355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Семевский » Слово и дело! » Текст книги (страница 10)
Слово и дело!
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:31

Текст книги "Слово и дело!"


Автор книги: Михаил Семевский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

II. Самуил Выморков, проповедник явления антихриста в 1722–1725 годах

1

В начале прошлого столетия, в городе Тамбове, у церкви Успения Пресвятой Богородицы, служил дьячком Осип Выморков. Были у того дьячка дети, между ними рано стал выделяться своею охотою к книжному ученью сын Степан; взрастил его отец, обучил грамоте и всему церковному обиходу и определил, едва ли не на свое же место, дьячком Успенской церкви.

Пред молодым человеком лежала дорога торная, мирно пройденная отцом его: занимать свое место на клиросе приходской церкви, участвовать в совершении различных церковных треб, рано, как водилось и водится в духовном звании, жениться, обзавестись домком, и многие-многие годы отчитав да отпев несчетное число обедень, всенощных бдений, молебнов и панихид – мирно опочить в ограде места своего служения. Молодого дьячка женили действительно рано; введя хозяйку в собственный домик свой, Степан скоро сделался отцом… Но обзаведясь и домком, и семьей, молодой дьячок вовсе не был увлечен в суету мирскую и заботы житейские – нет, он весь погрузился в чтение книг, преимущественно религиозного характера, к которому с юных лет чувствовал необыкновенное влечение… Молодой человек одарен был натурою необыкновенно впечатлительною, страстною; ум его постоянно работал в разрешении тех или других сомнений, которые вызываемы в нем были явлениями современной, столь полной всевозможных тревог жизни. Пытливо доискивался он ответов на свои вопросы у лиц, окружавших его, и мучился новыми сомнениями, зарождавшимися в его пылкой голове… Читал он много и читал то, что только могло ему, скромному дьячку одной из церквей незначительного тогда «провинциального» города Тамбова, попадаться под руку: то были разные, без сомнения, рукописные летописные сборники; кроме того, книга Барония, переведенная с польского на славянский, из каковой книги, между прочим, как известно, делал свои выписки, в осуждение отца своего, злополучный царевич Алексей Петрович, – читал и на память знал Выморков множество житий святых из Читеи-Миней, сочинения отцов церкви и многие творения духовных писателей. У священников и монахов, родственных ему или просто знакомых, молодой дьячок пытливо выспрашивал, нет ли у них чего почитать, рылся у них в кельях, в чуланах и шкафах и, добывая оттуда какую-нибудь книгу, прочитывал ее с особенным вниманием. Так, зачитывался он разными «повестями об антихристе» и о прочем, что попадалось в рукописных сборниках; не пропускал без внимания и книги гражданской печати; но особенно любезно было молодому дьячку чтение старопечатных книг: сборников, требников, между прочим, наизусть знал и часто ссылался он на книгу Ефрема Сирина, на поучения Кирилла, и что вычитывал Выморков из них, то вполне соответствовало настроению его духа, возбужденному всем виденным и слышанным им о деяниях Петра… Дьячок Степан был одарен натурою далеко недюжинною;

это был человек прежде всего мысли и увлечения. Его голова постоянно работала, постоянно вдумывалась в смысл того, что он видел и слышал, и при возбужденном состоянии своего духа молодой человек не в силах был оставаться без дела: он жаждал осуществить свою мысль на деле и идти против того, что, по его мнению, было зло… При других обстоятельствах, в другой сфере, в нем, быть может, вырос бы пылкий, способный, страстно преданный делу Петра I деятель; но из той среды, в которой возрос герой нашего рассказа, ему суждено было выдти ярым противником Преобразователя и увеличить собою число лиц, от всей души ненавидевших петровскую реформу.

