Текст книги "Продавец снов (с иллюстрациями)"

Автор книги: Михаил Грешнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Кло! – говорит мадам Флоранс, приглашая дочь сесть рядом с собой. – Мы тут о твоей судьбе.

– Еще чего!.. – Клотильда поворачивается на каблуках. Расклешенные брюки негодующе метут ей вслед.

Возобновились случаи потери памяти. Два, один за другим, произошли в театре «Гранд-Опера», затем переместились в кинозал «Ирабель». Как будто злой рок обрушился на незаметный кинотеатр: профессор истории, художник, опять художник. Комедийный артист Клермон. Если в случаях с профессором, с художниками нить расследования не далась в руки, то с Клермоном агент Франка Этьен получил наконец козырь. Профессор, художники заходили в кинотеатр одни, Клермон смотрел фильм с женой.

– Зал, – рассказывает Люси Клермон, – был полупустым время между десятью и одиннадцатью утра. Мы сидели в одном из средних рядов. Господи, зачем мы сели в этом ряду?

– Не волнуйтесь, мадам Люси, – успокаивает женщину Этьен.

– В зале столько рядов!

– Мадам…

– Да… – Люси провела кончиком батистового платка под глазами. – Перед этим мы позавтракали в ресторане Плиссо.

Ресторан невдалеке от кинотеатра.

– Настроение у Оскара было превосходное. Только что он подписал контракт с Римским комедийным театром на полугодовые гастроли, договор был у него в кармане.

– Немножечко ближе к делу…

– Начался фильм. Название я забыла.

– «Все, впереди».

– Ничего нет впереди! – зарыдала Люси Клермон.

Этьен опять утешал ее, пережидая, пока женщина успокоится.

– Ну а дальше… Мы разговаривали. О том же – о контракте, поездке в Италию. Вдруг Оскар замолчал. Странно как-то, на полуфразе. Я думала, он захвачен действием, стала смотреть на экран. Ничего примечательного там не было. Изредка поглядывала на мужа. Он сидел, устремив взгляд перед собой. А когда зажегся свет, я увидела, что у него пустые, неживые глаза. «Оскар!» – закричала я. Он поднялся и пошел от меня, спотыкаясь, между рядами стульев.

Донесение Этьена в тот же день легло на стол Бертье. Инспектор читал и перечитывал каждое слово. Особенно значимым ему казался конец разговора Люси Клермон с Этьеном.

– Вы не заметили, кто сидел рядом с вами?

– До этого мне было!

– Вспомните.

– Оскар! Мой Оскар!..

– Мадам Люси, это очень и очень важно!

– Впереди, через два ряда, – вернулась Люси к рассказу, сидела парочка. Справа от нас был проход. Слева, на самом конце ряда, пожилая дама…

– Позади, мадам Люси, позади!

– Я не оглядывалась.

– Вспомните.

– Да, да… Старик. Худой, в черной шляпе.

– Еще, мадам Люси.

– Ничего не помню.

– Высокий старик? – подсказывал Этьен. – Полный, седой?..

– Рыжий! Рыжий! – вспомнила Люси Клермон. – Ненавижу рыжих!..

Очень слабая нить, думал Бертье: худых стариков в Париже полмиллиона. В черных шляпах полмиллиона…

Но случай с женой и мужем Клермон давал кое-что. Во-первых, определенность места – кинотеатр «Ирабель». Во-вторых, старик был рыжий.

Подумав над этим, Бертье нажал клавишу общего вызова, чтобы отдать распоряжение.

Вечером, перед уходом домой, инспектор получил еще одно донесение – разговор, услышанный в вагоне подземки:

– Этот паршивец Мишель начал вдруг рисовать, как Брайан!

– Мишель Комбье? Идиот?..

– О ком я еще могу! Неожиданная говорят, вылечился. И знаешь, манера, ну точно как у Брайана! К+раски, полутона!

Инспектор наклонился над пультом и отдал второе распоряжение – о Мишеле Комбье.

Утром следующего дня в кабинет инспектора без стука ворвался Франк:

– Новости, шеф!

– Жду, – поднял глаза Бертье.

– Возродилась Мадлен Прево!

Франк подал инспектору экземпляр «Паризьен» со стихами на первой странице.

– Под чужим именем? – полувопросительно, полусогласно сказал Бертье, взглянув на подпись под колонкой стихов.

– В том и штука, Бертье! – воскликнул Франк. – Стихи Мадлен, подпись – Клотильды Флоранс! Наконец у нас ключ к этому делу.

