Текст книги "Темные силы"

Автор книги: Михаил Волконский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава XVIII

Через три дня, рано утром, Андрей Львович Сулима приехал к Крыжицкому.

Агапит Абрамович, обыкновенно уже поднимавшийся к этому времени с постели, встретил его в своем кабинете, где сидел за письменным столом, разбирая бумаги.

– В консистории относительно метрических книг все уже сделано! – сказал Андрей Львович, доставая метрическое свидетельство графини Савищевой. – К сожалению, подчистка здесь сделана и год изменен довольно грубо. Это может создать препятствие и надо их уничтожить заранее.

– То есть уничтожить самое свидетельство?

– Ну конечно!.. Чтобы по нему потом как-нибудь нельзя было раскрыть всю махинацию.

– Но ведь на основании этого свидетельства только и можно расторгнуть брак, и если его уничтожить…

– А я говорю, что надо уничтожить! – перебил его Андрей Львович. – Вот эту бумагу с подчисткой, а самое свидетельство сохранить!

Крыжицкий, при всей своей опытности в подобного рода делах, на этот раз не понял.

– Как же это так? – спросил он.

– Ах, да очень просто! Надо снять нотариальную копию с этого вот свидетельства, а подлинник уничтожить. Таким образом, у нас в руках останется совершенно чистый, неподчищенный неправильный документ, который сослужит нам вполне безопасную службу. То есть можно будет доказать, что все свидетельство поддельное, а не один только год заменен в нем.

Агапит Абрамович в душе не мог не удивиться такой мудрой предусмотрительности и предвидению всяких случайностей, выказанных председателем собраний.

– Слушаю-с! – сказал он. – Но дело в том, что я получил это свидетельство через молодого Савищева и просто ему сказать, что я потерял его, неудобно!

Андрей Львович поморщился и произнес:

– Само собой разумеется, это нужно сделать тоньше!.. Как молодой Савищев добыл бумаги у матери?

– Метрическое свидетельство он взял потихоньку. По своей наивности и доверчивости, она и деньги и документы не держит под замком.

– Даже метрическое свидетельство?

– Свидетельство она прячет не в бюро в своем кабинете, а в ящике своего туалета, в спальне, думая, что там его никто не найдет. Это – единственная предосторожность.

– И оттуда молодой Савищев взял документ так, что она не знала?

– Я боялся, что старуха не захочет выдавать свой возраст, и поэтому действовал через ее сына.

– Хорошо! Так пусть по снятии нотариальной копии он опять потихоньку положит его на прежнее место, а о дальнейшем я позабочусь.

– И свидетельство будет уничтожено?

– Да. Здесь мне помощь не нужна. На всякий же случай нужно Савищеву постепенно подготавливать к тому, что ее ожидает, и направить ее на ложный след. Она, наверное, пустит в ход все свои знакомства.

– Ну, уж этому-то учить меня не надо, – несколько обиженно произнес Агапит Абрамович, уязвленный все-таки в своем самолюбии превосходством над ним Андрея Львовича.

Сулима довез Крыжицкого в своей карете до дома, где жила графиня, и Агапит Абрамович прошел к молодому графу без доклада, на правах человека, который уже успел стать своим в доме Савищевых.

– Я боюсь, – начал он говорить графу, – как бы ваша матушка не хватилась своего свидетельства; лучше положите его обратно, на старое место.

Молодой Савищев, получивший по совету Крыжицкого от матери полную доверенность на ведение дела по оберландовскому наследству, вообразил себя дельцом, ничего не упускающим из вида и очень опытным.

– Но ведь свидетельство может нам понадобиться в будущем? – серьезно заметил он, с таким выражением, словно предвидел все это будущее во всех подробностях.

– Да?.. Это правда! – согласился Агапит Абрамович. – И на всякий случай велите снять с него нотариальную копию, которая нам может вполне заменить его.

– Да, как идея, это недурно! – согласился Савищев. – И я воспользуюсь ею.

– Так сделаем это сейчас! – предложил Крыжицкий.

– Отлично! Сделаем! А потом поедем завтракать.

Они отправились к нотариусу, сняли копию, а затем поехали завтракать.

Глава XIX

За завтраком Агапит Абрамович вскользь упомянул, что хотел бы повидать сегодня, если возможно, графиню. И, когда они вышли из ресторана, Савищев спросил у него:

– Так что же, вы теперь к нам? Вы ведь хотели видеть мою маман?

