Текст книги "Сближения"

Автор книги: Михаил Крюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Михаил Крюков
Сближения

Бывают странные сближенья…

А.С. Пушкин Заметка о поэме «Граф Нулин»

 
Что опьяняет сильнее вина?
Женщины, лошади, власть и война.
 

Р. Киплинг «Баллада о царской шутке»

Глава 1

Смартфон, лежащий передо мной на столе, мелко затрясся и запиликал бетховенскую «Оду к радости». Значит, звонит Сам.

– Слушаю, Поляков.

– Зайди.

– Есть.

Кабинет начальника расположен почти напротив моего, а вся наша контора занимает в офисном центре часть этажа с кухней и маленьким конференц-залом, в котором мы отмечаем 23 февраля, 8 марта, День Победы, ну и юбилеи. Контора отделена от множества других организаций дверью с кодовым замком, так что посторонних у нас не бывает.

Секретарши у шефа нет, поэтому просто стучу в полированную дверь:

– Разрешите, Фёдор Григорьевич?

– А, это ты… Заходи. Сколько раз просил обходиться без этих «Есть!», «Так точно!» и прочей херомантии, – ворчит шеф. – Хоть кол на голове теши! Ты бы ещё каблуками щёлкнул по телефону! Мы уже давно не в армии, пора забыть пехотное дуболомство!

– Не могу, Фёдор Григорьевич, всё-таки с генералом разговариваю! Это у кадровых в крови. Но я буду стараться, честное слово!

– Ладно, ладно, – ворчит, смягчаясь, шеф. – Садись, не торчи, как… Не торчи, в общем.

Начальнику уже за семьдесят, он давно в отставке, но когда его называют генералом, старику приятно. Ну а мне маленькая и безобидная лесть не стоит ничего, тем более что к шефу я отношусь с симпатией и благодарностью. Именно он несколько лет назад круто изменил мою жизнь, а тогда мне было на редкость паршиво… Такое не забывается.

Я – лётчик. Точнее – военный лётчик. Ещё точнее – бывший военный лётчик. Причём настолько бывший, что и вспоминать неохота. Летал я на тяжёлых машинах, и служба шла как у всех до того полёта, в котором и случился отказ. Вероятность его была один на тысячу, но не повезло именно мне.

Я тогда уже был командиром корабля. У «дальников»[1]1
   «Дальники» (жарг.) – лётчики Дальней авиации ВКС.


[Закрыть] – подполковничья должность. Тот полёт сначала протекал как обычно, а вот потом началось… Обычно лётные происшествия – результат разгильдяйства техников или самих лётчиков, но я, как потом установила аварийная комиссия, поймал заводской дефект, с которым в воздухе ничего нельзя было сделать. Сначала отказала основная гидросистема, и это было плохо, но пока терпимо, поскольку самолёт подхватила резервная. Как положено, я сразу доложил на землю, услышал стандартное: «Действуйте по обстановке», прекратил выполнение задания и плавненько развернулся, надеясь дотянуть до своего аэродрома (других поблизости не было). А потом стала скисать и резервная гидросистема, казалось, что к штурвалу привязана двухпудовая гиря. Шевретовая куртка на спине мигом пропиталась потом, только что не хлюпала, нервы были на пределе, потому что при отказе резервной гидросистемы самолёт превратится в летящий к земле с характерным свистом лом.

На земле это прекрасно понимали – все же бывшие лётчики! – поэтому руководитель полётов подчёркнуто спокойным голосом приказал: «Покинуть борт!»

Подо мной тайга, ничего падающий самолёт разрушить не может, да и пожара не будет, потому что зима. Но самолёт-то пока летит, турбины ровно и привычно гудят, давление в гидросистеме, конечно, снижается, но ме-е-едленно. И так мне вдруг свой ракетоносец жалко стало! Красивый, мощный, любимый. Первый корабль, которым я командовал («дальники» свои самолёты по традиции кораблями называют). И решил я рискнуть. Экипажу приказал прыгать, а сам остался – вдруг дотяну до полосы? Ну а на нет и суда нет. С покойника какой спрос? Дождался, когда загорелось табло «Самолёт покинул оператор», и доложил своё решение на землю, РП помолчал, а потом:

– Ну смотри, Серёга. Полоса готова, мы тебя ждём. Но, всё-таки, может, прыгнешь, а? Прошу как сына: брось ты эту дуру железную, мы тебе новую дадим!

