Текст книги "Слева молот, справа серп"

Автор книги: Михаил Шахназаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Марьин почувствовал, что после услышанного сердце гостя стало биться учащенней.

– Фантастика! Я же говорил! – возрадовался Шнапсте. – Говорил, что наши ученые намного сильнее своих коллег из стран Запада. А ощутимый результат – это примерно сколько?

– Ну… Сантиметров пять как минимум. А это много, Гвидо. Поверьте, очень и очень много. Взгляните сами, – Хузин показал на рисках линейки. – Но все зависит от особенностей человеческого организма. А также от питания, соблюдения режима и духовного состояния. Андрюш, на сколько делений твой прибор вытянулся?

– Четыре сантиметра и два миллиметра, – сквозь зубы процедил Андрей. – Но я уже давно не измерял.

Реклама заставила Шнапсте возбудиться еще больше:

– Вот и не верь после этого в судьбу! Не зайди я вчера к вам, так бы всю жизнь и промучился. Но в аптеках он, естественно, не продается?

– Гвидо… «Барадализон-7» в аптеках – это как балык и «Посольская» в сельпо.

– А почему «Барадализон» идет под номером семь? – полюбопытствовал официант.

– Есть три вида инъекции. Идут не под номерами, а под специальными кодами. Под кодом «три» выпускается препарат для незначительного удлинения органа. Соответственно, под кодом «пять» более действенное лекарство. «Барадализон-7» – самый мощный элемент в этой линейке препаратов. А вы говорите, аптеки… Аптеки у нас для продажи валидола, напалечников, бинтов и пиявок.

– Роман, во сколько мне обойдется чудо-лекарство? – Голос Шнапсте дрожал.

– Препарат пользуется успехом у людей далеко не простых. Вы, наверное, понимаете, о чем я. Так вот, учитывая этот фактор и фактор тотального дефицита, цена волшебного курса инъекций – пятьсот рублей.

– Полтысячи?! Это же почти по сто рублей за сантиметр! – воскликнул Гвидо.

– Хорошо считаете. Именно полтысячи. Такая вот арифметика затормозившей в развитии плоти. И не нужно так бурно реагировать на цифры. Лучше подумайте, сколько удовольствия и новых приключений принесут вам эти драгоценные сантиметры. Вы идете по пляжу. Гордо поднятая голова, обтягивающие плавки, а из них рвется на свободу настоящий Геракл. А взгляды! Сотни восхищенных взоров, огоньки желания, штабеля загорелой похоти!

Гвидо включил внутренний калькулятор. Сколько человек и за какое время нужно обсчитать. Сколько придется умыкнуть продуктов. Но решение было уже принято. Шнапсте отправился домой за деньгами.

Андрей не ошибся в своих предположениях. Ему были не чужды авантюры, но эта выходка Хузина в авантюрные рамки Марьина не вписывалась. У него жена, маленькая дочка Машенька. А Рома ликовал:

– Наш тандем выходит на коммерческий уровень, Андрюша! И среди «хомо долбо. бикусов» есть достойные уважения экземпляры! Главное, чтобы он внушил себе, что может. Сила внушения – великое дело. Смотришь – и вправду бубука подрастет. Вспомни историю с Владиным. Внушил себе, что хочет дачу в Юрмале. Он просто бредил этой дачей. Она ему во снах являлась. Не прошло и месяца, как преставилась его бабуля. И дачу отписала не на сестру Владина Жанну, а именно на него. Не на порядочную женщину, а на выжигу, пьяницу и разгильдяя.

– Но весь антиквариат, который потянет на три таких дачи, она отписала на порядочную сестру Жанну. Рома… ты всерьез хочешь двинуть ему гонадотропин? Ты что, идиот, бл. дь?! – заорал Андрей. – А если этот ресторанный модник помрет? Нам пришьют убийство. Ты когда-нибудь представлял себя под расстрельной статьей? В роли убийцы ты себя видел, Рома? Ты же истребишь этого несчастного латыша! Рома, давай-ка сотри из своих мозгов эту гнусную идею. Так же как вчера стер убитую муху со лба этого упыря, – кивнул Андрей в сторону бюста. – Приедет с деньгами, а мы скажем, что перепутали сегодняшний день с первым апреля.

– Андрюша, прекращай. Рыбы такие же люди, как и мы. Только с жабрами и чешуей. Еще они говорить не могут и лучше плавают. Гвидо не умрет. Максимум – превратится в Ихтиандра. Его внешности очень подойдут плавники и жабры. Выпустим парня в Рижский залив. Будем ездить в Юрмалу и подкармливать наряду с чайками и воронами.

– Но ты же помнишь, что сказал нам дедок в институте! Он сказал, что лосось нерестится один раз в жизни. Тело принимает уродливые формы. Рыба исходит пятнами и чуть ли не живьем разлагается. А потом она в тяжелых муках отдает душу Нептуну.

– Кому она душу отдает?! Нептуну?! Андрюш, сходи в буфет. Сходи и опохмелись… Какая связь между нерестом лосося и Гвидо? И потом, с гонадотропином или без оного, но лосось все равно умирает после первого и последнего нереста. Но если посмотреть с другого ракурса… Гвидо, несомненно, «лосось». Жирный, доверчивый «лосось», втянутый в серьезный научный эксперимент. Можно сказать, человек, добровольно отдающий себя жерновам современной науки. И этот финансовый нерест ни в коем случае не должен стать для него последним.

– Рома, ты моральный урод! И славно, что ты после школы не пошел в медицинский.

Шнапсте появился в редакции через час. За это время Хузин успел сбегать в медпункт и спросить у медсестры Оли, сколько кубиков умещается в пробирку. Вспомнив грубое соитие с нетрезвым Романом, та ответила, что кубиков в пробирке больше, чем у Хузина любви и уважения к женщинам. Потеплев, назвала цифру. Рома в уме поделил жидкость на четыре недели.

– Гвидо, вы нравитесь нам еще больше. Наверняка в ресторации вами гордятся так же, как фирменными котлетами с грибами!

– Спасибо, Роман. Жарища на улице неимоверная. После вас сразу на пляж мотану. Обмою удачу холодным пивком со снетками.

– На пляж, Гвидо, – по результату.

Оглянувшись по сторонам, Шнапсте протянул деньги. Обычные повадки валютчика – для многих официантов это было второй профессией.

– Касательно пива. Боюсь, про пиво придется на месяцок забыть. Как и про все горячительные напитки. – Рома протянул Шнапсте пробирку и ловко определил купюры в брючный карман. – Теперь краткий инструктаж по применению снадобья. Колоться нужно два раза в неделю. Но ни в коем случае не чаще. Спешка может навредить. Главное – терпение и выдержка.

– Могут быть осложнения? – поинтересовался Гвидо.

– Осложнения вряд ли будут, но желаемый результат может оказаться под угрозой. Вместо прироста в пять – семь сантиметров вытянется на три с хвостиком. Максимум на четыре.

– Тоже неплохо, – улыбнулся Гвидо.

– Гвидо, расти так расти. Слушаем дальше. Инъекции делаем строго по понедельникам и пятницам. Запомнить легко. Два дня на букву «п». В день укола неукоснительно соблюдаем строгую овощную диету. Это морковь, картошка, лук и три дольки чеснока. И обязательно! Я подчеркиваю – обязательно – полкочана мелко нашинкованной свежей капусты, заправленной подсолнечным маслом. Без соли. Просто капуста и масло.

– У меня аллергия на чеснок, Роман. И я не люблю капусту. А тем более сырую.

– Значит, придется забыть слово «аллергия». Из жидкости только минеральная вода и чай. Ни в коем случае ни капли спиртного на протяжении всего курса. Минералка, чай, можно рыбий жир. Половые контакты исключены! Неудобно говорить, но… но онанизм тоже оставим на потом.

– Я этим не грешу.

– Все мы так думаем.

– А я нет. Говорят, что жизнь сокращает.

– Продолжим. Каждый день специальная гимнастика. Раздевшись догола, вытягиваете руки по швам, подбородок вверх, плечи расправлены. И начинаете прыгать, – Рома несколько раз оторвался от пола. – Пятьдесят прыжков за один подход. Отталкиваетесь носочками ступней. Подходов должно быть два.

Шнапсте старательно записывал.

– Из физических упражнений только прыжки? Просто друг говорил, что в статье было про гимнастику.

– Гвидо, будьте терпеливым. Не гимнастика, а работа на растяжку. – Хузин вошел в раж.

Марьин, кашлянув, подошел к открытому окну.

– Я на шпагат садиться не умею.

– И не надо. Купите в аптеке жгут. Отрежьте кусок длиной в 40–50 сантиметров. Один конец привязываем к дверной ручке…

– Ой! Я так один раз зуб в детстве рвал. Только не жгутом, а ниткой.

– Пенис не зуб. И рвать его не надо. Второй конец укрепляем на эрегированном члене. Стараемся не пережать. И начинаем упражнения. – Рома начал медленно двигаться. – Отходим назад до полного натяжения жгута и возвращаемся в исходное положение. Четыре раза в неделю по тридцать подходов. Желательно в вечернее время.

– Болеть не будет?

– Первую неделю будет ныть. Потом неприятные ощущения исчезнут.

– Целая наука прямо.

– А как вы думали! И маленькая просьба… Я говорил, что препарат – вещь дефицитная. Так вот. Желательно делать уколы самому. У вас же есть знакомые из мира медицины? Они подскажут, как втыкать шприц правильно. А то сами знаете, Гвидо. Лишняя огласка ни вам не нужна, ни нам.

– У меня вопрос. Колоть «Барадализон-7» прямо в орган?

– Орган – субстанция, созданная не для боли, а для наслаждений. Если им правильно пользоваться. Член вообще можно сравнить с эпикурейцем. Он напрягается только в минуты, когда хочет получить наслаждение. А колоть, Гвидо, нужно в то место, которое создано для поиска приключений. В жопу, Гвидо, в жопу! И ровно через месяц мы ждем товарища Шнапсте с горящими от радости и счастья глазами и бутылкой армянского коньяка, которую мы вместе и приговорим!

Крепкие рукопожатия, слова благодарности. Марьин кисло улыбнулся.

Через время к утреннему туалету официанта Гвидо Шнапсте добавился новый ритуал. Стоя под струями душа, он предавался эротическим фантазиям. Орган достигал состояния готовности и сливался с приготовленным портняжным метром. В сердце официанте проснулся азарт. Чувство, доселе неведомое и казавшееся опасным. Гвидо стал похож на цветовода, ежедневно проверяющего молодые побеги. Соседи, обитающие этажом ниже, терпеливо наблюдали за колебаниями люстры во время гимнастических прыжков.

Когда счастливый покупатель скрылся за дверью, Андрей взвыл:

– Рома, ты что натворил, бл. дь?! Ты превратил официанта в подопытного кролика-гимнаста! Мало того что он должен колоть себе эту херню, которая выйдет ему непонятно каким боком! Так еще заставил человека поглощать по полтора кочана капусты в неделю и жрать ненавистный ему чеснок. Он же, бл. дь, не кролик, Рома, и не кузнечик. А ты видел его физию после того, как сказал про капли спиртного и половые контакты? Ни пить, ни трахаться и даже не дрочить!!! Он же не монах!

– Ну, про монахов ты слишком хорошо думаешь. А придуманный экспромтом режим ему же на пользу. Наберет форму, станет здоровее. Сейчас он бледен. Он устал от работы, водки, случайных половых контактов. Посидит на режиме, улучшит общий экстерьер. Печень ему только спасибо скажет. У него ведь лицо нездоровое. Желтизной чуток отдает. Может, у него вообще гепатит, а инъекции его излечат.

– Ясно… Ты уже веришь самому себе, Рома. И к сожалению, это вошло у тебя в практику.

К вечеру половина статьи о самоотверженности нерестящихся лососей была готова. Продажу эликсира отмечали в «Луне». Пригласили лучшего друга Малютку Джоки. Эту кличку носил инструктор одного из отделов ЦК ВЛКСМ Йозеф Колодяжный. Себя он называл не иначе как «маленький поляк с большим будущим». Йозеф свободно говорил на трех иностранных языках. Великолепно владел искусством обольщения женщин. В его кровати оказывались дамы, внешность которых не могла не восхищать. Последнее многих удивляло. Даже самих женщин. Йозеф был среднего роста, неуклюж и полноват, в его бородке всегда застревали остатки съестного. Но Малютка Джоки умел притягивать внимание. Он блестяще рассказывал пошлые анекдоты, был начитан, разбирался в музыке. Гордился знакомством с Ясиром Арафатом и Барбарой Брыльской.

Посетители «Луны» относились к классике центровых заведений города: нервные валютчики, мотовитые волки загранплавания, вальяжные проститутки, наглые фарцовщики и высокомерные работники торговли. В перерывах между соревнованиями заходили подраться развеселые боксеры и вечно суровые хоккеисты. Кухне «Луны» и работе ансамбля могли позавидовать даже столичные заведения. Рома заказал «Старинные часы» и «Феличита». Попросил солиста причесать бакенбарды и спеть ближе к оригиналу. Резким кивком головы пригласил на танец блондинистую пышку. Женщина представилась Ларисой из антикварного. Когда «Старинные часы» играли по третьему разу, Хузин шептал ей на ухо скабрезности: «Не-е-ет… Это не грудь и не жопа. Это кружева плоти. Это макраме желания и страсти. А это звучит гимн нашей любви, Лара. Старинные часы – свидетели и судьбы… Свидетели нашей судьбы, Лара». Антикварщицу такое обращение не коробило. Ей нравились грубые и решительные атлеты. Хузин целовал пальцы женщины. Сильно оцарапал язык об один из массивных перстней. Рассказал, что по отцу он татарин, любит горячих наездниц в теле и позицию «ноги на плечи».

Малютка Джоки встретил Михаила Дмитриевича, бывшего директора пионерского лагеря «Дружба». В студенческие годы Йозеф трудился там педагогом отряда, устраивал по ночам в дюнах оргии с кострами и молоденькими пионервожатыми. Мстил системе в лице похотливых активисток. Подопечных называл «двуногие сперматозоиды в галстуках». На Йозефа пожаловалась энергичная комсомолка, страдающая косоглазием. Карьера грозила уйти в глубокую трещину, но Колодяжный придумал гениальный план. В отряде отдыхал пастозный мальчик Юра, страдающий эпилептическими приступами. Его одновременно жалели и побаивались. Сценарий Йозефа был прост. Во время купания ребенку становится плохо. Мальчик начинает тонуть на глазах у сотен пляжников. И тут на помощь приходит оказавшийся неподалеку смелый педагог. Реализовать задумку решили между третьей и четвертой мелью. Воды там чуть выше колена. Юра резко упал, но крикнуть о помощи не успел. От волнения перед первой в жизни ролью у него случился настоящий эпилептический приступ. Йозеф подоспел вовремя. С лицом плакатного сталевара, он поспешил на помощь утопающему юнцу. Мальчика откачали, купили ему эскимо и отправили домой. От греха и от воды подальше. Пожимая Колодяжному руки, абсолютно незнакомые люди говорили, что впервые видят настоящего героя. Йозеф получил медаль «За спасение на водах», грамоту и часы «Победа». И вот сейчас в «Луне» он покаялся директору пионерлагеря, что все было спланировано, и поднял тост за комсомол, мальчика Юру и надежду, что тот еще жив.

Невменяемый Марьин приставал с вопросами к официантам. Интересовался длиной дугообразной принадлежности. Не праздно – для статистики. Двое Рому послали, третий обещал позвать вышибалу. Четвертый оказался более общительным и, подмигнув, с улыбкой пригласил Марьина в туалет. Того это чуток отрезвило.

Утро следующего дня началось в кафе Дома печати. Бармены заведения давно пребывали в уверенности, что слова «журналист» и «алкоголик» являются синонимами. Они восхищались стойкостью ливера бессменно поддающих и удивлялись, как ребята попадают по клавишам печатных машинок трясущимися пальцами.

После соточки Андрей потеплел:

– Хорошо вчера погудели, Ромка. А как новый роман? Как прошла ночь с бобрихой?

– Вспомню – расскажу. И не об этом сейчас думать надо, а о гонадотропине.

– Да… Со Шнапсте можем влипнуть, серьезнее не бывает, Ром. Чует мое сердце – помрет малопенисный. Или помрет, или станет инвалидом.

– При чем тут Шнапсте? Я про настоящих лососей. Статью нужно писать. И с чего это можно влипнуть? Ну придет, допустим, Гвидо с претензией. Скажем, что не соблюдал режим и этим перечеркнул возможность стать половым гигантом. В ментовку он побежит вряд ли. Через несколько часов весь город будет знать, что у Гвидо отросток размером с мелок для рисования, и он хотел его увеличить при помощи гормонального препарата. А кому такой позор нужен? Да и сам Гвидо наверняка валютой приторговывает. Видел, как он озирался по сторонам, когда деньги передавал? В кабинете три человека, а он озирается. Инстинкт. И вряд ли Шнапсте захочет, чтобы его взяли за исколотую жопу.

– Рома, меня поражает твое умение знать все за других.

Материал был дописан после третьего захода в буфет. Присутствовали рыболовецкая героика, описание мученической смерти лосося после нереста и обещания в скором времени накормить всю страну красной рыбой. Но большая часть материала посвящалась именно гонадотропину, за инъекцией которого сознательные самки лосося выстраивались чуть ли не в очередь. К главному отправился Марьин. За выхлопы перегара Андрей не переживал – к обеду кровь самого Виктора Матвеича бурлила от промилле. Не употреблял он только во время визитов различных делегаций, о которых предупреждали заблаговременно. Бегло пробежав глазами текст, Матвеич подвел резюме:

– За статью могу только похвалить. Но скорость ее написания оставляет желать лучшего. Хорошее открытие, для народа нужное. Правильно отметили, что, если внедрение новшества пойдет по плану, скоро лосось перестанет быть дефицитом.

– Может быть, может быть, Виктор Матвеич. Но мне вовсе и не кажется, что лосось является дефицитным продуктом.

– Это почему же?

– На мой взгляд, эта рыба не относится к продуктам первой необходимости. Как и колбаса, паюсная икра, шоколадные конфеты и многое другое. Я имею в виду, для широких народных масс. А вот для руководящих товарищей лосось просто необходим. Ведь потребление этой рыбы положительно влияет на работу головного мозга, который у лидеров партии пашет по 28 часов в сутки. А мы вполне можем обойтись килькой и рыбными тефтелями в томате.

– Марьин… если ты продолжишь при каждой нашей встрече хаять систему, я могу и на выговор сподобиться. Вы последнее время с шуточками перебираете. Что ты, что друг твой непутевый.

В этот же день статью отправили на согласование в вышестоящие инстанции. Такие материалы были под строгим контролем. Ответ пришел в понедельник.

…Виктор Матвеич выхаживал по кабинету, глубоко затягиваясь сигаретой. Главный был невысоким, лысоватым человеком в очках с толстой роговой оправой. Левую руку он постоянно держал в кармане. Правой любил чесать заушину.

– Увы, коллеги. Не все так гладко в нашем пишущем королевстве. Статью приказали не ставить. Причем в категоричной форме приказали. Похвалили за слог, за подачу материала, идейность и метафоричность. Особенно понравилась вот эта строка: «Самка лосося напоминает любящую мать, которая готова во благо своих детей на любые жертвы. Пожалуй, это единственное живое существо, идущее на смерть ради будущего потомства».

– Можно сказать, что с себя писали, Матвеич.

– Рома, перестань. Перестань испытывать мое терпение. Касательно статьи. Обидно… очень и очень обидно. Вы старались, да и мне ваш подход понравился. Но перечить верхам я не могу. Они рассуждают здраво и мудро.

– Если мудро, то почему зарезали хорошую байку? – возмутился Марьин.

– Зарезали потому, что Запад не дремлет и продолжает плести свои сети. Они ведь все наши газеты читают. От «Скотовода Бурятии» до «Гудка» и «Советского спорта». У них там целые отделы сидят из предателей нашей Родины. Из подлых ренегатов, поставивших во главу угла дутые моральные и материальные ценности Запада. Вычитывают наши статьи, а потом бессовестно воруют идеи. Хочу подчеркнуть, светлые идеи.

– Особенно это воровство по их автомобилям, шмотью и аппаратуре хорошо прослеживается, – вставил Марьин.

– Ты вот что, Андрей. Ты сам знаешь, что говоришь откровенные глупости. На автомобиле в космос не полетишь. На кассетнике пятилетку не прокрутишь. О поклонении их попугайским шмоткам я и говорить не желаю. Пример могу привести. Знакомый купил плавки. Купил с рук у какого-то спекулянта.

– Хорошие у вас знакомые, – вставил Рома.

– Попрошу не перебивать, Хузин. Если я по твоим знакомым пройдусь, сам, наверное, краской изойду. Так вот. Купил он плавки. Цветастые, с американским флагом. В пластиковой коробочке, расписанной заморскими вензелями. Стоили они как хороший костюм.

– В хороших костюмах у нас ходят только завмаги и члены Политбюро, Виктор Матвеич, – перебил Хузин. – Хороший костюм – это импорт или индпошив.

– Хузин, кажется, я упоминал про терпение. Так вот. Поехал мой товарищ в Юрмалу, искупнулся. Выходит на берег, а весь пляж на него смотрит, гогочет и чуть ли не пальцами тычет. Потому как никакого звездно-полосатого флага уже нет, а есть прозрачный материал и женская ручка, прикрывающая его гениталию, произрастающую из густой рыжей мочалки.

– А потом плавки высохли, и флаг снова появился, – продолжил Марьин. – Виктор Матвеич, я эту историю уже раз пять слышал. Как и про китайский ковер.

– Значит, к нам завезли целую партию таких плавок, чтобы поиздеваться над народом. А что случилось с ковром из Поднебесной, Андрей?

– История немного поужаснее, чем с плавками. Семья купила дорогой китайский ковер и постелила его в гостиной. Хорошо, не на стенку повесили. Семья, нужно сказать, большая. Ночью бабушке приспичило избавиться от закипающей в изношенном пузыре урины.

– Можно без натуралистических подробностей?

– Можно. Дорога в туалет лежала через гостиную. Зашла в нее бабушка, помянула Господа в крике последнем и отбросила тапки. Потому как посередине комнаты стоял светящийся гроб с товарищем Мао Цзэдуном.

– Это тебе мертвая бабушка рассказала?

– Нет, оставшиеся в живых обитатели квартиры. И не мне. В городе об этом судачат. Оказывается, в ковре были фосфоресцирующие нити, которые в полной темноте начинали светиться, проецируя объемное изображение лежащего в гробу великого кормчего. И лежали они рядом. Фосфорный Мао и вполне себе реальная, но уже мертвая бабуленция с остывающей уриной в мочевом пузыре. Поэтому лучше плавки с женской ручкой, Виктор Матвеич, чем продукция наших китайских товарищей, от которой любого нормального человека может кондратий хватить.

– Больше похоже на детскую сказку-страшилку. Но мы отвлеклись. Я еще раз повторю: хватит забивать себе головы вещизмом. Другой бы вас давно уволил, а я продолжаю терпеть все ваши выкрутасы. Только выговорами пугаю.

– Виктор Матвеич, вот вы говорите про поклонение западному шмотью, а сами в туфлях производства ФРГ, – начал борьбу за правду Хузин. – И часы у вас мейд ин джапан.

– Рома, у меня проблемы с ногами – ревматизм. Поэтому я ношу туфли производства ФРГ. А часы мне подарил мой чехословацкий друг.

– Карел Готт?

– Ага… Карел Готт. Это все оттого, Хузин, что твой кругозор не расширяется, а сужается. От водки сужается. Кроме Карела Гота ты никого из чехословаков не знаешь?

– Знаю. Иржи Холечека, Петера Штясны. Маркету Беднарову еще знаю.

– И кто же такая Маркета Беднарова?

– Красивая девушка. Ураган, можно сказать. У меня с ней половой контакт был на ночном пляже Анапы. В рамках обмена опытом между молодежью стран социалистического блока.

– Да, Хузин… Не приведи Господь, ты из редакции вылетишь. Тяжело тебе в жизни будет. Либо сопьешься, либо сядешь.

– Звучит как пожелание.

Врать самому себе у Матвеича получалось хорошо. Даже лучше, чем врать окружающим. Этим качеством главный редактор комсомольского рупора обладать был просто обязан. Обманывая себя, Матвеич не краснел. Главный осознавал, что народ больше беспокоит наличие колбасы на прилавке, нежели полеты «Союзов» и рокот комбайнов. Как выполняются пятилетки, он видел. Частично разочароваться в идеях и жизни Матвеича заставили посещения земель, находящихся по другую сторону государственной границы. Оказавшись в Белграде, главред почувствовал, как медленно приподнимаются его веки. Прогулка по весеннему Стокгольму сделала глаза удивленными и широкими. На Нью-Йорк он смотрел взглядом человека, страдающего базедовой болезнью. Кто-то из московских коллег заметил: «Виктор Матвеич стал похож на Крупскую. И глаза, и выражение лица такие же. Только лысый».

– Ладно, жизнь на зарезанной байке, вашем хамстве и желании казаться умнее окружающих не заканчивается. Я подумаю над новым заданием, – продолжил главный. – Да и сами могли бы инициативу проявить. Ваши заметки ни о чем уже просто комом в горле встали. Я заметил – как у вас шахматы и карты отобрали, вы вообще обленились с Марьиным. А лень ведет к деградации, о которой я уже говорил. Лень к ней ведет и декалитры спиртного, с потреблением которых идет борьба на государственном уровне. Соберитесь в конце концов, удивите читателя свежим, интересным материалом.

– Есть очень хорошая тема, Виктор Матвеич. У моего знакомого саксофониста имеется огромная коллекция чертей, – предложил Хузин.

– Коллекция чертей? Он что, саксофонист-сатанист? Каких чертей, Рома?! – взревел редактор.

– А самых разных, Виктор Матвеич. Керамических, деревянных, пластмассовых. С вилами, в обнимку с котлами, с грешницами. У одного даже член стоит и достает до подбородка. Но это норвежский черт, не местный. Очень знатная у него коллекция. А потом… В любом сувенирном продаются керамические черти. У меня дома даже пепельница с рогатым имеется. Да любую латышскую народную сказку откройте! Четыре главных персонажа: барин, черт, батрак и ведьма. Живая модель капиталистического общества. Но фигурки угнетателя, раба и представительницы нечистой силы не клепают. Потому как баре, ведьмы и батраки были и будут всегда. А черт – персонал скорее вымышленная.

– Рома, скажи мне, что можно написать про чертей?! Что у них есть копыта и хвост, а у одного хер достает до подбородка? Что они живут в аду, а какой-то алкоголик-саксофонист сделал их предметом культа? Лабух небось из кабака?

– Из ресторана «Рига», Виктор Матвеич. В юности был дипломантом конкурса.

– А в зрелом возрасте стал алкашом. Никаких чертей, Хузин! – вновь перешел на крик Матвеич, но быстро остыл. – У меня есть знакомый, который покупает модельки самолетов и вертолетов. В ГДР такие модели выпускают. Склеивает их, раскрашивает. Увлеченный, открытый человек, знающий цену времени. Мечтал стать авиатором, но не прошел медкомиссию. У него уже больше двухсот пятидесяти экспонатов. Настоящий домашний музей. Можно взять интервью, сопроводить материал фотографиями. Очень интересный человек, долгих лет ему.

– Ага, долгих… Он уже два месяца как помре, – поддержал беседу Марьин. – Антоном Соломатиным звали.

– Как помре? Какое горе-то, а… И как это произошло?

– Антона жена из «квартиры-музея» выперла. Выперла, когда жилище стало превращаться в мини-аэродром. Он же модельки даже к потолку умудрялся подвешивать, вот одна нитка и не выдержала, когда супруга квартиру пылесосила. От вибрации, наверное. Самолетик ей на голову спикировал и так ухо поранил, что она на слона стала похожа. И переехал Антон к Ирке Погребной. Ромка, ты же тоже с Иришкой с полгодика покувыркался, когда она после мордобоя от Сафар-заде сбежала.

– Марьин, без этих подробностей. О покойнике рассказываешь.

– А чего рассказывать? Два месяца назад Антон неожиданно воспарил над вертолетиками, воздушными змеями и самолетиками. Инфаркт его хватил. Так что не получится про увлеченного товарища, который был одержим небом и на него в конце концов и улетел.

– Какое горе! А я ни сном ни духом. Светлая память Антошеньке.

– С некрологами нужно почаще знакомиться, Виктор Матвеевич. В некоторых газетах это самый что ни на есть увлекательнейший раздел, – съязвил Рома.

Дверь с грохотом закрылась. Рома достал из столешницы колесико. Карты, нарды, шашки и шахматы из всех редакционных кабинетов изъяли, а щелкать ногтем большого пальца по спичечному коробку быстро надоело. Играли братья по загону строк исключительно на деньги; главный при этом орал, что не позволит сделать из редакции игорный дом. И журналисты начали рубиться в «колесико», используя для этой цели большую шестеренку от будильника. Деталь раскручивали и засекали время по секундной стрелке. Выигрывал тот, у кого кругляш вертелся дольше. Если в процессе турнира появлялся товарищ из руководства, игрок делал стеклянные глаза, уставившись на вращающуюся шестеренку, и пояснял, что концентрируется для улучшения мозгового кровообращения.

Деньги, вырученные от продажи гормона, оседали в кассах ресторанов. Были и полезные траты. Марьин купил жене скороварку и разноцветные бигуди, а дочке подарил деревянную лошадку-качалку с безумными глазами и синей гривой. У девочки появились фингальчики и царапины. Хузин приобрел одеколон «One Man Show» и килограмм дефицитного кофе «Арабика». Зое подарил набор косметики «Pupa Kit» и французские чулки.

Гвидо делал инъекции, поглощал овощи, занимался прыжками и растяжкой. Последнее упражнение со стороны выглядело достаточно забавно. Шнапсте включал кассету с записями «АВВА», в соответствии с указаниями Ромы привязывал жгут и начинал медленно двигаться. В один из подходов резинка не выдержала нагрузки и лопнула. В результате по комнате носился голый официант, держась за покрасневший от удара живот.

Но ни линейка, ни портняжный метр изменений не показывали. Ягодицы наивного окрасились в цвет спелого баклажана. На вопросы любовницы Ирины, касающиеся столь неожиданных метаморфоз филейной части, отвечал, что колет полезные для организма витамины. Отказ от секса объяснял специальным режимом. Ирина сходила к венерологу. Врач ее не расстроил. И все же Шнапсте верил, что в финале курса произойдет неожиданный и столь желанный рывок.

По прошествии трех недель с момента продажи препарата Рома занервничал. Гвидо на связь не выходил. В газетных некрологах, которые Хузин ежедневно просматривал первым делом, фамилия Шнапсте не проскальзывала. Марьин обзвонил все рижские больницы, вплоть до психиатрической. Морги беспокоить не стал. Андрей жутко боялся покойников. Он даже на кладбище к бабушке не ходил.

– Может, у него хер все-таки вырос, а? Ты как думаешь, Андрюша? – предположил Рома.

– Угу… Вырос. Конечно, вырос! На лбу он у него вырос. Появится через неделю этот нарвал с членом во лбу, и даже не могу себе представить, чем для нас все это закончится. Если он жив, конечно.

– Да жив… Я ведь утро ознакомлением с некрологами начинаю. Шнапсте в списках ушедших не числится. А хорошие и умные люди мрут…

– Пока не числится. У меня такие варианты в голове прокручиваются, Рома… я теперь без водки просто заснуть не могу.

– А раньше ты на «Ессентуках» засыпал, да?!

– Раньше я спокойно засыпал. А сейчас даже после выпивона ворочаюсь по часу. Кошмары меня атакуют. Света сказала, что во сне я постоянно с кем-то разговариваю. И еще зову кошечку Лизу. Так и говорю во сне: «Кис-кис-кис, кошечка Лиза». А у меня в жизни котов не было. Вчера комар летал по комнате. В ушах стоял такой писк, будто меня пытают ультразвуком.

– Как будто ты знаешь, как пытают людей ультразвуком. Ты же слушаешь Анне Вески, а для меня это хуже любого ультразвука. И успокойся, бога ради, не истери. У меня созрел небольшой план, который несколько смягчит ситуацию. Правда, на время…

За оставшуюся до прихода Шнапсте неделю в редакции произошло ЧП. Заведующая отделом пропаганды Люда Семагина приобрела по блату румынский гарнитур. Обещали финский, но его за полторы штуки выкупил какой-то хлопкороб из Узбекистана. Отметить покупку Люся решила в отделе спорта. Это было самое прокуренное помещение во всей редакции. Говорят, такой пьяной ее не видели даже супруг и любовник. Семагиной захотелось танцев и фейерверка. Бенгальских огней и хлопушек не нашли. Запалив подшивку газет, ответственный работник взобралась на стол. Отплясывала в дыму канкан под матерки и аплодисменты. Спортивные аналитики хлопали, восхищаясь розовыми трусиками и упругими ляжками. Кто-то заливал подшивку пивом. Наутро о дебоше пироманки доложили Матвеичу.