Текст книги "Боярин. Князь Рязанский. Кн.1 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

  – Я крепкое не пью. Да и в народе, только самые дурные питухи крепкое пьют.

  – Моё попробуют, все пить начнут.

  – Ну-ну... Далее говори, князь Рязанский.

  – В полон татарву буду брать, и заставлю засеки строить. Сам на татар пойду. Коней там захвачу...

  – С засеками и с татарвой ты ладно удумал. Проверить старые засеки надоть, и построить, где татары попалили.

  – Есть у меня и новые думки.

  – А про смерть Ивана Фёдоровича? Опять во сне видел?

  – Да, государь.

  – И когда помрёт?

  – Через четыре лета. Вслед за супругой.

  – Так мож, тогда и возьмешь Рязань на стол?

  – Поздно. Через четыре лета после того Саид-Ахмад на Рязань должон придти с ещё большим войском, чем ране. За восемь лет успею подготовить Рязанские земли и войско, а за четыре... могу не успеть.

  – У тебя Саид то через три лета придет, то через восемь...

  – Через три, это так, ерунда. Ты прав, Великий Князь, они через каждые три года будут на Москву ходить, но то будет большая битва, и ежели Рязань не укрепить, худо будет.

  – Ох и заумно плетёшь, Михась.

  – По-другому, не получится Великий Князь Всея Руси. – Сказал я, не обращаясь к Василию, а констатируя факт.

  И он меня понял. Вот, что значит, правильно расставить акценты.

  Я согласился взять Рязань на время, до совершеннолетия Василия, сына Ивана Рязанского, о чём и была составлена соответствующая грамота.

  * * *

  Глава третья

  Мы стояли с Князем Иваном на краю кремлёвской горы и смотрели вниз на отведённый мне участок земли. Я выкупил в Кремле место для подворья, пообещав Василию Васильевичу поставить лекарню и аптеку.

  – И зачем ты не взял себе здесь, наверху? Тут красиво. Предлагал же батюшка.

  – Сюда будет выходить верх моей крепости: красное крыльцо и терем, а подклети и хозяйство, все будут внизу. Конюшню, казарму построю. Башню и стену кремлёвскую. Кирпичную. Надо всем князьям, что в Москве дворы имеют, приказать башни поставить в стене кремлёвской, и за строительство стены пусть заплатят. Кирпичной.

  – Так нет кирпича, Михась. Предлагаешь покупать у немцев? Казна пуста. А князья... Много причин найдут, чтобы отлынить.

  – Надо кирпич самим делать.

  – Батяня, сказывал, что на Руси многажды раз кирпич выпекали, но не получался он крепким. То сразу крошится, то потом лопается. Многие хоромы, говорят порушились. Утерян секрет. Ханы запрещали каменные дома и стены строить, вот и позабыли...

  – Я знаю секрет выпекания. И глину не ту брали. Надо из пресной, а не из гончарной. Могу попробовать. Мне бы, токма, место, где глину взять, и печь поставить. Я даже знаю, где глины нужные лежат.

  – Где?

  – По дороге на Рязань село есть Калитное. Бают, там глины богатые. Мне бы то село в удел взять, мы бы свой кирпич имели, а не немецкий. Спроси батюшку, даст ли?

  – Спрошу, Михась. А что за секрет кирпичный?

  – Я тебе потом все расскажу и покажу. Если получится.

  * * *

  На обратном моём пути из Твери в Москву мы виделись с отцом. Самочувствие его было значительно лучше.

  Он долго не мог поверить, что давнишний семейный земельный спор решён его сыном в его пользу. Когда ему сказал о том ключник князя Бориса, отец не поверил. Потом приехал я, и подтвердил, что княжество Микулинское теперь наше, показав ему, написанную князем Микулинским расписку. Отцу после моих лекарств явно полегчало. Он выздоравливал. Когда я уезжал в Москву, он всё переспрашивал:

  – Верно, что скоро заберёшь меня отсель?

  – Верно, батюшка. Вскорости поезд пришлю. Если сейчас ехать... Двигаться мне быстро надоть. Не довезу я тебя в седле, растрясу. Слаб ты ещё.

  Московский воевода, обрадовавшись начавшемуся выздоровлению отца, с радостью согласился разместить его у себя на время строительства моего двора.

  Отправив сейчас поезд за отцом, я нашёл мастеров, и договорился о строительстве. Сам вбил колышки, разметив границы строений, отдал рисунки и схемы. Оставив старшине денег на лес и камень, я решил перед отъездом в Рязань зайти к «моему» ведуну.