– Да тут лететь всего ничего осталось, я уже за дальний привод[2]2
   Дальний приводной радиомаяк устанавливают на расстоянии четырёх километров от торца взлётно-посадочной полосы.


[Закрыть] зацепился…

В общем, гидросистема моего корабля окончательно скисла практически на земле. Сесть-то я сел, но стойки шасси не вышли, крыло не в посадочной конфигурации, а на такой скорости… Машина-то уцелела, а вот я сам… Полгода по госпиталям, три операции и списание. Обычно наш брат пилотяга, когда с лётной работы уходит, перебирается в те же руководители полётов, там требования по здоровью другие, а дело, в общем, знакомое. Но это был не мой случай. Лечащий врач в госпитале завёл меня в ординаторскую, налил полстакана коньяка, себе плеснул на дно и говорит, не глядя в глаза:

– Извини, командир, я всё понимаю, но из армии тебе придётся уйти. Не с твоими диагнозами служить… Ничего не могу сделать, даже не проси.

А я и не просил, ибо, о чём же тут просить? Всё ясно…

Вот так в сорок лет я и остался торчать, как забытая известно где клизма. Слава богу, хоть квартира в Москве была – от стариков осталась, всё не на вокзале ночевать. А кроме этого что? Ну пенсия. С голоду не помрёшь, но работать всё равно надо. А кем? Я же ничего не умею, кроме своего ремесла, я военный лётчик минус инженер, как в дипломе написано! Что же мне теперь, стоянки охранять или газеты разносить? В рабочие тоже нельзя – доктора запретили. Не запил я только потому, что к спиртному никогда пристрастия не имел. Поговорить не с кем – друзья все в войсках остались, да и какие это друзья? Так, сослуживцы, у каждого своя жизнь, свои заботы. А одноклассников я и не помнил.

И вдруг, говоря пафосным языком, среди вонючего болота отчаяния мелькнул огонёк надежды в виде СМС-ки: явиться послезавтра по указанному адресу для переговоров об устройстве на работу. Вот тогда-то я с Дядей Фёдором и познакомился.

***

Здание с улицы выглядело вполне прилично – какой-то бывший НИИ с хорошим, хоть и не роскошным ремонтом. А то довелось мне однажды побывать в офисном центре класса люкс, так он, помню, больно ударил по моей тогда ещё не окрепшей гражданской психике. В холле было озерцо с подсвеченной водой, на островке посередине стоял прозрачный, как бы стеклянный рояль, и мужик во фраке на нём что-то вдохновенно лабал. Вот это был уровень! О девицах модельной внешности, вышколенной охране и прочем я даже не говорю. Даже воздух там благоухал чем-то особенным, насквозь буржуазным. Тогда я подумал, что вот так, наверное, и пахнет сладкая зарубежная жизнь, но вскоре узнал, что это работает одоратор, прибор, в который можно загрузить, скажем, запах дорогого кофе, океанского бриза или новеньких баксов. На любителя.

Здесь всё было, конечно, попроще. С трудом открыв перекошенную алюминиевую дверь, я проник внутрь. И запах здесь был, можно сказать, родной: пахло беляшами из буфета. Но всё равно, это был настоящий, серьёзный офисный центр с турникетами, бюро пропусков и автоматами для продажи колы, сникерсов и ещё какой-то ерунды. Недоумение моё усиливалось: я не понимал, кто меня вызвал на переговоры и какую должность собирается предложить? В голову приходило только место охранника. Оно, правда, было занято, но актуальный субъект так активно ковырял антенной рации в ухе, что скоро должен был добраться до мозга, а тогда его место освободится.

В бюро пропусков старичок, кажется, тоже из бывших военных, старательно переписал в тетрадь данные из моего паспорта и молча выдал электронную карту-пропуск.

– Спасибо… А куда идти-то?

– Вы что, не знаете, куда пришли? – удивился дед.

– Если честно, то нет…

Старичок поверх очков осмотрел меня с огромным подозрением, как будто я был резидентом уругвайской разведки в сомбреро, сапожках из змеиной кожи и с хромированным кольтом на поясе, покопался в бумагах и неохотно сказал:

– Третий этаж, офис 306. Лифт вон там.

