Текст книги "Гончаров разгадывает семейную тайну"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Петров Михаил
Гончаров разгадывает семейную тайну

Михаил ПЕТРОВ

ГОНЧАРОВ РАЗГАДЫВАЕТ СЕМЕЙНУЮ ТАЙНУ

– Ну что? И какая теперь от этого дома польза? – Крупная некрасивая женщина решительно встала из-за стола. – Эх, девочки-сестренки, лучше бы он нам морды качественнее сделал, а то ходим по деревне как три кикиморы, мужики шарахаются. Стыдоба одна, за двадцать-то восемь лет меня только Славка рябой пару раз на сеновал затаскивал, да и то ночью, чтоб соседи не видели. Позор один. И в кого мы такие уродились? Мать красавицей сгинула, да и сам батька был мужик что надо. Может, мамаша нас на стороне спроектировала?

– И не стыдно тебе, Варька? – вступилась за мать младшая. – Сами же говорите, мама святой была.

– Вот по святости и наставила, поди, папане рога. Он ведь тряпка тряпкой был. Я правильно говорю, Танюха?

– Варька, не гневи Бога, грех нам на отца жаловаться, всю жизнь на нас горбатился, – одернула ее старшая сестра. – Он и швец, он и жнец, он и на дуде игрец. А тебе, Клавка, тем более рот открывать не следует, он же тебе заместо матери был. Это уж мы с Варькой взросленькие были, а ты еще в пеленки пачкалась, он стирать их устал. Эх-хе, все мы там будем, а только жалко папаню, один он нас поднимал, и за то ему от нас большое спасибо.

Три женщины сидели за большим поминальным столом, уставленным бутылками и объедками. В пепельнице равнодушно и тоскливо тлели три сигареты.

Средняя из сестер надула губы и желчно возразила:

– То-то и оно, он, кроме Клавки, никого и не замечал, с утра и до позднего вечера все ее облизывал и лелеял.

– Это меня-то лелеял? – возмутилась младшая. – А за кем я всю жизнь барахло донашивала? Ты этого не помнишь? Так я напомню – за тобой да за Танькой.

– Ладно, девки, кончай базар, – примиряюще подняла руку старшая. – Не рычите. А тем более в такой день. Всем мы ему обязаны. За то, что он нам оставил, мы будем ему благодарны до самой смерти. Только прикиньте: две фермы да птичник, это не считая техники и дома. Вон какие хоромы нам отгрохал. Как с ними теперь поступим?

– Ну, положим, не он один отгрохал, наша лепта тоже вложена немалая. И что, действительно, теперь с домом делать?

– Да ничего не делать. Жить в нем будем, – проворчала Варвара, выливая остатки водки. – Во, землячки, чтоб им подавиться. Напоминались! Полтора ящика усадили. Во проглоты чертовы. На дармовщинку-то можно и под завязку. В конце уже песняка давить начали. Говорила вам, не надо все выставлять.

– А ты не жадничай, жмотка чертова, может, сейчас отец на том свете радуется, – укоризненно возразила ей Татьяна. – Вон ведь сколько народу пришло с ним проститься. Значит, уважали мужика. Полсела на кладбище собралось.

– Ага, радуется он, держи карман шире. Скажешь тоже... То-то за глаза его кулаком звали, а он их не иначе как алкашами да тунеядцами. А приползли только потому, что бухалово да жратву дармовую учуяли. Быдло навозное.

– Ну и стерва ты, Варька, и в кого у тебя такой склочный характер?

– А то не знаешь? Конечно в покойного папашу. Клушка, спустись в подпол, принеси чего-нибудь из его запасов. Да смотри осторожно, не разбей там чего.

Недовольно заворчав, младшая Клава полезла в подполье, а Татьяна вернулась к прерванному разговору:

– Я почему за дом-то спросила. Нам с тобой не повезло, так, может, хоть Клавке подфартит. Рожа-то у нее поглаже нашей будет. Видела я недавно, как она с Валеркой, с паразитом, из леса выплывала, меня заметила – покраснела как маков цвет. Вот я и думаю, отделить ее надо, может, тогда он на ней женится.