– Да особенно незачем! – возразил Крыжицкий, имевший вид хорошо и плотно поевшего человека, очень этим довольного и благодушного. – Незачем особенно! – повторил он. – Я могу в другой раз!

– Да нет, отчего же? Поедем!

И они поехали.

Графиня встретила Крыжицкого приветливо.

– А-а! Здравствуйте, милый! Ну, что наши дела? Есть какие-нибудь новости?

– Есть, графиня! – ответил Крыжицкий.

– Погодите, погодите, голубчик, я сейчас усядусь, и тогда вы рассказывайте!

И она, захватив свое вязанье, примостилась на кушетке, которую очень любила, потому что на кресле своими коротенькими ножками не доставала до пола.

– Ну вот, отлично! – снова заговорила она, зашевелив длинным крючком. – Рассказывайте теперь, какие у вас новости?

Крыжицкий сделал тревожно-грустное лицо и несколько раз провел рукой по шляпе.

– Новости не особенно приятные, графиня!

– Да неужели неприятные? – улыбнулась та. – Вот первый раз, когда вы мне говорите это, а до сих пор приносили все хорошие!

– Очень уж сложное дело! – вздохнул Агапит Абрамович.

– Да всякое дело сложно: вот хотя бы связать даже или сшить что-нибудь, вы думаете легко?

И она смеющимися, веселыми глазами посмотрела на Крыжицкого и покачала головой:

– Вы, мужчины, в это не верите… вот разве Костя только, – показала она на сына, – вдруг получил интерес к моим тряпочкам, но и то с тех пор, как у меня завелась прехорошенькая портниха.

– Ну, полно, – сказал Савищев.

– Ну что там «полно»! Разве я, миленький, не вижу всего?.. Хочешь пари держать, что ты с удовольствием сейчас пойдешь в мою спальню и принесешь мне оттуда моток шерсти, которой мне недостает?

Савищев с некоторой поспешностью встал с места и направился к двери.

Графиня кинула вязанье на колени и маленькими ручками захлопала в ладоши, восклицая:

– Вот и попался, миленький! Вот и попался!.. В спальне-то никого и нет!

Савищев пожал плечами и сказал:

– Да мне никого и не нужно!

Затем он прошел в спальню, но не с такой, правда, поспешностью и стремительностью, с какой поднялся со своего места.

Агапит Абрамович, поймав его взгляд, выразительно посмотрел на него: «Помни, дескать, метрическое свидетельство!»

– Ну? Так что же ваши новости?.. Я умираю от нетерпения узнать их, а вы ничего не рассказываете! – обратилась Савищева к Агапиту Абрамовичу, когда ее сын вышел. – Вы говорите, дело сложное?

– Да, графиня. Оберландовское наследство слишком многим пришлось по вкусу и многие точат на него зубы.

– Но ведь вы, миленький, говорите, что у нас есть все права?

– Но другие, хотя и ошибаются, тоже думают, что и у них есть права на него.

– Так Бог с ними, голубчик, пусть и они получают! Самое лучшее – разделиться всем, вот и спроса и споров не будет, и все будет отлично. Разве это почему-нибудь нельзя?

– Нельзя, графиня. Наши противники – очень сильные люди и хотят все целиком забрать в свои руки.

– Вы говорите, противники… – забеспокоилась Савищева, – значит их много?

– Много. Дело в том, что на это наследство претендуют иезуиты.

– Ах, иезуиты! Знаю! Про них говорят много дурного, да все это – неправда! Дедушка Модест Карлович знавал Грубера и говорил, что это – идеальный человек. А дедушка Модест Карлович никогда не лгал!

– С тех пор, должно быть, иезуиты изменились! – произнес Крыжицкий. – И стали другими! По крайней мере, в нашем деле можно ждать от них больших неприятностей.

– Миленький, каких же больших неприятностей?.. Ну самое худшее, что это они получат наследство, а не мы… так что ж такое? Проживем и так! Правда ведь? Вы, голубчик, не огорчайтесь!

И снова, чтобы развеселить Агапита Абрамовича, который был огорчен, по ее мнению, тем, что им хотели помешать иезуиты, графиня подмигнула ему в сторону спальни, сказав:

– А ведь Костя-то пропал! Ведь моя портниха-то сидит там! Это я пошутила, что там никого нет!

Она быстро соскочила с кушетки, мелкими шажками направилась к двери и из соседней комнаты звонким для своих лет голосом крикнула к спальне:

– Костя! Что же моя шерсть?

Услышав голос матери, Савищев быстро отстранился от Мани, действительно находившейся в спальне графини, и быстро шепнул ей:

– Где тут шерсть лежит?

– Вот! – сказала Маня и, схватив моток, сунула его ему в руку.

– Сейчас, маман, иду! – на ходу ответил Савищев и удалился.

Маня, оставшись одна в спальне, быстро подошла к туалету, выдвинула ящик, взяла оттуда бумагу, только что положенную при ней Савищевым и, быстро расстегнув пуговицы на лифе, спрятала ее за корсаж.

Глава XX

Как ни был молод, силен и здоров Саша Николаич, то есть обладал всеми теми преимуществами, при которых человек лучше всего может бороться с житейскими неприятностями, все-таки случившийся переворот в жизни подействовал на него довольно тяжело.

В особенности, в первое время, когда, казалось, ниоткуда не было видно просвета, все это произвело на него угнетающее действие. Он, прежде веривший в дружбу, в идеалы, должен был разочароваться, как нарочно наткнувшись на такие типы, которые резко изменились по отношению к нему, как только он лишился своих средств.

Затем он должен был признать, что не все еще скверно в этом мире и что для него явились проблески среди тоскливого тумана, заполонившего его душу.

Особенно на него подействовала его встреча с Маней, которая показалась ему светлым, примирившим его с жизнью явлением. С каждым днем его чувство к ней росло, затем у него появилась и надежда, что его несчастье временно и что в будущем есть возможность при помощи наследства поправить свои дела. Эта надежда на наследство и как-то нераздельно связанная с ней в мечтах Маня составляли самое важное.

Кроме этого важного, нашлось нечто и второстепенное, которое порадовало Сашу Николаича и было приятно ему.

Раз он шел, гуляя, по Невскому и вдруг услышал, что его кто-то окликает. Он обернулся и увидел остановившегося посреди улицы в собственной пролетке Леку Дабича, молодого гвардейского офицера, с которым он никогда в особенной дружбе не состоял, но был знаком, как со многими подобными Дабичу молодыми людьми, и выпил с ним как-то после веселого ужина на брудершафт.

Лека махал ему руками и кричал во все горло:

– Николаич!.. Саша Николаич!.. Стой!

Он соскочил с пролетки и побежал по тротуару.

– Куда ты пропал, братец?.. Ну как я рад, что встретил тебя! – заговорил он, здороваясь с Сашей Николаичем, взял его под руку и пошел рядом. – Нет, ты мне скажи, куда ты заевропеился?

– То есть как заевропеился? – переспросил Саша Николаич, не совсем охотно следуя за шумно-радостным офицером.

– Ах, братец, это новое выражение пустили, это уж, значит, после тебя!. Нынче заграничные отпуски стали давать, чего прежде, при императоре Павле, ни-ни… Так вот стали в Европу ездить и пропадать там, ну «заевропеиться» и значит пропасть! Понял?

Дабич расхохотался и стал тормошить Сашу Николаича.

– Где ты живешь теперь? – спрашивал он его.

– Я живу так себе, скромно! – ответил Саша Николаич.

– Слышал, брат, что у тебя насчет денежного материала стало плохо! – отозвался Дабич – Но, послушай, почему ты не переехал к кому-нибудь из нас?

Такого предложения еще никто не делал Саше Николаичу и он, удивленно посмотрев на Дабича, спросил:

– То есть к кому же из вас?

– Да хоть ко мне! Или что же твой приятель, граф Савищев?

– Граф Савищев меня теперь и знать не хочет! – возразил Саша Николаич.

– Да не может быть!

– Однако это так. Он мне без обиняков прямо так и сказал.

– Ах он свинья! – воскликнул Дабич. – Какая же он свинья после этого!.. Знаешь что? Переезжай ко мне!

Это было сказано так просто и так искренне, что Саше Николаичу стало веселее на душе.

– Да нет, благодарю! – произнес он улыбаясь. – Я уж как-нибудь.

– Да что там как-нибудь! Ты мне скажи только, где тебя найти?

И он не отставал от Саши Николаича до тех пор, пока тот не сказал ему своего адреса.

На другой же день утром в мирный дом титулярного советника Беспалова вломился Лека Дабич, гремя шпорами и саблей. Саша Николаич видел в окно, как он подкатил на взмыленном рысаке к крыльцу и пошел навстречу гостю, смутившись его совершенно неожиданным посещением.

