Текст книги "Секс в кино и литературе"

Автор книги: Михаил Бейлькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

Жанна и Том: игра в кино

Покинув дом на улице Жюля Верна, Жанна отправилась на вокзал встречать своего жениха. По сравнению с сорокапятилетним Полем, Том выглядит совсем ещё мальчишкой. Он некрасив, длиннонос, низкоросл. Его глаза горят фанатичным огнём: Поль бредит кинематографом. Он поклонник режиссёра Годара и рьяный приверженец “Новой Волны”. Это направление ставило своей целью сблизить художественные ленты с документальными, стремясь обнажить в них “правду жизни”.

Приехав в Сан-Лазар, Жанна тут же угодила в ловушку: несколько юношей, помощников Тома, незаметно снимали на киноплёнку её прибытие на вокзал, поцелуй молодых людей при встрече, их последующий разговор. В конце концов, она заметила работу съёмочной группы и возмущённо назвала Тома подлецом. Тот не смутился. Он гордо объявил, что снимает для телевидения фильм “Портрет молодой девушки”. Жанна будет играть в нём самую себя; зрители станут заинтересованными свидетелями её отношений с женихом (Томом), их горячей и искренней любви.

– Дорогая, что ты делала в моё отсутствие? – Том, обращаясь к девушке, “работал” на камеру.

– Я день-деньской мечтала о тебе! – иронично подхватила его тон Жанна.

Том был в полном восторге.

– Это то, что надо! – жестами дал он понять съёмочной группе.

Как бы позабыв обо всём на свете, жених бросился в объятия невесты, нежно целуя её в самом удобном для съёмок ракурсе.

После сцены на вокзале планировалось снять кадры, посвящённые детским воспоминаниям героини. Для этого все поехали в фамильный дом, расположенный в деревне. Жанна привела съёмочную группу в сад к надгробному камню. С фотографии глядела немецкая овчарка. Надпись гласила: “Мустафа, Оран 1950 – Париж 1958”.

– Это был мой самый преданный друг детства, – сказала девушка. – Он мог смотреть на меня часами, и мне казалось, что это единственное существо на свете, которое понимает меня. А это моя кормилица Олимпия; она очень добрая, но чуточку расистка! – так героиня фильма представила съёмочной группе подошедшую женщину.

– Отец Жанны, полковник, научил Мустафу распознавать арабов по запаху! – сообщила Олимпия с глубоким уважением к талантам обоих покойников, пса и его хозяина.

Выяснилось, что она устроила в доме полковника музей. Здесь хранилось его огнестрельное и холодное оружие; на стенах висели карты и пожелтевшие фотографии, снятые в африканских колониях Франции. Детские годы Жанны совпали с военными событиями; французы пытались подавить сопротивление арабов и берберов, добивавшихся независимости стран Магриба. Стену одной из комнат украшал написанный маслом портрет полковника. На моложавом офицере лихо сидела высокая военная фуражка с кокардой; его сапоги блестели, усы воинственно закручивались кверху.

Жанна объявила, что ни за что не отдаст в музей револьвер отца, из которого он учил её в детстве стрелять. А её мать бережно хранила в их парижской квартире офицерские сапоги:

– Мне часто хочется прикоснуться к ним ладонью, погладить их кожу. У меня от этого возникает странная дрожь, даже мурашки бегут по телу!

Том прибег к приёму, принятому в НЛП (в нейролингвистическом программировании). Он решил оживить детские воспоминания Жанны, направив её память в прошлое.

– Закрой глаза. Попробуй воссоздать свои детские ощущения.

– Мы живём в Алжире. Я вижу отца. Он в парадной военной форме. У него зелёные глаза; сапоги начищены до блеска. Я люблю его как Бога. Он совершенно неотразим в своём мундире! – подыграла режиссёру Жанна.

– Медленно иди в конец комнаты и одновременно углубляйся в детские годы. Тебе 12 лет, 11, 10, 9…

– Я вижу улицу, на которой любила играть в восемь лет! – Жанна открыла, наконец, глаза, достала из глубины стола старую тетрадь и принялась читать её, не скрывая иронии. – “Домашнее задание по французскому языку.Тема: деревня. Корова – это животное с волосатой кожей. У неё четыре стороны: перед, зад, верх и низ”. А это источник моих знаний – словарь Ларусса.“Менструация – женского рода, биологическая функция, заключающаяся в ежемесячном выделении крови… Пенис, мужского рода, орган, размеры которого колеблются от 5 до 40 сантиметров” .

Кинокамера послушно стрекотала.