– Отмыкайте им двери, Франк.

– Отомкну!

Телефонный звонок прервал диалог.

– Мишель?.. – спросил Бертье, переключил телефон на динамик. Донесение они стали слушать вдвоем с Франком.

– Двадцать два года, – продолжался доклад через динамик. «Леклюз, девятый участок, площадь Вогезов», – отметил Франк. – Умственно дефективный с рождения. Нигде не учился, – продолжал говорить Леклюз. – Неожиданно обнаружил талант в живописи. Манера, краски – как у Брайана. Будут приказания, шеф?

– Пока никаких. – Бертье отключил связь. – Слышали, Франк?

– Слышал.

– Bот вам и вторая дверь. Отмыкайте.

Франк был человеком действия. Бертье – мыслитель. В этом Франк всегда отдавал приоритет начальнику. Но получив нить в руки. Франк становился гончей и бульдогом одновременно. Это свойство помощника Бертье знал отлично. На подвижного энергичного Франка он всегда полагался в подобных делах.

Переодевшись в штатское, Франк поехал на улицу Буланже, в особняк коммерсанта Флоранса.

– Полиция, – сказал он Жюли, открывшей дверь на звонок.

Представился хозяйке дома:

– Морис Франк, из полицейского управления.

– Боже! – воскликнула госпожа Флоранс. – Что-нибудь с крошкой Кло?

– Об этом я хотел бы у вас спросить, мадам.

– Отвечайте же – с дочерью?

– Ничего плохого, мадам Флоранс.

– Слава богу!

Разговор был бестолковым, и Франк это чувствовал.

– Давно Клотильда пишет стихи? – спросил он, круто меняя угол беседы.

– Стихи? Недавно. Совсем недавно.

– Как это у нее проявилось?

– Все мы взрослеем, месье Франк. Постепенно меняемся. Изменилась и моя девочка.

– Каким образом?

– Все дело в нераскрытых возможностях мозга. Хотите ее альбом?..

Франк взял альбом, начал читать стихи.

– Разве мы знаем, в ком из нас сидит гений? – спрашивала между тем госпожа Флоранс.

– Ваша дочь, – глянул Франк в зрачки госпожи Флоранс, вторая Мадлен Прево.

– Что же в этом плохого, месье Франк?

Клотильду Франк нашел в кабаре «Собачья ночь». Клотильда читала стихи. Молодежь в джинсах, в пестрых рубахах ей аплодировала.

Разговор с Клотильдой Франк записал на портативный кристаллофон. Запись представил Бертье.

– Это произошло недавно, – рассказывала о себе Клотильда. – Я проснулась – и стала писать стихи…

– До этого вы их писали?

– Никогда в жизни.

– А теперь?

– Думаю стихами, говорю стихами, пишу.

– Может быть, это зрело у вас в душе?

– Не знаю. Вы удивляетесь?

– Но так перемениться за одну ночь…

– Удивляетесь? В наш век?.. – спросила Клотильда и пошла на эстраду.

Разговор с Комбье-отцом ничего не дал Франку. В этом помощник откровенно признался Бертье:

– Крепкий орех!

Комбье-отец спросил:

– У вас ордер на допрос и на арест, господин сыщик?

– Дело касается вашего сына, – сказал Франк.

– И что? У него проявились способности. От природы. Сначала она отобрала у Мишеля все. Потом возвратила сторицей. Нераскрытые способности мозга.

Бертье, усмехнувшись, кивнул.

– Да, шеф, – сказал Франк. – С того же голоса.

– Продолжайте, – попросил комиссар.

– Больше я узнал от швейцара. Швейцары – это такой народ… Перед ними проходит не только жизнь дома, но и улицы. На улице же случается всякое. Швейцар всегда настороже.

– Франк…

– Знаю, шеф. Это элементарно. Так вот, швейцару я показал свой жетон, спросил: «Худой старик в черной шляпе?»

Швейцар кивнул.

– Рыжий?

– Глаза у него рыжие.

– Глаза? – переспросил Бертье.

– Глаза.

– Не исключено, что глаза… – согласился Бертье. – А тут, Франк, – наклонился к столу, – опять «Ирабель».

– Двадцатый случай?

– Двадцатый. Пора делать выводы.

Последовала короткая пауза. Франк не решался говорить первым. Заговорил Бертье:

– Коммерция, Франк. Имеем дело с преступником, который похищает человеческое сознание: опыт, талант. Превращает в товар. Двадцать человек, Франк!

Лицо помощника передернулось.

– И это, оказывается, возможно! Взять у одного – продать другому. Есть товар, – продолжал Бертье, – находятся покупатели. Мишель, Клотильда – дефективные дети. Несчастье и боль родителей. И когда им, родителям, предлагают товар – кто устоит ради судьбы собственного ребенка? Поэтому и неразговорчивы Комбье-отец и Флоранс-мамаша. Все сделано втайне, и родители поклялись сохранять тайну.

– Только в «возможностях мозга»…

– Да, Франк, – подтвердил Бертье. – Это наводит на след. Имеем дело с ученым. Со злым ученым, Франк. Наука тоже может быть злой, отметьте. И пора положить конец преступлению.

В последующий час Бертье и его помощник Франк вырабатывали план действий.

Остановили машину за два квартала до кинотеатра «Ирабель». Только что им позвонили, что подозрительный субъект в зале.

– Все помните, Франк?

– Все, шеф.

– Идите.

Франк пошел вперед. Бертье еще некоторое время посидел в машине. Поднялся и тоже пошел к кинотеатру. В зал вошел, когда сеанс начался.

Сел в первом ряду, на крайнем месте слева. В этом же ряду, на крайнем месте справа, сидел агент с кинокамерой. Франк занял место в последнем ряду, в центре. В зале, таким образом, сложился треугольник АБФ – агент, Бертье, Франк. Добыча, если она была, несомненно, попадала в поле зрения всех троих, кинокамеры – тоже.

Был еще человек за кулисами. И еще люди. Человек за кулисами в соответствующий момент включит в зале свет. Остальные сделают шум – как можно больше шума.

Сообщили, что в зале несколько стариков. Некоторые из них худые, рыжие. В зале присутствуют знаменитости: писатель Сирюг, режиссер Клод Матен – «Ирабель» в фешенебельной части города, там, где Елисейские поля вливаются в площадь Согласия.

«Вдруг нужного человека нет?» – подумал Бертье. Может, и нет. Но в то же время Бертье представил, как преступник в темноте зала подкрался к кому-то, оплетает человека невидимой паутиной. Как он это делает? Не без помощи техники, очевидно. Снимает биотоки с мозга намеченной жертвы, записывает на пленку. Чтобы потом – с пленки – внедрить другому человеку. Естественно, за вознаграждение.

От мысли, что преступление происходит рядом и что жертвой может стать он, Бертье, из его головы вынут мысли, сознание, инспектору не по себе. Порывисто Бертье оборачивается к залу.

Словно в ответ зал озаряет яркая вспышка. «Франк…» В наступившей мгновенно тишине что-то металлически звякнуло, покатилось по полу. В следующее мгновение зал взорвался.

– Пожар! – закричало несколько голосов.

Вспыхнул свет, зрители кинулись к выходам.

– Пожар!..

Служители распахнули двери, зал быстро пустел.

Только один человек ползал на коленях, отыскивал что-то между рядами стульев. Да еще один, растерянно озираясь, не мог понять, в какую сторону, в какую дверь выйти, – глаза у него были стеклянные. «Клод Матен…» – узнал режиссера Бертье.

Но все его внимание сосредоточилось на человеке, который что-то искал между стульями. Бертье подошел к нему. Заметил плоский, наподобие карманного фонаря, предмет, откатившийся к плинтусу, незаметно прижал его подошвой ботинка.

Человек шарил по полу, отыскивая пропажу. «Так я и знал, – думал Бертье, останавливаясь над ним. – Тот, кто имеет цель что-то спасти, не будет ослеплен паникой. Будет спасать не только себя, но и свое изобретение. Чистая случайность, что прибор выпал из рук преступника. К счастью».

Зал освободился от публики. Агент прекратил съемку. Франк по знаку Бертье остался на месте в дальнем конце зала – дул на обожженные пальцы. Это он зажег ленту магния, имитируя пожар. Несколько людей изваяниями застыли у выходов.

А человек шарил между стульями. Его охватил страх. Не за себя – за потерянный прибор, его изобретение. Человек не заметил, что опустел зал, установилась тишина, нет пожара. Он искал. Он страдал. Должен был найти.

И нашел. Металлический футляр блеснул перед его глазами. Но тут же человек увидел ногу, прижавшую прибор к полу. Медленно стал подниматься с коленстарик, худой, костлявый, с рыжими, дрожащими от испуга глазами.

Когда его глаза встретились со взглядом Бертье, инспектор сказал:

– Вы арестованы.

– За что? – вскинул острый подбородок старик. – Какое мне предъявляется обвинение?