«Ну вот, сейчас всё и решится, – подумал я, входя в кабину, – или розыгрыш дурацкий, или предложат какую-нибудь фигню».

Офис 306 оказался у самого лифта. На по-флотски надраенной латунной табличке чернела строгая надпись: «Международный фонд по изучению проблем Второй мировой войны». Ни хрена ж себе!

Кода от замка я, естественно, не знал, поэтому нажал кнопку звонка. Дверь открыла дама в строгом костюме.

– Поляков Сергей Николаевич?

– Так точно, здравствуйте.

– Хорошо, что вы не опоздали. Шеф любит точность. Проходите, раздеться можно здесь. Фёдор Григорьевич вас ждёт.

На двери кабинета шефа каким-то уже совершенно невообразимым глянцем сияла табличка с надписью «Президент фонда».

– Разрешите?

Сидящий за столом человек поднял голову от бумаг и стал меня разглядывать. Выглядело это настолько странно, что я в первый момент слегка оторопел. Дядя Фёдор был катастрофически лыс, остатки волос образовывали причёску типа «лесное озеро», а очки в чёрной оправе, сидящие на огромном, крючковатом носу и левое плечо заметно выше правого дополняли картину. В целом мой будущий начальник напоминал кондора из «Детей капитана Гранта», который задумал унести в когтях юного Роберта. И смотрел он по-птичьи: наклонив голову, сначала одним глазом, потом другим.

Сейчас-то я к своему шефу привык, он мне симпатичен, но вообще надо сказать, что я в жизни не встречал такого нелепого человека: добряка и сказочно косноязычного путаника, который каким-то чудом дослужился до генеральских погон, был начальником факультета в Военно-политической академии и даже читал курс военной истории. Не представляю, как он умудрялся выходить в аудиторию, потому что на многочисленных совещаниях фонда (а поговорить Дядя Фёдор любит) он несёт фантастическую ахинею, но при этом умудряется в наше злое время исправно выбивать финансирование, что, на мой взгляд, сравнимо с подвигами Геракла. «Дядей Фёдором» шефа называют не из-за сходства с мультяшным персонажем, а просто прозвище показалось забавным и прилипло к нашему генералу намертво.

Замполитов в армии я не застал, но от старших товарищей ничего хорошего о них не слышал. Дядя Фёдор, вероятно, был редким исключением из этого неприятного правила. Но он, собственно, и в строевых частях прослужил не так уж много – поступив в ВПА, он в ней и остался до увольнения в запас – сначала адъюнктом, потом преподавателем и так далее.

Когда страна начала разваливаться, Фёдор Григорьевич не стал топтать марксизм-ленинизм, не запил, не осел на своей генеральской даче, выращивая картошку и малину, а создал фонд, который и возглавил.

Главной задачей фонда Дядя Фёдор считает борьбу с фальсификациями, или, как он выражается, с буржуазными извращениями истории Второй мировой войны, которыми, по его убеждению, занимаются, в основном, американцы. Штаты Дядя Фёдор ненавидит, а американцев не любит и в общении с ними ядовит, как египетская кобра. В остальном – милейший человек.

Да, я, кажется, забыл рассказать, почему у Дяди Фёдора одно плечо выше другого. Легенда гласит, что однажды он катался с женой на лыжах в Тимирязевском лесу. И вот, глядя на пролетающих мимо с гиканьем студентов и студенток Тимирязевки, жена грустно заметила:

– Вот, Федя, а мы с тобой отъездились… Теперь – только шагом и по ровной лыжне…

– И ничего не отъездились! – запетушился Дядя Фёдор. – Смотри, как я сейчас!..

Результатом генеральского слалома явился снайперский перехват берёзы и сломанная ключица, которая срослась не совсем правильно. В госпитале шефа положили в коридоре, где от сквозняков он простудил лёгкие, а лошадиные дозы антибиотиков подарили роскошную аллергию. Дядя Фёдор покрылся пузырями, которые, лопаясь, страшно чесались. После госпиталя он долго восстанавливался в разных санаториях, а в первый рабочий день сунул руку в портфель и напоролся на невесть как оказавшееся там бритвенное лезвие.

Когда кровь остановили, пальцы забинтовали, а руку подвесили на перевязь, один мой коллега спросил:

– Фёдор Григорьевич, у вас ведь есть наградной пистолет?

– Ну есть, а что? – с подозрением ответил тот.

