Текст книги "Нам бы день продержаться. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Мы ввалились по одному в боковую дверь броника и захрипели, судорожно вдыхая и выдыхая воздух. Камазовский трехсотсильный движок сорвал машину с места. Я решил не рисковать. Куда тут еще рисковать, когда на хвосте самый выпускаемый и массовый основной боевой танк ВС СССР. В башне пушка, шо – мама моя! Пулемет ПКТ, как у нас в БТР и НСВТ «Утес», кажись, на горбе, если старый. Нам надо тикать, лететь и даже мчаться.

– Муха, так передом и езжай! – приказал, а сам пополз к сиденью наводчика. Счетчик выстрелов сообщил, что крупняка у меня сто пять, а семерки пятьсот одиннадцать. «Как раз хватит», – подумал я. БТР мчался к повороту, разгоняясь и закручивая клубы пыли сзади и по бокам замысловатыми спиралями и траекториями. – Муха, на самом повороте тормозишь, – напомнил задачу механику и повернул башню назад-.

– Ага, – радостно подтвердил водитель, сверкая зубами мне в спину. Файзулла по-хозяйски набивал рожки патронами из вскрытого цинка. Мы ждали недолго.

Сперва на вершине высотки, с которой мы скатились с Файзуллой, появились первые бородачи. Слева к ним приблизились те, которые шли к нам по хребту. Потом между подножиями двух сопок появились еще люди с автоматами. И за ними, в промежуток дороги между возвышенностями вывернулся танк.

Вывернулся, повел башней в нашу сторону, потом весь, на одной гусенице развернулся. А пока он разворачивался, я ему, в рожу его бронированную, очередь из КПВТ и засадил, как пощечину дал. Мысль была хорошая: во-первых – снести ему что-то из навесного оборудования и, если повезет, испортить прицел или пробить ствол – не повезло. Во-вторых: разозлить экипаж и придать им гонору. Что, мол, какой-то вшивый БТР с противопульной броней смеет хлестать по мордасам полноценный боевой танк и без ответной пиндюлины. Ага, щас мы ему ка-а-ак врежем стодвадцатипятимиллиметровым кулаком в обратку!

– Муха, валим! – Все красивые и правильные слова выскакивают из башки, когда пушка на башне начинает аккуратно выцеливать нашу скорлупку бэтээра у поворота. Как же медленно ползет машина, спасаясь от бронебойного снаряда, за стену поворота. Да нам и осколочно-фугасного подарка с лихвой бы хватило. Разрыв встряхивает наш броник уже за скалой, осыпает дождем камней и оглушает грохотом. Кусок скалы размером с четыре меня отламывается и, медленно переворачиваясь в пыли и крошках, бухается на дорогу между колеями. Мы драпаем по изогнутости подковы дороги к следующему повороту. Танк вначале ревет победно движком, но по команде сверху останавливается, и вперед снова идет разведка боевиков. Басмачи добираются до поворота, за которым исчезла наша бронированная повозка, и осторожно выглядывают.

И что они видят? Видят петлю дороги, изогнувшуюся подковой вокруг пропасти. И на расстоянии четыреста метров по прямой – следующий поворот за очередную сопку. И на этом повороте, жопом к ним, внизу, под вершиной, вольготно стоим с развернутой башней нашего железного коня мы, и я, совершенно безнаказанно, открываю огонь по их наглым лицам из обоих пулеметов. Каменная крошка брызжет, как вода, во все стороны от скалы, за которую моментально прячутся бандитские физиономии. Но прежде меня по любопытным открывает огонь старшина на сопке, что над поворотом, из своей «рогатки» со снайперским прицелом. И два не особо расторопных, но излишне любопытных бандюка остаются на повороте. Их тут же утаскивают за ноги, укрывая бездыханные тела за каменной подошвой горы.

