Текст книги "Кто же убил Джона Кеннеди"

Автор книги: Михаил Сагателян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Новоорлеанским гражданам Джим Гаррисон пришелся но праву. Молодой (ему еще не было и сорока), внешне симпатичный, острый на язык великан (рост 195 см, вес 110 кг) обещал избирателям навести порядок в Новом Орлеане. К тому же Гаррисон был ветераном войны.

В его послужном офицерском списке числилось немало разведывательных полетов над гитлеровскими позициями в Западной Европе – он был корректировщиком огня.

Этим делом на войне могут заниматься только очень храбрые и упорные люди: нужно часами "висеть" в безоружном самолете под обстрелом зениток над передовой. Дороги войны привели Джима Гаррисона к гитлеровскому концлагерю Дахау, в освобождении которого он участвовал.

Своими глазами видел он истинное лицо фашизма.

В конечном счете большинством голосов Гаррисона избрали прокурором.

У нового окружного прокурора слова не стали расходиться с делами. Во всяком случае, вскоре после избрания он действительно принялся очищать городские авгиевы конюшни – кварталы бурлесков, темных баров-притонов и просто откровенных публичных домов, которыми славился на всю страну Новый Орлеан. Здесь красотки раздевались перед публикой столь же грациозно и непристойно, сколь нагло и безжалостно обирали потом опоенных туристов. На местном жаргоне это называлось "стричь заблудших овечек". "Стригалям" и "стригухам" полиция не мешала.

Джим Гаррисон действовал решительно. Он сам участвовал в организованных им же внезапных облавах в увеселительных заведениях. А когда все восемь членов городского уголовного суда отказались утвердить ассигнования прокуратуре на расследование организованной преступности, новый прокурор в газетном интервью прямо заявил: "Это решение ставит любопытные вопросы о степени влияния рэкетиров в нашем городе-). Так в Новом Орлеане за Джимом Гаррисоном сразу укрепилась репутация человека, с которым лучше не связываться, потому что он умеет драться, а падая, всегда становится на ноги.

Конечно, смелость города берет. Но не в одиночку.

Не был одиночкой и Джим Гаррисон. В Америке второй половины XX века лихие ковбои-налетчики и ковбоишерифы, некогда сходившиеся в смертельных поединках, теперь существуют лишь на съемочных площадках Голливуда. В наши дни всякий раз, когда на горизонте появляется подобный окружному прокурору Нового Орлеана "рыцарь без страха и упрека", прагматичные американцы в первую очередь задаются такими вопросами: "Чей эта человек? Какая ему от этого может быть выгода?"

Я не думаю, что Гаррисон получил какую-нибудь личную выгоду от начатой им чистки городских притонов и даже не исключаю, что он делал это, заботясь о добром имени Нового Орлеана, спокойствии его жителей и стремясь уменьшить грабеж туристов. Но поддержка у Гаррисона, разумеется, была.

Некоторые финансовые тузы Нового Орлеана, чьи деловые интересы никак не страдали от его действий, сочли их даже полезными для борьбы с конкурентами – владельцами притонов за политическую власть в городе.

С другой стороны, даже в таком государстве, как Соединенные Штаты, где деньги – все, где все продается и покупается, где деньги значат в жизни человека куда больше, чем в любой другой капиталистической стране, такое "совпадение интересов" отнюдь не обязательно должно ставить под сомнение добрые и наивные намерения иных прокуроров, судей и даже шерифов. Чем меньше масштаб их полномочий, тем, пожалуй, чаще можно столкнуться с такими исключениями. Думаю, что к ним относится и Джим Гаррисон.

