Текст книги "Учитель [СИ]"
Автор книги: Михаил Рагимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Ну что, сэр Йети? – спрашивает Руян.
Остальные тоже замерли в ожидании. Однако начать не успеваю. С улицы подтягиваются ханы. Рассаживаются не так, как раньше. Замирающие фигурки ханов образуют многослойный полукруг, в центре которого две фигуры: Гарип и Скимах. Это необычно, в центре должен быть один: Великий Хан
– Великий курултай степи, – речитативом заводит Аэр, по праву самого молодого оглашающий решение, – решил, что должны степные волки выйти на защиту кочевий своих вместе с братьями нашими, хортами, с коими и раньше бились мы рука об руку. Решил Курултай выбрать не одного, а двух Великих Ханов степи, ибо нет в степи человека умнее Гарип-хана, но и нет воина сильнее и отважнее Скимах-батыра. И считает курултай, что вместе они поведут степь лучше, чем каждый из них в отдельности…
Вот хитрецы. Гарип – политическая власть, Скимах – военная. Оба лагеря довольны. Посмотрим, лишь бы не перегрызлись раньше времени. Но не до того сейчас, слишком всё плохо.
– Поздравляю Вас, Великие Ханы, с избранием, – церемонно отвечает Руян, – а сейчас давайте выслушаем сэра Йети, который допросил пленника.
Все смотрят на меня. Не порадую я вас, ребята, ох не порадую…
– Сугриб вернулся. И куда сильнее, чем был.
Общий вздох. Старого врага помнят все.
– Но как? – озвучивает герцог общий вопрос.
И я рассказываю, как. В тот момент, когда Тирон Четвертый Вещий приколачивал свой щит к воротам павшего города, а хортские сотни гасили последние очаги сопротивления в столице вечного врага, басилевс, которого все считали похороненным под развалинами собственного дворца, с борта флагманского корабля флота следил за торопливой погрузкой своей гвардии на другие суда. Они успели, и ворвавшиеся в порт хорты увидели лишь удаляющуюся корму последнего судна. Своего флота у хортов не было, да и радость от победы, полной и окончательной, была неимоверно велика. И король, когда ему доложили о бегстве вражеских кораблей, лишь махнул рукой, произнеся что-то типа «семь тысяч шагов им над килем».
Увы, его пожелание не сбылось, и беглецы после не слишком продолжительного плавания достигли удивительных берегов, где жили на редкость мирные и гостеприимные люди. Были они чернокожими, высокими, сильными и немножко дикими. Железа не знали, земледелия тоже, а любой пище предпочитали мясо, добываемое охотой. Причем объектом охоты было всё движущиеся, что попадалось на глаза охотникам. Включая и соседние племена. Как ни удивительно, но именно каннибализм и способствовал тому, что местные племена были весьма многочисленны, ибо чем больше людей – тем больше пищи.
Скорее всего, пришельцев ждала бы неминуемая участь изысканного блюда на пирах гостеприимных хозяев, если бы не религиозный фанатизм последних. Ногры, а так называли себя местные жители, искренне верили, что их верховное божество по имени Султан явится им из моря собственной персоной, и будет светлолицым, высоким и бородатым. Вообще-то, сугрибцы не были особо крупными и бород не носили, но физически басилевс был исключением, а прихватить в плавание брадобрея не успел. В результате чего сменил титул на султана, а на пиру в честь своего явления с удовольствием (а может, и без оного) скушал бывшего царька, который почему-то решил, что бог не бог, а самозванец. Какую роль сыграли в этом две тысячи личной гвардии басилевса, история ногров умалчивает.
Первые десять лет султан приводил к покорности окрестные племена. Потом занялся цивилизаторством. Ногры учились быстро, всех нежелающих учиться, так же, как и недовольных новыми порядками, ждали котлы. Местное бережное отношение к ресурсам пришлось бывшему басилевсу по сердцу. А его наследникам уже и в голову не приходило, что это не самый лучший признак цивилизованности. Ко времени смерти первого султана Новый Сугриб занимал уже территорию, сравнимую с территорией старого Сугриба, Хортейма и бескрайней степи, вместе взятых. А по населению даже превосходил. Сменялись поколения, коренные сугрибцы уже растворились в массе чернокожего населения, и только султаны, старательно женившиеся исключительно на собственных сестрах, сохранили белый цвет кожи, рост и бородатость.