– Как же, женится, держи карман шире. Он небось огулял ее, а дальше поминай как звали. Все они, паскудники, на одну рожу. Жалко, что я не видела. Я бы ему, кобелю, все богатство оторвала. За бесплатно испортил нам девку.

– Да погоди ты, не ругайся. Я к чему говорю? Может, если Клушка отделится, будет жить своим домом, то и женишок какой подыщется.

– Чтобы через год после свадьбы он выгнал сеструху из ее дома, а имущество разделил? Ты этого хочешь? А сама Клушка, брюхатая, да на сносях, вернулась к нам? Тебе это нужно?

– Ну нельзя же так, Варька, я понимаю, что у нас с тобой не получилось, но может быть, у нее все сложится хорошо.

– Ни хрена у нее не сложится. Порода у нас такая невезучая, и ничего тут не поделать. А что ты так за нее переживаешь? Готова последнее платье ей отдать.

– Как не переживать, все-таки младшая сестра. Кто, как не мы, должны ее опекать и беречь?

– Я ее опекать не собираюсь, не маленькая уже, двадцать два стукнуло. Ты в ее возрасте уже вовсю коровьи титьки тягала. Может быть, ты еще по доброте и в институт ее устроишь?

– А почему бы и нет? Продадим одно подпольное стадо и дом, а полученные деньги пустим на учебу.

– Ну это уж нет. Здесь ты ошибаешься. Стадо, а тем более родной дом я продавать не позволю, только через мой труп.

– Вот я и говорю: чтобы ни у кого не было обиды, надо все продать, а деньги поделить поровну, на три части. Или просто поделить, без продажи. Коровник тебе, свинарник мне, подпольных коровок пополам, а дом, немного денег и все остальное барахло отдадим Клавке. Где она там запропастилась?

– Хорошо ты делишь, прямо как лиса Алиса из страны дураков. Клушка, черт бы тебя побрал! Ты что там – рожать начала?!

– Здесь я, чего орете? – раздраженно отозвалась младшая сестра.

– Чего ты там делаешь? – язвительно поинтересовалась Варвара.

– Твои гадости слушаю, теперь хоть буду знать, что мне от тебя ожидать.

– Вылазь немедленно, коза драная, сейчас ты у меня получишь.

– Кабы самой не досталось, – выбираясь наверх, огрызнулась Клавдия. Умные вы больно. Дом продавать решили! Сперва бы посмотрели, что там творится.

– Где? Что творится? – спросила Татьяна.

– В погребе. Там фундамент в переднем углу поехал.

– Врешь, наверное, – не поверила ей сестра.

– Очень надо. Грунт последними ливнями подмыло, вот бетон и растрескался. Он уже кусками отваливается. Если сейчас его не починим, то к исходу весны продавать нам будет нечего. Идите и посмотрите сами.

Сокрушаясь и бранясь, две сестры спустились в подполье и там, убедившись, что Клавдия им нисколько не лгала, заохали пуще прежнего.

– Батюшки, это что же творится-то? – беспомощно всплеснула руками Татьяна.

– Хреновина творится, – зло отозвалась Варвара. – Чую, встанет нам этот ремонт в копеечку.

Вооружившись небольшим ломиком, она ковырнула растрескавшийся бетон. Тяжелый цементный блин отскочил на удивление легко. В образовавшейся пустоте сестры увидели скелетированную кисть мумии. На ее запястье нелепо и страшно болтались золотые дамские часики.

С утра я проснулся в отвратительном состоянии души и тела. Кажется, вчера на радостях я немного переборщил, хотя повод, чтоб выпить рюмку водки, безусловно, был. Дело в том, что милые гаишники вдруг, неожиданно для себя, нашли мой автомобиль, угнанный более десяти дней назад. Проснувшись, я не торопился открывать глаза, прекрасно понимая, что за каждым моим движением внимательно наблюдает достопочтимая супруга. Она с нетерпением ждет той минуты, когда я подам признаки жизни и она сможет всерьез заняться моим воспитанием. Мне же этот момент хотелось отодвинуть на неопределенно далекое время.

Робкий звонок в дверь дал мне понять, что моему желанию не суждено сбыться. Втайне надеясь, что утренний визитер пожаловал к жене, я, чутко прислушиваясь, притих. Раздраженная Милка резко открыла дверь.

