Текст книги "Квинт Лициний 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Королюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Тогда, выходит, – веско подвел черту Иванов, – что мы вроде как их родичи в ином потоке времени. И возможен новый мотив – помощь не столько социализму, сколько славянам, русским, своим.

– А вот для вмешательства в историю параллельного мира препятствий нет. Они могут, теоретически, сначала изучить наше будущее, а потом вернуться в прошлое и начать его менять! – Жора подался вперед и широко развел руками.

– Черт! – Андропов с силой хлопнул обоими ладонями по столу и глубоко задумался, затем возбужденно заелозил. – А под этим углом все играет совсем неожиданными красками, товарищи. Совсем неожиданными, да.

Иванов и Минцев переглянулись и потупились.

– Меня эта приписка про Квинта Лициния все время ставила в тупик, – доверительно признался Андропов, – а теперь вон оно как интересно складывается. Так... а это что за кружок, Георгий? – и Юрий Владимирович указал в нижний правый угол нарисованной схемы.

– А это еще одна концепция. Есть идея, что все математически непротиворечивые структуры существуют физически. Иначе говоря, в математических структурах, достаточно сложных, чтобы содержать способные к самоосознанию подстуктуры, эти последние будут воспринимать себя живущими в реальном физическом мире...

– Стоп. – Андропов шлепнул ладонью по столу, остановив Минцева. – Тут я уже совсем перестаю понимать. А ты, Борь?

– Хм... Жора, а что нам это дает? В оперативном смысле? Давай ближе к телу. Гипотезы все? Переходи к анализу достоверности выдвинутых гипотез.

– Есть переходить к анализам, товарищ генерал!

– Убью...

– Ага, – оживился Андропов, – понял, Боря, каково это? Вот и я порой...

– Ты давай, Жора, излагай... – обманчиво мягко попросил Иванов, постукивая кулаком по ладони.

Минцев победно улыбнулся:

– Есть хорошая новость, я с нее и начну. Козырной туз, который позволяет нам сузить число гипотез. Всю последнюю неделю лично перепроверял. Помните, в первом письме в числе потенциальных предателей был упомянут Сергей Воронцов, УКГБ по Москве.

– Угу... Да, есть такой, – согласился Андропов, – точнее, был... И что?

– А то, что в Комитете есть... То есть был только один Сергей Воронцов, и на момент написания письма он проходил службу в УКГБ Белоруссии. А в августе действительно был уже в УКГБ по Москве. Но предсказать этот перевод в марте было совершенно невозможно, поскольку его двинули по цепочке, возникшей в результате скоропостижной смерти полковника Рудковского, и Воронцов был в этой цепочке аж пятым! Предугадать же кадровые решения... для пятого в цепочке... – Жора широко развел руками. – Это посложнее, чем за три месяца предсказать направление ветра в районе посольства США.

– Вы с кадровиками беседовали?

– Так точно, очень плотно, по всем пяти перестановкам, – Жора затряс головой. – Нет, я абсолютно убежден в том, что это просчитать заранее было невозможно. Никак. К тому же решения принимались децентрализовано, часть в Москве, часть в Минске. И там такая череда случайностей при выборе из нескольких кандидатур... Да еще они должны были быть утверждены наверху, – Минцев указал глазами на потолок. – Никак не предсказать, точно. Да вы лучше меня знаете, как наши кадры при рутинных перестановках работают...

Андропов притянул к себе исчирканный листок и некоторое время внимательно изучал, потом откинулся в кресло:

– Значит, время... – протянул он, потирая ладони, – я, почему-то, так и думал... Но с точки зрения науки – это самые невероятные варианты, инопланетяне хоть в современную науку укладываются. А тут... Машина времени, этруски из параллельного пространства...

– А почему мы думаем, что что-то знаем? – философски откликнулся Иванов. – Рыбы тоже не думали, что их потомки по земле будут бегать и в небе парить. Я уже даже свыкся с тем, что пришельцев ищем. Меня сейчас другое тревожит – их возможности. Если это продуманная стратегия, реализуемая группой профессионалов, имеющих колоссальный технологический отрыв от нас, то шансов у нас их найти, почитай, и нет. Мы можем только попросить их выйти на связь. Вычислить почти не реально. Да они могут прямо сейчас нас слушать! Другое дело, что по мелочам все указывает на то, что работает не имеющий специальной оперативной подготовки одиночка. Робинзон. Вариант "Обитаемого острова".

Андропов вопросительно повел бровями.