  * * *

  – Здрав будь, дедушка, – сказал я, зайдя в горницу и крестясь на образа.

  – А, боярич Михаил, – довольно спокойно встретил меня ведун. – Что привело? Хворь какая?

  – Здоров, отче, слава Богу. Погутарить зашёл. Пива доброго принёс. Пьёшь пиво, отче? – Спросил я с подковыкой.

  – А чо ж не выпить? Пиво – питие богоугодное, день не скоромный. Седай за стол.

  Он взял с полки глиняные кружки без ручек, и поставил их на стол. А сам уселся рядом. Я налил пиво и выложил на стол мелко нарезанные солёные обжаренные сухарики. Мы посидели. Помолчали. Выпили ещё по кружке.

  – Хороши сухари. И не жаль тебе было соль на них тратить?

  – Так вкусно же! – Сказал я.

  – Вкусно. И сыто, – согласился дед. – Но дорого. Сказывай, за каким делом зашёл?

  – Ты нужен мне, дед. Хочу лекарню в кремле ставить, на своём подворье.

  – В кремле? – Удивился дед. – Высоко шагнул, паря.

  – Я Рязанское княжество на стол получил, от Князя Василия Васильевича.

  Дед поперхнулся пивом и закашлялся. Постучав ему ладонью по спине, я продолжил.

  – Людишки мне нужны для дел справных. Думки есть для общества и для мошны полезные. Секреты лечебные «там», куда ты меня отправил, я познал. Как бы... и тут такие настои сделать? Слишком уж обильно мрут людишки-то. Бабы рожать не успевают. Помоги мне, а я тебя не обижу. Вместе с сынами ко мне переходи. Чем они занимаются?

  – Торговлишкой разной. Хотят, вот, кузню ставить, и скобянкой торговать. Но не разрешают им... Грят, на кузнецкой стороне мест нет.

  – Вот! – Обрадовался я. – Я договорюсь с князем. Кузню поставишь, а на моём подворье лавку скобяную, аптеку, лекарню. Князей лечить будешь.

  – Мягко стелешь, княже...

  – Ей Богу, не обижу. Не пожалеешь. Нужен ты мне, – повторил я. – Если не подведёшь, я и тебе хоромы поставлю. С Рязанью торговать будешь, на откуп бери любой товар.

  – Иди ты!?

  – Сам иди, – сказал я, и рассмеялся. – Я сейчас – Великий Князь Рязанский, а не фунт изюма, – произнёс я, и строго посмотрел на старика.

  Он глянул мне в глаза, и как-то вдруг быстро, и неожиданно, бухнулся в пол лицом, ловко выкрутившись из-за стола.

  – Прости, батюшка, Князь Михаил Рязанский. Не сразумел. Прости.

  – Будет тебе, отче. Ты приказчиком у меня на подворье сможешь?

  – Смогу, с Божьей помощью.

  – Вот и сговорились. Я в Рязань завтра отъеду. Приходи ко двору воеводы московского, я тебя представлю его ключнику. За стройкой пригляд нужен. Сколь у тебя сынов?

  – Восемь

  – Скокма?

  – И шесть дочек. Те замужние. И сыны с семьями.

  – Орёл... – с уважением посмотрел я на деда. – Не хворые?

  – Обижаешь...

  – Звиняй, не подумавши ляпнул. И сколько вас всего?

  Дед зашевелил пальцами и губами.

  – Сорок восемь душ. Со мной.

  – Это я славно зашёл, – пробормотал я. – Всех взрослых беру на службу, и на содержание.

  – Спаси тебя Бог, Князь.

  * * *

  Ключник воеводы встретил меня, когда я вернулся от своего приказчика.

  – От Князя Ивана люди приходили. Дважды. К себе зовут.

  Я быстро дошёл до Хором Княжеских, и поднялся в покои. Стража уже пропускала меня, не спрашивая, «кто и зачем». Не путаясь в многочисленных переходах и лестницах, я нашёл покои Ивана. Там был и Князь Василий. Они с Иваном тихо разговаривали, склонившись головами друг к другу.

  – Князь Рязанский, прибыл по указанию Князей Московских, – доложился я громко, щёлкнув подбитыми железом каблуками. Кожаные у меня стирались за месяц. Слишком уж я «давил пятку», как говаривал мой настоящий дед.

  – Чем это он клацнул? – Спросил Василий.

  – Толи зубами? – Предположил Иван, и засмеялся.