Моя засада находится на противоположной возвышенности, под которой расположились наступающие люди курбаши. Справа в двухстах метрах по гребню в небольшой вымоине, прикрытой валуном. Лежат в месте, совершенно не пригодном для стрельбы по танку, четверо моих бойцов. Сидят или лежат, укрытые пропесоченными плащ-палатками Федя с гранатометом и вторым номером, снайпер и пулеметчик с РПК. Пулеметчик с ПКМ спрятался еще дальше, но он видит из своего далека поле боя внизу и может подать сигнал, когда танк приблизится и пересечет ту черту, за которой ему спастись от надкалиберной гранаты будет сложно. Они ждут, когда бронированная черепаха подойдет ближе, на прицельную дальность выстрела из нашего РПГ-7В. А Феде дана конкретная объяснялка – бить сверху по моторному отсеку за башней, в люк механика или в борт, как удобнее. А бандюками рулит не идиот. Он посылает группу из шести человек по верху водо-раздела, на сопку, под которой старшина уложил навсегда двоих разведчиков нашего противника. Именно туда и должна выскочить группа гранатометчика, чтобы подбить танк и сразу дать деру к нам, сюда под прикрытие старшины и нашего бэтээра, если не выйдет. А если выйдет, то мы бросимся им помогать удержать выгодный рубеж обороны.

Мы их пропускаем, этих разведчиков, они должны подтвердить своему командиру, что танку ничего не угрожает, и он может спокойно высунуться из-за сопки и развалить своим снарядом задницу нашего броника, не боясь попасть под обстрел противотанковых средств. Или хотя бы убрать его с узкого пути, чтобы пехота могла беспрепятственно наступать дальше, отвоевывая у нас повороты горной дороги. Бойцы противника занимают верхушку сопки напротив нашего БТРа, но не выглядывают нагло, осторожненько зыркают и тут же прячутся за вершину, чтоб не подставиться. Ствол КПВТ недвусмысленно вздернут в их сторону. Поворот напротив БТРа стережет Файзулла со своей СВД, который спрятался за колесами и бортом боевой машины. А старшине наверху сейчас хуже всего. Он на одном уровне с той группой, что забралась наверх противостоящей сопки. Стрелять нельзя. Надо подождать, пока они дадут танку «добро» на приближение. А бандюки не спешат. У них преимущество в количестве и огневой мощности техники. Пока. Осматриваются. Треск моих пулеметов и пули выбивают каменные осколки на гребне перед шестеркой «курбановских верхолазов». Те прячут головы и отползают за обратный скат. Но скат почти вертикальный, и им там очень неудобно почти висеть и совершенно плохо двигать стволами оружия в такой позе, выискивая цель. Танк медленно трогается. По всей видимости происходящего и докладу пулеметчика с рацией, в случае обнаружения Феди или другой неприятности он, танк, двинет назад, убегая от опасности. А без танка эта куча пехоты станет легкой добычей для моих снайперов, прикрытых огнем крупняка и пулеметчиков. Странно, что у боевиков нет РПГ. Не награбили еще, наверно. В ответ на эти мысли неприцельный выстрел из-за противолежащей сопки взрывается кучей камней, бьющих градом сверху по броне машины. Файзулла не дал прицелиться высунувшемуся из-за скалы гранатометчику, а вторым выстрелом загнал за подножие сопки пулеметчика. Значит, РПГ у них есть. И если Файзулла промахнется… то будет у нас не БТР, а БМП – братская могила пехоты для меня и Мухи, который сидит у руля.

Все-таки Федю мы потеряли. Очень хорошо видно силуэт гранатометчика снизу, когда он высовывается из-за валуна на сопке. Все разыграли как по нотам. По команде наблюдателя-пулеметчика, когда танк зашел в зону стопроцентного поражения, старшина и два снайпера открыли огонь по противоположной сопке. Сбросили точными выстрелами вниз тех шестерых, что обеспечивали танку безопасный подход к повороту, откуда он мог влепить стодвадцатипятимиллиметровый подарок нашему БТРу. Федя и его помощник помчались к присмотренному валуну на краю обрыва, чтоб шарахнуть по танку сверху. Изготовился, положил трубу на правое плечо, снял РПГ с предохранителя, взвел и выглянул. Тут его абрис и появился на линии, разделяющей небо и землю. Пулеметчик-наблюдатель, конечно, отвлек многих внизу тем, что открыл огонь со своего места, но всех он пулеметом достать не мог, хоть молотил длинными очередями. Прицелиться в двукратную оптику и выстрелить любопытный Федюня успел, но вместо того, чтоб тут же нырнуть за камень, как его учили, он непроизвольно проследил недолгий полет гранаты до моторного отсека «бронированной черепахи». Сколько нужно, чтоб прицелиться? Пять секунд – максимум. И Феде, и его оппонентам. Но нападавшие воины Аллаха начали стрелять навскидку, не жалея патронов. Место, откуда вылетела надкалиберная граната, расцвело каменной крошкой и пылевыми столбиками от ударов многочисленных пуль АКМов и Ак-74-х. Стрелка швырнуло за скат. Последнее, что увидел Федя, – это была его граната, которая врезалась в броню сразу за башней танка. Кумулятивная струя ударила вскользь, косо пробивая бое-укладку, снаряды сдетонировали вразнобой, и мощная какофония взрывов сорвала и выкинула башню вверх, уничтожив попутно экипаж и расшвыряв тех, кто находился вблизи уничтоженной машины.

– Я Десятый – на приеме! Танк уничтожен! Я Десятый – танк взорвался! Я Десятый – танк взорвался! – заело нашего наблюдателя. БТР опустил стволы вниз. Старшина и три снайпера под прикрытием пулеметчика тяжело и сторожко попылили к месту, откуда Федя сделал выстрел. Второй номер гранатомета возился с первым за валуном, даже не предпринимая попыток вести огонь вниз. Часть бандитов двинулась туда же, куда и наш старшина, но им пришлось подниматься вверх и огибать крутой отвес скалы под огнем пулемета. А снайперы бежали по более или менее горизонтальной поверхности. Почти напрямую. Не обошлось и без второй потери. Так помешавший бандитам одинокий пулеметчик прекратил стрелять, чтобы поменять коробку с лентой. Опыта поменять коробку хватило. А навыка поменять позицию в пылу боя у него не было. Гранатомет бандитов пухнул вверх, и после разрыва никто не мог уже сдерживать поднимающихся по пологому дальнему склону мусульман. К этому времени старшина добрался до валуна, за которым пытался оказать первую помощь Феде его напарник. И развернулся в сторону атакующей группы со своим коллегой по точной стрельбе. Вторая пара, не высовываясь, начала кидать за скат ручные гранаты, щедро сея внизу смерть от их разрывов и очищая подножие сопки. Винтовка прапорщика захлопала вместе с СВД соседа и заставила залечь поднимающуюся группу, сразу уничтожив расчет РПГ. Дуэль на склоне складывалась не в пользу наступающих. Они залегли. Но их позиция откровенно проигрывала одиночным залпам уже трех снайперских винтовок. Вдобавок Грязнов взял Федин гранатомет и выпустил по лежащим два оставшихся выстрела подряд, выкуривая противника из-за природных укрытий. Боевики попытались отступить и потеряли еще двоих бойцов. А дальше просто побежали вниз зигзагами, не глядя под ноги. Я посадил за управление огнем БТР Муху. А сам, вооружившись автоматом, с Файзуллой, начал перебежками приближаться к повороту, из-за которого никто не пытался их остановить. Через пятнадцать минут обе стороны заняли исходные позиции, с которых и начинался бой. Воины Аллаха окопались на склоне, за которым шла шоссейка и куда выводила грунтовка основы бутылочного горлышка дефиле. Наши парни прочно засели на сопке напротив. Я оседлал поворот, предварительно метнув в неизвестность за ним четыре «феньки», зачистил контрольными выстрелами вместе с Файзуллиным, раненных и оглушенных у подножия людей противника. Стрелять было бы неудобно, так как скала, за которой прятались оба пограничника, была с правой стороны, а слева – пропасть. Выручил обломок, выбитый выстрелом танковой пушки из горного камня и перекрывший дорогу на повороте. Развороченный остов танка горел остатками масла и горючки. Башня валялась метрах в пятнадцати, вывернув поворотный круг в небо и скособочившись на стволе. Вокруг того, что было ранее танком, дымились ошметки оторванного от корпуса железа. Пыль, поднятая вверх, медленно рассеивалась. Наступило затишье, прерываемое редкими всплесками выстрелов с обеих сторон. А я ж не унимался, накрученный адреналином боя.

– Старшина!

– Чего?

– Скажи Мухе, пусть дует на заставу, разворачивается, берет боеприпасы, всех свободных, кроме левого, и сюда! С минометом! – заорал я так, что в образовавшейся тишине меня услышали и бандиты. – Одна нога здесь – другая там. Они у нас до самого Ашхабада бежать будут! Моджахеды долбаные! – Люди с обеих сторон отплевывались, снаряжали магазины, перевязывали раненых, допивали последнюю воду и ругались, отдышавшись.

БТР взревел, невидимый за горкой, и сделал вид, что умчался на заставу за подкреплением. Раз-вернуться в узости горной дороги Муха не мог. А остаться без такой мощной огневой поддержки не хотелось никак, даже под впечатлением завоеванной победы. В ответ, чуть повременив, над позициями бандитов появился белый флаг, вернее тряпка. Переговоры были недолгими. В качестве парламентера отпустили одного из пленных с записанной на бумажке радиочастотой. Дипломатические споры велись исключительно по радио. Договорились друг друга не трогать. Обозначили границы владений. Долги простили. Предупредили и пригрозили, что будет в случае нарушения пунктов перемирия. Бандиты намекнули на численное превосходство и знание местности. Я напустил тумана про минные поля, БТР и захваченные ресурсы с минометом, которые делали нас опасной боевой силой. Раненых и убитых разрешалось забрать с поля боя. Мы унесли тяжело раненного трижды, но живого дядю Федю с контуженым и раненым пулеметчиком Косачуком. Бандюки тащили своих из «бутылочного горла» под прицелами снайперов и пулемета. Вернули им второго пленного, а Фариза оставили, больно много знает о нас. Тот, второй, уходя, орал проклятия и угрозы в наш адрес. Пришлось отступать с опаской.

Оставил секрет с ПНВ в ночь на наиболее вероятном и опасном участке дороги, вновь закупорив путь на заставу недосягаемой засадой через щель. Их придется поменять. Но без этого невозможно спокойно считать потери, складировать трофеи и радоваться победе дома, и, конечно, готовиться к новым стычкам. Приехали на заставу. Федю и пулеметчика утащили в лазарет, где Черныш колдовал одновременно над обоими, взяв себе в помощь трех наших солдат. Пирмухаммедов быстро вскрывал ящики и снаряжал расстрелянные звенья ленты КПВТ. Ему помогали Швец, Шакиров и заинтересовавшийся Архипов. Петров и пришедший ему в помощь Мамедов крутили машинку Ракова, заправляя патроны для ПКТ и ПКМ с «Печенегом», и не менее внимательно выравнивали их, чем Ибрагим крупняк рядышком. Бронетранспортер становился важной, подвижной огневой силой. И обслужить его следовало немедленно. В БТР то и дело залезали и вылезали по очереди и без нее все пограничники, как бы случайно, по делу и если удастся, то просто так, кроме тех, что были в дозоре. Машинка всем понравилась. Муха ходил довольный между ящиками с боеприпасами и столом с лентами и патронами, польщенный вниманием однополчан. Пришлось рыкнуть. Народ, глянув на старшину, который разобрал свою винтовку и скрупулезно работал ветошью и масленкой из подсумка над деталями «вала», взялся чистить оружие. БТР смотрел в сторону поворота дороги, откуда открывался вид на заставу для гостей и проверяющих. Теперь из-за поворота могла выехать сама смерть в виде какой-нибудь снятой Курбаном с хранения техники. Кстати, танк или его обломки на поверку оказался зараженным, поэтому его и бросили вместе с воинской частью ее выжившие обитатели. Надо будет просветить людей Курбана, как-нибудь при случае и обязательно об альфа-, бэта и гамма-излучении, скрытом в брошенном железе военных городков. Они тогда сами откажутся от идеи тащить сюда такую технику.

Договор с Курбаном был устный и ни к чему обе стороны не обязывал. Просто перемирие давало передышку и было нам выгодно.

Боря вышел из коридора заставы на крыльцо, вокруг которого скопились и те, кто вышел из боя, и те, кто ждал нас на заставе.

– Ну что там? – Вопрос относился к состоянию Феди и Косучука и был адресован Боре – дежурному. А дежурный обязан знать на заставе все. Лазарет в здании, Боря выходит оттуда. Не знать, что там происходит, он не может.

