Текст книги "Особо охраняемый объект"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 3
КЛЮЧЕВАЯ ФИГУРА

Египет, март 2007 года

К видеокамере марки JVC, закрепленной на штативе, подошел человек в клетчато-полосатом платке, покрывающем его голову и лицо так, что на виду оставались только его черные глаза. Они в течение нескольких секунд были прикованы к миниатюрному жидкокристаллическому дисплею. Акхавани остался доволен увиденным: все пять человек попадали в кадр. Трое стояли на коленях, со связанными руками. Двое, вооруженных автоматами Калашникова, стояли за спинами приговоренных к казни.

Их привели в этот сырой подвал рано утром – не было еще пяти, и первое, что они увидели, – жуткое подобие зрительного зала, совмещенного со сценой. Наспех сколоченные лавки стояли вдоль дальней стены в два ряда, но пока пустовали. Любители посмотреть на казнь еще нежились в своих кроватях. Кто-то получил ласки от юных красавиц, кто-то от юных красавцев. Кочевая жизнь приучила их получать удовольствие и в полевых условиях. Мужчины средних лет влюблялись в безусых красавцев, проводили вместе ночи напролет и на передовой всегда были вместе. Их руки так привыкли друг к другу, что они узнавали их с первого же прикосновения.

Этот отряд террористов считали ячейкой «Аль-Кайды». На деле же «Посвященные» подчинялись только своему командиру по имени Садык, а тот выполнял приказы Анвара Эбеля. Они пришли из Палестины, где «немного постреляли в израильтян». Этой вылазкой нельзя было похвастаться. На счету отряда в этот раз два или три раненых солдата. И – удача! – на обратном пути им встретились «стервятники с камерами и микрофонами». Они не разрабатывали план захвата специально. Так получилось, что микроавтобус, на котором они ехали в Каир, подрезал автомобиль с российской съемочной группой. Садык тут же отдал приказ, и опытный водитель вначале прижал внедорожник с крупной надписью на бортах и на крыше «PRESS» к обочине, а затем перекрыл ему дорогу. Садык, оглядев журналистов, удовлетворенно покивал: тут было чем поживиться.

– В машину их, – распорядился он.

Несколько мгновений – и все трое россиян оказались в микроавтобусе.

Садык обратил внимание на журналистку, указал большим пальцем за спину, где осталась на обочине съемочная группа, и спросил:

– Зачем вы подписываете свои секс-машины – «Я вся твоя», «Поезжай за мной», «Хочешь меня?»…

Именно так переводилось террористами короткое слово «Пресса», которое было видно как из глубокой ямы, так и с воздуха.

– Вы несете ложь, сеете вражду, – продолжил Садык. – Вы снимаете одно, а комментируете совсем другое. Аллах покарал вас, когда указал мне на вашу машину с надписью «Расстреляйте нас».

Интендантская группа «Посвященных», также исполняющая обязанности квартирмейстеров, подготовила к этому времени сносное помещение в заброшенной мечети-медресе, что на окраине Каира. Интендант отряда, одетый в пыльные джинсы, рубашку с закатанными рукавами и кроссовки, сообщил Садыку, что эта мечеть-медресе построена султаном Баркуком в конце четырнадцатого века. На что Садык ответил коротко:

– Мне наплевать. – И тут же продемонстрировал свое отношение к заброшенному памятнику старины, плюнув на стену.

Он занял отдельную комнату, где еще сохранился потолок, и решал непростую задачу. Русские заложники хороши, если их содержать в России. Здесь они, по сути дела, бесполезны. Русские дипломаты, члены русской общины и прочие начнут тянуть резину, и она в конце концов лопнет – это не домыслы, а голая реальность, рассуждал Садык. Он увидел в съемочной группе «приличное пугало о трех головах».

Случайные русские заложники фактически стояли в помещении, размером с туалет в пассажирском вагоне. На третий день их вывели в коридор, заваленный отвалившимися от стен камнями, сгнившими балками, и завели в комнату, которая сказала пленникам все…

Садык пришел последним и занял лучшее место – в середине первого ряда. Прямо напротив него стояла на коленях женщина лет тридцати с небольшим. В ее глазах было выражение ужаса. Справа и слева от нее – двое мужчин, и тот же ужас в глазах.

Женщина что-то хотела сказать, но один из палачей несильно ударил ее прикладом в шею – предупреждая, что в следующий раз ударит наотмашь.

Оператор-любитель, включив камеру, занял место позади женщины. Садык подал знак своему товарищу, и тот завязал глаза широкой повязкой сначала женщине, потом мужчинам.

– Спины выпрямить, головы наклонить, – распорядился Акхавани. Ему пришлось работать с женщиной. Но пол ему был безразличен: она была и остается неверной.

Садык сделал знак рукой: «Начинай».

Акхавани зачитал по бумажке, коверкая английские слова:

– Вы похожи на останки в братской могиле: одинаковые черепа, кости, даже чудом сохранившиеся лохмотья. Мы будем убивать вас по всему миру. Вы напрасно думаете, что за вас мы попросим выкуп. Нет. И пусть об этом узнают ваши родственники, весь мир. Выкуп нам заплатят толстозадые чиновники из белых домов, парламентов. Смерть неверным. Аллах акбар!

Все трое палачей опустили «калашниковы» и разом спустили курки.

Акхавани ничего не понял, когда его стрелковое оружие дало осечку. К этому времени он сильно надавил стволом автомата в основание шеи женщины. Выстрел в это место убил бы ее мгновенно.

Боевик пришел в ярость. Он хорошо был знаком с неписаным законом предков: если ты не поразил жертву с первого раза, жертву отпускают. Но не в этом случае, был уверен Акхавани. Он, коротко замахнувшись, ударил женщину в спину. Она к этому времени упала на пол, не понимая, что чудом избежала смерти. Акхавани выдал две форсированные очереди, стараясь попасть женщине в голову и чтобы пули не срикошетили в товарищей. При этом он брызгал слюной, выкрикивал слова, которые любой, кроме его товарищей, принял бы за бред: «Шкуру, шкуру спущу!»

Садык первым встал с места. Подошел к видеокамере и выключил ее. Он поторопился покинуть помещение, где остались три трупа.

Глава 4
СЫРАЯ ЛЕГЕНДА

1

Москва, июль 2007 года

Красин, Ленарт и Поляков в управлении были известны не меньше, чем Эмерсон, Лайк и Палмер у себя на родине. Красин и Поляков сидели в кафе на Кузнецком Мосту, когда позвонил Ленарт. Красин назвал адрес заведения и, когда связь с Ленартом оборвалась, ответил на немой вопрос товарища:

– Вадим нарыл что-то по Эбелю.

Так называемое «дело Эбеля» находилось в разработке отдела контрразведывательных операций четыре месяца. Неофициально работу над ним Красин, Поляков, Ленарт не прекращали. Главная проблема – не было выхода на Анвара Эбеля. Будущий миллионер с малых лет проживал в Каире, хотя имел французские корни – его дальний родственник был французским биохимиком, профессором. И даже тот факт, что родственник Эбеля являлся с конца восьмидесятых годов иностранным членом Академии наук СССР, а позже иностранным членом РАН, все равно не давал выход на него.

Ленарт оставил свою машину на парковке возле дома, на место встречи приехал на метро, сэкономив добрых сорок минут. Заказав пива, приступил к делу:

– В Каире есть Центр молекулярной генетики. Существует он пятнадцать лет. Все эти годы им заведовал один человек по фамилии Хассид.

– Он вхож в круги Эбеля?

Ленарт поморщился от новодеревенской лексики Красина.

– Это нам и предстоит выяснить, – тоном неутомимого человека сказал он.

Сергей развел руки в стороны, недоумевая и вопрошая одновременно. Он был руководителем группы, исполнял обязанности аналитика; полковничьи погоны он получил год назад, едва ему исполнилось двадцать восемь. Ленарт и Поляков имели на две звезды меньше и были на пару лет младше.

Настроение у Красина было хорошее, несмотря на то что утром он пролил на себя кофе, а на лобовом стекле машины обнаружил свежие следы птичьего помета.

– Расскажи о Хассиде, – попросил он товарища.

– Хассид, можно сказать, стажировался в России. Был вхож в московский Центр молекулярной генетики, – с капелькой яда акцентировал он.

– То есть Хассид работал в нашем Центре?

– Ровно год. Потом началось самое интересное. Московские генетики закупали оборудование за рубежом, заказывали его в российских фирмах. У Хассида слюни текли: в Каире у него было сносное здание для лаборатории, но не было спонсоров, денег, чтобы превратить его в частный центр, как это сделали наши.