  Засмеялся и Василий. Отсмеявшись, Князь Василий подозвал меня рукой, и указал на скамью, стоящую перед ними.

  – Садись. Сказывай свой секрет кирпичный.

  Я прошёл. Сел.

  – Секрет простой. Глина должна быть не жирной, как гончарная, и не сухой. Глину надоть хорошенько вымесить, чтобы дух из неё вышел. Тогда, коды кирпич выпечется, он не будет дырявый. Перед печкой сушить его надоть долго, но не на солнце, а в тени. А главное – печь правильную иметь. Вот и весь секрет.

  – Весь секрет... – прошептал князь, – А про печь правильную, что знаешь?

  – Знаю, княже, главное.

  – Ну?

  – В обжиге четыре важных дела: правильная укладка сырца на телеги, подогрев, нагрев, и охлаждение. Если всё делать в одной печи поочерёдно, много времени надо. И трудно жар контролировать. А если сделать печь, как длинную лежачую трубу, туннель по-немецки, и медленно протаскивать через эти три каморы телеги железные с кирпичным сырцом, то можно по десять тысяч штук в день кирпича делать. Я нарисовал такую печь. Жаль, Князь-батюшка, что ты не можешь увидеть.

  Я передал рисунок Ивану.

  – Чудно, – сказал Иван, глядя на рисунок.

  – И у кого ж ты этот секрет выведал? – С усмешкой спросил Василий. – Али во сне привиделось?

  – Слышал как-то давно спор двух немецких мастеров на Тверском путике, а печь недавно привиделась, как думать стал про завод-то.

  – Ты и немецкий язык знаш? – Удивился Князь.

  – Знаю немного.

  – Отписываю тебе это село, князь. Там всего-то пять домов осталось с жильцами... после чумы. И кладбище там чумное. Туда из Москвы моровых свозили. Надо тебе это?

  – Надо не мне. Строить Москву надо.

  – Ну-ну! Если будет получаться, и большой завод будешь ставить, – помогу.

  – Начну с малого, а там поглядим. Мошна моя деньгой Шемякинской полна, да и ты, Великий Князь, не обидел. Спаси тебя Бог.

  – А за что Шемяка тебе мзду дал? – Удивленно спросил Иван.

  – Купить он его хотел, чтобы нас потравой извести, – сказал за меня Василий. – Михаил эту деньгу мне хотел сдать, да я не принял. Ему сгодится. Планов у него громадьё. Дело молодое... Ты, когда жениться надумаешь, Михал Федорович? Кто суженная?

  – Я, Великий Князь, удумал, что у тебя совета спросить надобно. Не обессудь, коль дерзок кажусь тебе. Приму гнев твой и милость.

  Я склонился перед ним на колени.

  – Ты снова на колени, бухнулся? Вот, неймётся тебе! В чём тут дерзость твоя? Что под волю мою свой выбор отдаёшь? Нет тут дерзости. Есть разум мужа государственного. Сосватаем ему невесту, да, Иван? – Довольно произнёс Князь Василий.

  – Сосватаем.

  – Я скажу у кого невесту брать, а Ванятка дружком твоим будет. Невест рассматривать. И сватом. – Он посмеялся, а потом сказал серьёзно.

  – Смотри, Михаил, если гордыня в тебе проснётся, гони её. Погубит, глазом не моргнёшь.

  – Не возгоржусь, Батюшка Государь. Знаю, что на кону.

  – Я почему тебе потакаю? Потому, что ни от кого таких желаний не услышал. А кирпич – это для Руси – жизнь. Скокма гореть городам можно? Пора ставить каменные стены. Орда, рассыпалась, считай, пала. На Рязань завтрева выезжаешь? – Осведомился Василий.

  – Так. С утра познакомлю своего приказчика с воеводиным, и в дорогу.

  – Ишь ты! Уже и приказчиком обзавёлся. Шустёр.

  – И людишек сорок восемь душ в довесок с ним. Скоро мне двор поставят в Кремле, людишки наёмные. Приказчик со своими сынами с них живых не слезет. Думаю, ден через шестьдесят уже и хоромы стоять будут, и лекарня с аптекой. – Я засмеялся.

  – Любо, Михаил. Лекарня с аптекой – это добре! Так и дале иди. Скоро и сильно. Но бойся в Рязани татарвы и тамошних князей. Не верь никому. Бояться – не грех. Грех – сгинуть по дури. Трудно будет, но держись. Во мне опору чуй.

