Текст книги "Продавец снов (с иллюстрациями)"

Автор книги: Михаил Грешнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Закончив с «Аяксом», Алексей прошел в пилотскую кабину, сел в кресло и запустил двигатели.

МОРЕ

Море. Синее и глубокое.

И нет корабля.

Нет в бухте.

Нет в море.

Корабль ушел!

Тиль хотел этого. Очень хотел. И корабль ушел.

Тиль делает несколько шагов. Набегающая волна расплескивается у ног. Тиль может войти глубже, но не делает этого. Он ждет.

Подходит вторая волна, и, когда касается ног, Тиль зачерпывает соленую прозрачную влагу. Смотрит, как она каплями ускользает из рук. Смеется.

Ему вставили жабры. Для этого пришлось изменить кровь. Он даже знает как: ввели препарат БМТ – биометилтонал. Это не было больно. Не было и приятно. Его предупреждали об этом.

О многом предупреждали. Он будет один, например. В море. В океане. Во всей стихии.

– Не бойся, – говорили ему. – Там хорошо.

Тиль смеется: не знали, как хорошо!

Вода ушла вся из рук. Тиль ждет следующей волны. Теперь он подбрасывает воду в воздух. Жемчугом она падает в море. В стихию.

Ему говорили:

– Это эксперимент. Ты – первый. Потом пойдут многие. Построим города под водой.

Зачем города, думает Тиль. У рыб нет городов. Тиль чувствует себя рыбой.

Не дожидаясь следующей волны, Тиль бежит ей навстречу. Ныряет. Плывет.

Доплыв до середины лагуны, Тиль погружается в глубину.

Он умеет все: плавать, нырять, бродить по морскому дну, уходить вглубь, где едва мерцают фосфоресцирующие огни.

Лагуна мелка. До дна просвечивается солнцем. Глубь океана дальше – за рифом. Оттуда идет беспрерывный гул, ворчание – работает океан. Так у берегов. Если заплыть дальше, ворчание затихает. Но там другие звуки: болтовня дельфинов, скрипы, шорохи рыб. Иногда – пение китов.

Тиль идет по песчаному дну. Ему легко, может побежать вприпрыжку. Его ничто не стесняет. Его одеждапояс и ласты. На поясе нож в ножнах. Обруч с гидрофоном он бросил. Снял с головы и бросил. Обруч ему ненужен. Ничего больше не нужно: ни каюта на корабле, ни профессор Сау, ни ассистент профессора Клабс.

Тиль дошел до рифов атолла. Его стало покачивать. Океан бился за оифами, перебрасывал волны через коралл. Раскачивал воду. Тилю это было знакомо. Но он знал, что в кораллах – в барьере – встречаются спокойные уголки: заводи и пещеры. Тиль искал такую пещеру. Нашел. Вгляделся в зеленую полумглу – нет ли в пещере хозяина. Зелень сгущалась, в глуби пещеры ничего не было видно. Тиль поднял два обломка коралла, постучал одним о другой. Это могло означать: я пришел. Могло означать вызов.

Никто не откликнулся. Тиль вошел в сумрак пещеры. Ему хотелось отдохнуть и подумать.

Тиль не помнит отца и матери. Помнит бабку Олавию, рыбачий поселок, море. Оно кормило бабку и его, Тиля. А когда бабка умерла – его. Море богато: рыба, кальмары, устрицы, водоросли – все можно есть. Море красиво: синее днем, золотое в закатах. Лунное по ночам. Море – жизнь и судьба Тиля.

Позже он открыл город, порт. Здесь, на пристани, у бортов стройных судов, можно было найти банан, корку хлеба. Кто-нибудь из портовых рабочих бросал ему кусок колбасы:

– Будешь грузчиком!

Это вызывало смех: Тиль был хрупок и тощ, как былинка, выросшая между камнями. Колбасу он брал, уходил прочь.

– Парень, – кричали ему, – спасибо забыл сказать!..

И это вызывало смех.

В порту его нашел Клабс.

– Мальчик, – сказал он. – Ко мне!

Тиль подошел.

– Как тебя зовут?

– Тиль.

– Есть хочешь?

Тиль кивнул.

– Пойдем, – сказал Клабс.

Поглядывал на мальчишку – на сбитые в колтун волосы, корку соли на плечах, на спине.