– Херово с Федей, а Белорусу повезло, – сказал он, имея в виду под Белорусом Косачука, – мелкие осколки и контузия легкая, уже приспал от обезболивающего, – доложил Боря и потянулся к моему разобранному автомату, – дайте я, тащ лейтенант? Вам шо, ото больше нечего делать? – невежливо выразился он, намекая на мой внешний вид и угрозу мести, нависшую над нами слева. Бог его знает, ресурсы этого Курбана. Мне, честно гово-ря, было неудобно отдавать для чистки свой автомат сержанту, поэтому Боре достался только газовый поршень, который он самостоятельно утащил с расстеленной тряпочки бывшего под-воротничка, пока я усердно ублажал шомполом ствол. Под стеной и окнами первого кубрика Шустрый вскрывал цинки приложенным к ним ножом-открывалкой. Связист сидел на узле связи, обложенный спаренными магазинами, пачками, зелеными коробками, шуршащей пергаментно бумагой раскупоренных упаковок, и сосредоточенно щелкал вставляемыми в них патронами. Активированная Борей моя командирская сущность начала лезть наружу.

– Шустрый, еще ВОГи, гранаты ручные с запалами и ветоши притащи с Дизелем, – нарушил я озабоченную вероятным ответом противника тишину подготовки.

– Ага, – Серега глянул на старшину, дождался его кивка и озадаченно двинул в сторону Чулинки и тарахтящего генератора. Несмотря на наши опасения, две засады с часовыми и лихорадочную подготовку к новому столкновению, на левом все было тихо. По докладу засадной тройки люди предводителя Арчабиля даже не пытались приблизиться к оговоренным условным границам, и Курбан соблюдал условия перемирия.

– Обед, тащщ лейтенант, разрешите обед? – Это Будько явился на крыльцо, переживает, что не был с нами. Народ оживляется. Война войной, а обед, как говорится, по распорядку. Однако Валера Будько необычайно суетится, причину его поведения искать некогда, и всплывает она только после боевого расчета, а пока надо все проверить. А этого всего у меня часа на два-три пешего хода.

– Боря. Давай без построений, кто закончил чистку оружия – самостоятельно на обед и чтоб хоть руки помыли и вытряхнули пыль с себя обязательно, – начинаю руководить я. – Бойко! Связь со всеми постами через каждые пятнадцать минут, и по книге их контролируй!

– Есть, тащ лейтенант! – летит мне на крыльцо из окошка ответ то ли Сашки, то ли Володьки.

– Если что или нет связи – доклад немедленно! Понял? – суюсь я в окошко и махаю рукой для убедительности. Бойко даже встает со стула от такой моей «аудиенции» в раме окна узла связи, но его руки продолжают заполнять пустые магазины вернувшегося со мной брата. Я спускаюсь с крыльца и иду к БТРу.

– Архип, что с лошадьми? – отрываю я от заряжания лент моего конского фельдшера.

– Все нормально, тащ лейтенант, – докладывает он, не бросая своего занятия, – напоенные, мерку овса всем выдал, теперь пасутся на солнышке. На ужин сами придут в конюшню, как учуют овес в бочке, тогда и напоим еще раз на ночь, – улыбается он, довольный моим вниманием. Я не останавливаюсь на достигнутом мной успехе в получении информации и перехожу к Мазуте.

– Бондарь! Что с дизелем? ТО провел перед запуском? Электросеть делаешь? – Бондарь обижается, улыбается моему непрофессионализму в его теме и бодро отвечает:

– Так точно! – Интересно, что это означает? Бондарь поясняет: – Все в порядке, дизель, как часы, провода поменял. А от лампочек новых – взять сильно негде.

В разговор встревает Виктор Иванович от крылечка:

– Подойдешь ко мне, выдам сколько надо! – громко говорит он. Маз кивает и поднимает брови. Старшина, похоже, всерьез берется за свою родную должность и обязанности никому передавать не будет и не хочет. Ну и ладушки.

– Иди Шустрому помоги боеприпасы притащить, возьмите «УАЗ» – на нем и привезете. – Бондарь уходит искать водителя барбухайки, и через некоторое время «УАЗ» пылит вниз к Чулинке за ящиками.