– Вы к кому? – немного погодя удивленно спросила она.

– Мне бы увидеть Константина Ивановича, – нерешительно ответил незнакомый женский голос, и почти тотчас что-то мягкое и тяжелое стукнулось о пол.

Почти следом послышался короткий Милкин вопль, и ему, под перестук копытец, вторил пронзительный свинячий визг.

Кажется, так начинается белая горячка, подумал я, спеша супруге на помощь.

В тесной прихожей между ошарашенной женой и изумленной женщиной с мешком на голове метался перепуганный поросенок.

– Костя, это к тебе.

Язвительно указав мне то ли на женщину, то ли на свинячий зад, Милка удалилась в комнату.

– Вы зачем пришли? – естественно и строго спросил я.

– За советом и помощью, – так же просто ответила она.

– А порося зачем? Если вы хотите, чтобы я его кастрировал, то ошиблись адресом, такими делами я не занимаюсь с детства. Я вообще противник такого рода операций.

– Ну что вы, кто же свинок-то кастрирует? Я вам ее просто в подарок принесла.

– Благодарю вас, конечно же это отличный подарок, но где вы намерены ее у меня поселить? Если на место жены, то она будет сильно возражать. Так что придется вам тащить животное назад. А теперь пройдите на кухню и подождите меня пять минут, пока я не приведу себя в порядок.

– Во-первых, давайте познакомимся, – протянув руку, уже умытый и причесанный, предложил я. – Меня зовут Константин Иванович.

– А я фермерша, Варвара Сергеевна Логинова.

– Очень приятно, Варвара Сергеевна. Какова же суть ваших проблем?

– Отец у нас погиб.

– Печально, примите мои искренние соболезнования, но почему вы решили обратиться ко мне? Его что, кто-то убил?

– Да нет, говорят, несчастный случай.

– Тогда я вас не понимаю. В чем может заключаться моя помощь?

– Нам кажется, его убили.

– Кому это нам?

– Ну нам, сестрам, его дочерям. Нас трое осталось.

– Теперь понятно. Но почему вы думаете, что его убили? И почему не заявили об этом в милицию?

– Потому что раньше мы так не думали. Мы были уверены, что действительно произошел несчастный случай.

– Тогда что же заставило вас в этом усомниться?

– Не знаю, как и сказать-то... В общем, три дня назад, сразу же после отцовских похорон, мы полезли в подпол за самогонкой.

– Что же, поступок хороший, но не вижу связи между мной и этим полезным делом.

– А я вижу, потому что там мы нашли свою мать и сразу вызвали милицию.

– Конечно, нехорошо так напиваться на поминках, но мне кажется, что в этом случае вы вполне могли бы обойтись и без милиции.

– Дык как же без милиции? Она же была убитая.

– Однако... – Я невольно замолчал, сраженный таким поворотом и логикой ее повествования. – И кто же ее убил?

– Откуда нам знать?

– Ну а что на сей счет говорит наша родная милиция?

– Говорит, что это дело рук отца.

– Интересная версия, они что же, допускают мысль, что ваш отец на несколько минут поднялся из могилы, чтобы ее убить?

– Да нет же, он убил ее раньше. Еще когда двадцать лет назад она неожиданно исчезла. Все это время мы думали, что она нас бросила, а она, оказывается, уже лежала в подполье мертвая.

– И двадцать лет вы ее не замечали?

– А как ты ее заметишь, если она замурована в фундамент?

– Логично. Но тогда как вы смогли ее заметить?

– Фундамент подмыло, и я сковырнула один кусок... Ну и увидели...

– Тоже логично, – согласился я и вопросительно уставился на сиротиночку. Что же вы от меня хотите?

– Чтобы вы раскопали всю правду. Мы вам за это потом еще одного боровка подкинем, а в придачу и коровенку. А то, может, милиция врет и напраслину на батьку возводит, может, он совсем и не виноват.

– К сожалению, если судить по вашему рассказу, мне кажется, что на сей раз милиция выдвинула правильную и обоснованную версию. А потом, я не археолог и не умею ковыряться в ископаемых костях. Кстати, почему вы решили, что они принадлежат вашей матушке? Вряд ли она узнаваема.

