Текст книги "Я НИКОГДА НЕ ДУМАЛ…"

Автор книги: Михаил Задорнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Уважаемые гости столицы!

Добро пожаловать в Москву

Уважаемые гости столицы! Мы начинаем нашу экскурсию по историческим местам Москвы. Вы увидите все достопримечательности сегодняшней столицы: новые архитектурные ансамбли, лучшие современные галереи, супермаркеты, бутики, а также мечту многих приезжих – свежие могилы знаменитостей. Мы проедем от Красной площади до бывших Ленинских гор. Правильно, девушка, на Ленинских горах был когда-то Московский университет. Но сейчас МГУ сдает свое здание ГУМу. Причем сдает вместе со всеми регалиями. Поэтому теперь это – ордена Ленина ГУМ имени Ломоносова. Что, дедуля? Нет, Бородинскую панораму вы не увидите. Ее больше нет. Устарела. На ее месте новая супердиорама «Разборки люберецкой и балашихинской группировок». Итак, мы находимся с вами в сердце страны – на Красной площади! Нет, мужчина, в Кремль мы не пойдем. Кремль работает теперь как пункт проката. Зато любой может взять напрокат и поносить что-нибудь из Алмазного фонда. Скажем, саблю Суворова, бурку Чапаева, очки Каплан с усами Буденного. Женщина, женщина, не перебивайте, рядом с Кремлем не «Макдоналдс», а Мавзолей Ленина. Недавно он разыгрывался на аукционе и был приватизирован. Нет, мужчина, он был приватизирован не самим ответственным квартиросъемщиком, а страховой фирмой «Фиаско». Зато теперь за большие деньги обновленный экспонат вывозится – на забастовки, стачки, демонстрации и презентации. А это – собор Василия Блаженного. К сожалению, тоже не попадаем. В нем – ночное казино «У Васи». При входе вы видите известную историческую скульптурную группу «Минин и Пожарский, играющие в очко». Я вас слушаю, девушка. Куда пойти вечером? В какой театр? Ну, сейчас самый высокий рейтинг у Большого театра, мимо которого мы проезжаем. Потому что из всех театров в его пункте обмена самый низкий курс доллара. Но особенно его популярность возросла после того, как в фойе открылся музей восковых фигур. И каждый зритель может в этом музее пожать руку, скажем, Евгению Онегину или сфотографироваться в постели с «царской невестой». А сейчас обратите внимание вон на тот дворик. Видите, в нем памятник Николаю Васильевичу Гоголю? В прошлом забытое, нынче популярное в Москве место. Потому что недавно в этом дворике был застрелен знаменитый авторитет Пончик. Видите цветы у ног Николая Васильевича? Теперь каждый день кладут свежие цветы Гоголю для Пончика. Нет, молодой человек, могилу самого Пончика мы не увидим. Он похоронен не здесь, а на Ваганьковском кладбище. Между Есениным и Высоцким. Кстати, сейчас на Ваганьковском готовится к сдаче новый мемориал – «Могила неизвестного банкира». С вечным огнем. Спонсор вечного огня – Газпром. Как сказал помощник мэра на похоронах Пончика: «Люди скоро сюда будут не просто приходить. Они будут на это кладбище стремиться!» Сейчас же выезжаем на Тверскую. Тверская – центральная панель… извините, улица нашего города. Справа от нас – памятник мэру Москвы. Называется памятник – «Юрий Длиннорукий»… извините, «Долгорукий». Однако основная достопримечательность Тверской – это… Кто сказал «путаны»? Мальчик, откуда ты такие нехорошие слова знаешь? Как тебе не стыдно! Хрюша Степаше рассказывал, как он в Москву съездил? И что теперь с Хрюшей? Пятачок лечит? Не отвлекайтесь, господа. Мы на знаменитой площади Пушкина. Чем она знаменита? Кто знает? Правильно, девушка. Тем, что на ней несколько лет назад взорвался троллейбус. Приятно, что люди интересуются историей России. Ну а сам Пушкин чем знаменит? Молодец, женщина! Тем, что возле него на митинги собираются коммунисты. Нет, мужчина, сам Пушкин коммунистом не был. Но явно сочувствовал им. Вы же помните его строчки об Октябрьской революции: «Октябрь уж наступил… Так выпьем, няня, где же кружка?» Нет, мальчик, еще раз повторяю: перед Пушкиным собираются коммунисты. Красные. А не «голубые». Твой Хрюша что-то напутал. Вообще приятно, что в Москве до сих пор чтут классиков, и в столице немало известных литературных мест: ресторан «Чехов», стриптиз-шоу «Три сестры», ночная дискотека имени Шевченко – для геев, под названием «Гей, хлопцы!». А вот и знаменитый Арбат! Арбат – это Пушкин, Окуджава, свежие гамбургеры, антикварные лавки… Что, девушка? В какую галерею пойти завтра? Безусловно, в Третьяковскую. Ее недавно турки перестроили, освежили, покрасили… Да, вместе с картинами. Почему турки? Потому что сегодня любимый архитектурный стиль Москвы – турецко-православный. Я уверена, вы получите настоящее удовольствие от созерцания таких современных шедевров, как «Аркадий Гайдар убивает своего внука», «Сестрица Аленушка и брокер Иванушка», «Запорожцы заполняют налоговую декларацию»… И, наконец, любимое в наше время народом полотно: «Три новых русских богатыря»: Борис Николаевич, Борис Ефимович и Борис Абрамович. А сейчас я попрошу всех выйти из автобуса и полюбоваться современным шедевром – памятником императору Петру I. Разве не похож? А на кого похож? На Кису Воробьянинова в бигудях? Не надо так шутить, мальчик. Автор – уважаемый среди своих друзей человек. Уже немало шедевров в Москве на его совести. Памятник Петру вообще уникален. Поначалу скульптор лепил монумент Колумба для американцев. Но американцы, увидав такую версию Колумба, испугались. Сказали, что с этим лицом Америку надо не открывать, а закрывать. И вернули шедевр автору. Так что памятник уникален тем, что он сборный. Голова от Петра, туловище от Колумба, а ноги – от первого варианта коня Жукова. Ну вот и все. На этом наша экскурсия заканчивается. Через три минуты водитель высадит вас, господа, на известной своими магазинами и взрывами Манежной площади. Внизу, под землей, – эксклюзивные магазины. Главная их достопримечательность – это их цены. Именно туда, рассказывают, однажды пришел покупатель и спросил: «Это цены? Или номера телефонов?» На этом я прощаюсь с вами. Добро пожаловать в сегодняшнюю Москву!