– Ибрагим, – не унимаюсь я и зову своего главного бэтээрщика. Тот соединяет между собой снаряженные звенья ленты КПВТ в сорокапульную змею, потом он объединит ленты между собой в пятисотпатронную цепь и аккуратно уложит в боеукладку ящика питания КПВТ. – Как машина? – Мой вопрос, а вернее ответ Пирмухаммедова заинтересовывает всех сидящих вокруг.

– С тебя хмырь, Муха! – орет кто-то у меня за спиной, намекая на проставу механика перед личным составом за полученный подарок и удовольствие обладания таким чудовищем. Ибрагим смущенно и радостно улыбается.

– Сначала патроны уложу! А машина зверь, спасибо, тащ лейтенант, – отвечает он кому-то и мне и кивает на толстые снарядики и черную крабовидность звеньев в своих руках. Ответ вызывает взрыв хохота на крыльце и вокруг БТРа.

– Всем спасибо, Ибрагим, – поправляю я его и двигаю дальше. Взгляд утыкается в собачника.

– Карманов, что в питомнике? – продолжаю я, переходя от одного пограничника к другому. Народ потихоньку подбирается, отряхивается, поправляет одежду, оружие, мое начало традиционного обхода заставы не остается незамеченным. Знают, что допадусь до всех, проверю и озадачу, кого увижу. Поэтому парни потихоньку складывают амуницию у стены аккуратными, индивидуальными кучками и исчезают в двери, направляясь на обед. Там, в столовой, даже команду «смирно» нельзя подавать – запрещено, блин, по уставу. Ну, все нормально, лозунг: «Подальше от начальства – поближе к кухне!» – еще никто не отменял. После обеда напряжение, царящее на заставе, несколько спадает, сглаженное тяжестью пищи, усталостью и возможностью отдохнуть до боевого расчета.

– Виктор Иванович, перед тем как отдохнуть, возьми четверых бойцов и снимите миномет с «КамАЗа». Надо его утянуть на опорный и пристреляться вкруговую. Заодно и ящики с минами и зарядами выгрузить. Остальное оставить в «КамАЗе» и загнать в Чулинку до завтра.

– Понял, командир, – Виктор Иванович заботливо прячет «вал» в чехол и передает Боре, чтоб поставил в расчищенную оружейку. Через некоторое время «КамАЗ» пылит колесами на опорном. И от заставы становится виден треугольник силуэта выгруженного посреди ОППЗ миномета с вершиной, хищно направленной в сторону нашего тыла. До боевого расчета всем находится, что сделать. Старший прапорщик не останавливается и, прибрав к рукам всех свободных солдат, разгружает полностью грузовик в Чулинке и сортирует трофеи по калибрам и назначению. Трассеры, простые и бронебойные патроны в ящиках занимают упорядоченные места на временном складе АТВ под опорным пунктом заставы. Увеличение количества боеприпасов старшину и каптера, безусловно, радует, а вот наша неуемность в их сжигании не очень. Особенно КПВТ. И боекомплект большой, и много места занимают его патроны.

– Тащ летенант! Разрешите обратиться. – Только сел прикинуть, как боевой проводить и кого куда назначать, и на тебе, «тащ лейтенант» – Пирмухаммедов нарисовался.

– Давай, только быстро! – подстегиваю смущенного и довольного водителя нашей железной кобылы.

– Тащ лейтенант, вы скажите, чтоб мне пустые ящики из-под патронов отдали все, что есть и будут, а то Бадья и Маз их сейчас на растопку пустят и сожгут.

«Интересно! На фига они ему сдались? Может, мебель будет делать?» – предполагаю я.

– А зачем тебе, Ибрагим, пустые ящики? – любопытствую на всякий случай, пусть объяснит. Не все ж мне одному ребусы решать.

– Так это. Я их песком и щебенкой набью и машинку всю обложу сверху и обвешаю по бокам. А проволоку для крепежа я уже нашел, – успокаивает он меня и еще больше заинтересовывает. Хотя ответ, похоже, я знаю. Ибрагим подтверждает мои мысли.