– Роман фантастический, – пояснил Иванов, – там одинокий представитель высокоразвитой цивилизации, случайно попавший на планету, внедряется и, работая под прикрытием, пытается ускорить социальной прогресс местного общества. Нелегал, только с иной, чем у нас обычно, целью.

– Подкинешь почитать?

– Подкину, отчего ж не подкинуть... У меня здесь лежит, закончим – принесу. Ладно, я тоже убежден, что для такой информации нужно было послезнание, а оно есть только в рамках гипотез "машины времени", "параллельного пространства" и "инсайт". Разница между ними, на самом деле, только в том, что в первых двух случаях ловим чужака, а в последнем – здешнего. Вот это с оперативной точки зрения – существенно. Чужаки могут быть технологически опережать нас на тысячелетия, но они не здешние, должны выделяться. Провидец же, наоборот, технологически, да и в плане опыта, нам проигрывает, но сливается с миллионами других.

– Согласен, – кивнул Андропов. – Давайте оценим результаты экспертиз.

Жора с готовностью открыл пухлую папку.

– Присланные материалы прошли комплексную криминалистическую экспертизу, которая дала некоторые результаты. Во-первых, мы имеем четкое указание на Ленинград, на районы в его центральной части. Помимо собственно печатей отделений связи, на это указывает микромаркировки конвертов и листов из тетрадок. Эти партии поступили в продажу весной во Фрунзенский и Дзержинский районы города. Кроме того, в четвертом письме при микроскопическом исследовании обнаружена пыльца ольхи, а в пятом – березы. Цветение этих деревьев в Ленинграде в этом сезоне приходилось на числа отправки писем, что подкрепляет "ленинградскую" версию.

– Это важно еще с одной точки зрения, – вмешался Иванов. – Привязка "Сенатора" к одному месту усиливает версию об одиночке. Группа, обладающая значительными технологическими возможностями, и действующая по плану, безусловно, имела бы возможность вбрасывать письма в разных регионах страны.

– Если только нас не водят за нос, отвлекая внимание на Ленинград, – заметил Андропов.

– Да, мы учитываем и такую возможность, – кивнул Иванов. – Получается или одиночка в Ленинграде, или водящая нас за нос группа. Но основные усилия сейчас направлены именно на разработку "ленинградского" направления.

– Под этим фонарем ярче светит?

– В том числе, – согласился Борис, – в том числе... Но, естественно, альтернативные варианты так же изучаем.

– Еще что интересного?

– Из материального... – Жора быстро пролистал папку и остановился на нужном заключении. – Так же при микроскопическом исследовании обнаружены частички кожи, идентифицированные как перхоть человека. Так что или инопланетяне очень похожи на нас биологически и тоже страдают от этой болезни, или это не инопланетяне.

– А вот это хорошо. – Андропов откинулся в кресле. – Как-то приятнее работать с людьми. Привычнее, и психология понятна. Это действительно хорошая новость. Похоже, от инопланетян мы, товарищи, избавились. Замечательно.

– Отпечатков пальцев нигде не обнаружено, отправитель работал в перчатках, причем нам удалось их идентифицировать по отпечаткам ворса. Плотный гладкий трикотаж, белый цвет... Исходя из направления петель и неравномерности толщины ниток, с высокой степень вероятности – это "перчатки хлопчатобумажные белые парадные", шьются для нужд нашей армии на швейной фабрике номер 2 в городе Иваново. Входят в состав вещевого довольствия офицеров.

Андропов обрадовано отстучал пальцами по столешнице какую-то бравурную дробь:

– Та-а-ак... – хищно протянул он, – это сужает поле поиска, верно? С учетом "Красной звезды"?

– Неоднозначно, – покрутил головой Жора, – с одной стороны, можно предположить наличие какой-то связи между отправителем и армией. К примеру, если это "инсайт", то один из членов семьи или он сам – офицер. С другой стороны, эти перчатки свободно продаются в магазинах военторга, купить их может любой желающий. Но с учетом "Красной звездой" – да, вероятность связи с армией существует.

– Но все равно, это еще один довод в пользу одиночки, а не заранее подготовленной группы, – заметил Иванов. – К тому же, непрофессионал. Об отпечатках пальцев подумал, о перхоти и отпечатках микроворса – нет.

– Еще? – Андропов навис над столом.

– Из материального – все. Проведена комплексная экспертиза письменной речи, топографических и общих признаков почерка. Здесь есть как полезная информация, так и странности. На основании анализа лексических и стилистических навыков, эксперты независимо друг от друга однозначно определяют автора как мужчину в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти лет, с высшим образованием, вероятно, с навыками научной или руководящей работы, опытом составления письменных докладов и устных выступлений перед аудиторией. Ммм... Это отчасти противоречит первоначальному выводу о том, что почерк женский. Сейчас эксперты склоняются к мнению о наработанности почерка. Так что, скорее, мужчина, чем женщина, хотя может работать и связка из двух человек. Так же сделан однозначный вывод о том, что русский язык является для автора письма родным.

– О! – Юрий Владимирович пораженно откинулся на спинку. – Стоп-стоп-стоп! А как же этруски?! Это ж кол в могилу этой гипотезе?

– Понимаете, Юрий Владимирович, – мягко начал Иванов, – вся исходная информация про этрусков – верная. И про Лициниев, и про Расенну, и про венетов с этими учеными тоже. Только фигня все это. Самоназвание "русские" только в шестнадцатом веке появилось, "Русь" не раньше десятого. Энтузиасты, мать их за ногу!

В горле у Андропова что-то булькнуло. Он побурел, и черты его лица заострились:

– Борис! Да ты что?! Что ж вы мне про этих этрусков втирали?!

– Юрий Владимирович, мы тут подумали... Смотрите, – голос Иванова приобрел вкрадчивые нотки профессионального психотерапевта, – нам же все равно надо ложный след прокладывать на случай утечки. А на ком мы еще можем проверить убедительность ложной версии? Уж если даже такой умный человек как вы, обладая всей полнотой информации, смогли допустить такую вероятность, то люди менее сведущие в этих вопросах тем более могут поверить. Запустим наших поездить по этой, как ее... Тоскане, пусть посветятся по раскопкам и музеям, позадают странные вопросы. Здесь поплотнее со специалистами пообщаются, от лица Комитета. Создадим вокруг этого небольшой шум. А?

Председатель КГБ сумрачно внимал, потом кисло бросил:

– Хорошо, работайте над этим. Шутники... – побарабанил пальцами, успокаиваясь. – Ладно, что там еще экспертизы дали, Георгий?

Жора остался спокоен, как удав, словно не он только что разыграл одного из самых могущественных людей страны, и голос его звучал уверенно и деловито:

– Исходя из интервалов между словами и абзацами, равномерности и силы нажима, изменения высоты букв в пределах одной строки, психотип отправителя с высокой степенью вероятности имеет следующие черты, – и он принялся зачитывать, – "самоуверенный человек, неохотно берущийся за дело, но, начав, доводит его до конца; не очень высокая организованность, бесшабашность; способен пренебрегать собственной выгодой и безопасностью; отсутствие честолюбия; скрытен; не терпит слепого подчинения; считает, что в мире все должно быть логично, а, следовательно, справедливо".

– Психологи говорят, что лозунгом этого психотипа может быть "справедливость – это мое ремесло", – Иванов перечислил, разгибая пальцы, – Гарибальди, Робеспьер, Дзержинский как яркие представители.

– Ну что ж, неплохо, – Андропов быстро отошел от укола по самолюбию и чуть повеселел. – По собственной инициативе вышел на связь именно с нами, родной язык русский, стремится к справедливости... Замечательный материал для работы. Почерк?

Жора развел руками:

– По большому счету, слов эксперты написали много, зацепиться не за что. Почерк достаточно характерный, что облегчает поиск. Последний месяц в Ленинграде проводится крупная операция по выявлению схожих образцов, проверяем квитанции на почте, рукописные материалы в учебных и лечебных заведениях, воинских частях, на предприятиях... Пока – пусто. Будем искать дальше.

– Ну что ж, это – частая ситуация, к сожалению. Давайте тогда соберем все вместе. Боря?

– Хм... Пока наиболее вероятной гипотезой, объясняющей почти весь комплекс данных по "Сенатору", является сюжет с одиночкой, который в настоящее время проживает в Ленинграде, стремится оказать содействие нашей стране, и возможностями для этого в связи с прорезавшейся способностью к "инсайту" или доступом к "машине времени". Это – мужчина средних лет, с высшим образованием, научный или руководящий работник среднего звена, с родным русским языком, возможно, имеющий связь с армией.

Андропов ткнулся носом в сцепленные кисти и, прикрыв глаза, глубоко и надолго задумался.

– Принимается, – он снял очки и устало потер глаза. – Это заметно лучше, чем показалось поначалу. Но как искать-то будем?