Для нас, однако, весьма интересно, ввиду ознакомления с состоянием умов в эпоху Преобразователя, проследить, под влиянием каких внушений сложилось враждебное настроение Степана Выморкова; вследствие сего мы и постараемся во всей подробности проследить образование Выморкова, как одного из врагов преобразований императора Петра. Ближайшее знакомство с жизнью безвестного дьячка Успенской церкви города Тамбова дает нам возможность довольно живо воспроизвести тот образ мысли о делах Петра I, какой особенно отличал в то время население юго-восточной части нашего отечества. В самом деле, в первой четверти XVIII века на всем обширном пространстве между Тамбовом, Воронежем, затем по всему Дону и влево от него до Каспия мы встречаем монахов, лиц белого духовенства, казаков, наконец, людей торговых и простолюдинов, как мужчин, так и женщин, почти поголовно с ужасом и негодованием взиравших на деяния Петра. Крутые меры его против монастырей и черного духовенства, кровавые преследования старообрядцев, заточение первой жены, царицы Авдотьи, осуждение сына, пристрастие к иноземцам – вот те главнейшие стороны петровского царствования, которые вызывали особенно упорное и злое осуждение со стороны тогдашнего населения России вообще и юго-восточного угла ее в особенности. Этот угол, как известно, издавна питал в себе элементы, враждебные правительству: здесь не раз подымалось кровавое знамя вооруженного восстания, здесь почти на глазах Выморкова по синим волнам Дона плыли плоты с виселицами, на которых болтались трупы более двухсот повешенных сподвижников смелого Булавина; сюда, в этот привольный край, несмотря на все меры правительства, стекались со всех сторон России «беглецы» от «всех новых порядков»; в придонских станицах издавна гнездился раскол, наконец, в монастырях этого края питался, несмотря на весь бдительный надзор новопоставленных над обителями честных отцов-инквизиторов, дух особенного недовольства всеми распоряжениями Петра I. Этот дух был общий всем обитателям святых пустынь, начиная с их игуменов и кончая послушниками и монастырскими служками… Мог ли не увлечься тою же ненавистью к Преобразователю и наш книжник при его увлекающейся впечатлительной натуре, при его «чуткости к высшим вопросам жизни и способности не удовлетворяться одним разглагольствием об них».

1722 год застал Степана за его мирными занятиями по должности дьячка. Попы Андрей Федоров и Дмитрий, священники Успенской церкви в Тамбове, были расположены к своему дьячку и не раз, как видно, пускались с ним в рассуждения по поводу разных вопросов, занимавших время от времени молодого человека, но он еще жил «без сумнительств» как по поводу религии, так и относительно деяний и личности Петра I. Ревность же к православию со стороны Выморкова и к обрядам церкви была в нем в то время очень сильна; так, он усердно «заставливал леностных» людей к хождению в церковь, и однажды ревность к православию увлекла его даже к доносу на одного из попов своей церкви, будто бы снисходительно отнесшегося к одной женщине, позволившей себе «блевать в народе на святую церковь, на тайны, на святыя иконы и на священный чин».

То же блюдение чистоты религии и всего священного стало скоро вызывать со стороны Выморкова разные «сумнительства»: не посягают ли на чистоту религии на этот раз уже не какая-нибудь полоумная девка, а самые власти предержащие? А на те «сумнительства» навел его некий старец, монах Савва. Старец тот служил в Тамбове сначала при часовне, а потом, как часовни лишние были, по указу Петра, закрыты, Савва поселился в том же городе в Казанском монастыре. Вероятно, строго подвижническая жизнь Саввы привлекла к нему Выморкова, и молодой дьячок любил беседовать с отшельником.

– Прочел я в книге Ефремовой повесть об антихристе, – сообщил как-то Степан своему приятелю старцу.

– А где он, антихрист, будет? – спросил старец.

– Знатно, что в Иерусалиме, – отвечал Степан.

– Нет, тот антихрист, что ныне в Москве, что царем прозывается; для того, что в Москве было благочестие, а ныне отпало, как Ирим (как и Рим?), да и потому он – антихрист, что владеет сам один и патриарха нет, а то его печать, что бороды бреют и у драгунов роскаты.

– Они и погибнут так! – воскликнул Степан.

