Текст книги "Лицо фараона (с иллюстрациями)"

Автор книги: Михаил Грешнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Вызвал через спутник базу, не замечая, что в аппаратную вошли и стали рядом Светлана и Галин – они думали, что Егоров нашел алмазы.

– Сергея Ивановича, – коротко сказал он связисту.

Тот вызвал кабинет начальника геологической службы. Сергей Иванович оказался на месте.

– Что? – спросил он, поднимая взгляд от бумаг на столе.

С минуту Егоров не отвечал, не знал, с чего начать.

– Нашел? – спросил Сергей Иванович.

Егоров сказал:

– Я не знаю, что это было…

– Что было? – не понял Сергей Иванович.

– Между станцией и Серповидным хребтом стоит одинокий камень, Малыш, – начал Егоров.

Сергей Иванович потянулся за картой, расстелил ее на столе.

– Внешне он ничем не привлекателен – одинокая скала, каких много, – продолжал Егоров.

Сергей Иванович не прерывал его.

– Сегодня я решил исследовать скалу. Обыкновенная скала…

– Повторяешься, – сказал Сергей Иванович и взглянул в лицо геолога.

– Обыкновенная, Сергей Иванович, – повторил Егоров.

– Что с тобой? – спросил Сергей Иванович.

– А теперь слушайте, – Егоров не обратил внимание на вопрос начальника. – Осмотрев скалу, я направился к Серповидному хребту.

Сергей Иванович не понимал, что хочет сказать Егоров. Тень нетерпения прошла по его лицу. Сослуживцы Егорова, слушавшие разговор, тоже ничего не понимали.

– Вдруг, – продолжал Егоров, – позади меня возникла невиданной силы вспышка. Мне показалось, что она пронзила меня насквозь. Луч ударил в горы и мгновенно погас. Но когда я обернулся к Малышу, поняв, что луч мог идти только от него, я увидел… – Егоров на секунду замолк, чтобы проглотить ком, застрявший у него в горле. – Я увидел лицо…

Сергей Иванович поднял морщины на лбу.

– Это было как в телевизоре, – говорил Егоров, – когда кончится передача и лицо диктора тускнеет и гаснет. Это было человеческое лицо, Сергей Иванович, только оно имело три глаза!..

Когда один нормальный человек говорит такие вещи другому нормальному человеку в эпоху управляемой ядерной реакции и освоения космоса, – это воспринимается всерьез. Сергей Иванович не ахнул, не усмехнулся в лицо Егорову, он ближе придвинулся к экрану так, что на голубом стекле остались одни только его глаза, и спросил:

– Три глаза, говоришь? Не ошибаешься?

– Не ошибаюсь, – сказал Егоров.

– А в остальном?

– Это было человеческое лицо. Оно улыбалось.

Сергей Иванович, не отрываясь, глядел на Егорова. Егоров сказал:

– Я видел, что человек улыбается мне, и я испугался. У него было три глаза…

Но какое-то мгновение, на самую маленькую частицу времени, Сергей Иванович на экране, а Светлана и Галин в аппаратной рядом с Егоровым почувствовали нереальность происходящего. Как будто это было во сне и каждый хотел проснуться и не мог проснуться именно в это мгновенье. А сон, нереальный и странный, давил их, и его хотелось сбросить, как тяжелое одеяло. Хотелось вздохнуть поглубже, чтобы это прошло, но вздохнуть было невозможно, и от этого сон брал над ними верх, и люди – Сергей Иванович, Светлана, Галин – чувствовали себя беспомощными. И Егоров тоже чувствовал себя беспомощным: ты ли это говоришь, – полно!.. Однако это говорил он, Егоров, и вокруг него были близкие ему люди, и они находились в столбняке и не могли вздохнуть, чтобы сбросить с себя это нелепое состояние. Но человек так устроен, что не дышать он не может, грудь сама потребует воздуха и поднимется. И когда все вздохнули – почти незаметно, чтобы не выдать волнения, – состояние столбняка прошло.

– У тебя есть какие-либо объяснения этому? – спросил Сергей Иванович Егорова.

– Почти никаких.

– Предположения?

Егоров пожал плечами.

– А все-таки?