– Мне больно на вас смотреть! С таким невезением лучше застрелиться.

Дядя Фёдор сначала решил обидеться, но потом не выдержал и захихикал, треснув шутника по голове увесистой папкой с тезисами очередной конференции.

Но тогда я ничего этого не знал, и для меня Дядя Фёдор был просто лысым стариком в дорогом костюме.

– Подполковник Поляков?

– Так точно. Только подполковник в отставке. Уволен по здоровью.

– Это понятно, – отмахнулся шеф, – не кадровый же. Мне вас рекомендовали в высоком штабе, я полистал ваше личное дело и пригласил, чтобы предложить работу в фонде.

– Работу? В качестве кого? Курьера или охранника?

Дядя Фёдор так удивился, что снял очки и уронил их на гору журналов, рукописей и книг, которыми был завален его стол. Очки немедленно поехали к краю, и шеф успел поймать их в последний момент.

– Почему курьера? Какого курьера? У нас нет никакого курьера… Нам нужен военный историк.

– Простите, но какой из меня историк? Я же лётчик, хоть и бывший! А военный лётчик, как известно, должен быть тупым, здоровым и беззаветно преданным…

Дядя Фёдор сморщился, как будто откусил от червивого яблока:

– Будет вам ломаться! Что вы, в самом деле? Никто и не ждёт, что вы через месяц превратитесь в Лиддел Гарта![3]3
   Сэр Бэзил Генри Лиддел Гарт (1895-1870) – известный английский военный теоретик и историк.


[Закрыть] Мне нужен специалист в области ВВС, а у вас за плечами академия! Мотострельцы у меня есть, танкисты и моряки тоже, а из пернатого племени – никого! От вас потребуется понимание сути проблемы, внимательность и аккуратность. Английский подучите, я вас отправлю на хорошие курсы, и будете работать. Ну?

– Я даже не знаю… Это настолько неожиданно…

– У вас что, много других предложений?

– Если честно, то ни одного.

– Тогда в чём вопрос? В крайнем случае, если уж совсем не пойдёт дело, уволитесь. Насильно держать не будем. Но попробовать-то стоит?

И я согласился, о чём совершенно не жалею, потому что моя унылая пенсионная жизнь обрела смысл. Во-первых, потому, что работа оказалась интересной и даже увлекательной, а, во-вторых, ничего особенно сложного в ней, и правда, не было. У меня даже появилось две-три публикации. Сенсации они, естественно, не сделали, но мне за них, по крайней мере, не стыдно. Каждый факт и каждое число я дотошно проверил по архивам и за каждую букву готов поручиться своим добрым именем. А в-третьих, мне нравится коллектив фонда. Работают в нём одни отставники, пришедшие из разных родов войск и Видов Вооружённых сил. Всех нас объединяет то, что нам уже не надо делать карьеру и заниматься тем, что американцы называют крысиными гонками. Мы все в одном положении, получаем одинаковую (довольно неплохую) зарплату и прекрасно понимаем, что наш фонд существует ровно до того момента, пока его возглавляет Дядя Фёдор. Случись с ним что-нибудь сегодня, и завтра же мы окажемся на улице, поэтому ни у кого не возникает и мысли подсидеть шефа. А уж интриговать против коллег глупо и просто незачем.

Технический персонал фонда состоит из бухгалтерии и офис-менеджера, той самой дамы в строгом костюме, которая в первый раз открыла мне дверь. На ней лежит вся канцелярская работа, с которой она справляется без видимого труда. Время от времени приходят уборщицы, тихие, неразговорчивые и чрезвычайно аккуратные женщины восточного типа.

В офисном центре есть кафе с баром, где можно выпить чашку кофе, рюмку коньяка или бутылку пива. Сам Дядя Фёдор спиртного не употребляет, а на наши посещения бара смотрит равнодушно, тем более что напиваться никому не приходит в голову.

День, с которого я начал эту историю, начался как обычно, но потом, меня вызвал шеф. Впрочем, об этом я уже написал. Ну вот не получается у меня рассказывать последовательно, что ты будешь делать! Ну ладно, и так сойдёт. А кому не нравится…

– Какие у тебя планы на ближайшую пару месяцев? – спросил шеф.

– Да никаких… – пожал плечами я. – Какие зимой могут быть планы? Отпуск у меня по графику в августе будущего года, а сейчас ещё только ноябрь.