– Хассид нашел деньги?

– Ему открыли кредит в банке «Северсталь Инвест». Этот банк контролировала наша контора. Хассид подписал пару бумаг, из которых следовало, что он не прочь сотрудничать с российской контрразведкой.

– Он рассчитался с долгами? – спросил Красин.

– Раньше установленных сроков, – подтвердил Ленарт.

– Точнее, – потребовал полковник.

– Полтора года – и Хассид начинает работать на себя. Тысячи дорогостоящих экспертиз, длинные очереди, бешеные деньги.

– Он богат?

– Он все деньги вкладывает в развитие новых технологий, на закупку современного оборудования, является меценатом, покровительствует онкологически больным детям.

– Тысячи тестов, тысячи экспертиз, – повторил сказанное Ленартом Красин. И подвел итог: – Это тысячи связей. Этот Хассид ценный кадр, полон секретов. Наша служба задействовала его как агента?

– Нет. О нем забыли. Нашему ведомству меняли аббревиатуры, как повязки в гнойном отделении больницы, пять раз на дню. – Ленарт брезгливо сморщился. – Мы пережили пять перестроек. Считай, пять пожаров. Банк «Северсталь Инвест» больше не существует. Отдел, который занимался вербовкой Хассида, посчитал работу с ним бесперспективной.

– Почему?

– Не уточнял.

– Хорошо. Кроме последнего вопроса, тумана я не вижу. Что ты предлагаешь, Вадим? Гадать на клиентах Хассида?

– Хороший вопрос, – хмыкнул Ленарт. – Мы работали по Анвару Эбелю, как ни по одному клиенту. Лично я знаю его биографию лучше, чем свою. Если вернуться на семнадцать лет назад, можно стать свидетелями трагедии.

– Пропавшую дочь Эбеля имеешь в виду? – спросил Красин, собрав на лбу морщины.

– Да. Ее звали Сабира.

– Кажется, я тебя понимаю. Ты предлагаешь найти ей замену, воскресить, преподнести подарочек на блюдечке. Эбель примет его, но обратится к ведущим специалистам по молекулярной генетике, то есть к Хассиду. И получит от него заключение – биологическое родство установлено. – Красин усмехнулся: – Толково.

– Не смотри на меня так. Я просто предложил.

– Ну хорошо. А где взять опытного агента-женщину? И не просто женщину, а девушку в возрасте девятнадцати лет? И не просто девушку, а девушку с восточными чертами. Анвар Эбель наполовину француз, наполовину араб, его покойная жена была той же «масти». Я не спорю, за пару лет можно подготовить такого агента. Можно издеваться над своим самолюбием, представляя себе клона с нужной группой крови и стопроцентным отцовством. Ты согласен ждать хотя бы два года, Вадим?

Ленарт не ответил.

Красин мрачно усмехнулся:

– Теперь скажи, откуда ты почерпнул эти сведения?

– В нашей группе я на обеспечении и добыче сижу, сразу два стула занимаю. – Ленарт поймал недовольный взгляд начальника и ответил на вопрос: – Из нашего архива. Узнал адрес офицера, который ведал вербовкой Хассида. Ему сейчас под шестьдесят, но память работает как часы. Он припомнил все детали, которые другой посчитал бы мелочами и не забивал бы ими свою голову. Ходячий архив.

– Он входил в группу, контролирующую «Северсталь»?

– Он тесно контактировал с ней.

– Когда Хассид подписывал бумаги о сотрудничестве и поглядывал на вербовщика, мы с вами, – Красин посмотрел на Ленарта и Полякова, указал большим пальцем на себя, – не помышляли о контрразведке. Я уважаю «стариков», но работать с ними – даже в этом деле – не стал бы.

Ему казалось, что предыдущее поколение контрразведчиков было ненадежным, шатким, замешанным на прокисших советских дрожжах. Таким же был руководящий состав службы. Закваску последнего поколения рыцарей плаща и кинжала он считал свежей, подход к работе – модерновым.

– Красивая версия, – подвел итог разговору Красин. И промурлыкал, артистично выгнув бровь: – «Мы с тобой не собьемся с пути, потому что дороги не знаем».

Строчки из песни Надежды Кадышевой преследовали его по пути к машине, по пути домой. И дома он не мог избавиться от них.

Предчувствие болезни. Так он оценил свое состояние. Он всегда чувствовал приближение гриппа, простуды. Об этом ему говорили отяжелевшие вдруг глаза, свинцовые веки, ломота в костях, озноб.

И вот сейчас Красин ощущал нечто схожее.

Красивая версия не давала ему покоя.

Требуется девятнадцатилетняя незамужняя… с опытом работы… с внешними данными… с восточными чертами…

Красин отдавал себе отчет, что циклится на одном варианте, понимая, что он хорош, единственный в своем роде. Красивый. Королева должна дать шах и мат королю. И ему трудно было отделаться от этих мыслей, эмоций.

Сергей предвидел развитие событий, но не видел главного – исполнительницы. А если представлял ее, то – с размытыми чертами.

Он повесил на стену обложку из молодежного журнала с изображением дагестанки Жасмин как образец. Покачал головой. Нет. Хоть и красива, но обеспеченна, горда. Искусственный вариант, сырая легенда.

Легенда.

Пока он не увидит кандидата, о легенде можно забыть.

Он был готов влюбиться в образ, который плохо себе представлял. Наверное, потому, что ему полюбилась идея, которую ему преподнес Вадим Ленарт. Хорошо это или плохо? «Паршиво, – вздохнул он. – Паршиво, что я докатился до таких вопросов».

2

Директора управления контрразведывательных операций Михайлова Евгения Ивановича подчиненные за глаза называли Доцентом, Михайлов относился к прозвищу добродушно.

Он лично связался с Красиным по телефону и отдал распоряжение:

– В семнадцать ровно ко мне. Со всеми материалами по делу Плотниковой. С новыми соображениями и идеями. В полном составе.

В трубке раздалось: «Есть, товарищ генерал!» – и Михайлов повесил трубку. Затем неожиданно изменил решение. Он не собирался нагрянуть в офис Красина неожиданно, застать врасплох и прочее. Михайлову почему-то показалось, что в рабочем кабинете начальника группы ему будет легче воспринимать доклады, принимать решения. А точнее – настраиваться.

Он снова побеспокоил Красина. Отметив время – без четверти четыре, бросил в трубку:

– Я подъеду через пятнадцать минут.

Затем отдал распоряжение адъютанту:

– Машину к подъезду.

Кабинет Красина ничем не отличался от помещений для групп отдела разведки, даже количество старших оперативных офицеров не превышало трех человек. В кабинете было три рабочих стола. Два спаренных, за которыми работали Ленарт и Поляков, и стоящий отдельно – начальника группы. В углу пристроился высокий сейф, принадлежащий Красину. Два сейфа поменьше стояли справа от входной двери, изнутри и снаружи обитой черной кожей.

Кабинет располагался на втором этаже здания. К нему вела широкая мраморная лестница и узкий коридор с лампами дневного освещения.

Генерал Михайлов миновал лестничную площадку, называемую квадратом, и в ответ на приветствие караульного сухо кивнул. Собственно, повторилась процедура на входе в здание.

Сергей Красин слегка нервничал. Генерал перенес время и место встречи. Во всяком случае, в кино так не делают. Поляков, разумеется, задержится на десять-пятнадцать минут, о чем и предупредил во время телефонного разговора. Красин спросил его:

– Ты где? Здорово еще раз.

Поляков ответил в обратном порядке:

– Привет. На подходе.

– Шустрее. Доцент будет у нас с минуты на минуту.

Встречи в полном составе не получится, еще раз подосадовал Красин. Как раз в это время дверь кабинета распахнулась, и через порог перешагнул генерал, одетый в модный костюм в темно-серую полоску.

Оглядев пустые столы и сделав вид, будто нагибается, чтобы пошарить глазами под столами, генерал съязвил:

– Время отпусков?

– Ленарт еще вчера вечером предупредил, что задержится.

– По какой причине? – спросил Михайлов, занимая место отсутствующего майора.

– Он на этом этапе операции пахал больше остальных.

– Говорят, счастлив тот человек, от которого после тяжелого дня пахнет потом.

– Да, это про Ленарта. Когда он ест, он потеет. Я докладывал вам: идея внедрения к Эбелю агента принадлежит Вадиму. Идея родилась после его же удачной находки законсервированного агента по имени Хассид.

– И вот сейчас Ленарт довершает начатое.

