Текст книги "«Устная история ЕХБ в СНГ» (СИ)"

Автор книги: Михаил Шаптала

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

-Он знал Вас?

Я его не знал, а он знал меня, потому что если что -то случается, то все дела собираются. Потом он ушел, и во вторник вызывает меня следователь с вещами. Завел меня опять к себе в кабинет и снова допрос сделал. Спросил, когда я уверовал, какая семья, все анкетные данные. «Служитель?» «Да, служитель». «С какого года?» «С такого-то года, несу служение». «Где работаете?» Все данные записал, потом опять повторил. И следователь говорит: «Если я найду нужным освободить Вас до суда, Вы никуда не уедите»? Я говорю: «Бежать никуда не собираюсь, на нелегальное положение не пойду. На посещение других городов я имею право»? Он говорит: «Имеете право. Только по первому моему требованию должны являться на допрос». Я согласился по повестке являться на допрос. Он дал мне бланк, и я заполнил его, что по первому вызову следователя должен являться на допрос, что на нелегальное положения уходить не собираюсь, и скрываться от правосудия не буду, и расписался. Дал такую расписку. Он отдал мне пояс и все остальное, что забрал. Я пришел домой, и пошел в собрание. Одни говорили: «Слава Богу, что вернулся, мы молились за тебя». Вторые: «Как это так? Почему же вернулся? Всех сажают, а его освободили». Я рассказываю, что меня под расписку о невыезде выпустили, заведено уголовное дело. Я спрашиваю: «Вы же молились?» Они: «Молились». Я: «Но почему не верите, что Бог может освобождать, раз вы молились. Зачем тогда молится. О чем вы молились?» Они: «О том, чтобы Бог освободил». Я: «Бог услышал ваши молитвы, а вы теперь недовольны, и ставите мне какое-то недоверие». Следователь вызывал меня еще несколько раз, я ходил на допрос. Что мог отвечать, то отвечал, когда касалось меня лично. Если касалось других, то я отвечал, что спросите других, кого эти вопросы касаются, а я на эти вопросы не отвечаю. Потом он вызвал меня по повестке и объявляет: «Статья, по которой Вы обвиняетесь, попадает под амнистию». Амнистия как раз прошла и стали отпускать. Я написал, что ознакомлен и дело закрывается. Расписался, и на том дело окончилось. Прихожу домой и говорю, что так и так. Кто поверит, а кто не поверит. Некоторые и сегодня не верят. Когда мне дали эту квартиру, я десять лет был уже на пенсии. Потом поехал проведать своих сотрудников, я с ними много беседовал, дарил Библии, а когда ушел на пенсию, то раз в год их посещаю, побеседую с ними, они очень интересовались моей судьбой, семьей, и я их ставил в известность. Приехал, рассказал все. Очень приятная встреча была. Тот, который был парторгом, который судил меня товарищеским судом, который чинил препятствия, когда увидел меня, обнял и спросил: «Ну, что? Ты держишься»? «Да, держусь». «Ну, так и держись. Слава Богу. Молодец». В свое время поменялись обстоятельства, и он теперь смотрит на меня по– другому. Спрашивают у меня, где я живу. Я отвечаю, что на поселке, в том же доме. Семья большая, тесно. Мне говорят: «Подавайте на квартиру. Сейчас всем участникам дали, один остался «афганец». Всем дают квартиры. Есть такой закон, что всех обеспечить жилплощадью. Пишите заявление». Я говорю: «У меня же дом». Мне отвечают: «Не имеет значения, у Вас семья не позволяет больше». Сказала какие документы собрать, и меня поставили на льготную очередь. По льготной очереди я был второй, за «афганцем». В сорокалетие Дня победы, на 9 мая заседал в Макеевке исполком, и дали две квартиры: мне двухкомнатную, потому что у меня жена и дочь. Потом мне звонят: «Вам выдели квартиру, приезжайте с документами». Я приехал, мне выделили квартиру в Макеевке, но мы поменяли на Харцызск, и заселились. Потом встречает меня сестра и говорит: «Что квартиру дали»? Я говорю: «Да, дали». Она: «Тому что-то не дали, а тебе дали». Я говорю: «Ну, я не знаю. Мне дали, я рад и благодарю Бога». Она: «Благодаришь Бога...?» Вот какое мнение у человека, что я работник КГБ, мне выделили квартиру, и все блага дают.

-Не было ли со стороны Лидии Михайловны подозрений в Ваш адрес? Почему Вас эта участь миновала? Как так получалось, что Вас не подозревали в том же Совете руководства?

Когда я был последний раз на Совете церквей, тогда Крючкову было 50 лет. Мне тоже 50 лет исполнилось, и я ушел на пенсию. Я купил ему тогда чашу серебряную, и себе тоже. Поехал к нему подарить чашу, и как раз меня пригласили. У меня она стоит, я больных с этой чашей посещаю. И вот приехала сестра, я не мог ехать один, меня связная везла. И мы поехали. Приехал я, братья сошлись, и я поздравил его с днем рождения, подарил чашу, потому что они из рюмочки принимали причастие. Он поблагодарил, а потом говорит: «Ты не думай, что ты тут умней всех нас, что ты до пенсии доработал, что тебе пенсию будут платить, а мы лишены этих возможностей». Я говорю: «Геннадий Константинович, какие у тебя мысли. Если я работал, ты же приезжал, говорил с моей женой, не смог убедить, она не согласилась. Винс приезжал, она не согласилась. Церковь не дала согласия. Доработал, Бог позволил мне». И он так вот мне это выговорил, но такого, чтобы падало подозрение в сотрудничестве не было. Если с другими что-то и пытались, то я был на виду у всех: у руководителя межобластного совета, на работе, всегда общались вместе. А отдельные, конечно, могли создавать, а потом пускать разные слухи. Лидия Михайловна была недовольна, потому что я останавливал ее в ее грубых тонах, в ее неправильных сведениях, которые они подавали. Я проверял это, останавливал, и не давал ей развиться. Она скрипя сердцем все это принимала и чувствовала, что Совет родственников узников как-то все равно должен быть в Совете церквей, и должно быть какое-то руководство. Хотя отдельные сестры шли в разнос. С Дедовска сестра Якименкова, не жена Павла Афанасьевича, а его брата, неуправляемая, тоже была в Совете. Потом Рытикова, простая женщина– христианка, только ее адрес использовали. Еще Юдинцева, очень строптивая женщина, пробивная, «ей нужно пробивать мужа, карьеру делать», как она сказала. Вот такие попали туда женщины неуправляемые, да еще с Молдавии Хорева, тоже неуправляемая. Еще с Луганска Козорезова. Тоже своевольная женщина. И их четверка собралась одного духа. Не знаю, как там они вмещали друг друга, наверное, трудно было вместить, потому что такие женщины не уживаются друг с другом. Козорезова очень своевольная женщина была, и брала на себя больше, чем положено. Любит руководить, командовать. Когда мы куда-то направлялись, например, в Совет по делам религий, или во ВСЕХБ по каким-то вопросам: письмо посылать или собеседование, или с какими-то претензиями, то она говорила: «Как это так, вы сами ходите, надо кого-то из Совета родственников узников брать». Я говорю: «Хорошо, идемте с нами, пожалуйста, если вас интересует, и Вы поможете». Там она брала инициативу в свои руки и не давала никому высказаться, срывала эти общения, и мы уходили ни с чем. Не успевали мы только составить документ очередной, когда выходило сообщение о родственниках узников, как она тут же расписывала все эти вопросы.

-На сегодняшний день мы имеем почти четыре союза. Каким Вы видите судьбу баптистского братства?

Очень сложно сказать. Те союзы, которые уже определись, уже функционируют, они будут продолжать в том же духе, если не изменятся внешние обстоятельства. Не знаю, как они могут измениться: сегодня так, завтра иначе. Вон, за одну ночь арестовали Горбачева, развалился весь Союз, и никто не предвидел, все пошло совсем по -другому направлению. Я не думаю, что будут возникать новые Союзы. Такой нужды на сегодняшние день нет. Если кто хочет по– своему направлению, по своим взглядам присоединиться к какому-то союзу, то есть полная возможность. Сейчас мы пытаемся. Церковь в Иловайске хочет к нам переходить. Я говорю: «Нет, давайте ищите общий язык. Сейчас нет тех препятствий, которые были, нет тех законов, которые могли бы вас ущемлять. Если пресвитер что-то не так делает, то работайте с ним, смиряйте себя, и приходите в норму жизни, нет сегодня причин к выходу из какого-то Союза, к отделению. Не устраивает тебя ни один Союз, хочешь новый создать, значит ты – не христианин». Я так смотрю и не вижу, чтобы была нужда в организации каких-то еще Союзов. Конечно, различные течения, миссии, это само собой. Они рождаются сейчас, как грибы, и не убежишь за ними. А в чисто баптистском братстве, которое хочет иметь спасение, где дети Божии, ничего не должно возникнуть, и нет причин к тому, чтобы возникали на сегодняшний день. И в объединении ничего не вижу сейчас положительного. Мы пытались в свое время находить пути. Со ВСЕХБ мы не пытались объединятся, а просто, чтобы прекратить всякие поношения и злословия друг друга, даже если заслуженно, то не делать этого ни на страницах печати, ни предавать огласки. Бог сам будет судить и разбираться со всеми нами в смысле того, если бревно в твоем глазе, то не смотри на сучок в глазе твоего брата. А в объединении с Советом церквей мы много старались. Вы сами видите из писем. Нас отторгали, но мы туда тяготились и тяготились до последнего времени, пока не поняли, что это бесполезно, так как ситуация не меняется. Был у меня один брат, и он сказал, что присутствовал в Луганске на совещании, куда приезжал Крючков. Там задали ему вопрос: «Как Вы смотрите на автономные церкви?» Он сказал: «Это – наши братья, сестры, и церкви. Мы с ними прошли большой трудный путь. Находите с ними общий язык, и не считайте их за врагов». Правда, он высказал, что за исключением отдельных пресвитеров, а так это – наше братство. И если у него сейчас такие взгляды, может быть придет ему такое на память, чтобы собрать общение и побеседовать. Все может быть, дай Бог, чтобы такое случилось, и тогда быть может из трех союзов состоится один, или из двух один. Из трех, я имею в виду, автономных. Может быть здесь перспектива была бы, если бы сейчас инициативу взял Совет церквей, теперешний, потому что эти братья не могут объединить те общины, которые находятся в Совете церквей с автономными без согласия руководства, а они могли бы, потому что автономные церкви более склонны к объединению нежели те общины, которые сегодня настроены против автономии.

-В связи с чем Румачик и Батурин были выведены из состава Совета церквей?

Я даже не могу сказать. Батурин, я знаю, был, на домашнем аресте, чтобы он никуда не выезжал, и был дома. По каким причинам? Батурин был секретарем, Румачик был заместителем Крючкова. Что у них там случилось, я не знаю. Я с ними так и не мог встретиться, хотя была тогда возможность, но почему -то избегал меня Румачик. А Румачик я знаю почему меня избегал. Он очень чувствует свою вину, когда он здесь вел борьбу, когда стучал кулаком на меня, когда поносил меня, и все остальное. Конечно ему бы надо просто по – братски сказать: «Знаешь, брат, сорвался, не выдержал, прости». Но этого так и не случилось, и у меня не хватило тоже духа к нему поехать и побыть там. Они объединились в альянс какой-то в Московской области.

-Вы упоминали об интервью за границей по радио Карева и Жидкова. Есть ли где-нибудь опубликованные материалы этого интервью?

Это есть у Завадски, в его книге. Дословно высказаны их выступления. Яков Жидков у нас по радио выступал, и его сын тоже выступал. Я слышал, когда они выступали. У меня не сохранилось запись, и я даже забыл об этом, но когда я прочитал, то вспомнил их выступления. Вспомнил по журналам «Братский вестник». Они там опубликовали эти выступления полностью. Наверное, заставляли опубликовывать, они может быть и не хотели. С Михаилом Жидковым я говорил, потому что мы с ним тоже часто встречались. Однажды я говорю: «Как ты удостоился того, что выступил по радио?» Он сказал, что его заставили. «А что, если тебя заставят завтра что-то другое сделать, ты сделаешь?»

======================

Интервью с Михаилом Тимофеевичем Шаптала, пастором церкви ЕХБ независимого братства города Харцызска, руководителем пасторского отдела Южного региона независимых церквей ЕХБ и членом Совета братства независимых церквей евангельских христиан-баптистов, 7 февраля 1997 года (в рамках исследовательского проекта «Устная история ЕХБ в СНГ» МГУ им.М.В.Ломоносова).

======================