Иванов раскрыл свою папку и протянул план оперативной разработки.

– Основная идея, Юрий Владимирович, в том, что человек с таким психотипом постарается использовать открывшиеся возможности и на своем рабочем месте, а, может быть, и в личной жизни. Следовательно, будем ловить в Ленинграде необычности. Неожиданные крупные научные открытия, причем серией, значительные клады, появление состояний и тому подобное. Ну, помимо обычной оперативной работы, проверки психлечебниц, работы с агентурой и так далее... Вот план.

И мужчины увлеченно склонились над бумагами.

Четверг, 01 сентября 1977, утро

Ленинград, Измайловский проспект

Я попытался расправить плечи пошире и с наивной надеждой взглянул в зеркало. Увы, отражение меня не порадовало – за ночь ничего не изменилось. Ну почему, почему они такие узкие?! Карикатурно узкие. Ведь все лето нагружал их как мог... И подтягивания широким хватом делал, и отжимания, за неимением брусьев – между двумя столами, а толку-то? Вытянуться вверх за каникулы я вытянулся, а вот вширь почти не раздался. И торчит над жалким подобием плеч все та же тощая шея с выпирающим кадыком. Разве что детская припухлость начала уходить с щек, чуть прорисовались скулы, да глаза теперь смотрят жестче и с каким-то вызовом. Результат поездки в Москву и Новошахтинск в буквальном смысле налицо.

Ладно, это значит что? Значит, буду работать над собой дальше. Я на быстрый результат и не рассчитывал... Хотя сегодня его отсутствие особенно досадно.

Тщательно, словно от этого действительно что-то зависело, повязал неброский, в мелкую серую клетку галстук-"селедку". Вчера вечером вырвал его с боем из отцовых запасников взамен замусоленного изделия на растянутых резинках. Еще не хватало такое позорище носить...

Закрыл глаза и пару раз пшикнул на себя из пульверизатора. Забористый "шипр" разошелся, оставляя легкий запах бергамота и чего-то еще на донышке, горьковатого и свежего, как осенний лес после дождя. Жаль только, что это именно запах, а не аромат.

"Все", – усмехнулся я и гордо задрал подбородок. – "Предпродажную подготовку прошел. Лучше все равно не сделать".

– Господи, – неожиданно блеснули в зеркале мамины глаза, – как быстро вырос-то!

Я повернулся, расплываясь в довольной улыбке. Это была моя мечта последних месяцев – вырасти. Болезненно надоело глядеть на девушек снизу вверх.

Мама вдруг хлюпнула носом и горестно добавила:

– Нет бы еще несколько лет в солдатиков поиграл... С железной дорогой повозился... Как быстро все пролетело!

– Ну, ну, – я успокаивающе приобнял ее, – если так хочешь, приду из школы и поиграю. Они наступают! Бам-ц стрелками из пистолета, бам-ц! И тут ты врываешься с тряпкой и кричишь "не порти полировку"!

– Да и порти! – мама еще раз шмыгнула носом и, чуть отойдя от расстройства, с неожиданной гордостью сказала, – а волосом в меня пошел. Густой, расчески зубья теряют.

Я мельком глянул на отражение. Лет через двадцать от этой густоты останется лишь "волос от волоса на расстоянии голоса", и как бы я не ломал историю об колено, вот это – не изменить. Есть в жизни константы.

Неприятным червячком шевельнулось чувство вины, но я его тут же прихлопнул. Да, в этот раз я лишил маму нескольких лет своего детства. Но, может быть, потом будет больше поводов для гордости?

Подхватил портфель со сменкой, принял от мамы букет георгинов для Зиночки и сбежал по лестнице вниз. Сладко заулыбался, в сотый раз фантазируя долгожданную встречу: короткий миг радостного узнавания, свет в распахнутых навстречу глазах, и, увы, лишь короткое ласковое прикосновение к предплечью – ибо школа.

Нетерпение гнало меня вперед, а ноги сами несли по исхоженному маршруту. Поворот, переход, полу-бегом через проходной дворик какого-то проектного института, еще поворот, и вот впереди, за мешаниной из пышных белых бантов, воздушных шаров и букетов гладиолусов я углядел долгожданный тонкий профиль. Крепко вцепившись в Ясю, Тома нервно озиралась по сторонам.

Я ускорился, торопливо протискиваясь сквозь веселую толчею. Насколько вижу отсюда, свое обещание я уже выполнил: теперь мы с ней практически одного роста. Если без каблучков. А через годик, когда набавлю еще дециметр, мне будет все равно, какой высоты у нее платформа.

Обогнув кого-то из младших, я неожиданно возник у девушек с фланга и радостно воскликнул:

– Привет, красавицы!

Реакция оказалась неожиданной: увидев меня, Тома шарахнулась за Ясю, и в глазах ее заплескала откровенная паника.

Вот не понял... Я недоуменно моргнул, и моя восторженная улыбка померкла. А где бурная встреча после долгой разлуки?

– Здравствуй, Андрей, – настороженно глядя на меня, кивнула Яся.

Тома покусала уголок губы и повторила ломким эхом из-за ее плеча:

– Здравствуй, Андрей.

Во мне что-то хрустнуло, надломившись, и я непроизвольно сделал полшага назад. Между нами повисло глухое молчание.

Я приподнял бровь и попытался заглянуть в зелень глаз напротив, но Тома тут же начала коситься куда-то вбок, деланно не замечая немого вопроса. Ветер прошелся по ней, теребя на виске прядку осеннего цвета, и улетел, а тишина на нашем пяточке осталась, став оглушительной.

Сглотнул, безуспешно пытаясь смочить внезапно пересохший рот, и перевел вопрошающий взгляд на Ясю. Та заломила брови домиком и беззвучно шевельнула губами.

Что?

Я напрягся, пытаясь разобрать.

"Потом"?

Еще раз неверяще посмотрел на Тому и, неловко кивнув, шагнул вбок. Вслед мне полетел отчетливый вздох облегчения.

Линейку я провел в странном оцепенении. Нет, я здоровался с ребятами, кивал и что-то отвечал, кривился в нужных местах улыбкой. Но мы были порознь – мир и я.

"Да, здоров! Сергея Захарова на химию послали? Угу, слышал. Да, скоропортящийся талант. Зорь, а ты еще больше похорошела. Не, ну правда же! И ты, Кузь, и ты, куда ж без тебя... В каком месте похорошела? А коленки у тебя красивые. Нет, и раньше нравились. Да точно говорю. Что значит "негодяй"? Почему раньше не говорил? Так, это... Молчал, глубоко изумленный..."

Но все это я выдавал на автомате, почти без участия сознания. Между мной и миром словно опустилось толстое стекло, истребив оттенки и приглушив звуки. Пашка, чутко уловив мое состояние, переводил разговоры на себя. Впрочем, новый класс, слепленный из двух половинок, деловито принюхивался и притирался, и ему было не до одного выпавшего в астрал одноклассника.

Мелькнул вдали вглядывающийся в меня Гадкий Утенок. Я кинул ей в просвет между головами улыбку, и она вспыхнула в ответ искренней радостью. Я смущенно отвел глаза.

"Хм... А не такой уже и гадкий", – мой взгляд, невольно став оценивающим, вильнул в ее сторону еще раз. – "Тоже вытянулась. Пожалуй, уже больше девушка, чем девочка".

Энергично потрясая букетом, толкнула короткую речь загорелая Тыблоко, под умильными взглядами родителей пробежала с колокольчиком вдоль шеренги сияющая от радости первоклашка, вырвался из распахнутой двери школы на свободу и разлился в прозрачном сентябрьском воздухе первый звонок... Год начался.

День прошел как кинолента, прокрученная в дымину пьяным механиком. Некоторые события напрочь проскочили мимо меня, другие же запомнились в мельчайших и совершенно ненужных подробностях. От первого урока, вместившего в себе классный час и комсомольское собрание одновременно, память удержала лишь фрагменты Зиночкиной речи про всенародное обсуждение новой конституции. На химии начали электролитическое равновесие, но на слове "диссоциация" мой мозг забуксовал и впал в кому до перемены. Третьим уроком шла литература. Что там было – убей, не помню. Что-то ел на большой перемене, но что? Лишь к английскому я собрался и вышел из состояния грогги – Эльвиру лучше не злить. Впрочем, ее сарказм был еще по-летнему благожелателен, и часть урока я просто медитировал, разглядывая уходящие вдаль ленинградские крыши и купола Исакия на горизонте.

Тома на весь день прилепилась к Яське и выглядывала из-за ее плеча как осторожный солдат из-за бруствера отрытого в полный рост окопа. Даже домой они пошли вместе, хотя вообще-то им в разные стороны. Отходя от школы, Яся коротко обернулась. Я крутанул пальцем воображаемый телефонный диск и, получив ответный кивок, побрел домой.