– Вроде того, – неопределенно ответил Красин. И живо представил Вадима с табличкой на груди: «Я счастливый придурок, опаздывающий на работу».

Михайлов вытер пот со лба, попеняв неизвестно кому:

– Ну и лето. Какая жара… Мои за городом от жары маются, что говорить о нас, горожанах. Я вижу выход в том, чтобы приезжать на работу по утреннему холодку, а уезжать по вечернему.

– А жить-то когда? – неожиданно для себя произнес Сергей.

– По пути, – выдал готовый ответ генерал. – Тогда, как пелось в песне, старость тебя дома не застанет.

Он недолго занимал место Ленарта. Когда явился Поляков, протиснувшись в приоткрытую дверь так, словно в коридоре стояла лютая стужа и майор боялся выпустить из кабинета хоть толику тепла, Михайлов подошел к стене, где крепились на кнопках документы дел, находящихся в разработке группы. Он надолго задержал взгляд на снимке женщины лет тридцати пяти, подписанный как «Маргарита Плотникова». Рядом с этим снимком два других: Андрея Плотникова и Николая Хасиева.

Михайлов повернулся к подчиненным и жестом усадил их на рабочие места.

Сам же остался стоять. Красноречивым взглядом показал Красину: «Можешь начинать».

Полковнику показалось, что генерал разыгрывал перед подчиненными заранее отрепетированную сцену.

Он знал, что именно хочет услышать шеф. Ему требовалось освежить память, настроиться. И тут Красин не ошибся. И пусть даже он начнет «не с того места», генерал поправит его. Он будто слышал его: «Дело вступает в качественно новую фазу. Молодцы, ребятки, хорошо поработали. Итак, пробежимся по известным уже фактам. Давай, Сережа, докладывай – как, почему, с чего все началось».

Красин открыл свой сейф, вынул четыре пухлые папки; на титульном листе верхней папки было выведено имя Анвара Эбеля – это было личное дело, заведенное на египтянина.

– Маргарита Плотникова, – произнес Красин, открыв другую папку. – За шесть лет работы на центральном телеканале приобрела репутацию классного репортера. Последние два года ее съемочная группа вела репортажи из стран Ближнего Востока. Четыре месяца назад, а точнее – 2 марта, Плотникова, ее помощник – он же муж Плотниковой – и оператор попали в руки террористической группировки «Посвященные». Террористы не выдвинули никаких требований. Затем как гром средь ясного неба – на сайте террористов в Осло появились кадры казни членов съемочной группы. Западные аналитики и специалисты в один голос утверждали, что запись документальная. Эксперты из нашей службы подвергли сомнению подлинность казни и заявили, что короткий ролик лишь выдается за настоящий, а на самом деле – смонтированный.

– Хорошо, дальше, – удовлетворенный пояснением, кивнул Доцент, прохаживаясь вдоль столов.

– Не прошло и двух недель после показа ролика по ТВ и в Сети, как на одном из сайтов, предположительно принадлежащем группировке «Посвященные», была опубликована статья, обличающая преступные действия российского руководства. – Красин выдержал короткую паузу. – На эту статью наткнулся я. Невзначай.

– Такое иногда случается. Слушаю тебя. Что именно тебя привлекло в статье? Ведь обличительные, как ты говоришь, статьи в средствах массовой информации уже можно не черпать, а откачивать.

– Меня насторожил стиль. Плотниковой тридцать пять. До того как ее пригласили на телевидение, у нее была своя колонка в «Известиях», затем в «Независимой газете». Она профессионал, наработала, если хотите, свой стиль – немного выразительной язвы на мрачном фоне – так я охарактеризовал бы… ее своеобразное творчество, – с запинкой закончил полковник.

Он бросил незаметный взгляд на Полякова. Тот сидел с прямой спиной, смотрел прямо перед собой, словно впал в ступор. Ни разу во время доклада начальника группы не поддакнул, не кивнул. Казался истуканом.

– Что ты предпринял дальше?

– Мы, – Красин повернул голову в сторону подчиненного, жалея, что не может пнуть его под столом, – подключили к работе экспертов по лингвистическому анализу, коллег и друзей Плотниковой, кто был знаком с ее…

– Своеобразным творчеством, – подсказал Доцент.