Кроме отличительных признаков местного бога от султана к султану передавалась ненависть к хортам и желание отомстить. Жрецы в храмах обращались к Небесам с просьбой приблизить священный джихад, который принесет нечестивцам смерть. Волею случая земное воплощение ногританского бога зла звалось на местном наречии «хортэ» и представляло собой большую лохматую обезьяну, когтистую и клыкастую. Обезьяны эти жили в глубине джунглей и с людьми контактировали мало. Редкие контакты всегда неожиданны, а в этом случае преимуществом обладает тот, кто сильнее своим природным оружием. То есть, никак не люди. Разумом обезьяны не обладали, но справедливо полагали, что если маленькие двуногие кушают друг друга, то в пищу обезьянам они предназначены свыше. Образ неизвестных злодеев смешивался с не менее любимым лохматым образом лесного ужаса и возбуждал в первобытных по сути ногританских душах всеобъемлющее желание убивать.
Двести лет курчавые чернокожие воины ждали «святого похода». И вот, очередной султан решил, что час настал! Боевые тысячи одна за другой исчезали в трюмах сотен транспортных кораблей. Отборные части располагались на палубах. На отдельные суда, приспособленные под перевозку лошадей, грузилась конница. И в означенный час армада Нового Сугриба взяла курс на север.
То, что первым на пути высадившихся войск оказалось Приморье, в котором обитали совсем не хорты, было проблемой исключительно прибрежного населения. Еще не оправившиеся от набега хана Ишема, Объединенные Провинции не смогли оказать серьезного сопротивления. Столица пала за один день. Дальнейшего пленник не знал, ибо в праздничном пире, где закончили свои дни последние приморцы, участвовать ему не довелось по уважительной причине. Твенду, племянник и порученец командующего экспедицией (ох, не зря Айшан ел свой хлеб, ох не зря!) ехал вглубь материка, тщательно упакованный в плотный мешок. Чтобы в далёком городе Кресе убедиться в верности утверждений жрецов, своими глазами увидев разумного «хортэ» по имени Йети.
Мой рассказ сопровождают скептические взгляды половины присутствующих. Даже кое-кого из ханов. Само собой, накладок в легенде немало. Как-то слабо верится, что сугрибские мореходы не знали земель в двух неделях хода от родных берегов. Наверняка знали. Тем более, что ногританские легенды о «высоком-белом-бородатом султане» не могли возникнуть ниоткуда. Да и сам факт того, что басилевс с началом плавания вдруг прекратил бриться, весьма красноречив. Видимо, не слишком интересовали Сугриб дикие джунгли с нездоровым климатом и кровожадными обитателями. Пока не приперло.
И еще один нюанс. Флот, и очень неплохой, был и у Приморья. И что, Объединенные Провинции двести лет были не в курсе? Очень сомнительно. Тем более, что количество потраченного хотя бы за последние пятнадцать лет приморцами золота впечатляет. А ведь еще осталось на добычу хану Ишему. И немало осталось, степь была очень довольна. Торговали Приморцы с Новым Сугрибом, точно торговали. А вот то, что мы об этом не знали – недоработка Лысто. Понятно, что приоритет секретности был высший, да и в последние годы активность торговли резко снизилась, но его служба для того и существует, чтобы знать всё.
Смотрю на разведчика, укоризненно качая головой.
– Ходили слухи, – бурчит он, – не поверил, идиот! – прекрасно понимает, о чем взгляд.
Ладно, самокритика это хорошо, легенды, да еще в варианте «для знати» – тоже прекрасно, но детали событий двухсотлетней давности сейчас не слишком важны. Да и Объединенные Провинции своё уже получили, выкормив очередного зверя на свою голову. Есть и более принципиальная информация.