Серия отжиманий прочистила мозги и вернула способность связно мыслить. И что это было?

– Вдруг повеяло холодом от любимой души... – немузыкально провыл я, умудрившись сфальшивить на каждой ноте.

"Не обида. Нет, точно не обида. И не как с чужим, было бы безразличие. Она боялась. Не меня, нашей встречи. А, значит..." – моя мысль замерла, отказываясь делать еще один шаг вперед.

Кляня Тому, Ясю, себя и весь белый свет, схватил трубку.

– Алло? Ясь? Привет. Ну?!

– Что ну?! Баранки гну! – взорвалась вдруг обычно безукоризненно выдержанная Яся и резко замолкла.

Я тоже помолчал, потом уточнил:

– Что случилось? Можешь сказать-то?

Она чуть слышно вздохнула, и от наступившей после этого тишины у меня по спине промаршировали мурашки.

Я кашлянул и скорректировал позицию:

– Или намекнуть?

– А сам не понял?

– Лучше знать, чем подозревать. У реальности есть границы, а у воображения – нет. Я тут себе уже такого напридумывал...

– Лето у Томы прошло насыщенно, – сухо констатировала Яся, – под его конец она влюбилась. И не в тебя.

Мое сердце пропустило удар, а где-то под ложечкой поселился злой комок, такой, что, казалось, плюнь на пол и от дерева вверх потянется едкий дымок.

– Ей показалось... – сказал я неожиданно охрипшим голосом и, прокашлявшись, повторил, пытаясь убедить скорей себя, – ей показалось. Затменье сердца какое-то нашло.

Трубка с сочувствием промолчала.

Я собрался с силами и уточнил:

– Ленинградец?

– Нет. Местный, крымский.

– И... – я запнулся, формулируя, – и как далеко все зашло?

– Далеко, – подтвердила мои худшие опасения Яся, а затем уточнила, охотно закладывая подругу, – даже целовались.

Я смог кривовато усмехнуться, услышав в Яськином голосе легкую зависть.

Могло было быть и хуже, да, могло...

– По-ня-тно... – протянул я.

Хотелось бы сказать, что задумался, но это было бы неправдой. Голова моя была бесподобно свободна от любых мыслей. Я бездумно парил над миром, связанный с ним только тоненьким телефонным шнуром.

– Ну? Что делать будешь? – нетерпеливый голос Яси вырвал меня из этого по-своему сладостного состояния.

– Страдать и думать, – бросил я первое пришедшее в голову, – хотя... Все уже придумано до нас. Поэтому так: бороться, искать, найти и не сдаваться. Три четверти я уже сделал, неужели на последней четверти сломаюсь? Не... Не дождетесь!

– Молодец, – серьезно похвалила меня Яся, – борись. Я буду за тебя болеть.

– Болеть и немного подсуживать?

Яся хихикнула:

– Это ж неспортивно, как можно?

– Не можно, а нужно, – решительно сказал я, – всем нам нужно. И мне, и тебе, и, главное, Томе. Ты же Томе настоящая подруга, да? Целоваться-то любой дурак может, а вот картошку посадить на даче... Да, блин, не на одной сотке... Вот где по-настоящему испытывается сила чувства!

Она засмеялась в голос:

– Да, семья чтит твой подвиг. Мы с Томкой вчера как раз картошку жарили с грибами, так мама Люба напомнила нам, кто ее по весне сажал.

– Вот! – от этого известия я немного воспрял духом. – Ее тоже в судейскую бригаду надо включить, она дочке плохого не пожелает.

Мы еще немного пошутили, затем я закруглил разговор. Бросил в сердцах трубку и поморщился, сгоняя с лица походящую на оскал улыбку.

"О, боже... Ну почему?! Почему, несмотря на весь опыт, это опять так тяжело?! Как в первый раз", – эта мысль тяжело ворочалась в голове до самого вечера. И глубокой ночью, измученный злой бессонницей, я продолжал думать о том же, – "о женщина, порождение крокодила, имя тебе – коварство! Вроде как понарошку проскользнет в твою жизнь, как кошка мягким шагом сквозь чуть приоткрытую дверь, поначалу незаметная, как легкий утренний туман, и вот, не успеешь понять как, а она уже стала той частью реальности, без которой эта реальность перестает существовать. Как им это удается?! Кто дал им такой злой талант? Зачем?! И мир уже не сладок, а ты – лишь жалкая муха, ворохающая опаленными крылами в паутине жизни..."