Кажется, в тридцатых годах, когда Голливуд снимал куда больше фильмов на острые социально-политические сюжеты из американской жизни, была выпущена кинокартина "Мистер Смит отправляется в Вашингтон". В Советском Союзе она демонстрировалась после войны под названием "Сенатор". В ней рассказывалось о смелом и наивном сенаторе-новичке, который честно и принципиально приступил к своим обязанностям, потерпел полное фиаско в попытке бороться за справедливость и тем самым бесповоротно убедил зрителей, что он – безоружный и беззащитный одиночка. Те, кто помнит этот фильм, могут лучше представить себе, что же это за явление новоорлеанский окружной прокурор, оказавшийся в конечном счете таким же безоружным, как и голливудский "мистер Смит".

Однако тем, кто любит получать ответы и представлять себе жизнь, так сказать, лишь в черно-белом варианте, пожалуй, придется разочароваться: такого четкого разделения (во всяком случае, в современной Америке) не бывает. Как говаривал один мой добрый вашингтонский приятель: "Все мы, Майк, немножко в крапинку. Но, ей-богу, главного это не меняет..."

Джим Гаррисон тоже был "в крапинку". Окружной прокурор Нового Орлеана, например, отказался уступить требованиям полиции осудить местного книгопродавца за продажу книжки известного негритянского писателя Джеймса Болдуина "Другая страна", чем вызвал ярость белых расистов и уважение местной негритянской общины.

И он же вызволил из тюрьмы некую Линду Биргетт, осужденную за "непристойное публичное действо с танцами". Никаких удовлетворительных причин внезапной снисходительности Гаррисона к этой обитательнице городских притонов газеты обнаружить не смогли.

И такому человеку в октябре 1966 года, т. е. в разгар требований к правительству Линдона Джонсона заново расследовать обстоятельства убийства президента Кеннеди, сенатор-демократ от штата Луизиана Рассел Лонг говорил: "Скажите, Джим, вы читали доклад Уоррена?

Нет? На вашем месте я бы прочел его внимательно. Я глубоко сомневаюсь в том, что Освальд действовал один.

В докладе это, во всяком случае, не доказано. А ведь до выстрелов в Далласе Освальд несколько месяцев жил в Новом Орлеане.

– И вот еще что, – добавил сенатор, – если вам понадобится поддержка, можете на меня рассчитывать...".

Сенатор Лонг сдержал данное слово и четыре месяца спустя, в конце февраля 1967 года, публично заявил, касаясь расследования окружного прокурора: "Я уверен, что Гаррисон имеет сведения, которых не было у комиссии Уоррена".

Да, уж в этом-то "горячем деле" новоорлеанский прокурор отнюдь не был одиночкой. Его поддерживал специально созданный "Комитет совести", в который вошли 50 видных деловых людей Нового Орлеана во главе с нефтепромышленником миллионером Ролтом. Этот комитет в дополнение к скудному официальному бюджету прокуратуры финансировал широкое следствие, к которому вскоре после беседы с сенатором Лонгом и преступил Джим Гаррисон.

Поддержал Гаррисона близкий друг и духовник семьи Кеннеди, бостонский кардинал Кушинг. "Я никогда не верил, – сказал кардинал журналистам, – что Освальд действовал в одиночку. Я благословляю Джима Гаррисона на расследование".

В одном из своих более поздних интервью сам Гаррисон утверждал также, что Роберт Кеннеди с одобрением относится к его следствию.

Итак, с осени 1966 года новоорлеанская прокуратура начала заниматься расследованием обстоятельств убийства президента Кеннеди, причем без всякой огласки. Знали об этом газеты или нет – точно неизвестно. Во всяком случае, в первые четыре месяца они молчали.

Почему же расследование было начато именно в Новом Орлеане? Возможно, кое у кого на этот счет могло возникнуть мнение, что главная причина – в самом Джиме Гаррисоне. Но это не так. Как известно, Освальд до своего переезда в Даллас довольно долгое время жил именно в Новом Орлеане и именно там занимался тем, до чего потом докопались Гаррисон и его люди.