– Скала, конечно, не может это делать сама. Мне кажется, в ней передатчик. Малыш передает информацию.

– Откуда?

Егоров пожал плечами с откровенной беспомощностью.

– Хорошо, – сказал Сергей Иванович. – Сейчас я передам все это на Землю.

Экран погас, а Егоров, не отрываясь, смотрел на матовое стекло.

– Григорий Артемьевич, – это правда? – спросила Светлана. Она подошла вплотную к Егорову и заглядывала в его лицо. Это правда? – еще раз тихо спросила она.

– Помогите мне разобраться в этом! – Егоров, наконец, оторвался от экрана, обернулся к сотрудникам. – Не пойму я чего-то здесь. Столько времени прошло. – не могу понять! Думал, расскажу – легче будет. Все равно чувствую себя, как мальчишка…

– Вы не волнуйтесь, – попробовал его успокоить Галин, хотя сам волновался сейчас больше других. – Расскажите еще раз подробнее, как все было.

– Это было человеческое лицо! – воскликнул Егоров. – И улыбка – человеческая! Больше: мне показалось, что лицо было женское! Но три глаза…

Опять в его рассказе преобладали эмоции. Люди в комнате понимали: надо что-то делать. Притом немедленно. Галин предложил:

– Надо исследовать лицо Малыша. Подняться на камень и посмотреть.

– Там метров сорок, – сказал Егоров. – Без крючьев не обойтись.

– Сорок метров! – воскликнул Галин. – А я не был ни верхолазом, ни альпинистом!

– Я помогу вам, Григорий Артемьевич! – сказала Светлана. – Я ведь из Кисловодска, с Кавказа.

– Не боитесь? – спросил Егоров.

– Я?.. – засмеялась Светлана.

Сообщение на Землю было передано Сергеем Ивановичем тотчас, как только отключился Егоров. На экстренный разговор ему дали четыре минуты. Задерганный усталый службист Информационного Центра, поочередно принимавший сводки с двадцати семи лунных баз, непонимающе смотрел на Сергея Ивановича, пока тот бегло излагал сущность открытия. Неслышно вращались катушки звукозаписывающего аппарата: все, что передавалось с Луны, записывалось на ленту. Наконец, службист что-то понял:

– Вспышка? – переспросил он. – На Луне ежедневно десятки вспышек: сварка, взрывные работы…

– Но Егоров видел лицо.

– И вы верите, что Егоров видел лицо?

– Верю, – ответил Сергей Иванович.

– А доказательства у вас есть?

Доказательств у Сергея Ивановича не было. Службист Информации молча глядел на него и ждал. На секунду Сергей Иванович поставил себя на его место. В самом деле, чем можно подкрепить сообщение? Но тут он вспомнил слова Егорова: «Малыш передает информацию…» Однако, черт возьми, где доказательства? Без доказательств с Малышом на Землю соваться нечего.

Службист выключил звукозапись:

– Вы можете попасть в неловкое положение, – сказал он. Пленку я сотру.

– Но… – попытался возразить Сергей Иванович.

– Продолжайте вести наблюдения, – посочувствовал ему работник Информационного Центра. – Что-нибудь подтвердится, возобновим разговор. До свиданья, – прервал передачу.

Сергей Иванович очень хотел, чтобы открытие Егорова подтвердилось, чтобы геолог был прав. «Взрывные работы…». И почему у нас так живуче стремление объяснять все самым простейшим образом? Пульсары, геометрические фигуры на высокогорных плато Южной Америки – все объясняем понятно и просто, чуть ли не с позиций четырех действий арифметики. Потеряли способность удивляться? Стали прагматиками?.. Вот и Луна. Кому знать Луну, как не ему, начальнику геологической службы? Кажется, что Луну местами обтесывали, приглаживали, создавали на ней платформы, над пропастями – мосты. Конечно, и здесь можно найти естественные объяснения. Всему на свете можно найти естественные объяснения! Может быть, это от недоверия, от гордости, что мы, земляне, – единственные, и других таких нет?.. Даже когда в радиотелескопы идут сигналы других миров, мы спешим объяснить их помехами. Не смеем сказать – это разум? Или боимся? Или мы скептики?.. В общем, конечно, – более спокойно стал рассуждать Сергей Иванович, люди делятся на романтиков и на скептиков. Видимо, нужны и те и другие – диалектика. И все же с романтиками живется легче!