– Похититель талантов, – ответил Бертье, вынимая из кармана кольца, соединенные цепью. – Руки!

ЭХО

Вынужденные посадки всегда грозят неприятностями, и пилоты, естественно, их не любят. Алексею очень не хотелось садиться, но корабль не тянул, а до Земли на полном форсаже больше чем полгода пути. Не отремонтировать двигатели – полгода превращаются в десять лет. Недопустимо, когда на губах уже чувствуешь вкус земной воды, а перед глазами лес – вот он, ты к нему приближаешься.

Ни воды, ни леса Алексей не видел за весь полет. Выжженные планеты или закованные в глыбы смерзшегося метана и гелия. Бесконечный песок пустыни, бури, самумы. С ума сойдешь, если ты не разведчик. Разведчикам с ума сходить не позволено.

Центровка, думает Алексей, решаясь приземлиться на ближайшей планете. Сместилась центральная осевая, забило нагаром выхлопные каналы двигателей, ничего не поделаешь. Вообще, «Ястреб» должен был дотянуть без ремонта. Гарантирует же Земля исправность. Но тут Алексей виноват сам. Прихватил лишнего. Очень его заинтересовала пестрая планетка в Драконе. Посмотришь – шахматная доска. Разумная жизнь? У кого из пилотов не дрогнет сердце при этой мысли? Кто не потянется рукой ощупать эту чужую жизнь? Потянулся и Алексей. Оказалось, мираж. Приблизился – клетки поползли вкось и вкривь. Вышла не шахматная доска, а лунный пейзаж с бесконечными кратерами. Такое зло взяло. Рванул от планеты в сердцах, и вот – сказалось на двигателях.

Алексей раздосадован. На шахматную планету, на то, что не найдены братья по разуму, на скучный рейс, хотелось чего-то необычного, яркого.

Но яркого не было.

Первый взгляд на равнину, на которую опустился «Ястреб», вызвал отвращение и тоску: песок, сглаженные холмы, уходящие к горизонту, ветер.

– Язви тебя… – выругался Алексей – предки его были сибиряками.

В атмосфере, однако, достаточно кислорода, хотя при облете, Алексей облетел шарик четыре раза, не было замечено ни травинки, ни кустика: желтый песок, серый камень. Кислород выдавали вулканы. Это уже не новость. На некоторых планетах кислород поставляют вулканы. Были вулканы и здесь – дымили по берегам океана. Алексей, состорожничав, сел подальше от них: не тряхнули бы почву, не опрокинули.

Немножко радовало, что работать можно было раскованно, без скафандра, но радость была настолько маленькой, что не развеяла всеобщей досады, и теперь Алексей прямо в дверь бросал инструменты для очистки выхлопных дюз. Инструменты гремели, Алексею казалось: тоже досадовали, и это ему доставляло какое-то облегчение.

Очистка дюз не ахти какая работа, делает ее автомат, но Алексей брался за ремонт рьяно: поскорее кончит – скорее покинет безотрадное царство.

– Ну, раз!.. – спрыгнул он вслед за инструментами.

– Ну, раз!.. – отозвалось ему в ответ.

Что такое? Подметки ляскнули о песок? Однако «Ну, раз!..» было повторено человеческим голосом, Алексей отлично расслышал. Голос звучал в ушах – чужой, высокого тембра, звонкий. Не его голос. Но и быть голосу вроде бы не от кого. Алексей опять оглянулся: пустыня, солнце на небе, под ногами – тень корабля. Мысль опять вернулась к подметкам: вздор! И опять к голосу. Ну никак, ни с какой стороны голосу быть невозможно!.. Ждала работа, Алексей стал подбирать инструменты. Настороженно, не зная почему, подошел к дюзам.

Часа три он работал, пока не освободил выхлопные ходы от нагара. Ни разговаривать сам с собой, ни мурлыкать под нос Алексей себе не позволил, хотя по опыту знал, что это отвлекает в какой-то мере.

Закончив, Алексей, отряхивая с рук остатки нагара, несколько раз хлопнул ладонь о ладонь. Тотчас услышал в ответ хлопки, словно кто-то поаплодировал ему в знак успешной работы. Алексей опустил руки:

– Эхо?..

– Эхо, – прозвучало в ответ.

Алексей замер – он нагнулся поднять инструменти в этой неудобной позе огляделся вокруг. Бму показалось, что ответное «эхо» было сказано женским или детским голосом. Ничто вокруг не двигалось, не шевелилось. Тем не менее он поспешно собрал инструмент, поднялся по трапу и, втянув трап, поспешил закрыть дверь. Закрыть массивную дверь не просто, и, пока она закрывалась, Алексей явственно услышал с того места, где только что он стоял:

– Хи-хи-хи!..