Клип-пауза

* * *

Половину наших чиновников я бы вызвал на дуэль, но на оформление вызова уйдут годы, и я буду недуэлеспособен.

* * *

Чиновники очень любят смотреть на морской прибой с берега: откат за откатом!

* * *

– Товарищ милиционер, вам, наверное, все время приходится работать с ворами, проститутками.

– Да нет, среди коллег есть и нормальные люди!

* * *

Как же надо было разочароваться в людях, чтобы словом «Дружба» назвать бензопилу?

ПЕРВЫЙ ТАМБУР

Первый тамбур

Бывают в жизни моменты, когда хочется, чтобы время остановилось. У меня такое чувство появляется каждое утро за несколько минут до того, как прозвенит будильник.

Сначала я ставлю чайник и только потом иду мыться. Машинально, почти на ощупь, подхожу к плите, зажигаю ее, одной рукой переставляю чайник с подоконника на зажженную горелку, другой в это время выбрасываю спичку. Все это я делаю с закрытыми глазами, но спичка летит точно в ведро, потому что повторяю я это каждое утро в течение нескольких лет. Первое время попадал не всегда, поэтому иногда приходилось подметать. Шли годы – броски становились точнее.

Принимаю душ и ем я тоже с закрытыми глазами. Доедая, начинаю одеваться. Заканчивая одеваться, выбегаю на улицу, где и просыпаюсь.

Весна!

Утреннее солнце расплющилось о множество окон новеньких домов нашего микрорайона. Кажется, что оно посылает на землю не лучи тепла и света, а лучи хорошего настроения. Люди весело прыгают через первые ручьи, бегущие поперек тротуаров, заслоняются сумками и портфелями от проезжающих мимо автомашин. На дверях почти всех домов повесили объявления, что скоро дадут горячую воду, которую на неделю отключили в начале зимы.