Против нас армия фанатиков. Пленник считает себя человеком просвещенным и не религиозным. Если это либерал и нигилист, то даже представить не могу, кто же у них считается консерватором. Впрочем, разница политических взглядов представителей данной культуры выражается, в основном, в ассортименте блюд из одного и того же продукта. Как и в любых других культурах. Армия, мягко сказать, не маленькая. Двести тысяч людоедов, жаждущих крови. Большая часть, естественно, пехота, конницы немного. Но это относительно. А если абсолютно, то у нас тридцати тысяч тяжелых конников нет. Зато у них нет легкой конницы, это плюс и немаленький. Вооружены ногры не слишком хорошо. Мечи только у элитных частей, у них же более-менее современные латы. Этак полувековой давности, бертаймские лучше. Не будь этой элиты полсотни тысяч… Остальные одеты в колонтари и куяки и сражаются копьями, а вместо мечей ножи и палицы. Четверть войска лучники. Луки стандартные сугрибские, проигрывают современным вейским и в дальности и в пробивной силе. Тем более, доработанным нашими умельцами. Одним словом, у них численность и фанатизм, у нас преимущество в вооружении и место в углу: отступать нам некуда.
Вот это уже выслушивается без скептических улыбок. Это уже военный совет, большая политика закончилась.
– У нас десять тысяч конницы и двенадцать тяжелой пехоты. – говорит Руян. – Плюс тысячи три лучников-вейя. Если Единец присоединится – еще две тысячи. Можно призвать ветеранов, это тысяч пять. И в ополчение еще десять набрать. Но у ополчения ни вооружения, ни выучки…
– Пятнадцать пехоты и семь конницы. Три тысячи арбалетчиков. Ополчение… – герцог задумывается, – под красные флаги тысяч десять. С ним та же проблема. Одеть и вооружить сможем всех, включая ваших, но выучить…
– Степь даст тридцать тысяч всадников – высокопарно произносит Скимах, – мы сметем…
– Не сметем, – перебивает его Гарип. – но тридцать тысяч есть. Даже пятьдесят, если считать с женщинами.
– Женщины не воины, – заявляет Аер.
Гарип молча тыкает рукоятью плети в сторону стола, предупреждая раздавшееся оттуда шипение. Аер опасливо косится на Каялу и замолкает.
– Итого, – подводит итог Юшман, – До тридцати пехоты, двадцать ополчения, семнадцать конников, шесть или восемь стрелков и полсотни легкой кавалерии. Не густо.
В его голосе проскальзывает отчаянье. Взгляды остальных тоже не слишком радуют, преимущество противника очень велико.
– Плюс тысяча ментатов. И столько же маленьких, – неуверенно говорит Шебур, – но маленьких не хочется…
– К каждому ребенку приставить по коннику. Женщины всегда смогут увезти детей.
– Верно, Каяла, две тысячи ментатов. – Радости в голосе не появляется. Ментаты – сила. Но против такой орды… слишком мало…
– И я!
– Сэр Йети? Но ты же не убиваешь!
В этом мире я, даже не убивая, могу не так мало. Обезоруженный, оглушенный или раненый противник ненамного лучше мертвого. Но собравшимся нужны не мои изыски. Нужен минимальный шанс на победу. Пусть умозрительный, невероятный. Нужна надежда…
– Я буду убивать.
– Но…
Одним движением отрываю пленнику голову. То, что он еще здесь, говорит о состоянии присутствующих. Всех без исключения. Но тем лучше: демонстрация производит впечатление…
***
Осознание совершенного наваливается мгновенно. Ужас… нет, не то слово… Темнота… тоже нет… Что-то большое, непроглядное, давящее со всех сторон… Сознание раздваивается. Нарушен вечный запрет, оскорблена память предков, великий суд моего народа – моя совесть – обвиняет:
«Убийца!!! Ты убил разумного!!! Тебе нет оправдания! Тебе нет прощения!!! Зверь! Емурлук! Чудовище! Недостойное жизни чудовище! Тебя надо гнать! От йети, от людей, от всех, у кого есть разум! Беги в горы, в пустыню, туда, где нет никого и ничего, туда, где ты не можешь причинить вред другим! Беги, зверь, беги!»
Так плохо не было никогда. Да и не могло быть – я не убивал раньше. Невероятным усилием воли заставляю себя остаться на месте. Люди не должны усомниться. Им нужна вера: на их стороне безжалостная, совершенная машина для убийства. Союзник, стоящий половины армии. Йети, откинувший свой дурацкий запрет. Мифический хортэ, лесной ужас ногров. Суперхортэ! Чудовище!
