Текст книги "Война нервов"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Михаил Нестеров
Война нервов

Автор выражает особую признательность еженедельнику «Независимое военное обозрение», газете «Независимая газета» за использование их материалов в своей книге.

Все персонажи этой книги – плод авторского воображения. Всякое их сходство с действительными лицами чисто случайное. Имена, события и диалоги не могут быть истолкованы как реальные, они – результат писательского творчества. Взгляды и мнения, выраженные в книге, не следует рассматривать как враждебное или иное отношение автора к странам, национальностям, личностям и к любым организациям, включая частные, государственные, общественные и другие.

Итак, не бойтесь их: ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано.

Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 26

Глава 1
Исповедь

1

Мадрид, Испания, апрель 2003 года

Старый епископ умирал…

Он уносил с собой в могилу тайну, отчетливо осознавая, что молчание не украсит его смерть.

Неожиданно улыбнулся, вспомнив поговорку: «На смерть и на солнце во все глаза не взглянешь». Даже если зрение твое острое, как у сокола, и ты умрешь с открытыми глазами, все равно они запечатлеют лишь этот мир. В них не отразится даже черта, разделяющая жизнь на земле и вечную жизнь на небесах, называемая смертью.

Епископ Рейтер лежал на жесткой кровати, укрытый до груди тонким белым одеялом. У изголовья умирающего сидел Петр Юсупов. Он склонился над священником, повинуясь жесту его иссохшей за восемь с половиной десятков лет руки, и против воли не мог представить его молодым, хотя бы тридцатилетним…

Епископ прошептал на ухо единственному в этой комнате человеку:

– Quo vadis?

Две тысячи лет тому назад на этот вопрос апостола Петра, бежавшего из Рима от легионеров Нерона, Христос с крестом на плечах ответил: «Иду в Рим, чтобы снова быть им распятым». И стал невидим. Апостол, страдая за Иисуса, возвратился в «город без границ» и был заточен в Мамертинскую тюрьму.

Юсупов принял слова епископа за бред умирающего, покачал головой и снова выпрямился.

– Пойдешь ли ты за мной? – прозвучал более четкий, но в то же время пугающий вопрос священника.

«Пойти за ним? – Юсупов непроизвольно дернул плечами. – Умереть, что ли?»

Он не стал скрывать улыбки – несмотря на то что Рейтер, казалось, смотрел на него в упор. Старик был страшен: тонкие седые волосы рассыпались по плечам, кожа на руках и шее пугала рубцами от глубоких ожогов; а там, где не было шрамов, кожа высохла и истончилась до состояния пергамента.

Епископ поднял тонкий и длинный палец, призывая слушателя к вниманию. Юсупов услышал лишь одно слово на родном языке священника:

– Mysterium.

Оно означало тайну, таинство. У древних греков и римлян – тайный религиозный обряд с участием в нем только посвященных.

Епископ заговорил неожиданно окрепшим голосом:

– Тайны – это оплот всех орденов. И нашего ордена тоже. Что делает нас могущественными? Отвечай, сын мой, – потребовал он.

– Хранение тайны, монсеньор, – ответил Юсупов.

– Во все времена, – продолжил священник, – в тайны любого христианского ордена посвящали не всех, и по принципу, который ты знаешь и скажешь его сейчас для меня. Ну же, – поторопил он Юсупова, – у меня мало времени.

Тот снова повиновался:

– Если ты достаточно умен, чтобы вникнуть в суть тайны, значит, тебе разрешено знать, что она собой представляет.

И здесь речь шла об избранных, мысленно добавил Юсупов. И едва не вздрогнул, когда епископ повторил то, о чем он подумал.

– Речь идет об избранных… Меня скоро не станет. Пока у меня есть силы, пока я могу четко изъясняться, послушай меня не как священника, а как дипломата. Испания и Португалия получили значительное количество нацистского золота, которое поступило в начале сороковых годов в эти страны из Швейцарии.