  Мы помолчали. Иван с жалостью посмотрел на меня, и взял меня за руку. Я подмигнул ему, и улыбнулся.

  – Ну, с Богом, Михаил Фёдорович. Я им всем там грамотки отписал, – сказал Князь грозно. – Ноги повыдергаю, ежели кочевряжится учнут.

  * * *

  Поутру, с третьими петухами, мой приказчик прибыл к воеводиному двору со всеми своими сынами. Я, выйдя за ворота, увидел их всех мирно сидящих прямо на земле у частокольной стены подворья.

  – Ты что не шумнул меня?

  – Боязно, – сказал ведун.

  – Егор Фомич, – крикнул я ключника воеводы. – Тут они все. К забору мнутся.

  Ключник, важный и толстый, вышел за ворота, посмотрел на мою дворню.

  – Вот, Егор Фомич, это мои дворовые люди, это приказчик мой... – Я понял, что до сих пор не удосужился узнать имя «ведуна», но он помог мне.

  – Феофан Игнатич, мы.

  – Вот. Помогай им во всём, Фомич, пока я на Рязани княжить буду.

  Егор с уважением поклонился мне и сказал:

  – Рассчитывай на меня, Михал Фёдорович. И ты, Феофан, заходи, если что... Может работные людишки понадобятся... Подсоблю.

  – Спаси Бог, Егор Фомич. И ты обращайся, коль лихоманка какая приключится.

  – Так ты знахарь из-под Новгородского моста?! Я ж был у тебя надысь. Не признал, звиняй.

  – Нешто, быват.

  – Вот и ладненько, – я потёр руки, и крикнул: – Запрягайте хлопци коней!

  Тут у меня было пятеро бойцов, живших со мной в одном срубе, в подклети. Остальные должны уже ждать в Каменщицкой слободе за Яузскими воротами.

  * * *

  В Калитниках мы были через час. Всего в деревне сохранившихся дворов стояло пятнадцать, но жилыми были только пять. На лай собак из-за ворот одного из них крикнули:

  – Кого Бог послал?

  – Князь Рязанский Михаил. Где староста?

  – Я староста.

  – Отворяй ворота, хозяину, староста.

  – У нас, навроде, Князь Московский Хозяин...

  – Уже нет. Грамота у меня на земли эти, одарил меня Великий Князь.

  – Свят, свят, – послышалось из-за ворот тихо.

  – Не боись, диду, – сказал я, открывшему ворота старику. – Не обижу. Разговор есть. Народ где?

  – Та-а-ак... Хто где. Хто в огороде роблить, а хто кожи шьёт. Мы в основном сумами кожаными подорожными промышлям.

  – Ну и как промысел, кормит?

  – Да где там... Раньше получше было.

  – Наверное, слишком крепкие сумки шьете, не рвутся, – пошутил я, похлопывая по своей.

  – И то так, надо ба хужей шить – поддержал шутку дед.

  – Подсоблю я вам. Работу денежную хочу предложить.

  – Прям так и денежную? – Хитро ухмыльнулся дед.

  – Точно. И денежную, и на долго. Века на три хватит.

  – Ну? – Изумился он. Не уж то, и нас услышал Боже Правый.

  – Услышал. Буду здесь ставить завод по обжигу камня строительного из глины.

  – Кирпича, штоль?

  – Не только, – удивился я грамотности дедка. – Кровельного камня, труб печных, и много ещё чего. А ты, что про кирпич знаешь?

  – Да много чего. Тут глины как раз для кирпича и черепицы пригодные. Я когда малой был, батянька мой со товарищи ставили такую печь. И даже товар возили на Москву. Но не нать он никому. Орда запрет наложила. Да и муторно из него дом ставить. Это ж, и известь, и перекрытия к нему. Зачем, если лес вон он. Положил бревно, вот тебе и пол хаты. Не продавался кирпич. Вон, батька крышу черепицей выложил, – сказал он и показал наверх.

  Посмотрев в ту сторону, я улыбнулся, и мысленно себе зааплодировал. Так я по косвенным признакам в исторических справках нашёл оптимальное место для кирпичного завода. Я пошёл на блеф.

  – Знаю я, отче, эту сказку. Потому и пришёл к тебе. Великий Князь Московский Василий Васильевич поручил мне наладить обжиг кирпича на Руси – Матушке. И зело благодарен тебе будет, ежели ты пособишь мне в том деле. А уж я... Точно деньгой не обижу. От той печи осталось что?

  – Осталось, кое что, но мы мигом всё поставим взад. И кирпич есть, и глины копаной и тертой там на много лет.

  – Согласен управлять хозяйством моим? Я усадьбу ставить буду здесь.

  – Спрашиваешь!

  – Тогда завтра поедешь в Москву. В кремле найдёшь приказчика мово, Феофана. Там мой двор у восточных ворот строится. Ежели в Кремле не будет, под Новгородским мостом его сыщешь. Ведуна спросишь.

  – Так... Это... Знаю я его. Да и кто его не знает, Фофана то? Ещё батянька мой лечил у него стыдную болячку.

  Я удивился. По виду Феофану годков семьдесят всего.

  – А давно папаня твой преставился?

  – Так лет сорок как.

  – Понятно, – задумчиво протянул я.

  Есть о чём попытать «ведуна» ... Ох есть ... Плачет по нему костёр инквизиции.

  * * *

  До Переяславля – Рязанского, который сейчас назывался Рязанью, добрались без приключений за пятеро суток. Ехали быстро. Дорога была хоть и похуже, чем из Москвы на Тверь, но по нынешним меркам – бриллиант. Правда, ближе к Оке дорога становилась жиже.

  Лето заканчивалось. Убирали хлеба. Рязань завиднелась издалека. На правом высоком берегу Оки стояла деревянная городская стена с белеными въездными воротами. Подъехав ближе, я увидел толпу встречающих.

  По простоте душевной я не придал значения, что для столицы княжества приезд нового Великого Князя, – это событие историческое. Об этом напишут в учебниках и летописях. И я вдруг представил абзац из учебника истории за пятый класс, где будет написано: «Лета ****, такого-то дня, в столицу Рязанского Княжества со стороны деревни Шмаровки вошел молодой человек в жёлтых штиблетах. Носков под штиблетами не было».

  Эта картинка так чётко встала перед глазами, что я, резко натянув поводья, чуть не перелетел через голову лошади.

  – Гриня! – Крикнул я. – Спешиваемся и приводим себя в порядок. Морды, руки умойте, но сначала пыль всю выбейте из одежды, и с сапог, а то, только грязь развезёте...

  – Не впервой, – крикнул Гриня, который сейчас у меня был сотником личной княжеской дружины. Всех дружинников передал мне мой отец да и я нанял нужное количество до полноценной сотни.

  Прибирались около получаса. На одежде и сапогах пыли было не меньше, чем с палец. Вот бы я такой нарисовался под радостные крики встречающих!

  Тронулись не спеша, не поднимая пыли. Уже на подъезде к воротам я услышал звуки гуделок, сопелок и каких-то иных музыкальных инструментов. Проехав ворота, мы попали на площадь, где стояла толпа голосящего здравницы народа, впереди которой стояла знать с хлебом-солью. Из толпы вышел крупный мужик, в котором я узнал Рязанского Воеводу.

  – Добро пожаловать в стольный град Переяславль-Рязанский, Князь Михаил Фёдорович.

  – Спаси Бог, Федор Иванович, – поблагодарил я, перекрестившись на икону богородицы, возвышавшуюся над воротами, и обратился к народу.

  – Спаси Бог и Вас, жители славного города Рязани. Благодарствую за приём и слова добрые. Беру на стол Удел Рязанский по договоренности с Великим Князем Иваном Фёдоровичем, и обязуюсь, не жалея живота своего, беречь Рязань и Русь от ворога лютого.

  Я поклонился в пояс, принял хлеб соль, ущипнул его, положив кус в рот, и передал хлеб Гриньке.

  – Пройди, Михаил Фёдорович, в палаты княжеские, – сказал первый воевода и показал рукой направление.

  В толпе слышались пересуды баб: «Дявись, маладый який», «Лепай», «Сурьёзнай». Мужская часть населения молчала, и с суровыми лицами теребила бороды. Не по нраву я им пришёлся, надо полагать.

  Шли не долго. Каменный княжий терем, окружённый деревянными постройками, стоял слева на взгорке.

  – Вот я и дома, – сказал я себе, поднимаясь по широкой каменной лестнице, через коридор склонившейся в пояс челяди.

  – Умываться! – Крикнул я, скидывая сапоги, и проходя в покои, ступая по чистому полу босыми, грязными ногами.

  – Баня готова, Михаил Фёдорович, – услышал я голос сзади.

  – Кто ты? Доложись, – сказал я обернувшись.