– Иные за простоту свою, – был ответ старца, – и не погибнут…

Этот разговор поверг молодого человека в ужас. Он поверил от всей души, что над отечеством его властвует антихрист, что слуги царские – слуги антихристовы, что встречаемые им всюду лица с выбритыми бородами все носят на себе печать антихристову. И всюду-то эти люди ходят, и в церкви они бывают, и тем церковь, как слуги антихристовы, сквернят. И тяжко задумался дьячок: куда бежать от тех слуг антихристовых? Наступил, между тем, рождественский пост в том же 1722 году. Выморков, весь погруженный в думу о слышанном им от Саввы, перечитывает Апокалипсис, перечитывает другие старопечатные книги, впадает в разные сомнения, повторяет их старцу Савве, тот по-своему их разъясняет, говорит ему, между прочим, об уничтожении Петром патриаршества, и все то в «противном» государю духе. Сердце молодого человека от всех тех речей все более и более ожесточается; читает он старопечатный требник и, к ужасу своему, находит, что в нем «о брадобритии пишут в отрицание приходящим в православную веру». Сочинение Ефрема Сирина, между прочим, было особенно любимою книгою Степана; вдруг обнародывается распоряжение Синода о том, чтобы вместо прежнего чтения по церквам в великий пост книг Ефрема Сирина, Соборника и прочих книг читать новопечатные буквари с толкованием заповедей Божиих. Изгнание, таким образом, издревле установленного чтения и замена его чтением букваря должно было весьма поразить многих, дать пищу неприязненным правительству толкам и повергнуть в немалое «сумнительство» и нашего подвижника церкви. Более и более стал он погружаться в думу, что такие действа не могут идти ни от кого, как от слуг антихристовых; брадобрейцов он уже видеть равнодушно не мог и, избегая их встречи, упорно не ходил в церковь. Последнее обстоятельство не могло не поразить его жену.

– Что ты делаешь? – спрашивала она своего мужа. – Почему не ходишь в церковь? Я с раскольником жить не хочу!

Мнимому раскольнику, казалось, легче было оставить жену, впрочем, им, как видно из последующих его действий, нежно любимую, нежели отступить от своего решения: не ходить в церковь, где он встречал слуг антихристовых. И он не задумался написать жене «распускное, противное письмо в такой стиле»: «Я, Степан, Осипов сын, Выморков, отпущаю жену свою на волю, как похощет, хотя и замуж пойдет, я не искатель, а я хочу так жить, а свидетель тому всевидящее око».

Жена взяла то письмо, сказала мужу, что отнесла его к отцу духовному, и не стала разделять со Степаном брачного ложа.

Выморков спешил найти утешение в книгах; стал он зачитываться известной книгой Кирилла об антихристе и знаках его [11]11
  См: «О так называемой Кирилловой книге», рассуждение А. Лилова. Казань, 1858. (Прим. автора.)


[Закрыть]
и, введенный ею в новое сомнение, вновь перестал ходить в церковь.

А нашел он в той книге такое выражение: «Во имя Симона Петра имеет быти гордый князь мира сего антихрист». Такое предсказание для него, уже «смятеннаго духом и устрашеннаго в своей совести», казалось прямым указанием, что царствие антихриста, в лице государя Петра I, уже осуществилось, и вот Выморков свое убеждение сообщает дьячку другой тамбовской церкви, Елисею Петрову. Тот не только, как видно, согласился со Степаном, но еще сообщил ему новый повод к его «совестному устрашению», передав слух о том, будто «скоро начнут служить на опресноках».

Степан объявляет свое учение казаку Старкову. И тот, согласясь со Степаном, в свою очередь сообщает ему слух о том, что «немного жить свету, в пол-пол-осьмой тысяче конец будет».

Степан передает этот толк высокочтимому им старцу Савве, и отвечал тот Савва: «Нет, и того не достанет!» (Т. е. преставленье света еще скорей того наступит, нежели как предполагает то полковой казак Старков.)

Ввиду столь скорого конца света, чтоб не пострадать напрасно, Степан не захотел ходить в церковь молиться с прочими слугами антихристовыми. И мать, и жена, дивясь тому нехожденью, неоднократно его спрашивали:

– Для чего ж ты в церковь не ходишь? Других людей заставливал, а ныне сам не ходишь?

– Не хочу ходить, – отвечал дьячок, – не хочу Бога молить за антихриста, что ныне императором прозывается, и за слуг его.

Жена, имея «распускное письмо» от мужа, только дивилась его поведению, но бедная мать не могла смотреть на своего Степу спокойно и спешила обратиться с сетованиями на его поведение к разным людям. Так, ходила она к тамбовскому протопопу Тихону, жаловалась на нехождение Степана в церковь, но протопоп сказал только: «Безделует сын твой!» И никакой затем нагонки «безделующему» не учинил. Мать стала советоваться с монахиней Киликеей…

– Напрасно не ходит твой сын в церковь, – отвечала на жалобы старухи монахиня Киликея, – и с чего то нехожденье?

– А ради того не ходит Степан в церковь, что бороды бреют…

– Кто бороды бреет, тому и грех, – не совсем успокоительно для старухи отвечала Киликея, – а все-таки благочестие еще есть – потому на пяти просвирах служат, а как станут на опресноках служить, и мы отречемся, в церковь не будем ходить.

В то время, когда старуха мать тоскует и плачется на неблагочестие своего сына, молодой человек, осаждаемый тяжелыми думами об антихристе, вспомнил, что в Тамбовском уезде, в селе Тотокове, у знакомого ему попа Ивана есть старопечатный требник. «Дай посмотрю в нем, что там об антихристе сказано», – думает Выморков и спешит к отцу Ивану. Случилось на его беду так, что во время прихода его к отцу Ивану приехали пристава из Переяславля-Рязанского; развозили те пристава попам присяги и увещанья. [12]12
  Вероятно, здесь надо разуметь «Устав о наследии престола», обнародованный 5 февраля 1722 г., по поводу которого требовалось «клятвенное обещание» от всех подданных в признании ими того наследником престола, которого изберет сам государь; или те «Присяги», которые разосланы были в 1722 г. всем священникам, при указе 17 мая, «о объявлении священниками открытых им на исповеди преднамеренных злодейств…». Под словом «увещание», без сомнения, разумеется то увещание Синода к раскольникам, которое было издано в том же 1722 г., 27 января. (Прим. автора.)


[Закрыть]

Стал читать Выморков увещанье и вдруг остановился на том месте, где «в похвалу и честь» государя писано так: «Имети бы яко главы своя и отца отечества, и Христа Господня!» С ужасом вспомнил молодой человек, что в Кирилловой, старопечатной книге именно сказано: «Антихрист – ложно Христом прозовется!» «Итак, сбылось уже и это пророчество, – стал думать Выморков, – антихрист, воссевший на царский престол, стал теперь уже именоваться Христом».

«Смотри, читай эту книгу Кириллову, – говорил вскоре после этого Степан дьячку Вознесенского девичьего монастыря, – тут имя написано антихристово». И передал ему все слышанное от Саввы. «Приметь и то, – продолжал Степан, – бывало, молят Бога за царя Петра Алексеевича, а ныне стали молиться за императора Петра Великого, отечество ж уже не поминается».

Степан не скрывал терзавших его сомнений ни от кого из знакомых, тем более не решился он скрыть их от отца своего духовного, Архангельской церкви попа Ивана Афанасьева. Не рассеет ли их отец духовный? Нет! Отец Иван еще утягчил тревожное состояние Выморкова рассказом: «Вот, как мы бывали на Воронеже в певчих и певали пред государем и при компании (т. е. его свите) проклинали изменников, и дошел разговор до Талицкого, и государь в то число говорил так: „О, вор Талицкий! Уж и я антихрист пред тобою!“ – К чему ж то государь говорил, – заключил священник, – Бог знает».

Рассказ попа Афанасьева не рассеял недоумений дьячка Степана, «к его сомнениям приложил поп только новое сомненье». И нигде-то он не встретил кого-либо, кто бы ему положительно и ясно доказал всю нелепость его убеждений. Напротив, всюду он слышит подтверждение своей дикой мысли. Степан стал подумывать, не обратиться ли к старообрядцам за разрешением своих сомнений, и стал он спрашивать предварительно у знакомого уже нам протопопа Тихона о существе разницы крестного знамения первыми тремя перстами и одним первым большим с двумя последними: которое из сих сложений рук более истинно?

– Как хочешь крестись, – равнодушно отвечал отец Тихон, – я крещусь и так, и сяк, в том силы нет, хоть и кулаком крестись.

– Ну, а что то за слово «император»? – допрашивал Степан.

– Знатно, что больше царя, – отвечал протопоп. Возрастающие толки о том, что скоро повелят служить на опресноках, что скоро и монастыри не будут сметь принимать к себе новых сподвижников, до того устрашили Степана, что он решился постричься в монахи.

– Антихрист скоро велит служить на опресноках, – сказал Степан своим домашним, сидя на Рождество 1722 года за обедом, – а я не стану того ждать, я уйду в монастырь.

– Не спеши постригаться, – останавливала его старица Киликея, которой он также сообщил свое решение, – не спеши, жена у тебя есть.

– Да уж указы пришли, чтоб не постригать новых монахов, я и потороплюсь, пока указ не исполнен, – возражал Степан, – да и монах Савва сказывал мне, что в мире у нас царствует антихрист.

– Врет он, – спорила Киликея, – антихрист женат не будет…

– Ведь я сам присмотрел в Кирилловой старопечатной книге, – стоял на своем дьячок, – что во имя Симона-Петра имать сести гордый князь, мира сего антихрист…

– Нет, не он – это наш государь… А читала я в книге, – продолжала Киликея, – что первое гонение будет от антихриста на монахов, монастыри опустошены и огнем пожжены будут…

– Однако ж, я постригусь; когда что будет, тогда и в горы уйду…

Стал обходить Выморков своих знакомых, причем извещал их о своем решении постричься; зашел, между прочим, он к посадскому человеку, жителю Тамбова, Котову. В беседе с женой его, Анной Обросимовной, сообщил Степан и ей свое ученье.

«Да вот и я скажу на то, – заметила Анна, – жила я в городе Шуе, и случилось сроднику моему быть в городе Суздале, куда сослана царица, и она говаривала людям, а в том числе и сродники мои слышали: «Держите веру христианскую, это не мой царь, иной вышел». А и насчет крестного знамения, та ж Анна Котова пояснила, «что ей довелось слышать от попа или протопопа, а именно не упомнит, что в слагании первых трех перстов сидит сам сатана…»

И услыша отречение заточенной царицы от своего мужа, Степан с обычным своим простодушием вполне поверил рассказу об этом событии и «наипаче в сумнении своем об антихристе укрепился». Да и как не укрепиться, мыслил дьячок, когда и у Григория Назианзина в конце его книги сказано: «Внезапу привозстанет и превознесется и возлицемерствует благостыню!» В страхе, что-де все равно, при державе антихриста жить долго не доведется, Степан Выморков порешил окончательно уйти от зла и сотворить благо, то есть постричься в монахи.

2

Чтоб поступить в монахи, как можно видеть из указов того времени, надо было преодолеть немало трудностей. Правда, знаменитое «Прибавление к Дух. Регламенту, о правилах причта церковнаго и чина монашескаго», прибавление, сделавшее крайне трудным, почти невозможным поступление в монахи, не было еще получено в Воронежской губернии, но уже и без сего «Прибавления» предстояло, при поступлении в монашество, много разных формальностей… Выморков, однако, не убоялся их; он решился постричься в Трегуляевом Предтечевом монастыре, находящемся в восьми верстах от города Тамбова. Игумен Иосаф, к которому он обратился с просьбой постричь его в монахи, знал Степана за человека «к церкви подвижнаго, в молитве не леностнаго, к пенью на клиросе удобнаго», притом же изрядного начетчика. Поэтому Иосаф и спешил утвердить Степана в его намерении покинуть свет и надоумил, что он должен был для этого сделать. Согласно наставленью отца-игумена, молодой человек неоднократно словесно просил как его, игумена, так и всю честную братью монашествующую принять его в свою среду; затем Степан подал письменное о том прошение: игумен, иеромонахи и иеродиаконы положили, как того требовали указы того времени, письменную резолюцию на том прошении, что они согласны принять в свою среду просителя. Но Степан был женат; современные же постановления, обнародованные правительством, требовали, чтоб жена желающего постричься дала от себя «распускное письмо». Сам игумен взялся то дело уладить, отправился к жене Степана и убедил ее дать означенное письмо. В письме молодая женщина заявляла, что муж ее желает постричься, что препятствий к тому с ее стороны не имеется и что о расстрижении его нигде она бить челом не станет. Письмо должно было быть засвидетельствовано отцом духовным – Иосаф устроил и это: наш прежний знакомый, отец Дмитрий, скрепил то письмо своею подписью. Выполняя требуемые формальности, игумен Иосаф, спустя несколько времени, опросил мать и жену Выморкова при посторонних свидетелях: дано ли то «письмо распускное» добровольно и действительно ли отец Дмитрий, по их просьбе, скрепил то письмо своею подписью? Обе женщины отвечали утвердительно, и жена Степана, при игумене, для его уверения, протянула руку попу Дмитрию.

– Аще ныне не пострижется муж твой, – говорил молодой женщине Иосаф, – век монахом не будет, потому уж теперь, по указу, составляется перепись монахов, и когда составится реестр и учинится табель всем им, тогда постригать никого не доведется… а ты, – продолжал он, обращаясь к жене будущего монаха, – выходи вновь замуж, за кого похочешь.

– Коли так, я пойду замуж, – сказала та Выморкову.

– Нет, не ходи, – молвил тот, мысленно решившись, однако, скорее видеть жену свою за другим, нежели вернуться в свет.

Таким образом, Степан Выморков покончил все свои отношения к семье, и вскоре по исполнении над ним обычной церемонии в братью Предтечева-Трегуляева монастыря поступил новый брат Самуил.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю