Текст книги "Криптография и свобода"
Автор книги: Михаил Масленников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Глава 6. Итого
Итак, оснащение Центрального Банка криптографической системой защиты на базе портативного калькулятора «Электроника МК-85 С» произведено, система введена в эксплуатацию с 1 декабря 1992 года и сразу же дала весьма ощутимый эффект. Значимость этого события явно выпирала за рамки ФАПСИ. Математика и криптография кончаются, начинается политика: кто и как это сделал, как к этому относиться, кого казнить, а кого помиловать.
Мои дальнейшие рассуждения о событиях того времени достаточно субъективны, я, как непосредственный их участник, не могу быть абсолютно объективным. Но все же постараюсь минимизировать эмоции, а больше внимания уделять не вызывающим сомнения истинам.
Итак, истина 1: Договор на оснащение системой криптографической защиты Центральный Банк заключил не с ФАПСИ, а с малым предприятием «Анкорт».
Истина 2. Предприятие «Анкорт» имело какие-то юридические отношения с ФАПСИ. Эти отношения в конце 1992 года были весьма запутанными, с одной стороны, из-за шараханий «Генеральной линии» ФАПСИ в отношении коммерческой криптографии (разрешить – запретить), а с другой – из-за личности руководителя «Анкорта».
В ЦБ мне потом приходилось слышать такую оценку тех событий: систему защиты установили «двое лысых». Под одним из них понимали г-на К., под другим – автора этих строк. Но.
Истина 3. В конце 1992 года оба лысых являлись сотрудниками ФАПСИ.
Математика и логика окончательно закончились.
Истина 4. В конце 1993 года оба лысых уже не являлись сотрудниками ФАПСИ.
Истина 5. В 2007 году руководство переименованного ФАПСИ приводит пример разработки «уникальной технологии, ставшей препятствием на пути распространения фальшивых авизо из Чечни», как результат работы ФАПСИ. «В нашей стране всегда были системы, аналоги которых западные страны так и не смогли разработать».
Что и какие мысли крутились в головах руководства ФАПСИ в начале 1993 года по этому поводу – одному Богу известно. Могу только предположить: амбиции. Как это так: без нашего разрешения? Типичный пример «директорской психологии», которую мне потом неоднократно приходилось наблюдать. Логика и результаты – по боку, упрется рогом, нальет глаза кровью, и в ответ на логику только одно: а мне плевать!
В конце 1992 – начале 1993 года руководство ФАПСИ было в ярости. Слова «Центральный Банк», «защита авизо» были контрреволюционными и контриков ждала неминуемая расплата. Про математические и криптографические задачи никто не вспоминал, никаких даже самых отдаленных намеков на обсуждение метода использования марканта для выработки КПД в Спецуправлении тогда не проводилось, о традиционных в таких случаях «мозговых атаках» забыли. Почему? А может быть потому, что в октябре 1992 года, когда в ФАПСИ просочились первые слухи о том, что ЦБ хочет использовать калькулятор, реализующий обычный шифр гаммирования, там стали ехидно потирать руки: сейчас они что-нибудь на нем зашифруют, а мы им в ответ – криптографический ликбез. Знаете ли вы господа-банкиры про имитостойкость? А про то, куда летали с шифром гаммирования советские ракеты во Вьетнаме? Так что не рыпайтесь, выкладывайте побольше денежек и слушайтесь умного «папу» из ФАПСИ. Ситуация казалась на 100% беспроигрышной.
Разработка любой криптографической системы защиты начинается с разработки требований к ней: от кого и как она должна защищать. Портрет абстрактного вероятного противника. У меня же в сентябре 1992 года с этим проблем не было: система защиты телеграфных авизо в первую очередь должна защищать от чиновников ФАПСИ, от самых что ни на есть конкретных. Гаммирования не дождетесь! Вот вам маркант, с ним и ковыряйтесь до посинения, если возникнет желание. Желаний ковыряться с маркантом не возникло, но зато возникло желание разобраться с изобретателем. «Ксиву – на стол, в Центральный Банк больше – ни шагу!». Вот такую своеобразную оценку стойкости системе защиты телеграфных авизо выдало ФАПСИ в феврале 1993 года.