  – Ключник я. Федот Кузьмич, – на меня смотрел мужик, лет пятидесяти, широколицый, с крепкими скулами, окладистой бородой и густыми бровями. Взгляд у него был колючий.

  – Федот Кузьмич, не обессудь, не ко времени париться да размываться. Солнце ещё на горе. Мне бы лицо, ноги да пот смыть с дороги. Да одёжку переодеть. И пойду с городом знакомиться. Лошадку мою вторую не распрягайте. Сумки внесите.

  – Уже. Всё сейчас будет. Настя! – Крикнул он громко. – Воду князю два раза и рушники для верха и низа!

  Из левой двери выскочили девки с полотном, застелили пол и поставили две деревянных шайки с водой. Одну на пол, другую на скамью, туда же бадейку с жидким мылом. На скамью положили и рушники.

  – Помыть? – Спросил Федот. – Девки расторопные.

  – В другой раз, Федот.

  Девки захихикали, стрельнув исподлобья хитрыми глазами.

  Все вышли, а я разделся, и, не боясь намочить половицы, славно вымылся. Достав из кожаных дорожных сумок чистую одежду, я переоделся в почти белый шёлковый наряд. Только шапка и сапоги были у меня красными. Расчесав, заботливо положенным на скамью гребнем, свои песочные кудри, и расправив плечи, я вышел на крыльцо.

  – Гриня, бери свой десяток, и со мной. Остальным – в баню, пока протоплена. Не забудь про караулы.

  Взяв повод своей лошадки из рук Федота, и запрыгнув в седло, я выехал за ворота.

  * * *

  Воевода сидел по правую от меня руку на полатях в сильно прогретой бане, а боярин Пронский Иван Фёдорович по левую. Париться в одиночку я не стал. К чему искушать знать рязанскую.

  Бани на Руси очень часто становились местом убийства неугодных. Что может быть проще подпёртой двери разогретой с лишком парилки. Прикрыл дверь и отдушины, – через пару часов выноси тело. Или прикопай там же. Деревянных полов не было. Прямо на земле лежали деревянные решётки. И никто не узнает...

  В мыльне сидели ещё три боярина: Василий и Семён Вердеревы и Иван Измайлов. Все, кроме воеводы, были парнями, возрастом чуть за двадцать лет.

  Предварительно осмотрев баню, я пришёл к выводу, что здесь и проведу ознакомительное совещание с первыми людьми Рязани.

  Баня состояла из нескольких помещений. Предбанник, на первом этаже имел большой стол со скамьями возле него, и имел выход на второй этаж. Второй этаж простирался по всему подволоку первого этажа бани, и был заставлен лежаками.

  В мыльне стояли шайки и бочки с водой, скамьи вдоль стен, на полках лежали: тёрки, скребки, мочала и мыло. В парилке, с очагом в центре и широкими полатями по трём сторонам, по обе стороны от двери стояли бочки с водой и ковшами, а на стенах висели разные распаренные веники, от которых шёл берёзовый, дубовый и еловый дух.

  Над очагом в потолке было отверстие для вытяжки дыма, которое сейчас было прикрыто, и контролировалось моим сотником Гринькой. Вытяжка на втором этаже была закрыта в деревянную коробку трубы. Попариться бывший князь любил. Но почему не постелить деревянный пол? Загадка.

  Почти вся сотня моих бойцов, за исключением стражников, была задействована в обеспечени «нашей» безопасности. Княжеская усадьба была огромной, и сотни бойцов едва хватило, чтобы перекрыть территорию. Людишки в усадьбе мне были неизвестные, ситуация в Рязани тоже. Чем чёрт не шутит. Или меня захотят укокошить, или кого из бояр, чтобы на меня повесить жертву. Оно мне надо? Так начинать «столовать»?

  – Что Касим? Махмуд Казанский? Не озоруют? – Спросил я воеводу.

  – С нами пока. От Казани нам сейчас толку мало. Их ногаи донимают и османы совращают. Левобережье Большого Итиля совсем извели. Нам Казань сейчас не помощница. А вот Касим... Как перебрался на Оку, так брату своему Казанскому – Махмуду помогать перестал.

  – Понятно. Расскажи, Фёдор Иванович, чем живёт сейчас Рязань? Как и чем ворога встречать собирается? Ведь придет же ворог.

  – Придёт, Михаил Фёдорович, – вздохнул воевода. – Засечную черту строим. От Оби уже почитай сто вёрст проложили. Годим пока. Туляки к нам тянут.

  – Тулякам в оба конца тянуть, а вам в один. Чем приписные работные занимаются?

  – Стену городскую чинят. Руду болотную жгут. Московский заказ. Зима скоро, новую скоро наберут, а эта ещё лежит.

  – Дело нужное, но чем дольше она лежит, тем лутче для неё. Стену чините, засеку ставьте далее, туляков не ждите, а железо жечь бросьте.

  – Великий Князь просил железа боле слать.

  Я посмотрел на него. Помолчал.

  – Великий Князь Василий Васильевич теперь меня просит, и спрашивает с меня. Потому, перечить мне не надо, – тихо сказал я. – Если есть резон, говорите, обсудим. С кондачка, я тут менять ничего не буду, но новое ждите обязательно. Я под Москвой завод кирпичный ставлю. И здесь обязательно поставим.

  Воевода молча качнул головой. Боярин сказал:

  – Людишек мало.

  – По последней сказке семь тыщ?

  – Сёдни и того мене.

  – А дружины ваши большие?

  – Да куды там, воев по пятьдесят у кажного боярина. Не боле.

  – Упарился я уже, – сказал я. – К столу пора.

  – Мы посидим малеха... Да, Федор Иваныч? – Спросил боярин воеводу.

  – Сидите. Пойду ополоснусь, – сказал я и, вышел из парилки.

  В мыльне никого не было. Быстро обмывшись, я накинул халат, и вышел в предбанник. За столом сидели бояре, и пили квас.

  – С лёгким паром, Михал Фёдорович. Как баенка ?

  – Баенка? Хороша баенка. И пар лёгкий, спаси Бог.

  – Рубцы у тебя по телу... Вроде молод ещё, чтобы столько получить... Не бережёшь себя? – Спросил хитро Семён Вердерев.

  – Берегусь... Не без этого. Но, как без ран в бою? Ежели токма в шатре прозебаться... Ты тоже не обделён рубцами, Семён, а скокма тебе годков, двадцать три?

  – Так, – сказал он. – А тебе, Князь?

  – Шестнадцать завтра будет.

  – Я и говорю... Силёнок ещё не набрал. Поберечься надо. Не встревать в сечи. А то ненароком... Как бы не сложил головушку.

  Я посмотрел на него и сказал:

  – Кому положено сгореть, тот не утонет. А на счёт возраста и силёнок ... В кулачном бою померимся.

  Из мыльни вышли, напарившиеся и, видимо, наговорившиеся, воевода и боярин Пронский, и сели за стол.

  – Разговор будет тайный, потому разливальщиков не будет. Сами управимся. Семён, не в обиду стольником побыть?

  – За честь приму, Михал Фёдорович, – сказал он, и спросил с намёком, – Только сёдня?

  – Как наливать будешь...

  – Понял, – сказал он, и наполнил серебряные кубки искристым и пузырчатым мёдом

  – Здравы будем, – сказал я.

  – Будем, – в один голос ответили они, и дружно выпили.

  Семён сразу подлил каждому.

  – Вот так дружно и дела бы делать, – сказал я, и помолчал. – Великий Князь зовёт Орду воевать.

  – Какую Орду? – Спросил воевода. – Их сейчас много.

  – Астраханскую. Хана Кичи Мухаммеда. Не одним, конечно, воевать. Вместе с Касимом и Махмудом.

  – Не пойдут они. Махмуда сейчас ногайцы заедают, как гнус, а Касим без старшого брата не пойдёт.

  – А мы их постараемся уговорить. Мне встреча нужна с Касимом . Он в Рязань часто ходит?

  – Как в Звенигород засобирается за податью, так и заходит в Рязань. Он дань сам собирает. Не доверяет никому. Тут его подворье стоит. С последним поездом зерна поедет.

  – Понятно, значит тут ещё, в Касимове?

  – Тут, куда ему деться. Со своими соколами зайцев да лис гоняет в степи. Любит он это дело. Предыдущий князь рязанский, Иван Фёдорович тоже любил с Касимом соколов пускать.

  – И я люблю. Отправьте к нему гонца с приглашением на охоту. Завтра же.

  – Сделаем, Михал Федорович.

  – К слову... Мы своё зерно тут оставляем. Я с Москвой из своей мошны рассчитался.

  * * *

  Спалось мне после баньки и мёда пенного очень хорошо. С зорькой встав, я сделал ежеутренний комплекс упражнений для тела и духа, спустился в мыльню и помылся. Утро было прохладным. Близилась осень. А в бане было тепло.