Как ни странно, Юсупов тоже слышал недавно об этом золоте. В одном из новостных блоков об этом объявил в Вашингтоне один из сенаторов-республиканцев. Он возглавлял расследование о судьбе золота, конфискованного нацистами у евреев в оккупированных Германией странах, а затем помещенного в швейцарские банки.

Сенатор вел переписку с испанским и португальским послом в Соединенных Штатах, делал запросы относительно судьбы золота. Он хотел узнать, был ли драгоценный металл переправлен в Латинскую Америку, где после капитуляции Третьего рейха нашли убежище многие нацистские военные преступники. Сенатор ознакомился с одним из рассекреченных в 1991 году документов, находящихся в Национальном архиве США. В нем указывается, что Швейцария направила в Испанию сорок пять грузовиков с золотом и восемьдесят девять – в Португалию. В документе приведены номера машин, которые пересекли несколько государственных границ. С января 1942 года по май 1944 года было перевезено сто восемьдесят восемь тонн золота. На сегодняшний день удалось восстановить пути следования золота из Швейцарии в Мадрид. Испания купила около трех тысяч слитков. Но до сих пор нет ответа на вопрос о двух тоннах золота, которое немцы хранили в своем посольстве в Мадриде. Оно бесследно исчезло к концу войны[1]1
  По материалам «Независимого военного обозрения».


[Закрыть].

Припоминая заключительные слова сенатора, Юсупов подумал: «Выходит, существует и продолжение».

Он не сводил заинтересованных глаз с епископа. Старик говорил с трудом, но пока еще внятно, даже акцентированно:

– Я перенес золотые слитки сюда, в этот дом, и сейчас они подо мной. Потому что в посольстве хранить их было опасно. С каждым днем все труднее и труднее. Но и здесь угроза была слишком велика. Я подумывал о том, чтобы переправить золото в Барселону. Навел справки в коммерческой компании грузоперевозок. Практически весь путь груз провел бы в товарном вагоне – через Сарагосу и Таррагону. А в Барселоне рассчитывал воспользоваться паспортом прикрытия. На имя Карла фон Фрикке я хотел приобрести судно, одно из немногих, что можно было купить в то время. А потом отправиться на нем туда, где никогда не было и не будет войны…

Епископ перевел дух, облизнув потрескавшиеся губы. Отказался от глотка воды, предложенного гостем.

– Я грезил о райских кущах, сын мой. Но еще за год до этого мне на пути повстречался основатель католического ордена «Опус Деи». Я послушал одну его проповедь, другую… Уже не помню, какой у него был взгляд, но голос обладал магнетизмом. Много позже понял, что райские кущи не имеют ничего общего с моими представлениями о них. На самом деле они в голове, в сердце, в вере. И неважно, нищ ты или сказочно богат.

«Неважно, кто ты и как тебя зовут, – в тон Рейтеру мысленно продолжил Юсупов. – Бывший советник германского посольства в Мадриде Вильгельм Рейтер или Карл фон Фрикке».

Он примерил дворянский титул на епископа и покачал головой: «Нет, ему на роду написано быть священником. Голубая кровь для него смертельна». Однако это имя – Карл фон Фрикке – не вызывало дисбаланса и подходило старику.

Епископ снова передохнул и продолжил:

– Ты вправе сказать: «Епископ, ты украл золото». Ну и что? На мне нет вины перед орденом, потому что я в то время не помышлял о вступлении в орден. Но именно орден в лице простой монахини, назвавшей меня по имени в госпитале, подсказал мне, что делать и как поступить. Я ждал подходящего момента. С другой стороны, надеялся, что во главе ордена не станет толстосумов. Так и не дождался…

Юсупова пронизала острая мысль: сейчас старик предложит ему дождаться той долгожданной поры, свободной от богатых дельцов в сутанах. Не выйдет. Просто не выйдет.

И только после этого едва не хохотнул: он поверил в тайну нацистского золота! Глядя на священника по-новому, он едва не потребовал от него доказательств его существования. Поймал себя на сумасшествии: епископ откладывает запланированную на сегодня кончину, оставляет одр и манит гостя за собой. Ведет его в подвал и показывает на груду продолговатых ящиков. Нереально.