Кроме того, на третий день после выстрелов в Далласе к Джиму Гаррисону явился некий Перри Раймон Руссо, который заявил, что ему известны некоторые обстоятельства убийства Джона Кеннеди. По заявлению Руссо, окружной прокурор тогда же арестовал троих – Лейтона Мартенса, Дэвида Ферри и Рональда Бебуффа. Но вскоре всех их пришлось выпустить, а дело прекратить. У прокуратуры тогда еще не было прямых доказательств их причастности к убийству Кеннеди и к тому же в Вашингтоне новый президент Джонсон назначил комиссию Уоррена, которая, как тогда надеялись, должна была разобраться в этом преступлении.

Как видно, Джим Гаррисон силой обстоятельств оказался вовлеченным в "дело об убийстве Кеннеди" сразу же после выстрелов в Далласе, но заниматься им тогда не смог: это, как ему объяснили, было делом комиссии Уоррена. К тому же никакой поддержки со стороны "сильных мира сего" в этом вопросе у новоорлеанского гориста в то время не было и в помине.

Осенью 1966 года Гаррисон вернулся к показаниям Перри Раймона Руссо.

Как уже сказано, конец 1966 и начало 1967 года были для официального Вашингтона нелегкими месяцами: требования о пересмотре "дела Кеннеди" раздавались со всех сторон. В Америке (не говоря уже о загранице), открыто говорили о том, что президента Кеннеди убили правые "ультра", ползли всякие темные слухи о причастности к этому делу "очень больших людей".

Федеральные власти отмалчивались, делая вид, будто ничего противоречащего версии доклада комиссии Уоррена не обнаружилось и для нового следствия никаких оснований нет.

2 февраля 1967 года спокойствие официального Вашингтона было в очередной раз нарушено сообщением полиции города Майами. Вот оно в изложении американского информационного агентства Ассошиэйтед Пресс:

"Майами, штат Флорида, 2 февраля. За две недели до убийства президента Кеннеди один человек рассказал полицейскому осведомителю, как это может быть сделано.

Даллас в этой беседе не упоминался.

Беседа, состоявшаяся 9 ноября 1963 года, была записана на пленку и сейчас хранится в архивах полицейского управления Майами. О ее существовании сообщила сегодня газета "Майами ныос". После этого полиция дала возможность журняттгтям прослушать эту магнитофонную запись.

Попытка убийства не обсуждалась в конкретных выражениях – ничего не говорилось о дате, времени и месте.

Полиция не назвала ни этого осведомителя, ни человека, рассказавшего бесстрастно мягким, спокойным тоном о взрывах бомб в Алабаме и Джорджии и о попытках убить президента.

Человек, говоривший о возможности убийства, однако, не назвал лицо, которое, как он заявил, пытается убить Кеннеди. Он сказал: "... (Он), вероятно, имеет не больше шансов добраться до него, чем другие... Он пытался добраться до Мартина Лютера Кинга... Он следовал за ним многие мили и не смог подобраться к нему достаточно близко".

Потенциальный убийца был назван "опытным подпольным агентом, любителем взрывать бомбы в террористических целях".

В связи с тем, что президент Кеннеди должен был прибыть в Майами 18 ноября, полиция попросила осведомителя заманить этого вероятного убийцу в Майами, чтобы разговор с ним можно было записать на пленку.

На пленку была записана следующая беседа:

– Ну, нам придется показать зубы. Мы должны быть готовы. Мы должны быть готовы действовать мгновенно.

Если долго готовиться, то они на нас навалятся. Длительная подготовка хороша для медленной, подготовленной операции. Но при чрезвычайной операции нужно действовать молниеносно.

– Я полагаю, что Кеннеди прибывает сюда восемнадцатого или примерно в это время, чтобы выступить с какой-то речью... У него будет тысяча телохранителей.

– Чем больше у него телохранителей, тем легче до него добраться.

– Но как же, черт возьми, вы полагаете, было бы лучше всего до него добраться?

– Из здания учреждения, использовав винтовку с патроном большой убойной силы.

Затем этот человек добавил: "... доставить ее (винтовку) в разобранном виде туда, собрать и...".