– У нее на руке были золотые именные часы.

– Что и говорить, это серьезный аргумент. А где сейчас находится ее скелет? Очевидно, в судмедэкспертизе?

– Нет, его нам почти сразу же вернули, сказали, что тут и так все ясно, дело давнее, а у нас сегодняшних нераскрытых преступлений хватает. Вчера мы ее похоронили. На всякий случай подальше от отца, мало ли что... Я целую ночь не спала, все ворочалась, думала, как же отец мог на такое пойти. Ну а утром мне одна подруга присоветовала к вам обратиться, говорит, хороший человек...

– Возможно, она и права, да только я не понимаю, что вам за радость ворошить прошлое. Почти наверняка ее убил ваш отец.

– Может быть, и так, ну а как не он? Какой вы камень с наших душ снимете.

– Не всегда знание истины облегчает нашу жизнь, – глубокомысленно изрек я. – А что произошло с ним самим, что за несчастный случай, в который вы отказываетесь верить?

– Его убило током.

– Вот как? Случай в наши дни довольно редкий. Он что же, был электриком?

– Нет, фермером. Но неделю назад, во время сильного ливня, в коровнике начала замыкать и гореть проводка. Наш электрик, Валера Ермаков, не смог вырубить внутренний рубильник и велел отцу отключить общий пусковой ящик. Вот он и отключил... Не знаю, что там получилось, но только шесть тысяч вольт его прошили насквозь. Я сразу удивилась, почему он в такой ливень не надел резиновых перчаток. Сам-то он в электричестве разбирался.

– Может быть, не мог их найти? – сочувственно предположил я.

– Их и искать было не нужно, они всегда находятся под рычагом рубильника. Что и удивительно, ему не в первый раз приходилось его вырубать. А перчатки, когда мы к нему подошли, лежали на месте.

– Вы подбежали первыми?

– Нет, там уже был Валера, но я издали видела, как все произошло. Когда он взялся за ручки рубильника, он словно приклеился к ним, ну а потом его отшвырнуло и в рубильнике что-то вспыхнуло. Первым к нему подбежал Валерка, ему было ближе, ну а потом уже я.

– Когда вы подбежали, что делал Валера?

– Пытался привести его в чувство. Но может быть, проедем со мной, я вам все расскажу и покажу на месте?

– Подождите, я бы сначала хотел знать заключение судмедэкспертизы.

– А что там знать, оно у нас дома валяется, там русским языком черным по белому написано, что смерть наступила от поражения электрическим током в результате неосторожного обращения. Это и козе понятно.

– Почему же непонятно вам?

– А потому что он погиб первого октября. В этот день мать почему-то всегда дарила нам красивые платья и вкусно кормила. Раньше, до того как объявился материн скелет, я не придавала этому никакого значения, но теперь такое совпадение кажется мне странным и недобрым. Нет, вы не подумайте, что я какая-то там религиозная фанатка или одуревшая девственница, нет, просто мне что-то не по себе. Появилось какое-то предчувствие, что смерть отца не последняя в нашем доме.

– Варвара Сергеевна, мне кажется, вы немного драматизируете произошедшее печальное событие. Скорее всего, дело было так, как оно было, и вам нет никакой нужды искать в черной комнате несуществующую кошку.

– В комнате, может быть, и не стоит, а вот в нашем доме, сдается мне, она поселилась давно.

– Вы подозреваете кого-то из своих? Кого же?

– Никого я не подозреваю. Не специалист я по этим подозрениям, я больше по коровьим сиськам мастер, потому-то к вам и обратилась. Может, заглянете к нам на часок, чайку попьете, а заодно и осмотритесь что к чему. С сестрами познакомитесь, глядишь, да что-нибудь дельное и подскажете. В обиде не останетесь, у нас все только экологически чистое.

А почему бы мне не поехать? – спросил я сам себя. Несколько часов пребывания на чистом воздухе скажутся на моем организме благотворно и будут куда как полезнее времени, проведенного в прокуренной квартире в компании брюзжащей супруги.

– Варвара Сергеевна, будем считать, что вы меня уговорили, только сразу же вас предупреждаю: никаких гарантий я вам дать не могу.

– Да что ж, я не понимаю, что ли.