Поль и Жанна: сексуальные игры

Дебри таинственной квартиры, её странный и опасный обитатель волновали воображение девушки и манили к себе. Она вновь открыла заветную дверь и обнаружила представителя местной фауны: у знакомого радиатора сидел кот. Жанна тут же превратилась в хищницу явно кошачьей породы, но более крупную, чем её добыча. Шипя и угрожающе вытянув вперёд руку, с как бы выпущенными когтями, она по-пластунски преследовала убегающего кота. Охота была прервана самым бесцеремонным образом: дикая хищница, настигающая свою жертву под туземную музыку и рокот африканских барабанов, уткнулась в чьи-то ноги. В комнату вошёл грузчик, вносящий мебель.

– Стучаться надо! – сквозь зубы прошипела Жанна, поднимаясь с пола и отряхивая пальто. Впрочем, она тут же вошла в роль расторопной опытной хозяйки, указывая, куда ставить принесенные стулья и кресла. Лишь одного она не знала: где разместить громадный пружинный матрас.

– Я его не заказывала, – призналась хозяйка.

– Ничего, муж сам подыщет ему местечко! – нашёлся один из грузчиков, и Жанна тут же выдала всем щедрые чаевые.

Мужественный абориген таинственной квартиры не замедлил явиться. На сей раз он был причёсан и выглядел вполне прилично. Он даже снял своё пальто, чего не удосужился сделать во время их бурной половой близости накануне. Теперь он повесил его на спинку стула. Впрочем, нравы аборигена остались по-прежнему нецивилизованными. Со словами: “Кресло должно стоять у окна!” – мужчина перетащил его в предназначенный для него угол вместе с сидящей в нём Жанной.

Девушка безропотно расставляла мебель по указке незнакомца и даже помогла ему расстелить матрас. Наконец, она заявила:

– Эй, месье, послушайте, как вас там зовут, мне пора уходить!

– У меня нет имени!

– Но как же мне к вам обращаться?! А моё имя вы хотите узнать?

Поль одним прыжком бросился к ней и грубо зажал ей рот своей широкой ладонью.

– Нет, нет и нет! Я не хочу его знать. У тебя нет имени и у меня его тоже нет. Понятно?! Никаких имён – это главное условие.

– А какой в этом смысл?

– А такой: я ничего не хочу знать о тебе, как тебя зовут, откуда ты тут появилась, чем зарабатываешь себе на жизнь. Понятно?! – почти рычал Поль. – Нам надо забыть всех людей, забыть, чем и как мы жили прежде, всё забыть! Мы будем тут встречаться, ничего не ведая о том, что происходит с каждым из нас за стенами этой квартиры.

– Я так не смогу! А ты можешь?

– Я не знаю… Ты боишься? Испугалась?

Вместо ответа покорённая Жанна сказала просто:

– Пойдём! – и увлекла Поля за собой к огромному матрасу, расстеленному на полу.

В один из последующих дней разговор об именах возобновился в новом ключе. Оба сидели голыми на матрасе, обнявшись и обхватив друг друга ногами.

– Это прекрасно – ничего не знать друг о друге! – воодушевлённо говорила Жанна. – Я сама придумаю тебе имя!

– О господи, как только меня не называли! Я вырос и прожил с этими именами, и все они омерзительны. Лучше называть меня, рыгая или рыча. Р-р-р! – зарычал Поль.

– Это очень мужественное и древнее имя – Р-р-р! – тут же включилась в игру Жанна.

– Это моя фамилия. А имя вот: Ррррр!

Оба, рыча и хохоча, принялись целоваться.

– А давай сидеть друг против друга, вот так обнявшись, и только глядеть друг на друга и чувствовать наши тела, ничего не делая. Может быть, мы сумеем кончить без введения члена?

– Ты сосредоточилась?

– Да.

– Кончила уже?

– Нет. Это очень трудно.

– Да ты же не стараешься!

– Послушай-ка, что я придумала! Давай я буду Красной Шапочкой, а ты – Серым Волком. Какие у тебя сильные руки!

– Это чтобы насиловать тебя и заставлять делать всё, что я хочу!

– Какие у тебя ногти и когти!

– Это чтобы вцепиться тебе в задницу!

– Какой у тебя длинный язык!

– Это чтобы облизывать тебя во всех местах!

– А это зачем?

– А это твоё и моё счастье. Это – конец, болт, винт, палка, бита, прибор, кол, кок, петух … – Поль сыпал названиями члена, демонстрируя знание молодёжного сленга.

– Я чувствую себя ребёнком, мне так хорошо с тобой! – в упоении призналась Жанна.

Однажды у любовников состоялся серьёзный разговор.

– Почему ты не возвращаешься в Штаты? – спросила Жанна.

Поль, лёжа на матрасе, искусно наигрывал на губной гармошке печальную мелодию.

– Не знаю. Наверное, из-за плохих воспоминаний. Мой отец был пьяницей, бабником, грубияном и скотиной. Его потом посадили в тюрягу. А мать… О, она была поэтической натурой, но тоже, увы, алкоголичкой. Мать учила меня любить природу. Но ярче всего в мою память запала сценка – к нам пришла полиция, а она, пьяная в стельку, валяется нагишом на полу. В моих школьных воспоминаниях одна нудятина, тоскливые сборища, куча всяких неприятностей. Мы жили в маленьком городишке; кругом сплошь фермы. В мои обязанности входило доить корову. Занятие, в общем-то, мне нравилось. Но в памяти занозой засело как меня облажал отец. Однажды я прифрантился: решил сводить девчонку на баскетбол. И только я собрался выйти из дому, отец (его ещё тогда не посадили) спросил:

– Ты корову подоил? Если нет, то иди доить.

Я ему говорю: “Потом всё сделаю. Сейчас у меня нет времени переодеваться, я уже в спортивной форме!” Но он ни в какую: “Иди, давай, дои!”

Я так опаздывал на матч, что не переобулся. После дойки дерьмо так и осталось на спортивных ботинках. От меня жутко разило в автобусе и на стадионе…

Наш двор был грязный, загаженный, но за ним расстилался гречишный лужок. Там мой пёс, мелкий чёрный голландец, гонялся за кроликами. Чтобы выследить зверька, он всякий раз выпрыгивал из травы. Он так ни одного и не поймал, но этот его лай и прыжки – единственное светлое пятно в воспоминаниях детских лет. – Поль перемежал свой рассказ грустными звуками, извлекаемыми из губной гармошки.

Жанна тоже поделилась с Полем секретами своего детства. Жениху с его кинокамерой–шпионкой она ни за что не стала бы их выкладывать! Правда, интересы любовника были странно прихотливыми: он запрещал произносить какие-либо имена, зато жаждал от Жанны рассказов о её развратных детских похождениях. Эти его ожидания были напрасными: она твёрдо настаивала на своей непорочности и в детстве, и в отрочестве.

Их диалог высветил своеобразный парадокс. Поль заявил Жанне, возмутившейся по поводу того, что он якобы принимает её за шлюху:

– Да нет же, успокойся, ты – обычная девушка со старомодными взглядами на секс!

И в то же время он приписывал своей подруге очень ранний и, по возможности, грязный сексуальный опыт:

– А как ты впервые отдалась мужчине? Наверняка, за конфетку!

– Нет, в детстве я была не такой. Я писала стихи, мечтала о романтических приключениях, рисовала рыцарские замки.

– И никогда не фантазировала о сексе?

– Никогда! – сухо отрезала Жанна.

– Но ведь была же ты влюблена в учителя!

– У нас была учительница.

– Ага! Значит, она была лесбиянкой. Это – классика.

– Ничего подобного. Впервые я влюбилась в своего двоюродного брата Поля.

– Стоп! Мы же договорились: никаких имён! Продолжай!

– Извини. Мне было тринадцать, а ему лет шестнадцать или семнадцать. Я влюбилась, когда он играл на пианино. Его руки так и порхали над клавишами, извлекая чудную музыку. Нос у него был громадный, длинный-предлинный. Мы оба умирали от любви друг к другу, но боялись в этом признаться.

– И вот однажды кузен сунул свой стоячий горячий член тебе в руку!

– Ты с ума сошёл! Мы никогда не трогали друг друга! Всё происходило совсем иначе, чем ты думаешь. Мы уходили в рощу; там росли два наших любимца – платан и каштан. Мы садились каждый под своё дерево и – раз-два-три! – начинали, как по команде, по-детски быстро-быстро яростно мастурбировать!

Поскольку сексуальное развитие Жанны в её благополучном детстве было, на взгляд Поля, до неприличия приличным, любовник делал всё, чтобы восполнить пробелы в половом воспитании девушки. Поль послал её на кухню за пачкой сливочного масла, не объясняя, зачем ему вдруг понадобился этот пищевой продукт.

Когда джинсики подружки были приспущены, он, смазал свой член маслом и, несмотря на её сопротивление, резко ввёл его в прямую кишку. В ритме совершаемых фрикций Поль жёстко твердил яростные фразы, заставляя хнычущую Жанну повторять их:

– Повторяй: к чертям собачьим Святое семейство и Богоматерь! Семья – это место, где эгоизм убивает любовь и свободу!

– Нет, нет и нет! – всхлипывала девушка, но Поль был неумолим. Он хулил церковь, мнимую добропорядочность буржуазных семей и, наконец, добрался до детей:

– Повторяй: дети – бунтари и охламоны, они делают, что хотят. Они сокрушили все препоны и выбрались на свободу. Но свобода оказалась им не по зубам!

Половой акт закончился возгласом Жанны: “Аминь!”, вынужденно сделанным ею под нажимом Поля.

Девушка, не откладывая дела в долгий ящик, изобретательно отомстила любовнику.

– Эй ты! Старый извращенец! Я тебе сюрприз приготовила!

Ничего не подозревающий Поль сунул в розетку неисправный шнур музыкального проигрывателя, принесенного Жанной из дому, и коварная подружка с удовольствием констатировала, что её любовника крепко тряхнуло током.

Следующее “занятие по анальному сексу” было уже совсем в ином роде. Поль велел подружке обстричь ногти, после чего заставил её ввести два пальца ему в зад. Сам он стоял, держась за решётку в комнате с туалетом и ванной, сопровождая фрикционные движения Жанны словами:

– Я буду трахать тебя грубо и жёстко. Я буду иметь тебя сзади, а потом спереди. Я извергну в твою глотку сперму из измазанного члена. Ты проглотишь её?

– Да! Я готова для тебя на всё!

– Тебя будет тошнить и меня тоже! Ты сделаешь это для меня?

– Да! Конечно же, сделаю! – Жанна была в восторге.

Моменты их эмоциональной близости перемежались периодами отчуждения. Время от времени Жанна замечала, что её любовник полностью замыкается в себе, и тогда она горько жаловалась:

– Ведь ты же не слушаешь меня! Мне кажется, что я говорю со стеной. Твоя отчуждённость убивает меня. В конце концов, я могу обойтись и без тебя!

Она попробовала, было, онанировать, но из этой затеи у неё ничего не получилось. Девушка подошла к стене, в отчаянье упёрлась в неё ладонями и вонзила в неё ногти. По ассоциации Поль мог бы вспомнить свою жену, царапающую обои в комнате Мориса. Но чем занималась его юная любовница, его уже не интересовало. Сидя на полу в укромном уголке квартиры, он тихо плакал.

В другой раз Жанна обрадовалась неожиданной нежности Поля. Он брился, стоя у зеркала в ванной комнате, а голая подружка сидела рядом на краю раковины, болтая ногами и упрекая его в холодности и эгоизме. Дело кончилось тем, что Поль поднял её как ребёнка, уложил себе на плечо и стал кружить с ней по квартире.

– Ну что ты загрустила? – Он поцеловал её, усаживая на прежнее место. – Мне кажется, я счастлив с тобой.

Сияющая Жанна кричала Полю, ушедшему в другую комнату:

– Я хочу так ещё! Иди ко мне!

Но в этот момент хлопнула дверь квартиры.

– Вот дурак! Даже не сказал мне: “До свидания!” – смертельно оскорбилась девушка.

Как уже не раз бывало в подобных случаях, она выместила свою злость на Томе. Вызвав его телефонным звонком на станцию метро, Жанна заявила:

– Ищи себе другую девчонку для фильма. Мне всё это донельзя опротивело. Ты заставляешь меня делать то, чего бы я сама не стала делать никогда. Ты насилуешь мои мозги! Довольно. Фильму конец!

В ответ она получила от Тома крепкую затрещину. Затем они по-девчоночьи, словно подружки, подрались, но потом, обнявшись, оба заплакали. Съёмки фильма продолжились.

Том сделал невесте предложение. Эта якобы неподдельно интимная сцена была, разумеется, снята на киноленту. Жанна, втянувшись в киношную игру, уже не протестовала, когда её личные отношения с женихом становились товаром, предлагаемым, как в нынешних реалити-шоу, всем потребителям телезрелищ. Впрочем, девушка обернулась к будущим зрителям не столько романтической, сколько прагматической стороной своего характера.

– Свадьба должна быть чуть старомодной с обязательным венчанием в церкви. Ретро – признак суперсовременности. Молодая новобрачная ведёт себя чуть сковано, но именно это нынче модно. Брак должен быть модным, свадьба – популярной. Всё в соответствии с современной рекламой: семья должна быть максимально удобной и полноценной со всех сторон – стены, крыша, дети, престиж. Как рекламируют машины, напитки и сигареты, так надо рекламировать и современный брак! – вдохновенно импровизировала в кинокамеру Жанна.

– Вот она, долгожданная искомая формула: молодость популярна, брак популярен! – восхитился Том. – А что если с устройством популярного брака не получится?

– Значит, – продолжала свои социологические выкладки невеста, – его надо наладить. Супружеская пара – два рабочих в комбинезонах, которые чинят двигатель семьи.

– А в случае измены?

– Ну, значит, в комбинезонах будут не двое, а трое или четверо! – не замешкала с ответом Жанна.

– А любовь?

– Это когда двое уединяются, снимают с себя комбинезоны и становятся мужчиной и женщиной!

Бертолуччи едко подсмеивается над молодыми французами. Пережив молодёжный бунт 60-х годов, они умудрились совместить две крайности. К почитанию борцов за свободу и социальную справедливость, а также к молодёжному увлечению мировой революцией самым парадоксальным образом примешался буржуазный прагматизм. Незаметно для себя молодые люди стали жертвами всевозможной рекламы, объектами телевизионного программирования, потребителями банальностей и пошлостей “поп-искусства”. Вопреки страстным проповедям своих кумиров – антибуржуазных философов Поля Сартра, Альбера Камю, Эриха Фромма и других властителей умов тех лет, они перестали замечать абсурдность собственного существования в качестве универсальных потребителей.

– Невесту делает её свадебное платье! – без тени иронии провозгласила Жанна.

И всё же многогранная натура девушки требовала чего-то большего, чем “брачных отношений людей в комбинезонах” . В момент примерки свадебного платья она тихо взбунтовалась. Воспользовавшись суматохой на съёмочной площадке, вызванной проливным дождём, Жанна сбежала к Полю.

В промокшем до ниточки свадебном наряде она столкнулась со своим любовником у лифта. Поль на руках отнёс её в их квартиру, раздел и уложил в постель. Когда он наполнял ванну, раздался истошный крик Жанны: она увидала на постельном белье дохлую крысу с засохшей вокруг пасти кровью.

Поль стал успокаивать её, но его уговоры, как это было ему свойственно, приняли не столько ироничный (как, наверное, хотел бы он сам), сколько глумливый и грубый характер:

– Да, – заявил он, держа серую покойницу за хвост, – крысы – враги людей. Они могут загрызть человека. Но случается и противоположное: многие народы едят их сами. Приготовим крысу под майонезом. Я уступлю тебе деликатес – крысиную гузку!

Бедную Жанну трясло от отвращения.

– Довольно! Я ухожу! Навсегда! Больше я никогда сюда не вернусь! Я полюбила другого мужчину! Я выхожу за него замуж! – кричала она.

– Да это просто замечательно! Я за тебя искренне рад. Но чтобы ублажать своего жениха, тебе сначала надо принять горячую ванну. Иначе ты подхватишь пневмонию и умрёшь. А знаешь, что будет после этого? Тебя похоронят, а в могиле твой труп дочиста обглодают крысы.

Пока Поль заботливо и нежно купал подружку в ванне, она выкрикивала, то и дело высовываясь из воды:

– Ты старый и седой! Ты толстеешь. У тебя уже половины волос нет, вон какая лысина на макушке. Я влюбилась! Он молод, и мы будем любить друг друга!

– Ты просто дурочка, но очень милая дурочка. – Поль стал серьёзным и грустным. – Ты страдаешь от одиночества и пустоты. И думаешь, что рядом с ним ты будешь в безопасности. Но всё это заблуждение. Его член, его обожание – всё это мимолётно. Ты одна в целом мире! И тебе не помогут выйти из одиночества ни его обожание, ни наслаждение его членом. Грустно, но этот факт, увы, никому ещё не удалось ни оспорить, ни изменить. В полной мере ты это осознаешь, когда столкнёшься лицом к лицу со смертью. Только сунув пальцы в задницу смерти, ты можешь решить, нашла ли ты того человека…

– Но я нашла его! Нашла! Этот человек – ты!

После сделанного ею любовного признания девушка ожидала от своего избранника всего самого доброго и хорошего. Однако то, что случилось на следующий день, было воспринято Жанной как катастрофа. Придя в их любовное гнёздышко, она обнаружила пустые стены и вновь появившегося бродячего кота. Вся обстановка квартиры исчезла, в том числе привычный большой пружинный матрас.

Жанна бросилась к консьержке:

– Вы не знаете, куда пропал месье из четвёртой квартиры? А куда перевезли мебель? По какому адресу ему будут посылать почту? А как его зовут?

Консьержка не знала ничего. Таинственный хозяин квартиры как в воду канул.