Ярость – это с одной стороны. А с другой – коммерческий прагматизм. Много ли заработаешь на военных и правительственных линиях связи? Нужно ближе к деньгам. Центральный Банк – одна из ключевых финансовых организаций, от него тянутся ниточки ко всем коммерческим банкам. Если протолкнуть какую-то систему защиты в ЦБ, то дальше можно навязывать ее и всем остальным. Коммерческая криптография становится ясной и понятной: сесть на трубу, перекрыть всем кран, заставить идти на поклон. Вскоре все так и будет, появится Указ Ельцина «о лицензировании и сертификации в области защиты информации», все пойдут на поклон к ФАПСИ. Но это произойдет через два года, а тогда, в начале 1993 года, успешное внедрение полулегальной и относительно независимой системы защиты в ЦБ явно шло вразрез с далеко идущими замыслами генералов ФАПСИ.
Такова была криптографическая политика, грязная и неблагодарная. Но я старался поменьше думать о ней. Ведь действительно, в ЦБ было сделано очень большое и нужное дело, все криптографические решения использовали только идеи шифров на новой элементной базе, тот математический аппарат, который разрабатывался с помощью кафедр математики и криптографии 4 факультета Высшей Школы КГБ, Спецуправления, НИИ Автоматики. Разработка этого аппарата велась около 15 лет, на эту тему было написано много отчетов и диссертаций, содержащих действительно новые, оригинальные результаты. Эта работа сильно отличалась от проталкивания в стандарты советского варианта DES, в которой требовались, в основном, согласования и разрешения. И вот в тот момент, когда, казалось, DES-ГОСТ окончательно перечеркнул все усилия, затраченные на разработку шифров на новой элементной базе, эти шифры, хотя и полулегально, вопреки усилиям руководства ФАПСИ, нашли себе достойное применение и стали «препятствием на пути распространения фальшивых авизо из Чечни, фактически сделали этот преступный бизнес бессмысленным».
Это был уже второй мой урок по теме «Криптография и свобода». Первый преподал мне Степанов, насильно затащив после защиты диссертации обратно к себе в отдел. Смысл везде один и тот же: начальник – царь и бог, выступил против – не жди ничего хорошего. Свобода может быть только санкционированной сверху. Не осознанная (как, помнится, учили философы), а указанная необходимость. Властная вертикаль – отнюдь не новое изобретение, она существовала и при Сталине, и после него. Точная наука математика здесь кончается, начинается философия жизни. И все мои попытки подходить к жизненным околокриптографическим проблемам с теми же подходами, что и к доказательству теорем, неизменно оканчивались одним и тем же: дважды два получалось равным пяти. Досрочно защитил диссертацию в аспирантуре – плохо, диссертация – это твое личное дело, назад, к Степанову, начинай там все с начала. Но это были просто невинные шалости. Через семь лет, после защиты ЦБ, никто уже не говорил подобных глупостей, все было проще: пиши рапорт об увольнении по собственному желанию.
Спорить с этим начальством? В очередной раз доказывать, что ты не верблюд? Бодаться теленку с дубом? Ну уж нет! Играйте в эти игры сами, мне они противны. Дело сделано, а как к этому отнесутся начальники – их проблемы. Карьерный рост в ФАПСИ мне был абсолютно безразличен, чиновничьи должности противны. Окучивание начальников, слезные челобитные – дайте хотя бы досидеть полгода до пенсии – низко и мерзко. Я лишь попросил объяснить, почему мне запрещают работать с ЦБ, отбирая утром служебное удостоверение. Не получив на это никакого внятного ответа, в рапорте с просьбой уволить по собственному желанию я постарался высказать все, что думаю по этому поводу.
Часть 6
СВОБОДА?
Погоны сброшены, я стал вольным. Вот она, долгожданная свобода! Вечная аспирантура! Сколько раз за все время моей службы в КГБ я ловил себя на мысли: как же угнетает эта противная зависимость от разных иногда компетентных, но чаще просто напыщенных, надутых от собственной важности начальников, положение бесправного холопа, которого могут послать в совхоз, на субботник-воскресник, на стройку социализма выполнять там самую черную работу абсолютно бесплатно. Ведь та система КГБ, в которой я служил, породила ГУЛАГ, в котором миллионы бесправных заключенных своими костями выстраивали советскую промышленность, работавшую в основном на армию. Все родимые пятна этого ГУЛАГа сохранились в неприкосновенности и во времена моей службы в КГБ: контролеры за приходом и уходом с рабочего места, обязательное высиживание с 9 до 6 вечера даже в том случае, если работаешь в теоретическом отделе, где такой режим оказывает прямо противоположное воздействие на получение требуемого от тебя результата, отлученность от результатов своего труда, дающая широкое поле деятельности разным криптографическим проходимцам. Все официально запрещено: офицеру запрещено подрабатывать на стороне, отлучаться без разрешения начальства из Москвы, самому сменить себе работу, если она стала неинтересной и есть предложения из других мест. Но реально все можно, только втихаря, по партизански, где пошептавшись с нужными людьми, где просто наплевав на грозные приказы и распоряжения начальства. Как в том анекдоте про попа и мужика.
– Батюшка, дозволь в Великий Пост кусочек мяса съесть?
– Не дозволяю!
– Но ты же сам ешь.
– Так ведь я об этом ни у кого не спрашиваю!
Реально можно и подрабатывать, пытаясь хоть как-то прокормить семью в трудное время «рыночных преобразований». Но так устроена система: нарушителями является абсолютное большинство, поэтому начальникам легче управлять такими людьми. Чуть что – сразу припоминаются все «грехи» скопом: опоздания на работу, несанкционированные отъезды из Москвы, отсутствие «патриотизма к отделу». На 4 факультете у начальников, собирающихся отчислить слушателя за неуспеваемость, всегда был готов следующий аргумент:
– Ходит в неглаженной форме, да и вообще, он в наряде уснул.
И вот – свобода, формально начальников больше надо мной нет. Свобода? Нет тупых начальников? Это в России то?
Russia. Example.
После победы демократии в России все разрешено. Если перейти на простой язык, то это, в частности, означает, что всем водителям не грех иногда и «подбомбить», т.е. немного подзаработать частным извозом. Это стало общенародным хобби, по крайней мере в Москве и окрестностях, а поскольку в моих пристрастиях автомобиль стоит на втором месте после компьютера, то вечерком, после дневного сидения за компьютером, я частенько выезжал «на охоту». Помимо чисто меркантильных целей, здесь еще удавалось иногда увидеть наглядные примеры из жизни простых россиян, люди, встречающиеся тебе в первый и последний раз, часто бывают очень откровенны и не сдерживают своих эмоций.
И вот один раз ко мне в машину села молодая и привлекательная женщина лет 30-35. Мы с ней разговорились о том, о сем, по виду – интеллигентная, образованная, приятно побеседовать. И надо же было быть в это время в машине включенным радиоприемнику! Там через некоторое время в выпуске новостей сообщили, что Пенсионный фонд России решил проявить какую-то очередную заботу о россиянах. При слове «Пенсионный фонд» моя собеседница, оказавшаяся бухгалтером какого-то ОАО, враз преобразилась, интеллигентность сняло как рукой, и она стала напоминать разъяренную фурию. Такого отборного трехэтажного мата я, пожалуй, не слышал со времен стройотряда, где мы работали на стройке госпиталя КГБ. Только сейчас он лился из уст этой очаровательной женщины, которая таким образом всю оставшуюся дорогу красочно описывала свои интимные отношения с Пенсионным фондом: как там приходится сдавать отчеты и принимать все возможные позы перед инспектором, доказывая, что ты не верблюд и пени на тебя накладывать не за что, сколько там требуют бумаг по всякому поводу и без повода, какое там столпотворение народа в дни сдачи отчетов, как придираются к заполнению каждой клеточки в каждой бумажке и многое другое, причем ее рассказ был весьма эмоционален и передаваем дословно только в непечатном издании. А ведь это один лишь Пенсионный фонд! Кроме него для возбуждения женщин-бухгалтеров еще есть налоговая инспекция, статуправление, фонды социального и медицинского страхования, в общем, множество поводов для различных впечатлений и встреч.
Это – реальная российская свобода. Свобода чиновничьего бизнеса, ущемляющего миллионы людей, собирающего толпы народа у кабинетов инспекторов из разных регистрационных палат, налоговых инспекций и множества обязательных фондов, бизнеса, основанного исключительно на взятках. Это какая-то совершенно извращенная свобода и демократия, при которой лучше живут не те, кто приносит больше пользы остальным людям, а те, кто делает им больше вреда. Самый богатый человек в мире – основатель Microsoft Билл Гейтс – создал операционную систему Windows, компьютерные сети, Internet, то, что позволило людям во всем мире жить лучше, общаться друг с другом, вывело все человечество в новый, компьютерный век. А что сделали самые богатые люди в России? Купили чиновников и сели на трубу. Как же это тривиально и примитивно!