В таверне Клабс накормил его – мясо с фасолью, морс. Одновременно Клабс узнал, что Тиль сирота, никому не нужен на свете.

– Хочешь иметь каждый день завтрак, обед и ужин? – спросил Клабс.

– Хочу.

– Ты нам подойдешь, – ответил Клабс и отвел Тиля к профессору Сау.

Научный городок, лаборатории не вызвали у Тиля симпатии. Он, наверно, убежал бы из городка. Даже от завтраков и обедов. Но городок стоял на берегу океана, пена прибоя подходила к коттеджам. Тиль, сколько хотел, мог пропадать на берегу: плавать, лежать на песке, собирать во время отлива креветок. Это даже поощрялось Сау и Клабсом.

– Любишь море? – спрашивали они.

– Люблю.

– Как любишь? – допытывались ученые.

Тиль не мог ответить – как. Ему подсказывали:

– День и ночь хотел бы находиться в нем?

– Хотел бы.

– Навсегда?

– Навсегда.

Когда Тиль привык к лабораториям, его начали обучать: прыжкам, приемам каратэ, плаванию, к удивлению Тиля, и даже владению кортиком. Кажется, все это хотели представить в виде забавы – Тилю двенадцать лет, – но все имело определенную цель. Мальчик догадывался об этом, хотя ему ничего не говорили.

Так прошло четыре месяца. Тиль освоился с городком и с режимом. Хорошо спал и хорошо ел. Но ему не давали грузнеть, округляться. По-прежнему он был сух и строен. Мускулы его теперь крепче, движения увереннее – стал ом сильнее.

Тогда профессор Сау сказал:

– Мы тебе вставим жабры.

Тиль сначала не понял.

Сау привлек к себе мальчика, коснулся его груди, чуть повыше сосков.

– Здесь, – сказал он. – Ты будешь жить в воде. Хочешь?

– Хочу, – сказал Тиль. Его не уводили от моря, напротив, приближали к нему.

– Ты будешь первым из первых, – сказал Сау. – Станешь героем.

В зеленой тени пещеры Тиль задремал. Ему снился сон продолжение его прежней жизни.

– Героем?.. – засмеялся Тиль.

На самом деле он не смеялся – слушал профессора.

– Ты будешь богачом, – сказал профессор, и Тиль опять засмеялся.

– Все жемчужины океана, – продолжал профессор, – золото погибших кораблей, драгоценные камнивсе это будет твоим.

Тиль продолжал смеяться: ему ничего не было нужно.

Ему изменили рацион: к пище стали добавлять водоросли, сырую рыбу. Рыба, рыба плывет сейчас к Тилю, он отмахивается руками: профессор и ассистент не знали, как надо есть сырую рыбу. Тиль знает, оттого ему сейчас весело.

Но вот веселье прошло. Тиль и во сне чувствует, как оно ускользнуло.

Началась подготовка к операции.

Белые стены комнаты, ослепительные квадраты солнца на стенах испугали Тиля.

– Ничего, – говорил профессор. – Все будет хорошо.

– Хорошо, – соглашался Тиль: ведь он будет жить в море!

Сколько раз, заплывая от берегов или купаясь среди камней, Тиль нырял с открытыми глазами – глубже, глубже! – стараясь рассмотреть, что на дне. Видел синие водоросли, странные цветы на камнях, рыб, разлетавшихся в стороны, – горстки брошенных самоцветов. Глубже! Что-то светящееся плыло в глубине, но грудь, разрываясь, жаждала воздуха, Тиль пробкой вылетал на поверхность.

В операционной все это вспомнилось, и, когда Тиль считал: «…пять, шесть, семь, восемь…» – у него перед глазами было морское дно, покрытое раковинами, он пересчитывал их, не мог пересчитать.

Жабры какой рыбы вставили Тилю, он не знал, – длинное название на незнакомом ему языке.

Опять вводили биометилтонал, и профессор все чаще говорил Тилю:

– Молодец!

Тилю вынули два ребра. Теперь на их месте жабры. Тиля поместили в широкую ванну с проточной водой. Ванна ему не нравилась. Белизна ее и сейчас перед глазами Тиля. Ему кажется, что он в обширной тарелке – от горизонта до горизонта. Он бьет ногами, чтобы выпрыгнуть вон из белого. И действительно, он уже плывет в вольере, на ногах у него ласты.

– Тиль! – кричит ему профессор с берега.