– Вот и славно, трам-пам-пам, – пропел генерал. – Тогда собирайся, полетишь на Мальту.

– На Мальту? – удивился я. – А что я там буду делать?

– Англичане дали грант, – пояснил Дядя Фёдор. – Хороший грант, развесистый. Бритиши на свою историю фунтов не жалеют. Надо будет подготовить материал о роли английской авиации в операциях союзников в Северной Африке. Эль-Аламейн, Роммель, Монтгомери и всё такое. Понятно, что про это написано уже с полтонны книг и статей, но вдруг ты найдёшь что-нибудь новенькое? Мальтийский университет – один из старейших в Европе, уж, наверное, там и библиотека богатая. Поройся, мало ли? Рекомендательные письма я подготовлю. Англичане каких-то особых условий не ставят ни по содержанию работы, ни по срокам, но, думаю, месяца на Мальте и месяца дома на подготовку текста тебе хватит. Заказывай гостиницу и билеты на самолёт. Виза в Евросоюз у тебя вроде есть?

– Да, на пять лет.

– Ну тогда всё в порядке. Перед отлётом полистай книги Черчилля, Лиддел Гарта и Монтгомери. Здесь все документы, – сказал шеф, пододвигая ко мне папку. – Деньги на наш счёт уже упали, так что особенно не тяни: бери билеты, выбирай отель и вперёд под танки!

***

Вернувшись в свой кабинет, я включил компьютер и стал решать, как буду добираться до Мальты. Сразу же выяснилось, что рейсов Аэрофлота туда нет. То ли потому, что не сезон, то ли потому, что направление не пользуется спросом. Вариантов было три: Люфтганзой со стыком во Франкфурте-на-Майне, Австрийскими авиалиниями через Вену и собственно Мальтийской авиакомпанией, от услуг которой я сразу же решил отказаться. У немцев время ожидания в аэропорту Франкфурта оказалось поменьше, что и решило дело.

Помню, в первый раз я оказался в этом порту ночью и был в шоке от напряжённости воздушного движения, которая мне, опытному военному лётчику, казалась совершенно невозможной, во всяком случае, мы так никогда не летали. Самолёты шли на посадку настолько плотно, что их АНО[4]4
   АНО – аэронавигационные огни.


[Закрыть] были похожи на сияющие бусы из рубинов, изумрудов и алмазов, развешанные в воздухе. Инстинкт самосохранения пилота-дальника вопил: «Опасное сближение! Опасное сближение! Уводи!!! Сейчас они столкнутся и пылающей грудой рухнут на землю!» Но ничего не происходило, аэропорт работал спокойно и размеренно, принимая и отправляя десятки и сотни самолётов.

Забронировав билет, я взялся за поиски отеля, но тут опять запиликал мобильник. «Сегодня прямо день звонков!» – подумал я.

– Да.

– Господин полуполковник? – раздался весёлый женский голос. – Чем вы собираетесь занять сегодняшний вечер?

– Встречей с вами, моя преле-с-сть, – обрадовался я.

– Тогда не опаздывай, будут стейки из лосося, а их разогревать – хуже нет, сам знаешь.

– Рыба, с-сладкая рыба, горлум-горлум!

– Именно. Про спиртное не спрашиваю, знаю, что у тебя всегда есть запас. До вечера!

Это была Катерина, моя хм… а кто? Даже не знаю. Любовницы бывают только у женатых мужчин, гёрлфренд – у подростков, а от слова «подружка» веет лютой пошлятиной. В общем, Катерина.

Познакомились мы с ней на скучном приёме в особняке Правительства Москвы в честь не помню какой победы в Великой Отечественной. Дядя Фёдор на приёме трудился, одному ему ведомыми путями выбивая деньги для фонда, а нас он брал, как говорил Чичиков, «для придания весу в обществе». Для этой цели каждый получил комплект новой военной формы, которую я терпеть не могу. Обилие значков, нашивок и прочей дребедени превращает офицера в клоуна. Но деваться было некуда, и после окончания официальной части я скучал на фуршете, потягивая минеральную воду.

– Что пьёт господин полуполковник? Судя по кислому лицу, наверное, что-то безалкогольное.