Весна!

Как всегда, как каждый день, я еле-еле успеваю добежать до первого тамбура первого вагона своей электрички. С разбегу впрыгиваю в него. В первый тамбур первого вагона можно впрыгнуть только с разбегу. В нем давка особенная, потому что на конечной остановке он ближе всего к метро. Выигрыш времени даже по сравнению со вторым тамбуром при входе в подземный переход почти две минуты! Утром по дороге на работу всем хочется выиграть две минуты. А особенно мне. Мне опаздывать на работу никак нельзя. На проходной время прибытия отмечает автомат! Это не человек. С ним не договоришься. Его не разжалобишь.

После окончания института первое время я ездил на электричке, которая уходит с моей станции за восемь минут до этой. Но потом за год, благодаря точным расчетам времени на все переходы в метро, перебежки по эскалаторам, я уменьшил время в пути на восемь минут, стал ездить на следующей электричке и вставать на целых восемь минут позже! Поэтому теперь для меня каждое утро главное – успеть добежать до первого тамбура.

Когда двери электрички за мной закрываются, я, как всегда, как каждое утро, здороваюсь со всеми пассажирами первого тамбура. Не здороваться нехорошо. Мы все здесь уже давно знаем друг друга. Редко пробивается к нам новичок. Мы стараемся никого не пускать в наш тамбур, кричим: «Куда вы лезете? Тут и так много народу!» Словом, представляем собой настоящий спаянный, дружный коллектив, в котором всех объединяет общая выгода – сэкономленные почти две минуты. Пробиваются к нам, как и в любой другой сложившийся коллектив, только самые напористые. Только сильнейшие из сильнейших получают прописку в нашем тамбуре. Вскоре и они начинают здороваться при входе. А мы начинаем их уважать за напористость и умение добиваться своего в жизни.

* * *

Вообще-то я уверен, что между всеми, кто ездит в первом тамбуре, есть много общего, несмотря на то что у всех разные профессии. Например, девушка, которая всегда стоит передо мной и всегда читает книжку, положив ее на спину стоящего перед ней высокого мужчины. Мужчина всегда стоит твердо, держится рукой за потолок и похож на преданный пюпитр. На первый взгляд в этой девушке нет ничего общего со всеми, кто ездит в первом тамбуре. Ее лицо всегда замкнуто. И сосредоточено на том, что она читает. Она никогда ни с кем не разговаривает. Я никогда не видел, чтобы она улыбалась. Из электрички она всегда выходит, словно из мерседеса. О ней я знаю только то, что летом ей идут и распущенные волосы, и забранные в пучок, зимой – и маленькая вязаная шапочка, и пушистая лисья. Вообще я заметил, что ей к лицу черный цвет, белый, зеленый, красный, коричневый, желтый и синий. Также песочный. Не говоря уж о розовом, голубом и бирюзовом. Наверное, это признак красоты, когда идет все. Но тут я не могу быть объективным. Эта девушка уже давно нравится мне. А тот, кто нравится, всегда кажется красивым. С тех пор как она появилась в нашем тамбуре, я стал с гораздо большим удовольствием ездить на работу. Шутка ли? Уже скоро два года, как я с удовольствием езжу на работу.

Каждый раз, когда я впрыгиваю в тамбур, мне кажется, что именно сегодня произойдет что-нибудь необычное, неповседневное, и мы познакомимся с этой незнакомой мне девушкой. Познакомимся ненатянуто, само собой… Например, она уронит книжку, я подберу и… Но в первом тамбуре уронить книжку невозможно. Поэтому вот уже два года, как ничего не происходит. Она по-прежнему читает, «пюпитр» преданно стоит, двое курят в разбитое окошко, пятеро, не боясь упасть, спят стоя, остальные обсуждают вчерашний матч. Ничто так не сближает людей по дороге на работу, как вчерашний матч. Но девушка вряд ли увлекается футболом. Поэтому мне каждый день приходится тупо представлять себе, что могло бы произойти, если б она уронила книжку. А в метро, когда ей налево, а мне направо, – фантазировать, как здорово было бы поехать совсем в другую сторону! Но воспоминания о безжалостном автомате на проходной никогда не дают вволю развернуться фантазии. Поэтому я просто, когда читаю какую-нибудь книгу, представляю ее героиней этой книги, а себя, конечно, героем. Хотя на героя я похож только в собственном воображении и когда не смотрю на себя в зеркало.