  Толстые брёвна и маленькие окошки со ставнями, закрывавшимися изнутри, не давали ей остывать. Да и очагу, обходившая двор стража, не дала загаснуть. На втором этаже спала караульная смена. Я распорядился устроить пока так, пока не построят баню при казарме. Дверь из парилки в мыльню была открыта, и помылся я в тепле.

  – Нужен душ... – Подумал я, поливая себя из тяжёлого деревянного ковша.

  В предбанник, где я одевался, зашёл ключник.

  – Здрав будь, Михал Фёдорович. Какие будут указания? – Спросил он, с опаской поглядывая на меня.

  – Спаси Бог, Федот Кузьмич. Ты писать, читать умеешь?

  – Грамоте обучен, и нашей, и греческой.

  – Тогда так... Заведём пластины деревянные с воском для письма, на которых я тебе буду писать то, что надо сделать. На стене ларь небольшой повесь. Там лежать будет. А ты на ней будешь помечать, что сделал. И трость не забудь приладить к доске. На верьве . Чем писать. Кузнец есть на дворе?

  – Нет, Михал Фёдорович. Все в ямщицкой слободе. По указанию, князя... – он глянул на меня.

  – Это правильно. Что просить хотел... Меня по батюшке величай токмо прилюдно. А так, зови – князь. Скажи всем. Неча воздух толочь. И поклоны, – токмо прилюдно. И то, не в пояс. И ещё всем скажи... Никого из людишек сгонять с работных мест не думаю. Коли хорошо дело будет правится, не трону, а коли нет – на конюшне поучатся. С тебя спрос будет особый. Провинишься, – не обессудь. Особо, ежели в казнокрадстве, либо в чем ещё похожем пойман будешь. Как поймаю, сразу на кол. А уж потом...

  Подённый отчет о расходах будешь на такой же восковой пластине чертить, и Николке Фомину передавать. Моему порученцу. Челядь вся должна быть тверёзая. За воротами пусть хоть зальются. С запахом в урочный срок учую – запорю. И тебя, и виноватого. И чтобы праздно ходющих видно не было. Всем, кроме тебя, передвигаться по двору бегом. Ежели порожние. Всё понятно?

  – Понятно, князь.

  – Добре, – сказал я. – Свободен. Да... Плотники есть?

  Он качнул утвердительно головой.

  – Сделайте два табурета с упором для спины, как у моего княжьего престола. К завтрему. Начните ставить такую же баню для служилых и дружинников. Так на так . Пристройте к «дружинной обители» .

  – Сделаем, князь.

  – Иди. Да! – Вспомнил я. – Настелите в бане деревянные полы. И выскоблите их, чтобы босыми ногами ходить и заноз не загнать.

  Федот вышел из бани, столкнувшись с моим сотником. Тот ждал снаружи, пока я договорил с ключником.

  – Строг ты, Михал Фёдорович, с людишками. Разбегутся.

  – Пусть бегут. Ты догонишь.

  – Догоню, – Гринька засмеялся.

  – Готовься. Скоро к Хану Касиму поедем. Подбери самых крепких и телом, и духом. Татарва – будет обязательно насмехаться, и задираться, и ждать нашего гнева, чтобы потом предъявить обиду.

  – Говорил ты уже...

  – Не перебивай. Повторение – мать чего?

  – Учения.

  – Вот! Выучил. Молодца. Продолжай натаскивать дружину на толкание лошадьми. Лошадь дура, чо ей предъявишь? Как поедем на охоту, надо сделать так, чтобы мы с ханом остались одни. Я сигнал дам, а ты отожмёшь от Касима охрану. Они нагличать станут. В свары не вступайте.

  – Понятно, князь.

  – Остальное по расписанному. Покажи листы с уроком.

  Григорий достал из висящей на плече сумки, типа планшета, обтянутую кожей деревянную папку с исписанными мной листами пергамента.

  – Какой урок седня изучаете?

  – Сабли. С утра к встрече с Касимом будем готовиться. Уже начали. А после обеденного сна – сабли.

  – Хорошо. Приду посмотреть. Работайте с двумя саблями. Сон не больше двух скляниц . Дал команду звонарю? Колокол и склянку с песком поворотную на караульной башне повесили?

  – Так точно. С полудня бить начнём через две скляницы .

  – Молодец, по уставу отвечаешь. Устав с дружиной учить ежедневно. После вечёри . Особенно по караульной службе. Иди. Позовёшь мне... А, не надо. Стоит уже.