Я обернулся. Передо мной стояла незнакомая молодая женщина, одетая в узкую чёрную юбку и белую, слегка просвечивающую блузку. Смотрелось это чертовски эротично, да и женщина была хорошенькой, со смеющимися серыми глазами и тщательно уложенными русыми волосами.

– К сожалению, минералку… – ответил я.

– Почему? – удивилась женщина. – Разве здесь нет более достойных напитков? Хотите чего-нибудь? Я принесу. Я здесь работаю, поэтому пользуюсь правами хозяйки.

– Крепкое я предпочитаю пить дома, а шампанское и вина здесь только сладкие, напиток «Буратино» я не люблю с детства.

– Какое совпадение… – улыбнулась женщина, – я тоже. Кстати, меня зовут Катерина.

Я назвал своё имя.

– Тогда такое предложение, Сергей Николаевич, – сказала Катерина. – Сейчас мы с вами бросим эту нудятину и поедем в один бар, где можно получить бутылку отличного брюта.

Женщина смотрела на меня, посмеиваясь, и я понял, что меня «снимают». Между прочим, первый раз в жизни. «А почему бы нет? – подумал я. – Девочка – песня!»

– Сейчас, только у шефа отпрошусь, подождёте?

Катерина кивнула.

Я поискал глазами Дядю Фёдора, который что-то вдохновенно вещал, окружённый журналистами. Я поймал его взгляд и пальцами пошагал по ладони. Шеф кивнул и отвернулся.

Катерина ждала меня у дверей, и мы вместе спустились в гараж. У неё оказался Мини-Купер нарядного вишнёвого цвета, который она водила весьма лихо, но, надо отдать должное, аккуратно. Ехали мы недолго: бар оказался в районе Патриарших прудов в каком-то крохотном переулке и был, как я понял, для своих. Мы спустились по лестнице с исхоженными ступенями и оказались в старинном подвале с мощными каменными сводами. Бар был оформлен в стиле парусного флота: на стенах висели изображения чайных клиперов и старые фотографии. Кругом были канаты, штурвалы, рынды и прочая морская экзотика, которой полным-полно в кабаках любого портового города. Посетителей было совсем немного, на крошечной сцене пианист тихонько перебирал клавиши. Было хорошо и уютно, как бывает в старинных домах с толстыми каменными стенами. Катерина утащила меня в нишу, где был столик на двоих. Тут же появился официант, подал нам папки меню и зажёг толстенную свечу, вставленную во что-то знакомое. Я пригляделся и под наплывами свечного воска увидел гильзу от артиллерийского снаряда.

Выбор еды был довольно обычным, а вот барная карта поражала, я такой никогда не видел. Катерина не обманула: сортов шампанского было несколько десятков, про большинство я даже и не слышал. Здесь были вина со всего мира – от ЮАР, Чили и Австралии до США. На столбец с ценами я решил не смотреть.

– Сначала выберем шампанское, а потом к нему подберём еду, – решила Катерина. Я не возражал. Она долго листала меню, несколько раз возвращаясь к уже просмотренным страницам, а потом сказала: – пожалуй, пусть будет Jacob`s Creek шардоне пино нуар. – Официант с уважением кивнул. – А из еды – моё любимое, ну ты знаешь.

– Что это за «Ручей дядюшки Якова»? – спросил я. – Никогда про него не слышал. Разве в Израиле делают шампанское?

– Почему в Израиле? – удивилась Катерина. – С чего вы взяли?

– Ну раз Яков…

– Нет, шампанское австралийское. Отличный брют, вам должно понравиться. А на цены не смотрите. Раз пригласила я, то и плачу я.

– Я не хожу в рестораны с женщинами за их счёт, – нахмурился я.

– Пожалуйста, не будем спорить, – Катерина накрыла мою руку ладонью. – Меня здесь знают и просто запишут в счёт, я член местного клуба и у меня большие скидки. Так будет гораздо выгоднее, правда-правда. Хорошо? Не сердитесь?

Я пожал плечами:

– Нет, конечно. А что мы будем есть?

– Сюрприз…

– Хороший кабачок, уютный, – сказал я, откидываясь на спинку полукресла.

– Да, я давно его облюбовала, хожу сюда, чтобы отдохнуть от шума и городской суеты. Здесь никто не спешит, все всех знают, а посторонних почти не бывает.

Потом принесли шампанское и блюдо с закусками. Вино и вправду оказалось отличным: искристым, ароматным, в меру охлаждённым. Одной бутылки нам, конечно, не хватило, второй тоже. Время текло незаметно, мы болтали о всякой ерунде, давно перейдя на «ты». Катерина оказалась интересным собеседником: очень умным, ироничным, с изрядной долей цинизма. Эта гремучая смесь делала её необыкновенно привлекательной. В конце концов, моя дама воспользовалась услугой «трезвый водитель», так как после трёх бутылок шампанского на двоих за руль ей, конечно, садиться было нельзя. Сначала Катерина решила отвезти домой меня.

По дороге я пытался придумать, как бы повежливее пригласить Катерину к себе, и вспоминал, нет ли в квартире разбросанного белья и прочих безобразий, но курсантские привычки взяли своё, и всё оказалось в порядке.

Так в мою жизнь вошла Катерина.

Это была очень странная связь. Она знала обо мне почти всё, а я о ней – ничего. Она могла оставаться у меня на две-три ночи подряд, а могла исчезнуть на неделю и даже на месяц. Номер её мобильного я, конечно, знал, но, чаще всего, на мои звонки она просто не отвечала. В конце концов, я смирился и ждал, пока позвонит она.

О себе Катерина ничего не рассказывала, я даже не знал, есть ли у неё муж и дети. Обручального кольца она не носила, домой при мне не звонила ни разу. Не знал я и то, кем она работает в правительстве Москвы. Деньги у неё явно водились, и побольше, чем у меня, но Катерина вела себя тактично, и денежный вопрос никогда нас не разделял.

Та, первая ночь у нас получилась довольно обыкновенной, и поначалу я списал это на шампанское и на то, что мы ещё плохо знали друг друга. Но потом оказалось, что Катерину секс вообще интересует сравнительно мало, и в постели она холодновата и суховата. Но, вероятно, считая, что мужчине секс необходим, она никогда не уклонялась от него, старательно делая что положено. И это тоже было загадкой: то ли у неё был неведомый, но яростный любовник, на которого она тратила все силы, то ли была такой по природе.

Гораздо больше Катерине нравилось заниматься благоустройством моей квартиры: покупать шторы, посуду или бытовые мелочи, готовить. У неё были свои ключи, и, возвращаясь с работы, я часто заставал её на кухне в переднике в разгаре приготовления очередного феерического блюда, рецепт которого был найден в Интернете. Но, правда, без предварительного звонка она никогда не приезжала.

«Идеальная подруга, – со смешком подумал я. – Вот только зачем я ей нужен?»

***

В тот вечер мы ужинали на кухне. Катерина очень любила рыбу, я же после училища и армейских столовок переносил её с трудом, но кривить физиономию было бы хамством, тем более что приготовлено было действительно отлично.

Я убрал со стола и подал кофе. Катерина потянулась за бутылкой «Бейлиса». Это означало, что она собирается остаться на ночь. Впрочем, бывали случаи, когда она по неизвестной причине вдруг меняла своё решение, вызывала такси и уезжала. По негласной договорённости расспрашивать её о причинах таких поступков не полагалось.

– А я в командировку лечу, – сообщил я, допивая кофе.

– Куда на этот раз? – без особого интереса спросила Катерина.

– На Мальту, на месяц. Что тебе привезти оттуда?

– С Мальты? Ничего. Оттуда везти нечего, была я там. Скучное место, курорт плохой. Купаться особенно негде, смотреть нечего. Ну дня на три можно поехать, это максимум.

– Неужели так плохо? Расскажи о Мальте, мне сейчас всё интересно, я там не был.

– Да говорю же, нечего рассказывать. Остров маленький, мне с воздуха показалось, что аэропорт занимает чуть ли не половину, камень кругом, зелени мало, летом очень жарко. Ну старый город, церкви, сувенирные лавки, ресторанчики морской кухни. Всё как обычно. Понимаешь, когда много ездишь, с какого-то момента всё сливается. Что Таллин, что Брюссель, что Валлетта – какая разница? Наверное, в своё время я поездками за границу объелась. Не представляю, что ты будешь в этой дыре делать целый месяц.

– Буду работу писать о войне в Северной Африке. На Мальте базировались британские самолёты-торпедоносцы, которые охотились на итальянские и немецкие корабли. Вот о них.

– Это Первая или Вторая мировая?

– Вторая, конечно.