Старик закашлялся и был вынужден принять от гостя воду.

– Возня вокруг нацистского золота началась давно, – продолжил он. – Я был лично знаком с итальянским послом в Мадриде. 20 сентября 1944 года он написал письмо и направил его в испанский МИД. Он написал, что нацисты захватили во время оккупации Рима девяносто восемь тонн золота в Банке Италии, и просил содействовать его возвращению в страну. Итальянцы рассчитывали пополнить свои полупустые сейфы.

– Так просто?

– Вот и ты так думаешь. – В голосе старика прозвучали уважительные нотки.

– А как же диктаторы Испании и Португалии?

– Они были хорошо осведомлены о происхождении золотых слитков.

– О преступном происхождении слитков, – непроизвольно поправил Петр Юсупов, потомок ногайских мурз, российских князей, участников походов, войн, заговоров. Втягиваясь в разговор, он все же не верил в золото, все еще хранившееся в этом доме.

– Как и я, ты, Петр, военный человек. Вначале ты надел военную форму, а уже потом сделал выбор в пользу нашего ордена. Я всегда ценил это качество в военных людях. Трезвый выбор и долгое служение делу. Я сделал выбор в твою пользу и по той причине, что ты…

Рейтер еле слышно прошептал: «Нет, рано. Пока он услышал то, что его не удивило и не могло удивить. Пора заканчивать эту лживую, позаимствованную прелюдию и раскрыть ему глаза на правду».

– Я передам тебе тайну, которая может разрушить орден до основания, расколоть Ватикан, пошатнуть папский престол. – Епископ указал на себя: – Quelle[2]2
  Источник (нем.).


[Закрыть]…

И вдруг содрогнулся. Юсупову показалось, что он затрепетал от ужаса.

Гость спокойно смотрел в лицо умирающего епископа, провожал последние мгновения его жизни. Он не испытал к нему, как раньше, жалости. И все же глаза полковника испанских ВВС наполнились печалью; в них не было лишь одного, что почти всегда стоит за глубокой грустью: уверенности в том, что все будет хорошо.

Нет, на этой земле епископу Рейтеру хорошо уже не будет. Может быть, на том свете, куда в этот миг готовилась улететь его душа, ему уже припасли тихий и светлый уголок…

Юсупов не мог думать в другом ключе, глядя на священника, обезображенное лицо которого к этому моменту стало умиротворенным.

Для Юсупова он сделал много. По сути, полковник, не имеющий духовного сана, стал его духовником и принял необычную исповедь от него. Он только что не сказал «спасибо», наклоняясь над епископом и касаясь губами его лба.

Он перекрестился сам и осенил крестом умершего священника со словами:

– Покойся с миром, отец…

2

С мыслью: «Нужно позвонить прелату в Рим и сказать ему о кончине епископа», показавшейся ему ненужной, лишней, не имеющей смысла, Юсупов оставил комнату покойника и вышел в коридор. Он много раз бывал в этом доме на западе Мадрида, в небе которого некогда советские истребители охотились за немецкими бомбардировщиками…

Юсупов неожиданно ощутил во рту металлический привкус. Он сглотнул, понимая, что кусок не полезет в горло, хотя и чувствовал голод. «Сколько я не притрагивался к пище?» – подумал полковник, направляясь, однако, в кухню. Он открыл холодильник, достал кусок плавленого сыра в пластиковой упаковке и бумажную тарелку с чуть подсохшими ломтиками копченой колбасы. Такую пищу епископ Рейтер не ел уже много лет. Гость предположил, что колбасу могла купить и нарезать для себя монахиня, которая последние дни не отходила от постели епископа и лишь сегодня получила передышку.

Намазав сыр на хлеб, положив сверху колбасу, Юсупов откусил бутерброд и тут же почувствовал значительное облегчение. Достал из шкафа красное вино и, делая мелкие глотки, стал смотреть в окно на улицу.