И все-таки, несмотря на то что эта девушка кажется случайным человеком в нашем тамбуре, я твердо уверен, что между нами гораздо больше общего, чем просто боязнь опоздать на работу и сэкономить две минуты. Например, у нас сходятся литературные вкусы. Это я знаю точно. Книжки, которые она всегда читает по утрам, мне тоже нравятся, и я их тоже всегда с интересом читаю через ее плечо. Единственное, меня огорчает, – что она, по-видимому, читает еще и на обратном пути. В результате уходит так далеко, что на следующее утро я не все понимаю.

На этот раз я огорчаюсь особенно. Вчера мы подъехали к Москве на самом интригующем месте в романе. На таких местах обычно режиссеры обрывают серии своих многосерийных телевизионных эпопей. Я, как никогда, увлекся вчера ее романом. И – на тебе! За день она ушла на девяносто страниц вперед! Неужели она читает еще и на работе? У меня было ощущение, что я пропустил самую интересную серию.

– Извините, но я не понял: судьи признали его виновным или нет? – спрашиваю я неожиданно для самого себя.

Девушка поворачивается и с удивлением смотрит на меня.

Это первое выражение на ее лице за два года.

– Вы что, тоже читаете этот роман?

– А как же… Каждое утро, вместе с вами.

Она смотрит на меня хоть и снизу, но свысока, словно я к ней пристал. Потом, насколько позволяет давка первого тамбура, пожимает плечами и говорит:

– Странно… Что-то я вас здесь раньше никогда не замечала.

И она, и я, и вообще все в тамбуре знают, что это неправда. В спаянном коллективе все должны знать друг друга хотя бы в лицо.

– Ну хорошо, если не хотите отвечать, признал его суд виновным или нет, давайте ездить с вами после работы тоже вместе! – Я никогда не ожидал от себя такой смелости и тем более находчивости. Да и никто в нашем тамбуре не ожидал.

– Зачем? – так же надменно спрашивает она.

– Чтобы и на обратном пути тоже вместе читать этот роман.

– К завтрашнему дню я уже закончу этот роман.

– Тем лучше, начнем новый.

Болельщики и те перестали говорить о футболе и, не подавая виду, с удовольствием прислушиваются к нашему разговору. По-моему, даже проснулись несколько спящих.

Мне все время кажется, что девушке хочется улыбнуться, настолько нелеп и глуп наш разговор. Но ей нельзя выходить из образа. Тем более в нашем тамбуре, куда она попала якобы случайно. Поэтому она продолжает разговаривать со мной свысока, надменно и коротко. Наш разговор напоминает игру в настольный теннис.

– У меня нет привычки встречаться с незнакомыми мне людьми, – сильно бьет она справа в левый, неудобный для меня угол.

Но я успеваю среагировать. У меня всегда была хорошая реакция.

– А мы познакомимся. Юра.

Мяч для нее тоже неудобный, низко летит над сеткой. Ей приходится подумать, прежде чем взять его. И тут… – она находит совершенно неожиданное для меня решение:

– Судьи признали его виновным!

Этот мяч я пропускаю. У меня еще недостаточно опыта, чтобы взять его. Я ведь начинающий игрок в настольный теннис. Один-ноль в ее пользу. Но моя подача!

– Скажите, а вы когда-нибудь улыбаетесь?

Уже проснулись и остальные спящие. Настоящий матч со своими болельщиками. Еще в детстве, играя в прятки, я знал, что я азартный. Но что до такой степени, даже не предполагал. Пока мы идем по подземному переходу в метро, счет все время меняется то в ее, то в мою пользу. В метро ей, как всегда, налево. А мне, как всегда, направо. Но мне жаль прерывать встречу. Тем более что счет пошел на «больше-меньше». И я поворачиваю налево.