– Хорошо, в таком случае немного подождите, пока я соберусь и подгоню машину.

– Собирайтесь, я буду внизу.

Не успела за ней закрыться дверь, как из комнаты вылезла моя язва:

– Что, Гончаров, городских шлюх тебе уже не хватает? На деревенских коров потянуло? В коровнике-то да на навозе! Экзотика! Потаскун, глаза бы мои тебя не видели. Когда домой явишься?

– Как только всех коров покрою, – надевая кожаную куртку, пообещал я.

– Ты зачем хорошую вещь берешь? – въедливо зашипела она. – Для твоих коров и старая, красная, сойдет.

– Как скажешь, – миролюбиво ответил я, натягивая брошенную мне куртку.

– Подожди!!! – заорала она вдогонку. – Забери своего свина!

– Оставь себе для развлечения. Экзотика! – со вкусом ответил я уже на лестнице.

Фермерша ждала меня за рулем "Волги", и едва я успел сесть, как она, резко рванув с места, помчала меня прочь от Милкиного зудения. Мы долго ехали не разговаривая, пока я не похвалил ее колымагу.

– Это точно, тачка надежная! – с гордостью отозвалась она. – С семьдесят шестого года бегает и хоть бы ей что. Не то что нынешние жестянки, на десять лет не хватает. Раньше умели делать.

– Так уж прямо с семьдесят шестого?

– А зачем мне врать. Ее отец купил, когда мне три годика было. На ней не только я училась ездить, но и сестры.

– А как зовут ваших сестер?

– Старшую Танькой уже тридцать два года кличут, она у нас вроде хозяйки. А младшая – Клавка. Ей только двадцать два. Наш отец ее больше всех любил. Ничего удивительного, так всегда бывает, мы особенно за это на него не обижались. Константин Иваныч, я не хочу вам про них ничего рассказывать, чтоб заранее никакого наговора на них не было. Вы сами посмотрите, сами и выводы сделаете. Я вот думаю, как мне вас представить, чтоб они не всполошились, я ведь втайне от них поехала. Узнают – на куски меня раздерут.

– Представьте женихом, – внутренне усмехнулся я.

– Не поверят, – обреченно и со вздохом возразила она. – С нашими рожами не то что жениха – на раз мужичка не найдешь. Наградили же родители мордами – не приведи Господь. Фигурки-то у нас классные, ничего не скажешь, а вот с портретами брак получился. У Клавки еще ничего, на четыре с минусом будет, а про нас с Танькой и говорить не приходится. Сплошной оревуар и вечная разлука. А может, я вас ветеринарным врачом представлю? У нас как раз бык хворает.

– Варвара Сергеевна, я не против, только я в быках, как и в поросятах, не смыслю ни бельмеса.

– Ну это-то не страшно. Вас никто не заставит его кастрировать, а в остальном просто сделаете умное лицо, и этого будет вполне достаточно.

В село Лужино мы прибыли ближе к полудню. Дома сестер не оказалось, и Варвара, попросив меня подождать, хотела за ними съездить. Ждать я отказался категорически и потому увязался с нею.

Коровник, куда мы приехали, оказался длиннющим бараком на сто персон. Отдельно от него в свежесрубленном дворце отдыхало несколько быков. Это разумно, подумал я и даже умилился от такой заботы к нашему полу.

Пообещав скоро вернуться, Варвара убежала, а я от нечего делать вылез из машины и закурил.

– Эй, дядя, а тебе чего здесь надо? – бесцеремонно повернув меня за плечо, спросила девица, очень похожая на Варвару.

– Меня сюда привезла ваша сестра, и от вас мне ничего не надо, – важно, как и подобает ветврачу, ответил я.

– А ты кто такой?

– Я ветеринар, а если ты, соплюха, и дальше будешь разговаривать со мной в таком тоне, то ваших быков будет лечить боец с мясокомбината.

– Ой, извините, я не знала, что вы врач. А чего тогда вы стоите, почему не идете к Альфреду?

– К какому еще Альфреду? Девушка, идите своей дорогой и не морочьте мне мозги.

– Как это к какому Альфреду? – негодующе удивилась она. – К быку. Вон он стоит совсем один. Уже второй день ничего не ест и губы сухие. Идите скорее.

– Я без тебя знаю, когда мне идти, – веско ответил я, лихорадочно соображая, как выпутаться из пиковой ситуации.

Красный бык понуро стоял посреди двора и тоскливо смотрел за горизонт. Должно быть, он уже приготовился подыхать и размышлял о загробной жизни, о вечном блаженстве. По моим прикидкам, от нас он был далек, а значит, опасности не представлял. Отбросив сигарету, я решительно поднял щеколду и зашел в загон.

Видимо, он давно ожидал моего появления, потому что сразу же обратил внимание на господина Гончарова. Неприязненно посмотрев на меня красными глазами, эта сволочь начала копытом рыть землю. Стараясь быть невозмутимым и хладнокровным, я медленно попятился, пересохшими губами проговаривая какую-то успокоительную чушь. На мастодонта она никакого впечатления не произвела, а напротив – он начал увеличивать обороты. Плюнув на имидж, я дернул ворота и с ужасом понял, что они закрыты. То ли щеколда захлопнулась сама по себе, а может, надо мной подшутила эта безмозглая дура, что сейчас надрывается от смеха. Что бы там ни было, но времени на размышления у меня не оставалось ни секунды. Криво загнутый бычий рог был остер и метил мне прямо в задницу.

С воплем обреченного я всем телом бросился на ворота и, слава Богу, вышиб их с первого раза. Как я очутился на крыше "Волги", помню плохо. Знаю только, что, пытаясь меня оттуда сбросить, бык ее здорово помял.

– Снимите куртку! Снимите куртку! – громко смеясь, кричали мне со всех сторон.

Ничего не понимая, в конце концов я выполнил приказание. Обиженный и разочарованный бык почти сразу же от меня отстал. Накинув на рога веревку, его увели, а я, посрамленный и жалкий, спустился на землю, не зная, как смотреть в глаза десятку смеющихся баб.

Меня, словно побитого кутенка, несчастного и потрепанного, сострадательные сестры приволокли к себе домой. Обработав ссадины и ушибы спиртом, Варвара предложила мне немного отдохнуть в комнате покойного отца. Это было уже чересчур. Молодцевато выпятив хилую грудь, я потребовал выпивки и огурца. Удивительно, но три здоровые, самостоятельные женщины слушали меня с немым восхищением и обожанием. Особенно усердствовала Варвара, очевидно считая, что ее давнее со мной знакомство дает ей некоторые преимущества перед сестрами. Прогнав слабость хорошой порцией самогона, я решил подойти к делу напрямик, прекрасно понимая, что дальше играть роль ветврача просто неумно.

– Ну что, три сестрицы, попробуем вместе разобраться в ваших трудностях?

– А что, с быками больше разбираться не тянет? – жизнерадостно заржала молодая кобыла. – Я-то сразу поняла, какой вы ветеринар.

– А с чем вы, собственно говоря, хотите разбираться? – подчеркнуто надменно спросила Татьяна. – Вас кто-нибудь об этом просил?

– Я просила, – резко и категорично вклинилась Варвара. – Я просила и не вижу в этом ничего плохого. Может быть, Константину Ивановичу удастся доказать невиновность отца. Вы только подумайте, какой груз упадет с наших плеч.

– А меня лично он не колышет, – опять заржала Клава.

– Нечего ворошить старое, – недовольно проворчала Татьяна. – Нам и так все ясно, да и милиция все расставила по полочкам. Душегуб наш родитель, и пора бы с этим смириться. Чего попусту воду в ступе толочь? Только себе волнение и людям беспокойство. Как хотите, а я этой затеи не одобряю.

– Одобряешь ты ее или нет, это дело твое, а только все будет так, как скажу я.

– Ладно, поступайте как хотите, – вдруг сразу сдалась старшая.

– Ну вот и хорошо. Константин Иванович, делайте все, что вам нужно.

– Спасибо, но мне ничего не нужно.

– Я неправильно сказала... В общем, задавайте нам вопросы, а мы готовы отвечать.

– Попробуем, – невольно усмехнулся я. – Скажите, когда строился этот дом?

– Года через два-три после того, как мы сюда переехали, – наморщив лоб, ответила Татьяна. – Мы его строили почти полтора года.