Фасадная часть дома выходила на парк Атенас, по обе стороны которого разместились, утопая в зелени, часовня Святой Девы дель Пуэрто и церковь Святой Девы Альмудены. А сразу за ней – Королевский дворец, самый красивый в Европе, вместивший в себя множество музеев: живописи и декоративного искусства, музыки, аптеки, вооружения, нумизматики…

Как ни странно, Юсупов больше любил не сам Мадрид, расположенный в центре Иберийского полуострова, а его окрестности. Раз в году он бывал в Толедо, где восемь веков ежегодно из собора выносят святые мощи…

Он поймал себя на странной мысли: все восемь столетий епископ Рейтер принимал участие в этом торжестве.

Гость доел бутерброд, сполоснул руки под краном и задумался – что-то упустил из виду, забыл. И вздохнул от досады: оповестить прелата ордена о смерти Всадника[3]3
  Рейтер по-немецки – всадник.


[Закрыть], старейшего члена католического ордена.

Не сейчас.

Юсупов спустился в подвал, поскольку только там, по его мнению, и могли храниться золотые слитки. Он старался не думать о них, чтобы было легче пережить разочарование. Все же он невольно настроился на положительный результат и действовал в таком ключе, будто сопровождал свою копию.

Подвал проходил под всем домом, и лишь в той части, которая после взрыва газа подверглась ремонту, все пустоты были заделаны бетоном и камнем.

В дальнем углу подвала находились котельная с дровяным отоплением и немалый, на несколько лет, запас дров. Если где и есть потайная дверь, то за аккуратными поленницами.

Юсупов не решал никаких головоломок. О католическом ордене, в котором он состоял уже пятнадцать лет, рассуждал с позиции военного. Со времен инквизиции функции папской разведки, контрразведки и ведения дознания возлагались на доверенных лиц из числа кардиналов, епископов и прелатов, возглавлявших особые структуры и ордена. Сегодня иезуиты уже не имеют прежнего влияния в католическом мире – их место занял другой орден Ватикана – «Prelatura della Santa Croce e Opus Dei»[4]4
  «Прелатура Святого Креста и дела Бога».


[Закрыть].

Он неожиданно вспомнил: накануне конклава кардиналов, который избрал краковского епископа Кароля Войтылу новым папой, Иоанн Павел II посетил один из ватиканских церковных склепов и пал ниц, распростершись на плите из зеленого мрамора с надписью «Хосемария Эскрива де Балагер». Это была могила испанского священника – основателя светского католического ордена «Опус Деи».

Он разобрал один ряд дров, отбрасывая дубовые поленья за спину, и приступил к другому. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем перед взором Юсупова предстала шероховатая стена. Он уже успел сориентироваться: эта стена являлась фундаментом для несущей стены в комнате епископа. А вот соседняя часть здания с широким окном, предназначенным для выгрузки в подвал дров, выходила во внутренний двор дома.

Юсупову пришлось еще потрудиться, пока он не обнажил большую часть отштукатуренной стены. Он вернулся на середину подвала и нашел там колун, точнее, топор с длинной ручкой и узким лезвием для лесорубов. Вооружившись им, он ударил в стену, еще раз, на слух определяя ее толщину: не шире одного кирпича. Семь, восемь, десять ударов. Пара соседних кирпичей поддалась, и следующий удар выбил их из стены; они повалились, ударившись обо что-то.

«Я перенес золотые слитки в этот дом».

Только теперь Юсупов, стоя перед проломом, подсчитал, сколько раз спускался в подвал Вильгельм Рейтер, тогда еще посольский работник, принося по одному стандартному слитку весом в двенадцать килограммов. Полторы сотни раз он пересчитывал ступени…

И теперь уже сам содрогнулся. Почему эта невероятная мысль пришла ему голову, он так и не понял. Ведь ничто не указывало на Вильгельма Рейтера как на убийцу. Юсупов представил: Всадник маскирует смерть хозяйки под взрыв газа. Ему нужен этот дом, этот подвал, способный вместить все золото наци. В строгом костюме и галстуке он стоит над трупом женщины… Может быть, уже тогда он представлял себя «рыцарем в сутане».

Вильгельм Рейтер был немцем, рассуждал Юсупов. Но не членом германской фашистской партии. Но так ли это?.. В начале восьмидесятых годов прошлого столетия папа римский даровал «Опус Деи» статус своей личной прелатуры – структуры, которой сейчас управлял один из его прелатов. Многие священники объявили идеологию «Опус Деи» одной из разновидностей фашизма. Есть ли тут связь с Рейтером, немцем по национальности?..

Юсупов вернулся в дом за фонариком. В комнате епископа он окончательно определил: подвал находился точно под ней. Спохватившись, он подошел к кровати, высвободил из-под скрещенных рук покойника одеяло и накрыл его с головой.

Потайная комната оказалась полметра в длину и два с половиной в ширину. И едва луч фонаря высветил содержимое первого ящика, Юсупов, чувствуя каждый волос на голове, прошептал:

– Мне одному с этим не справиться.

И снова всплыл в голове доклад американского сенатора. В нем он говорил о номерах машин, которые пересекли несколько государственных границ. То было в далеких сороковых. Скоро еще одна машина, нагруженная золотом, пересечет несколько областей Испании и окажется в Кадисе. Юсупов в этом не сомневался.

И еще одна усмешка, последняя в этот день, возникла на лице Юсупова. Если бы епископ Рейтер сумел размуровать хранилище десять, тридцать, пятьдесят лет назад, он бы не увидел своих сокровищ.

Вильгельм Рейтер, Всадник и епископ «Опус Деи», был слеп.

Глава 2
Рыцари в сутанах

Кадис, Испания, три месяца спустя

Петр Юсупов подъехал к школе на серебристой «Тойоте». Не успел заглушить двигатель, как тут же увидел викария, наместника прелата в Барселоне. Он назначил встречу с Юсуповым возле бизнес-школы «IESE» при Наваррском университете, где нередко читал лекции. Это учебное заведение было создано членами папского ордена наряду с другими вузами в Перу, Колумбии, на Филиппинах.

Викарий распахнул дверцу и протиснулся в черный салон авто. Повел плечами, словно примерялся к ширине японской машины.

– Что вы делали в школе в такой поздний час? – спросил Юсупов, отметив время: начало одиннадцатого вечера.

Викарий не ответил.

Он нервничает. Полковник Юсупов это определил по учащенному дыханию священника, по его потемневшим глазам. Если бы он смог через них заглянуть в душу викария, он бы узнал много нового о себе и о высшем духовном лице ордена. О нем и заговорил викарий, расправляя складки длинной церковной одежды. Юсупов, прежде чем тронуться в путь, переспросил с легким замешательством:

– Епископ в Кадисе?

– Да, и хочет видеть тебя немедля, мой друг.

– Он забыл свое расписание на неделю или отказался от этой давней традиции? – задал Юсупов вопрос. Он только вчера лично разговаривал с епископом по телефону. Их разделяли почти две тысячи километров: прелат находился в римской штаб-квартире ордена на Вьяле Бруно Буоцци, 73. – Я думал, он сейчас далеко…

– Он далеко, – усмехнулся викарий, перебивая, – далеко не в восторге от твоей работы.

«Неужели епископ узнал о главном? – пронеслось в голове полковника Юсупова. – Если это так, то явлюсь к епископу сегодня, а завтра предстану перед своим апостольским тезкой-ключником».

Занятый тревожными мыслями, он не заметил, как впереди показалась церковь Сан-Фелипе. Она была не такая величественная, как кадисский кафедральный собор, построенный в стиле барокко и неоклассицизма. Их роднило, по крайней мере, одно: крипты[5]5
  Здесь: помещение в катакомбах.


[Закрыть]. Соборные крипты были со сводами. Церковные – тоже, но они находились в катакомбах, где в старину совершались богослужения и погребали умерших.

Полковник провел машину в открытые ворота; глянув в панорамное зеркальце, увидел, как монах в черной одежде тут же закрыл их.

Юсупов остановил «Тойоту» в десятке метров от входа в храм и первым оставил салон. Снова посмотрел на часы, теперь давая понять викарию, что учтивость осталась в машине. Не сам, так с божьей помощью откроет дверцу и выберется наружу, пронеслась в голове Юсупова богохульная мысль.

Он стоял на маленькой паковочной площадке, освещенной фонарем, и смотрел на портал церкви. Не видя епископа, предположил: священник в нетерпенье прохаживается, заложив руки за спину, по амвону. В храме, как в казино, нет часов, однако прелат, часто останавливаясь на площадке для проповедей, бросает взгляд на расписной купол, пронизывает его взором и определяет время по звездам.

Юсупов осадил себя: хватит. Сегодня он что-то часто оскорблял церковников. Но не вдруг – относиться к ним с долей сочувствия и пренебрежения он начал три месяца назад, выслушав исповедь Рейтера. Он будто сорвался с колодок, услышав выстрел слепого стартера, и все никак не мог остановиться.

Викарий наконец-то вылез из машины. Поддерживая полы сутаны, он ступил на крыльцо, обнажая на миг красноватые остроносые туфли с золотистыми пряжками. Юсупов хмыкнул и последовал за ним в церковь.

Полковник увидел мрачную фигуру прелата в середине прохода. Хавьер Мельядо Федерико действительно прохаживался, перебирая четки узловатыми пальцами, но только между двумя рядами коричневатых скамей. Он приостановил свой шаг и обернулся к прибывшим. Плавным жестом руки отпустил викария, более энергичным движением руки указал полковнику на скамью; сам сел напротив; их разделял лишь проход с влажным еще после вечерней уборки полом.

В молчании прошла минута, другая. Юсупов подумал: если епископ прибыл в Кадис ради того, чего боялся полковник, то начнет он разговор с вопросов: сколько времени полковник состоит в тайной организации, что она ему дала в плане полезного, чем он отблагодарил орден, в конце концов.

Юсупов очень часто видел в прелате главу всех католиков – папу римского. И не мог объяснить причины столь странных мыслей. Возможно, он просто хотел видеть у священного престола молодого, хотя бы шестидесятилетнего понтифика, а не немощного старика, окруженного, как стаей хищных птиц, сотрудниками службы безопасности, входящими в структуру курии[6]6
  Правительство Ватикана.


[Закрыть].

– Бог любит тебя на том месте, которое ты занимаешь, – совсем неожиданно для Юсупова произнес прелат. – В тех трудах, которые ты избрал, – закончил фразу Мельядо чуть надтреснутым, однако сочным голосом. – Потому молитвы не так уж и важны. Твой труд, исполняемый в молчании, и есть молитва, переходящая в реальный разговор с Богом. Скажи мне, Петр, скажи не как священнику, а как если бы я был твоим отцом: часто ли ты ищешь освящения через свою работу?

– Наверное, это происходит всегда, монсеньор. Почему вы об этом спросили?

Епископ не ответил на вопрос, но продолжил свою мысль:

– Если ты ищешь освящения через свою работу – обрати ее в личную молитву. Не дай ей раствориться в безразличии и рутине, ибо в тот же миг умрет и божественное вдохновение, оживлявшее твой вдохновенный труд. – Красивый баритон прелата будто заполнил все пустоты, ниши церкви; его голос звучал неожиданно насыщенно, без намека на эхо.

Прошло несколько секунд, прежде чем Юсупов ответил на вопрос генерала ордена.

– Я при всем желании не могу назвать свой труд вдохновенным.

– Почему? – Прелат чуть склонил голову набок. – В чем причина? В том, что ты руководишь военной базой?

– Нет, падре. – Юсупов невольно покосился на исповедальню: самое время перейти в скрытое, разделенное надвое помещение и уже там отвечать на все более настойчивые вопросы священника.

– А может быть, причина кроется в незаконной иммиграции африканцев в Испанию?

