Текст книги "Обратная связь (с иллюстрациями)"

Автор книги: Михаил Грешнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

А тут на строительство пришли тридцатитонные самосвалы – громадные звероподобные машины. Что-то случилось с сигналами: отсырели в сибирском климате или уж так выпустили с завода, но каждая машина пела по-своему. Были басовитые, охрипшие, были звонкие, с визгом. Это беспокоило Машу, и ребята добились, чтобы ее перевести в более отдаленный лагерь – в тридцати километрах от Среднеколымска.

Вышли из поселка дождливым утром. В лесу было тихо, глухо; деревья в тумане казались непомерно высокими, роняли на землю крупные капли. Шерсть на животном отяжелела, висела клочьями, и жалко было смотреть на эту громаду, ожившую в чужом мире и чужую всем. Ребята шли молча, чувствуя глубокую душевную боль.

У реки остановились. Паром не работал. В верховьях прошел ливень с ураганом, сорванные деревья в одиночку и группами плыли по воде, их кружило, сталкивало, обламывало в водоворотах ветви.

Все трое стояли у площадки парома – зверь и два человека. Не знали, что делать. Смотрели на воду, слушали, как падают с деревьев капли. Паром сиротливо прижался к берегу, лишь канат, натянутый до предела, гудел, как басовая струна.

Вдруг над рекой пронесся далекий хриплый гудок. Это ревел самосвал. Какой-то глупый, наверное, молодой шофер вызывал паром, не понимая, что через такую воду паром не подадут.

Маша насторожилась.

Рев повторился, гулкий, страшный в тумане, будто прилетевший из неведомой страны. Маша ответила долгим, протяжным звуком, задрожала, глаза ее засверкали.

Снова с той стороны донесся рев, вибрирующий, низкий; ветер колыхнул муть тумана, гудок усилился. Маша вздыбила шерсть, ответила раздирающим фантастическим воем.

Видимо, забавляясь, шофер не прерывал гудка, тоскливый рев несся над рекой, заполняя лес, воздух, врывался в душу. Маша рванулась по берегу в одну сторону, в другую и вдруг с разбегу кинулась в кипящую водоворотами реку. Голос крови звал зверя.

Сигнал ревел беспрерывно. Шофер не видел, не знал о трагедии, разыгравшейся здесь, на берегу. Из воды поднялась коричневая спина животного, одиноко, взметнувшийся хобот – самка рвалась на призыв, не зная, что ревет железная машина. Спина показалась еще раз и скрылась в тумане.

– Маша! Маша!.. – метались в отчаянии Борис и Василий.

Река отвечала шумом и треском сталкивающихся деревьев.

ВОЛШЕБНЫЙ КОЛОДЕЦ

Передо мной письма из 2047 года. Как они попали ко мне? Представьте, что я изобрел машину времени: об этом так много пишут… Или предположите, что мне удалось искривить пространство – заодно и время, – так, что завтрашний день оказался рядом. Предполагать – ваше право. Несомненно одно: письма. Я могу показать их желающим, вот они. Можете даже прочесть, хотя – будет ли это для вас удобным?

Что касается меня, я дал обещание выбрать из них то, что относится к теме, и не трогать ничего личного. Адресат – Ольга Быстрова – младший биолог космической станции «Венера-8», передала мне их на этом условии. Я тоже Быстров. Может быть, Ольга моя дальняя родственница. Кроме того, я писатель, начинаю книгу о будущем. Письма могут послужить для книги материалом. Поэтому Ольга дала мне их – берите.

Впрочем, она спросила:

– А любопытные?

Я ответил, что любопытных, конечно, много, но читатели заинтересуются скорее идеями, чем личным содержанием переписки. Как видите, авансом поручился за каждого. Ольга засмеялась:

– Все-таки я приму меры… – Отложила в сторону несколько писем.

Что мне оставалось еще?

– Пожалуйста… – сказал я.

А для себя сделал вывод: чрезмерное любопытство – зло. Может, эти письма были самые интересные.

Январь, 7.

Дорогая Оля! Я счастлив. Необыкновенно счастлив! Получил направление работать с Петром Петровичем Дариным. Какой это человечище! Какие тут возникли дела, пока ты кружишься возле неблагодарной Венеры!

Помнишь, в институте мы изучали подземные корабли – земеры? Они пронизывают литосферу, как лимонную корку, плавают в магме. Предполагалось, что они будут из глубины добывать металлы. Но дело застопорилось: появился размерный барьер. Длина земера шесть метров, диаметр два метра – наименьшие габариты для ядерной установки «Плагма». Ни сантиметра больше. Увеличить размеры – снаряд не выдержит давления в глубинах Земли, усилить броню – отяжелеет, придется менять плазменный двигатель, опять изменятся габариты. Заколдованный круг!..

Пока ученые бьются над этим барьером, Дарин выступил со статьей: «Земер будет давать металл».

Тогда и замелькало в газетах новое географическое название – Северокарск. Сейчас это город, и я укладываю вещи, чтобы быть там через три дня.

Но прежде – о плане Петра Петровича.

Уральский рудный бассейн на севере уходит под Карское море. Что же, дробить руду и вычерпывать драгами?..

– Вымыть металл из горных пород! – предлагает Дарин. – Взять в помощь воду, давление и тепло.

Причем совершенно даром: тепло даст Земля, воду и давление – море.

Через три дня я буду на месте.

Скажешь: несамостоятельный, Толька! Готовился на Марс – попал в Заполярье… А я тебе отвечу: семнадцать тысяч! Да, да, из семнадцати тысяч добровольцев, пожелавших выехать в Северокарск осуществлять проект Дарина, отобрали четыреста пять человек… Что меня потянуло – романтика? Может быть… А больше – Дарин. У этого человека ум, воля. Главное же в Дарине – обаяние. Как он читает лекции по кибернетике! И потом, знаешь, раз поздороваешься с ним и, честное слово, будешь нарочно выбирать дороги, по которым он ходит, чтобы встретиться еще раз.

Не обижайся. Марс или Заполярье – для нас с тобой хуже не будет. И ничего не забывай. Поездку в горы мы повторим. Увидим Лабу, вершину Дам-Хури. Будем ночевать у костра, встречать зори. Будем ловить форель.

Январь, 16.

И вот Северокарск, город в заснеженной тундре. Не простой город, какие мы знаем с детства, а совершенное чудо – город-кристалл. Трудно определить, с чего начать о нем рассказ.

Прежде всего это круг, в поперечнике шесть километров, накрытый куполом из ситалла. В высоте купола – солнце. Сколько бы ни смотрел на город, солнце кажется удивительнее всего. Конечно, оно искусственное, но по яркости обыкновенное, летнее, только чуточку больше дает ультрафиолетовых лучей, отчего люди в городе загорелые, как на черноморском курорте. Каждое утро солнце загорается, вечером гаснет – медленно, как если бы опускалось за горизонт. Становятся видимыми луна, звезды и все краски северного сияния… Если над тундрой пурга – по куполу шарят снежные крылья, и тогда особенно приятно чувствовать теплый воздух, видеть цветы.

В центре города шахта, вокруг нее производственные цехи, тоже из ситалла, только цветного; они кажутся ожерельем, опоясавшим черный агатовый круг – шахтный колодец. Дальше восьми-девятиэтажные здания, между ними сады, детские игровые площадки. Один сектор города не достроен: здесь стоят триста тридцать два земера, которые будут опущены в недра земли. Они выстроены в каре и выглядят очень внушительно.

Шахта – название старое: ни копра, ни подъемников нет. Ствол нарезает единый комплекс-комбайн. Он походит на карусель, состоящую из двух ярусов: нижний снимает грунт, размельчает, перемешивает с водой и по центральной оси-трубе, а дальше по шлангам выводит пульпу за черту города. Верхний ярус укрепляет ствол: прокаливает стены высокочастотным током, спекает в стеклообразную массу. Ствол не будет глубоким – до уровня моря.

В чем основа проекта?

Из шахты на глубину уйдут земеры. Представь в толще земли плоский цилиндр, высотой в четыре километра, диаметром в сорок. Каждому земеру в этом пространстве запрограммирован свой участок. Выйдя к исходному пункту, земер повернет в глубину, дойдет до нижней границы, развернется и параллельным курсом поднимется вверх. Опять вниз, опять вверх, и так все триста тридцать два земера. И задача – взрыхлить рудное тело, прошить его иглами. Мало того, через каждые пять сантиметров квантовые генераторы, вмонтированные в стенки земера, будут давать залп во все стороны, пробивать тончайшие поры – капилляры. Вообрази, что начнется в цилиндре, когда в работу войдет весь батальон земеров!.. В итоге осуществляется главное: земеры сделают зону водопроницаемой.

После этого они пройдут под морским дном, проложат туннель, и, когда вскроют дно, – за дело примется море. Заполнив туннель, оно будет давить на разрыхленный рудный массив, выталкивать воду в шахту – обыкновенный принцип сообщающихся сосудов. Прогревшись в глубине до температуры кипения, вода растворит, вымоет из руд металлы, поднимет их в колодец в виде раствора.

Февраль, 17.

Ты меня упрекаешь: больше говорю о технике, чем о себе. Пойми, Оля: век техники, царство техники… Но я все время думаю о тебе. И пишу тебе письме. Чаще писал бы, но тут такая задача… День и ночь вживаюсь в работу. Ты только не сердись, я протягиваю тебе руку. Через космос – к Венере. И чувствую твою руку в своей. И вижу твои глаза.

С чего я начал в городе? Явился к Дарину.

– Анатолий Шатров? – спросил он.

– Прибыл… – Я подготовил рапорт, чтобы отчеканить как космонавт.

– Вижу, что прибыли, – сказал он. – Ваш земер двести семнадцатый.

– Точно – двести семнадцатый!

Он посмотрел на меня из-подо лба – лоб у него громадный, как энциклопедический том, – и засмеялся:

– Кибернетист…

У меня сразу отпала охота рубить металлической фразой, я тоже засмеялся.

– Откуда? – спросил он.

– Из Томска, – ответил я.

– Закаленный… – Я думал, он скажет «сибиряк», а он сказал: лыжник.

– Как вы узнали? – спросил я.

– По плечам, – ответил он. – В старина о таких говорили: косая сажень…

Вид у него молодой, даже озорной чуть-чуть, глаза дерзкие.

– В общежитие устроились? – спросил он.

– Да, Петр Петрович. Нормально.

– По всем вопросам – ко мне, – сказал он на прощание.

И начались будни. Изучаю земер, системы самоуправления и саморемонта. Снаряд построен на замкнутых циклах: если, например, выйдет из строя лазер, автоматически подается сигнал роботу данной линии, тот приходит в движение, ставит новый… Перфоленты металлические, составлены для всех земеров.

Работаем над чертежами и схемами четверо сменщиков: Федор, Аркадий, Алла и я. Ребята из Одессы, Алла из Семипалатинска. Вчетвером делаем прогулки на загородные холмы. Оттуда город кажется голубой чашей, опрокинутой в снег.

Февраль, 23.

Шесть дней идет спуск земеров в шахту. Сегодня опущен мой. Командовал Дарин:

– Двести семнадцатый!

– Есть! – ответил я, приготовившись к процедуре, до последнего слова изученной по экранам соседей.

– Градус и сектор восьмидесятый!

– Восьмидесятый…

– Наклон к горизонту – нуль!

– Наклон – нуль…

– Расстояние до исходной позиции – двадцать тысяч метров.

– Двадцать тысяч.

– Пуск!

Нажимаю на кнопку «Пуск». В верхнем левом углу экрана вспыхивает точка – два миллиона лошадиных сил двинули снаряд в грунт. Через пять часов он выйдет на исходную позицию и станет там, пока все триста тридцать два земера не займут своих мест.

Очень рад за твою хлореллу. За год, ты говоришь, она повысила количество кислорода в атмосфере Венеры на две сотых процента. Через сто лет при таких темпах будет два процента, через тысячу поставим на Венере коттедж. Привет!..

Март, 1.

Дан пуск всем тремстам тридцати двум земерам. Дежурила Алла. Мы стояли у нее за спиной и ждали. В огромном здании тишина. Экраны горят зеленым. В центре зала большой экран, связанный с пультом. Тоже зеленый… Знаешь, что мне припомнилось? Как мы вдвоем ловили форель. В гот день, помнишь? Мне надо было сказать, что я тебя люблю… Закинули удочки в зеленую воду – ждем. Я думал: как только нырнет поплавок, – шут с ней, с форелью, – так и скажу. Ты стоишь рядом на камне. Поплавок не ныряет – я в отчаянии. Ты поняла без слов, кивнула: «Я знаю…»

Почему вспомнилась эта минута? Наверно, потому, что в зале тихо, все глядели в зеленую глубь экранов…

Земеры пошли. Алка обернулась к нам:

– Поздравляю, мальчики! – Глаза у нее были сияющие и тоже зеленые.

Март, 20.

Вчера ездили на плавстанцию Югорская. По дороге заспорили. Начала, как всегда, Алка:

– Нет на Земле романтики – кончилась…

– А то, что на снежном глиссере делаем по двести километров в час, – возразил Аркадий, – не романтика?

– Ничуть! В теплой кабине, даже не отморозишь носа!

– Это ты после фильма о «Челюскинцах»…

– Ничуть! – перебила Алка. «Ничуть» – у нее первое слово. – Я о себе. И о вас тоже. Ехали в тундру – зачем? Работать? А сидим под колпаком, не отрываем глаз от экранов. Голубое благополучие… На плавстанции тоже купол, экраны. Машины на дне морском роют, выравнивают площадь. Пропустят земеры – закроют вход решеткой, чтобы в туннель не набились водоросли… Где же романтика? Для чего тогда руки, мозг?

Когда Алка задает такие вопросы, всем становится не по себе. От общего она непременно перейдет к частностям.

– Вот у меня, – продолжала она, – самое героическое – нажим кнопки, когда Дарин скомандовал: «Пуск!» Но это я, девчонка, а вы здоровенные парни…

Началось избиение. Аркадий сделал попытку вывернуться.

– Перестань зудеть, – сказал он, – больно в ушах!

– Одесса… – сощурилась Алла. – Там загорал на пляже, здесь – под искусственным люменом… Белого медведя ты хоть одного убил в жизни? Даже не видел!

Все засмеялись. Но тут дошла очередь до меня:

– А Шатров? Почему ты не в космосе, не на Марсе? Любишь тепло?

Ничего с ней нельзя поделать. Из тебя вынет душу, и тебе же расскажет о ней больше, чем знаешь сам…

Апрель, 4.

Пять недель земеры вспахивают рудную целину. Кажется, слышно, как скрипит под ногами земля. Шестьсот шестьдесят миллионов лошадиных сил перелопачивают руду. И им еще работать столько же. Ежедневно высиживаем у экранов по шесть часов – Федор, Аркадий, Алла и я…

Не понимаю твоего раздражения в последнем письме. Мы работаем вчетвером, естественно, на Югорскую ездили вместе. Не бросишь же Алку – не по-товарищески. Ничуть я не восхищен, из чего ты взяла? Глаза?.. Что я писал о глазах? Зеленые? И экраны зеленые, и вода. Слишком много зеленого? Как-то и не заметил… А вообще она смеется над нами, троими, и заказывает разговоры в Семипалатинск…

Тут не хватает двух писем, которые Ольга не сочла нужным передать мне. От этого рассказ лишается подробностей. Каких – домысливать не берусь. Я ведь обещал Ольге…

Перехожу к следующему письму.

Май, 21.

У Аркадия сын! Не здесь, конечно, в Одессе! Два дня счастливый отец ходил с телеграммой, показывал всем. А сегодня мы смотрели мальчишку по видеосвязи. Личико с кулачок, два светленьких озерца.

– Похо-ож! В нашу породу, – смеялся Аркадий. – Спокойный, как дуб!

Алка и тут осталась сама собой, сказала нам с Федором:

– Смотрите? Видит око, да зуб неймет!

– А к тебе, – съязвил Федор, – это самое не относится?

– Ничуть! – Алка махнула рукой, удалилась с достоинством.

Мальчишка действительно был спокойный.

Это совсем не вязалось с нашей заботой.

Земеры вышли на нижний горизонт. Трудяги работу закончили. Теперь они постоят, пока будет пробит туннель под морское дно, затем головная машина выведет их по туннелю в море. Головным будет ВЧЗ – высокочастотный земер. Он уже возле шахты, вокруг него суетятся техники, на него глазеют зеваки. Это великан, весь пронизанный электричеством. Он не только пробьет туннель, но и сварит его стены токами высокой частоты. ВЧЗ может идти на ручном управлении, но Дарин запрограммировал ему автоматический ход – так будет быстрее. Проводить выход к морю будет сам Петр Петрович.

Май, 25.

ВЧЗ опустили в шахту около полудня. Работа земера транслировалась на экран в центре зала. Здесь толпились освободившиеся от дежурств операторы. Следили за ВЧЗ и за Дариным. Посмотреть было на что. Пульт мерцал множеством индикаторов: температура, грунт, скорость, охлаждение, радиация – все надо было мгновенно учитывать.

Снаряд прошел вниз два километра. Многие из ребят начали расходиться. У экрана осталось человек двенадцать. Вдруг звонок распорол тишину зала. Дарин поднял голову. Только что все было нормально: ВЧЗ опускался по вертикали. Но сейчас пульт неровно мерцал огнями… Второй звонок вернул к экрану тех, кто уже был на ступеньках лестницы. Красные огни вспыхивали на схеме внутреннего обслуживания ВЧЗ: магнитный настрой гирокомпаса перекрывался помехами. Это не была механическая поломка. Помехи то появлялись, то исчезали, как будто над компасом трепетало что-то живое.

– В земере мышь! – заговорили возле экрана.

– Птица!..

Всякий раз, когда поле компаса перекрывалось, звонок заставлял вздрагивать всех.

– Может, в снаряде остался кто-то из техников?

– Техники все на месте!

Петр Петрович включал и выключал клеммы проверки механизмов на земере. Система движения, мозг корабля – все было в порядке. А звонок звенел!

Наконец Дарин включил экран обзора в кабине управления корабля. Все увидели кресло – пустое, каким ему положено быть. Земер шел вертикально вниз, без привязи в кресле никто бы не усидел. Ремни, пристегнутые к подлокотникам, лежали в зажимах. Дарин уже хотел выключить экран кабины, как вдруг из-за спинки кресла показалась рука. Пошарила по верхнему краю, схватилась за кромку. Медленно, как будто всплывая над горизонтом, поднялась макушка с вихром рыжих волос, показались два расширенных от ужаса глаза. Несомненно, глаза видели экран в рубке земера, а на экране лицо главного инженера. Наверно, глаза и макушка тотчас бы спрятались – так казалось всем, наблюдавшим эту картину, – как ни страшно находиться в земере одному, а увидеть перед собой разъяренное лицо главного инженера страшнее. Мальчишка дернулся вниз, но было уже поздно.

– Стой! – загремел Дарин.

Мальчишка провел остреньким языком по губам и, не показываясь полностью – он лежал на спинке кресла с тыльной его стороны, иначе давно бы свалился вниз, – прохрипел:

– Я хочу пить…

С момента спуска земера в шахту прошло четыре часа.

– Кто ты такой? – спросил Петр Петрович.

– Павка.

– Чей?

– Яковлев.

– Сын прораба, Петра Михайловича? – Дарин остановил земер, мальчишка по инерции качнулся вперед.

– Угу, – сказал он.

– Сейчас позову отца, – пригрозил Дарин.

Перспективы для мальчишки складывались неважные: даже на глубине двух километров пацан при упоминании об отце ощутил беспокойство. Глазенки его забегали.

– Не надо, – попросил он.

Возле экрана собиралась толпа. Шок от неожиданной встречи прошел. Начались разговоры:

– Всыпать ему, конопатому!

– Чертовы пацаны, от них нигде нет покоя.

– Один вчера испытывал модель робота-акванавта. Все лампы в купальном бассейне сжег!

Из кабины главного пульта вышел Дарин. Мы обступили его.

– Шатров, – сказал он, – хотите со мной?

– Петр Петрович!

Дарин наклонился к селектору, вызвал аварийную службу:

– Немедленно «АЗ-4». На спуск!

Я пошел за Петром Петровичем. Даже спиной чувствовал, как ребята и девчонки-операторы мне завидуют.

«АЗ-4», аварийный земер, уже стоял наготове.

Спасательная экспедиция закончилась в двенадцатом часу ночи. Техник Урбанцев за халатное отношение при подготовке ВЧЗ к спуску получил строгий выговор – по его недосмотру мальчишка забрался в земер. Павка из всей передряги вынес два-три синяка и был бы совсем счастливым, если бы не порка, которую с глазу на глаз устроил ему отец. Павка выдержал ее с честью – рискованные предприятия требуют жертв.

Больше всех в этой истории выиграл я. Ближе узнал руки и душу Дарина. Все время он вел «АЗ-4» на максимальной скорости, не выпуская штурвала, – мальчишка мог погибнуть от перегрева. А душу… Не обязательно было вести машину главному инженеру! Дарин мог заставить того же Урбанцева. Но он повел сам.

– Только бы нам успеть, Шатров.

А мальчишка – ты бы взглянула! – конопатый, рыжий, под ногтями черно… Дарин гладил его по щеке умными, сильными руками. «Так-то, Яковлев, – успокаивал сорванца. – Путешествовать к центру Земли непросто». Только на поверхности пригрозил:

– Сунься попробуй к земеру еще раз!..

Июнь, 1.

Когда снаряды вышли под океан и последний земер вырвался из туннеля, вода ударила в дно цилиндра с такой силой, что сейсмографы Мурманска и Свердловска зарегистрировали толчок в четыре балла. Репортаж о возвращении земеров транслировался из телецентра.

Люди собирались у экранов на площадях, в общежитиях, в контрольном зале. Диктор поминутно предупреждал:

– Парад земеров! Не пропустите парад земеров!

На экранах возник морской берег.

– Внимание!

Сначала в море появилось пятнышко, оно росло, как волна, и вот до берега километров пять, а над морем – белый султан. Земеры на поверхности, фрезы убраны, снаряды идут на червячном ходу, ввинчиваясь в воду, и разбрасывают ее с такой яростью, что она взметается парусом.

Диктор зачастил цифрами о скорости приближения, о мощности земеров в лошадиных силах. Но и в толпах зрителей недостатка в комментаторах не было:

– Ну, силища!..

– На сниженных оборотах! Что они вытворяют в земле – мамочка-мама!

– Я слышал – буравят Луну.

Снаряды подошли к берегу, сбавили ход, полезли один за другим на отмель. Отшлифованные в глубинах, вымытые в море, выползали, как мастодонты, двинулись к городу.

– Разнесут… – переговаривались телезрители.

Дарин остановил их в ста метрах от ситалловой стенки. Коротко приказал:

– Стоп!

Июль, 2.

Не писал целый месяц. Прости. Письма твои получаю. Не беспокойся, ничего со мной не случилось: не болел, никуда не ездил. Опять принимаю упрек, что пишу о технике. И опять о ней пишу – все тут захвачены техникой и проектом Петра Петровича. Писем не писал потому, что боялся. Все мы боялись. Словно где-то ошибка, неверный расчет – в наши-то дни!.. Жили одним желанием: воды, ожиданием, как сработает море. И вода пришла с точностью до одного часа.

Зажглись корпуса вокруг агатового колодца. Всех их девяносто два – по числу элементов менделеевской таблицы: матово-светлые для водорода и гелия, голубые для лития и бериллия, фиолетовые для калия, титана, ванадия, зеленоватый для меди – и так до рубиново-красного для урана. Анализ показал, что все элементы есть. Чего еще желать? Вода пошла по цехам, через электрические, магнитные поля, катализаторы, иониты, будет переходить из цеха в цех, возвращаться дважды и трижды, отдавая металлы до последней крупицы.

Июль, 19.

Что я думаю делать дальше? Оля, ты сговорилась с Дариным? Этот вопрос задал мне Петр Петрович. Каждый здесь спрашивает: что дальше? Второй колодец намечено построить на Диксоне. Аркадий и Федор определились туда. Алка выходит замуж. «До свиданья, мальчики, – смеется. – Хорошие вы ребята, но есть кое-кто лучше вас». Мы всегда подозревали, что в душе она эгоистка: «До свиданья»… Скажи мы, что расстаемся с ней сожалеючи, она ответит: «Ничуть!» Правильно, но говорить об этом в открытую небезопасно – Алка может сказать: «Нахалы…» Пусть выходит замуж и уезжает в Семипалатинск.

С Петром Петровичем я разговаривал вчера. В Доме искусств слушал Бетховена и симфонию «Звездную» Виры Вирцановой. В антракте меня увидел Дарий:

– Как чувствуете себя, Шатров?

– Хорошо, – ответил я.

– А ведь вы рисковали, – Дарин вспомнил шестидесятиградусную жару в «АЗ-4», когда шли на всех шести моторах, что инструкцией запрещено.

– Не я один рисковал, Петр Петрович.

– Конечно, – улыбнулся он. – Что думаете делать дальше?

От этого разговора все у меня зависит в дальнейшем. Формируется отряд для изучения Каракумского подземного моря. Выйдут новые земеры, способные принять на борт несколько человек. Дарин имеет к этому прямое отношение. Не смею думать, что он возьмет меня в Каракумы. Но все-таки думаю…

А пока буду ждать тебя. С августа иду в отпуск, в октябре отпуск твой. Успеем съездить на Кавказ.

Жду.

Этим заканчивается последнее письмо Анатолия. Мне не-хочется упускать его из виду – хороший парень! Думаю еще написать о нем, только не знаю когда. На все нужно время.

Кстати, о времени.

Вы мчитесь в поезде и по расписанию прибудете в город в шесть часов вечера. Шесть часов – это ваше будущее. На самолете вы были бы в городе в два часа дня. Это тоже будущее, но более близкое к вам, чем шесть часов вечера. Представьте аппарат, который переносит вас в город мгновенно – в нуль времени. Понимаете, к чему я веду? Вам ведь интересно добраться до 2047 года. А теперь вообразите машину, которая берет старт с нуля времени и переносит вас в завтрашний день. Видите, просто. Только не говорите, что это сказка. Сказка – ложь, да в ней намек…

А с Анатолием мы еще встретимся. И с Ольгой встретимся.

Непременно.