– Вам же совсем в другую сторону! – говорит она, спохватывается и краснеет. Мой самый сильный удар она все-таки не взяла! Теперь даже она понимает, что я понимаю, что она не в первый раз видит меня. Первый сет ею явно проигран. Однако я благородно не заостряю на этом внимание и предлагаю передышку:

– Просто я подумал, что вы будете читать и в метро тоже. А мне интересно: суд и ее тоже признает виновной?

Она послушно открывает книжку, и мы читаем с ней дружно, как будто делаем это вместе каждое утро. Правда, я ничего не понимаю из того, что читаю. На каждой странице мне мерещится автомат на проходной. Тем не менее каждый раз, когда мы заканчиваем читать страницу, она спрашивает меня:

– Вы прочитали?

Я отвечаю:

– Да, давно. Очень интересно!

Она переворачивает страницу, и я, тупо глядя на новую страницу, продолжаю думать об автомате.

Когда мы выходим из метро, она начинает второй сет:

– А вы на работу не опоздаете?

– Я нигде не работаю.

– Только пристаете к незнакомым девушкам?

– Да, это единственная профессия, которой я владею в совершенстве.

– Я вижу. Вы, наверно, учились этому? Интересно, у вас среднее образование или высшее?

– Высшее. Сейчас собираюсь в аспирантуру.

– Понятно. Стажируетесь. По утрам…

К ее работе мы подошли ровно во столько, во сколько автомат на проходной пробил первый в моей жизни прогул.

Она работала в скромном строительном управлении. Все оказалось прозаичнее, чем я предполагал. Правда, я не предполагал ничего конкретного. Но ее замкнутое лицо, гордая походка… И вдруг – маленький дощатый домик, со всех сторон сдавленный большущими домами. Он напоминал школьника, случайно попавшего в первый тамбур. При этом вызывал одновременно чувство жалости и загадочности, потому что в него сразу входило столько женщин, что непонятно было, где они все в нем размещаются. Или у него был подземный ход.

– До свидания. Спасибо, что проводили. Я всегда завидовала тунеядцам.

– И все-таки, как вас зовут?

– Зачем?

– Чтобы завтра в нашем тамбуре мне обращаться к вам интеллигентно по имени. А не: «Эй, вы!»

– Завтра я поменяю этот тамбур, несмотря на то что потеряю при этом несколько минут…

Впервые я вижу, как она улыбается. Это обнадеживает.

– Тогда я буду ждать вас здесь после работы.

В какой-то глупой книжке я читал, что незнакомую девушку легче напугать тем, что будешь ждать ее возле работы.

– Ой нет! Только не здесь. Обещайте мне, что не будете, если я скажу, как меня зовут?

Оказывается, не такая уж глупая книжка.

– Обещаю.

– Лена.

– А меня Юра.

– Очень приятно. Это я уже слышала. Вы начинаете повторяться.

Второй сет был начисто мною проигран. Лена нырнула в поток женщин, текущий в строительное управление, а я снова подумал, что пришла весна! Не астрономическая, а реальная, земная. Какие-то люди с жуткими проклятиями в адрес прохожих скидывали последний снег с крыши пятиэтажного дома. Утреннее солнце уже пригревало настолько, что можно было сидеть на скамейке в сквере. Делать мне было нечего. Поэтому я присел и стал думать: что мне делать? Зачем я сюда приехал? И вообще, где я сейчас нахожусь? Все ли у меня в порядке с умом? Не сдвинулся ли я ни с того ни с сего? Не пойти ли мне сразу к врачу, раз уж день все равно потерян? Иногда я подставлял лицо солнцу, и тогда все мысли приятно пропадали. Даже о палаче-автомате.

Трудно сказать, сколько времени я так просидел, порой поглядывая на дверь строительного управления. Мне казалось, что она вот-вот откроется и из нее выйдет Лена.

Вдруг дверь открылась, и из нее вышла Лена. Ее спортивная сумка потяжелела, как будто в ней была уже не одна книжка, а собрание сочинений.

– Теперь я верю, что вы нигде не работаете, – сказала она, увидев меня сидящим на скамейке и подставляющим лицо солнцу.

– Никуда не берут.

– Тем лучше. Тогда вы сможете меня проводить. Заодно и поможете донести сумку.

– А вы куда?