«Неужели это и есть то главное, чего я боялся? – прострелила Юсупова мысль, и он почувствовал облегчение. – Боже, если это так, то я самый счастливый человек на свете. Незаконная иммиграция. Всего лишь иммиграция, а значит, никаких обвинений в мой адрес».

Полковник Юсупов являлся начальником военной базы Рота в Кадисе. Пару лет назад он фактически контролировал ситуацию на спорных территориях, мелких островах между Испанией и Марокко. Остров Перехиль давно превратился в перевалочную базу для нелегальных иммигрантов и наркоторговцев.

Все началось с просьбы прелата. Мельядо лично попросил полковника принять активное участие в судьбе нескольких марокканских семей, которые долгое время не могли иммигрировать в Испанию. Фактически речь шла о незаконной иммиграции, скорее всего членов «криминальных семей» Марокко, которым власти Испании не могли дать вид на жительство. Косвенным доказательством тому служило влияние ордена. Его было достаточно для решения этой несерьезной проблемы в законных рамках.

Потом Юсупов сразу отказался от идеи использовать в незаконном бизнесе испанцев. Даже марокканцев с испанскими паспортами он не мог назвать наемниками. Это слово не подходило и американцам, которые освоились на двух базах – Рота в Кадисе и Морон-де-ла-Фронтера в Севилье. Он остановил свой выбор на российских моряках. «Контроль над ними двусторонний, – привычно рассуждал Юсупов, готовясь к вербовке моряков, – а значит, и ответственность за преступления двойная: перед испанской и российской сторонами».

Сейчас он вспомнил, при каких обстоятельствах произошел первый контакт с экипажем «Беглого огня». В первую очередь он поинтересовался странноватым названием. Судно-то гражданское, рефлагированное, ходит под испанским флагом, при чем тут беглый огонь. Русский капитан объяснил этот факт просто: на катере был пожар, огонь долго не удавалось потушить. Гениально, как все простое, усмехнулся тогда полковник.

Итак, ворошить прошлое и буквально видеть заинтересованные лица россиян Юсупов не хотел. Команда «Беглого огня» приняла предложение полковника, чьи предки эмигрировали из революционной России во Францию в 1919 году. Через месяц моряки подали письменное прошение в качестве претендентов в члены «Опус Деи». По истечении положенных шести месяцев со дня подачи заявления шестеро прилично одетых молодых людей робко жались к восточной стене главной крипты, где нашли себе место ординаторы «Опус Деи» для военнослужащих. Они также были одеты в темно-синие костюмы, стояли в подчеркнуто строгой позе, как по стойке «смирно».

И в этом плане Сан-Фелипе походила на одну из парижских церквей, которая служила местом встреч различных тайных обществ.

Прелат поблагодарил всех присутствующих (членов ордена на обряд присоединения собралось около пятидесяти человек) за то, что они явились по его первой просьбе. Повернувшись лицом к группе россиян, он спросил:

– Присоединяющиеся к «Опус Деи», берете ли вы на себя обязательство принимать духовную подготовку от ордена и участвовать в его миссии? Отвечайте по одному.

– Да. Да, – раздались несколько голосов.

– Для присоединения, кроме вашей личной убежденности в своем божественном призвании, необходимы свободно поданное прошение и согласие руководства прелатуры. Вы подали письменное прошение о присоединении?

– Да.

– Да…

Епископ Мельядо, стоя в сутане в середине зала, кивнул:

– Мы можем принять вас в «Опус Деи».

Раздались возгласы облегчения.

Мельядо еще раз напомнил россиянам, что присоединение к ордену влечет за собой следующие обязательства:

– Со стороны прелатуры: обеспечить вас образованием в области католического вероучения и духа «Опус Деи», а также пастырским попечением священников прелатуры.

Со стороны присоединяющихся слово взял старший – лет тридцати, коротко стриженный человек. Его голос заметно вибрировал и эхом отдавался под вековыми сводами самой большой в катакомбах крипты. Было видно, что следующий текст он тщательно заучил, отчего его акцент стал менее заметен.