Легче, но… Сергей Иванович с чувством неловкости возвращался к разговору с Землей. Доказательства!.. Слово, крепкое, точно камень. А где их взять, доказательства?

Звонил телефон, шли позывные с четвертой и с тринадцатой лунных баз, но Сергей Иванович не отвечал и не двигался с места. Слово сидело в его мозгу как гвоздь. Надо искать доказательства!

Отключившись от всех позывных, будто его нет в кабинете, Сергей Иванович вызвал спутник Л-19, ведущий обзор лунной поверхности, и спросил, не наблюдались ли вспышки в районе Северного полюса. На спутнике удивились:

– За последний час это второй запрос.

– Почему – второй? – спросил Сергей Иванович.

– Только что об этом спрашивал Галин с «Полярной».

– Астроном?..

– Борис Игнатьевич Галин. Так и спрашивал; не было ли необычайных вспышек? И чего это, – тараторила связистка со спутника, – все на полюсе…

Ай, молодец, восхищался Сергей Иванович Галиным, почти не слушая голос со спутника, – связистке хотелось поболтать: покружись-ка дни и ночи на карусели… Молодчина, – одобрял Сергей Иванович Галина, – знает с чего начать. Конечно, он не один, – все они там молодцы и действуют сообща. Все же хорошо жить с романтиками!..

– В районе полюса, – сообщала между тем связистка со спутника, – наблюдались отдельные вспышки. Но наблюдения этой части Луны у нас не систематические. Спутник не на широтной орбите, а под углом к экватору в шестьдесят градусов, и мы наблюдаем полюс тогда, когда он находится в зоне видимости. Вот сведения, которые мы передали Галину, – сводка у меня на столе. Отмечены вспышки в августе, в июле и еще раньше – в марте. Возможно, вспышки фиксировались и прежде, но архивы за прошедший год каждого первого января мы отсылаем на Землю. Если нужны подробности, обратитесь в Космический Центр.

Девушка замолчала, чтобы перевести дух.

– Спасибо, – сказал Сергей Иванович. – Больше пока ничего не нужно.

Галин рассуждал так же, как и Сергей Иванович: если Малыш заговорил сегодня – он мог говорить и раньше. Вспышки были, их не замечали потому, что эта часть Луны была необжитой, а как только здесь появились люди, явление обнаружено. Теперь надо понять, в чем дело. Надо узнать, наблюдались ли вспышки прежде. Галин сделал запрос на спутник, записал данные. Наметанный глаз астронома даже в этих случайных цифрах увидел систему. Ближайшие вспышки были тому назад два и три лунных месяца. Третья – семь месяцев тому назад. Возможно, – чем больше Галин думал над этим, тем становилось очевиднее, что вспышки бывали в одно и то же время, как сегодня, в период нулевой фазы. Луна, если смотреть с Земли, только что нарождается. Если вспышки бывают каждый месяц, то… это открытие! Галин чувствовал, как в груди у него готово оборваться и упасть сердце. Вспышки должны быть видны с Земли. Но почему их никто не видит?.. На этот вопрос астроном ответа не находил. Зато возникали другие вопросы и догадки. Малыш сигнализировал Земле в тот момент, когда сигнал наиболее отчетливо виден. На вершине скалы должно быть устройство рефлектор или система зеркал для подачи света на Землю. Место выбрано великолепно – верхушка Луны. И вдруг в каждое новолуние вспыхивает звезда!..

Галин нетерпеливо смотрит в окно – не возвращаются ли Егоров и Светлана.

Девушка упросила геолога взять ее с собой к Малышу. Все было решено внезапно, собрали фалы, скобы для лазания и умчались к блестевшей на горизонте точке.