После этого произошел следующий диалог:

– Парень, если Кеннеди будет убит, мы должны знать, что нам делать. Ты ведь знаешь, что начнется настоящая перетряска, если это будет сделано.

– Власти сделают все возможное. После этого они в пределах часа кого-нибудь заберут – просто, чтобы успокоить публику.

Президент Кеннеди действительно прибыл в Майами 18 ноября. Полицейские говорят, что они убедили его не ехать в автомобиле через центр Майами.

Вместо этого он воспользовался вертолетом.

Полиция больше ничего не сообщила о том, насколько правдоподобной она считает эту беседу. Она заявила, что ее содержание было передано секретной службе перед убийством президента Кеннеди.

Ввиду сходства сообщения, записанного на магнитофонную пленку, с тем, что произошло в Далласе, полиция теперь снова обратила внимание секретной службы на эту магнитофонную запись".

Несмотря на настойчивость корреспондентов, ни секретная служба, ни ФБР никак не прореагировали на это сообщение полицейских властей в Майами.

Такое молчание само по себе усугубляло вескость доказательств.

Кстати сказать, Ассошиэйтед Пресс не рассказало всей правды о пресс-конференции в Майами. Ее проводил не какой-нибудь третьестепенный чин, а сам начальник городской полиции Майами Уолтер Хэдли. И что гораздо важнее, Хэдли прямо заявил: в записанном на пленку разговоре потенциальный убийца назвал конкретное лицо и совсем не Ли Харви Освальда, а одного из руководителей ку-клукс-клана в штате Теннесси. Обо всем этом Ассошиэйтед Пресс почему-то решило умолчать. Замолчали эту историю и федеральные власти, в который уже раз сделавшие вид, будто никаких новых доказательств нет.

Но расследование Джима Гаррисона было невыгодно замалчивать. С ним поступили иначе, совсем иначе, и не так, как предполагал Гаррисон...

17 февраля 1967 года новоорлеанская газета "Нью Орлинз стейтс-айтем" сообщила, что окружной прокурор ведет расследование обстоятельств смерти Джона Кеннеди. В Новый Орлеан немедленно явилось несколько десятков журналистов из Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго, включая иностранных корреспондентов. 19 февраля газеты уже печатали слова Гаррисона: "Мы расследуем роль города Нового Орлеана в убийстве президента Кеннеди, и мы добились в этом некоторого прогресса, я полагаю, существенного... Добавлю, что будут произведены аресты, предъявлены обвинения и вынесены приговоры".

Я не стану вдаваться в детали произведенных Гаррисоном арестов, предъявленных обвинений и вынесенного судом приговора. Все это регулярно и подробно уже освещалось в печати. А посему – всего в нескольких словах напомню историю новоорлеанского процесса.

Новоорлеанский бизнесмен Клей Шоу обвинялся в том, что он вместе с бывшим гражданским летчиком Дэвидом Ферри и рядом других лиц, в том числе Освальдом, осенью 1963 года, выступая под именем Клея Бертрана, занимался подготовкой убийства президента Кеннеди. Заговорщики собирались в Новом Орлеане на квартире Дэвида Ферри, где, в частности, присутствовал свидетель Перри Руссо. Обвинение, как неоднократно заявлял Гаррисон, было тщательно документировано.

14 марта 1967 годя, согласно действующим в американской юриспруденции порядкам, в Новом Орлеане состоялось предварительное слушание дела, которое должно было установить только одно: имеется ли у обвинения достаточно доказательств для проведения судебного процесса? 17 марта суд, закончив рассмотрение материалов обвинения (в том числе при закрытых дверях), постановил: обвинение подкреплено весомыми фактами, и процесс должен состояться.

Однако, по тому же американскому законодательству, если кто-нибудь обвиняется в государственном преступлении (а Шоу обвинялся в организации покушения на президента США!), необходимо создать специальное "большое жюри" из присяжных заседателей, которые должны установить: действительно ли имело место преступление, в котором обвиняется подследственный, какова была роль обвиняемого в данном преступлении и доказана ли его вина материалами следствия.

