Текст книги "Боярин. Князь Рязанский. Кн.1 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

  Сотник вышел. Зашёл тайный приказчик. Завёл я в своей княжеской административной структуре такой чин.

  – Здрав будь, командир.

  – И тебе не хворать.

  Николай Фомин, как услышал, что я назвал себя «командиром», в шутке под стенами Новгорода, так меня и называет, когда мы вдвоём, или при дружине. При народно – князь. Мне эта его осмотрительность понравилась, и я провёл с ним проверочную беседу. Мне он показался смекалистым и в меру циничным.

  Я предложил ему должность начальника тайного приказа. Пока в единственном числе. Официально он уже месяц числится у меня, как порученец. О его тайной миссии никто не знает и знать не должен.

  – Сказывай, что вчёра в бане воевода с боярами гутарили?

  – Да ничего особливого... Токма, когда ты ушел, боярин воеводе говорит: «Он ненадолго тут, поэтому задницы перед Василием будет рвать и свою, и чужие».

  – Правильно говорит, – засмеялся я. – И всё? Вроде долго сидели. Воевода то что?

  – Воевода крякнул, и стал себя веником так охаживать, что аж мне жарко стало. Я ж приоткрыл задвижку-то, а из дыры пар мне в морду как... саданёт.

  – Травма на производстве, – сказал я тихо, а громко, – к лекарям загляни в городке, мазь от ожога спроси. Спросят, скажи: «на каменку плеснул неловко». Грех не использовать повод познакомиться тебе с ними. Через лекарей много что про жителей узнаешь, а особо про бояр. Скажешь им, что у меня колено ноет от старой раны. Это ежели спрашивать будут: «как здравие?». С чего начнёшь?

  – Пройдусь по городу. Послушаю. Сам поговорю.

  – Много не плети. Не выдумывай. Про меня рассказывай нехотя, если спрашивать будут. Про удаль мою – можешь приврать. Без лихвы, токма. Обрати внимание, на тех, кто расспрашивать станет.

  – Понятно, командир.

  – Сильно не ври, а то поймут, что мой, и сгинешь.

  – Понял, командир.

  – Не повторяйся. Не люблю.

  – Есть!

  – Всё. Работай. Ко мне заходи каждое утро и вечор. Ежели вдруг что-то сильно удивительное увидишь, и придётся следить в ночь, пришли любого мальца с любым словом.

  – Каким?

  – Любым. «Покупаю лошадь», – на пример. Или: «нашёл интересные книги». Ты, кстати, высматривай книги с рисунками и описаниями мест, земель чудных и местных. Спрашивай, где что в этих землях лежит. Лекарные книги. Про травы лечебные.

  – А зачем тебе, князь?

  – Хвори лечить. И посмотри за теми дворовыми людишками, что со двора выходят. Куда идут, с кем встречаются. Всё. Ступай.

  Мы вышли из «бани», ставшей на время моим кабинетом.

  – «Надо приказную избу поставить с выходом прямо на улицу. Там и кабинет себе отвести», – подумал я.

  Осмотрев двор, и не увидев Григория, я подошел к привратнику и сказал:

  – Ну ка, стукни в железо. Одно послушаем, как играет.

  Тот взял в руку висящий молоток и вдарил по толстому железному листу. Это я вчера распорядился повесить.

  Вдарил он сильно, со всей «дури». Я пожалел, что стоял рядом. С тоской понимания своей глупости и морщась от звона в голове, я посмотрел на довольного парня.

  – Молодец, сказал я. Так бей, токма, когда ворог перелазить частокол будет. В остальных случаях... Не горячись.

  Прибежал Григорий. Увидев меня, скорчившего гримасу от болевого шока, он подскочил к парню и заехал ему в ухо. Парень удивился.

  – Как сказано в уставе, надо звонить? Какие сигналы? А ты как?

  – Мне сказал князь: «Стукни», я и стукнул. Кабы он сказал: «Позови сотника», я бы с переливом отстучал.

  – Да, Григорий... ты это... погорячился, – усмехаясь сказал я.

  Григорий потоптался и сказал часовому:

  – Звиняй. С меня жбан квасу.

  – Два, – сказал ушлый часовой, потирая ухо.

  – Лады, – вздыхая, и глядя на меня, сказал Гринька.

