Текст книги "Воздушные разведчики"

Автор книги: Михаил Глебов

Соавторы: Афанасий Синицкий,Владимир Жарко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

В небе Восточной Пруссии

Восточная Пруссия – осиное гнездо германского милитаризма. Отсюда псы-рыцари совершали набеги на русские земли. Отсюда кайзеровские полчища нападали на молодую Советскую Республику. Отсюда же гитлеровские войска 22 июня 1941 года вероломно вторглись в Советскую Прибалтику.

Наступил час возмездия. Красная Армия на всем протяжении советско-германского фронта перешла в решительное наступление, чтобы добить фашистского зверя в его собственной берлоге.

В феврале 1945 года полевое управление штаба 1-го Прибалтийского фронта переместилось из Калварии в населенный пункт Норгенен, что севернее Кенигсберга. В то время произошли некоторые изменения. Войска 1-го Прибалтийского фронта влились во 2-й Прибалтийский фронт. С 24 февраля на базе 1-го Прибалтийского фронта была сформирована Земландская оперативная группа войск под командованием генерала армии И. X. Баграмяна.

3-й Белорусский фронт готовился к штурму города-крепости Кенигсберга. Часть февраля и практически весь март ушли на разведку вражеских укреплений, планирование операции, подготовку войск, подвоз материальных средств.

Перед фронтовыми силами и средствами разведки стояли большие, ответственные задачи: установить численность, состав группировки кенигсбергского гарнизона, вскрыть систему обороны на внутреннем и внешнем обводах города и крепости Кенигсберг. Решение этой задачи легло на плечи воздушных разведчиков. Они должны были сфотографировать планово и перспективно оборонительные сооружения трех позиций. В первую из них входили местами от двух до семи линий траншей, а также 15 мощных старинных фортов. Вторая позиция состояла из приспособленных к обороне каменных зданий, третья опиралась на 9 старых фортов. На всех позициях и между ними фашисты возвели противопехотные и противотанковые сооружения: проволочные заграждения, минные поля, рвы, доты, дзоты, блиндажи. Для обороны города-крепости гитлеровцы сосредоточили группировку войск, насчитывавшую свыше 130 тысяч солдат и офицеров. Комендантом города-крепости назначили генерала от инфантерии Лаша, специалиста в области фортификации.

В начале февраля разведуправление штаба 3-го Белорусского фронта имело значительные сведения о группировке и укреплениях врага. Но крупномасштабный план Кенигсберга предстояло заполнить недостававшими данными. Разведгруппы стрелковых частей развернули активные действия. В работу включилась сеть наблюдательных пунктов. Внимательно следили за эфиром радисты. Ежедневно вылетали на задания воздушные разведчики майор Степан Володин, капитаны Михаил Глебов, Тимофей Саевич, старшие лейтенанты Сергей Мосиенко, Яков Орлов и Николай Георгиевский.

В перерывах между вылетами фронтовики отмечали свои полковые праздники. Один из них совпал с торжественной общенародной датой – 27-й годовщиной Красной Армии. Указом Президиума Верховного Совета СССР от23 февраля 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий и проявленные при этом мужество и героизм капитанам Тимофею Александровичу Саевичу, Ивану Ефимовичу Русанову и старшему лейтенанту Якову Никифоровичу Орлову присвоено звание Героя Советского Союза. Однополчане горячо поздравили своих товарищей с высокой наградой Родины. И снова «петляковы» уходили во фронтовое небо.

Первая половина февраля 1945 года не баловала хорошей погодой. Из-за низкой облачности экипажи летали в основном на малых высотах – разведывали войсковые перевозки и передвижения, перспективно фотографировали передний край обороны противника. Главное же – плановое фотографирование крепости – еще предстояло выполнить.

Сложность этого задания была понятной. Экипажу майора Степана Володина предстояло выполнить перспективную фотосъемку укреплений с высоты 400 метров. Члены экипажа тщательно подготовились к вылету: произвели разбивку маршрута, наметили "пункты разворотов, продумали заходы на цель. Отработали они и вопросы взаимодействия между собой, особенно наблюдения за воздухом, подготовили аппаратуру. Вся эта работа на земле помогла экипажу в воздухе. 10 раз Пе-2 заходил на боевой курс. Гитлеровцы вели по нему огонь из всех видов оружия. Когда же стрельба стихала, на «петлякова» набрасывались вражеские истребители. Штурман и стрелок-радист отражали их атаки, а летчик делал свое дело – вел машину по боевому курсу. И довел ее до конца: задание выполнил полностью, на фотоснимках, которые экипаж доставил на аэродром, были ясно видны траншеи и огневые точки.

На следующий день – снова вылет. Погода по-прежнему стояла пасмурная, видимость была ограниченной. Майор Володин, посоветовавшись со штурманом, решил лететь до цели за облаками, затем, по истечении расчетного времени, пробить их и снизиться до высоты 300–400 метров. Штурманский расчет и мастерство летчика оказались идеальными: выйдя под облака, разведчики обнаружили большое скопление живой силы и техники врага. Передав данные по радио на КП полка, экипаж взял обратный курс: теперь дело за бомбардировщиками. Однако путь на свой аэродром был не совсем удачным: при перелете линии фронта «петляков» попал в зону сильного зенитного огня. Разрывом снаряда самолет подбросило вверх – он угодил в правую мотогондолу, но взорвался при ударе о колесо шасси, которое у Пе-2 было довольно мощным. К счастью, взрыв не задел бензиновую и масляную магистрали. Володину пришлось проявить все мастерство при посадке на левое колесо. Приземлился благополучно.

Однако эти вылеты носили, так сказать, частный характер. Командующий фронтом требовал вскрыть оборону Кенигсберга, а подходящей погоды для этого не было. Майор Мартьянов приказал капитану Глебову разработать план разведки Кенигсберга и при первой же возможности вылететь на задание. Глебов сказал штурману капитану Шаповалову:

– Давай-ка, Петр Васильевич, обмозгуем, как нам этот орешек разгрызть и зубы не поломать.

Орешек действительно оказался крепкий: город-крепость начинен сотнями зенитных орудий, прикрыт истребительной авиацией. В то же время фотографирование следовало производить с высоты 5000 метров. До этого экипажу много раз приходилось фотографировать с разных высот такие города, как Смоленск, Витебск, Орша, Каунас, Рига и другие. Летчик и штурман вспоминали различные варианты, которые применялись в доброй сотне предыдущих боевых вылетов.

– И все-таки, Петр, заход построим с моря, – сказал Глебов. – Пусть хоть на короткое время фашисты подумают, что это их самолет. При таком варианте шансов выполнить все три захода несколько больше.

Да, расчеты показывали, что нужно произвести три захода: первый – по северной части города, второй – по центру, третий – по южной части. Продолжительность каждого – от 5 до 7 минут полета в условиях сильного обстрела с земли или атак вражеских истребителей.

План вылета доложили Мартьянову, и тот сказал:

– Самое опасное – зенитный огонь. Истребители вам не страшны.

Заметив недоумевающие взгляды Глебова, Шаповалова и Погорелова, командир полка пояснил:

– На этот раз вашу «пешку» прикроет целый полк «аэрокобр». Пойдете как коронованные особы. А вот от зениток защиты нет.

20 февраля 1945 года выдался ясный, солнечный день. Ранним утром экипаж капитана Глебова вылетел на аэродром Повунден, где располагались истребители прикрытия. При встрече с командиром дивизии полковником Ю. Б. Рыкачевым Глебов удостоверился, что полк и в самом дело готов к вылету на прикрытие одного разведчика. Подумав, Михаил Максимович попросил комдива:

– Товарищ полковник, не стоит полк поднимать. Согласен, ваши истребители надежно прикроют нас. Но есть в этом и другая сторона дела: увидев такое число «аэрокобр», фашисты догадаются: что-то здесь не так – и откроют по нашему самолету такой огонь, что мы и минуты в воздухе не продержимся.

– Что же вы предлагаете? – спросил Рыкачев.

– Для обеспечения внезапности наш экипаж будет идти со стороны моря один. Две шестерки «аэрокобр» должны находиться неподалеку от нас, чтобы по первому сигналу или по своей инициативе отсечь вражеских истребителей, если они появятся. Остальные ваши «аэрокобры» пусть остаются на аэродроме в готовности к немедленному вылету по сигналу ведущих истребителей прикрытия.

– Хорошо, – согласился Юрий Борисович и тут же назначил летчиков в первые две группы.

В них вошли лучшие истребители дивизии. В их числе находился и заместитель командира полка дважды Герой Советского Союза майор Алексей Семенович Смирнов, а старшим группы был назначен первый заместитель командира полка Герой Советского Союза подполковник Иван Дмитриевич Лихобабин. В то время фашисты уже испытали силу ударов этого воздушного бойца. В небе Восточной Пруссии Глебов не раз слышал предупреждения гитлеровцев:

– Ахтунг, ахтунг! Ин дер люфт Лихой Баб! [3]3
  Внимание, внимание! В воздухе Лихобабин! (Гитлеровцы произносили эту фамилию по-своему. – Авт.)


[Закрыть]

Когда все вопросы взаимодействия были решены, «петляков» и 12 «аэрокобр» взлетели. Небо по-прежнему было ясным. Однако каждый из воздушных бойцов знал, что вскоре в этом безоблачном небе загромыхают взрывы снарядов и оно станет черным от разрывов. Но знали летчики и другое: этот вылет необходим для достижения успеха наземных войск, и к намеченной цели они шли уверенно.

После взлета капитан Глебов прошел с набором высоты на юго-запад, в сторону Кенигсбергского залива. Набрав около 6000 метров высоты, он в расчетной точке резко, со снижением, с приглушенными моторами начал выполнять разворот влево, в сторону Кенигсберга, для выхода на боевой курс первого захода. С этого направления часто летали вражеские летчики. Может быть, поэтому зенитчики, приняв его за своего, сначала молчали. А Глебов уже вывел машину на боевой курс. Капитан Шаповалов, больше для собственного успокоения, приговаривал:

– Так держать, командир! Идем точно по курсу. Аппарат включен, теперь уж не шелохнись, не то такие чудесные кадры смажем!

Поглядывая на летевших в стороне «аэрокобр», Глебов ждал, что небо вот-вот заклокочет разрывами, и он не сможет предпринять ни одного шага, чтобы уберечь «пешку» от попаданий. Но враг молчал. Он все еще считал самолет своим. И только в конце первого захода зенитчики разобрались в обстановке. Сзади слева вспыхнули разрывы.

Вышли на свою территорию. Глебов отвернул немного влево, а затем стал с набором высоты разворачиваться вправо для выхода на боевой курс второго захода.

– Ну, ребята, держись. Фашисты уже разобрались, кто мы такие, – сказал Глебов штурману и стрелку.

Вторую половину разворота выполнил со снижением, чтобы набрать запас скорости и обеспечить свободу маневра по скорости – он не приводил к разрыву между снимками на этой высоте, так как интервал между кадрами Шаповалов установил на максимальное перекрытие – «непрерывку».

Вышли на боевой курс второго захода. Самолет шел туда, откуда на него нацелились сотни стволов. Фашисты открыли огонь. Небо превратилось в ад. Разрывы зенитных снарядов подбирались к самолету все ближе. Вот его качнуло раз, другой. В крыльях стали появляться пробоины. Примерно на середине боевого курса машина вздрогнула особенно сильно. Глебов увидел в левом крыле, па месте звезды, рваную пробоину. «Пешку» начало сильно кренить влево. Глебов изо всех сил удерживал ее в горизонтальном полете, чтобы не допустить, как говорили воздушные разведчики, «штанов» между заходами.

А штурман уговаривал:

– Держи, Миша, держи! Уже немного осталось. Пленочка получится – высший класс. Пехотинцы нас на руках носить будут. Если довезем, конечно.

– Довезем! – отозвался Глебов. – Обязательно надо довезти.

К концу второго захода самолетом трудно было управлять – настолько он был изрешечен. Но моторы работали. Петр Шаповалов спросил командира:

– Выдержим еще один заход?

– Двух заходов все равно недостаточно.

Над заливом Глебов начал осторожный разворот влево на максимальных оборотах моторов, стараясь набрать хоть немного высоты для выполнения противозенитного маневра до включения аппаратов. Рядом летел со своим ведомым Иван Лихобабин. Он показал большой палец: хорошо, мол, так держать! Командная радиостанция на «пешке» вышла из строя еще в начале захода, и летчикам приходилось объясняться на пальцах.

Глебов вывел Пе-2 на боевой курс последнего захода. Штурман доложил о включении аппаратов. Летчик триммерами снял нагрузку с рулей управления. Стало легче удерживать самолет на прямой. «Пешка» шла навстречу бушевавшему огню.

Но вот зенитки прервали стрельбу. Глебов понял, что фашисты решили для верности бросить на разведчика истребителей. Было это ясно и летчикам Лихобабина. Летевшая выше и сзади «петлякова» шестерка Смирнова завязала бой с большой группой «мессеров». На помощь «аэрокобрам» подошли оставшиеся на аэродроме Повунден в готовности номер один истребители. Они быстро очистили небо. А израненный разведчик по-прежнему шел по прямой, фотографируя оборонительные сооружения врага. Шестерка Лихобабина ни на шаг не отходила от «петлякова», не допуская к нему ни одного вражеского истребителя.

– Аппараты выключены! – доложил Шаповалов.

– Погорелов, сообщи на КП, что задание выполнено, – сказал Глебов стрелку-радисту. – И еще передай, что самолет подбит, просим обеспечить посадку с ходу.

Глебов старался не делать резких эволюции, выполнял развороты «блинчиком», то есть с малым креном, вел машину на малой скорости. А шестерка Ивана Лихобабина по-прежнему следовала за разведчиком, пока он не приземлился на своем аэродроме.

Когда Пе-2 зарулил на стоянку, специалисты быстро сняли кассеты с пленкой и увезли в фотолабораторию, где все уже было готово к обработке снимков. А старший инженер полка подполковник Демин, инженер эскадрильи капитан Куликов, другие специалисты тем временем осматривали самолет. За годы войны им доводилось ремонтировать всякие машины. Но на этот раз они пришли к единому выводу:

– «Петляков» ремонту не подлежит.

Пробоины самой разной величины не поддавались подсчету. Один осколок, пробив обшивку фюзеляжа и сиденье летчика, застрял в центре парашюта, на котором в полете сидел Глебов. Особенно большая пробоина зияла в левом крыле на месте звезды, причем выходное отверстие было в три раза больше входного – в него могло войти большое ведро.

Подполковник Демин успокаивал летчика:

– Не горюй, Миша, дадим тебе новый самолет.

– И не забывай, что сегодня двадцатое число. Нормально отделались, – добавил Шаповалов, намекая на то, что Глебова дважды сбивали именно 20 числа.

Г. А. Мартьянов, понимая состояние экипажа, сказал:

– Всем троим – недельный отпуск!

На другой день Глебов и Шаповалов ушли в фотолабораторию, где обрабатывалась доставленная ими пленка. И не только потому, что их интересовали результаты своей работы. Они во многом помогали специалистам в монтировании большой фотосхемы. Штаб инженерных войск соорудил макет в масштабе 1: 3000, на котором подробно были изображены система оборонительных сооружений и расположение артиллерийских, минометных и даже пулеметных позиций. Словом, макет получился копией кенигсбергского укрепрайона в уменьшенном виде.

Потом командующий фронтом проводил у макета занятия с командармами, командирами корпусов и дивизий, отрабатывая между частями и соединениями детали предстоявшего штурма Кенигсберга. Кроме того, разведотдел штаба Земландской группы войск составил брошюру-справку «Город и крепость Кенигсберг» и фотопланшет, размножил их и разослал во все части вплоть до батальонов. Теперь не только высшее командование, но и каждый офицер 3-го Белорусского фронта четко представлял детали и свои действия в предстоявшем штурме. Это впоследствии помогло сохранить жизни многим воинам.

Полеты на разведку продолжались. Включился в них и экипаж капитана Глебова. Уже на четвертый день своего отпуска он в полном составе прибыл на командный пункт. Майор Мартьянов сначала отмахнулся:

– Отдыхайте. Меня молодежь штурмует, просится полетать. Потом он согласился с тем, что и опытным экипажам нельзя расслабляться – ведь война не окончена.

В начале марта командир полка, вызвав экипаж капитана Глебова, приказал выполнить довольно сложное задание. Риск был слишком велик. Требовалось перспективно сфотографировать морской канал, проходивший от Кенигсберга до Пиллау. Этот канал был прорыт в заливе Фришес-Хафф, по нему даже океанские корабли могли пройти в кенигсбергский порт. Сложность и необычность этого задания заключались в том, что необходимо было пролететь более 40 километров на высоте 300 метров, в двух-трех километрах от южного берега Земландского полуострова, занятого врагом. Оттуда по разведчику могла бить не только зенитная, но и полевая артиллерия, крупнокалиберные пулеметы. Условия выполнения задания складывались так, что экипаж должен был непременно войти в зоны противовоздушной обороны Кенигсберга, силу которой Глебов, Шаповалов и Погорелов испытали на себе 20 февраля, и крупнейшей военно-морской базы Пиллау. Кроме того, в непосредственной близости от боевого курса разведчика находились три вражеских аэродрома – Зидлунг, Фишхаузен и Нойтиф. На них насчитывались сотни «мессершмиттов» и «фокке-вульфов», готовых в любой момент подняться в небо.

Сложность выполнения этой задачи понимало и командование воздушной армии. Для обеспечения полета разведчика были выделены 18 истребителей. Глебову предстояло самому отработать с ними детали взаимодействия. Экипаж вылетел на новом самолете на аэродром Повунден. Истребители ждали разведчиков – они уже знали в общих чертах о предстоявшем прикрытии. Когда же Глебов рассказал им, что и в каких условиях предстояло сделать экипажу, командир полка полковник Магерин сказал:

– Да-а… Нам следует хорошенько подумать, чтобы и задачу выполнить и всем живыми вернуться.

– Мы уже подумали, – улыбнулся Глебов и предложил план полета. Он заключался в следующем.

Истребители прикрытия делились на три группы по 6 самолетов в каждой. Первая из них, группа непосредственного прикрытия, должна находиться вблизи разведчика и обезопасить его от атак прорвавшихся к нему «мессеров». Второй, ударной, группе следовало держаться в трех-четырех километрах сзади, на 1000 метров выше «петлякова» и связывать боем истребителей врага на дальних подступах к нему. Перед третьей группой стояла задача подавить огонь зенитной артиллерии, расположенной на побережье Земландского полуострова.

Магерин согласился с предложенным Глебовым боевым порядком и распределением задач. Для надежности экипаж разведчика и истребители проиграли на земле ряд вариантов действий в воздухе на случай изменения обстановки.

Группа взлетела. Глебов набрал высоту 1500 метров и в сопровождении истребителей взял курс к Кенигсбергу, поскольку заход на фотографирование канала решил выполнить с востока на запад, то есть со стороны города. Энергично развернулся влево со снижением, чтобы выйти на боевой курс. Стрелка высотомера приближалась к заданной цифре – 300 метров. Впереди справа виднелся закованный в бетон канал. Штурман капитан Петр Шаповалов доложил, что фотоаппарат включен. Для летчика это означало: вести Пе-2 по линии боевого пути на заданной высоте и скорости без кренов.

Истребители прикрытия находились на своих местах. Внизу – спокойная гладь вод залива Фришес-Хафф. В небе – ни единого взрыва. Летчикам даже не верилось, что идет выполнение сложнейшего боевого задания. Но не зря, видно, говорят, что перед бурей всегда бывает затишье. И она, эта буря, разразилась. Стрелок-радист Василий Погорелов доложил, что ударная группа истребителей прикрытия завязала бой с «фоккерами». И почти тут же со стороны берега к разведчику потянулись цветные нити трассирующих снарядов, в небе появились «шапки» разрывов. Интенсивность огня с земли с каждой секундой нарастала, разрывы стали приближаться к разведчику. На какое-то время этот огонь почти прекратился, потом снова стал нарастать, но уже как-то беспорядочно. Чувствовался результат работы третьей группы «аэрокобр». Своими ударами с высоты они умерили пыл вражеских артиллеристов, стрелявших с открытых позиций. Ведь почти любой расчет, завидев, как на орудие пикирует самолет, стрелял кое-как, наугад, для собственного утешения. Когда же на позиции начинали рваться снаряды и бомбы, артиллерийская прислуга разбегалась к укрытиям, забивалась в щели.

Неожиданно «петлякова» так тряхнуло и накренило, что у Глебова вырвало из рук штурвал. В первое мгновение он решил, что прямым попаданием снаряда крупного калибра оторвало крыло. Осмотрелся и увидел, что оба крыла на месте. Оказалось, снаряд громыхнул чуть сзади самолета, взрывная волна с большой силой ударила в правое крыло, по элеронам и рулям управления. Глебов с трудом выровнял «пешку», избежал столкновения с водой. Над самым каналом развернулся влево, вышел на свою территорию и повторил заход. На этот раз огонь с земли оказался еще более неорганизованным и неприцельным – истребители не давали гитлеровцам возможности прийти в себя.

Правда, при подходе Пе-2 к порту Пиллау фашисты стали вести по нему огонь и с кораблей, что значительно затруднило ориентировку. Глебов ненадолго потерял канал из виду. Снизился до бреющего полета и ушел влево. Шестерка «ястребков» далее установленной дистанции не отставала от «петлякова». Остальных истребителей Глебов не видел.

– «Маленькие», останьтесь со мною только двое, – передал он ведущему. – А четверо пусть немного отстанут и наберут высоту еще метров сто.

И снова – на боевой курс, заканчивать фотографирование канала. Этот маневр и новый порядок помогли рассредоточить огонь с кораблей. Разведчики задание выполнили полностью, вернулись на аэродром. Позже выяснилось, что из 18 «аэрокобр» две были сбиты. Фашисты потеряли четыре ФВ-190.

Сам «петляков» получил более 30 пробоин. От удара взрывной волны деформировало правый элерон. Однако главное – канал был сфотографирован полностью. Специалисты из отдельных снимков – ведь дважды пришлось сходить с боевого курса! – смонтировали фотосхему на всю длину канала, который имел большое значение для всей системы обороны города. До этого по нему гитлеровцы осуществляли все перевозки. Но к концу марта канал практически не действовал: наша артиллерия постоянно держала его под обстрелом.

Ранним утром 6 апреля 1945 года на наблюдательный пункт, оборудованный на высоте Фухсберг, прибыли командующий войсками 3-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза А. М. Василевский, генерал армии И. X. Баграмян, командующие родами войск, начальники служб. В соответствии с планом операции начало артиллерийской подготовки назначалось на 8.00. Но погода не благоприятствовала: густой туман окутал город, его окрестности, оборонительные сооружения. Пристрелянные артиллеристами цели тоже потонули в тумане. Правда, в течение четырех предшествовавших суток артиллеристы непрерывно днем и ночью рушили оборону города, нанося удары по фортам и другим долговременным сооружениям, расположенным по всем трем поясам обороны. Уже в первый день Кенигсберг заполыхал огнем. Но форты оказались живучими. Даже артиллерия большого калибра не могла пробить железобетон. Пришлось применить 1000-килограммовые бомбы.

Однако утром 6 апреля бомбить было нельзя.

– Как же мои пушкари будут вести огонь по невидимым целям? – спросил командующий артиллерией генерал Н. М. Хлебников.

– Бомбить сквозь туман можно. Но куда упадут бомбы? – заметил командующий 3-й воздушной армией генерал Н. Ф. Папивин.

А. М. Василевский приказал перенести начало артиллерийской и авиационной подготовки на 10.00.

Генералы и офицеры то и дело посматривали на часы – время тянулось медленно. Прошло более часа. Ветерок с Балтики начал рассеивать туман, и готические здания города вскоре обнажились. Стали появляться цели кенигсбергского укрепрайона – они были видны как на ладони.

В назначенное время земля задрожала от артиллерийской канонады, взрывов снарядов и мин. В артподготовке были задействованы 7000 орудий. Во второй половине дня в небе появились эскадрильи бомбардировщиков. Они сбрасывали на город-крепость тяжелые ФАБы – фугасные авиабомбы. Рушились здания, полыхали пожары. Штурм крепости продолжался 4 дня и 3 ночи.

Вечером 8 апреля комендант крепости Кенигсберга генерал Лаш принял ультиматум советского командования и приказал войскам прекратить сопротивление. Уцелевшие солдаты и офицеры выходили из укрытий, поднимали вверх лоскутки материи. Белые флаги развевались над развалинами оборонительных сооружений, на балконах полуразрушенных домов. Но отдельные очаги сопротивления оставались еще и на следующий день. В общей сложности более 90 тысяч солдат и офицеров фашистской армии сдались в плен. После падения Кенигсберга в руках гитлеровцев оставались еще Земландский полуостров, военно-морская база Пиллау и коса Фрише-Нерунг. А там, в Германии, во второй половине апреля началась Берлинская наступательная операция. Война приближалась к концу. Однако враг ожесточенно сопротивлялся.

Командование 3-го Белорусского фронта решило провести подготовку к окончательному разгрому восточно-прусской группировки. В этой подготовке участвовали и экипажи 11-го авиаполка. Перед ними стояла задача произвести плановое фотографирование всего Земландского полуострова с высоты 2500 метров. Командир полка решил выполнить эту задачу одновременным вылетом пяти экипажей разведчиков: капитанов Т. А. Саевича, М. М. Глебова, старших лейтенантов С. И. Мосиенко, Н. В. Георгиевского и Я. Н. Орлова. Каждому их них предстояло сфотографировать по два параллельных маршрута с заходом на боевой курс сначала с востока на запад, затем – с запада на восток.

Прикрывать воздушных разведчиков приказали двум полкам истребителей, которые тоже располагались на аэродромах Лабиау. До основного вылета истребители рано утром слетали на блокирование вражеских аэродромов Гросс-Диршкайн и Фишхаузен. Вернувшись, они успокоили разведчиков: дескать, на этих аэродромах не самолеты, а макеты. Глебов с сомнением спросил одного летчика:

– Почему вы так думаете?

– Мы стреляли по ним в течение десяти минут, и ни один не загорелся.

– А с какой высоты стреляли?

– С двух тысяч метров.

Глебов потому так расспрашивал об аэродромах врага, что его первый заход проходил точно над Гросс-Диршкайном. И, услышав ответ, пришел к выводу, что с такой большой высоты прицельный огонь вести невозможно. Стало быть, не исключено, что на аэродроме не макеты, а настоящие самолеты, которые потому и не загорелись, что в них не попадали. Значит, при проходе Гросс-Дирш-кайна необходима предельная бдительность.

Взлетели все 5 экипажей разведчиков, строго выдерживая указанные временные интервалы. Перед этим в небо ушел полк истребителей для того, чтобы очистить воздушное пространство от врага в районе фотографирования оборонительных рубежей противника. Вместе с экипажами Пе-2 поднялся и другой полк истребителей – для непосредственного прикрытия. К каждому самолету-разведчику пристроились по две пары истребителей, остальные шли несколько сзади и выше, составляя группу резерва. Картина получилась внушительная – боевую работу пяти экипажей разведчиков обеспечивали более 70 истребителей. Казалось бы, успех обеспечен. Однако недаром в народе говорят: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги».

«Петляковы» шли каждый по своему маршруту на параллельных курсах. Прошли линию фронта. Включили аэрофотоаппараты. Пока в небе и на земле все было спокойно. Видимость – отличная. На горизонте появилась береговая черта. Глебов увидел впереди, строго по курсу, вражеский аэродром Гросс-Диршкайн. Подойдя ближе, он обратил внимание на длинные струи пыли и понял: самолеты взлетают парами. Глебов не удержался и тут же поддел истребителей прикрытия:

– Внимание, «макеты» поднимаются в воздух!

Те поняли суть своей оплошности, и ведущий ответил:

– Видим, работайте спокойно. Прикроем!

Спокойной работы не получилось. Когда экипаж Глебова проходил над аэродромом Гросс-Диршкайн, в воздухе уже разгорался воздушный бой и «петляков» остался без прикрытия – истребители вынуждены были отбивать атаки гитлеровцев. При подходе к береговой черте старшина Василий Погорелов доложил:

– Нас догоняют истребители, но не пойму, чьи. Глебов решил не испытывать судьбу, дал полный газ и пошел в сторону моря. Сделал он правильно: вскоре выяснилось, что за ним гналась пара «фоккеров». Зная, что истребители боятся далеко уходить от берега из-за малого запаса бензина, Глебов на максимальной скорости ушел в сторону моря еще дальше. «Фоккеры» повернули назад. Развернул «пешку» на 180 градусов и Глебов – ведь предстояло сфотографировать еще один, самый северный маршрут. Он пошел немного с курсом 90 градусов, снова увидел всю карусель воздушного боя, в котором участвовали более 100 истребителей. Отдельные из них круто снижались, оставляя за собой борозды черного дыма. В воздухе покачивались парашюты. Шла смертельная схватка.

165У береговой черты Глебов вывел машину на боевой курс. Шаповалов включил фотоаппараты. И тут командир экипажа увидел, что справа в ого сторону направлялись две пары истребителей. Он развернул Пе-2 влево и на максимальной скорости снова стал уходить в сторону моря. Когда истребители отстали, повторил заход, и задание было выполнено.

И все-таки в целом задачу разведчики решили не полностью: не вернулся из полета экипаж старшего лейтенанта Николая Георгиевского. К вечеру стало известно, что его штурман и стрелок-радист погибли. Сам же Георгиевский выбросился из горящего Пе-2 и приземлился на парашюте на нейтральной полосе. Фашисты открыли по нему ружейно-пулеметный огонь, били даже из минометов. Используя складки местности, летчик добрался по-пластунски до траншеи наших войск, вернулся в полк и снова сел за штурвал «пешки».

Разбор полета был строгим. Особенно досталось истребителям, которые формально выполнили штурмовку вражеских аэродромов в предварительном вылете. К тому же фактически оставили воздушных разведчиков без прикрытия и кинулись в бой.

На следующий день задачу пришлось довыполнять.

Войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление.

Утром 25 апреля командир полка приказал экипажу капитана Глебова произвести разведку с плановым фотографированием с высоты 2500 метров обороны города и порта Пиллау, аэродрома Нойтиф и косы Фрише-Нерунг. Противодействия истребителей врага не ожидалось: к тому времени в распоряжении фашистов поблизости оставался лишь один аэродром – Нойтиф, располагавшийся в самом конце косы Фрише-Нерунг, напротив порта Пиллау. Там у них находилась авиация военно-морского флота, по, по данным разведки, она улетела на днях в Швецию.

Исходя из сложившейся обстановки, экипаж Глебова от истребителей прикрытия отказался, так как они часто преждевременно демаскировали разведчика, лишали его возможности скрытно подойти к цели. А без скрытного выхода на такой объект, как Пиллау, нечего было и думать об успешном выполнении задачи: порт плотно прикрыт зенитными средствами.