Перекусив в камбузе и уже возясь с двигателями внутри ракеты, Алексей все еще слышал это ехидное «Хи-хи-хи!..» словно оно прилипло к ушам или вошло в череп и засело там. Что это? Собственно, Алексей не задавал себе такого вопроса. «Ну, раз…» и хлопки – обыкновенное эхо. Но тут опять засмеялось: «Хи-хи-хи!..» Алексей раздраженно сплюнул:

– Еще чего?..

Сразу же он испугался – вдруг кто-то ответит? Но никто не ответил. Тут же Алексей спохватился: он подумал «кто-то»? Значит, эхо – это опять для отвода глаз?

Он думает о «ком-то»? Верит?.. «Хи-хи…» Нет, это у него в голове. И еще в голове мысль о «ком-то». Она приросла, закрепилась в мозгу. От нее не отделаться.

Все-таки ему хотелось себя перехитрить. Алексей запел:

 
На воздушном океане,
Без руля и без ветрил…
 

Пел Алексей отвратительно, слуха у него не было, и он знал об этом. Пение прозвучало, как скрип ножа по тарелке. Алексей устыдился, смолк.

Приналег на гайковерт, расслабляя крепление, устремил все помыслы на центровку. Это отвлекало, конечно, даже отвлекло на какое-то время, но проклятое хихиканье в голове выныривало то с одного, то с другого края, портило настроение.

«Надо в этом разобраться, наконец!» – решил Алексей. Отложил работу, подошел к иллюминатору.

Та же унылость: равнина, усыпанная щебнем, песком. Справа к ракете подходил невысокий увал, срезал горизонт. Тут обзор был меньше. «Что за увалом?» – мелькнула мысль. Влево уходил тот же пейзаж, не на чем было остановить взгляд. И небеса были буроватые, словно отражали песак пустыни.

Почему-то Алексей почувствовал, что ему никогда не было так плохо. То, что рейс неудачный, – обыкновенно. Большинство разведчиков возвращается ни с чем. Ну ископаемые. Полезные: руды, россыпи. Ну пейзажи, заснятые на память: ровные, пересеченные, гористые, пустынные. Вот и все. Даст космонавт имя планете – Людмила – теперь больше идут женские имена: Вера, Мария. На Земле примут. Занесут название в каталог, похвалят за полезные ископаемые, подумают про себя: за морем телушка – полушка… А посылая в полет, каждый раз ждут: «Привези жизнь…» А жизнь-то как раз и неуловима.

«Хи-хи…» – пронеслось в мозгу.

Бывает же вот, рассердился Алексей. Вдолбится же в голову…

Глядя в иллюминатор, он ничего не решил. Вернулся к двигателям, осмотрел первый и тут же принялся ремонтировать второй двигатель. Закончил работу к вечеру. Проверил центровые по электронному контуру, удовлетворился.

Опробовал двигатели, пламя ударило в почву, корабль содрогнулся.

Можно было стартовать. Со спокойной совестью. Впереди через полгода Земля, с родниковой водой, шорохом леса.

Выключил двигатели. «Хи-хи…» «Может быть, это не эхо?» – пришло вдруг в голову. «Алексей! – Это он назвал себя по имени. Ясно и четко подумал: Ты же разведчик! Откуда это «хи-хи…»? Звуковая галлюцинация? Разведчикам сходить с ума не позволено!» Нет, он не нажмет на пуск. Не уведет корабль. Ничего этого он не сделает. Двигатели остыли. Выходные люки задраены. Алексей все еще сидел в кресле пилота. Руки не поднимались нажать на пуск. Что же делать?

– Утром, – решил Алексей, – обследую местность.

В ночь выходить из корабля ему не хотелось.

Едва рассвело, Алексей спустился по трапу. Не спрыгнул и не сказал: «Ну, раз!..» Это бы звучало по-детски, а во-вторых – кто знает? – не ответят ли Алексею опять?.. Решил быть настороже и до поры держать язык за зубами. Вчерашнее хихиканье прошло, спал ночь Алексей спокойно. И сейчас держался вполне уверенно. Куда идти? Поднимется на увал. Об этом Алексей думал вчера и сейчас осуществит свое намерение.

Солнце било в глаза. Увал наполовину в тени. До вершины метров триста, определил Алексей.