– Ну да, – вынужден был подтвердить Красин. И мысленно чуть переиначил Штирлица: «Трудно работать. Столько развелось идиотов, повторяющих за умными людьми правильные слова». – Все как один сошлись во мнении, что статья написана Плотниковой, – продолжил он. – Стиль, только ей присущие обороты, которые некоторые журналисты окрестили «новым словом», будто говорили: «Я жива. Помогите». Собственно, напрашивался вывод: Плотникова работала под контролем «Посвященных», организации, которую финансировал Анвар Эбель. – Красин положил руку на папку с его личным делом. – Кроме подразделения охраны, Эбель держит под рукой мобильную группировку боевиков. Четверо-пятеро – это боевое ядро, столько же работают на подстраховке: отход, транспорт. Плюс группа, которая собирает в своем районе ответственности информацию о потенциальных жертвах. Они ничем не брезгуют. Во главе отряда стоит человек по имени Садык. Мы почти ничего о нем не знаем. Предположительно он начал работать на Эбеля в начале девяностых годов.

– Хорошо. Вернемся непосредственно к Плотниковой. Могла ли она содержаться в подвале, зиндане, в нечеловеческих условиях? – спросил генерал.

Красин покачал головой:

– Не уверен. То есть я лично так не думаю. Да и наши аналитики пришли к мнению: нет.

– Почему нет?

– Для качественной работы нужны соответствующие условия, – пояснил Сергей. – Но сколько она еще сможет продержаться на статьях, которые для нее являются и наркотиком, и обезболивающим?

– Это одно и то же. Кстати, сколько всего статей было опубликовано?

– За три месяца одиннадцать. То есть со дня выхода ролика, на котором якобы запечатлен расстрел съемочной группы. Возможно, Поляков и Хасиев действительно были убиты, а Маргариту Плотникову террористы пощадили, чтобы использовать ее опыт и талант себе во благо. Скорее всего, выстрел в нее был холостым.

– Но она тут же упала.

– Нет. Ее голова дернулась. Террорист, который стрелял в нее, толкнул ее в спину, Плотникова упала на живот. Автоматчик выстрелил в нее двумя очередями. Я хочу отметить один существенный момент: «посвященный» ударил Плотникову очень сильно. Таким ударом можно отключить сильного мужчину, что уж говорить о хрупкой женщине. Она и отключилась, не двигалась. То есть был создан момент, на который рассчитывали террористы. Дальше в кадр попала кровь. При тщательном изучении мы пришли к выводу, что кровь вытекала из раны, скорее всего, Николая Хасиева, а на общем плане казалось, что соединились два потока.

– Что с тобой? – спросил генерал. – Заразился стилем Плотниковой и присущими только ей оборотами?

– Вроде того, – произнес Красин, зараженный другим недугом, не в силах освободиться от созданного им образа девушки-агента.

– Значит, нет никаких подтверждений того, что оператор и муж Плотниковой живы.

– Нет. – Красин покачал головой. – Плотникова тоже проходит как условно живая. Но работу бросать нельзя.

– Условно живая. – Генерал кивнул. – Хороший термин.

Он подумал об этом в следующем ключе. Хороший термин или нет, но его ни в устный, ни в письменный доклад не вставишь. Поскольку сдерживать натиск и отчитываться по «делу Плотниковой» приходилось, во-первых, перед Кремлем, ибо Плотникова говорила в угоду ему. Центральный канал являлся рупором руководства страны, двадцать четыре часа в сутки пиарил политическую деятельность, шагал путем демократии, и этот факт генерал Михайлов посчитал главной пакостью. Другая проблема заключалась в якобы нерушимой солидарности журналистской братии. Готовые перегрызть друг другу глотку, они стояли друг за друга насмерть, как пуговицы на пресловутом пиджаке, пришитые насмерть, не оторвешь; в то же время они были готовы продать друг друга и имели на этот случай прайс-листы под подушкой.

И, наконец, третья проблема – родственники пропавших сотрудников телекомпании. По сути дела, это Красин устроил ажиотаж вокруг «воскресшей» журналистки, объяснив это просто и доходчиво, в то же время круто: она работает под контролем террористической группировки, и стиль в ее статьях говорит: «Я жива. Помогите».

Генерал Михайлов испытывал непосильное давление. На прошлой неделе на его стол лег депутатский запрос по все той же наболевшей теме. Он порвал запечатанный конверт, не собираясь отправлять ответы на Охотный Ряд.