"Большое жюри" по делу Клея Шоу проводило свои судебные заседания только в закрытом порядке и заслушало имевшиеся у Гаррисона доказательства против Клея Шоу и его сообщников (в основном, мертвых – Освальда, Руби и других). Вся американская печать считала, что Джим Гаррисон потерпит поражение, ибо в руках у членов "большого жюри" был официальный документ доклад комиссии Уоррена, где говорилось: Освальд – одиночка, Руби – тоже одиночка. У окружного же прокурора был только один известный прессе свидетель – Перри Руссо.

И вдруг... 22 марта 1967 года "большое жюри", рассмотрев доказательства, представленные обвинением, вынесло решение: суд должен состояться, заговор против президента Кеннеди имел место, Клей Шоу принимал в нем участие и материалы следствия убедительно свидетельствуют обо всем этом. Такое решение "большого жюри" означало и еще одну сногсшибательную новость: впервые американский суд по сути дела опроверг доклад комиссии Уоррена и как документ, и как официальную версию! Скептики просчитались. Джим Гаррисон торжествовал...

После многократных проволочек и откладываний – всё по настоянию защиты Клея Шоу – процесс, наконец, состоялся в феврале 1969 года. Клей Шоу на этом процессе был оправдан. В отличие от закрытых заседаний "большого жюри" на этот раз свидетели обвинения бормотали нечто не слишком внятное.

Сам окружной прокурор почему-то утратил интерес к процессу и присутствовал всего лишь на двух-трех судебных заседаниях.

Что же произошло? Почему был проигран процесс?

Почему Джим Гаррисон, вложивший столько сил и энергии в расследование "убийства века", охладел к процессу? И, наконец, доказывает ли его проигрыш отсутствие заговора и правоту комиссии Уоррена? Ни в коей мере.

Вообще все расследование и подготовка к суду явились яркими, хотя, конечно, и косвенными доказательствами того, что обвинение было на верном пути. Чтобы убедиться в справедливости такого суждения, достаточно будет познакомиться с препятствиями, которые чинились окружному прокурору.

Потому что трудность пройденных Гаррисоном дорог – само по себе убедительное свидетельство того, что он шел к истине и пришел к ней. Чего стоило одно решение "большого жюри"!

Итак, 17 февраля 1967 года мир узнал о новоорлеанском расследовании. Но – странное дело! – одновременно с первыми сообщениями о Джиме Гаррисоне американская печать почему-то решила поставить под сомнение мотивы, которыми руководствовался окружной прокурор. Рядом с первоначальной информацией о расследовании новоорлеанская газета "Стейтс-айтем" напечатала редакционную статью, в которой ставила вопрос так:

"Обнаружил ли окружной прокурор какие-нибудь ценные дополнительные доказательства или же он просто припасает какую-то новую интересную информацию, которая позволит ему покрасоваться на страницах популярного общенационального журнала?"

На следующий день, 18 февраля 1967 года, Белый дом опубликовал доклад специальной комиссии, призывающей нацию на борьбу с гангстерским синдикатом "Коза ностра". В докладе, составленном в самых решительных выражениях, было немало сенсационных фактов и разоблачений, от которых буквально захватывало дух. Могло ли время опубликования этого доклада случайно совпасть с сообщениями о новоорлеанском расследовании?

Безусловно, могло. Но практика "убийства" одной нежелательной сенсации с помощью создания других настолько широко применяется за океаном, что подобное совпадение по меньшей мере настораживало. Как бы там ни было, отвлечь внимание от новоорлеанской сенсации не удалось.

После ее огласки события, связанные с расследованием Гаррисона, разворачивались быстро, вызывая нарагтающий интерес.

"Я считаю, – заявил 19 февраля журналистам Джим Гаррисон, – что комиссия Уоррена ошиблась, и то, что она была неправа, будет продемонстрировано". Эрл Уоррен не пожелал ничего ответить на это.