«Чудовище!!! Ты же собираешься убивать еще! Сотни, тысячи разумных!»
«Нет!!! Они неразумные!!! Не могут быть разумными существа, пожирающие своих собратьев! Охотящиеся на них ради этого! Считающие детей лакомством! Не могут!!! Они не разумные!!! Они мыслят, но они не разумные!!!»
«Они мыслят! Убийце нет оправдания! Ты убил разумного! Зверь! Только звери убивают разумных!»
«Нет!!! Я убил зверя, пришедшего убивать разумных! Их надо остановить!»
«Убийце нет оправдания! Ты убил!»
«Зверя!»
«Ты! Убил!!»
«Зверя!!»
«ТЫ УБИЛ!!!»
«Я УБИЛ ЗВЕРЯ!!!»
«ТЫ!!! УБИЛ!!!»
Пытаюсь блокировать участки мозга, ответственные за эмоции. Я сделал это заранее, но защита не выдержала урагана чувств. Процесс идет не просто тяжело, разум отказывается подчиняться. Эмоции хлещут через край, сметая выставляемые заслоны. Я проигрываю этот бой! Я уже на грани сумасшествия.
«ТЫ!!! УБИЛ!!!»
Ласковая маленькая ручка касается моего сознания.
«Деда, тебе плохо? Я могу помочь, деда?»
Ладлиль, золотце, как же ты вовремя! Даже не знал, что ты способна пробиться в эту бурю мыслей… Ощущаю ее растерянность, жалость, желание помочь, сострадание. И любовь, огромную, бесконечную любовь… Несокрушимую твердыню, на которую можно опереться.
«Я УБИЛ ЗВЕРЯ!!! Я УБИЛ ЧУДОВИЩЕ, ПРИШЕДШЕЕ ЖРАТЬ ДЕТЕЙ! СТОЖАРА, ТАКАЛИ, КУНУ! ЛАДЛИЛЬ!!! ИХ ПРИШЛО МНОГО, ЭТИХ ЗВЕРЕЙ, И Я БУДУ ИХ УБИВАТЬ! ПОКА НЕ УБЬЮ ВСЕХ!»
«ТЫ УБИЛ!..»
Совесть не отступает, но в ее голосе появляется почти неуловимая нотка неуверенности…
«Я с тобой, деда, что мне делать?»
Ты уже всё сделала, умница моя, всё, что надо, ты уже сделала…
«Я НЕ ДАМ ИМ СОЖРАТЬ ЛАДЛИЛЬ!!!»
Нет, я не побеждаю свой ужас. Только загоняю его вглубь, вернув себе самообладание и способность мыслить. Однако сейчас и этого достаточно.
Я вернулся.
***
Тем временем люди убрали тело и вытерли пол. Совещание продолжается. Говорит Куна:
– У нас есть пятьдесят пушек, стреляющих ядрами или картечью. Ядра и картечь надо делать. Еще есть катапульты, которые кидают большие гранаты. Гранаты тоже надо делать. И катапультные и ручные. Есть пушка, стреляющая очень далеко, на две мили и даже больше. Но она только одна, можно сделать еще, но нужно время. И к этим пушкам нужны особые снаряды, которые взрываются на месте. Их тоже пока нет. Еще мы придумали скорострелы. Они ненамного сложнее арбалетов и стреляют обычными болтами. Можно изготовить довольно много. Сколько у нас времени?
– Думаю, они еще в Приморье. Прошедшая неделя должна была уйти на зачистку местности и организационные дела. Идти им не меньше месяца. Такой большой армией, плюс обозы, даже немного больше. Если полары не будут давать им спокойно спать, месяца два.
– Они, вообще, не будут спать, – плотоядно щерится Скимах. Шрам делает его ухмылку еще кровожаднее.
Гарип прищелкивает языком:
– Батыр преувеличивает. Но тратить полдня на установку и снятие лагерей и полночи на патрулирование мы их заставим. Куда степные волки должны гнать добычу?
А ведь прав хан, ох как прав! Кочевники вполне могут заставить врага идти в конкретное место. По организации засад и заманиваю в них противников степнякам нет равных. Сугрибцы, конечно, знали многие их хитрости, но далеко не все. А двести лет – большой срок…
– На Хортские земли их пускать нельзя. Города не кочевья, не уведешь с дороги. – размышляет вслух Руян – А время нам очень нужно. Значит, встретим на границе. А вот где именно…
Взгляды присутствующих обращаются к бертаймцам. Кто может знать границу лучше обитателей южных королевств?
– Говорите, пушки стреляют на две мили? А какова дальность действия ментатов?
– У меня больше. А большинство – миля. Если в прямой видимости. Но надо учесть, что любое препятствие ослабляет удар. И чтобы на пути не было своих.
– Тогда на Седаве, – произносит герцог, – в Воротах Тирона Первого. И, как в прошлый раз, перейти на тот берег.
– Зачем? Все знают, что Тирон допустил ошибку.
– Которая принесла победу, – парирует герцог – но в его ситуации это, действительно, была ошибка. У нас иначе. Дальнобойные пушки и ментатов оставим на нашем, высоком берегу. Высота позволит артиллерии стрелять дальше, а ментатам бить над головами наших войск. А в случае необходимости, они успеют уйти, пока противник будет переправляться.
– Утопив немало переправляющихся, – добавляет Ладлиль, – на маленьком расстоянии, можно бить широкими конусами небольшой силы, чтобы только глушить. В воде… Может, пусть переправляются до боя?
– Нет, герцог прав: на подготовленной переправе такого эффекта не будет, – это уже Тикша, – а ближнюю артиллерию на нашем берегу не используешь. Там, вообще, всё сразу превратится в общую свалку. Это выгоднее тем, кого больше.
– Решено, – подводит итог Руян, – тогда наши ближайшие задачи таковы. Вы…
***
Ночь… Время, воспетое поэтами… Время свиданий и первых робких поцелуев под луной… Время любви и романтики… Время…
Для военного человека ночь – совсем другое… Драгоценные часы вожделенного отдыха после трудного дня… Чуткий сон с оружием под рукой… Посты, охраняющие поставленный лагерь…
Для армии ногров, идущей по территории противника, ночь – проклятие. Враг труслив и коварен. Боится вступить в честный бой. Бежит. Уже который день бежит. Проклятые кочевники появляются из ниоткуда, осыпают воинов султана тучей стрел и исчезают в бескрайней степи. Гоняться за ними невозможно, слишком быстры маленькие лошадки, слишком хорошо знают полары свою местность. Да и не за ними пришло сюда великое воинство Сугрибского султана, властителя всех настоящих людей, людей с правильным цветом кожи. Днем степняки не очень опасны. Луки наготове, пехота идет в полном обмундировании, всадники тоже. Степные стрелы невелики и плохо пробивают доспехи, а времени у кочевников на один, редко на два залпа, а потом им приходится убегать, чтобы не попасть в руки врага. Нет, днем, если войско настороже, они не опасны. Но ночью…
В первую же ночь похода степняки вырезали часовых, и лава конных воинов затопила юго-восточный угол спящего лагеря. Горящие стрелы поджигали палатки, кривые сабли рубили головы ошалевшим спросонья воинам, острые копыта коней топтали упавших. А когда солдаты пришли в себя и сумели организовать сопротивление, нападавшие просто исчезли, растворившись в темноте. Сотни человек потеряла армия в ту ночь. Усиленные в последующие ночи дозоры помогли мало. Теперь каждый вечер приходится ставить серьезный укрепленный лагерь. Это помогает, прорываться за частокол степняки не рискуют, а прилетающие издалека стрелы не так опасны. Последнее время армия спит сравнительно спокойно. Правда установка и снятие лагеря занимают много времени. Продвижение замедлилось. Но не прекратилось. Рано или поздно, но воины султана дойдут для городов неверных, поклоняющихся обезьяньему богу, и очистят от них землю. Народ, именующий себя дьявольским именем хортов, исчезнет из этого мира.