Двинулся. Песок поскрипывал под ногами. Обыкновенный привычный звук. Это действовало успокаивающе. «А чего беспокоиться? – спросил себя Алексей. – Песок и солнце». Но в вопросе была наигранность, Алексей это чувствовал и решил поддерживать в себе настороженность. Оружие он не держал в руке. Пистолет сунул за пояс. Но рукоять оставил снаружи.

Дышалось легко. Подъем Алексей преодолел без труда. Вот и вершина. Та же безотрадность с вершиныхолмы, уходящие к горизонту, серость пустыни. «Напрасна, – мелькнула мысль, эта вылазка…» Сделал несколько шагов вниз. Поскользнулся на щебне:

– Ах!

– Ax! – послышалось рядом.

Алексей остановился. Огляделся вокруг. Никого. Но голос он слышал. Повторить восклицание? Повторять не хотелось. Алексей спросил, как вчера, возле ракеты:

– Эхо?..

Получил в ответ:

– Эхо.

Тогда Алексей спросил в лоб:

– Кто ты?

В ответ прозвучало:

– Ты-ы.

Мурашки посыпались за воротник Алексею, поползли вниз, вниз. Но отступать поздно. Алексей спросил:

– Ты здесь?

– Здесь.

И вдруг опять, как вчера:

– Хи-хи-хи!..

– Давай в открытую, – заговорил Алексей. – Кто ты?

– Эхо.

– Мое эхо?

– Нет, Эхо.

– Тебя так зовут?

– Да.

Это уже был диалог. И хотя мурашки на спине Алексея превратились в холодный пот, Алексей решил диалог продолжить.

– Ты невидимка? – спросил он.

– Имка… – ответил голос, другой.

– Брось шутить, – сказал Алексей. – Разговаривать – так давай.

– Разве у вас нет имен? – спросил голос, третий.

– Есть, – ответил Алексей. – И много. – Вторая фраза была произнесена им, чтобы поддержать диалог.

– У нас тоже много, – ответил первый Эхо.

– И вас? – спросил Алексей.

– И нас.

– Хочу вас видеть.

Последовало молчание. Но Алексей явно расслышал, кто-то возле него вздохнул. Наверно, их видеть нельзя, решил Алексей, спросил:

– Как вы живете? – Опять ощутил близость кого-то возле себя. Пришел к выводу: Эхо материальны.

– Как? – повторил свой вопрос. – Какие вы?

– Разные.

Ответ не удовлетворил Алексея. Весь разговор не удовлетворял. Голоса, подумал он, как из динамика.

Солнце поднялось над пустыней, шло в гору. Пригревало. Алексей расстегнул верхнюю пуговицу комбинезона. Воздух над камнями начинал дрожать от тепла.

– Откуда ты? – прозвучал вопрос.

– С Земли, – сказал Алексей.

– Там все такие, как ты?

– Все, – сказал Алексей. Вспомнил: – И у нас есть эхо.

– Расскажи.

– Крикнешь: «А!», – пояснил Алексей, – и оно ответит: «А!».

– Это не то, – засмеялись вокруг.

– Кто же вы? – чуть не в отчаянии спросил Алексей.

– Хочешь быть с нами?

– Хочу, – оказал Алексей, не подумав.

Тотчас же он исчез. То есть не увидел себя таким, каким был до этого. Зато он увидел Эхо. На них были цветные накидки, плащи из газовой полупрозрачной материи, шарфы, которые от малейшего дуновения воздуха колебались, дышали и развевались за плечами, как крылья. Сперва Алексей так и подумал крылья, но это были одежды с широкими развевающимися шарфами. Может быть, шарфы держали их в воздухе, направляли полет?

И себя увидел Алексей в воздухе, с шарфом и в таком же плаще. Увидел висящим в воздухе свой уродливый комбинезон, из кармана которого нелепо торчала рукоять пистолета. Алексей потянулся к карману и выбросил пистолет.

– Правильно, – сказали ему. – Мы знаем – это оружие.

Мир вокруг Алексея был совсем другим миром: небо из буроватого сделалось фиолетовым, и на нем были звезды. Солнце пылало в короне, но – удивительно: на него можно было глядеть, не отводя глаз. Изменилась земля – она сияла, холмы чуть-чуть колебались в мареве, над каждым – светящийся ореол; долины между холмами синие, дальше, в перспективе, синева становилась фиолетовой. Вообще краски в этом мире были сдвинуты в синюю часть спектра. Воздух или, может быть, ветер струился над землей между холмами, кружил в низинах, и казалось, что кругом текут реки, плещут озера. Дно у рек и озер – золотое.