Вдвоем было веселее. Осмотрели камень со всех сторон, – с какой лучше делать подъем. Лучше все-таки с правой стороны так и решили. Цепочкой пошли вверх скобы, до плеча Малыша. Егоров орудовал молотком. Светлана то спускалась вниз, то поднималась с новыми скобами. Когда поднялись на плечо, увидели площадку перед раструбом. То, что снизу казалось вмятиной, здесь, наверху, превратилось в воронку правильной круглой формы. Воронка была врезана в тело скалы и выложена мозаикой из рубинов. Не красным обсидианом, как принял сначала Егоров, а рубинами, вкрапленными в лунный камень. Но и это оказалось обманчивым. При свете прожекторов Светлана и Егоров убедились, что вся воронка представляла собой рубин, изрезанный на дольки. Она была как сердцевина цветка, направленного в звездное небо.

С минуту исследователи стояли молча, рассматривая воронку, – в нее свободно мог бы поместиться авиационный мотор.

Егоров молча попробовал камень рукой.

– Монолит! – сказал он.

Если бы это было в обычной земной атмосфере, рубиновая чаша, наверно бы, звенела. Но это была Луна, Егоров и Светлана стояли на вершине гигантского камня, и за их спинами был обрыв.

– Голова не кружится? – спросил Егоров у девушки,

– Нет, – Светлана, однако, оперлась на его руку.

Егоров несколько раз покрутил лучом фонаря по воронке кристаллы засверкали сумятицей искр. Егоров подумал: вспыхни сейчас луч, как это было несколько часов тому назад, их наверняка сбросит с обрыва – с высоты тринадцати этажей. Он крепче взял девушку за руку.

– Что там? – он показал фонарем вокруг шеи Малыша, предлагая Светлане обойти голову колосса кругом. Про себя Егоров отметил, что вопрос он задал шепотом, и еще отметил, что опасается, вдруг действительно вспыхнет луч…

Светлана, наверное, почувствовала его опасения, тихонько двинулась на плечо Малыша, – здесь площадка была немного шире. Но она не задержалась на плече, лишь отпустила руку Егорова и стала продвигаться дальше – на тыльную сторону. Егоров попробовал верезки, они держались крепко, привязанные к скобам. Это его успокоило.

Светлана тем временем ушла от него вперед.

– А здесь!.. – воскликнула она. – Григорий Артемьевич, здесь тоже рубин!

На противоположной от воронки стороне был тоже рубин. Вернее, – тот же рубин, пропущенный через всю скалу. Другой конец его был срезан в виде торца.

– Лазер! – сказал Егоров,

– Лазер, – согласилась Светлана.

– Тыльная сторона поглощает солнечный свет, – рассуждал Егоров. Теперь он и Светлана стояли на более широкой площадке, уходившей от затылка Малышь метра на полтора. Снизу рубин невозможно было заметить, Егоров его и не заметил, когда впервые осматривал скалу. – Кристалл накапливает кванты, продолжал говорить Егоров, – рефлектор выбрасывает свет в скалы.

– Зачем? – спросила Светлана.

– Не только свет. Я видел лицо. Это космический ретранслятор!

Светлана ничего не ответила. Все это было настолько неожиданным, поразительным, что не находилось слов, и, казалось, говорить было не о чем.

– Я видел лицо! – повторил Егоров.

– Кому он передает? – спросила Светлана. – Впереди – Серповидный хребет.

– Передает нам. На Землю.

Они вернулись к рубиновому цветку. В лучах фонарей кристаллы горели мрачным красным огнем. Егоров опять почувствовал, как возвращается к нему тревожное состояние. И все же он осторожно втиснулся внутрь воронки. Приказал Светлане погасить фонарь. Нащупав затылком центр цветка, посмотрел прямо – в звездное небо. Перед ним сверкало семизвездье Большой Медведицы.

– Оттуда? – спросил он. Светлана молчала, не зная, что видит Егоров. – Если даже оттуда, то когда поставлен ретранслятор? Что они передают? Увидим ли мы передачу еще? И если увидим – поймем или не поймем?… – Егоров все еще продолжал смотреть на Большую Медведицу. – Что они передают нам?..

Вопросы, вопросы… Мысль терялась перед их грандиозностью. Два человеческих существа тоже терялись между звездами и обрывом – песчинки в бесконечном море Галактики. И все же они ставили вопросы. С вопросов – это они хорошо знали – начинается любой ответ. Его только надо найти. Надо найти!

Медленно, снимая по пути предохранительные веревки со скоб, Егоров и Светлана спустились вниз. Егоров подобрал молоток, оброненный сверху.

Медленно они пошли назад, к станции.

– Все запомнила? – спросил Егоров, скорее проверяя себя, но и надеясь на память девушки.

– Все, – сказала Светлана, – память у меня цепкая.

– И что думаешь?

– Многое. А вот словами сказать – трудно. Очень трудно, Григорий Артемьевич!

Они вернулись на станцию, когда Галин оживленно разговаривал с Сергеем Ивановичем по видеофону. Тема разговора у них была та же:

– Вы совершенно правы, – говорил астроному Сергей Иванович. – Я получил из Центра сведения за последние десять лет. Вспышки на полюсе отмечались неоднократно, и какой бы срок между вспышками ни был, время делится на 27,3.

– На лунный месяц.

– Совершенно верно, на лунный месяц.

– Можно предположить, что следующая вспышка будет по истечении этого срока.

– Вполне можно предположить, – соглашался Галин.

– Но ведь это… Вы понимаете, что это значит, Борис Игнатьевич?

– Система сигнализации. Находка. Открытие…

– Эпоха, Борис Игнатьевич, это значит – эпоха!..

Галин, соглашаясь, кивнул. Сергей Иванович и астроном с минуту глядели в глаза друг другу, ошеломленные, испуганные в душе: не высоко ли их занесла мечта.

– Что еще скажут Егоров и Светлана… – Сергей Иванович первым отвел глаза.

– Да вот они – вернулись.

Егоров коротко доложил о результатах исследования. Здесь же, в радиорубке, состоялась беседа, в которой с экрана принял участие Сергей Иванович. Казалось, все точки над i были поставлены: межпланетная связь, периодичность вспышек, транслятор, воздвигнутый на Луне представителями далекой цивилизации.

– Почему на Луне, а не на Земле? – поставила Светлана вопрос, который у всех вертелся на языке.

– Здесь не ответишь однозначным ответом, – сказал Галин. – Пришельцы появились в эпоху, когда человечество зарождалось. Маяк, который они поставили, должен быть вечным. На Луне идеальные для этого условия: нет атмосферы, ни дождь, ни ветер, ни человек не разрушат творение их рук. Чтобы понять сигналы, люди должны были подняться не на одну ступеньку культуры. И все эти тысячелетия вспыхивающий и гаснущий луч должен был будить интерес человечества. Очень умно придумано. Можно найти и еще объяснение: мы не знаем, откуда идет поток информации, – возможно, преодолевает десятки световых лет. В пути он слабеет, теряет силу и мог бы вовсе раствориться в атмосфере Земли. Здесь он попадает на ретранслятор с вечным – от Солнца – источником энергии. Миллиарды квантов копятся в рубине и затем мгновенно выстреливают информацию к Земле.

– В скалы Серповидного хребта! – воскликнула Светлана. Все бесполезно!..

– Скал этих не было, – успокоил ее Егоров. – Они появились после падения метеорита. Информация на Землю шла по назначению.

– Если хребет убрать или пробить в нем ущелье. – сказал Сергей Иванович, – Земля увидит маяк.

– Хребет существует пятнадцать тысяч лет, – сказал Егоров. – Пришельцы посетили солнечную систему раньше.

– Сколько за это время потеряно информации, – с сожалением кивнул с экрана Сергей Иванович.

– Может быть, она повторяется, – предположил Галин.

– Возможно, что повторяется, – поддержал его Егоров.

– На Земле потребуют доказательств, – вспомнил Сергей Иванович свой неудачный доклад Информцентру. – Могут быть возражения; природный феномен – мало ли чудес на Луне!

– Рубиновый стержень – разве это не доказательство? – запальчиво спросила Светлана. Сергей Иванович улыбнулся ей:

– И стержень, скажут, – феномен. Кристаллы тоже создаются природой. Тут надо подойти по-другому. Давайте подумаем как.

В это время в тысяче километров от станции бился над лунной загадкой еще один человек, исследователь, как и Егоров, выпускник Ташкентского университета, Юрий Львович Тимошкин. Хозяин Великой Стены, Мечтатель, – называли его друзья. И каждый был прав по-своему.

Станция у Стены построена лет восемь тому назад. С первого дня Тимошкин – сотрудник ее коллектива. Геолог, поэт, а по призванию лунный бродяга, он не знал, что значит часы работы и часы отдыха. Вместе со всеми возвращался на станцию, менял исчерпанные воздушные батареи на свежие и уходил к Стене.

Посмотреть на лунную карту, – Стена протянулась как отчеканенный вал, рубец, вздувшийся, почему, неизвестно, на плоской равнине. Это поражает воображение: длина Стены – сто километров! Не будь Стена такой колоссальной, ее можно было бы принять за плотину, за бруствер – за что угодно, воздвигнутое циклопическими руками. Но Стена – естественное образование, каприз лунной природы. Тимошкин в нее влюблен. Без преувеличения можно сказать, что за восемь лет работы в этом районе, он излазил Стену от ее начала и до конца.

Ниши, которые он сфотографировал и показывал Егорову, были странными гнездами в теле Стены. Всего их – семнадцать, темных пещер, одинаковой глубины и, примерно, одинаковой вырубки. Геологи как хотят, а Тимошкин считает, что ниши вырублены в скале.

– Посмотрите на эти окна! – говорит он. – Они сделаны на одном уровне, повернуты в одну сторону. Пройдите в глубину ниши лунной полноземельной ночью, повернитесь лицом к окну и вы будете видеть точно середину земного диска! И так – в любой нише!

Конечно, это может быть совпадением. Но только не для Тимошкина. На гребне Стены, здесь же, над окнами, он обнаружил остатки плит – Лунный Баальбек! – как он назвал про себя. Правда, плиты встречаются на Луне во многих местах. Тимошкину говорят: таких плит сотни. Но Юрий не соглашается. Он уверен, что здесь плиты подогнаны, лежали одна на другой. И только мощное землетрясение – лунотрясение – раскололо и сбросило их с гребня Стены. Сейчас это хаос обломков, но воображение Юрия складывает обломки, ставит плиты на место. Если бы здесь воздвигнуть колонны, был бы второй Баальбек!.. Дело твое, – спорят с Тимошкиным, – фантазируй, сколько угодно. Вот если бы ты нашел чтото существенное, что-то этакое… из ряда вон выходящее, – вот тогда!..

И Тимошкин ищет.

А может быть, и нашел. Нет, нет, пока что он и себе не верит! И как тут верить? Ведь так можно загипнотизировать себя вконец! Но в глубине души он уже дал своему открытию название – Лунный Глобус.

Чего только ни делает природа: пропасти, пики, цирки, плиты, Стену, наконец! Почему же она не может сделать шар?.. То, что нашел Тимошкин, не шар – только часть шара, фрагмент. Но если мысленно охватить взором недостающее, будет шар. Будет глобус! Потому что это не гладкий, не обточенный, не оплавленный шар: на нем угадываются очертания лунных цепей и кратеров! Если бы только найти недостающие части шара!.. Юрий ищет два года. И ни за какие посулы не хочет уходить от Великой Стены. Сергей Иванович предлагал ему Кратер Коперника, Море Дождей, но Тимошкин не согласился. Пообещал начальнику найти криновит, сложный силикат, обнаруженный американцами в метеоритах Вичита Каунти и Яндегайн и названный тек в честь советского метеоролога Кринова. Изумруднозеленые зерна – мечта геологов – не встречаются на Земле. Они, как и метеориты, гости из космоса. С первых дней их ищут в метеоритных камнях и на Луне. Но Юрию не удалось найти криновит, Сергей Иванович недоволен бахвальством и, наверно, переведет Тимошкина в Море Дождей.

И вдруг Юрий сам запросил перевода.

– Почему? – спросил Сергей Иванович, подняв по привычке брови на лоб.

– Хочу поработать на полюсе.

– А как же Стена? – вспомнил Сергей Иванович пристрастие Юрия к Стене.

– Стена отанется…

– А криновит?.. – не без колкости спросил начальник геологической службы.

– Криновита нет, Сергей Иванович, – признался Тимошкин.

– Так… – опять по привычке сказал Сергей Иванович, а Тимошкину показалось, что это не предвещает ничего доброго.

Если бы не колкость в вопросе о криновите и не это начальническое «Так»…, перед которым Тимошкин робел, Юрий рассказал бы Сергею Ивановичу истинную причину того, почему он просится на полюс к Егорову.

Исследуя снимки Глобуса, Тимошкин постоянно видел ровную черточку, риску на самой вершине выпуклости. Царапина, давно решил он, – ударило осколком метеорита… Но вот Юрию вздумалось сфотографировать Глобус на цветную пленку. Когда фотография была проявлена, Юрий ахнул; царапина светилась ярким огнем, – будто луч, ударивший с полюса! Странно! вертел Тимошкин в руках фотографию. Луч… Это могло быть случайностью: целые области на Луне флюоресцируют под яростными лучами солнца. Все могло быть случайностями: и ниши, и плиты, и полушарие Глобуса, и эта ничтожная светящаяся царапина. Но Тимошкин мгновенно сжал все это в руке: что если все здесь взаимосвязано и дополняет одно другое?.. Куда направлен луч?

Куда направлен луч, сказать было нельзя. Но попроситься на полюс к Егорову – можно. Вдруг разгадка на полюсе? Тогда и произошел разговор с Сергеем Ивановичем.

– Если нет криновита, – соглашался Сергей Иванович, – переведу. Поговорю с Егоровым и переведу. Будешь искать алмазы.

Разговор произошел дня за два-три до того, как «Полярная» станция начала действовать.

Потом пошла эта фантастика с Малышом, и Сергей Иванович не возвращался к переводу Тимошкина на Северный полюс.

Вот почему, когда участники эпопеи собрались наконец вместе, одно кресло в их кругу оказалось пустым. Это кресло по праву принадлежало Юрию Львовичу Тимошкину.

Собрались они через месяц.

Возле «Полярной» стоял тот же вездеход на спиралях. Водители Беленький и Смирнов опускали по трапу ящики, обитые цветной жестью. Галин и Егоров помогали водителям. Командовал парадом Сергей Иванович.

– Осторожней, ребята, – говорил он, – смотрите – надпись: «Не кантовать!»

– Стараемся, Сергей Иванович, – откликался Беленький из кабины. – И что в этих ящиках? Даже на Луне тяжело!

Спирали вездехода подрагивали от напряжения; ящики действительно были тяжелыми,

Затем их внесли в шлюзовую камеру, в помещение станции и расставили в комнате с экраном и затемненными иллюминаторами. В ящиках оказалась киносъемочная и проекционная аппаратура.

– Передвижка! – разочарованно воскликнул Беленький. Сергей Иванович?

Начальник геологической службы отмалчивался. Он отмалчивался целый месяц. Ни Земля, ни Луна не знали о тайных приготовлениях Сергея Ивановича и обитателей «Полярной» станции. Это был секрет, утвержденный и принятый всеми на памятном совещании месяц тому назад. Готовились доказательства, сюрприз для планеты Земля. Может быть, здесь было немножечко опасения, что затея кончится неудачей. Малыш не сработает и все виденное Егоровым было странной невероятной случайностью. Вдруг ничего больше не повторится? Но больше было надежды: все должно окончиться хорошо. Ведь все четверо – и «полярники», и Сергей Иванович – были романтиками.

Киносъемочных аппаратов оказалось четыре – для Егорова, Галина, Светланы и Сергея Ивановича.

– Пройдемте в фотолабораторию, – предложил Сергей Иванович, – зарядим пленку.

Сотрудники станции и начальник геологической службы скрылись в фотолаборатории.

Оставшись одни, Беленький и Смирнов переглянулись:

– Что тут творится, Вася? – спросил Беленький.

Высокий флегматичный Смирнов ничего не ответил.

– Такого спектакля я не видел, – продолжал Беленький. Да еще с участием Сергея Ивановича. Старик обычно весь на виду. А тут – оставил нас двоих в комнате…

– Будут съемки, – сказал Смирнов.

– Вижу, что будут съемки. Но что снимать?

– Земное затмение, – предположил Смирнов.

– В четыре аппарата? – с сомнением покачал головой Беленький.

Из лаборатории с готовыми аппаратами вышли «полярники» и начальник геологической службы, молчаливые и немножко торжественные. Факт, – подумал Беленький, – тут затевается что-то нешуточное…

– Пойдемте с нами, – сказал водителям Сергей Иванович.

– Всегда готовы! – ответил Беленький за Смирнова и за себя, – он готов был идти хоть на край света, лишь бы не сидеть в пустой комнате и не гадать. А главное, – ему было интересно, что затеял Сергей Иванович, и этот интерес надо было удовлетворить до конца. Не пригласи Сергей Иванович его и Смирнова, Беленький сам напросился бы идти вместе со всеми. Обязательно бы напросился.

Пройдя коридоры и шлюзовую камеру, маленькая экспедиция направилась к Малышу.

Шли быстро и молча, как заговорщики. Кажется, Сергею Ивановичу нравилась эта таинственность. В самом деле, тучный пожилой человек был мальчишкой в душе, неутомимым искателем. Луна и вообще необжитые места таких любят, – настойчивых и мечтательных. Сергей Иванович уверовал в находку Егорова с первых дней и весь отдался порыву. Все энтузиасты такие: если уж делать дело, так с душой, а не вполдуши! Земля отрезвила его тогда, потребовала доказательств. И он найдет эти доказательства.

Все они найдут доказательства!

– Что бы ни произошло, – говорил он, когда группа подошла к Малышу, – что бы кто ни увидел, – снимать. От начала до конца – снимать!

Расставил «полярников» с киноаппаратами каждого на расстоянии двухсот метров одного за другим, Смирнова и Беленького тоже поставил в ряд: «Будьте свидетелями…»

– Все готово? – спросил Сергей Иванович. – Сигнал к съемке – ракета. – Он уже посматривал на хронометры, тщательно выверенные по земному и лунному времени.

Если бы не киноаппараты и не торжественность, можно было подумать, глянув со стороны, что Сергей Иванович готовит команду спортсменов к соревнованию, – к бегу, например, по лунной равнине. Не было белой черты и слова «Старт», написанного большими буквами, и дистанция между спортсменами непомерно большая, – шеренга растянулась на километр, – но, кто его знает: на Луне сила тяжести меньшая, как себя поведут спортсмены на беговом поле?.. Пусть уж расстояние от локтя до локтя будет побольше. Ну, уж если дойдет до бега, думал Беленький, – вряд ли кто сумеет потягаться со мной: у меня первый спортивный разряд! Итак, – как там арбитр, поднял стартовый пистолет?.. Однако все смотрят на Малыша, подняли кинокамеры. Беленький тоже стал смотреть на скалу, что-то будет?

– Внимание! – послышался голос Сергея Ивановича. – Съемка!

Зеленая ракета взвилась в черное небо.

Бесшумно в космической пустоте завертелись камеры сверхскоростной съемки – два миллиона кадров в секунду. И в тот же миг из воронки, из рубиновой чаши на вершине скалы, вырвался луч, столб пламени, захлестнувший цепочку людей, ставших у него на пути.

– Бог мой! – заорал Беленький. – Ложись! – Он забыл про соревнование, про свой спортивный разряд. Даже если бы нужно было бежать, он бы не сдвинулся с места, – ноги приросли к почве. Он только моргал от нестерпимого света да вскинул наконец руку, чтобы защитить глаза.

Но все уже кончилось. Только в воронке, на вершине скалы, тлел рубиновый жар и на какую-то долю секунды в глубине чаши мелькнуло человеческое лицо.

– Бог мой! – опять отозвался Беленький. – У него три глаза! Смотрите!..

Слышно было, как тяжело дышала в скафандре Светлана, всхлипнул Галин.

– Смотрите! – вопил Беленький. – Видели? Ну, ответьте же кто-нибудь!

Смотрели уже на станции, когда была проявлена пленка. Работали над ней Галин и Смирнов, остальные изнывали от нетерпения.

Светлана вздыхала:

– Что же это такое?..

Относилось ли это к медлительности товарищей или к тому, что Светлана увидела у подножья скалы?..

– Терпение, сердце мое, – успокаивал Сергей Иванович, а сам поминутно поглядывал на хронометр, лежавший на столе, забыл о наручных часах.

Время действительно будто остановилось.

– Ну, скоро они там? – порывался к фотолаборатории Беленький.