После увольнения из КГБ у меня появилась масса возможностей почувствовать себя простым россиянином, например, побывать в районной поликлинике. Результатом общения с нашим «бесплатным» здравоохранением стал партизанский стиль мышления: «Живым не сдаваться!». Жизнь по принципу «волка ноги кормят» быстро отрезвила, помогла сбросить розовые очки, сквозь которые мне часто приходилось смотреть на нашу действительность, познакомила со многими новыми людьми, из которых честных и порядочных оказалось все-таки намного больше, чем жуликов и проходимцев, однако последние очень часто оказывались в роли различных начальников. Глядя на пышный расцвет чиновничьего бизнеса в России я невольно сравнивал увиденное со знакомой мне системой КГБ. Сколько общих черт! Те же тупые начальники, подчас нисколько не задумывающиеся о последствиях принимаемых ими решений (в КГБ, пожалуй, даже чуть поумнее были), та же рабская зависимость от них. Например, полностью заплатить все налоги в России в принципе невозможно, а посему практически каждый россиянин зависит от налоговой инспекции, в любой момент ему можно предъявить обвинение. От взяточного геноцида спасает только большое количество и нищета россиян. Про любимых всеми гаишников лучше и не вспоминать, когда я был офицером КГБ, то от них спасала красная книжица и закон о статусе военнослужащего, по которому офицера нельзя было штрафовать. И вот на «свободе» наконец-то дошло: это же клан охотников за людьми, основной задачей членов этого клана являются засады с радарами, каждый удачный выстрел – полтинник или стольник, в зависимости от инфляции.
Принцип «Не верь, не бойся, не проси!» давно уже стал национальной российской идеей, которую столько раз пытались найти правители, живущие на Олимпе. А кто не хочет жить по такому принципу, кто слишком буквально воспринимает декларированную свободу и права человека – тем лучше из России свалить.
Вот такая жизненная позиция выработалась у бывшего офицера КГБ.
Глава 1. Гениальный директор
Вернемся в 1993 год. Куда податься после увольнения из ФАПСИ? Вроде ясно: к К., с которым мы на пару окучивали Центробанк. Но больно уж заметные перемены произошли с ним после успешного завершения эпопеи с системой защиты телеграфных авизо для ЦБ. Хотя нет, скорее это была моя наивность, неумение разбираться в людях, когда я пытался искать в нем положительные черты, слишком уж сильно на меня действовала его показная деловитость и напористость, граничащая с нахальством. Критерием, который помог мне взглянуть на него другими глазами, были деньги, которые Центробанк заплатил за внедрение системы защиты авизо. В 1992 году работы по защите авизо не закончились, потом еще два года мы делали различные специализированные модернизации калькулятора специально для ЦБ и в результате за все эти работы ЦБ перечислил его малому предприятию где-то около миллиона долларов.
Первые же относительно крупные деньги моментально преобразили этого человека. Наши прежние отношения с ним «на равных» сразу же перешли в категорию «начальник – подчиненный», где начальником, естественно, мыслил себя К. Ну на то, кем он там себя мыслил, мне было абсолютно наплевать, мы с ним работали, не заключая никакого контракта, мне же хотелось довести до коммерческого внедрения мою систему «Криптоцентр» и, кто знает, может быть и каким-то образом внедрить ее в ЦБ. Идеи К. были гораздо проще: прихватизировать себе все деньги, получаемые от ЦБ, не допуская в этом деле никаких конкурентов. Обычная и очень банальная история, в которой мне досталась незавидная роль спарринг-партнера в различных махинациях этого «Гениального директора».
Сразу же разорвать наши отношения К. не мог: при общении с ЦБ было слишком много чисто технических проблем, в которых он был абсолютно некомпетентен, а найти мне замену было довольно-таки сложно. Поэтому его задачей на начальном этапе нашего сотрудничества было платить поменьше, а обещать и пускать пыли в глаза – побольше. Одним из способов пускания пыли в глаза был миф о создании имиджа фирмы.
Часто «деловые» переговоры с участием К. больше походили на записки из сумасшедшего дома. Вместо реальной и взвешенной оценки своих возможностей следовал поток словоблудия:
– Я крупнейший производитель шифровальной техники в Европе!
– Я вхожу в двадцатку ведущих мировых авторитетов по криптографии!