Тиль переворачивается на спину, и вместо лица профессора, которое он привык видеть над собой в ванне, перед ним солнце, круглое, ослепительное.

– Молодец, Тиль, – говорит солнце.

Тилю опять весело, он переворачивается в воде и, работая ластами, мчится на сетку вольера. Сетка исчезает – Тиль в океане.

Наконец он узнает, что там, на дне.

На дне было прохладно, не качало, как вверху на волнах. На дне был песок, и Тиль, опустившись на него, пошел. Ласты оставляли следы. И еще оставляли легкие облачка песка, поднятые движением ног. Облачка тут же исчезали – песок осаждался. Это было забавно. Можно поднять тучу песка и смотреть, как она тает, оседает на дно. Встречались камни. Два камешка Тиль поднял со дна, нес в руках. Над ним колыхался большой красный пирог – так виделось снизу дно катера, сопровождавшего Тиля в первое плавание. Оттуда слышалось:

– Тиль, где ты?

Тиль был на дне. Обруч гидрофона окружал его голову, слышалось настойчивое:

– Тиль, где ты?

Тиль пошевелился во сне, ему кажется, что призыв и сейчас звучит в ушах.

Между тем он продолжал идти, оглядываясь по сторонам. Две мурены появились неизвестно откуда, закружились вокруг него.

Тиль постучал камнями одним о другой. Мурены исчезли.

– Тиль, где ты?

– Здесь…

– Возвращайся! – звали с катера.

Тилю не хотелось на катер.

– Возвращайся!..

Тиль пошевелился опять – призыв звучал, надо было возвращаться.

Призыв звучал в самом деле, но Тиль продолжал спать.

Спать было хорошо, спокойно, но сновидения исчезли, не беспокоили Тиля.

Разбудила его боль, охватившая бедро, ногу. Тиль очнулся мгновенно, схватился за нож. Второе бугорчатое щупальце обвилось вокруг шеи. Твердый роговой клюв тянулся к его лицу. В пещере было светлее. Солнце над океаном стояло напротив рифа, стелило у входа светлую полосу. Тиль рассмотрел черный мешок, надвигавшийся на него, третье щупальце, поднятое над головой. Боль в бедре была раздирающая. Но Тиль уже знал, что делать. Нож был в руке, рука свободна. Это давало Тилю преимущество. Больше Тиль не боялся. Взмахнул ножом, как его учил Клабс, мгновенным рывком выбросил лезвие. Щупальце на шее ослабло, дернулось. Бедро все еще грызла боль, но Тиль уже яростно кромсал второе щупальце, третье. «Так! – мысленно приговаривал Тиль, когда удар ножом достигал цели. Так!..» Хватка стала ослабевать, но щупальца еще держали ногу, обжигали спину присосками.

– Так! – Стиснув зубы, Тиль продолжал отбиваться ножом. Освободил ногу.

– Еще! – Тиль извивался – в воде это было легче, чем на суше, – приподнялся над полом пещеры. – Так! – Четвертое щупальце безвольно заколыхалось и отплыло.

Победа давалась в борьбе, но Тиль не сомневался, на чьей стороне сила. Чудовище попятилось, выпустило черную струю сепии. Тиль на ощупь продолжал отсекать щупальца, пока под ноги ему не упал вялый бурдюк. Перешагнув через него, Тиль направился к выходу. Хозяин пещеры или случайно зашедший охотник остался издыхать позади – это не интересно Тилю.

Схватка не утомила его. Тиль был сильнее всех. Ему так говорили, ему внушали:

– У тебя разум. У тебя руки.

– Оружие, – Клабс учил его обращаться с ножом. – Будь смелым!

Тиль подвижен и ловок. Обучен дышать через жабры – ровно поднимать и опускать грудь. Тиль и сейчас, после схватки, дышит без напряжения. С благодарностью вспоминает Клабса, профессора. Он очень обязан им. Порой он любил их – профессора, ассистента. Но море он любит больше.

«Возвращайся!..» – звучит у него в ушах голос Клабса.

Тиль не вернется.

Выйдя из пещеры, он вкладывает нож в ножны. Корабль действительно звал Тиля. Вернулся в бухту, бросил якорь. Даже без гидрофона Тиль слышал его призыв во сне. Но сейчас Тиль уже ничего не слышит: плывет в океане. Нашел проход между рифами и, не показавшись на поверхности, ушел в океан, навсегда расставшись с островом, с кораблем.