– С нашей стороны: оставаться в юрисдикции прелата в том, что касается целей прелатуры. Соблюдать юридические нормы ордена и исполнять другие обязанности членов «Опус Деи». Мы берем на себя обязательство стремиться к святости и совершать апостольское служение в согласии с духом ордена.

– Что это означает? – согласно обряду спросил прелат.

– Это означает, прежде всего, возрастать в духовной жизни путем молитвы, жертвы и принятия таинств. Посещать мероприятия, предлагаемые прелатурой для получения образования и духа «Опус Деи». Мы будем посильно помогать прелатуре, – он чуть замешкался, – нести евангельскую весть в мир.

– Да будет так, – наклонил голову прелат. Обряд подходил к концу. Осталась заключительная часть его.

Он подошел к задрапированной стене и отдернул ткань. За ней взору присутствовавших открылись шесть украшенных черным бархатом ниш. К ним подошли шестеро человек и по знаку прелата подняли бархат.

– Это ваши могилы, – пояснил генерал ордена, поочередно глядя на моряков. – Вы постоянные члены ордена. Поздравляю вас, братья!

Братья были ни живы ни мертвы. Им оставалось ответить на последний вопрос, однако они не представляли, с каким настроением будут давать его: даже символические могилы ввергли их в трепет.

– Кто ты? – спросил прелат, сверля взглядом крайнего в ряду.

– Отвечай: я есть, что я есть, – шепотом подсказал старший член ордена, стоявший рядом.

– Я есть, что я есть.

– На тебя возлагаются полномочия исправлять ошибки и указывать на неправильное поведение братьев и кандидатов и охранять их от нарушения верности. А кто ты? – задал он вопрос следующему.

– Я есть, что я есть…

От размышлений Юсупова снова оторвал голос прелата.

– Методы запугивания неэффективны, а рассуждение на тему о вреде наркотиков и описание симптомов наркотизации лишь становятся скрытой рекламой наркотиков, – нараспев произнес Мельядо.

Пауза.

Юсупов взял на себя смелость покачать головой и еле заметно усмехнуться:

– Я не понимаю, монсеньор, зачем вы о скрытой рекламе говорите. Мне, – подчеркнул он, – дворянину, полковнику ВМС Испании, выпускнику Высшего центра исследований национальной обороны? И я в этом расслышал скрытую угрозу. Чем я заслужил такое отношение к себе?.. – Взгляд полковника стал ожесточенным. – Я более пятнадцати лет служу ордену. Все эти годы я ревностно, хотя не люблю этого слова, охранял секреты братства. Моя семья – жена и дочь – не знают о моей принадлежности к «Опус Деи». Я тут размышлял с точки зрения офицера, а сейчас хочу вас спросить, не меняя этой плоскости: чего вы от меня хотите? Прошу вас, генерал, не ходите вокруг да около, говорите прямо. Я не тот человек, к которому нужно подъезжать окольными путями. К чему вы упомянули наркотики?

Епископ Мельядо не стал скрывать усмешки, показавшейся собеседнику издевательской. Принимая обращение «генерал» только от военнослужащих, он перешел на «ты».

– Твои люди, я говорю о русских моряках, хотя они и мои люди тоже, так вот, они на протяжении нескольких недель занимались черт знает чем. Именно так – черт знает чем, – акцентировал прелат. – До меня дошли вести о том, что они, получив зеленый коридор для переброски африканских беженцев, использовали его для наркотрафика. Не перебивай меня, – он остановил Юсупова властным жестом руки, – я еще не закончил. Твои люди не остановились и стали подмешивать к чистому и дорогому героину дешевый синтетический наркотик. И я хочу спросить тебя, Петр, почему эти сведения дошли до меня раньше, чем до тебя, и почему я не услышал эти новости от тебя лично. Может, в этом вопросе нет логики. Но она может, я говорю – она может появиться только в одном случае. Ответь, ты знал о махинациях русских моряков? Не ты ли стоял во главе этих махинаций?

Внутренний голос Юсупова кричал: