Текст книги "Дорога через хаос"

Автор книги: Михаил Анчаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

А занимательная эстетика, эта странная наука, единственная, которая не требует проверки на практике, вместо того чтобы изучать условия наилучшие для произрастания штучного цветка, даёт рекомендации всем цветам скопом, как им ломать асфальты.

А цветок смотрит – его в пустыне угораздило родиться или в цветочном магазине, ломать ничего не надо, и главное – не сгинуть от голода или перекорма.

Занимательная эстетика хочет быть наукой, а наука ищет правила. А у искусства одно правило: каждое произведение– это исключение. Как любовь.

И тут кончается сходство произведения искусства даже с цветком.

У цветов есть сорта. Но розы одного сорта прекрасны даже одинаковые, а один стих, написанный дважды, – это всего один стих, а не два.

В природе и ремесле стандарт может быть прекрасен, в искусстве – нет.

И выходит, что искусство даже и не природа?

Природа. Только другая. Невидимая и неуловимая.

Так какого же чёрта? Как может эстетика изучать неуловимое, если она хочет быть наукой?

Между поэзией и искусством такая же разница, как между поэзией и стихами. Стихи – форма, поэзия – суть. Стихи могут быть и без поэзии, их может насобачиться делать машина. Но уловить неуловимое, чтобы передать его потом в виде стиха, может только поэт. Стих имеет традицию – ритм, рифму и прочее – в каждом языке свою. Поэзия каждый раз родится заново.

Наука занимается отделением кажущегося от действительности. И наука, изучающая науку, хочет понять, как впечатления сменяются знанием.

Искусство же занимается созданием впечатлений, которые влияют на человека, то есть на его желания.

На человеческие желания влияют и знания. Но вовсе не так крупно, как принято считать. Я знаю, что курить вредно, но курю. Я должен или испугаться, или почувствовать отвращение, тогда брошу. А если я применю волю, то это тоже желание, желание победить себя.

Искусство же может вызвать само желание бросить курить.

Оно только этим не очень хочет заниматься, хотя занимательная эстетика часто призывает его заниматься именно этим и считает это его главной задачей.

Искусство своими впечатлениями пробуждает поэта, художника или композитора в другом человеке. То есть делает этого человека на короткий момент творцом.

Творцом чего?

Многие думают, творцом стиха – если он предчувствует рифму, или композитором, если он предчувствует гармонию. Это ошибка.

Искусство делает его на короткий миг творцом самого себя.

Он догадывается о своих возможностях летать.

А иногда, если впечатление сильное и вовремя, он начинает думать, как с ними поступить, с этими возможностями.

Для учёного чужая душа – потёмки и туман, и он пытается, не понимая своей души, понять чужую. А для художника – натянута струна и тихо звенит в тумане, и он умеет сделать так, что она вдруг зазвенит отчётливо и в лад с мирозданием.

Я не знаю, может ли эстетика стать наукой или искусством – чем-то она должна стать, если она хочет существовать. Иначе от неё рано или поздно отплюются, как от схоластики. Если она хочет стать наукой об искусстве, она должна изучать впечатления.

Если она хочет стать искусством – она должна их порождать.

Третьего не дано.

Третье – это новый способ мышления, которым человечество ещё не владеет и о котором отдельные люди только догадываются.

– …Илларион, а что ты будешь делать, когда сломаешь все старые дома?

– Их ещё много в нашем городе.

– А потом?

– Есть другие города.

– А когда и их прикончишь?

– Начну ломать новые дома.

– То есть как? Зачем новые?

– Они тогда станут старыми.

– …Илларион, говорят, ты что-то изобретаешь?

– Да. Машину для разрушения железобетонных домов.

– Надо готовиться к будущему?

– Да.

– А зачем машина? Взрывай – и всё.

– Взрывы опасны, а балдой железобетон не возьмёшь.

– А что за машина?

– Вроде огромных челюстей. Будут отламывать целые блоки.

– Послушай, Илларион, ведь это страшно дорогая машина.

– Ну и что? А сколько домов ломать придётся? Окупится.

– И страшно сложная машина, и громоздкая, и как ты будешь её громоздить на двадцатый этаж?

– Окупится. Зато автоматика – престиж.

– Слушай, а зачем челюсти и автоматика? Можно просто забросить крюк на последний этаж и лебёдкой за трос тянуть – будет отламывать целые этажи.

– Нельзя.

– Почему?

– Чересчур просто.

– Ну и что плохого?

– Никто мне это не утвердит как изобретение и платить не будет. А у меня всё на лазерах.

СЦЕНА 2

Остерия близ Флоренции. Пасмурный вечер. За каменной стеной ветер сгибает кроны деревьев. Поваленные скамьи и столы.

Фанфоя

Проклятые настали времена…

Батиста, эй, Батиста! Испугался?

Не бойся, дурачок. Ушли они.

Батиста

Ушли?

(Вылезает из подпола.)

Фанфоя

Да вылезай же, надо всё прибрать.

На то мы и хозяева трактира,

Чтоб наблюдать все драки по округе.

Ты вылез? Молодец, Батиста.

Ну а теперь обратно полезай.

Опять идут солдаты.

Батиста

Ох!

(Скрывается.)

Фанфоя

Э, погоди… Солдаты – это мелочь.

Здесь едут поважнее господа.

Постой, постой… Да кто ж это такой?

О господи! Ведь это Леонардо…

С солдатами… Батиста, чёрт проклятый!

Ты вылезешь из ямы наконец?!

Батиста

Иду, иду…

Фанфоя

Да не иди – лети!

Беги в деревню мужиков скликать,

Ведут сюда солдаты Леонардо.

Батиста

Маэстро Леонардо в плен попал?!

Проклятые! Хозяин, задержи их!

Сейчас мы все придём, мы им покажем…

А бочку ту вина, что ты мне должен,

Ты выкати солдатам – пусть напьются,

Не упусти!

Фанфоя

Да знаю я.

Батиста

Бегу…

С шумом входит группа людей, окружая Леонардо. Он очень возбуждён. С ним ученики, солдаты, незнакомец.

Леонардо

Зачем меня в пути остановили,

Я шёл один… Оставьте одного…

Незнакомец

Спокойнее, маэстро Леонардо.

Леонардо

Пока я был спокойным, злые ветры

Деянья уничтожили мои.

Спокойнее?! Да кто ты, человек?

И почему вокруг меня солдаты?

Незнакомец

Мои солдаты охраняют вас,

Чтоб попугать немного мародёров.

Леонардо

О! Попугать! Перепугать до колик!

Одни боятся тех, другие этих,

Все вместе же всевышнего боятся.

Уменье человека испугать –

Воистину великая заслуга.

Незнакомец

Но преимущество великое!

Леонардо

Да, да!

Спасаться от набега мародёров

Удобнее за спинами бандитов.

Незнакомец

Спокойнее, маэстро. Так не надо.

Вина, хозяин! Живо! Получай…

Фанфоя

Приветствую вас, мастер Леонардо!

Давненько не заглядывали к нам.

А мужики добром вас поминают,

И вас самих, и ваши чудеса.

(Усиленно кланяется.)

Леонардо

А… Фанфоя… Столько лет прошло, а ты всё кланяешься… Не ходи на четвереньках – ты же человек, Фанфоя. Стой прямо даже перед самим Папой.

Фанфоя

Что вы, синьор Леонардо, перед самим Папой!.. Чуть увижу кого в хорошей одежде, спина сама гнётся, как у выдры.

Леонардо

А ты всё тот же, что и был, Фанфоя,

Неграмотен, как францисканец-минорит,

Но весел.

Фанфоя

Потому и весел,

Что я неграмотен.

Леонардо

Не притворяйся, друг,

Что ты глупей, чем есть на самом деле.

Фанфоя

Вы сильно постарели, мой синьор,

Зато успели много, слышал я.

Леонардо

Деньгами нищ. Разлуками богат.

Фанфоя

Я не о том, синьор. Я о картине вашей,

О памятнике конном говорю.

Леонардо

Картина бесконечная моя,

Что “Тайною вечерей” называлась,

Тихонько гибнет в трапезной миланской.

Картина осыпается… Через неё

Монахи прорубили дверь на кухню…

Чтоб ближе путь был с кухни до желудка…

Они сломали фреску в месте том,

Где ноги нарисованы Христа…

Они в который раз его казнили.

А конная громада князя Сфорца…

Гасконские весёлые стрелки

Её из арбалетов расстреляли,

Такие же весёлые, как ты…

Такие же неграмотные…

…Милан пылает…

Незнакомец

Все вон отсюда! Леонардо плачет,

Я, Цезарь Борджа, это говорю!

Все в страхе уходят.

Вот видите, маэстро, сеять страх

Необходимо иногда. Не так ли?

Леонардо

А-а… Это вы тот самый Цезарь Борджа,

Вокруг которого в большом числе

Внезапно умирают люди… Даже братья…

Цезарь Борджа

Последнего б не надо говорить.

Да, я тот самый Цезарь Борджа,

Которому вы будете служить.

Леонардо

Я вам… служить?! О, пресвятая дева!

Весёлый человек вы, Цезарь Борджа!

Служить вам?! Чем? Ведь я художник, сударь,

А вам необходимы мясники.

Цезарь

(вежливо)

Вы первый человек на этом свете,

Который оскорбил меня два раза

И всё ещё живой.

Леонардо

(равнодушно)

Возможно.

Цезарь

Вы будете служить мне, Леонардо.

Леонардо

Служить? За что? За страх или за совесть?

За страх? Так я единственно боюсь,

Что в вашей свалке потеряю совесть.

Служить за совесть? Так с какой же стати

Служить своекорыстию князей?

Прекрасный князь, гляди, по всей планете

Идёт объединение земель.

Кастилия сомкнулась с Арагоном.

Во Франции Людовик, старый коршун,

Давно закончил сбор коронных ленов,

В Британии ещё Эдвард Четвёртый

Остановил войну кровавых роз.

А на востоке исполин Москва

С весёлым хрустом расправляет плечи.

И только нам, Италии одной,

Невмоготу сложиться в государство!

Глупее мы? Бездарнее? Несчастней?

Цезарь

…Постой…

Воин

(вбегая)

Засада, Цезарь!

Вбегает Зороастро и хватает воина. Вбегает Батиста. Толпа крестьян.

Батиста

(с кистенем)

Назад от Леонардо! Берегись!

Пауза.

Крестьянин

Да нет… Здесь вроде всё в порядке.

Леонардо

В чём дело, молодец?

Батиста

Да нет… я что ж…

Крестьянин

Уж больно долгий разговор у вас.

Как бы чего не вышло, мы того…

Цезарь

Солдаты где? Ко мне!..

Крестьянин

Так мужики

Их повязали, вишь, на всякий случай,

Как бы чего не вышло, говорю…

Цезарь

Так, значит, западня…

Леонардо

Нет… тут ошибка.

Фанфоя

Вы нас простите, мастер Леонардо,

Народ обеспокоился. Был слух,

Что вас солдаты захватили силой.

Ну, поднялись. Кричат, мол, отобьём.

Я говорил им, что синьор красивый

Первейший друг маэстро Леонардо.

Неграмотные. Серая скотина.

Вино его пропало…

Леонардо

Чьё вино?

Фанфоя

Да он вина бочонок небольшой,

Что заработал в нынешнее лето,

Пораздавал солдатам.

Леонардо

Так, значит, ты вина лишился, парень?

Ну, это поправимо. На, держи.

Батиста

Не надо денег, мастер Леонардо.

Ведь я из тех мальчишек, вы забыли,

С которых вы писали херувимов.

(Падает на колени.)

Возьмите меня, мастер Леонардо.

Вы не смотрите, что худой. Я сильный.

Леонардо

Куда, чудак? Куда? Ведь я и сам,

Увы, не знаю своего пути.

Фанфоя

Мальчишка бредит вами день и ночь.

Сам он ничей. Подкидыш.

Леонардо

А… подкидыш.

Но я и сам подкидыш в этом мире.

Идём, подкидыш. Ты меня пронзил.

Милан горит. Я думал, уезжая,

Что позади всё созданное мной,

Что я ограблен и что впереди

Ждёт темнота лохматая меня.

Я неожиданно разбогател. Вперёд!

Цезарь

(властно)

Все вон отсюда!.. Разговор не кончен.

Все уходят, кроме Леонардо, который стоит, заложив руки за пояс.

Так слушай же, художник, речь мою.

Пусть тайна свяжет нас сильнее клятвы.

Судьба даёт единственнейший случай

Тебе для совершения мечты.

Отец мой, Папа Александр шестой,

Не будет мне помехою…. Поедем!

Поедем вместе… Слышишь, Леонардо?

Послужишь ты Италии единой.

Молчание.

Леонардо

Ты произнёс единственное слово,

Которое меня заставить может

Игру затеять даже с чёртом.

Ты это знаешь, Цезарь?

Цезарь

Знаю.

Леонардо

Нет… Не поеду… Я словам не верю.

Останусь во Флоренции. Прощай…

Цезарь

(страстно)

Но это будет! Будет! Я клянусь,

Что встанет вся страна под мою руку!

Пускай испанец родом, но страну

Один лишь я объединить сумею!

Ведь я и есть тот самый государь,

Которого ты ищешь столько лет,

Скитаясь по стране, как бледный призрак!

Тот государь, что сам осуществит

Безумные фантазии твои,

Что сеют только смуту среди черни!

Пойду на всё, лишь ты бы мне служил!

Леонардо

Не знаю… я подумаю… не верю…

Цезарь

О, Леонардо!

Леонардо

Нет! Когда увижу я,

Что ты всерьёз за это дело взялся,

Приду к тебе тогда служить на совесть.

Построю тебе дамбы и каналы,

Украшу города твои, как в сказке.

Разбогатеют люди и в довольстве

Не станут убивать себе подобных.

И расцветут науки, и тогда

Останется подняться лишь на воздух

На крыльях тех, что я построю людям.

Пока прощай!

Цезарь

(зачарованно)

Прощай… И жди гонцов.

Леонардо уходит. Остаётся Цезарь. Тихий, одинокий, жёсткий восторг.

Да, крепкий был орешек. Никогда

Не уставал я так от разговора.

Победа! А? Но какова победа?!

Нежданное свалилось мне богатство…

Медичи, толстопятые купцы,

Такого великана проглядели!

И Сфорца не сумели разгадать,

Не дали развернуться Леонардо!

О, господи, спасибо за удачу!

Благодарю за то, что надоумил

Ты песню об Италии пропеть.

Ну, я тебя не выпущу, маэстро.

Ты мне дороже княжества иного.

Сначала ты послужишь мне за совесть.

Потом служить начнёшь мне из-за страха,

Что я тебе не дам служить за совесть.

Ну а потом послужишь и за деньги.

Меня недаром Цезарем зовут.

Так и маэстро говорит – вперёд!

(Уходит.)

* * *

…Жизнь раздвоилась. И стал я жить двумя жизнями.

Не мог я больше думать, о чём прежде думал. Стало мне жалко людей, и восхищаться я стал людьми. И чем больше я жалел людей и восхищался ими, тем больше катилась моя жизнь в непонятную сторону.

– Запретить бы это искусство к чёртовой матери, – сказал Илларион.

– Нельзя. Что останется? Водку жрать?

– Ты посмотри,что с собою сделал!

Умный я стал до противности, а всё дурак дураком. И не могу понять, отрываюсь я от жизни или приближаюсь к ней. А в чём она, жизнь?

Якушев говорит:

– В том и жизнь.

– Так ведь у меня несчастья начались, дядя Костя. Княгиня моя от меня уходит куда-то вниз под гору. А я её только теперь любить начал.

– Изменяет?

– Нет ещё.

– А раньше ты счастлив был?

– Спокойный был.

– До конца?

– Нет. Всё тянуло куда-то.

– Куда тянуло, туда и пришёл, – говорит Якушев. – Значит, ты такой, а не какой-нибудь другой. И ничего с этим не поделаешь.

– А кому это нужно, то, что я делаю?

– Кроме тебя?

– Да. Кроме меня.

– Это будет видно только в конце работы. Вначале – неизвестно. Тебе людей жаль?

– Жаль.

– Значит, есть надежда, что твоя вещь будет им нужна. Живи с надеждой.

Княгиня говорит:

– Что ты делаешь, Коля? Что делаешь?

А что я делаю? Я и сам хочу понять. А пьеса движется.

Мать ей говорит:

– Бросай его. Немедленно.

– Не могу.

– Ты несчастлива. Годы идут. Ты же красавица. Хочешь, я тебя устрою в кино сниматься? У меня связи. Бросай его.

– Мама, я им гордиться начала, мама…

– Кем гордиться? Этим… этим… Вам надо срочно выяснить отношения.

А для нас это уже пройденный этап. Навыяснялись.

– Я боюсь за тебя…

– А я за тебя…

– Тебе надо срочно менять жизнь…

– И тебе…

Дальше этого не шло. Укатались.

И тут я стал замечать, что мне перестали нравиться пьесы, артисты, стихи, фильмы, картины, книжки. Не все, конечно, а большинство. Не потому, что я стал замечательно писать, нет, куда там, а потому, что они незамечательно написаны. Стали нравиться несколько человек из каждой художественной профессии. Я даже списки себе составил из наших и иностранцев.

Из наших – Пушкин и Герцен, художники – Александр Иванов и Суриков и ещё почему-то – Рокотов, из драматургов – опять же Пушкин, а если до конца честно, то сцены из рыцарских времён. Из непонятных произведений – “Слово о полку Игореве”. Из “Божественной комедии” – “Ад”. Из иностранных пьес, если до конца, то “Король Лир” – твёрдая какая-то пьеса и горькая до сухоты. Вебстер понравился – это я для себя открыл, а его почти никто не знает. Ещё открыл для себя “Лорензаччо” Мюссе. Из кино – “Чапаев” и “Аэроград”, “Ночи Кабирии”, “Новые времена”. Из Рембрандта – больше всего – последний автопортрет с полотенцем на голове, из Веласкеза – последний портрет короля Филиппа – будто одним росчерком вылеплен опойный человек, разученный художником наизусть. Из “Фауста” мне вторая часть нравится больше первой, потому что в ней есть тайна, а в первой всё понятно.

И выше всех художников для меня Леонардо да Винчи, и сам он – как он смотрит, старый, с последнего автопортрета – орлиные пронзительные очи… глядят на нас с Виндзорского портрета… и стянут рот неутолимой жаждой… у Леонардо… старческие кудри… спадают вниз… скрывая под собою… размах надменный плеч богатыря…

Прости, Княгиня. Видно, ничего поделать нельзя.

Якушев мне сказал:

…Откуда взялась эстетика? Очень хочется научиться писать хорошо. Но как научиться делать то, чего до тебя никто не делал?

…Великое не ошеломляет. Ошеломляет громкое и виртуозное.

В музее Пушкина висит портрет брата Рембрандта и небольшая картинка – Ассур, Эсфирь и ещё кто-то, кажется, Аман. Ну, брат это брат, родственник. А кто такие Ассур, Аман и Эсфирь – не помню. Что-то из Библии. Знал, но забыл. Но всегда помнил, что Рембрандт – великий художник. А почему великий, было неясно, хотя экскурсоводы так настаивали. Лучше других человека изображал? Чемпион по изображению человеков?

…Если пройти все залы до Рембрандта, то когда выйдешь на Рембрандта, то будто из тёмного леса вышел на свежий простор.

Одна женщина всё спрашивала – почему люди не летают? Это кто как. Кто летает, а кто и нет.

Рембрандт летал.

Потому что освободился. Больше всех освободился из окружавших его людей и художников. Больше всех освободился. От единого для всех гладкого приёма, от богатой жены и богатства, которое приносили ему его первые виртуозные картины, от себя прежнего освободился. И стал он не чемпионом по изображению человеков, а чемпионом писания картин, в которых видно, что не надо цепляться и пыжиться, а надо освободиться.

И тогда кисть его стала летающей, как сердце в храме вселенной, и неслыханно просты стали его картины.

Он освободился.

Как Пушкин, как Моцарт, как Рабле, как Шекспир, как Веласкез, как Гойя, как Григорий Сковорода, как беспризорный гений, который написал выше всех, потому что залетел выше всех, куда залетать нельзя:

Позабыт, позаброшен, с молодых юных лет

Я остался сиротою. Счастья-доли мне нет.

Ох, умру я, умру, похоронят меня,

И никто не узнает, где могилка моя.

И никто не узнает, и никто не придёт,

Только раннею весною соловей пропоёт.

Потому что искусство – это свобода, а что не свобода, то не искусство. А что свобода, то полёт. Сам ли ты взлетел или ещё взял с собою того, кто не летает, – это от силы твоей.

И самый могучий здесь Леонардо, незаконный сын своей эпохи и нотариуса из города Винчи.

Потому что он взлетел, подняв за собой Землю, и там, в высоте, жил, и умер, и похоронен в будущем.

СЦЕНА 3

Сад в доме Джокондо. Анита расставляет кресла. Открывает калитку – видны горы. Входит Мона Лиза. Нервничает.

Анита

Глаза бы не глядели на тебя.

Ты вся горишь.

Мона Лиза

Иди, иди, Анита.

Я счастлива, Анита… Вот и он.

Входит Леонардо. Поклон. Мона Лиза садится в кресло. Леонардо устанавливает мольберт с портретом.

Леонардо

(печально)

Начнём сначала. Мона Лиза… шаль…

Мона Лиза

Что? Ах, простите…

(Накидывает шаль.)

Леонардо

Мона Лиза, я…

Не вижу помощи от вас в работе,

Так дальше бесполезно… Что?

Минуточку… Так… Хорошо…

Джокондо

(входя)

Маэстро!

Вас спрашивают некие синьоры. Они…

Леонардо

Пусть подождут! Потом… мы продолжаем.

Нет, нет, совсем не то! О, Мона Лиза!

У вас в лице тревога. Так нельзя!

По дорожке пятится Джокондо. Не обращая на него внимания, движутся трое.

Джокондо

Синьоры, я прошу вас обождать.

Маэстро обождать велел, синьоры.

Его оттесняют.

Леонардо

(раздражённо)

В чём дело?

Джокондо

Я прошу вас!

Леонардо

Стоп, ягнятки!

Такконе

(надменно)

Мы люди Борджа…

Леонардо

Это видно сразу.

Такконе

Мы здесь закончили свои дела,

Теперь обратно к Цезарю мы едем.

Леонардо

Да мне какое дело? Дальше! Дальше!

Такконе

Он нам велел забрать тебя с собой.

Леонардо

Ты Уголино. Я тебя узнал.

Такконе

Цезарь сказал нам всем троим:

“Пойдите, привезите Леонардо”.

Что он сказал, мы то и совершим.

Леонардо

Бездарный как художник, стал

Бандитом ты. Причём бездарным также.

Однако же бездарнее всего

Ты в роли дипломата, Уголино.

Такконе

Ну… осторожнее…

Леонардо

Достолюбезный Уго,

Давай-ка отношенья уточним:

Из двух одно. Я еду либо нет.

Когда не еду – мне плевать на вас,

А если еду – наплевать вдвойне.

Ведь сразу после моего приезда

Ты попадаешь под мою команду.

Микелотто

Ты прав, художник. Уходи, Такконе.

Бамбуччо, выводи коней. Ступай!

Двое уходят.

Меня зовут дон Микеле Кордова,

Прозванье Микелотто. Слушай, мастер.

Борджа торопит. Я его помощник.

Леонардо

Его условия?

Микелотто

Вот это разговор!

Условья те же. Делать всё, что хочешь,

Награду же, какую сам назначишь.

Леонардо

(пишет)

Ступай, подумаю.

Микелотто

Цезарь торопит, мастер.

Леонардо

Сказал, подумаю.

Микелотто

…Ох, Леонардо,

Мне можно посмотреть на то, что пишешь?

Леонардо

Зачем?

Микелотто

Хочу уразуметь, из-за чего

Ты отказался от таких условий…

О господи! Портрет совсем готов!

Он больше чем живой!

Леонардо

Живой! Живой!

Одно твердят, как будто сговорились!

Вы что, слепые все?! Не понимаю.

Смотри, глаза похожи, рот и нос.

А где душа, что смотрит в окна глаз?

Где уголки трепещущего рта,

Души примета, пламенной и страстной,

Которая себя не понимает?

Джокондо

Что? Ха-ха-ха-ха… Вы извините меня, маэстро. Мне вдруг смешно стало… Мона Лиза – страстная натура?.. Да я не знаю холоднее женщины, чем она!..

Леонардо

Возможно… вполне возможно…

Мона Лиза прерывисто вздыхает.

Джокондо

Я понимаю… Воображение художника… И тому подобное.

Леонардо

Вы правы, Джокондо… и тому подобное… и тому подобное…

Джокондо

Ха-ха-ха-ха… Виноват, виноват… Ухожу…

Пауза. Леонардо поворачивается спиной к Микелотто и начинает писать.

Микелотто

Что передать мне Борджа?

Леонардо

Передай,

Что Леонардо ищет выраженья.

Микелотто уходит.

Ушёл? Нет сил. Такая тишина.

Живу и сплю, и снятся мне кошмары.

Мне видятся расколотые скалы,

На них растут кусты корнями вверх…

И будто я повис на валунах…

Я мчусь, и я стою на месте.

Не понимаю, что со мной творится?

Вы очень терпеливы, Мона Лиза,

Вы терпеливо сносите всё это:

Причуды пожилого человека,

Которому давно пора уехать,

Но он всё ищет повода остаться.

Вот и сейчас подобной отговоркой

Я вызвал смех у вашего супруга.

Противны стариковские капризы!..

Мона Лиза

Но у него нетрудно вызвать смех!

Пауза.

Зачем произнесли вы слово “старость”

В тот миг, когда вы мальчиком казались?

Казалось мне, я вдвое старше вас…

Леонардо

(неожиданно)

Вы б не могли припомнить, Мона Лиза,

Что чувствовали вы в тот вечер,

Когда впервые вас я увидал… в саду…

Мона Лиза

Зачем вам это… Я не помню… Нет…

Леонардо

Ах, если б вам припомнить удалось,

Что вызвало в вас это выраженье,

Которое ищу я. Ну, оставим.

Начнём сначала.

Мона Лиза

…Я припоминаю,

Пел песню Аталанте в этот вечер…

Вот, может быть, она?..

Леонардо

О! Аталанте!

Аталанте

Я здесь, мой Леонардо! Вот он я.

Леонардо

Послушай, мальчик, постарайся вспомнить,

Какую песню пел тогда в саду

Ты в первый вечер нашего приезда.

Ну, Аталанте! Вспомни, я прошу!

Аталанте

(смеясь)

Да что вы, мастер! Ну конечно, помню!

Ведь это же любимая моя!

(Поет.)

Вот утро встало –

Голубые горы.

Вот утро встало –

Голубые воды.

А почему

Грустишь ты, Аталанте,

И трусишь ты,

Бродяга-пилигрим?

Вот ты летел

Тропою соколиной.

Вот ты пришёл

В Тосканскую долину.

Увы, Мадонна,

Бедный Аталанте

Не сам пришёл,

Он жаждою гоним.

(К Леонардо.)

Ну что? Она?

Леонардо смотрит на Мону Лизу почти гневно.

Леонардо

Она… Нашёл… Работать…

О, дай, природа, силы исполина,

Чтоб удержать дрожащий кончик кисти.

Я вижу, расцветает на холсте

Невиданною прелестью улыбка…

(Пишет.)

Аталанте

Вы знаете, маэстро Леонардо,

Что я вам пел, увы, в последний раз!

Леонардо

(не сразу)

О чём ты, Аталанте? Не пойму.

Аталанте

Я ухожу от вас… Надолго, может быть…

Леонардо

(гневно)

Ты разве друг?.. Ты враг мне, Аталанте!

Приходишь и уходишь, словно тень,

И душу мне тревожишь понапрасну.

Что ты задумал? Говори сейчас!

Зороастро

(входя)

Скажи ему… Скажи, так будет лучше…

Аталанте

Я ухожу недалеко, маэстро…

Там бедняки решили восставать…

Смешной народ… Не терпят тирании…

Ну, в общем и так далее…

Леонардо

Нелепость.

Мона Лиза

Но вам зачем?! Вы музыкант!

Аталанте

Синьора,

Я сочинил им песню. И теперь

Они зовут послушать исполненье.

Леонардо

Резню нельзя резнёю уничтожить,

Необходимы знанья.

Аталанте

Что ж, вы правы.

Но не могу им в песне отказать.

Ведь от моей пропетой к месту песни

У вас нежданно двинулась работа.

Что ж… Может быть, начнётся и у них.

Прощайте и простите, Мона Лиза.

Леонардо

Ну вот и всё… Остановить нельзя.

Прощай, певун.

Аталанте

Прощай, мой Леонардо.

Аталанте всматривается в лицо Леонардо.

Остановить нельзя… Вы знаете.

Леонардо

Иди.

Жизнь – это смерть. Живёшь – теряешь.

Нашёл улыбку – друга потерял.

Я провожу тебя. Прощайте, Мона Лиза.

Уходят.

Анита

Да что с тобой?

Мона Лиза

Устала я, Анита.

Анита

Сидела в кресле и устала?

Мона Лиза

Устала я, Анита.

Ты помоги добраться до постели.

Анита

Какая же постель в такую рань?

Мона Лиза

Мне надо выспаться. Ведь завтра снова он.

Анита

Ох, будь он проклят, тот портрет!

Мона Лиза

Анита!

Анита

Иду, иду!

Уходят. Занавес. Перед занавесом – Леонардо, Аталанте и Зороастро.

Леонардо

Когда со мной прощался Тосканелли,

Он говорил, что нет порядка в мире,

Что этой жизнью управляет хаос,

И наши все великие деянья –

Царапины на черепе земли.

Ты прав был, Тосканелли, а не я,

Когда в щенячьем молодом зазнайстве

Считал тебя я слабым, а не мудрым.

Страдает горемыка человек,

Плотины прорываются морями,

Ломают ядра крепостные стены,

И хрупки стены дома твоего,

И бьётся сердца жалобный комочек,

И нет того, кто бы достиг покоя,

Страдает горемыка человек.

Надежды нет!

Аталанте

Спасение в познанье.

Леонардо

На дне познанья горечь пораженья.

Когда ты молод, непременно ждёшь,

Что за углом разгадка всех загадок.

Когда ж зайдёшь за вожделенный угол,

То видишь не дорогу через хаос,

А спину любопытного юнца,

Что там стоит, откуда вышел ты.

Вот так мы ходим, как слепые мулы,

И вертим чью-то мельницу по кругу.

А кто-то сверху смотрит и смеётся.

Аталанте

Ты сдался, Леонардо?

Леонардо

Замолчи.

Взгляни наверх – ты видишь очи неба.

Я веровал, что стройный этот мир

Играет вековечные мотивы,

Скрывает ослепительные тайны.

И станет жизнь как песня и как розы.

Что бедствия от глупости людей.

Но мысль о той гармонии – лишь сказка

Вся эта жизнь – взбесившийся скакун.

Аталанте

Ты сдался, Леонардо?

Зороастро

Нет… он струсил…

Но это поправимо.

Леонардо

Да… Уйди…

Зороастро и Аталанте уходят.

Леонардо

(один)

Тогда она звалася Моной Лизой.

Зачем ты мне принилась, жизнь моя?..