Ночь… Часовой старательно вглядывается и вслушивается в темноту. Не видно ни зги, проклятые облака закрыли ночное светило. Вся надежда на слух. Пока тихо, но в любой момент темнота может взорваться тучей стрел и визгом атакующих кочевников. Воин поудобней перехватывает копьё и замирает от ужаса: Выглянувший луч луны освещает выросшую перед ним фигуру. Шесть локтей роста, черная в темноте шерсть, оскаленные клыки. Хортэ! Откуда! Ни крикнуть, ни даже додумать мысль часовому не суждено…
А через секунду частокол над трупом разлетается обломками бревен, и дикий, холодящий жилы рев накрывает лагерь двухсоттысячной армии. Трепещите, ногры! Спасайтесь, если сможете! Пришел Ужас! Лесной Бог Зла явился за вами! Ваш ночной кошмар здесь, во плоти, безжалостен и неудержим! Это не просто хортэ, большая обезьяна джунглей, нет, это Хортэ, обезьяний царь, жуткий демон, против которого нет оружия. Его голос гремит подобно грому, его лик ужасен, удар его длани неотвратим. А аккомпанементом его реву служит визг степняков, носящихся по лагерю…
***
Идея моего участия в набегах на наступающую армию появилась еще на первом совете. Но сначала полары прекрасно справлялись сами. А я был перегружен подготовкой ментатов. Нет, не открытием новых талантов, на это времени не было. А вот подтянуть тех, кто уже есть, натренировать, выявить и устранить ошибки… Этим и занимались.
А потом захватчики стали строить на ночь укрепленные лагеря. Нам это на руку, темп их передвижения сильно замедлился. Но наши степные союзники данную точку зрения не разделяют, Скимах вообще считает вполне реальным вырезать всех врагов ночными налетами, с математикой он не в ладах.
Меня же в этой затее привлекают два момента. Раз уж я прохожу у них по разряду дьявола, то грех этим не воспользоваться. Религиозных фанатиков только так и можно пугануть. И пусть потом их командование попробует привести боевой дух войск в норму. А второе – мне надо научиться убивать разумных. Передергивает от такой мысли… Но надо. Или доказать себе, что ногры неразумны. Ибо воин, на десяток минут впадающий в ступор после каждого убитого… А не участвовать в битве я не могу, это будет предательством.
Потому выбираю время и бегу в степь. На моей спине – Ладлиль, моя палочка-выручалочка, моя страховка на самый крайний случай. Надежда и опора. Девочка могла бы ехать и на коне, но я добегу быстрее, а коня ей дадут в степи. Двое суток бега с короткими перерывами на сон, и быстрое обсуждение со Скимахом ночной акции. Сегодня атакует его род. Увы, наваливаться всей кочевой силой не только бессмысленно, но и опасно: все воины даже не успеют выпустить стрелы, а ответ противника приведет к потерям. Налеты совершают несколько сотен всадников. Сегодня собрали полторы тысячи, в честь моего участия. Остаток дня слежу за движением армии. Судя по знаниям Твенду, ногры должны гнать с собой приморских пленников, как рабов и запас пищи одновременно. Однако я их не вижу. Спрашиваю хана. Тот кривится:
– Разбежались в первую ночь. Мы их отрезали и охрану перебили. Не мужчины, бабы! На восток пошли, никто воевать не остался.
Вот молодцы степняки! Неважно, что приморцы не хотят воевать, мы на них и не рассчитывали. Важно, что враг лишился и рабочих рук и запаса продовольствия. Естественно, это далеко не вся еда в армии, но теперь пояса им придется подзатянуть. И о любимом блюде забыть. Хотите человечинки – друг друга кушайте!
Ногры идут в полном боевом облачении. Обозы внутри строя. Да и сам строй совсем не походный. Отучили их полары от беспечности. На моих глазах один из воинов отходит в сторону. Разравнивает траву, присаживается… и исчезает. Только чуть колышется трава рядом с тем местом, где он только что был… Часа за четыре до заката армия останавливается. И тут же взбурливает огромным муравейником. Ногры бегают, что-то носят, что-то ставят, что-то копают… Конные сотни патрулируют периметр. Наконец, лагерь готов. Частокол по периметру, башенки постов, стройные ряды навесов… Красиво. И достаточно надежно. От людей.
Ночь уже наступила, но не торопимся. Пусть враг уснет, нападем после полуночи, а не перед рассветом, когда наученный горьким опытом враг усиливает посты. Непредсказуемость действий – наш важнейший козырь.