  Рукоприкладство я разрешил только после разбора, и то, разумное. Не «колечливое». А от такого удара в ухо и оглохнуть бойцу недолго.

  Я похлопал одобрительно Гриню по плечу и сказал:

  – Готовь сопровождение. Поедем по городу. Маршрут для конвоя укажу.

  – Ты, князь, своими немецкими словесами, меня совсем запутал, – сказал сотник, ободрённый и повеселевший, от того, что моё наказание за удар в ухо часового его минуло.

  – Путь, Гриня. Путь укажу. Охране своей.

  Выехали через половину склянки после ухода первой проверочной группы. Впереди и сзади меня ехали по четверо дружинников конвойной команды.

  * * *

  – Здравы будьте, люди работные, ковальные.

  – Здрав будь и ты, князь. С чем пожаловал?

  Проверочная конвойная группа, опередив меня, предупредила ковалей, что едет князь, и теперь все кузнечные дворы были отворены, а главы дворов собрались у ближайшей к дороге кузницы. Я насчитал восемь кузнечных дворов.

  Я знал, что рядом, ближе к реке, залегают неплохие кирпичные глины. Но глиняного производства я не видел. Это была ямщицкая слободка, где ямщики меняли лошадей. Организованная татарами двести лет назад почтовая служба, продолжала работать.

  – Пришёл посмотреть, что робите? Спросить, в чём нужда?

  – Хех! Нужда одна. Подать неподъемная. И казна твоя, Князь, задолжала за службу нашу. Скобы, подковы, замки с ключами забрали, а платы нет. Говорят, из подати отнимут. Не правда это. И подать берут и ...

  – Сколько кому задолжали? Расписки есть?

  – Есть. Как не быть.

  – Фрол, – сказал я десятскому, – посмотри и расплатись под расчет.

  А потом обратился к кузнецам.

  – Зараз мой дружинник разберётся, и деньгу выплатит. А Бояре? Должны?

  – А то. Ещё как должны.

  – Их расписки тоже Фролу отдайте. Я сам за них заплачу. Из своей мошны.

  Все одобрительно загудели, и разбежались по своим дворам за расписками. Я остался с хозяином кузнечного двора, который тоже явно хотел бежать за распиской, боясь, что ему денег не достанется. Но не решался.

  – Тебя как звать, коваль? Не старостой ли приходишься этому обчеству?

  – Староста, да. Ивашкой, зови, Князь. Может я тоже... того... сбегаю.

  – Не боись, я тебе сам заплачу, – сказал я, и похлопал себя по мошне. – Как по батюшке? Не гоже мне тебя, старика, только по имени величать.

  – Иван Кузьмич мы. А тебя, князь? Тоже пока не обвыкли, не знам. Не кори уж. Вчёра у ворот не встречали. Горячий метал тишины не терпит. Горны гореть должны.

  – Михаилом Фёдоровичем зовут. Великий Князь Рязанский, Микулинский и Телятьевский. Рюриковичи мы.

  – Знатно. Говори, чо хотел.

  – Мне нужны такие вещи... Есть чем начертить?

  – Так, эта ... Угольком. На воротах и черти. Потом сотру. – Он поднял с дороги уголёк и передал мне.

  На тёсанных воротах я нарисовал чертёж лейки для душа.

  – Лея. Знойомая вещь. Жёнки боярские просют счинить. Для цветов, грят. А бак к ней надоть, с трубой?

  – Есть уже. Лейку токма утерял.

  Я планировал сделать деревянную трубку, а в неё вставить деревянную пробку с отверстием, как у краника самовара. Трубку в бочку. Лейку на трубку. Вот и душ.

  – Не покажешь кузню?

  – Пошли. Сыны уже намахались. Как бы не напортачили. Подсобить надобно. Разом и расписки возьмёшь, – с надеждой сказал он.

  – Возьму, диду. Пошли.

  Пока дед бегал за расписками, я зашел в кузню, и посмотрел, как работают его сыновья.

  Я видел, как работают кузнецы на «наших» производствах. В принципе, очень похоже, только потолок в этой кузне был не таким высоким, как в заводских цехах. И вентиляция ... практически отсутствовала. Приток свежего воздуха здесь не поощрялся.

  Дед принёс большой мешок берестяных расписок Некоторые были старыми, как сам коваль. Я рассмеялся:

  – Ты с малолетства, чоли молотком машешь?