Отказались комментировать сообщения из Нового Орлеана и представители ФБР.

Бывший глава ЦРУ Аллен Даллес, тоже входивший в комиссию Уоррена, сказал:

"Я ничего об этом не знаю. У меня нет никаких комментариев". Зато другой член комиссии, нью-йоркский банкир-политик Джон Макклой оказался куда осторожнее и дальновиднее. "Давайте посмотрим, – предложил он журналистам, обратившимся к нему за интервью, – какие имеются у него улики. Мы всегда знали, что в этом деле могут появиться какие-то улики, и мы знаем, что время – это фактор, работающий в пользу тех, кто ищет такие улики... Может быть, ктонибудь когда-нибудь выступит с заслуживающими доверия фактами, свидетельствующими о заговоре". Макклой даже почему-то счел нужным извернуться и подтасовать суть вывода комиссии насчет заговора. "Мы не говорили, – утверждал он, – будто Освальд действовал в одиночку.

Мы сказали, что не можем найти заслуживающих доверия данных, свидетельствующих о том, что он действовал вместе с кем-то еще". Эти слова вполне могли означать, что нью-йоркский банкир явно стремился выйти из игры и отгородить себя лично от доклада Уоррена.

А Вашингтон молчал. Ни одна высокопоставленная официальная американская персона не проронила ни слова целых две недели после сообщения о расследовании в Новом Орлеане. Зато с первых же дней после газетных сообщений о расследовании чья-то таинственная рука начала мешать Гаррисону. В ночь на 19 февраля 1967 года в одном из новоорлеанских баров окружной прокурор встретился с бывшим служащим батистовской тайной полиции, кубинским контрреволюционным эмигрантом Серафином Эладио дель Балле. Джим Гаррисон предъявил Валле фотографию Освальда с "неизвестным лицом". Так был назван этот снимок в докладе комиссии Уоррена, где он значится под номером двести тридцать семь. Валле сразу же опознал неизвестного – это был один из руководителей кубинских контрреволюционеров в США, некий Мануэль Гарска Гонсалес – и согласился на очную ставку с ним.

Вечером 20 февраля оба кубинца как в воду канули. Три дня спустя зверски изуродованный труп Валле был найден в брошенном автомобиле за много миль от Нового Орлеана – в Майами. Гонсалес же просто исчез из Луизианы.

Дальше – больше. 22 февраля в своей квартире был найден мертвым Дэвид Ферри. На стенках разбитого бокала экспертиза обнаружила следы цианистого калия.

"Возможно, это самоубийство", – неуверенно предположила полиция. Так или иначе со смертью Ферри из рук Джима Гаррисона был вырван ценнейший свидетель обвинения, связующее звено между Клеем Шоу и Ли Харви Освальдом.

Ведь в распоряжении окружного прокурора имелись показания шофера такси из Далласа Раймона Каммингса о том, что незадолго до убийства Кеннеди он, Каммингс, вез в своей машине Освальда, Ферри и "еще одного человека", направлявшихся в ночной клуб Джека Руби.

23 февраля, на следующий день после обнаружения трупа Ферри, Джим Гаррисон, сказав, что из его рук выбит "человек-ключ ко многим загадкам убийства в Далласе", неосторожно добавил, что опасается смерти других людей прежде, чем расследование будет завершено.

24 февраля новоорлеанский частный детектив Джек Mapтин, представивший окружному прокурору значительную часть важной информации по убийству Кеннеди, скрылся из города в неизвестном направлении, дав знать через своего приятеля, что он сделал это "по соображениям личной безопасности".

В самом конце февраля исчез из города и лидер кубинских контрреволюционеров – Серхио Аркача, которого Гаррисон тоже считал непосредственно связанным с заговором.

И тогда заговорил официальный Вашингтон. 2 марта 1967 года выступили с заявлениями и новый министр юстиции Рамсей Кларк, и сам президент Джонсон.

В короткой беседе с журналистами Кларк сказал, что министерство юстиции знает о расследовании Гаррисона и не считает это дело обоснованным.

"Исходя из сведений, которыми располагает ФБР, – продолжал Кларк, – нет никакой связи между Клеем Шоу и убийством президента в Далласе".

"Шоу был проверен и его сочли непричастным?" – уточнили у Кларка журналисты.

"Совершенно верно", – ответил министр юстиции.

В тот же день на очередной пресс-конференции Джонсона один из журналистов спросил: "Мистер президент, вы назначили членов комиссии Уоррена. Как мне помнится, на одной из пресс-конференций недавно вы заявили, что не видите никаких оснований – несмотря на появившиеся сообщения – сомневаться в выводах этой комиссии. Окружной прокурор в Новом Орлеане привлекает внимание всего мира теми заявлениями, которые он сейчас делает. Прежде всего он оспаривает выводы комиссии Уоррена...

Как вы относитесь к этому?"

Президент ответил так: "Я не хотел бы как-то комментировать этот вопрос в настоящее время, располагая теми ограниченными сведениями, которые я видел в газетах.

Я не вижу никаких оснований изменять что-либо из сказанного мною раньше".

Таким образом, в защиту Клея Шоу высказались и министр юстиции, и – в более осторожной форме – президент. А всего три месяца спустя, 3 июня 1967 года, министерство юстиции окажется вынужденным признать, что министр Рамсей Кларк сказал 2 марта заведомую неправду: ФБР никогда не допрашивало и не проверяло Клея Шоу в связи с убийством Джона Кеннеди! Борьба официального Вашингтона против Джима Гаррисона принимала явно скандальный оборот: оказывается, ради стремления поддержать у публики доверие к докладу комиссии Уоррена министру юстиции пришлось прибегать к заведомой лжи.

2 марта 1967 года была предпринята еще одна акция против расследования Джима Гаррисона. Херстовская радиостанция "Уорлд интернэшнл сервис" устами своего нью-йоркского корреспондента сообщила, ссылаясь на "ответственный источник, имеющий доступ к материалам Гаррисона": окружной прокурор намерен доказать, что президент Кеннеди был убит группой заговорщиков, руководившейся с Кубы и по указанию Фиделя Кастро!..

"Из материалов Гаррисона, – продолжал херстовский корреспондент, также следует, что знаменитая поездка Освальда в Мексику была предпринята не в попытке получить кубинскую визу, как раньше считали, а для получения инструкций и средств для готовившегося убийства от кубинских должностных лиц". Печать Соединенных Штатов подхватила это сообщение и принялась его комментировать. К самому Гаррисону за разъяснениями сразу почему-то предпочли не обращаться. Почему – увидим.

И в этой провокационной истории без труда обнаруживалось желание подорвать доверие к "делу Клея Шоу".

Зная о том, что ни в Америке, ни за границей к 1967 году практически никто уже не верил в версию "коммунистического заговора", противники окружного прокурора как раз и хотели, чтобы люди увидели в расследовании Гаррисона именно провокационную цель и потеряли бы к нему интерес.

Однако затея эта не удалась. Джим Гаррисон опроверг такое толкование своего расследования и категорически заявил, что в убийстве Джона Кеннеди не замешано ни одно иностранное государство. "Когда станет известна вся история полностью, – добавил Гаррисон, – много людей потеряет сон, в том числе и президент США".

Гаррисон разыскал нового свидетеля, причастного к "делу о заговоре". Им был некий Гордон Новел, владелец одного из крупных новоорлеанских баров.

Однако накануне своего ареста Новел, кем-то предупрежденный, продал свой бар и скрылся из города. Поначалу его местонахождение было неизвестно. Но вот сотрудникам Гаррисона удалось разыскать Новела в городе Коламбусе в штате Огайо. Местные власти по их просьбе даже поначалу арестовали Новела.