Под покровом тьмы подкрадываемся к частоколу. Выглянувшая луна позволяет часовому увидеть меня, уже вставшего в полный рост. Перед смертью он успевает окаменеть от ужаса. Ломая бревна, прохожу через частокол и реву во всю мощь глотки. Одновременно наношу ментальный удар. Бью пугающим по площадям, стараясь зацепить как можно больше ногров. Реву и продолжаю разносить частокол, а в проделанную брешь врываются степные волки Скимах-батыра…
Результаты неплохие. Потерь нет. Кочевники, хоть и производят впечатление неуправляемой толпы, на самом деле очень дисциплинированы. Небольшое изменение тональности ханского визга, и вся тысяча дружно повернула назад. Потрепали противника прилично, без пары трофейных ушей не остался никто. Я не столько убивал, сколько ломал бревна частокола и рвал на части трупы уже убитых врагов. Найти замену бревнам в степи невозможно, а разорванные Хортэ тела солдат должны поселить страх в душах. Пусть видят, что Лесной Ужас приходил на самом деле…
Отбежав в степь, падаю на землю. Откат не слабее, чем в первый раз, но уже есть навык борьбы с ним. Злость не может пересилить совесть. Только любовь к защищаемым, только осознание необходимости своих действий. Мне нужно вывести эту культуру за рамки разумности. Зацепившись за самое очевидное, вбиваю в себя основной тезис: существо, пожирающее разумных, не может быть разумным. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Как бы оно не умело мыслить. Мыслительный процесс – еще не разум. Ногры мыслят, но не разумны. Они могут стать разумными, но не стали…
Отпускает намного быстрее. Да и во время боя ступора не было. Сказалась работа в предыдущие дни. Та же самая, которую веду сейчас. Моя битва, начавшаяся еще на совете, должна быть выиграна до Седавы. Сегодня убил троих, но были задержки. Там их быть не должно.
В последующие ночи участвую еще в двух набегах. Тоже успешных. Всё, не могу позволить себе тратить больше времени на игры в большую обезьяну, у меня полно работы.
***
Работы полно не только у меня. В Ногаре под руководством перебравшегося туда Куны изготавливают дальнобойные пушки. Кузницы Арвинта и Бертайма отливают картечницы. Мастерские Гармонта собирают катапульты. В Куфе, недалеко от серных месторождений Ровга делает снаряды и гранаты. Ночные гильдии гарантировали поставки модифицированных под скорострелы арбалетных болтов и специальных коробок к ним, которые назвали магазинами. Где воры их делают не знает никто, но слово Тикши – достаточная гарантия. В Кресе и Ноухвельте ветераны всех армий гоняют ополченцев. В Шебуре Нохра, Арта и Усма готовят лекарства и обучают женщин медицине. Хортейм готовится к главной битве третьей великой войны в своей истории.
***
В поселке меня ждет шаман вейя. Морщины делают его лицо похожим на кору дерева. Да и сам шаман похож на старый крепкий дуб. Единец, самый гордый из охотников. Глава единственного не присоединившегося к нам рода. Самого крупного. Ждет меня, ни с кем другим разговаривать не собирается.
Смотрю на него.
– Слушай меня, Большой Лохматый Человек! Слушай и запоминай, что скажет тебе Единец, шаман свободных охотников. Мы охотимся на разных землях, но к нам пришел общий враг. Свободные охотники говорили с людьми хорта. Когда черные съедят хорта, они придут за вейя. Наши воины умеют держать в руках лук. Они сделают себе боевые луки, как делают вейя, что стали хортами, и стрелы к ним. Три тысячи воинов выйдет из наших лесов. И три тысячи боевых псов. Мы будем сражаться вместе с вами. Я сказал.
Старик замолкает и вопросительно смотрит на меня.
– Единец сказал, Йети услышал. Я рад, что наши братья вейя будут с нами в битве.
Обговариваем со старым шаманом детали, и он растворяется в лесу. Конечно, я могу проследить его путь. Но надо ли? Три, а не две тысячи лучников. И боевые псы, секрет этого рода. Уникальная порода. Сильная, умная, натасканная на бой с людьми. Умеющая в горячке битвы отличать своих от чужих. С которой никто не умеет сражаться. Тяжелой пехоте и коннице они не опасны, но основная масса ногританской пехоты не имеет от них защиты. Где и как обучают их ни с кем никогда не воюющие лесовики? На ком тренируют? И зачем? Еще одна загадка…
Провожаю Единца и иду к ментатам. Надо заниматься.