  – Так, так.

  Кое как развернув расписки, дед тыкал чёрным пальцем в буквицы, называл суммы, считал, переводя ранее ходившие денежные единицы в рубли. Я сбился в подсчете уже на пятой бересте, и только продолжал одобрительно кивать головой, надеясь на честность деда. Потом я пошёл на хитрость.

  – Иван Кузьмич, я тебе верю. Сколько скажешь, столько и заплачу. Потом мои люди посмотрят. Если ошиблись сейчас – потом рассчитаемся. Веришь мне?

  Я с прищуром посмотрел на кузнеца. Он вздрогнул. Глянул на меня. И назвал сумму. Оказалось, что я деду должен выдать три рубля и двадцать две деньги.

  – Мелочь считать не буду, – сказал дед.

  – И так много. Твои должники хоть живы? – Спросил я.

  – Не все, – ответил он, потупя глаза.

  – Ах ты шельма , – засмеялся я, шутливо грозя кулаком.

  – Тебя князь, – за язык никто не тянул, – воровато беря неожиданно свалившееся богатство, сказал дед.

  – Да тут, наверное, ещё твоих дедов расписки? – Хохотал я.

  – Так и есть.

  Я покачал головой.

  – Лады. Княжье слово – закон. Но и ты, имей ввиду, староста. Я посмотрю, какие на вас недоимки, и возьму все. Но обещаю рассудить по чести. С вас спрос тоже будет богатый. Татарва отошла недалече. Сбруя и оружие понадобятся.

  Я помолчал, оглядывая привыкшими к сумерку глазами, кузню. Липкое железо приходилось ковать?

  – Приходилось.

  – А не осталось кусочка маленького?

  – Лежали где-то у сынов. Пока мальцами были – баловали. Митька! – Крикнул он. – Поищи железо липкое.

  – А не доводилось ли тебе ковать «небесное» железо?

  – Было дело. Хорошее железо. Тягучее и звонкое.

  – А брали где?

  – Да тут его по болотам и брали.

  – «Не мой метеорит?», – подумал я.

  – А ежели я тебе ещё такого железа принесу? Много. Доспехов и оружия доброго скуёте?

  – Откель ты его возьмёшь? Тем паче, много?

  – Моё дело. Но мне надо, чтобы вы плавили и ковали его правильно.

  Дед поднял подбородок вверх так, что его заплетенная в три косицы борода почти уткнулась мне в лицо.

  – Ты, эта, Князь... Не забижай. Мы железо куём... Давно... А ты... Вот так пришёл, молодой и красивый, и тебе не по нраву, как мы куём?

  – Без обиды, дед. Я у литвинов да немцев несколько секретов узнал. Хочу только с тобой поделиться.

  – У литвинов? – С изумлением переспросил он. – То дело. У них знатный меч и бронники. Но и у нас не хуже, – опомнившись, поправился кузнец.

  – Не хуже. Я знаю. У самого сабелька местного кова, не раз рубила доспех литвинский. – Я с любовью погладил железяку, висевшую на моем левом бедре. – Но будет ещё лучше. Я тебя пытать не буду. Твои секреты мне не нужны. Я тебе свои расскажу. И ты по ним сделаешь мне то, что я попрошу. Сговорились?

  Глаза у деда уже загорелись. Или это всполохи из горна?

  – Когда руду принесёшь?

  – Скоро.

  * * *

  – Константин Александрович, – обратился я к князю Беззубцеву – Михайлову, – у вас в Михайлове кроме глин гончарных имеются смеси, которые можно пережечь на особо клейкую известь. По-латыни – «цемент» называется. Очень хорошо камень и кирпич склеивает. А вам городок надо укреплять. Татары пойдут, городок, как есть, не устоит. Вот кирпичные стены и поставите, и черепичные крыши. Чтобы стрелами город не пожгли. Я вам из казны денег ссужу. Без лишка отдавать станете. Потом этим «цементом» и вернёте.

  А ещё у вас угли каменные лежат и торф. Надо наладить выход особых углей для варки железа. Очень надо, Константин Александрович.

  – Вы, Михаил Фёдорович, не по возрасту разумны, в пример другим молодцам. И дело говорите правильное, но людишек у меня совсем мало, а какие есть, или на пашне, или на вольных работах. В основном, железо болотное собирают и жгут, да в казну сдают.