И тут начались такие чудеса, по сравнению с которыми даже ложь министра юстиции Кларка выглядела невинным пустячком.

На официальную просьбу властей штата Луизиана выдать им Новела для показаний перед "большим жюри"

присяжных и последующего участия в процессе против Клея Шоу губернатор Огайо ответил, что он выдаст Новела только в одном случае: если новоорлеанская прокуратура даст письменное заверение, что Новела не будут допрашивать о "событиях, приведших к убийству Кеннеди"!!!

Да, Гордон Новел был, пожалуй, важнейшим из свидетелей по делу Клея Шоу, ибо он являлся штатным сотрудником ЦРУ. И это не домыслы или логические заключения Гаррисона и его следователей. Вот доказательства. 23 мая 1967 года адвокат Новела некий Сеймур Плоткин был вынужден признать, что его клиент "являлся посредником между ЦРУ и антикастровскими кубинцами в Новом Орлеане и Майами перед вторжением на Кубу в апреле 1961 года".

В тот же самый день на телетайпах агентства Ассошиэйтед Пресс появилось следующее сообщение: "Когда Новел сбежал из Нового Орлеана, он вначале направился прямо в Лэнгли в штате Виргиния, где находится штабквартира ЦРУ. Это и не удивительно, поскольку Гордон Новел в начале шестидесятых годов являлся сотрудником ЦРУ".

Однако это была далеко не вся правда. В покинутой Новелом квартире в Новом Орлеане были обнаружены важнейшие документы, показывающие, что Новел не только был, но и оставался сотрудником ЦРУ вплоть до самого своего исчезновения из города. Документ этот, написанный рукой Новела (что было установлено экспертизой), представлял собой черновик донесения Новела своему старшему начальнику в ЦРУ, названному в донесении "г-ном Вейссом".

Любопытно, что тот же адвокат Новела, Сеймур Плоткин, вынужден был позднее также признать: "Все в этом письме, что касается Новела, действительно, правда".

Вот главные моменты этого донесения: "Я позволил себе, – пишет Гордон Новел, – обратиться непосредственно к Вам, с тем чтобы разъяснить нынешнюю ситуацию, в надежде, что Вы доложите это письмо кому следует через соответствующие каналы. Наши связи и деятельность в тот период включали людей, которым в настоящее время вот-вот будут предъявлены обвинения к участии в заговоре, расследование которого ведет мистер Гаррисон".

Далее Новел сообщал о том, что следователи Гаррисона уже докопались до фактов, свидетельствующих о связях Новела и его людей с "Дабл-Чек корпорейшн" – некой фирмой, находящейся в Майами, и потому срочно необходимо предпринять "соответствующие контрмеры в отношении расследования Гаррисона через военные каналы, в частности через человека из военной разведки", ибо сам Новел, его сообщники и их адвокаты уже не могут больше оттягивать расследование с помощью различного юридического крючкотворства.

Зная достаточно о методах и контрмерах ЦРУ против св-оих разоблаченных сотрудников и агентов, чей провал угрожает раскрыть сугубо секретные операции этого "чудовища из Лэнгли", Новел в своем донесении Вейссу счел необходимым предупредить, что его убийство не в интересах его хозяев. Он прямо пишет: "Наши адвокаты и другие лица имеют в своем распоряжении запечатанные досье, содержащие полную информацию по этому вопросу.

В случае нашего исчезновения, случайного или нет, эти лица проинструктированы опубликовать эти досье одновременно в различных районах".

Угроза Новела, судя по всему, возымела свое действие и жизнь его была спасена, так же как и он сам был избавлен от необходимости давать показания Гаррисону.

Это донесение Новела, как и следовало ожидать, написано так, что прямо не раскрывает, о каких его действиях идет речь, хотя и указывает, что они имеют прямое отношение к расследованию Гаррисона. Но ведь весь мир знает, что Джим Гаррисон расследовал заговор с целью убийства президента Кеннеди.