– Батюшки! Какое же у тебя тут мурье!.. Чистейшее, брат, мурье, без лигатуры! – заорал Дабич в темной передней, как-то поворачиваясь во все стороны, так что задевал все шкафы и ящики сразу.

– Тише! – остановил его Саша Николаич. – Тут хозяева! – и он мотнул головой в сторону столовой.

Лека без церемоний тотчас же полез и заглянул в столовую.

Заглянул, быстро отдернулся назад, поджал губы и таинственно, на цыпочках проследовал за Сашей Николаичем в его комнату.

Тут он опустился на стул и, подняв палец кверху, шепотом произнес:

– Теперь я все понимаю!

– Что ты понимаешь? – несколько сердито осведомился Саша Николаич.

– Все, брат, понимаю!.. Знаешь, хороша! Действительно, хороша!

– Кто?

– Да та, что в столовой сидит, – Лека Дабич склонил голову, сделал рукой жест, которым шьют, и продолжал: – Для такой можно и не в таком мурье, а и хуже найти себе помещение! Это, знаешь ли, что-то особенное!..

– Послушай, только ты не подумай… – начал было Саша Николаич.

Но Лека Дабич перебил его:

– Я, брат, понимаю, что в эти дела вмешиваться не следует, и прости, что сунулся! Но, понимаешь ли, не мог я сдержать свой восторг! Ну теперь знаю, что ты отсюда ни за что не уедешь… А я было все приготовил у себя в квартире: и комнату отдельную, и хотел силой тащить тебя к себе. Ну, слушай: если хочешь, оставайся здесь, но приезжай сегодня ко мне… Я думал, что перевезу тебя, созвал народ на твое новоселье у себя сегодня вечером. Пожалуйста, приезжай!

Лека Дабич просил так усердно, словно все его счастье в жизни зависело от этого.

Саша Николаич согласился приехать к нему и вечером очень приятно провести у него время. Это доставило ему большое удовольствие.

Глава XXI

Император Александр I вступил на престол в беспокойное для европейского мира время.

Император Павел тогда сблизился с Францией против Англии, с которой пошел на открытый разрыв. Может быть, если бы осуществились планы Павла Петровича и Англии тогда бы был нанесен с нашей союзницей Францией решительный удар, было бы впоследствии отвращено много бед, постигших Россию… Но внезапная, преждевременная и выгодная для англичан смерть императора Павла надолго изменила течение событий.

Император Александр, прозванный Благословенным, по кротости своей души, желал мира, но никогда России не приходилось вести такие кровопролитные войны, как в его царствование.

Немедленно по вступлении его на престол с Англией был заключен мир. Но в 1805 году та же Англия втянула Европу в войну против Наполеона, вставшего во главе правительства Франции. Россия, Австрия и Швеция заключили между собой союз, направленный против французов.

Наполеон, готовившийся к высадке в Англии, вынужден был изменить свои намерения, потому что австрийцы открыли против него военные действия вступлением в Баварию. Наполеон двинулся против них всеми своими силами и, прежде чем русские войска успели соединиться со своими союзниками, обошел автрийскую армию, разбил ее при Эльхингене и Лангенау, затем, нанеся окончательное поражение при Ульме, перешел Инн и занял Вену. Русские соединились с отступавшими австрийцами в Моравии и там произошла битва при Аустерлице.

Император Александр, по свидетельству современников, «оказался в сей битве храбрым, но победа Наполеона была полная».

«Александр, – говорят те же современники, – принужден был покориться велениям судьбы, и, когда император австрийский Франц изъявил желание заключить перемирие с Наполеоном, удалился со своей армией в пределы России».

Эту армию тогда спасли Кутузов с Багратионом.

В следующем, 1806, году европейская война с французами началась снова. На этот раз на поле брани выступила Пруссия.

Наполеон справился с ней быстро. 27-го сентября начались военные действия, а 16-го октября французы заняли Берлин; в ноябре французы заняли Варшаву и двинулись к границе России.

Здесь в первый раз Наполеон встретил дружный отпор и, после сражения при Пултуске и Голымини, где поле битвы осталось за русскими, расположился на зимние квартиры.

С началом 1807 года война возобновилась и, после сражения при Прейсиш-Эйлау, обе армии, русская и французская, несколько месяцев стояли в виду друг друга. В конце мая русские одержали верх над французами при Гутштадте, затем при Гейльсберге, но 2-го июня при Фридланде были разбиты, следствием чего было вступление Наполеона в Кенигсберг. Русские войска оттянулись к Неману и здесь произошло свидание Александра и Наполеона, после которого был подписан Тильзитский мир.