  – Полевые работы заканчиваются. Вы объявите, они сами запросятся. Плата из казны за всё сдельная. Сколько сдадут в казну, столько и получат сразу.

  – Как с воями с народом не получится обходиться, не на войне чай. На приказ они наложут такого, что...

  – Не наложут, Константин Александрович, а побегут робыть, потому как цену за этот цемент казна отпустила хорошую. А копать известь и жечь её – намного легче, чем по болотам по морозу руду искать.

  Глава четвёртая.

  Моё предложение поохотиться Касим принял с поправкой. Попросил, чтобы я приехал к нему. Дескать, ловчих птиц и сокольничих у него больше. Где обычно Касим охотился, я знал. Это было, как раз, то самое, нужное мне место.

  Когда мы туда прибыли, лагерь Касима, стоял, баранина жарилась, плов кипел, но его самого не было.

  Пока мы расставили свой лагерь, прибыл Касим со своей свитой.

  Услышав сигнал трубы, я оглянулся, и увидел всадника, приближающегося ко мне иноходью. Я двинулся ему на встречу, и мы с съехались.

  Касим выглядел на сорок лет. Его, почти чёрное, азиатское лицо и руки утопали в белых шёлковых одеждах, отороченных белым мехом песца. Конь тоже был белым. Седло, сапоги и рукавицы красные.

  Подъехав, он заиграл конём, крутясь передо мной, и демонстрируя себя во всей красе. «Могут и любят они повыпендриваться», – не удивился я, внутренне усмехаясь. Но за незримую границу между нами он не переходил.

  – Рад познакомиться с тобой, Михаил Фёдорович. Ты молод, но молва о тебе, как о достойном воине, идёт впереди тебя. Ты быстро и высоко взлетел. В знак моего к тебе уважения прими эту птицу.

  Он поднял руку, и вдруг, откуда-то сверху упала тень, сделала круг над головой Касима, и птица села на его рукавицу.

  – Это мой лучший сокол. Я тебе дарю его вместе с его любимой рукавицей. Считай, что я отдал тебе свою правую руку.

  Приняв рукавицу с соколом, и надев её, я поднял свою левую руку, и... к нам подъехал мой сотник Григорий с клеткой.

  – Я не такой опытный, как ты, Касим, в обучении ловчих птиц, поэтому я не стал портить этого сокола, которого выпросил у Великого Князя Василия. Прими его в знак моей дружбы. Мои руки – твои руки.

  Касим подозвал своего человека, который принял клетку из рук Григория, и поднял её к лицу Касима.

  – Я знаю эту птицу. Это лучшая птица в Московии. Мне Князь её не продал, хотя я давал за него пятьсот рублей, – с горькой усмешкой сказал он. – Сколько ты отдал за него?

  – Великий Князь отдал его даром, когда узнал, что я хочу подарить его тебе. Наверное, тебе надо было не торговаться, а просто спросить. Как у друга. Я рад, что сокол тебе понравился.

  – Благодарю тебя за два подарка, Михаил Фёдорович. За птицу и заботу Великого Князя.

  – Я рад, что так получилось.

  Касим снова закрутился вместе с конем, привставая в стременах. Его переполняла жгучая энергия и нескрываемая радость. Конь, прыгал то вправо, то влево, отталкиваясь сразу четырьмя ногами. Потом он остановился, и Касим посмотрел на меня с гордостью.

  – Научишь? – Спросил я у него.

  Я был искренне восхищён. Он, согласно кивнул головой, и с криком: «Хей, Гульсара!», понёсся по степи к своему табору.

  – "Интересно, – подумал я, – на сколько уместно женское имя «цветок», в боевом кличе «монголотатарина»?

  Когда-то давно, в моём детстве, я смотрел непонятый мной фильм с таким названием.

  * * *

  Мы поохотились на славу. И я, и Касим остались довольны. Мой единственный, привезённый мной, сокол четко отрабатывал дичь, и не совершил ни одного промаха.

  Касим попробовал больше десятка разных ловчих птиц и, хотя некоторые из них промахивались, недовольства не высказал.

  – «Крепкие нервы, – оценил я, – и здравый ум. Интересно, какой у него брат?».

  На обед остановились в лагере Касима. После долгого обеда разлеглись на шелковых коврах с обилием подушек. Многие, и Касим, сразу уснули. Мне же не терпелось приступить к поиску метеорита.

  Я хорошо подготовился в том мире, и ориентиры, по которым я намеревался искать метеорит, сохранились и в этом мире. Главными из них были церкви в деревнях Куземкино и Шостье. Они, действительно, существовали в пятнадцатом веке, и создавали почти прямую линию в направлении места падения метеорита.

  Наш лагерь был ближе к метеориту, чем к деревне Шостье. До него, по моим прикидкам, было не больше километра. Там тоже должно было находиться село с церковью, но я, несмотря на практически ровную степь, ничего впереди не видел.

  Сев, на стоящего рядом коня, и отмахнувшись от Григория, попытавшегося меня сопровождать, я легко тронул поводья.

  Вынув из-под седельной сумки изготовленный мной лозовый «индикатор», – тонкий длинный прутик, с прикреплённым на его конце кусочком магнетита, и держа его в правой руке, я медленно ехал по невидимой для других линии. Шагов через триста я почувствовал, что у меня «клюёт». Это чувство нельзя передать словами. Описать, что значит «клюёт» – невозможно, это можно почувствовать только самому. Особенно если это «клюёт» маленькая «рыбка».

  Прутик повело вправо, и я повел коня в том направлении, а потом «удочка» наклонилась вниз. Я спешился, достал из ножен широкий нож, и стал покалывать землю его кончиком. Несколько раз, наткнувшись на что-то твёрдое, я выковыривал обычные камешки. Но, вдруг, я достал из земли черный с лёгким красноватым налётом камень, размером с ноготь большого пальца. Это был он. Метеорит. Притянул мою лозу конечно не этот камешек. Я знал, на какую «рыбу» клюнула моя удочка.

  Я сразу сел на коня, огляделся, и увидел впереди на возвышении остатки сгоревших строений. Понятно. Деревня всё же была. И будет.

  Я вернулся в лагерь. Все спали. Только Григорий с несколькими бойцами добросовестно несли службу, причем один из них подъехал близко ко мне, верхом, не смотря на мою отмашку.

  * * *

  После сна мы продолжили пировать. Я отозвал Касима в сторону.

  – Касим, смотри, что я нашёл.

  Скрывать находку смысла не было. Те, кому надо, наверняка видели, и мою прогулку, и ковыряние в земле. Лозу я прятал за своим телом. А вот камешек скрыть не получится.

  – Что это? – Спросил он, беря камень в руку.

  – Железо.

  – ? – Он посмотрел на меня, – И что? Его на болотах много.

  – Ну... Это лучше. Правда его немного. Но поковыряться можно. На хороший меч и кольчугу хватит.

  – У меня и так, и кольчуга, и меч хорошие. Зачем мне ещё?

  – Тут вот какое дело, Касим. Я планирую здесь жить долго. А мы с тобой так далеко находимся от рудных мест, что нам приходится очень дорого покупать металлы. Ни золота, ни серебра тут нет. Я обеспокоен этим.

  – Я тебя, молодого вьюнушу слушаю, а слышу слова моего отца, да пусть имя его звучит долго. Он мне всегда говорил, что всё надо иметь своё, а если у тебя чего-то нет, надо забрать у того, у кого оно есть.

  – Мудрые слова. Я знаю место где есть всё: и золото, и серебро, железо, медь... Всё, Касим. И очень много. И не очень далеко.

  Я показал рукой в сторону восхода.

  – Там, есть горы.

  – Я знаю эти горы. Я был там, когда был совсем молод. Сейчас там ногаи. С ними нельзя договориться.

  – Зачем договариваться, когда можно взять то, что нам надо. Силой. Ты не представляешь себе, сколько там золота, металлов и драгоценных камней.

  – А откуда тебе это известно? – С недоверием спросил он.

  – У меня есть старая карта со всеми местами кладов. Я покажу тебе её.

  Глаза Касима округлились, ноздри его короткого носа расширились, и он глубоко задышал. Потом он изобразил непонятную гримасу, и сказал:

  – Думать надо. С братом говорить. Он давно меня зовёт ногаев бить. Я не хотел. Зачем идти далеко, когда и здесь хорошая охота?! – Вскричал он весело. Потом стал серьёзным, сказал:

  – Вдвоём с ним нам было бы тяжело. А вот втроём...

  – Не только втроём. Князя Василия позовём.

  – Не надо отвлекать князя от важных дел на западе. – Касим многозначительно посмотрел на меня. – Сколько бы не было золота, его всегда будет мало. Не надо ни с кем больше говорить про... Это слово любит тишину. Или князь знает о нём?

  – Нет. Не знает. Никто не знает, кроме тебя

  Я ничем не рисковал. Даже если он расскажет о нашем разговоре Василию, я объясню, что проверял Касима на возможность привлечения его к войне с Ордой.

  Ну какой шестнадцатилетний парень пятнадцатого века мог иметь карту рудных месторождений Урала? Я делал ставку на это.

  А у меня такие карты были. Очень подробные карты. В наше время месторождения уже были практически полностью выработанные, и их местонахождение никто не скрывал. А со спутниковыми технологиями сделать подробнейшую карту местности, как два пальца об асфальт.

  – Касим, может ты позволишь мне пособирать это железо здесь? А первая сабля из него – твоя. Это будет... такая сабля! Вот увидишь. Ни у кого таких сабель не будет. Только у тебя и у меня.

  – Ты его сейчас хочешь собирать? – Удивился он, даже развернувшись ко мне.

  – Вот ещё, – фыркнул я. – Людишек пришлю своих. Пусть ковыряются. А сейчас у нас пир. Там уже свежая крольчатина наверняка поспела. Аж слюни текут. Пошли скорее.

  Это Касиму было понятнее. Он приободрился, и мы вернувшись в его табор, продолжили пить и есть.

  * * *

  Мои людишки, возглавляемые «порученцем» тайных дел Николкой, прибыли копать, снаряжённые по последнему слову техники. Телеги с рудой на широких колёсах, чтобы не оставлять глубокие следы, уходили гружёнными по ночам. В общей сложности мы собрали более десяти тонн небольших осколков метеоритного железа. Мои конвойные отвлекали касимовские дозоры игрой в кости, по чуть-чуть проигрывая и спаивая их брагой.

  Последним аккордом этих «ночных серенад» было извлечение метеорита объемом около трёх кубов , что соответствовало пятнадцати тоннам, и погрузка этого монстра, на специально изготовленную по моему чертежу, очень низкую четырёхосную телегу.

  Как только стемнело, мы подняли метеорит, и сразу дали ходу. Ну, как, ходу? Медленно покатились.

  Касим в это время не было. Он уехал собирать налог со Звенигорода, и я не опасался претензий с его стороны. Что я утащил камень, не спросив его. Касим был веры христианской, а поклонятся метеоритам у христиан было не принято.

  Мелкие железные камни мы положили в приготовленный заранее склад. На добычу и транспортировку железа я ни одной деньги из княжеской казны не брал, и теперь вся руда была только моей собственностью.

  Большой метеорит был установлен у меня во дворе, на постамент, примыкающий к частоколу. Полагая, что к нему непременно начнутся паломничества, мы начали строительство казённых постоялых дворов и казённых питейных заведений. Монополию на алкоголь я пока не вводил, а ввёл известный мне стандарт качества и ассортимент. Казна, за счет питейных доходов, стала пополняться значительно быстрее.

  Кузнецы от такого количества метеоритного железа ошалели, а добытчики и варщики болотного пали духом. Но, и для тех, и других у меня были заготовлены предложения. Я решил не торопиться с раскрытием секрета «этого» метеоритного железа всем кузнецам. Поговорил только с Иваном Кузьмичом.

  – Это железо особое. Оно плохо сваривается ковкой, поэтому мечи и сабли надо делать литьем в форму, а потом доковывать жало. – Объяснял я ему. – Но главная его особенность – оно очень прочное, не ржавеет, не горит, и не ломается на морозе. Сабли и мечи из него можно делать тонкие. И доспех из него ни один меч, стрела или даже клювец не возьмёт. А ещё, из него знатные лёгкие пищали должны получиться.

  Я не стал раскрывать секреты этого железа другим кузнецам, чтобы не тормозить творческую мысль мастеров. Пусть пытаются эту сталь сварить ковкой. Вдруг что получится. Кузьмич тоже будет пытаться. Раз ему сказали «нельзя», он обязательно попробует. Но я предложил ему нечто иное.