– Мальчишка сбежал, – Клабс поднял голову от аппарата. Четыре часа вызываю – тщетно.

Сау молчал. Он думал.

– Сбежал! – упрямо повторил Клабс.

– Вы полагаете? – наконец спросил Сау.

– Если его не сожрали акулы.

– Это другое дело, Клабс. Именно в это я и не верю.

– Верите, что сбежал?

– Возможно, – ответил Сау.

– Что вы считаете лучшим?

– Первое, Клабс. Пусть мальчишка бежит. Это будет хорошим продолжением эксперимента.

– Один в океане!

– Да, Клабс. Пусть побудет один.

– Не понимаю, – признался Клабс.

– С нашей помощью он был все равно что на костылях. Пусть поживет один.

– Погибнет.

– Начнем эксперимент сначала.

– Недешево обойдется.

– Зато, если мальчик выживет, эксперимент окупится во сто крат.

– Без помощи, без контроля…

– Без контроля он не останется.

– Профессор?..

– Мальчик не капля в море. Не затеряется.

Клабс слушал молча.

– Проявит себя, – продолжал Сау. – Его увидят с кораблей, с вертолетов. О нем будут знать моряки и туристы. И мы будем знать, Клабс.

– Как же он будет жить?

– В этом вся суть. Тиль держит экзамен.

Клабс обернулся к аппарату:

– Тиль, где ты? Тиль…

Ему очень хотелось, чтобы мальчишка откликнулся, но в аппарате шумело море.

Корабль опять ушел.

– Мы еще вернемся, – утешал ассистента Сау.

Это действительно утешило Клабса. Он все время поглядывал на океан: Тиль очень был нужен Клабсу.

Море шумело. Корабль уходил на восток. Тиль не знал этого, плыл в противоположную сторону. Он редко показывался на поверхности, плыть в глубине было спокойнее. В воде он уставал меньше, здесь он мог покрыть большие расстояния. Куда он плыл? Никуда. Океан велик, можно плыть куда хочешь. Тиль, однако, придерживался островов и Барьерного Рифа. Здесь легче кормиться, больше разнообразия.

Это разнообразие привлекало его. Тиль был мальчишкой и считал, что все вокруг создано для него.

– Мое! – говорил, глядя на синюю поверхность, на небо.

– Мои! – вспугивал в глубине стайки рыб.

Он сам был рыбой.

Сау этого и хотел – приобщить человека к водному миру. Но самое большее, что мог дать Сау человеку, – жабры и ласты. Остальное человек должен взять у океана.

Пищу. Тиля кормили рыбой. Нашинкованной, фаршированной. Сейчас Тиль ел рыбу такой, какой брал ее в океане. В городке рыбу давали без соли. Она была пресная, вялая. Здесь Тиль брал ее такой, какая она в натуре, – сочную, хрусткую. Если еще сквозь зубы добавить несколько капель океанской воды, рыба приобретала вкус деликатеса. Водоросли можно было найти сладкие, кислые, соленые, горькие. Если комбинировать их с рыбьей икрой, мясом краба, получалась оригинальная кухня. При этом не нужно натуральной воды, горячей пищи – все это в соках морской растительности и живности.

Одежды не требовалось. Собственная кожа чувствовала области теплых, прохладных вод – легко было перейти из одного слоя в другой. Кровом служили пещеры, углубления рифа, водоросли.

Богатства? Черпай руками – не исчерпать. Жемчужные отмели: Тиль идет сейчас по одной из них. Дно усеяно раковинами, Тиль о них спотыкается. Округлые, они похожи на булыжники, с кулак величиной, другие – с дыню. Лежат спокойно, приоткрыв створки, – дышат.

Если заглянуть внутрь, увидишь жемчужины: розовые, черные. Можно попросту вынуть их оттуда. Тиль осторожно вставляет между створок кусок коралла, коралловой веточкой выкатывает жемчужину, вторую. Ему попадаются светлые – две слезинки. Тиль, подержав их на ладони, отбрасывает в сторону. Бережно вытаскивает из створок кусочки коралла, створки захлопываются. Пусть живут, думает Тиль.

И еще думает о том, как Клабс, выпуская его в море, шептал:

– Принеси мне жемчужин. Я тебе за это приготовлю гостинец.

– Как же я принесу? – спросил Тиль. – Увидит Сау.

– Спрячешь под камнем. – Клабс указал на камень в стороне от причала. – Принеси, что тебе стоит?

Тиль ничего не ответил. Клабс продолжал:

– Хороший гостинец. Помни.

Тиль не приносил ничего. Клабс ждал. Однажды крепко защемил ему ухо:

– Убью!..

После этого Тиль ушел.

Не потому, что боялся Клабса. После тесной каюты, операционной, биометилтонала, после нашинкованной рыбы, расчетливого – Тиль чувствовал это – эксперимента над ним мальчик завладел наконец свободой, которой он жил до встречи с Клабсом и Сау. Свобода еще больше расширилась, распространилась на океан, где Тиль был недостижим для Сау, Клабса. Кроме того, Тиль мальчишка. У всех мальчишек в душе тяга к романтике, к приключениям. Таких приключений, какие ожидают Тиля, никто на Земле не переживал. Может, не переживет никогда.

По-другому смотрел на эксперимент профессор Сау. Он тревожился о мальчишке, как и Клабс, не бескорыстно. Но корысть Сау была в другом.

Экспериментатор, мечтатель, в то же время расчетливый честолюбец, он хочет быть первым в создании Homo aquaticus человека, живущего под водой. Опираясь на опыт Баттли по пересадке мозга дельфину, на биометилтонал, открытый Гленом Эмином, а позже усовершенствованный им, Сау, профессор решился на смелый эксперимент. Конечно, удача сулила впереди завоевание океана. Но это было далеко, Сау жил сегодняшним днем, скорым успехом. Города под водой – это будущее, Сау их не увидит. А вот свое имя в ряду блестящих имен современников – это другое дело. Сау свое имя увидит. Судьба мальчишки не интересовала его – мальчишек много. Как протекает опыт, самочувствие беглеца – это заботило Сау. От этого зависел успех.

В бегстве мальчишки Сау не видел ничего необыкновенного: сам он в детстве дважды убегал из дому. О вымогательствах Клабса профессор не знал. Даже знай, отнесся бы к этому снисходительно: Клабсу, естественно, хочется подзаработать. И то, что мальчик где-то в океане один, Сау не беспокоит: Тиль получил хорошую тренировку, вооружен, нетребователен в пище. Время-вот что нужно сейчас профессору. Время подтвердит эксперимент или отвергнет.

Как и надеялся Сау, вести о мальчике стали приходить скоро.

Спасательный вертолет службы Большого Рифа заметил человека, неторопливо, как показалось летчикам, из последних сил плывущего в океане. Вертолет снизился оказать помощь, но, не реагируя на призыв, пловец ушел в глубину, утонул. Об этом случае написали газеты. Пассажиры лайнера «Кристи» заметили человека в стае дельфинов, появившихся у бортов корабля. Это вызвало переполох на палубе, в море полетели спасательные круги. Мальчишка – многие пассажиры уверяли, что это мальчик, – что-то закричал людям и, когда стая нырнула вглубь, пропал вместе с дельфинами…

Это был Тиль. Мальчику доставляло удовольствие появляться перед людьми, видеть, как пассажиры пугаются, как летят в воду спасательные круги.

А еще больше нравилось – нежиться на поверхности в лучах солнца, плыть под звездами, хватать руками их отражение на воде. Акулы не беспокоили его, кальмаров он не боялся. Дельфины были ему друзьями, стайки их появлялись внезапно, исчезали внезапно – Тиль без сожаления расставался с одними, зная, что встретит других. Он ни о чем не тревожился. Может, это придет потом. Но прошло-то всего полтора месяца!

И уж совсем не предполагал Тиль, что Сау следит за календарем…

Сообщения в газетах о появлении мальчика в океане пока что не вызывали сенсации. Никого особенно не интересовали. Кроме профессора.

Сау ежедневно просматривал прессу. Отмечал по карте передвижение Тиля. Мальчик не уходил от рифа, и Сау удовлетворенно покачивал головой.

Беспокоило его время. Тиль не признавал времени, для профессора оно было всем.

И еще: многое Сау приносили газеты. Заметки о Тиле он вырезывал со страниц, складывал.

Последняя заметка встревожила Сау. Рыбаки у острова Клоно были напуганы появлением мальчишеской головы у самых лодок. Мальчишка, уверяли все девять рыбаков, плакал…

– Клабс, – вызвал Сау помощника. – Возвращаемся в бухту! Передайте распоряжение капитану!

– Беспокоитесь, профессор? – спросил Клабс.

– Да… – с неохотой ответил Сау.

Клабс тоже беспокоился и надеялся. По прибытии в бухту он заглянул под заветный камень.

Под камнем ничего не было.

Неделю корабль стоит в бухте, ждет. Но чего ожидает Сау?..

По осунувшемуся лицу профессора видно, что проводит он бессонные ночи.

– Завтра отплываем? – спрашивал ассистент.

– Подождем еще, Клабс.

Профессор рассчитывал. Днями, ночами склонялся над диаграммами, графиками. Иногда говорил вполголоса:

– Время.

С тревогой поглядывал на поверхность лагуны. И время свое сказало.

На заре в конце третьей недели ожидания Клабс разбудил профессора:

– Тиль…

По интонации Сау определил неладное. Да, случилось, профессор знал, что должно было случиться… Поспешил выйти за Клабсом.

Взгляда было достаточно, чтобы понять трагедию. Тиль, высохший, поникший, едва стоял на ногах. Вокруг жаберных щелей на груди мальчика взбухли рубцы и раны.

– Я… пришел, – сказал Тиль.

Жабры не принялись.

Тиль пролежал в больнице семь месяцев. Выздоровев, не захотел остаться ни в городке, ни у профессора Сау. Ушел в рыбачий поселок. Грузчиком, гребцом на баркасе Тиль работать не мог: два вынутых ребра не позволяли ему заняться тяжелым трудом.

Подросток жил милостыней, подачками.

В порту его встречали работники городка Сау. Встречал Клабс. Помня, что Тиль не вынес из океана ни одной жемчужины ни себе, ни ему, Клабсу, ассистент презрительно говорил:

– Эх ты…

ШУТКА РОБОТА СТЕНКА

Происходило вообще что-то странное. Три с половиной века спустя после Галилея, открывшего на Луне горы, люди гадали: выдержит или не выдержит лунный грунт посадку двухтонной ракеты? Когда же на Марсе были сфотографированы кратеры, ученые вовсе махнули рукой: ни каналов, ни городов.

Поныне не прекращается спор: когда можно было послать корабль на Марс во втором космическом десятилетии, в третьем? С посылкой корабля медлили. Шаг за шагом можно проследить эволюцию космических достижений прошлого. Было сделано многое. И в то же время открывается парадокс: во всеоружии техники люди стали более осторожными, чем тогда, когда ходили в океаны на каравеллах, зависевших от ветра и волн. Боялись потерять жизнь? Но и во времена Магеллана жизнь давалась человеку одна! Дело – в намеренной осторожности. И в том, что человек хотел переложить свои обязанности на технику.

Техника и подвела его.

Ход рассуждении был таков: к Марсу лететь далеко и опасно. И дорого. Пошлем робота.

Вышла история. Печальная и смешная. И, с какой стороны ни глянь, поучительная.

Это был неплохой робот. Умел управлять кораблем, мыслить и разговаривать. Сконструировали его инженеры Степанов, Енакиев и Крылов, они же придумали ему имя – Стенк, сложив начальные слоги своих фамилий. Задали ему программы: исследование грунта Марса, атмосферы и космической радиации.

Все было бы хорошо, не вмешайся в воспитание Стенка Марина, дочь Крылова, аспирантка кибернетического института. Втайне от отца она внушала роботу мысль о существовании марсиан:

– Ты непременно встретишься с ними, – говорила она. – Будь умницей, Стенушка, не урони земного достоинства. Главное – больше смотри и слушай.

Электронная память робота запомнила слова Марины. Индикаторы в глазах подмигивали, сужая и расширяя желтые полосы, – казалось, робот и вправду заинтересован в предстоящих встречах.

– Вот карта, – показывала Марина Большой марсианский Сырт. – В середине века здесь, на месте едва различимых каналов Тот и Непентес, появилось вдруг море – Лаокоонов узел. Сейчас он еще темнее и шире. Разве это не рождение нового оазиса, Стенк? – Робот кивал головой, глаза его разгорались. – Теперь здесь, – продолжала Марина, – черный овал с белыми точками. Это город! Назовем его… Наорис. Красивое имя?.. Конечно, это мы назвали город Наорисом. Марсиане дали ему свое название. Вот и узнай какое.