– У них там РПГ есть, а если его граната ударит в ящик с песком и камешками, то кумулятивная струя может до противопульной брони и не добраться. А если и доберется, то силу свою потеряет значительно. И тем, кто внутри, шанс выжить будет, и БТР спасет от уничтожения, – грамотно поясняет мне мой механик-водитель, Муха, делает паузу и продолжает: – А то жалко, только отбили машину и, если сожгут сразу, то даже покататься на флангах не успеем на нем, – окончательно аргументирует он свою заботу. То, что сжечь его БТР мугут вместе с ним, он еще соображает плохо по своей шкале приоритетов.

– А, ну давай. Дуй к старшине и Боре, и Бадье, и Дизелю, и Шустрого не забудь! Передай мою команду, чтоб все пустые ящики собрать возле БТР и отобрать у Будько и Маза, пока они их не поломали на доски. – Пирмухаммедов испаряется, торопясь остановить неизбежное. Все ящики ему, конечно, не отдадут, но большую часть он получит, а старшина проверит, чтоб и остальные отдали маленькому механику нашего бронетранспортера. Глядишь, и майора покатаем в нем на Кушак его долбаный. Майор, наверно, спит сном праведника, направившего нас по нужному пути, сил набирается. А может, притворяется, но нам не мешает приводить себя в порядок. Как оказалось, он в это время помогал Чернышу советами, когда тот делал все, чтобы дядя Федя остался в живых после таких ранений. Феде повезло, что он высунулся только правым плечом из-за скалы. Туда и схлопотал пулю, вторая чиркнула по коже головы и пробила каску изнутри, изрядно рванув подбородок удерживающим ремешком, а третья прошила бицепс правой руки навылет.

На боевой расчет пограничный народ строится усталый, наполовину сонный и недовольный.

– Равняйсь! Смиррррна-а! – командую, но не обращаю внимания на недостаточно резкое верчение головами и вольные стойки некоторых стоящих в строю. Устали мои солдатики, под смертью ходили сегодня почти все, и жалко мне их дергать, но надо, и никуда от этого не деться. Да и мы со старшиной еле стоим на ногах. А поэтому я приготовил моим орлам сюрприз, от которого они точно не смогут отказаться. – Застава – слушай боевой расчет:

– Старший сержант Цуприк!

– Я!

– Дежурный – с двадцати до двух! С десяти до шестнадцати!

– Есть!

– Сержант Карманов!

– Я!

– Дежурный – с двух до десяти, с шестнадцати до двадцати!

– Есть!

– Ефрейтор Иванов!

– Я!

– Дежурный связист! С двадцати до двух, с десяти до шестнадцати!

– Есть!

– Ефрейтор Бойко! – пауза. – Владимир! – уточняю я под смешки из строя.

– Я!

– Дежурный по связи – с двух до десяти, с шестнадцати до двадцати!

– Есть!

– Рядовой Нефедов! – Все улыбаются – он единственный не ефрейтор среди солдат на за-ставе.

– Я!

– Часовой заставы! С двадцати до двенадцати, с четырех до восьми, с двенадцати до шестна-дцати!

– Есть! – Боевой расчет продолжается, все внимательно слушают. Можно не запоминать. Лист с выпиской будет тут же передан дежурному и вывешен на доске объявлений под заголовком «Боевой расчет» над столом дежурного по заставе.

– Тревожная группа ²⁵с двадцати до шести, старший – лейтенант Зубков… – Далее идет перечень тех, кто будет подпрыгивать по команде «в ружье» в составе тревожки ночью. Каждый отвечает свое «Я» в ответ на звание и фамилию. – Те же с шести до двадцати, – не смею нарушить ритуал я.

– Заслон с двадцати до шести, старший – старший прапорщик Грязнов… те же с шести до двадцати, – заканчиваю боевой расчет, но не подаю команду «вольно». Народ удивленно и любопытно поднимает брови и подбородки. – Баня – с десяти до восемнадцати! Ответственные – старший прапорщик Грязнов, ефрейтор Шустрый, ефрейтор Бондарь. Старшине подготовить замену грязного белья на чистое. Вольно. Командирам отделений – уточнить боевой расчет и доложить. – Народу у нас с гулькин нос, по пальцам можно пересчитать. Уточнение происходит быстро, доклад принимаю с места. Поэтому весь личный состав убывает, радостный и возбужденный предстоящей баней, в столовую. А я к своим заботам и майору. И Федю надо проведать с Косачуком обязательно. Да и вторым номерам прилетело не мало, хорошо хоть не осколками посекло. Итого четыре раненых в минусе и БТР в плюсе, если, конечно, не считать плюсом танк, склад и человек тридцать басмачей от Курбана. И боевой опыт, который не купишь ни за какие денежки.