  – Ты, Кузьмич, поставь большую печь. Непрерывного горения. Чтобы из неё железо вытекало само. И шлак сам вытекал. Подставляешь ковш, и разливаешь по формам. Вот тебе и готовые сабельки, вместе с гардой. Потом в кузню отдал, пусть доковывают. И пищали прямо там лить будешь. У моей пищали – труба сквозная Заказ для вас от казны будет большой. А за тем, чтобы вовремя казна платила, я присмотрю. Богато жить будете.

  – Твои бы слова, да Богу в уши, Князь, – сказал Иван Кузьмич вздыхая.

  – Иван Кузьмич, а как бы ты отнесся к созданию под твоим началом особого казённого огненного приказа?

  – Скажи лучче. А то я чегой-то не разумею, чо баешь?

  – Ну гляди... Ты мужик, опытный. С огнём дело имеешь давно. Но тяжело тебе уже. А ты возьми под свою руку всё доменное и кирпичное хозяйство казны. А людишек мы тебе работных найдём. Печь кирпич – дело не слишком мудрёное. Если знать, как. А я знаю, и тебе обскажу. И будешь ты княжеским приказчиком огненных дел.

  – Ты мне, чо, Князь, боярином стать придлагаш?

  – Ну, боярином-не боярином, а главой княжеской очень важной казённой службы. С большим окладом.

  – Ну-у-у... Князь... – не нашёл что сказать Кузьмич, и упал в ноги. – Век молить за тебя...

  – Брось, Иван Кузьмич, в ноги падать, – я похлопал его по плечу. – Вставай. Ежели согласен, я указ сегодня издам, но смотри, я хоть и молод, но со служивыми людями суров. Но справедлив. Говорят... – Так ведь, Григорий? – Спросил я сотника.

  – Истинно так, Михал Фёдорович, – сказал тот.

  – Все мои служивые особым казённым лечением обеспечены. Лекарский приказ уже робит полегоньку. Там у меня знатный лекарь. Из Новогорода выписан. Немец.

  – А сынов моих... да баб, как ба полечить?

  – А бери их на работу в свой приказ, и пусть лечатся.

  – Сыны, то понятно, ковать будут, а бабам... какую работу вверишь?

  – У тебя, Кузьмич, большая служба будет, и даже хоромы отдельные. Там найдёшь, чем занять баб. Но знай, за кажну копейку, а тем паче деньгу, либо рупь, – спрошу по полной. И, как, служивого человека, за казнокрадство – сразу на кол. Конюшней не отделаешься.

  – Мож, всё же на конюшню, а, Князь? – С надеждой спросил он.

  – Нет, Иван Кузьмич, только ... на кол! И потолще выберу сам лично, в знак моего к тебе сейчас уважения. – С улыбкой сказал я.

  – Сурово... – пробормотал Кузьмич.

  – Но справедливо! Или нет?

  – Справедливо, – вздохнул он.

  * * *

  «Указом Великого Князя Михаила Рязанского Ковалёв Иван Кузьмич назначен приказчиком казённого огненного приказа со службами: литейная, кузнечная, кирпичная, пушечная и оружейная».

  * * *

  Всем, кто занимался болотным железом я предложил печь кирпич. И идти служить в приказ к Кузьмичу. Тут же в ямской слободе поставили большую восьмидесяти метровую туннельную печь. Металла у меня сейчас было достаточно, чтобы сделать легкие железные жаропрочные тележки, на которые грузился кирпич-сырец, и цепь, которая эти тележки медленно протягивала с помощью зубчатых колёс через все три камеры печи.

  Можно было обойтись без цепной передачи. Я придумал систему останавливающих телегу башмаков, но Кузьмичу моя идея с цепью понравилась больше и он настоял на её воплощении. Цепь по кругу двигалась с помощью рукояти через понижающую передачу. Головы у мастеровых этого времени работали «будь здоров». Хватали мысли на лету.

  Облегчение тяги движения гружёных телег или их аварийная выгрузка в случае обрыва цепи, создавалось путём подъёма или опускания рельс винтовыми домкратами.

  * * *

  Николка Фомин докладывал, что созданные мной казённые приказы вызвали поощрительные разговоры в народе и недовольство бояр. Агенты моего тайного порученца давали подтверждаемую разными источниками информацию о том, что у бояр против меня зреет заговор.

  Инициатором заговора был боярин Пронский. Предыдущий Князь Рязани был стар и шел на поводу боярского совета. А я начал привлекать к управлению княжеством работный люд.