Когда комиссия провожала Стенка к ракете и давала ему последние напутствия перед полетом, робот спросил:

– А если я встречу их?

– Кого? – не понял председатель комиссии.

– Марсиан.

– Марсиан?!

– Что им сказать? – настаивал Стенк.

– Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое… – нашелся остряк из членов комиссии. – Не забивай мозги чепухой. Нам нужны факты, Стенк, научная достоверность.

О каналах Стенк заговорил с половины пути:

– Двойные каналы, тройные…

– Вы пересекли метеоритный поток, – возражали ему по радио. – Что вы заметили вблизи корабля?

– Я говорю о том, что вижу сейчас, – отвечал робот.

– Фиксируйте внимание на вопросах, поставленных прямо!

Стенк отвечал:

– Вы не верите в существование марсиан?..

Инженеры, сконструировавшие робота, получили выговор за одностороннее его обучение. Крылов отругал Марину. Девушка вопреки вспыльчивому характеру выслушала отца спокойно: она восхищалась своим воспитанником.

– Вдруг это правда, папа, – говорила она, – каналы и марсиане? Зачем было посылать робота, если ему не верите?

– Робот есть робот, – оправдывался отец.

– Тогда надо лететь самим!

– Не я планирую космические программы, – возражал Крылов. – Полет на Марс ожидается через пятнадцать лет.

– Через пятнадцать лет мне будет сорок! – возмущалась Марина. – Меня не возьмут ни на какой корабль!

Между тем корабль вышел на вокругмарсовую орбиту.

– Каналы вижу сквозь горы. По их берегам – леса! – докладывал Стенк.

На пульте слежения возмущались: что он – каналы, каналы! Свихнулся?..

– Города под горами! – продолжал Стенк.

Очень правильно, что не послали людей! Космос действует отрицательно даже на электронный мозг!..

Могли ли предположить земляне, что каналы там проложены под поверхностью, что марсиане умеют делать горы прозрачными и Солнце на глубине обогревает их сады и поля?..

Корабль опустился в районе Сырта. Стенку приказали выйти из корабля, передать радиорепортаж.

– Почва песчаная, – начал он. – Ноги по колено ушли в песок, вижу канал, полный воды, стою над ним. Вижу их!..

Передача прервалась. Тщетно летели позывные с Земли. Приборы передавали температуру, силу ветра, количество ударов песчинок на единицу площади корабля. Но робот молчал. Захлебнулся на полуслове. Лишь на третьи сутки было поймано невнятное бормотание Стенка:

– Это надо видеть собственными глазами.

Что надо видеть? О чем говорил Стенк? Может, эти слова сказал вовсе не Стенк?.. Если не Стенк, то кто?.. Вообще, можно ли верить Стенку? Или все, что он передал, – бред расстроившейся машины?

Приборы все еще посылали данные о температуре, радиации на поверхности, но вскоре и они замолкли. Экспедиция закончилась неудачей. Повторить ее, казалось, не было смысла. Интерес к Марсу, разгоревшийся в связи с бредовыми передачами робота, упал. Красная звезда в небе оставалась таинственной и чужой.

Только Марина, преподававшая теперь в кибернетической школе, говорила на уроках ребятам:

– Я верю, что Стенк живет среди марсиан, бродит по берегам каналов. Видит чужую жизнь. Мы тоже с вами увидим.

У мальчиков и девочек, таких же немыслимых фантазеров, как и Марина, замирали сердца. Они были романтиками, ученики кибернетической школы, любили мечтать и считали за счастье, что их учительница мечтает вместе с ними.

Они не ошиблись. Через год радио Калужского космодрома приняло сигналы из космоса. Стенк просил указать место и время для посадки его корабля. Радисты сочли телеграмму шуткой. Стенк повторил запрос и потребовал немедленного ответа. О телеграмме было доложено директору космопорта. Система дозора сообщила о приближении к Земле корабля. Директор дал распоряжение принять корабль. Все, кто в этот час был свободным от дежурства, наблюдали посадку. Она была сделана мастерски, опытные пилоты могли позавидовать приземлению. К ракете был подан трап. При полном молчании огромной толпы Стенк опустился по трапу. Был он цел, начищен до блеска, смазан. Ни один шарнир не скрипнул, пока он спускался по лестнице, и это потрясло присутствовавших при встрече техников. Но более глубокое потрясение испытали все минуту спустя, когда Стенк, отойдя от трапа, сказал:

– Марсиане приветствуют граждан Земли!