Алексей вместе с группой Эхо летел над землей. Наверное, их нес ветер, и это было приятно, как медленный полет на качелях. Звучала негромкая музыка.

– Красиво? – спросили Алексея, видя, что он засмотрелся на удивительный мир.

Тут же начали пояснять:

– Песок – это не песок, а золото.

– Скалы – не скалы, а замки.

Алексей видел башни, шпили и балюстрады.

– Каждый камень, – продолжали рассказывать, – не камень дом.

– Ветер – музыка.

Полет продолжался. Новые картины открывались Алексею на прежней пустыне. Кущи садов. Полуцирк, полный народа в блестящих одеждах. Дорога, отсвечивающая металлом.

И необычайная легкость во всем. Легкость в теле Алексея, в движениях. «Что произошло? – думалось ему. – И я это или не я?» Сознание работало четко, и, хотя все вокруг было необычайным и удивительным, Алексей чувствовал себя спокойно. Ни смятения, ни тревоги. Он только глядел и слушал. Полет воспринял как нечто само собой разумеющееся. Группа существ летела рядом с ним как на крыльях. Алексею казалось, что у него тоже крылья. Легкость, музыка были сладостны, как во сне, хотя это не было оном, и Алексей понимал это.

– Хорошо у нас? – спрашивали Алексея.

Чуть-чуть кружилась голова. От полета, от музыки? То ли от необычного, что виделось Алексею? От вопросов, прихлынувших к нему шквалом, наконец что-то вроде беспокойства шевельнулось в его душе. От этого и пришли вопросы; есть ли этот мир на самом деле или это иллюзия? Если есть, откуда он взялся? Откуда эти существа – Эхо? Или этот мир только для них? Ими созданный, им доступный? Или волшебная повязка на глазах преобразила перед ним все?

– Почему на гребне увала была пустыня? – спросил Алексей.

– Она и сейчас там, – ответили ему.

– Откуда же этот мир? – показал Алексей.

– Мы сделали временной сдвиг на миллион лет, чтобы показать тебе мир, в котором живем.

– Это так просто – миллион лет?.. – спросил Алексей.

– Во вселенной все просто и в то же время – сложно.

– Я приземлил ракету, – забеспокоился Алексей.

– Ракета – вон она, – сказали ему.

Корабль стоял в отдалении. Но и корабль был другим – из синей брони.

– Почему вы называете себя Эхо? – спросил Алексей. – Я вам рассказывал о нашем эхо…

– Случайное совпадение.

Между тем ветер относил Алексея, всю группу дальше и дальше.

– Тебе нравится здесь? – спрашивали у Алексея.

Алексей стал приглядываться к спутникам. Были здесь мужчины и женщины. У женщин золотистые волосы и глаза такой глубины, что если смотреть в них, то как в колодцы.

– Ты стал одним из нас, – говорили ему. – Погляди на нас – мы красивы.

Они были прекрасны.

– Ты можешь остаться с нами. Выбери одну из нас, – говорили женщины.

Алексею вспомнилась Мария, его невеста, ихтиолог Батумской биологической станции. Алексей посмотрел на корабль.

Корабль уплывал к горизонту.

– Ты слышишь музыку? – говорили ему. – Сколько в ней покоя, мечтаний…

Пролетали над озером. Оно волновалось. Солнечные блики плясали на нем, может, отражались от дна. В воде плавали рыбы и шевелились водоросли. И дороги, замки были в воде. Или это казалось? Нет, кожей лица и рук Алексей ощущал прохладу.

Ему захотелось пить.

– Останься с нами, – говорили кругом.

Вкус земной ключевой воды возник на его губах, как пробуждающий вздох. Алексей сделал глоток, но в горле было сухо. Озеро волновалось под ним. Жажда стала сильнее. Алексей взглянул на корабль – тот вставал черточкой на горизонте.

– Ты один из нас, – говорили ему. – Любое твое желание выполнимо в нашем прекрасном мире.

«Хочу на корабль», – сказал себе Алексей. И тотчас ветер словно переменился. Может быть, встречная струя подхватила его, всю группу?

– Почему ты уходишь? – спросили его.

– Хочу пить, – сказал Алексей.

Одна из женщин взмахнула шарфом, спустилась к озеру. Зачерпнула воды, поднесла Алексею в ладонях. Тот нагнулся и, ощущая теплоту, нежность рук, хлебнул из ладоней, согнутых ковшиком, совсем как из земных рук. Вода была прохладная. Но не земная.