– Тогда скажите, когда и откуда вы сюда переехали.

– Переехали мы сюда в семьдесят третьем году из Листвянки, есть такая деревушка в Сибири. Я как раз здесь в первый класс пошла.

– Вы переехали и сразу же начали строить дом?

– Нет, конечно, дом мы начали строить только весной семьдесят седьмого, а закончили осенью семьдесят восьмого. Я тогда уже в шестой класс ходила, Варька только в первый пошла, а Клушке два годика исполнилось.

– А где жили до этого? У кого-нибудь снимали избушку?

– Нет, что вы, сразу же по приезде мама купила старый домишко. Он стоял прямо здесь, во дворе. А потом, когда дом уже был готов, он у нас неожиданно сгорел.

– Вот как? А с чего бы это он сгорел? Может быть, его кто-то поджег?

– Да что вы, ну кому он нужен, рухлядь старая. Но зачем вам все это?

– Пока не знаю. Теперь вспомните, в какое время пропала ваша мать?

– В аккурат как дом достроили, осенью семьдесят восьмого года. Она все говорила, что вот, как только дом закончим, так она сразу же поедет к бабушке в гости. Вот и поехала... Накануне вечером она с нами простилась, потому что поезд уходил рано утром и отец должен был ночью отвезти ее на железнодорожной вокзал. Вот и отвез, выродок.

– Значит, с того вечера вы мать больше не видели?

– Видела три дня назад. – Татьяна поперхнулась словами и завыла в голос, а мне ничего не оставалось, как прервать ее опрос двумя глотками самогона, выпитыми исключительно за упокой рабы Божьей Ольги.

– А почему тогда, двадцать лет назад, вы подумали, что она уехала? подождав, пока успокоится Татьяна и мой желудок, спросил я.

– Ничего я не думала, – резко ответила она и замолчала.

Я вопросительно посмотрел на молчавшую до сих пор Варвару.

– Ну что ты заткнулась-то, корова яловая? – тут же окликнулась она.

– Тебе надо, ты и говори.

– Идиотка, что я могу сказать? Мне тогда семь лет было. Много я понимала?

– А если не понимала, тогда и не выступай, а то шибко умная стала. Что я тебе, все должна помнить? Почему думала? Да потому, что она вечером с нами простилась, билет мне железнодорожный показала. А еще потому, что наутро отец сказал, будто он отвез ее на вокзал. Вот почему я и подумала...

– Он вам сказал, что посадил ее в поезд?

– Нет, но я и не спрашивала. Об этом мы узнали чуть позже, когда его и меня допрашивали в милиции после того, как бабушка дала нам телеграмму.

– И что же он сказал тогда милиции?

– Так и сказал, что посадил в вагон.

– Вы помните текст той телеграммы от бабушки?

– Да. Я получила ее сама, потому что отец отлучился из дому. Она была адресована маме. В ней бабушка спрашивала: "Ольга, что случилось? Почему отложила приезд?"

– Как зовут вашу бабушку и переписываетесь ли вы с ней?

– Баба Люба, но с ней мы не переписываемся.

– Почему? Все-таки родная бабка.

– Не знаю, еще когда я училась, я несколько раз ей писала, но ответов не получила. По-моему, она ненавидела нашего отца, а заодно и нас.

– Как тогда отец отреагировал на телеграмму?

– Он сильно разозлился на маму и назвал ее шлюрвой. Сказал, что не иначе как она снюхалась с кем-то в поезде и выскочила на промежуточной станции. И еще нас ругал, называл кукушатами.

– Как он вел себя наутро, после того, когда якобы отвез вашу мать на вокзал?

– Он был очень весел, купил нам много всяких сладостей, я это помню очень хорошо, потому что я пришла в школу с целым пакетом конфет и всех угощала.

– Это и я помню, – вмешалась Варвара, – только у меня, в отличие от тебя, их отобрали. Господи, знать бы нам тогда, в честь чего мы пируем.

– Кто разбудил вас в то утро и кто помогал собираться в школу?

– Варьку с первого сентября будила и собирала в школу я сама, – ответила за сестру Татьяна. – Так мы с мамой решили. А в тот день и потом целых две недели мне вообще можно было не ходить на занятия.

– Позвольте поинтересоваться, за какие такие заслуги?

– Да ни за какие, просто нужно было присматривать за Клавкой. Училась-то я хорошо, вот мама и договорилась с учителями, что я все это время буду заниматься дома, а потом отвечу по всем предметам.

– Тогда что же вас заставило пойти в школу в тот день?

– Когда я проснулась, отец уже вернулся с вокзала. (Теперь-то мы знаем, что он никуда не ездил.) Он что-то строгал и был очень веселым. Сказал, что мать отправил, что все хорошо. А потом он достал целую сумку конфет и подарил нам. Мы, конечно, обрадовались, накинулись на них, как голодные волки, а он говорит: нехорошо так, надо с друзьями и одноклассниками поделиться. Тогда я и пошла в школу.

– Вы помните точную дату, когда это случилось?

– День я не помню, – проглотив комок и сдерживая слезы, заговорила Татьяна. – Но прощалась она с нами в какое-то воскресенье сентября.

– Как я понял, дом к тому времени был уже выстроен?

– Да, потому что с утра того же воскресенья мужики его обмывали.

– Значит, вы могли слышать, что происходило той ночью? Я имею в виду вас, Татьяна.

– Этот вопрос мне задавали уже двадцать лет назад.

Посерев лицом, женщина выпила мой самогон и, уткнувшись в кухонное полотенце, заревела.

– На этот вопрос я могу ответить, – пришла на помощь сестре Варвара. Дело в том, что дом хоть и был готов, но только снаружи, а внутри еще многое нужно было сделать. В основном оставались всякие мелочи: окна, двери, наличники, но все это отец доделывал один, а мы продолжали жить в старой развалюхе, поэтому-то мы не могли слышать, что здесь происходит.

– Простите, Варвара, мне непонятен один момент: почему вы думаете, что убийство произошло в новом доме?

– А как же иначе. Если бы ее убивали там, где мы спали, то мы бы проснулись, потому что там у нас была одна комната.

– А вы уверены, что была драка? Убить человека можно и в полной тишине.

– Да, конечно, но в экспертизе нам сказали, что у нее был перелом руки и черепа, из-за которого и наступила смерть.

– Почему вы об этом не сказали раньше?

– Вы не спрашивали, а откуда мне знать, что это важно.

– Часто ли они скандалили до исчезновения матери?

– Нет, такого не было, – приходя в себя, решительно заявила Татьяна, – а если что-то и случалось, то мы этого не слышали.

– Я бы хотел посмотреть все домашние документы двадцатилетней давности.

– Мы бы и сами хотели их посмотреть, – усмехнулась хозяйка. – Но их нет. Они, к сожалению, сгорели и из-за этого у нас сплошные неприятности.

– То есть как это сгорели? – немного опешил я. – Почему сгорели?

– Потому что был пожар, вот они и сгорели вместе со старым домом.

– А ваши свидетельства о рождении? Меня пока интересуют только они.

– Тоже сгорели, – скорбно сообщила Татьяна.

– Тогда по каким документам вы получали паспорта?

– По записи в отцовском паспорте и по справке погорельцев.

– Почему же не сгорел его паспорт?

– Он носил его с собой, потому и не сгорел. Неужели непонятно?

– Понятно, только как-то странно – обычно сельские жители документы с собой не носят. Вытаскивают их раз в год, чтобы смахнуть пыль. Можно мне на него взглянуть? Просто из любопытства.

– К сожалению, нельзя, его сразу же забрал агент похоронной фирмы.

– Какая жалость. – От досады я даже немного выпил, подумав, что пустяковое на первый взгляд дело принимает очертание кем-то хорошо выстроенного и обдуманного преступления. Хорошо, попробуем подойти к нему с другой стороны. Татьяна, а откуда у ваших родителей нашлись деньги на покупку "Волги" и постройку дома? Не забывайте, это был семьдесят шестой год и купить такой автомобиль было по карману далеко не каждому.

– А вот этого я не знаю, – выдохнула она с каким-то облегчением. – Меня тогда родители в свои дела не посвящали.

– А позже? На какие деньги вам удалось открыть свое дело? Насколько я могу судить, оно у вас немаленькое.