Текст книги "Новичок в XIX веке. Снова в полиции! (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

Обладая в теле князя Долгорукого немаленькой физической мощью по природе (от Бога, как тогда говорилось), которая из-за постоянных тренировок последних лет еще более выросла, он потянул сейф на себя вверх. Увы, сейф был как влитой вместе с полом и находящейся здесь мебелью, и даже этой силы оказалось маловато.

Несведущий человек в полицейском розыске на этом бы остановился, придя к выводу о нецелесообразности дальнейших действий. Но Константин Николаевич был как раз человек глубоко сведущий и продолжал сознательно и целенаправленно действовать. Вся интуиция старого полицейского ему подсказывала, что он действует правильно.

Он снова потянул как плавно, так и сильными рывками (вдруг сейф «прикипел» к полу), не только не в себя, но и в другие стороны.

Николай Павлович, глядя на эти, как он считал, детские потуги, даже развеселился. Поначалу он старался смеятся тихо, выдавая смешки в сторону. Потом начал более отчетливо. И, наконец, громогласно загромыхал:

– Ха-ха-ха-ха! Ха-ха… уик!

Он осекся и смех ушел в какое-то странное хрюканье. Еще бы! Бессмысленное, казалось бы, дерганье металлического чудовища вдруг дало свои плоды. С легким хрустом сейф отделился от пола.

Николай Павлович замолчал. Хорош же он, прости господи! Как ребенок, попался.

Константин Николаевич, как бы не видя и не слыша эту картину со звуковыми и зрелищными эффектами, попросил:

– Ваше императорское величество, не могли бы накрыть стул какой-нибудь занавесочной, а то сейф пыльный. Я хочу посмотреть его внимательней и поставить повыше. Ох!

Сейф был хотя и не большой, но тяжелый. А князь Долгорукий – большой, крепкий, но все же обычный мужчина. Он кое-как поднял сейф, но держать его в руках ему было тяжело.

Когда Мария торопливо прикрыла стул какой-то тряпкой, и Константин Николаевич с облегчением поставил сейф.

Передохнул немного, отдышался, передохнул, обратился к императору:

– Вот, ваше императорское величество, первый шаг сделан. Теперь надо делать следующий, ведь времени у нас мало.

– А сколько шагов должно быть? – удивилась непосредственно Мария, которая, как женщина, и не очень-то понимала в тонкостях розыскных мероприятиях, и даже не собиралась в них понимать.

Князь спокойно ответил:

– В конечном идеале – пока дело не раскроется, а виновные не будут отданы под карающий суд.

– Хорошо, мы в вашем распоряжении. – сказал, наконец, Николай Павлович. Обратился к Бенкендорфу: – Александр Христофорович, помогите нам, пожалуйста!

В шесть мужских рук они легко перевернули сейф на бок. Нижняя пластина показалась на глаза.

– А вот и улики, – удовлетворенно сказал Константин Николаевич, осматривая свежие царапины и врезки, – теперь дьявола можно оставить в стороне, дьявольские потусторонние силы здесь совершенно не при чем. Это все такие же люди. Надо только их найти.

Он показал всем дно сейфа. Свежие следы острым предметом были видны очень хорошо.

– Я думаю, – сказал Бенкендорф, -это, скорее всего, обычный нож. Да, князь?

– Да, граф, – кивнул Константин Николаевич, – ваше императорское величество, мы нашли преступника. Это, к сожалению, ваш слуга. только он все знал и мог спокойно вытащить деньги.

– Как печально, – кивнул император, – Александр столько лет работал. Вы точно уверены?

– Практически, ваше императорское величество. так может работать лишь хорошо знающий человек, – сообщил Константин Николаевич, – а чтобы окончательно увериться, сыграем небольшую сценку. Вы сейчас вызовите его сейчас, а я сообщу ему о новой методе вылавливания преступника. Для этого нам нужны губка и чернила.

Он посмотрел на стол. Как и подобает деловому столе, на котором хозяин работает с документами, там наряду с другими приборами стояли чернильница с чернилами и губки.

– Ваше императорское величество позволит мне? – вопросительно посмотрел Константин Николаевич на императора.

– Да, конечно, князь, – кивнул Николай Павлович, – секретных документов там вроде бы нет. А чернила… Тут люди сгорают, что уж вещи.

– Ну ваше императорское величество, я лишь раскрою дело, – открестился Константин Николаевич, – а судить будете, в конечном итоге вы.

Николай Павлович грустно улыбнулся и позвонил в колокольчик.

Слуга моментально появился. Он уже долгое время работал во дворце и хорошо знал свои обязанности, в числе которых было и прислуживание императору и его гостей.

– Ваше императорское величество, господа, – поприветствовал он всех находившихся в кабинете.

Император кивнул вместо приветствия, как это он делал не раз и сказал:

– Александр, у нас сегодня здесь объявился некий казус – украли деньги из моего сейфа, – он внимательно посмотрел на слугу.

Его реакция ему не понравилась. Хотя Николай Павлович еще никому не говорил о краже, уж этому слуге точно, тот же спокойно и понимающе кивнул, – мол, знаю и принимаю. Причем на своего императора он совсем не смотрел. Стесняется? Боится? Скотина!

– Александр, – вмешался Константин Николаевич, – за границей разработали очень четкий и гарантированный метод – дактилоскопия.

Он не знал, существует ли такой метод во второй четверти XIX века. Ему-то он был известен из практики XXI века. К счастью, был беспроигрышный метод – сослаться на заграничный опыт. Не зря в свое время говорили – «заграница нам поможет».

Константин Николаевич так и сделал и по реакции окружающих понял, что попал. Ни подозреваемый слуга, ни венценосный судья, ни остальные присутствующие – ни кто не заподозрил князя, что он из будущего!

Князь протер внешнюю сторону сейфа и объявил:

– Эта метода, в общем-то, простая и базируется в том, что узор кожи на пальцах разный. Сейчас мы отметим на сейфе четкий отпечаток, затем Александр даст свой. Если они будут разные, мы его отпустим. Если же совпадут – арестуем!

Уже по выражению лица слуги можно было представить, что просто ранее подозреваемый становится все более обвиняемым. На его лице появился зримый ужас вперемежку с паникой.

– Ваше императорское величество, – вдруг рухнул он на колени к ногам Николая, – пощадите. Сколько уже лет служу Вам верой и правдой!

– Эх, Александр, Александр, – император посмотрел вниз на слугу, – что ж ты так хозяина обворовал?

– Нечистый попутал, ваше императорское величество, – сознался слуга, – как нечаянно увидел такую кучу денег в ваших руках, как затмение какое нашло!

– Среди бумаг что взял, Александр? – спросил граф Бенкендорф уже более предметно.

– Нет, ваше сиятельство, ничего не тронул, – с надеждой посмотрел на него Александр, – разе мы не понимаем. Нельзя-с!

– Нельзя, – проворчал Николай, – раньше надо умничать. Сейф металлический как догадался открыть без ключа?

– Дак устанавливали-то его при мне, – простодушно признался Александр, – я и сумел.

– Да уж, Кулибин доморощенный, – посмотрел император на него сурово, – посиди-ка милый пока в холодной.

– Ваше величество! – взмолился слуга.

– Давай, давай, – подтвердил Николай, – месячишко пока посидишь, а потом и посмотрим, – Александр Христофорович, – обратился он к Бенкендорфу.

Тот, понимая, что от него требуют, вызвал жандармов. Подвывающего слугу увели.

Николай Павлович уже остановил свой взгляд на князе Долгоруком:

– Но как вы, Константин Николаевич, так быстро догадались, – он посмотрел на часы, – двадцать минут! Лично я еще ни о чем не думал, а вы уже быстро вычислили, и как, и кто?

– Всего лишь догадался, ваше императорское величество. В полицейском следствии надо обязательно идти от простого к сложному, – пояснил Константин Николаевич, – и, как правило, девять десятых на простом все и останавливается.

– О, – не удержался Бенкендорф, – как просто, однако, но как эффектно!

– Я тоже удивлен, – признался Николай, – вот, оказывается, как надо работать!

Князь молча поклонился. Сам он не считал своей удачей этот метод. Хотя и в XXI веке многие ему удивлялись.

– Как, граф, берете его? – меж тем спросил Николай Бенкендорфа.

– Почту за честь, государь! – не раздумывая, ответил главноуправляющий III отделения.

– Да, но я еще числюсь в Московской полиции, – робко заметил князь Долгорукий, – и хотел бы уехать уже завтра, как вы мне велели. Слугу вот послал на вокзал за билетами.

На это Николай Павлович властно и настоятельно сказал:

– Я желаю, князь, чтобы вы служили при дворе. Вы хотите мне перечить? Вы же видите, вы мне нужны, Господь Бог уже показал, что вы должны здесь находится…

Император вдруг замолчал и посмотрел на старшую дочь. Та при известии, что князь Долгорукий остается при императорском дворце закраснелась и явно заволновалась. Да сколько можно уже! Как ее утихомирить?

– Мария, – обратился он к ней, – я прошу тебя выйти из кабинета.

– Но… – попыталась она возразить, понимая, что сейчас, скорее всего, будет решаться ее будущее. И ведь н в ее пользу!

– Мария, я требую! – повысил голос император, – или опять загнать тебя в свою комнату?

Мария Николаевна только топнула ногой о пол и молча вышла. С тех пор, когда она по мере взросления не только говорить, но и логично рассуждать и ее отец уже не мог ее переспорить, тот стал делать просто – упирающую дочь закрывали в ее комнату. Оказалось очень эффективно и для отца не трудно. Зато ей было скучно и тоскливо! А с учетом того, что отец был сильнее, а потом с годами она вообще не доводила до ситуации физической борьбы, то ей только и оставалось, что показывать свою позицию, а затем пассивно ждать реакцию отца. Тот, занятый важной работой по управлению страной (император), как правило, все же уступал, понимая, что дочь уже взрослая дворянка и ей надо дать побольше самостоятельности. Но вот замуж он хотел отдавать только лишь за члена монаршего рода, то есть с учетом почти полного отсутствия холостых мужчин никогда. А князь Долгорукий такой душка!

Николай строго за нее вперил взгляд, напомнив еще раз поговорить с Марией наедине. Князь не из правящей династии, а Мария никогда не будет править, но ведь есть строгие правила и традиции, а они оба, как егозаконопослушные поданные обязаны им следовать.

Государю нравились оба – и дочь Мария, и умный и благородный князь Константин Николаевич из древнего рода Долгоруких. Но ведь реальность такова, что они не должны быть супругами. Никогда и ни за что!

С Марией он уже разговаривал, и понял, что она, как истая представительница женского пола его не поймет. А он не злой и бессердечный, он просто следует за стезей законов. Ведь не зря же следовать только своим желаниям!

Князь Долгорукий, как мужчина, оказался более договороспособным и понятливым. и, кажется, Николай Павлович нашел выход из этого пикантного положения. Первоначальное решение отправить его обратно в старую столицу, разумеется, неплохо наградив, потом становилось не очень удачным. Кто может гарантировать, что Мария ненароком не сбежит туда же? На чугунке (железной дороге) можно доехать за какие-то сутки. Потом обвенчаются и все – муж и жена! Скандал на всю Европу и Машу жалко. А потом, князь показал себя первоклассным следователем, в столице лучше уже нет. Не дурак же он выкидывать его от себя.

Лучше уж самому его женить, но на другой, конечно, хотя и из родовитой семьи. И приданое за ней дать щедрое от казны. Князь не обидится – все здесь имеется – и честь, и капитал!

Константин же Николаевич, посмотрев в след девушке, молча стал ждать продолжения речи монарха. Перечить императору он не хотел. Больше всего он желал быть у ног Марии Николаевны. Но ведь не положено! Впрочем, своею половинкой из XXI века он понимал, что если нельзя, но очень хочется, то можно. Ах! Но этой же половинкой он чувствовал, что император от своей позиции не отступит и плохо будет ему, князю. Отправится он директором на Севера, а то еще на Камчатку. Впрочем, послушаем пока самого монарха.

И Николай I действительно не подкачал. Если раньше он придерживался не очень-то удачного варианта отъезда князя Долгорукого в Москву (будто он не сможет приехать снова в столицу хотя бы на выходные), то теперь выход был в женитьбе князя. Венчание в XIX веке это вам не ЗАГС в XXI. Это в будущем процесс бракосочетания сразу же предусматривал возможность развода. Даже уточнялось – можно три раза. В Церкви же венчались навсегда. Здесь тоже предусматривалась возможность вторичного венчания, но с такими ограничениями, что лучше не вспоминать. И практика Ивана IV и Петра I была единичным исключением.

Сам Константин Николаевич подходил к этому неоднозначно, причем в прямом значении. Одна его половинка – старый житель из XXI века тоже считал, как и отец Марии император Николай, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. И что молодые влюбленные со временем остынут. В конце концов, не они первые, не они последние, и нечего тут пересказывать индийские мелодрамы. Правда, как бы на втором слое были еще эмоции молодого князя Константина Николаевича, точнее, его тела. Да и сам попаданец, если по правде, все же просто сох по девушке, сгорал по ней.

Но все равно, сжав в кулак старческую волю, он на просьбу/приказ императора Николая Павловича немедленно женится, но не на его дочери, помедлил (на зрителей) и с достоинством согласился.

Император облегченно вздохнул, причем уже не на зрителя, он действительно беспокоился. А как князь откажется? Не судить же его за любовь! Тогда государство, то есть сам император, окажется в очень двусмысленном положении. Но коли он все-таки сохранил остатки здравомыслия, то тогда можно быть щедрым.

– Князь, я злобный сатрап и не негодяй. Если ты уступил мне, находясь в трезвом здравии, то и буду добр и щедр к тебе. Невесту ты можешь подобрать любую, кроме, разумеется, из семьи Романовых. Если надо, я сам могу быть твоим шафером. А тебе разрешаю широко ссылаться на меня. Единственное ограничение – срок. Третьего дня ты должен жениться. И с Марией Николаевной лучше не встречаться, мало ли что.

В обмен на это ты получишь солидную сумму денег из кабинетных средств единовременно, аренду в десять тысяч рублей в год, драгоценности для тебя и для невесты, пролетку, десять породистых лошадей, как верховых, так и тягловых.

По службе ты теперь будешь числиться в III отделении статским советником. Александр Христофорович, имей, пожалуйста в виду и передай всем соответственным чиновникам, что статский советник князь Долгорукий, хоть и приходится по III отделению, но подчиняется только мне. Он будет моей сыскной полицией пока в одном лице, потом решим, сколько ему надо людей и какова теперь будет структура твоего отделения.

– Ну, как вы относитесь, князь, к своей новой службе? – с улыбкой спросил Николай Павлович.

– Да, ваше императорское величество, – склонился Константин Николаевич.

– А чтобы вам не было скучно, поздравляю вам камергером моего двора, – сказал император, – теперь вы обязаны приходить сюда непременно и почти каждый день без особого приглашения!

Вот это здорово! Константин Николаевич даже не сумел сдержать своей удивленной радости. Николай с улыбкой добавил:, имей в вид

– Зная, что вы до сих пор живете в столице в съемной квартире, я также дарю вам небольшой домик. Живите и честно мне служите!

Тут уже у Константина Николаевича взыграла спесь князя Долгорукого:

– Смею надеяться, ваше императорское величеств, что я найду себе жилье!

Николай знал, что такое дворянская гордость представителей древних княжеских родов. Давить на князя Долгорукого бесполезно!

– К-хм, мы еще поговорим, – нашел Николай хоть какой-то выход, – пока с вас срочная женитьба. Сегодня же найди невесту, двор полон хорошеньких цветочков!

Глава 23

А пока же князь вынужден был еще почти час сидеть в ожидании – император решал еще множество мелочей, как важных, так и совершенно второстепенных. И он, хотя и был уже обласкан государем, не имел права уходить из Зимнего дворца до полного решения своего вопроса.

Но все когда-нибудь кончается. Николаевское время было знаменито кромешным бюрократизмом. Государственный аппарат был многочисленным и сильным, и даже император все чаще походил не на Самодержавным правителем, а ответственным и самым главным, но чиновником. Константин Николаевич, одиноко сидевший среди чиновников в приемном кабинете, хотел было быстро уйти. Здесь он был чужой – и как низкий чином, и как москвич. Но хотелка оказалась явно маловатой.

Впрочем, однако, он ошибался. И среди чванливых столичных чиновников нашлись те, кто очень хотел его поздравить с окончанием уголовного дела, с наградами от императора, а заодно поздороваться.

Первым подошел министр финансов Канкрин. Егору Францевичу никто и ничто не мешало. В относительно многолюдном кабинете он шел, как в пустой комнате. Даже высокие сановники – тайные советники, действительные тайные, находящиеся здесь, торопливо уходили с пути министра, едва его увидев.

– Поздравляю, князь! От всего сердца поздравляю! – громко, на все помещение закричал он князю Долгорукому. Для него действительно никого не было. Некоторых он не знал, большинство – презирал. Но к этому человеку он относился хорошо. Более того, он его уважал!

– Мы – директор московской полиции и я – с трудом добились того, чтобы его императорское величество не отказалось с ходу, а хотя бы посмотрело на вас. Хорошо, видимо, вы ему показались, если он вас наградил с явными нарушениями существующего положения. А его императорское величество это очень не любит, просто ненавидит!

Министр финансов в эти дни был в своем министерстве. Он вообще очень редко приезжал во дворец, как, например, сегодня, когда награждали его ближайших сотрудников. И поэтому даже старые дворцовые новости для Егора Францевича были наиновейшими.

– Как сумел, ваше высокопревосходительство! – скупо улыбнулся князь. На фоне холодных и горделивых петербуржцев Канкрин был для него даже, как родственник.

Министр тоже был к нему, как к близкому человеку.

– Я слышал тут, его императорское величество собирается даровать вам дом? – поинтересовался он.

– Да, ваше высокопревосходительство! – подтвердил Константин Николаевич. То, что он еще не решил, брать ему такой августейший подарок или нет, он не уточнил. В его отношения с императором и его семьей третьи лица были явно лишними. Даже такие, как Канкрин. Публичность тут явно не катила, даже наоборот, мешала

– Тогда, если вы окажитесь в затруднительном положении с деньгами, извольте подойти ко мне. Я похлопочу вам у государя-императора денежную ссуду.

За спиной рядом кто-то негромко ахнул.

Егор Францевич на это кивнул, пробормотал что-то: «И вам, батушка» и ушел.

Только после этого попаданец посмотрелся, кто тут за его спиной удивленно ахает.

А это был его новый начальник так сказать в оперативном отношении – глава корпуса жандармов и главноуправляющий III отделения Е. И. В. граф А. Х. Бенкендорф.

– Что вы с ним сделали? – спросил граф. Он был настолько потрясен, что даже не подумал ни поздороваться, ни даже хотя бы кивнуть. Хотя граф, хотя бы с верхушкой высшего света, был вежливым. Это даже в научной литературе советского периода невзначай подчеркивалось. Даже с подчиненными не грубил, не матерился. Хотелось верить, что он действительно был очень удивлен.

– Здравствуйте, ваше высокопревосходительство Александр Христофорович, – за него поздоровался Константин Николаевич. Это было очень невежливо и в санкт-петербургском чиновничьем мирке за такой поступок подчиненному очень бы попало.

Но Бенкендорф был не только вежлив, но очень добродушен, то есть ему от природы не только придали внешний лоск, но и он внутренне был таким же. Обошлось-таки.

Константин Николаевич, – предложил-приказал Бенкендорф, – а поедем-ка к нам на казенную службу. Посмотрим, приценимся, даже, может, поработаем. Ведь хоть в жандармы вас его императорское величество не включило, но в рамках III отделения надо сотрудничать. Задачи ведь и цели одни и те же, сфера деятельности. Преступники только разные. Так что все равно работать вместе.

Ну коли начальник потребовал. Этот принцип универсальный, на все века. С шефом не спорит. По крайней мере, по пустякам. Тем более, Константин Николаевич и сам был не против. Ему тоже казалось, что от жандармерии ему не отвязаться. Ведь явно с первого взгляда: политическая сфера – жандармам, обычная уголовщина – полиция. Ха, а вот ограбление императорской семьи – это государственное преступление или уголовное? Князю Долгорукому почему-то казалось, что Николай обязательно притянет туда жандармов. Ну и князя Константина Николаевича вдобавок, как блестящего сыщика, гм-гм.

– Почту за честь, Александр Христофорович, – охотно сказал князь.

Были и не очень приятные моменты. Пока они ехали, шеф III отделения въедливо интересовался деталями его биографии. При чем не только работы в полиции, но и учебы в Московском университете, и даже его детством. А он-то откуда может знать!

Попаданцу было уже не до интересных особенностей дороги. Трудно пересказывать чужую биографию, особенно если и сам знал кое-как, через пень-колоду.

Князь замечал, что иногда его собеседник в открытую морщился, но ничего сделать не мог. Если значится у него в анкете «аналитические способности – превосходно», значит, превосходно, а детали к дьяволу, или к Бенкендорфу, как вам будет угодно. Ведь первый жандарм России в правление императора Николая обязательно относился к черной нечистой силе, это вам любой советский историк скажет.

К счастью, шеф жандармов так ни в чем его не заподозревал. Более того, князя даже похвалили за скрытность и секретность. И, тем не менее, в самом здании Константин Николаевич оказался в чувствах. Ух!

Он думал, что Бенкендорф посадит его куда подальше, в толпу чиновников. Но нет, князь уже показал себя так хорошо, что никто и не думал о такой дурости. Более того, наоборот, его выдвигали, чтобы в случае чего начальнику помог. Ведь медиократов всяких много, умных, а вот тем более, талантливых чиновников мало. настолько мало, что их постоянно надо выдвигать. Не для того, чтобы способными были еще и гордыми, а чтобы они постоянно могли помогать своим начальникам.

– Вы, Константин Николаевич, будете следователем по особо важными делам, и немного чиновником при главноуправляющем III отделения. А по сему, в организации вам может приказывать только я, всем остальным, вне зависимости от чинов и должностей – НЕ ПОЛОЖЕНО. А вне оной – только его императорское величество. Даже члены его августейшей семьи могут только просить. Государь еще просил вам передать, что можете считать себя как бы следователем при императоре. Понимаете всю честь?

– Понимаю, – внешне спокойно сказал Константин Николаевич. В душе же началась настоящая буря. Ай да Пушкин, ай да сукин сын! В XXI веке он, кажется, стал только заместителем начальника рядового отдела в провинции, подполковникам полиции. А в XIX веке – как поднялся! Видит Бог, быть ему штатским генералом, не менее.

Он специально не стал называть ни чины, ни должностей, понимая, что его начальник (начальник ли?) еще не закончил.

И действительно, Александр Христофорович поздравил его полковником жандармерии и заместителем начальника III отделения Е. И. В.

– Без конкретной сферы службы, – пояснил Бенкендорф, в принципе, вы сами по себе целое отделение. Так что если деятельно будете работать здесь плодотворно, структура аппарата Е. И. В. увеличится еще.

Ну этот разговор между нами. Все еще может измениться. Причем даже не от нас с вами это будет зависеть. Государь не зря не стал сам говорить, а просил мне передать, чтобы вы не надеялись чрезмерно. Работать головой все равно вас придется.

Ха, как же интересно. Император Николай Павлович практически демонстративно его к жандармом не включает. А вот дражайший шеф жандармов, он же главноуправляющий III отделения Е. И. В. мягко-мягко, но настойчиво притягивает. Но, в конце концов, ему-то не все равно. Аппаратные игры под ковром будут всегда. И пока он будет плодотворно работать, его это не будет касаться.

Ладно, пусть. Посмотрел на шефа корпуса жандармов. О, Господи, а тот прямо даже не смотрит, а палится на него. Мысли читает? Увидел, что князь Долгорукий отвлекся от своих дум, предупредил:

– А теперь езжайте в переданный вам дом. Его императорское величество предупредил, что вы наотрез отказались от этого дара. Зря-с! Дайте это сделать своей будущей жене, женщины более практичны и не смотрят на сиюминутные обиды и недомолвки.

Впрочем, что хотите, мне все равно. Жаль, конечно, такая пара пропадает, но у меня своих забот выше крыши. Константин Николаевич, вы помогли его императорскому величеству, помогите теперь Санкт-Петербургу. В столице Российской империи появились, о Господи (!) настоящие вервольфы – человеки-волки. Или, по крайней мере, один вервольф, очень хитрый и сильный. А ловить будем, прежде всего, жандармы!

Константин Николаевич, откровенно оживший при переходе на знакомую, хоть и не столь не приятную тему, скептически поджал губы:

– Александр Христофорович, вы ведь только разговаривали, как здравомыслящий человек. А тут? Господь с вами, какие вервольфы, XIX век на дворе, а вы про нечисть! Оставьте сказки маленьким детям и нервным дамам высшего света.

Бенкендорф внимательно посмотрел на собеседника:

– Нет, разумеется, я трезвомыслящий и весьма практичный человек. Государь-император поручил мне руководить III отделением и корпусом жандармов, – он подумал, помолчал, потом спросил: – но почему вы думаете, что вервольфов не может реально существовать? В реальность же Деда Мороза ведь никто не сомневается!

Князь Долгорукий не смог не сдержать улыбку:

– Я не синоптик и не зоолог, мне трудно говорить на эту темы. Но мне кажется, Александр Христофорович, спускаясь обратно на землю, что гораздо лучше говорить об обычном человеке – злоумышленнике, чем о непонятном волке – оборотне, который вдруг в 1836 году от Рождества Христова появился в российской столице. Увольте, я не любитель мистической литературы!

Но Бенкендорф отрицательно покачал головой:

– Вы рассуждаете логично и здравомысляще, Константин Николаевич, но очень уж приземлено. Я все-таки думаю, что в Санкт-Петербурге шалит оборотень. И, кстати, государь думает также.

«Государь думает также, – печально подумал Константин Николаевич, – и все, вот главный довод! Умный человек, а думать не хочет. Подменяет его авторитетом императора. Нет, Николай Павлович умный человек и профессиональный менеджер, говоря языком будущего. Но причем тут, паче чаяния, вервольфы?»

– Пожалуй, ваше высокопревосходительство, я все же поеду в подаренный мне государем дом. А то нехорошо задерживаться. Государь обещал мне очередь невест. ждут, наверное, уже около означенного дома, плачут и надеются,– рассудил Константин Николаевич глубокомысленно, уходя от бессмысленного спора, где каждая сторона считает, что права только она, но при этом не приводя осмысленные доводы. Прям, как бабы!

Александр Христофорович, похоже, так же, поскольку не стал настаивать. Экзальтация не была коньком почетного члена Петербуржской академии наук (было у него и такое звание). Ну и слава Богу!

Из Зимнего Дворца он поначалу пошел пешком, прогуляться решил по центру города. Здесь было, как в далеком будущем, если, конечно, не смотреть на содержание. Масса людей, масса рекламы, магазины, лавки, небольшие предприятия. Асфальт, правда, был заменен булыжником, но главное, не было грязи.

А так ничего, он даже думать стал реалистичнее. Марию было очень жалка. Он ведь по-прежнему любил ее, обожал ее лучистый взгляд, веселый говор. Но опять же, понимал, что суровая реальность разделила их и как бы навсегда. И она для него теперь, как загадочная Луна. Можно сколько угодно на нее смотреть и только!

От Марии он перешел к его возможной невесте, ведь она как раз вполне реалистична, только бы найти еще. Сам того не зная, он стал рассуждать, как император Николай Павлович, но с обратным знаком. Там где император считал большой плюс – много девиц при дворе, при этом много столбовых дворянок с титулами и богатствами на сотни тысяч, даже миллионов рублей серебром.

А вот попаданец с высоты своего возраста в прежней жизни думал по-другому. Эти дочери или, как минимум, близкие родственники министров, камергеров и прочих сановников, капризные, избалованные и тщеславные. Ладно, у меня отобрали любимую Машеньку, так еще вместо нее заставят взять какую-то породистую кикимору⁉ Зачем мне такую?

Скажем прямо по-мужски – ни одна самая красивая женщина физически не может дать больше мужчине, чем дано ей по природе. А сердце у него уже занято Машей. Что же касается протекции, то уже поздно, он сам может дать эту протекцию.

«А может на фиг все, – меланхолично и очень цинично, по-мужски, подумал Константин Николаевич, две девушки меня любят, или, по крайней мере, я им нравлюсь. Я тоже очень люблю одну из них, но меня к ней не подпускают. Тогда иди к другой. Смиренный, спокойный нрав, миловидное личико, грудь третьего размера. Ноги, правда, не видел из-за длинного платья, ну да на хрен. Женюсь на ней! А породистость и богатство у него сейчас есть и у него».

Князь до этого шедший прогулочным шагом, вдруг остановился и пристально осмотрел улицу. Ага, вон свободный извозчик! Остановил его и стремглав полетел домой. Раз все решено, и нельзя никак повернуть в сторону от прямого пути, то чего же медлить и спотыкаться? И извозчик, видимо получив соответствующие инструкции и энную сумму денег, только нахлестывал, благо ГИБДД еще не существовало.

Так и прилетел он к домику Самойловых. Теперь сделать предложение. А что? император повелел, золотые обручальные кольца он заказал, даже букет алых роз купил.

Он вошел в квартиру – знатный, богатый, блистающий с цветами. Такому нельзя было отказать и даже отодвинуть, мол, я работаю. Служанка Марфа, нечаянно встретившись с его сиятельством, только пискнула и улизнула в хозяйственную часть помещения.

Пока Гриша снимал штиблеты, пока торопливо освежал и причесывал барина, взволнованная Елена Федоровна (а вдруг женится, ведь она, превозмогая девичья скромность, не просто намекала, а уже прямо сказала, что она голова быть его женой!) при помощи той же Марфы пусть немного облагородилась. Новая шелковая кофточка, легонькая цепочка, еще от мамы. Юбку бы еще переменить на лучшую, да он уже идет!

«Ой, какой он хороший! – Елена аж почувствовала, что у нее задрожали колени, – именно такого желанного жениха, а потом мужа она искала с самого детства, – хоть бы он сделал мне предложение. Я буду самой смиреной и самой любящей женой!»

Она скромно, но лукаво посмотрела на входящего мужчину, словно сразу же предупреждая своего милого:

Да я знаю, зачем ты сюда идешь и я категорично согласна на все. Давай пройдем все словесные формальности, и целуй меня, мой дорогой и желанный!