тебя что, преследуют? Какая-нибудь организация, готовая положить сотню-другую профессионалов, лишь бы добраться до твоей шкуры? Неприятно, конечно, но можно спрятаться, обзавестись потомством, а дальше сам знаешь…

– Я болен, – помолчав, признался Брюмель. – Это не лечится.

– Убийцы не болеют человеческими болезнями, – отрезал дракон. – Они или живут, или не живут.

– Да. Только люди придумали кое-какие новые штучки. У меня рак крови. Я схватил изрядную дозу радиации на советском атомном полигоне. Ты знаешь, что такое атомная бомба?

– Мы тут, в глуши, тоже радио слушаем, – дракон хрюкнул: видимо, это был такой смешок. – А что ты делал на атомном полигоне? У нас вообще-то не принято соваться в такие места.

– Я немец, и предпочитаю жить в Германии. А немцы, если ты слушаешь радио, тридцать лет назад проиграли войну.

– Ну, это с ними не в первый раз происходит. Ты был на фронте? И зачем тебя туда понесло? Защищал фатерлянд?

– Не был, конечно. Я и первую-то войну провёл в аудитории, студентом. Студентов не призывали. А профессоров в Германии отправлять на фронт вообще не принято. К сожалению, к концу войны началась неразбериха, а я вовремя не сориентировался. И попал в советскую зону оккупации. Потом меня арестовали: какая-то сволочь донесла, что я состоял в нацистской партии, ну и вообще. Могли бы и расстрелять, но отправили в Советский Союз, в лагерь. Заключённых использовали… для разных надобностей. Мне вот не повезло. Вообще-то там все наши перемёрли от облучения. Мне удалось бежать, но свою дозу я схватил. Тогда я думал – ничего. Но теперь оно вот как сказалось.

– Н-да, проблема, – констатировал дракон. – Сколько тебе ещё дают эскулапы?

– Меньше года. Так что, – он посмотрел дракону в глаза, – я взял билет в один конец. Меня высадили с вертолёта посреди джунглей. Даже если ты меня убьёшь, то в моём теле долго не протянешь. К тому же у меня нет с собой ничего. Ни еды, ни воды, ни рации. Только оружие. Так что, скорее всего, тебя убьют твои же унгклеле, приняв за меня…

– Понятно. Больше нет вопросов. Начнём?

– Подожди-ка. Скажи честно, ты ведь на что-то рассчитываешь? Думаешь, что сможешь убить меня и выжить самому? А может быть, ты знаешь, где искать других убийц? Если так, я мог бы рассмотреть варианты, при условии, что…

– Ты же меня уже вызвал, так? – ответил дракон сварливо. – Тебя что, ничему не учили? Мы теперь магически связаны. Мы в Поединке. Пока один из нас не умрёт.

– Ещё бы меня чему-то учили! – профессору захотелось стереть пот со лба, но мешал пистолет.

– А сколько тебе лет? – голос дракона стал чуть тише.

– В сумме – около ста. Я сменил три тела.

– Небось, начал с папы? Как же это старик так лажанулся?

– Мне не очень хочется это обсуждать… Ну да ладно, иначе ты не поймёшь. Я действительно убил отца. Но не в Поединке.

Дракон уставился на собеседника одним глазом.