– В командировку. Заезжала на работу, чтобы забрать кое-какую документацию. Не ожидала, что ее будет так много.

– Вы хотите, чтобы я вас проводил в командировку?

– Нет, что вы! Только на вокзал. Я уезжаю на один день в город, который вы наверняка не знаете. Шесть часов на поезде от Москвы. Мы там строительство ведем…

Я взял у нее сумку, поймал такси. Когда мы сели в него, Лена благодарно предложила помочь мне устроиться на работу. Возобновлять матч нам уже не хотелось, поэтому всю дорогу до вокзала просто с удовольствием говорили о тунеядцах, аферистах, повесах и распущенных нравах современной молодежи…

– Счастливого пути! До встречи в электричке! – крикнул я Лене вдогонку и вскочил на подножку следующего вагона.

– Вы что, опоздавший? – строго спросил старичок-проводник.

За определенную мзду он согласился не поднимать шума. Сначала не соглашался, но потом, узнав, что в соседнем вагоне едет моя невеста, что завтра у нас свадьба и что я должен сделать ей неожиданный сюрприз, согласился:

– Ну, раз такое дело… – развел он руками и… принял мзду!

В купе Лена сидела одна. Вообще поезд был такой грязный и изо всех окон так дуло, что создавалось впечатление, будто никто не хочет в нем ехать.

– Ваши билеты? – Я открыл дверь и вошел в купе.

– Это вы?! – Она выронила книжку. – Я начинаю вас бояться.

– Не надо меня бояться. Просто я вдруг подумал, что вы книжку наверняка с собой в командировку возьмете. А мне интересно: судьи ее сына тоже признают виновным?

– Удивительный вы все-таки человек. – К сожалению, в ее голосе было больше досады, чем восхищения. – Вас же высадят на первой станции без билета да еще оштрафуют или в милицию отведут, узнают, что нигде не работаете… Мне неудобно за вас будет. Вы обо мне хоть подумали?

– Ваши билеты? – В купе вошел старичок-проводник. – А-а, это вы, молодой человек, – узнал он меня. – Девушка с вами?

– Нет, она с билетом.

– Ну ничего, ничего, не буду вам мешать. – Он понимающе подмигнул мне.

– И все же, кто вы? – ошарашенно спросила Лена, когда он вышел.

– Трудно сказать, – ответил я, не зная, что сказать.

Мы продолжили прерванную беседу о тунеядцах, аферистах, браконьерах, повесах и распущенных нравах современной молодежи. На одной из станций я решил переменить тему разговора, вышел на перрон и принес Лене маленький букет первых подснежников.

– Нет, все-таки я устрою вас на работу! – не зная, чем меня отблагодарить, в порыве вдохновения сказала Лена, и мы вернулись к начатой ранее теме, словно были приговорены к ней навечно.

В маленький провинциальный городишко мы приехали поздно вечером. Лена получила номер по брони в гостинице на третьем этаже, а я его вообще не получил. Но я не волновался. Еще в поезде я догадался, что мы едем в город, где живут мои дядя с тетей, но Лене ничего не сказал. Еще в одной глупой книжке я читал, что в мужчине все должно быть загадочным, если он хочет понравиться женщине.

– Как же вы? – Впервые в голосе у Лены появилась забота обо мне.

– Я нигде не пропаду. У нас, тунеядцев, всюду свои люди!

Лена немного подумала, потом сказала:

– Позвоните мне, когда все уладится, а то я буду волноваться.

* * *

– Кого это черт принес в такую пору? – ворчала за дверью заспанная тетя Нюра. – Юрка! Ты ли это? А ну, заходи скорее, холоду напустишь. Уж не случилось ли чего-нибудь?

– Нет, тетя, все в порядке. Я в командировку.

– Предупредил бы хоть. Встретили бы. Поди, забыл, как до нас добираться-то?

– Я бы предупредил, если бы знал, куда я еду… То есть, понимаете, – спохватился я, – меня случайно послали, в последний момент, словом, не успел.

– Понимаю, все понимаю. – Она захлопотала у стола.

– А ну-ка, сынку. Экий ты стал! – Из соседней комнаты вышел дядя Коля.

Я позвонил Лене.

– Ну, как вы устроились?

– У родственников.

– У чьих родственников?

– Как «у чьих»? У своих, конечно.

– И вы думаете, я вам поверю? Едете неизвестно куда, неизвестно с кем, а останавливаетесь у родственников?

Мы договорились о завтрашней встрече.

– Спокойной ночи. И помните: я не верю ни одному вашему слову!

За столом с тетей и дядей пили наливку, чай, смотрели семейные фотографии, вспоминали былые времена и каким я был маленьким.

В провинцию тепло приходит позже, чем в столицу, но и здесь весна уже растопила снег на мостовых. Лепешки слякоти летели из-под колес автомашин и шлепались прямо на заборы. Зато здесь не было толкучки, метро, приезжих, а был свежий, словно вкусный сок, воздух, который хотелось вдыхать в себя как можно глубже. На реке мальчишки прыгали с одной льдины на другую. А в Москве в это время безжалостный автомат пробил мне второй в моей жизни прогул.

Когда еще учился в школе, на лето всегда приезжал сюда. Тогда это была деревня. У меня здесь была знакомая девочка, первая любовь, которая теперь в памяти перешла в раздел «увлечения молодости». За десять дней до конца четверти начинал собираться в деревню. Не терпелось. «Наконец-то, – думал, – каникулы. Целых три месяца! Конца отдыху не видно». С тех пор прошло десять лет. И теперь это не деревня, а город.

Когда мы встретились, я пригласил Лену к себе в гости, как и обещал своим.

– К вымышленным родственникам? – спросила она.

– А вы что, боитесь?

– Я имею на это право. – Лена пожала плечами, но пошла.

Тетя очень обрадовалась.

– Зовите меня просто тетя Нюра, – сказала она Лене, конечно, принимая ее за мою невесту.

– Удивительный вы все-таки человек, – сказала Лена в третий раз за два дня, увидев, что у меня действительно есть родственники в незнакомом городе.

– Вы тоже в командировку? – спросила тетя Нюра. – Или просто так, за компанию?

– Я? Да-да!..

– Пойдемте в комнату, – успел я не дать спросить Лене: «А кто еще?»

– И тоже по этим всяким космическим делам? – продолжала интересоваться тетя Нюра.

Я попытался ей незаметно подмигнуть. Все это заметили, кроме тети.

– Нет, я строитель. А вы, значит, по космическим делам? – спросила она у меня.

– А вы не знали?! – удивилась тетя Нюра. – Ну, он вообще бука; в детстве, знаете ли, был такой же: стеснительный и молчаливый. Бывало, слова за весь день не дождешься.

– Вы про кого, про Юру говорите? – уточнила Лена спокойным тоном, чтобы не вызвать лишних подозрений.

– А про кого же еще? Он у нас в семье один такой. Бука! Слова не вытянешь. Так все и звали его – «сухарь». Одного только – очков на носу не хватало.

Никакие подмигивания уже не могли спасти меня. Накрывая на стол, тетя Нюра даже не смотрела в мою сторону.

– Я еще тогда говорила, – продолжала она, – что из него толк будет. Накаркала. Ишь ты! Что рожи корчишь-то? Ладно, ладно, молчу. – Она вышла на кухню.

«Кто больше представляет интерес для женщин, – думал я тогда, – мужчина с загадочным прошлым, большим будущим или разгаданным настоящим?»

– Так, значит, вы не безработный? Стеснительный и молчаливый? – не без иронии спросила Лена.

Я промолчал.

Если верить еще одной не менее глупой книжке, то, к сожалению, всем приличным молодым женщинам и девушкам нравятся мужчины с загадочным прошлым. А в мужчин с большим будущим влюбляются только женщины с сомнительным прошлым.

– Вы действительно скоро защищаетесь?

– Да. – Я попытался смутиться.

– И по какой специальности, если не секрет?

– Секрет.

Меня выручил дядя Коля – тем, что пришел с работы.

За столом пили наливку, чай, смотрели семейные фотографии, вспоминали былые времена и каким я был маленьким.