Хортейм готовится к битве…
***
Седава. Великая река хортов. Непонятно, почему, собственно, хортов, если они живут только на правом берегу? Слева – владения поларов. Честно, говоря, не такая уж и великая, шириной шагов двести. Но – Великая река хортов! Течет с востока на запад, что достаточно удивительно, если учесть, что море на юге. Видимо, река этого не знает. Широкие, до мили, пойменные луга изобилуют болотами, а в паводок и долгое время после него вовсе не проходимы. Естественная защита южных границ хортских земель такова на всей своей протяженности. Кроме одного места: Ворот Тирона Первого.
Скорее всего, когда-то здесь проходил небольшой горный хребет меридионального направления. Ветер и дожди за миллионы лет сумели сравнять его с землей. Остались лишь отдельные холмы, каменистая почва и странное поведение реки. Наткнувшись на препятствие, Седава резко поворачивает и больше мили течет на север. Там вода нашла слабое место в камне и, прорвавшись через преграду, возвращается обратно на юг, чтобы потом продолжить свой бег в первоначальном направлении. Получился почти квадратный выступ, вдающийся в хортские земли. И если боковые стороны этого образования заболочены даже больше основной поймы реки, то полуостров и хортский берег напротив него, благодаря каменной основе, сухи в любое время года.
Именно здесь пересекает Седаву большой торговый путь из Хортейма в степь и дальше, в Сугриб и Приморье. Здесь проходят караваны купцов и отряды наемников. Всего в полудне пешего пути отсюда привольно раскинулся Орос, один из красивейших городов страны, крупнейший торговый центр державы.
Именно здесь хорты всегда встречали врага. Сюда Тирон, тогда еще не Первый и вообще не король, привел ополчение, чтобы победить или погибнуть. Здесь его потомок, прозванный Вещим, два года отражал атаки сугрибцев. Отсюда двести лет назад начали хортские войска своё наступление, закончившиеся прибитым к воротам вражеской столицы королевским щитом. Сюда вернулись они после окончательной и полной победы, принеся на наконечниках копий вечный мир.
Как выяснилось, не вечный. Враг спрятался, затаился, накопил силы и вернулся. И не столь важно, что за двести лет изменился цвет его кожи, и появились новые, еще более отвратительные, обычаи. Это тот же старый враг, пришедший за тем же, за чем и раньше. За землей, домами и богатствами хортов, за их жизнью и свободой.
И снова воины Севера стягиваются к Воротам Тирона Первого. Идут охотники-вейя, успевающие за минуту выпустить из ростовых луков шесть стрел, что за три сотни шагов пробивают стальные доспехи. Идут арбалетчики Нагары и Креса с новыми, станковыми арбалетами, уже прозванными стреломётами. Пусть они великоваты, пусть с них почти невозможно стрелять с рук… скорострельность окупает всё: пятьдесят выстрелов в минуту! Идет тяжелая пехота Бертайма, принесшая своему правителю императорскую корону. Идет латная конница Шебура и Ноухвельта, не давшая герцогу сменить этот головной убор на тиару легендарных Хортеймских королей. Идут картечники Арвинта, вооруженные непривычными на вид трубами на колесах, новым, невиданным раньше оружием. Идут ополченцы, наспех обученные строю, и наемники-профессионалы, впервые готовые сражаться не за деньги. Идут дворяне и ремесленники, крестьяне и купцы. Идут воры и убийцы… Тысячи телег тянутся по мосту на левый берег Седавы. Мешки с песком, колья, ремни… Строится линия обороны, а степная сторона пуста, не то, чтобы деревца, песок – и то проблема: только сухая горькая пыль да мелкий щебень основания. Его тоже используют, но сколько там этого щебня… А надо построить редуты на две сотни картечниц, гнезда для тысячи станковых арбалетов, укрытия для лучников… Еще надо связать из жердей тысячи «ежей», которые погасят удар вражеской конницы… А еще…