Корабль теперь приближался. У Алексея спросили:

– Все-таки ты уходишь?

Алексей не ответил. Он хотел на корабль, и, словно повинуясь его желанию, ветер нес его к кораблю.

– Не уходи.

Вот подножие увала. Ракета видна почти вся. Алексею еще захотелось посмотреть на фиолетовый мир. Ветер упал, но вся группа осталась в воздухе. Алексей глядел на воздушные реки, холмы. Вспомнил воду, теплоту женских рук. Музыка звучала по-прежнему – вдалеке. Музыка была чудесная, как все в этом мире. На какоето мгновение Алексей заколебался. Может, уходя, он делает ошибку? Музыка звучала, звала. К ней присоединился голос, другой. Пели Эхо.

Алексею вспомнилось древнее сказание о сиренахоб острове сирен, который можно было миновать, залепив уши воском, чтобы не поддаться очарованию. Воска у Алексея не было. Но у него была мысль о Земле, о Марии. Алексей был землянином. Он хотел на корабль. Он даже утешал себя: Земля когда-нибудь будет такой же прекрасной.

Ветер опять, подчиняясь его желанию, потянул к кораблю.

– Тебе не нравится с нами? – спросили Эхо.

– На Земле еще много дел, – сказал Алексей.

– Мы свои дела сделали все, – ответили Эхо. – У нас гармония.

– Наслаждение.

– Отдых.

Они соблазняли землянина. В надежде оставить его с собой? Может быть, не хотели, чтобы за Алексеем пришли другие, в таиих же уродливых комбинезонах, с оружием, вообще много других?

– Ты увидел только частицу нашего мира, – говорили они.

– Присмотрись к нам. Есть еще более прекрасные.

Алексей не хотел больше смотреть. Или это было выше его понимания? Или слишком внезапно? Невиданно?

Ветер дотянул до гребня увала. Внизу Алексей увидел брошенный пистолет. Вот и вопрос, подумал Алексей: взять пистолет или оставить на планете? Страшное убийственное оружие. Взять – оставить?.. Нелепый предмет, пришел он наконец к выводу, оставить нельзя.

Алексей потянулся к пистолету. Ветер услужливо опустил его на ноги. Алексей стал неловко – ноги подломились под ним. Так же неловко он схватил пистолет, в полете руки и тело отвыкли от тяжести, пальцы скользнули по рукоятке, нажали на спуск. Плазменная струя обожгла песок, подняла облако пыли, дыма. Звука не было – плазменные пистолеты беззвучны. Но откуда-то сзади, с бывшей мгновение назад синей равнины, донесся чудовищный рев, он вошел в Алексея. Потряс его, переломил, швырнул наземь. Падая, Алексей увидел пустыню и, уже распластанный на земле, бурое небо над собой и рыжее солнце.

Тут же Алексей поднялся. Его не искалечило, не убило, но мир, понял Алексей, который нежил его, ласкал, мог защищаться. Мог уничтожить.

Впрочем, ничего уже не было, кроме песка под ногами, щебня и ракеты метрах в трехстах от увала.

Не было Эхо.

Алексей медленно побрел к кораблю.

Поднялся по трапу, поднял за собой трап. Прикрывая тяжелую дверь, кажется, услышал шепот:

– Уходишь?..

– Ухожу, – сказал Алексей.

Минуту послушал, не ответит ли кто?

Ответа не было.

Алексей закрыл дверь и, проходя коридором, знал: ответа не будет. В корабле не было Эхо.

В каюте он записал на магнитную нить все, что видел и слышал. Вынул из шкафа мини-«Аякс», развинтил полушария, вложил внутрь нить и завинтил полушария до предела, отчего внутри шара включилась рация. Шар Алексей опустил в трубопровод и нажал кнопку. Через секунду табло показало, что шар поставлен на взвод. Как только корабль покинет планету, шар выйдет на орбиту вокруг него, и, что бы ни случилось потом с кораблем и с самим космонавтом, «Аякс» будет сигналить о находке, пока его не найдут, не вскроют и не прочтут сообщения о планете, которую Алексей назвал Эхо, о жизни, встреченной им, о контакте с живыми Эхо. Контакт не совсем удался, об этом Алексей сообщил тоже. Но если корабль не долетит до Земли и люди когда-нибудь найдут шар, никто космонавта не осудит за неполный контакт. Алексей лишь разведчик. В случае благополучного возвращения шар можно будет вернуть на корабль, космонавт лично доложит об открытии.