В гостиницу мы пошли дальней дорогой. Мимо реки. Река была черной. Только осколки льдин сверкали в лунном свете. Казалось, что к вечеру снова наступила зима. От реки дышало холодом. Зато снег лепился чертовски здорово! Раньше в кинофильмах я терпеть не мог сцен, в которых молодые люди гоняются друг за другом по берегу реки или, еще хуже, по березовой роще. А уж когда влюбленные начинали на экране играть в снежки, я просто всегда выходил из зала. Разве мог я когда-нибудь предположить, что сам буду этим заниматься? И что все это мне будет нравиться.

Впрочем, скорее всего, мне это нравилось потому, что от Лениной замкнутости и надменности не осталось ничего, кроме гордой походки, которая на скользкой дороге ее то и дело подводила. Она постоянно шлепалась. Шлепалась так смешно, как могут шлепаться только очень серьезные клоуны.

А потом мимо нас проехала телега. Я договорился с ее хозяином, и он согласился нас довезти до гостиницы без всякой мзды. Разгоряченные, мы сидели на телеге, болтали ногами и разговаривали о звездах, пришельцах, бесконечности, экстрасенсах и охране окружающей среды…

На ступеньках гостиницы остановились, и я показал на луну:

– Смотрите, завтра ветреный день будет!

– Откуда вы знаете?

– Видите, вокруг луны матовое пятно?

Она подняла голову, а я поцеловал ее в щеку.

– И вправду, странная луна, – сказала Лена. – А теперь пора по домам. Завтра к поезду рано вставать.

* * *

Как в самом низкопробном кинофильме, я бежал по дороге, лепил снежки и запускал ими в фонарные столбы. Если б это было в кино, на этом месте я бы точно вышел из зала.

Дядя с тетей пришли проводить нас. Автомат с улыбкой пробил третий в моей жизни прогул. Весеннее небо нахмурилось и перестало посылать на землю лучи хорошего настроения.

В первом тамбуре наверняка уже обеспокоены нашим отсутствием.

– Приезжайте еще, – сказала тетя, – будем рады.

Дядя Коля помахал нам, словно мы уезжали в свадебное путешествие.

Поезд оказался значительно лучше прежнего. Из окон почти не дуло. Наверно, поэтому он был туго набит пассажирами. В купе с нами ехала пожилая пара. Ехали издалека. Потому очень обрадовались новым собеседникам. Разговор завязывался сразу и обо всем. Говорили о погоде, летающих тарелках, бермудском треугольнике, пирамидах, евровидении и ценах на чешское пиво.

Когда все проблемы были решены, перед самой Москвой мы вышли с Леной передохнуть из купе в коридор. Чем ближе поезд подходил к Москве, тем более замкнутым становилось ее лицо. Москва обязывала.

– Ну вот и все! – сказала она, когда поезд пересек границу Москвы. – Смешная получилась командировка.

– Особенно для меня, – согласился я.

– Да, для вас особенно. Товарищ тунеядец… по космическим делам. Интересно, что вы скажете на работе?

– Скажу честно: очень интересный роман оказался!

Удивительно, из окон поезда никогда нельзя представить себе лицо города, в который въезжаешь. И в самых красивых городах поезд пробирается к вокзалу какими-то огородами, свалками, складами, о которых не имеешь понятия, даже если живешь в этом городе.

– Знаете, скоро мы уже приедем. – Лена вдруг повернулась ко мне и сказала мягко и серьезно, положив руку мне на плечо: – Мне хочется вам сказать, Юра, что тогда в нашем, как вы говорите, первом тамбуре, вы сначала очень раздражали меня своей самоуверенностью. Потом, в метро, начали забавлять. В поезде я к вам уже привыкла. А сейчас мне жаль, что моя командировка кончилась.

– И мне жаль, – честно сказал я. – Тем более после ваших слов.

Я признался ей, что уже два года, читая книжки, представляю ее героиней, а себя – героем.

Она даже улыбнулась от этого признания. Наверно, представила меня Печориным или Онегиным, последним из Могикан. Хотя ни на одну из этих ролей я не гожусь. Разве что на роль Акакия Акакиевича.

* * *

А потом была Москва. Шумная, деловая, с цветами, встречающими… Мы, словно два аквалангиста, надышавшиеся кислородом и налюбовавшиеся красотами тихого подводного мира, вынырнули на городском пляже.