Я объявил баню и выходной. Правда почти половина личного состава сидела на подступах и присматривала за левым и тыловыми подходами. Бандиты, по-видимому, тоже зализывали раны. Предстояло разобраться с минометом. Кроме меня, этой мортирой заниматься было больше некому. Но прежде чем обратить внимание на сию очень полезную в горах артустановку, пришлось заниматься личным составом. Труба кухни азартно дымила, предвещая ужин и сон на чистых простынях и вытрясенных матрасах. Кровати поста-вили под навесом уцелевшей летней конюшни.

После боевого расчета, на котором я объявил выходной и банный день, ко мне подошел Боря Цуприк и, стесняясь, чего за ним давно не было, спросил.

– Тащ лейтенант, разрешите обратиться? – сказал он и посмотрел на свои полусапожки.

Мое любопытство вылилось в кратковременную паузу. Я пытался в долю секунды, как идеальный командир, просчитать и предугадать вопрос своего подчиненного. Но солдатская ментальность всегда отличается от офицерской. Хотя и я сам начинал солдатом в прошлом. Ну, блин, что может вызвать смущение у моего сержанта? Наверно, снова на боевой выход попросится, подумал я. А то его все время старшим по тыловому гарнизону назначаю, а других в бой беру. Так недолго Боре и авторитет потерять среди под-чиненных. Придется его в следующий раз взять. Пока эти мысли проносились под панамой в моей голове младшего офицерского состава, Боря снова доказал, что соображения людей, которые носят за спиной мой маршальский жезл, – неисповедимы. А мне стоит зайти в канцелярию и найти записи с данными на личный состав и освежить эту информацию в собственной башке в свободное время, вместо отдыха и на досуге, которого нет.

– Тащ лейтенант, там это, наш повар, того. У него, в общем это, ну, день рождения завтра, – выдал мне Боря. Эх, бляха ты муха! Хорошо, что не сегодня. Традиция, устой, святая моя обязанность – дать пограничнику выходной в день рожденья. Хоть тут у нас ядерная война, хоть зима, хоть космос – не волнует никого. Пусть нет такого в уставе, инструкции, наставлении, приказе. Наизнанку вывернись, сам на службу иди, но напомни, что он тут не машина для несения службы, а прежде – человек уважаемый. Солдаты очень за этим следят, и если забудешь, конечно, слова не скажут. Но настроение у них упадет ниже артезианской скважины, что возле нашей дизельки пробурена. А у нас в Потешных Войсках Комитета такого не бывает, у нас не подразделение даже, а семья, покруче итальянской Коза ностры, мушкетеров Дюма и родовых кланов Востока. И я даже не сомневаюсь, если что, они у меня насмерть стоять будут, выполняя задачу. Даже этот балбес хохол, который на заставе полтора года служит, а я только один, и для него авторитет мой сомнителен. Ну и поздравить надо было на боевом расчете. Ох, обидел я нашего повара. Лицо мое начинает заливать красный цвет стыда и сожаления. Как же я так проморгал-то?

– Боря, – беру себя в руки я, – Шустрого, Грязнова и Дизелюгу сюда давай!

– Так они ж баню проводят! – добродушно напоминает мне Боря. – Маз печку и воду греет, а Шустрый белье стирает в машинке за баней. – Нашего дизелиста – Бондаря Игоря, обзывают кто как хочет. И Мазом, и Мазутой, и Дизелем, и Фазой, и Солярой. Он не обижается. Остальные меряют фланги втрое больше его, за это все прощается, а тем более такая мелочь. Флангов полноценных у нас теперь нет – сплошная зона ответственности, как в ММГ ²⁶и ДШМГ в Афгане.