  Я пригласил Семёна Вердерева. Принимал его на верху в палатах, сидя в княжеском троне.

  – Звал, Князь? – Спросил он, войдя и здороваясь.

  – Звал, Семён Фёдорович. И вот по какому делу... Присмотрелся я, Семён, и вижу в тебе сноровку мне надобную. Ты же знаешь, я приказные службы при казне учиняю. Вот тебе хотел предложить ...

  Он смотрел на меня просто. Сесть я не предлагал, и он стоял передо мной ровно.

  – Дела у меня разворачиваются скоро и неплохо. Надо бы обсудить ... Может присядешь?

  Он огляделся в поисках скамьи, но её не было, и он развёл руки.

  Я встал и подошёл к нему.

  – Тогда и я постою. Давай выйдем на балкон.

  Я, взяв его под локоть, провёл на пристроенный над входом длинный и широкий балкон, на котором стояли два плетёных кресла с подушками.

  – Мне нужен совет, Семён Фёдорович. При казне создано несколько приказов. Мне нужен главный приказчик, чтобы следил за ними, и с кем я мог бы обсуждать дела княжества.

  – Казначеем, чо ли?

  – Казначей отдельно от казны будет, – усмехнулся я. – Он мне подчиняется. У тебя – всё остальное. Всё, хозяйство княжеское, Семён... Потянешь?

  Тот стоял и молчал.

  – Я воевать уйду на ту зиму. Ты останешься здесь наместником. Смогёшь?

  – Смогу, Князь, – возбуждённо и горячечно сказал он.

  – Ну, хорошо. Порешали. Сядем давай, обсудим. Править тебе будет сложно. Бояре – люд гордый. Могут не простить тебе твоё возвышение. Я почему простой люд на приказы ставлю. С него проще спрашивать. И дело он обвык делать, а не ходить, позвякивая сабелькой. Потому, назначать в приказные буду я, а ты с ними будешь строг. Что думаешь?

  – Про бояр – ты прав. Грызня меж нами вечная. Ещё наши отцы и деды дрались. И нам завещали. И споры земельные вечные.

  – Вот ... И я говорю.

  – Но откуда ты, отрок почти, это разумеешь? – Спросил он, не подумавши, а подумавши вскинулся. – Прости Князь, обмолвился.

  – Оттуда небось, – я показал пальцем в небо. – Кто знает? У тебя братов сколько?

  – Пять. Токма два мелких ещё.

  – Понятно. Будем думать вместе, что с боярами делать. С завтрева приступай вникать в дела.

  * * *

  С первым снегом приехал Касим. Увидя справа от входа возвышающийся над частоколом черный камень удивился, но свой вопрос оставил на потом.

  – «Мудро», – подумал я.

  Я позвал его сразу в баню. Благо, был уже вечер и баня топилась.

  Попарившись и обмывшись под моим душем, который он рассматривал так внимательно, что я понял, что завтра и у него будет такой, мы уселись в кресла и приступили к беседе, заедая её обильной едой и запивая пивом и квасом.

  – Видел черный камень над стеной? Это я у тебя в степи выкопал.

  – Это же небесный камень, да?

  – Да, небесное железо, я тебе про него говорил.

  – Ты говорил про маленькие камешки. Этот большой.

  – Я говорил тебе просто про небесное железо. А сколь его там, кто знал?

  – Я думал его там немного. А ты знаешь, что такой камень стоит у мусульман в их городе Мекка?

  – Нет. И что он там делает?

  – Они на него молятся. Это часть их древнего храма.

  – Иди ты? – Изумился я.

  – Точно говорю. Мне мама рассказывала, Гулсари. Она даже песню пела, но я её не помню. Сейчас к тебе будут тоже приходить молиться.

  – Мусульмане?

  – Да.

  Я сделал паузу, а потом, как бы только что придумав, сказал:

  – Касим, а давай придумаем сказку для мусульман про этот камень. Скажем, что это часть того камня из Мекки. И пусть они ко мне идут, и живут здесь. Воев из них сделаем. Мечеть поставим. Ногайцы мусульмане?

  – Все мусульмане.

  – Вот... Я тебе тоже дам большой камень. Специально для тебя оставил. Он во какой, и я развёл руки.

  – Не знаю. У меня и так полно этих безбожников. Мне бы от своих избавиться.