– У меня с историей совсем плохо, а уж с военной и подавно. Пробовала я твои статьи читать, но, извини, не осилила. Скучно и непонятно. Какой-то язык тарабарский… «Располагаемый наряд сил и средств». Нормальные люди так не говорят.

– Не извиняйся. Если читателю скучно, виноват не он, а автор. И потом, я же не Дюма…

– Об этом я, положим, догадываюсь. Но ты лучше объясни, почему так получилось, что у нас нет хороших книг о Второй мировой? Вернее, не так. Художественная литература – лучшая в мире, а вот военно-историческая не задалась. К примеру, у англичан есть Лиддел Гарт, все знают книги Ширера о Третьем Рейхе. Он, кстати, кто, немец?

– Американец.

– Ну неважно, пусть американец. А у нас – ничего. Даже воспоминания великих полководцев как будто написаны одним человеком, каким-то пыльным и занудным языком. Но ведь были же у нас Тарле, Манфред, Скрынников, наконец. А тут – такая война, а у историков – пшик.

– Ну, барин, ты задачи ставишь! – крякнул я и почесал в затылке. – То есть ты, конечно, права, всё так и есть, но вопрос не по чину. Тебе бы с Дядей Фёдором поговорить…

– Это ваш генерал?

– Да.

– Ну его, лучше ты ответь. Ну есть же у тебя какие-то мысли об этом?

– Причин много. Во-первых, секретность. Любят у нас архивы секретить – спасу нет. А без работы в архивах что напишешь? Всё боятся: как бы чего не вышло. А многие архивные дела просто не разобраны. Лежат офицерские полевые книжки с войны, многие уже и не читаются, ведь писали донесения тогда простым карандашом, иногда – химическим. Выцвело всё, грифель осыпался. То есть эти документы как бы есть, но на самом деле их уже нет. Во-вторых, много лет боялись что-нибудь не то сказать про наших новых братьев по соцлагерю, а ведь если разобраться, картина получается невесёлая. Про немцев я даже не говорю, но вот чехи всю войну спокойно клепали оружие для Вермахта, а словаки вообще находились в состоянии войны с СССР. Болгары и румыны вступили в войну на стороне немцев, про зверства венгров и говорить нечего, их даже в плен старались не брать, такое зверьё было… Только югославы дрались с фашистами по-настоящему, да и то не все. Хорватские усташи, например, собирались уничтожить всех сербов. Вообще всех, представляешь? Восьмисот тысяч человек – как не было… Хотя сейчас начинают выходить интересные работы, наверное, надо подождать…

– Да мы-то подождём, – вздохнула Катерина, – мы и так знаем, что к чему. Нам бы не упустить тех, кто сейчас в школу ходит. Приходилось тут общаться со школотой, ведь это жуть кошмарская! Потом поздно будет… Ладно, что это я на тебя накинулась, как на врага народа? Ты когда летишь?

– Через два дня.

– Собери, что надо постирать и погладить.

– Да я сам…

– Сам он… Сказано: собери!

– Есть, мэм!

– Так-то лучше. Люблю военных!

– Что, всех?

– Некоторых. Список представить?

– Обязательно.

– А ху-ху не хо-хо?

– Хо-хо.

– Ну тогда отправляйся в душ, а я тут приберу немножко.

***

Перед командировкой Катерина не пришла попрощаться и даже не позвонила. Ну и ладно, я привык к её причудам, да и не на войну еду.

Раньше я любил командировки и вообще поездки, неважно куда, лишь бы увидеть новые места, новых людей. А с некоторых пор – как бабка отшептала – стал домоседом. Однажды, листая каталог юбилейной выставки Левитана в Третьяковке, я прочитал про искусствоведа, который посвятил жизнь изучению картин Исаака Ильича. Он описал все его работы, разобрал до тонкости каждую картину, каждый мазок. Между прочим, этот человек был фантастическим домоседом, предложение поехать на дачу повергало его в ужас. Так и прожил всю жизнь в своём кабинете, работая над длинными, скучными и никому не нужными монографиями. Второй Левитан так и не явился, а обычному посетителю музея все эти искусствоведческие тонкости попросту не нужны. Ещё несколько лет назад я посмеялся бы над чудаком, устроившим себе добровольное заключение, а сейчас, пожалуй, нет. В одиночестве есть определённая прелесть, а свой дом есть свой дом.