Таким образом к началу августа 1807 года мы снова стали друзьями французов и это событие составляло главный интерес в Петербурге, куда потянулись французские граждане, а русские баре направились за границу и проживались и заживались там, для чего и был создан специальный термин «заевропеился».

Повсюду в Петербурге – и в частных собраниях, и в клубе – наряду с передаваемыми неправдоподобными и нелепыми сплетнями и рассказами, обсуждались политические события.

Лека Дабич, выиграв в «фараон» около трехсот рублей, решил забастовать на сегодня и перешел в клубную столовую ужинать.

Там за большим столом сидела целая компания с графом Савищевым. Лека подсел к ней и спросил себе баранью котлетку.

– Ах, кстати! – начал один из молодых людей. – Вот Лека Дабич снова отыскал Сашу Николаича. Я на днях видел его у него вечером. Он, верно, опять появится в клубе.

Графа Савищева немного передернуло.

– Пусть появляется! – сказал он. – Что касается меня, то я решил держаться от него подальше!

– Почему это так? – спросил Лека, принимаясь за свою котлетку.

– Да так! Он как-то всплыл неожиданно и вдруг лишился средств к «пропитанию», как говорится в слезных прошениях.

– Ну и что, со всяким это может случиться! – спокойно сказал Лека. – И со мной, и с тобой!

– Ну нет! Со мной этого не может случиться! – значительно подчеркнул Савищев и, как бы в доказательство своих слов, взял стоявший перед ним бокал шампанского и залпом выпил его.

– Ой! Не говори! Всяко бывает! – не унимался Дабич.

– Ну, наше состояние слишком солидно и между мной, графом Савищевым, и каким-то Николаевым слишком большая разница!

– А вы слышали, – вступил в разговор военный посолиднее остальных, видя, что отношения начинают обостряться и желая прекратить это, – Англия готова к войне с нами и желает послать свой флот в Балтийское море.

– Господи! – сейчас же стали возражать ему. – Уж мы, кажется, привыкли воевать настолько, что и в мирное время нам не терпится!

– Да не нам не терпится, а Англия сама затевает!

– Из-за чего же?

– Континентальная система Наполеона! Мы присоединились к ней…

Граф подумал немного и возразил:

– Но тогда Англия пойдет не против нас одних: против всей Европы!

– А посмотрите, она опять втравит европейские державы в войну и опять нам придется драться с французами! Кончится все тем, что мы останемся на бобах!

– Как Саша Николаич! – подсказал граф Савищев, которому было неприятно, что в разговоре про Николаева верх как будто остался не за ним.

– Да Николаев вовсе не на таких уж бобах сидит! – сейчас же подхватил Лека Дабич, исключительно, чтобы раздразнить «эту свинью Савищева». – Правда, Николаев живет до некоторой степени в мурье, но если бы вы знали почему! Это такая интересная штука!

И он обвел хитро прищуренным глазом присутствующих.

– Что? Что такое? Расскажи! – послышалось со всех сторон.

Граф Савищев притих и тоже стал слушать.

– Понимаете ли вы, – начал Дабич, овладев вниманием присутствующих, – что Саша Николаич поселился у некоего отставного титулярного советника, а у того воспитанница… – Он собрал все пальцы в щепоть, поцеловал их кончики и раскинул веером. – И зовут ее Маней! – добавил он.

– Что же она – блондинка или брюнетка?

– Брюнетка! Да еще какая! Вороново крыло!.. Глаза вот этакие и строгость в чертах королевская! Понимаете какова, я до сих пор ничего подобного не видывал!

– Так ты думаешь, ради нее…

– Саша Николаич забился в мурье?.. Не сомневаюсь в этом! Я бы на его месте еще и не то сделал! Ведь бывает, что и повезет человеку!

Граф Савищев слушал все время молча и, наконец, улучив минуту, спросил Дабича:

– А как зовут этого отставного советника?

– Беспалов, кажется!

Савищев сдвинул брови и спросил:

– Ты не путаешь?

– Нет, не путаю! – ответил Дабич.

– А где живет этот Беспалов?

Лека сказал.

Граф Савищев нахмурился и ничего не ответил.

– Савищев, кажется, надумал отбить красавицу! – подмигнул один из компании, подвыпивший больше других.

Савищев встал из-за стола и направился в игральную комнату. Там он кинул сто рублей на ставку и сейчас же взял ее.

– Кто счастлив в картах, тот несчастлив в любви! – сказал ему кто-то.