Текст книги "Затяжной поворот: история группы «Машина времени»"

Автор книги: Михаил Марголис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

У «машинистов», наверное, существовали свои, друзья-врачи?

Это, естественно, поскольку девушки предместий не очень соблюдали гигиену, а мы, находясь в состоянии веселья, не очень за этим следили. Приходилось обращаться к знакомым докторам. Поскольку мы отстали от Европы на много лет, мне все происходящее с нами в конце 70-х, до перехода «МВ» в Росконцерт, напоминало Ливерпуль года этак 61-го. Повторю, мы были молоды. Появись у нас тогда возможность дневать и ночевать всем вместе, мы, конечно бы, засели сообща в какую-нибудь точку и жили там на подобие коммуны, сочиняли бы песенки и играли…

Александр «Фагот» Бутузов

В Росконцерт я перешел вместе с «Машиной» и на гастроли ездил вместе с группой. В трудовой книжке мне написали «артист разговорного жанра». Когда пришли Кутиков, Подгородецкий и Ефремов, у «МВ» возник новый репертуар. По-моему, тогда была сделана программа без антракта. Не на 40 минут, грубо говоря, а на час десять. И первая ее часть резко отличалась от второй. Появилась, касавшаяся меня, эпиграфная связь между песнями. Подбирались стихи разных поэтов, доступных нам тогда. Никакого Галича, Бродского в ней, конечно, упоминать было нежелательно. Стихи для концерта подбирал я, помогал мне Боря Баркас, царство ему Небесное.

Тогда же «машинисты» решили возродить «Маленького принца» для официальной сцены. Заказали костюмы «под программу» у Вячеслава Зайцева, обувь – в мастерских Большого театра. За все платил, естественно, Росконцерт, так что могли себе позволить.

А что ты делал во втором отделении концертов «Машины», когда заканчивался «Маленький принц» и начинались просто песни?

Ничего не делал. Выходил в зал и снимал телок. Я же только что на сцене торганул ебальником. Ты, что! Я рыцарь печального образа, Пьеро! К слову, признаюсь, на сцене всегда чувствовал жуткий дискомфорт. Каждый выход к публике был для меня пыткой. Пробовал поддерживать свой дух разными допингами: киром, дурью и прочим. Бывало, что отключался, конечно. Поэтому решил, что лучше всего остановится на кире. Причем это и принцип «Машины» тоже. Я не помню ни одного концерта, подчеркиваю, ни одного в то время, чтобы музыканты «МВ» вышли на сцену трезвыми.

Андрей Макаревич

Мы не играли бухими никогда. Это даже как-то не обсуждалось. Пьяным будешь просто плохо играть. Мы выпивали 50 граммов коньяка перед первым концертом и столько же перед вторым, просто для связок. Один раз произошла страшная история в городе, по-моему, Краснодаре, где-то в середине 80-х, когда мы уже ездили по гастролям с театром пантомимы Жеромского. У Кутикова был концертный комбинезон, без карманов. А буфетик артистический во всех залах располагался, как правило, прямо возле сцены. Мы в него пришли уже на третьем звонке к началу концерта, как обычно, чтобы по 50 граммов выпить. Осуществили задуманное и поспешили расплатиться. Кутиков тут говорит: «Черт, карманов нет, поэтому я деньги с собой не взял». Ну, не бежать же ему в гримерку. Платил я. Так происходило все время, когда он надевал этот свой наряд.

В Краснодаре та же ситуация. Подходим, заказываем два по 50 коньячку и тут я в шутку говорю: «Что-то ловко ты, Саня, придумал с этими отсутствующими карманами». Он напрягся и попросил буфетчицу налить нам два по 150, а деньги пообещал ей занести после концерта. Мы выпили. Прозвенел третий звонок, а я сказал: «Сань, я так не могу, ты меня сейчас обидел, я должен ответить. Дайте-ка, нам еще два по 150 коньячку» – обращаюсь к той же буфетчице. Мы выпиваем их залпом и выходим работать. Я начинаю первый номер программы: «Возникает из недопетости, на потребу насущным хлопотам…» и вдруг понимаю, что у меня аккомпанемент с пением разъезжаются. Я стою один, в центре сцены, выхваченный из полумрака световой «пушкой» и ужасаюсь. Из меня мгновенно выходит литр пота, я этот закулисный коньяк выдавил из себя за несколько песен. И никогда больше перед выходом на сцену таких экспериментов не делал.

Алексей Романов

До прихода Маргулиса я в «Машине» был, по-моему, главный пьяница. Макар тоже процессу выпивания никогда не противился, но и зачинщиком не был. А вот, когда пришел Женька, оказалось, что самый хулиган – он. Не скажу, что алкоголик, но хулиган. И Маргулис с Японцем образовали тогда боевую ячейку. Буквально двойка истребителей. Ни одной симпатичной продавщицы в универсаме не было не охвачено их любовными чарами.

Александр «Фагот» Бутузов

Кроме алкоголя, другие виды допинга в «Машине», вроде, не прижились. Косяк, например, сваливал, Макара с ног с первой затяжки. Не принимал организм.

Андрей Макаревич

Наоборот. Мое отсутствие интереса к «траве» объяснялось тем, что она меня вообще на «цепляла». Ну, просто никакого эффекта.

Александр «Фагот» Бутузов

Кокаинов, героинов тогда в помине не было. Бухали все. Дурь, конечно, можно было достать запросто, да и стоила она недорого. Ну, «черняшка» из подмосковных маков была. «Грызлом закинуться» это называлось. Отвратительная штука, сено такое…Какой она эффект давала я так и не разобрал. Но, когда в 1984-м мы ездили на суд над Лехой Романовым в город Железнодорожный, то каждый раз в электричке, по дороге туда, по ложечке «черняшки» принимали.

Валерий Ефремов

С приходом в «Машину» разъезжать я стал значительно больше, чем прежде. Мы же совсем недолго еще оставались в любительском статусе. Сыграли буквально 2–3 сейшена, а после этого уже подключились к Театру Комедии и Росконцерту. Из-за нашей занятости даже с бывшими коллегами по «Високосному лету» общаться некогда стало.

Зато финансовое состояние твое, вероятно, заметно улучшилось?

Нет. Резко разбогатеть на профессиональной сцене все равно не удалось. Ну, получали, мы, конечно, чуть больше инженеров – рублей 400 в месяц. Но и в андеграунде можно было примерно столько же тогда зарабатывать. Профессиональный статус был важен не с финансовой точки зрения. Просто раньше мы были зажаты в Москве и Московской области, а теперь поехали по стране, и выяснилось, что нас повсюду знают, мы можем собирать Дворцы спорта. Кайф был от масштаба нашей известности, славы. Поменялась психология. Мы почувствовали себя нормальной гастрольной командой. Дома стали реже бывать.

Как жена это восприняла?

Отрицательно. Но разборок не было. Это же работа.

Но денег-то больше не становилось. Может, она тебе говорила – брось такую работу?

Нет, в этом плане я никого никогда не слушал. К тому же мне все нравилось. В первые росконцертовские годы «Машина» жила фактически, как одна семья, и все участники группы вели себя приблизительно одинаково.

А я, зная твои спортивные наклонности, думал, что после концертов на гастролях вся команда отправлялась на блядки, а ты в теннис играть?

Такое позже стало происходить. А, в принципе, одно другого не исключало.

Флэшбэк № 1. «Поворот»

Едва успев собраться, новая «Машина Времени» образца 1979-го соорудила свой наиглавнейший хит «Поворот», нереально долго – полтора года – продержавшийся в лидерах хит-парада газеты «Московский комсомолец» (других звучных хит-парадов в Союзе на тот момент не водилось) и ставший не только фирменным знаком группы, но и опознавательной меткой определенной эпохи советской жизни. До сих пор на концертах «Машины» эту песню публика поет хором, а строку «Вот, новый поворот, и мотор ревет…» население России давно воспринимает, как народную поговорку или считалочку.

У «Поворота» несколько авторов, что, в общем-то, малораспространенный для композиций «МВ» случай, и довольно забавное происхождение, с противоречивыми подробностями.

Подгородецкий, в своей субъективно-неполиткорректной книге в желтом переплете утверждает следующее: «Музыку, которая впоследствии стала самым исполняемым хитом последних 25 лет, я написал в тюрьме. Ну не совсем в тюрьме, а в казарме воинской части Внутренних войск МВД СССР в г. Александровке Белгородской области, где служил, охраняя зэков. Более всего эта мелодия была похожа на начинавшие тогда набирать силу итальянские хиты. Медленная такая, лиричная. До сих пор тешу себя надеждой, что найдется какой-нибудь италоязычный поэт, который придумает к ней стихи. Это будет второе рождение „Поворота“, который не стыдно будет исполнить какому-нибудь Тото или Пупо. Когда я рискнул предложить ее для исполнения, Кутиков немедленно раскритиковал материал, говоря, что это нуднятина в стиле Макара. Потом попробовал сыграть ее быстрее. „Да это же прямо „Иглз" какие-то“, – сказал обычно молчаливый Валера Ефремов.

Александр Кутиков

«Поворот» стал исполнять в «Машине» я, поскольку я его и придумал. Мелодия, которую я показал Макару, изначально была другой, не такой, как ее знают теперь. Но я понимал, что в том варианте, придуманном в студии, она Макара не заинтересует. Поэтому, я ее изменил и сыграл на гитаре, приблизительно так, как она звучит сегодня. Макар послушал, буквально на 2–3 часа удалился в кафе на улице Горького, выпил там коньячку и принес текст. Мы с ним ознакомились, и почти сразу сделали этот хит.

Никто бы не смог спеть «Поворот» так, как я его пою. Да и, вообще, любые песни, «Машины», исполняемые мной, никто так же не споет. И те вещи, которые поет Женька Маргулис – только ему подходят.

Ты, вроде бы поначалу считался лириком, но в «Машине» запел надсадным голосом самые жесткие темы?

Потому что я самый жесткий в группе. У меня, единственного в «Машине», голосовой диапазон позволяет петь подобные песни. Но если есть возможность не петь, я не пою. С удовольствием уступаю эту роль своим коллегам по команде. Играть постоянно на басу и петь, очень не простая работа. Если уделять на концерте повышенное внимание своему вокалу, надо упрощать басовую партию, а этого не хочется. Я люблю исполнительскую точность, люблю, когда в группе ритм-секция взаимодействует четко и минимумом средств достигает максимального давления.

Можешь вспомнить, когда предполагалось, что песню будешь исполнять ты, но потом она переходила к кому-то другому?

Есть обратный пример. Песню «Кого ты хотел удивить» в 79-м пел Женя Маргулис. Хитом она не стала. А вот когда спел ее я – получился всесоюзный шлягер. Были, впрочем, и случаи, о которых ты спрашиваешь. Например, песни «Танцуем на самом краю», «Музыка под снегом» поет Макар, хотя написаны они мной. Но Андрею они лучше подошли, а я пою там только верхний голос. Женька исполнял на нескольких наших альбомах мои песни, потому что я видел, у него это получится лучше. Особенно на концертах.

Андрей Макаревич

Мелодия «Поворота», которую принес Кутиков, была сначала ужасно медленная, сладкая, сентиментальная, без всяких барабанов. Розовые слюни. Мы совершенно не знали, что с ней делать. Пробовали ее крутить и так, и этак. Ничего не получалось. Кутиков тогда вообще сочинял сладкие, романтические, навороченные баллады. И вдруг, на какой-то репетиции (текста «Поворота» еще не было), мы как-то резко изменили подход к этой песне, подумали – может вот так еще попробовать. И случайно получилось. Работали только с мелодией. Хотели понять, что из нее выпиливается, и тогда станет ясно, про что будут слова. Многие мелодии мы отвергли, а в этой что-то чувствовалось, фишка какая-то. Жалко было выбрасывать. Это, ведь, самое простое. Я всегда стараюсь до последнего выжимать каждую идею.

Слова «Поворота» я написал буквально через пару дней, после того, как мы нашли новый мелодический ход. Отправился пешочком в Парк Культуры, заглянул в ресторан «Пльзень». Взял пива, креветок, стоял хороший, весенний теплый день. И я за один присест написал сразу два текста, чего ранее никогда со мной не случалось, «Поворот» и «Ах, что за луна», и, вообще, находился на большом подъеме. Массы чистых листочков мне не требовалось. Обычно тексты уже более-менее в готовом виде складываются у меня в голове. Потом я их записываю на бумаге и зачеркиваний и изменений делаю мало. Когда мы совместили музыку и текст «Поворота» стало понятно, что вот в таком виде тема катит. Хотя, Мелик-Пашаев, прослушав ее, возмутился: «Ну, это ужас какой-то, черт знает что, кошмар!». Такой вкус у него был. А через пару месяцев «Поворот» стала бешенным хитом. 18 месяцев продержался на 1-м месте в хит-параде «МК».

Валерий Ефремов

«Поворот», по-моему, изначально Саня собирался петь. Но на первых порах тема звучала так, что «Поворотом», который сейчас играется, там и не пахло. Это была очень медленная песня, которую внутри коллектива мы назвали «Сентиментальное чудовище». А потом я пришел на очередную нашу репетицию и ребята меня спросили: «Как тебе вот такой вариант „Поворота“?». Я послушал, сморщился, говорю: «Что это?». А это, как раз, и был вариант, который теперь всем известен. Не то, что он мне не понравился, но звучал неожиданно.

Евгений Маргулис

Про «Поворот» конкретно ничего не скажу. Я в тот момент отсутствовал в группе. И не знаю нюансов создания этого богатого произведения. Меня Бог миловал.

Борис Гребенщиков

Формально «Поворот» очень симпатичная тема, особенно по музыке. Кутиков красивые вещи пишет. Текст песни может вызвать легкое пожимание плечами, но поскольку она значительно популярнее всего творчества «Аквариума», то, что мне тут говорить…Это не моя эстетика, но народ такое любит, а «машинисты» любят, когда их любит народ. И они этого добились. Они – молодцы.

Вслед за знаковым «Поворотом» разгоняющаяся «Машина» запускает в народ не менее успешные хиты – «Синяя птица» и «Скачки». Рейтинг группы растет стремительно. «Машинисты» начинают осваиваться в ранге всесоюзных звезд и хэдлайнеров любых росконцертовских программ. Они «обеспечивают кассу» своей госконторе, за ними ломятся толпы фанаток, их размещают на гастролях в лучших гостиничных номерах. В «олимпийском», 80-м году, «МВ» присуждают первую премию на вошедшем в отечественную рок-летопись фестивале «Весенние ритмы» в Тбилиси, о группе впервые пишет большая всесоюзная газета – Артемий Троицкий в «Советской культуре» опубликовал материал о «Машине», который сегодня сочли бы откровенно рекламным, а тогда он смотрелся неким информационным прорывом.

Однако, все это не помогло «МВ» пробиться в тот момент с официальным сольным концертом на большие московские площадки. Показ «Маленького принца» в 80-м, в Театре Эстрады, казался почти реальным (у меня, к слову, был билет на тот концерт), но его отменили. Раздраженным и растерянным почитателям «Машины» работники зала объясняли, что все произошло по причине «болезни одного из участников группы» (это было вранье) и предлагали послушать вместо «МВ» ансамбль «Добры молодцы». Понятно, куда посылались такие предложения…

Доводилось слышать версию, что анонсированный в Эстраде сейшен «слетел» у «МВ» по прихоти одного высокопоставленного чиновника, раздраженного не только творчеством, но и национальным составом группы. Вроде бы, он-то и произнес тогда сермяжную тираду про «Машину с евреями», которую Подгородецкий значительно позже использовал для названия своих мемуаров.

Андрей Макаревич

Когда отменилось наше выступление в Театре Эстрады, я так расстроился, что не пошел даже взглянуть, что там происходит возле зала. Хотя нам кто-то рассказывал тогда, что зрители, пришедшие к Театру, пытались активно возмущаться по поводу нашей замены на другую группу.

Представляешь, мы все отрепетировали, пошили костюмы, сделали декорации для «Маленького принца». Практически накануне концерта, на той же сцене театра Эстрады, показали эту программу, одиноко сидевшему в партере товарищу из ЦК, с редкой фамилией Иванов. Он посмотрел, встал и молча ушел. А через два часа нам сообщили: «Он сказал – повременить». Интересоваться причинами такого решения было бессмысленно. Если директива шла из ЦК, все замирали и воспринимали ее, как приговор. Как нас тогда из Росконцерта-то не выперли, вот это потрясающе! Мы сохранили возможность ездить по стране, но в Москве «Машине» выступать было нельзя еще долгие годы. В Питере можно, а в Москве – нет.

Валерий Ефремов

Для гастролей по стране, где мы работали на стадионные аудитории, «Маленький принц», с моей точки зрения, не совсем подходил. Это лиричная программа, для камерных залов, для московской публики. Но именно в Москве нам ее сыграть и не позволили.

Андрей Макаревич

Всеми гастролями «Машины» занимался Росконцерт. Нас не о чем особо не спрашивали. Вызывали к начальству и сообщали: завтра вы едете в Волгоград, оттуда в Сочи, далее еще куда-то. Где мы будем жить, и все прочие бытовые вопросы с нами так же не обсуждали. И не о чем заранее не информировали. В городе, куда мы приезжали выступать, нас встречал местный администратор, опять-таки, представитель Росконцерта, и сопровождал до указанной ему руководством гостиницы.

Сотрудники Росконцерта все были очень разные, среди них попадались запоминающиеся люди. Например, Володя Халемский, конферансье, замечательный парень, который уже много лет живет в Израиле, и стал там неплохим театральным актером. Или директор программ Игорь Носов, царство ему Небесное. Симпатичный малый. Как-то в Свердловске мы давали 28 «битковых» концертов за две недели. Тогда такие продолжительные выступления в одном городе считались в порядке вещей. Причем концерты были сборные. «Машина» обеспечивала повышенный интерес к ним, выступая во втором отделении. А в первом мог быть кто угодно – от ансамблей народного танца до Жанны Рождественской за роялем, оркестра Кролла с молодой солисткой Ларисой Долиной, или Мазепы и Тепцова (два смешных мужичка с куклами). В общем, скрипка, пипка и утюг…

Так вот Носов, по каким-то причинам, не мог остаться до окончания наших свердловских гастролей и уехал в Москву дня на четыре раньше, оставив нам ключи от своего гостиничного люкса, номер 214, как сейчас помню. И в нем мы гуляли до утра, после каждого концерта с ансамблем танца «Сувенир». Это были очаровательные девки и ребята, с которыми мы крепко дружили, пили ночи напролет, со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Сувениры» к тому моменту уже ездили за границу, были крутые и смешные страшно. Количество происходивших с ними историй казалось неисчерпаемым. Мы все, естественно, перевлюблялись друг в друга, кто-то и переженился. При этом никакой конкуренции из-за дамского пола в «Машине» не существовало. Нам, по счастью, всегда нравились очень разные женщины. Скажем, вкусы мои и Кутикова никогда не пересекались…

После заключительного концерта в Свердловске мы с «Сувенирами» снова пили все ночь. В те времена мы уже перешли с дешевого портвейна на водку и коньяк. Пили, пили и, не ложась спать, отправились в аэропорт. Рейс у нас был очень ранний. Утром прилетели в Москву. Опытные «сувенирцы» знали, что все рестораны в столице открываются в полдень и только «Узбекистан» в 11. Туда мы и отправились всем скопом на автобусе, который поймали прямо в аэропорту. В «Узбекистане» мы продолжили гуляния до восьми вечера. После чего я, все-таки, на автомате уехал домой, а остальная компания пошла еще в ресторан ВТО. Вот так мы жили.

А как ты преодолевал утренние последствия таких загулов?

Я был очень крепок. Я и сейчас крепок. Похмельем никогда не страдаю. Но половина ребят и девчонок из «Сувенира» умерли уже, хотя были моложе нас. Они такую нагрузку на сердце испытывали. Мы-то, после ночных пьянок, могли поспать, а их в 9 утра уже выгоняли «на класс». Работали они с полной самоотдачей.

Атмосфера в гримерке у вас изменилась с переходом в профессионалы?

Так у нас только на этом этапе гримерки и появились. А раньше приезжали на сейшен и просто тусовались где-то за временным занавесом, вместе с бригадой хиппарей, которые считали за честь помочь нам затащить аппаратуру куда-нибудь на четвертый этаж общаги или ДК. Это же, правда, служило им и основанием для бесплатного прохода на концерт. Поэтому за аппарат наш хватался любой человек. Некоторые из этих добровольцев потом стали нашими первыми техниками. Тот же Наиль Короткин, работающий ныне звукорежиссером в одной из крупнейших российских компаний.

Вообще, знаешь, доступ к «Машине» никогда, к сожалению, не был особенно сложным, в сравнении с тем, как это обстоит на Западе. С изумлением обнаружил данный факт, когда оказался там, году в 88-м. К самой сраной, играющей в клубе группе, никто за кулисы просто так не пройдет. А у нас всегда было демократично. Всегда кто-то приводил в гримерку друзей, подруг…

Евгений Маргулис

«Раздела имущества» по дамской части у нас никогда не было. Все определялось степенью красноречия. Насколько каждый мог кого-то из девушек уговорить на более близкие отношения. Что-то получалось, что-то нет. Были какие-то девицы, которые уже сразу импонировали кому-то конкретному. И, слава Богу, что в «Машине» у всех вкусы разные.

Александр «Фагот» Бутузов

В декабре 79-го я с «Машиной», которая еще состояла при Театре Комедии, приехал на гастроли в Сочи. Именно там, зимой, я впервые услышал от Макара «Синюю птицу». А после Нового года, где-то за январь-февраль, произошел переход «МВ» из штата театра в штат Росконцерта. И я перешел туда вместе с группой, оставаясь «артистом разговорного жанра» со ставкой 9 руб. 50 коп. за концерт. Музыкантам платили по десять рублей. Всем нам, в общем, дали высшую ставку по той тарификации. И уже в марте 80-го мы поехали на тот самый фестиваль в Тбилиси, о котором сейчас постоянно вспоминают.

«Весенние ритмы-80» в грузинской столице, конечно, не были советским подобием «Вудстока-69», но разительно отличались от всех прочих музыкальных фиест, устраиваемых тогда в СССР, и по праву вошли в историю. В Тбилиси выступили наименее конъюнктурные на тот момент отечественные группы, а обстановка на сцене и вокруг фестиваля эпизодами напоминала вполне андеграундную: перманентный дринк музыкантов и публики, неразбериха с обещанным организаторами мероприятия аппаратом, отвязные выступления некоторых участников, в частности, «Аквариума» и «Удачного приобретения», неожиданно возникшего на сцене «ритмов» в Международный женский день под маркой «Глобус».

Самыми серьезными последствиями, с разным знаком, «Весенние ритмы» обернулись для столичной «Машины» и ее питерского друга БГ. Последнего, за неподобающее, на взгляд жюри фестиваля, поведение на сцене, вытурили ото всюду, откуда возможно. «Тогда я, по-моему, обратился к Андрюшке за помощью – вспоминает Гребенщиков. – После Тбилиси все начало рушиться, положение было пиковое. Меня изгнали с работы, из комсомола, из института и, в общем-то, из семьи. Родители жены, у которых мы с ней тогда жили, достаточно сильно на меня нахмурились. Это был полный обвал и достаточно паническая ситуация. Макар, кажется, свел меня с Юрием Саульским. Но, и тот ничего поделать не мог. Когда директор грузинской филармонии лично докладывает в горком партии, что Гребенщиков занимался на сцене антисоветской пропагандой, гомосексуализмом и разбрасывал листовки, это, в принципе, жестко и просто так не забывалось».

«Машину», с «Хрустальным городом» и «Снегом», оценили на «ритмах» совсем по-другому – первой премией. Благодаря этому успеху, «машинистам» вскоре довелось впервые увидеть свое творчество официально изданным на двойном виниловом диске-гиганте «Мелодии» посвященном тбилисскому фестивалю. Недоброжелатели, которые и тогда уже появились у «МВ» пытались списать победу «Машины» на присутствие в жюри фестиваля Юрия Саульского, симпатизировавшего группе, в которой когда-то играл его сын Игорь. Но это выглядело не более, чем болезненная реакция на бесспорный факт. Год спустя, после «Весенних ритмов» самиздатовское «Зеркало» объективно констатирует: «Первое место «Машины времени» на фестивале в Тбилиси соответствует реальной расстановке творческих сил в советской рок-музыке. Да, с полным правом мы сегодня можем говорить о превосходстве других ансамблей над группой Макаревича по отдельным параметрам: по совокупности же всех этих параметров она является на сегодняшний день, несомненно, лидером».

Александр «Фагот» Бутузов

Тбилисский фестиваль был смешной. Там мне тоже пришлось выходить на сцену. Я открывал концерт «Машины» концерт не привычным, довольно длинным стихотворением Михаила Анчарова «Однажды я пел на большой эстраде, стараясь выглядеть молодцом…», а каким-то коротким стишком самого Макаревича, по-моему, «Как легко решить, что ты слаб…». Эта тема иногда пелась группой, а иногда просто читалась мной.

В Тбилиси мы все перманентно бухали, конечно. От обилия настоящих грузинских вин дух захватывало. Нас постоянно зазывали к кому-то из местных людей в гости. На каком-то застолье я влюбился в художницу Нану, дочку грузинского актера Отара Коберидзе. Помнишь, в фильме про Алладина он играл султана?..

Из Тбилиси мы вернулись очень воодушевленные и начали кататься по разным гастролям. Самые запомнившиеся из них, те, что проходили летом и осенью 80-го. Пожалуй, это было самое счастливое время в моей жизни.

Борис Гребенщиков

Кода «машинисты» приезжали в Петербург, я с наслаждением ходил на их концерты. Особенно после «Тбилиси-80». Они стали профессиональной группой и делали роскошные программы в «Юбилейном». Я, напомню, что в те годы, кроме «Машины» просто не было групп, интересно поющих на русском языке. Были они и «Аквариум». Ну, еще достойная команда «Санкт-Петербург». Но «Машина», конечно, заметно нас превосходила. Это позже «Аквариум» стал очень сильно набирать обороты, и мы с «Машиной» поехали чуть в разные стороны.

Александр «Фагот» Бутузов

В период московской Олимпиады, сразу после похорон Высоцкого, куда мы с Макаром попали по удостоверениям участников олимпийской культурной программы, «Машину» выслали на хуй из столицы и отправили по обалденному маршруту: Сочи, Анапа, Геленджик, Запорожье, Волгоград…

В то время мы с Валерой Ефремовым стали очень близкими друзьями. У нас сложилась троица по съему телок на гастролях: Ованес Мелик-Пашаев, Ефремов и я. В качестве базовой точки всегда использовался номер-люкс Ованеса Нерсесыча. С нами еще ездил росконцертовский директор Владимир Анашкин. Ломовой человек. Он ничего не делал, только отдыхал и радовался. Даже в гостиницы нас, по-моему, без его участия заселяли…

Мы с Валериком перед каждым выступлением «Машины» брали у него билеты на концерт, штуки четыре или сколько он мог дать. Тут же отдавали их нашим рабочим, которые уже числились в «Машине» по штатному расписанию Росконцерта, и они шли их продавать. Таким образом, у нас появлялись деньги на вечер. Зарплату мы на гастролях практически не тратили.

И вот, как обычно, после первого отделения концерта я свободен, и моя задача найти за время второго отделения трех милых девушек: для себя, Ефремова и Мелик-Пашаева. А в эту «олимпийскую» поездку мы с Ваником уже просто брали один номер, и жили вдвоем в 3-х комнатном люксе. У него спаленка, у меня спаленка и общая гостиная.

Я с Кутиковым, кстати, тоже очень быстро сошелся. Он иногда в поездках приходил ко мне в гостиничный номер, делился какими-то волнующими его мыслями…

Все, в общем, шло хорошо, но я, однако, чувствовал себя в группе все менее уютно. Понимаешь, рок-команда и с ней один не музыкант. Кто я? Обслуживающий персонал? Администратор? Зачем мне это? Я – артист и тоже хочу быть на афише. А меня там нет. «Машина Времени» есть, а меня нет. Вот это обижало наглухо. Появлялись какие-то афиши и с упоминанием моего имени, но все как-то эпизодически, не то. И выходил на сцену я раз от раза с меньшим удовольствием, а точнее, вовсе без удовольствия. Поэтому бухал, путал слова и т. п. И, однажды, в поезде, возвращаясь с очередных гастролей, Макар мне сказал: «Фагот, хватит, терпение мое кончилось. Я тебя просил, предупреждал…». А у меня накопились какие-то проколы. Например, каждый приезд в Питер для меня заканчивался вытрезвителем. В Москве, за 50 лет был в вытрезвителе один раз в жизни, а в Питере – раз в восемь. Причем в одном и том же, привокзальном. Меня там уже за своего принимали: «О, наш волосатик приехал!». А кончалось все это сообщениями по месту работы, то есть в Росконцерт. А я, ведь, был комсоргом «Машины Времени». У меня в подчинении находились четыре комсомольца: Макаревич, Ефремов, Петя Подгородецкий и Наиль Короткин. Я писал отчеты о комсомольских собраниях, собирал взносы. Занимался всем этим, страхуясь от последствий своих пьяных приключений. И, вот, Макар сказал, что меня уволят, и добавил: «Теперь ты, наверное, везде будешь нас обсирать…».

Но я, с тех пор, стараюсь, нигде не обсирать «Машину». Это, во-первых. А во-вторых, я очень признателен Макару, как бы не относился сегодня к его песням новейшего периода, за тот отрезок жизни, который я провел с группой.

После ухода из «Машины» у меня сохранились тесные отношения с Гулей. Одно время он даже жил у меня. Мы с ним, и с его братом Марком, плотно общались и дружили. В, конце концов, свою нынешнюю жену Аню, Женька у меня отбил. Анька была моей девушкой. Но когда они с Маргулисом впервые встретились, я понял, что это судьба. Они – не разлей вода. Как увиделись, так до сих пор друг на друга и смотрят. Анька – офигенная, утонченная, добрейшая…

Уволившись из Росконцерта, я некоторое время был безработным, а потом мне позвонил Мелик-Пашаев, попросил к нему подъехать, и рассказал, что устраивается в какую-то филармонию, где создается группа под его управлением. «Давай, – говорит, неси туда свою трудовую книжку». И, таким образом, я, в сущности, попал в обойму «Воскресения».

Флэшбэк № 2. Ванечка.

В 2005 году кандидатом от Болгарии на конкурс «Евровидение» фигурировала группа «Kaffe». Протежировал ее, как выяснилось, сопредседатель Форума Российских соотечественников в Болгарии, руководитель музыкально-продюсерской, издательской компании «Жокер-Медия» Ованес Мелик-Пашаев. Солидный с виду бизнесмен, отдаленно смахивающий на Демиса Руссоса и Михая Волонтира одновременно, обосновался в этой теплой восточноевропейской стране, поскольку оттуда родом его супруга Жанна. Познакомился он с ней еще четверть века назад, в Москве, где его тогда хорошо знали, по разным затеям, в околомузыкальных кругах и иногда называли Ванечкой, хотя сам он, наверное, предпочитал обращение Ованес Нерсесович.

«Ванька – сложный человек» – сказал Валерий Ефремов, и в этой простой и лаконичной, как ефремовская манера игры на барабанах, фразе подразумевается многое. Мелик-Пашаев, в конце 70-х – начале 80-х, прожил своеобразную жизнь в столичном рок-н-ролле и оставил о себе противоречивые воспоминания.

Александр Кутиков

Мелик-Пашаев никогда не был директором «Машины Времени», тем более ее художественным руководителем, хотя именно так он себя представлял, и так его порой воспринимали. Ованес был нашим первым администратором.