И теперь молчали – от изумления.

– Есть здесь ученые? – спросил Стенк.

Безмолвие было ему ответом.

– Математики, сейсмологи, физики?..

Несколько человек откликнулось:

– Есть!..

– Я должен поговорить с вами, – оказал Стенк. – Где мы можем собраться?

Разговор состоялся в конференц-зале в здании космопорта. Стенк подошел к доске, взял кусок мела и сказал присутствующим:

– Запишите формулу предсказания землетрясений…

Зал зашелестел раскрываемыми блокнотами.

– Формулу фотонной реакции, – продолжал Стенк.

Мел так и сновал по доске, выводя колонками формулы. Но… ни один человек в зале не понимал математических знаков, написанных Стенком.

– Схема получения антиматерии, – продолжал Стенк, рисуя замысловатую схему. – Минерал зилен смешиваем с киром и облучаем арктоном. – Стенк ставил знаки минералов, обозначал мощность лучевого потока, но никто в зале не понимал символики.

– Дальше, – говорил Стенк, – смесь прессуется в присутствии катализатора…

Стенк чертил схему, обращаясь поминутно к ученым, и повторял, как хороший профессор, значение узлов и поточных линий, но ученые в зале готовы были рвать на себе волосы, не понимая ни одного знака.

– Теперь запишем формулу взаимодействия гравитационного поля и времени…

– Довольно! – крикнул кто-то, не выдержав.

Стенк удивленно остановился.

– Что ты здесь написал? – спросил молодой ученый.

Стенк положил мел, повернулся к ученому корпусом.

– Я вас попрошу, – сказал он, – говорить мне «вы». Хотя бы из уважения к марсианской цивилизации.

Зал ахнул и замолчал.

– Я написал на доске, – сказал Стенк, – то, что мне поручили передать землякам. Могу сообщить еще многое…

– Мы ничего не понимаем! – раздались возгласы в зале.

Робот молча развел руками.

– Напишите формулу площади круга, – попросили Стенка из зала, подозревая мистификацию.

Стенк написал.

– Формулу постоянной Планка.

Стенк написал и эту формулу.

– Вычислите квадратуру круга…

Стенк написал две строки марсианскими знаками. По залу пронесся стон.

– Ничем не могу помочь… – Стенк с сожалением посмотрел на людей.

– Стенк! – кричали ему. – Вы морочите нам головы!

– Вы не верите в существование марсиан?.. – спросил Стенк.

– Шарлатан! – крикнул кто-то в ответ.

Стенк решительно шагнул в зал:

– Назвать фамилию крикнувшего сейчас «Шарлатан»?

– Назови!

– Назовите… – поправил Стенк.

– Хорошо, назовите!

– Крикнул младший техник слежения Огородников!

Огородников спрятался за спины, красный как помидор.

– Могу сказать Огородникову, – продолжал Стенк, – о чем он думает в эту секунду. Вот его мысль: «Дернуло меня, дурака, кукарекнуть не вовремя!..»

– Правда? – спросили у Огородникова.

– Правда, – усмехнулся тот.

В зале стало тихо-тихо. Каждый понимал, что с этого началась новая эра.

– А теперь я вам расскажу, – сказал Стенк, – о самих марсианах.

Он подошел к кафедре и начал рассказывать:

– Год тому назад моим последним сообщением были слова о том, что я вижу их…

И все. Больше Стенк не произнес ни звука. Он продолжал говорить, глаза его поблескивали, руки двигались, как если бы он говорил с подъемом, но ни одного слова не вылетало из его рта. Люди внутренне терзались от бессилия понять Стенка. А робот говорил, говорил, как говорили когда-то в немом кино. Час пятьдесят минут продолжалась безмолвная пантомима. Люди вздрогнули, когда по истечении этого срока Стенк закончил рассказ вполне человеческими словами:

– Это надо видеть собственными глазами!

Стенка попросили еще раз повторить виденное на Марсе – в надежде, что какая-то пружинка в его голове сработает и все услышат нормальный рассказ. Стенк согласился.

– Год тому назад, – сказал он, – моим последним сообщением…

Закончив фразу, Стенк полностью повторил безмолвный рассказ и всю пантомиму жестов, – все-таки это был робот… В зале плакали от бессилия, от неумения понять рассказ о контакте с другой планетой.