– Каждый день я приношу государству экономию в 30 тысяч долларов!
и так далее в том же духе. Неудивительно, что многие потенциальные заказчики, вежливо выслушав эту ахинею, делали от ворот поворот. Эти же бредни (скорее всего, на Центробанковские деньги) публиковались и в печати.
Мания величия охватила этого человека. Ему, как солдату-дембелю, хотелось нацепить на себя все, что блестит: чтобы о нем писали газеты, показывало телевидение, в советские времена он, наверное, был бы без ума от счастья, если бы на высокой трибуне юные пионеры повязали его красным галстуком. И вот захотелось ему однажды стать победителем конкурса «Золотой бизнес» и повесить на стенку соответствующую грамотку в рамочке. Стоило это удовольствие в те времена где-то около 5 тысяч долларов: грамотка в рамочке и торжественный вечер со шведским столом в фойе гостиницы «Россия» в придачу.
Но поскольку К. одновременно захотел покататься по заграницам, то так получилось, что в момент этого торжественного вечера он был в Италии, а почетное право попить-погулять в гостинице «Россия» ему пришлось предоставить мне и еще одному Толе, Анатолию Григорьевичу, бывшему офицеру, высокому и стройному, который заканчивал 4 факультет года на 4 раньше меня. У нас с ним сложился прекрасный дуэт.
Шведский стол состоял исключительно из коньяка и водки, которыми встречали прямо в фойе. «Победители» слегка разогревались, а затем началась по-советски нудная процедура вручения грамоток в рамочке, отличавшаяся от награждения победителей соцсоревнования только нахальными попытками раскрутить разогретых победителей «на бабки», т.е. стать спонсорами чего-то. Желающих раскручиваться было немного и вскоре попойка продолжилась, только уже за столиками. Одновременно начались выступления артистов, некое подобие новогоднего Голубого огонька 60-х годов. Очаровательная Клара Новикова с микрофоном в руке стала прогуливаться между столиками и нацелилась на сидевшего рядом со мной красавца Анатолия Григорьевича. Прямым ходом она направилась к нашему столу, а мы с Толей завороженно глядели на нее. И тут…
И тут подали горячее мясо. С картошечкой. Мясо – это святое, при его появлении я забываю обо всем остальном, душа уходит куда-то в другое место, а руки сами начинают тянуться к ножу и вилке. К моему стыду, в выборе между духовным и съедобным я тогда выбрал последнее. А Клара Новикова, увидя, как сосед ее красавца предал все светлые идеалы искусства, сразу же сделала разворот на 180 градусов и больше такой возможности увидеть вблизи звезду российской эстрады у меня уже не было.
За нашим столиком был еще один молодой человек, который, как оказалось, – сын одного из сотрудников Спецуправления 8 ГУ КГБ. Торгует импортной мебелью: простой и понятный бизнес, никаких научных заморочек, договорился, купил, продал, потом еще и еще. Мы с ним сразу же нашли общий язык, общение продолжилось в самых что ни на есть демократических условиях и после того, как официальное мероприятие в гостинице «Россия» закончилось. В общем, когда я наконец-то добрался до дома, выяснилась одна любопытная вещь: грамотка, которая была в рамочке, по дороге потерялась. Рамочка есть, а грамотки в ней нет, видно прикрепили плоховато, не рассчитывали, что у нее будет такая нелегкая жизнь.
Вручение рамочки без грамотки К. напоминало сценку из мультика, в котором Вини Пух и Пятачок дарили ослику Иа-Иа подарки на день рождения. Нам с Толей (который Анатолий Григорьевич) было очень трудно сдержать свои ехидные эмоции, глядя на то, как К. воспринимает всерьез эту мишуру, хотя и весьма недешевую.
Жизнь в его конторе очень часто напоминала какой-то дурдом, в котором К. постоянно с кем-то ругался: с уборщицами, с завхозом, с бухгалтерами, с молодыми программистами. Такая уж у него была натура – склочной бабы, которая всегда и всем недовольна. Ту мизерную зарплату, которую он выплачивал, считал верхом благодеяний, за которые все должны быть обязаны ему до гроба. «Я вас кормлю» – любимое высказывание этой «кормящей матери», занятой целый день склоками, пустым трепом, сплетнями и завистью. Его высокомерие становилось все больше и больше с каждым очередным Центробанковским вливанием.
Сколько раз я упрекал себя за ту наивность, с которой связался с ним! Практически ни один человек не мог проработать с К. больше года, все, кто приходили и уходили, были плохими, хорошим – один К. Пределом его мечтаний была торговля: водкой, гербалайфом, его убогими «Шуриками», всем, где есть возможность обмана, легкие деньги, общение с жуликами и проходимцами и все остальные прелести из жизни в «свободной» России в начале 90-х годов. После службы в КГБ, где, несмотря на все остальные перипетии, я общался с людьми порядочными, интеллигентными, образованными и честными, переход к общению с К. все чаще начинал вызывать омерзение. Быстро дошло, что никаких денег мне здесь не видать, как своих ушей, одна только начальная школа реальной жизни. Все-таки подобных типов в России достаточно много и надо один раз переболеть этой болезнью, чтобы к ней выработался устойчивый иммунитет. А в период болезни стараться не забывать своей основной специальности – математика-криптографа-программиста, не опускаться до торгашеского уровня и относиться ко всему этому с юмором. Так легче переносится эта неприятная, но не смертельная бацилла.
– Господин Гениальный директор, а какое место Вы занимаете в двадцатке ведущих мировых авторитетов по криптографии?
Но одно дело было реальным и бесспорным – это Центробанк, единоличную заслугу в оснащении которого К., естественно, присвоил сам себе. В его контору стали иногда заглядывать весьма нетривиальные личности, во встречах с которыми доводилось поучаствовать и мне. Правда, чаще всего во время словоблудия Гениального директора хотелось просто покрутить пальцем у виска, но утешало одно: собеседники, наверное, тоже обладают чувством юмора. Но один раз К. укатил в какую-то очередную заграницу, и встречать японскую делегацию довелось мне и Анатолию Григорьевичу, без Гениального, к нашей обоюдной радости. Эта была делегация из какого-то японского университета, которая изучала условия ведения бизнеса в России, и направила ее к нам партия «Яблоко».
Эта встреча запомнилась мне по одному эпизоду, о котором чуть ниже. А началась она с каких-то дурацких вопросов, которыми эти инопланетяне стали пытать нормального советского человека.
– Какая на Вашей фирме проводится финансовая политика?
– Упало – обналичили.
– А какая часть доходов идет на выплату заработной платы?
– По ведомости или черным налом?
Ну и все в том же духе. Водка, закуска – все в холодильнике, ждут своего часа, а они тут про какую-то финансовую политику! Да в России может быть только одна финансовая политика: приплыли деньги – прячь их поскорее, пока родное государство их не умыкнуло. Это у них там в Японии рабочий час работает на государство, а все остальное время – на себя и на фирму. А в России государство хочет, чтобы 110% всех доходов уходило на налоги и прочие явные и неявные поборы, а люди при этом жили за счет святого духа и еще оставались должны государству. Но не может: нет у святого духа таких денег. Поэтому вместо святого духа в России появился «черный нал» и блестяще справился с поставленными ему демократическими партией и правительством нелегкими задачами. И вот все это я постарался популярно объяснить японцам.
Насколько они поняли все мои объяснения – не берусь судить. Но по некоторым косвенным признакам нечто подобное, изложенное в несколько иной форме, им, скорее всего, уже приходилось слышать.
Тривиальные истины всегда неинтересны. Поэтому, по-возможности поскорее закончив дискуссию о «финансовой политике» в России, я предложил гостям менее тривиальное зрелище – посмотреть свою систему «Криптоцентр». Японцы, гуманитарии, о криптографии услышали впервые, и показ живой, работающей криптографической системы произвел на них впечатление. Ведь это был 1993 год, тогда еще не было встроенных криптографических функций в операционные системы компьютеров и рынок криптографической продукции был экзотичен и свободен.
И вот потом произошел тот эпизод, который навсегда остался в моей памяти. Праздношатающейся публики, захаживающей в контору, было достаточно, десятки раз я показывал и пытался объяснить разным личностям свою систему «Криптоцентр», они с умным видом все выслушивали и сматывались, раздавая направо-налево кучу обещаний все это купить, внедрить в своем регионе, стать нашими дилерами и т.п. Японцы же, вежливо выслушав все мои рассказы криптографа-фанатика, вкусив после этого русского гостеприимства, сделали весьма нетривиальный жест.
– Спасибо за очень интересную встречу. Мы отняли у Вас очень много времени, которое Вы могли бы посвятить своей работе. Но мы готовы компенсировать эти потери. В этом конверте 200 долларов, которые, как мы поняли, дополнят тот «черный нал», который есть на вашей фирме.
Немая сцена. Такого в новейшей истории России я еще не встречал. По инерции ближайшие 10 лет я голосовал исключительно за партию «Яблоко», которой симпатизировал и без японцев. Но теперь на вопрос: «А почему ты голосуешь именно за них?» у меня всегда был простой и понятный ответ: «За 200 долларов!».
По моим наблюдениям, у всех личностей, подобных К., есть вера в чудо. Кропотливый повседневный труд инженера – это не их удел. Одним махом они намерены решить все мировые проблемы, мелкие технические детали – не в счет. Такой идеей–fix у К. было сотрудничество с иностранным партнером, который начнет продавать по всему миру его ломающиеся от малейшего дуновения ветерка «Шурики». Таких желающих почему-то не нашлось, но на Центробанковской инерции удалось установить деловые контакты с одной южноафриканской фирмой, которая предложила нам продавать в России свою продукцию – телефон и факс, обеспечивающие шифрование передаваемого сигнала. Аналоговый сигнал в этой аппаратуре преобразовывался в цифровой и, следовательно, появлялась возможность гарантированного зашифрования передаваемого цифрового сигнала. Для этих целей необходимо было установить в эту аппаратуру свой алгоритм шифрования и, естественно, выбор пал на схему типа «Ангстрем-3».
К. подписал контракт с этой фирмой, по которому их инженеры оказывали нам содействие в проведении модернизации этой аппаратуры и таким образом мне удалось впервые познакомиться с зарубежными специалистами, с уровнем их квалификации и стилем работы.
Тут и впоследствии мне еще не раз приходилось вспоминать добрым словом родную криптографическую alma-mater, 4 факультет. Те качества, которые нам прививали с раннего возраста вместе с математикой, это теперь те козыри, с которыми можно общаться по крайней мере на равных с иностранной фирмой и ее инженерами. А у них ведь тоже не все бывает гладко, часто возникают чисто технические проблемы, в процессе решения которых и познается, кто есть who.
Поставленный нам телефон не работал. Приехавшие в первый раз с фирмы ребята были веселыми и общительными, но сделать так ничего фактически и не смогли. Телефон по-прежнему не работал, несмотря на все заверения, что причина этого вот-вот будет найдена. После нескольких месяцев бесплодных обменов мнениями по факсу, фирма наконец-таки прислала к нам своего ведущего инженера Дэви.
На каждой фирме есть люди, составляющие ее золотой фонд и Дэви, несомненно, был именно из этой категории. Сравнительно молодой парень лет 30-35, веселый, общительный и досконально разбирающийся во всем, что было связано с этим телефоном. Для него не было никаких проблем, он запросто перепрограммировал и перешивал ПЗУ, прекрасно разбирался в алгоритмах оцифровки аналогового сигнала, был одарен замечательным слухом и, кроме всего прочего, поражал своим ответственным отношением к делу. Мне было жутко интересно общаться с ним, а ему, как я подозреваю, было интересно послушать про криптографию, о которой он раньше не имел большого представления. За несколько дней мы с ним на пару смогли подготовить программу для записи в ПЗУ, в которой был реализован алгоритм шифрования типа «Ангстрем-3». Я на Notebook писал различные тестовые программы, Дэви переписывал их на имитатор ПЗУ в компьютере, а затем мы сравнивали результаты работы. В конечном итоге возникла идея провести полное тестирование не на имитаторе, а на реально подготовленном ПЗУ и сравнить результаты с моими тестовыми программами на компьютере. Но для этого Дэви нужен был специальный прибор – Digitaser, который он смог бы подключить к ножкам-контактам ПЗУ и получить на его экране снимаемую с них цифровую последовательность. Это достаточно сложный прибор и у Дэви его с собой не было.
И тут у К. возникла идея: свозить Дэви на завод в Зеленоград, где были эти Digitaser'ы, там можно будет все протестировать, а заодно показать иностранному инженеру ведущее советское предприятие электронной промышленности. Если бы К. побольше общался не с разными зеленоградскими начальниками, а с простыми работягами, то наверняка бы десять раз подумал о возможных негативных последствиях показа зеленоградского «социалистического реализма» перед тем, как тащить туда прекрасного зарубежного специалиста.