Текст книги "Воспоминания и необыкновенные путешествия Захара Загадкина"
Автор книги: Михаил Ильин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
Необыкновенные путешествия,
или Удивительные, но совершенно правдивые
географические приключения
Захара Загадкина
Яуже не юнга – три года назад меня приняли в мореходное училище. Но и за эти три года я немало путешествовал. И по-прежнему записывал в дорожную тетрадь свои географические приключения.
Недавно тетрадь заполнилась до конца. В ней – пережитое, виденное, слышанное не на всем земном шаре, как в «Воспоминаниях», а только на одной шестой части земной суши. На одной шестой, но самой замечательной – на нашей Родине.
На обложке тетради два слова: «Необыкновенные путешествия». Почему «путешествия» – понятно без объяснений. Почему «необыкновенные» – станет ясно, когда узнаете, где я был и что видел.
Но сперва о моем друге Фоме Отгадкине.
Фома участвует в «Необыкновенных путешествиях», хотя со мной никуда не ездил. Как это получилось? Сейчас объясню.
Когда тетрадь заполнилась, я пошел в издательство и спросил, нельзя ли ее напечатать. А в ответ услышал:
– Нельзя! Очень загадочно пишешь, Захар. К твоим записям нужны примечания ученого-энциклопедиста, то есть человека, который все знает и может растолковать читателю любое непонятное явление или событие. Раздобудь такого человека, тогда приходи…
С большим трудом разыскал ученых-энциклопедистов. Но неудачно. Одни энциклопедисты заявили, что заняты важной работой и возиться с чужими приключениями им недосуг. Другие сказали, что время они и нашли бы, но привыкли изъясняться высоконаучным слогом и начинающие географы ни за что их не поймут.
Хотел опять побеспокоить знакомого капитана, который написал пояснения к «Воспоминаниям юнги Захара Загадкина», но он оказался в дальнем плавании.
Что было делать? К счастью, я вспомнил о Фоме. Экзамен по географии он выдержал, но в школе юнг не учится – теперь этих школ нет. Зато Фома уже несколько лет успешно готовится к научной деятельности. Правда, он еще не ученый. Но многое Фома успел узнать, а о том, что ему еще неизвестно, может справиться в научных книгах и пересказать своими словами. И я уговорил Фому участвовать в «Необыкновенных путешествиях».
Дорогие друзья, кое-что в моих записях может показаться неправдоподобным, а то и вовсе невероятным. Но уверяю, в них нет ни буквы вранья. Умеете ли вы видеть обычное в необычном? И, наоборот, необычное в обычном? Раньше я думал, что только Захар Загадкин такой способный, но потом убедился, что многие юные географы не хуже меня разбираются в загадочных происшествиях и приключениях. А кто не сумеет разобраться или захочет себя проверить, пусть заглянет в научные примечания Фомы.
Переверните страницу, и мы отправимся в необыкновенные путешествия.
Солнце с севера!
В то памятное лето я списался в Мурманске с родного корабля и 22 июня, как раз в день солнцестояния, спозаранок направился на вокзал. Впереди было большое сухопутное путешествие, но не оно занимало мои мысли. Я ехал поступать в мореходное училище и беспокоился, сумею ли ответить на вопросы, которые зададут экзаменаторы. Теперь все это в прошлом, меня приняли в училище, и вскоре я стану техником-судоводителем, но тогда будущее было еще неясным.
Поезд отходил только под вечер. Я купил в вокзальном киоске «Расписание пассажирских поездов» и стал внимательно читать эту книгу; любителю географии она говорит о многом. Чтением до того увлекся, что едва не прозевал посадку на поезд.
Выхожу на перрон, а там первая дорожная неожиданность: корабельный кок, с которым накануне надолго простился, стоит у вагона, держит корзинку со всякой съедобной всячиной.
– Ешь, Захар, и не забывай, что в море у тебя верный друг остается. В трудную минуту обращайся ко мне. Сам понимаешь, кок – не ученый-географ, в университете не обучался, но сделает все, что в силах…
Поблагодарил кока за душевные слова, обещали мы писать Друг другу, крепко обнялись, и поезд тронулся.
Место в вагоне попалось хорошее на верхней полке, попутчики тоже словно бы хорошие. Один – моряк торгового флота, другой – музыкант, третий – железнодорожник. Не прошло получаса, как мы познакомились.
Попутчики очень удивились, узнав, что я – юнга Захар Загадкин. Они думали, этот юнга вымышленный, а оказалось, я настоящий, в одном купе с ними еду…
Поболтали о том о сем, потом моряк говорит:
– Разрешите задать вопрос, юнга? Вопрос неотложный – можем проехать станцию, после которой в природе кое-что серьезно изменится…
– Пожалуйста, задавайте. Обязан ответить на любой географический вопрос, потому что еду держать экзамены, а кто знает, о чем будут спрашивать. Надо быть готовым к самому коварному вопросу…
– Правильно, Загадкин! Так вот, всем нам еще со школьной скамьи известно, что в северном полушарии, следовательно и над нашей страной, солнце движется по южной стороне горизонта. Не правда ли, юнга?
– Товарищ моряк, – перебивает музыкант, – зачем знатоку географии задавать такой простой вопрос?
– Вы уверены, что простой? – переспрашивает моряк. – Ну-ка, поглядите, с какой стороны солнце светит.
Музыкант высунулся в окно и смутился:
– Позвольте, позвольте, тут что-то не так… Едем на юг, солнце должно быть впереди, а оно в хвосте поезда… Ага, кажется, сообразил: местность гористая, наверное, железнодорожное полотно не напрямик проложено, а петляет между горами… У вас, товарищ юнга, компас есть?
Компас у меня всегда в кармане куртки лежит. Я сразу догадался, что смутило музыканта. Но виду не подал, протягиваю компас.
В эту минуту поезд остановился. Мы вылезли из вагона. Музыкант положил компас на ладонь, посмотрел, куда показывает намагниченное острие стрелки, и нерешительно произнес:
– Здесь какое-то недоразумение! Возможно, компас врет…
– Что вы, товарищ попутчик, – сказал я, когда мы вернулись в вагон. – Мой компас врать не умеет. И недоразумения нет. Извините, это вы школьную науку не до конца помните. Стрелка правильно на север указывает, солнце оттуда тоже правильно светит. Но вы не смущайтесь, бывает, что и в южном полушарии оно с юга светит.
Стараясь не обидеть музыканта, я толково разъяснил ему этот давно знакомый мне солнечный секрет.
– Молодец, юнга, – одобрил моряк мое разъяснение. – Не посрамил отечественный торговый флот!
Музыкант сел у окна, долго наблюдал за поездной тенью, бежавшей по полотну, и неспокойно спросил:
– Значит, вскоре солнце опять на юге увидим? Признаться, немного тревожно, когда солнце на неположенном ему месте…
– Напрасно тревожитесь. Едва на равнину выберемся, оно на свое место станет. А чтобы не забыло переместиться, на железной дороге есть особая указательная станция, та самая, после которой, как говорил товарищ моряк, в природе кое-что серьезно изменится…
И я раскрыл корзинку с едой, очень довольный своей сообразительностью. Не пришлось в первый же день сухопутного путешествия писать корабельному коку, просить географическую помощь. Да и примета хорошая – авось так же успешно на экзамене отвечу.
Тут можно было бы окончить рассказ. Но, оказывается, я преждевременно радовался своей сообразительности.
Месть музыканта
– Приятного аппетита, – сказал музыкант, посмотрев, как я уплетаю пирожки с луком, испеченные коком.
– Не хотите ли попробовать?.. Пирожки нашего кока по всему торговому флоту славятся…
– Спасибо, интересную беседу предпочитаю любой пище, – отказался музыкант и вкрадчивым голосом добавил: – Случайно не знаете, как называются горы за окном?
– Как не знать, это знаменитые Хибины.
– Чем же они знамениты?
– В этих горах богатейшие месторождения полезных ископаемых: апатитов и нефелинов. Из апатитов, как мне известно, делают удобрения, а нефелин применяется в различных производствах: алюминиевом, стекольном, кожевенном, химическом и других. Слышал также, что им пропитывают шпалы…
– Правильно, – подтвердил музыкант. – Даже странно, что морской человек обладает столь обширными сухопутными сведениями. А вот сейчас станция Апатиты будет. Не объясните ли, почему она так названа?
– По-моему, название объясняется просто: близ этой станции находится богатейшее месторождение апатитов.
– Вот и ошиблись, юнга! Богатейшего апатитового месторождения близ станции нет, к нему ведет особая железнодорожная ветка. Кстати, на той ветке есть станция Титан. По-вашему, там нашли богатейшее месторождение титановой руды?
– Убежден, что так.
– И опять ошиблись! Прошу прощения, преждевременно похвалил вас. На станционные вывески полагаться опасно, нередко они вводят в заблуждение. В данном случае произошло именно так. Наша концертная бригада выступала на станциях Апатиты и Титан. Смею заверить, что близ них нет богатейших месторождений ископаемых-тезок!
Лицо музыканта сияло. Я понял, что он здорово обиделся, когда я растолковывал ему механику движения Солнца и Земли, но обиду затаил и теперь радуется, что мстит обидчику. А зачем обижаться, если тебе рассказывают о том, чего ты не знаешь? Не обижаться, благодарить надо…
И я вежливо попросил музыканта объяснить недоразумение с названиями станций. Но он наотрез отказался.
Тут моряк торгового флота разочарованно вздохнул, наверное огорчившись за меня, и признался, что тоже никогда но слыхал о железнодорожных станциях с неправильными названиями.
Лег я на свою полку, невесело думаю о будущем: ведь вопрос о полезных ископаемых Кольского полуострова могут и на экзамене задать!
Пока длилась наша научная беседа, поезд проехал Апатиты с их веткой к Титану, замедляет ход у следующей остановки.
– Не скажете ли, что за станция? – тем же вкрадчивым голосом спрашивает музыкант. – Вам с верхней полки виднее…
Выглядываю в окно, – что за наваждение! Черным по белому написано: «Африканда»! Раскрыл купленное в Мурманске «Расписание пассажирских поездов». И там это слово! Ну-ну, ведь мы на Кольском полуострове, примерно в полутораста километрах к северу от Полярного круга, – явно на чужое место попала эта Африканда. Кому-кому, а железнодорожникам надо разбираться в географии и, во всяком случае, части света наизусть помнить. Но делать нечего, рапортую:
– Проехали станцию Африканда…
– Да что вы, юнга? – притворно изумляется музыкант. – Не заметили: может быть, там и пальмы росли, обезьяны на ветвях сидели, а дежурный по станции встречал поезд нагишом, с красной повязкой на бедрах? Может быть, заполярных негров видели?..
Моряк торгового флота смотрит на меня, улыбается: как-то юнга Загадкин из трудного положения выберется?
– Очень быстро проехали, не успел подробно разглядеть. Однако напрасно думаете, товарищ музыкант, что если Африка, то обязательно пальмы, обезьяны и голые люди с повязкой на бедрах. Африки бывают разные. Я сам видел Африку, где обезьян заменяют белые медведи, вместо пальм растут тундровые березки-карлики, а люди ходят в ватниках, валенках и меховых шапках. Да иначе и не походишь: климат суров!
– Первый раз слышу о такой Африке… Где вы ее видели?
– Где положено: в Азии. Не верите? Придется поверить, это мыс Африка на восточном побережье Камчатки. В тысяча восемьсот восемьдесят втором году, когда он был еще безымянным, его обследовали офицеры русского крейсера «Африка» и назвали по имени своего корабля. Удачно или неудачно назвали – можно спорить. Но знать о мысе Африка не мешает: не чей-нибудь, а наш, советский…
– Сквитался, сквитался за Африканду! – крикнул моряк, захлопав в ладоши. – Дай пожать руку, юнга, хорошо постоял за честь нашего флота!
Руку моряку дал, да что радости? Ведь не выяснил, почему у станций обманчивые названия! И решил немедленно написать корабельному коку.
Я выручаю из беды деда и его внучку
В Ленинград я приехал ранним воскресным утром. Вылез из вагона мурманского поезда и еще на вокзале понял, что просчитался: город полон исторических мест, памятников, музеев, а времени у меня в обрез – до вечернего поезда на Москву.
Куда пойти, что посмотреть? Хотел купить путеводитель по городу, выбрать главное для осмотра. Но эта книга оказалась такой толстой, что ее чтение отняло бы не меньше суток. Пришлось надеяться только на быстроту собственных ног.
Взглянув на план Ленинграда, я побежал к той набережной, где на мертвых якорях стоит «Аврора». Поднялся на борт знаменитого крейсера и с уважением поклонился самой лучшей из всех пушек. Ведь это она 7 ноября 1917 года объявила своим выстрелом начало нового дня в истории человечества. Замечательная пушка! Название крейсера хотя и дореволюционное, я нашел удачным: у древних римлян Аврора была богиней утренней зари, начинала новый день.
В древних божествах я разбираюсь плохо и о богине Авроре услышал от старика пенсионера, с которым познакомился на набережной возле крейсера. Догадавшись, что я приезжий, этот пенсионер любезно вызвался быть моим провожатым.
Прежде всего дед повел меня к Медному всаднику. Описывать этот памятник Петру I незачем – он всем известен. Лучше поделюсь тайной светло-серой гранитной скалы, на которую опирается хвостом вздыбленный конь Петра. По словам деда, четыреста рабочих волокли сюда эту скалу в медных санях, катившихся на медных же шарах. На скале ехали барабанщики, боем в барабаны давая знак рабочим двигаться или останавливаться. Неважная техника, но другой не было – перевозили скалу около двухсот лет назад.
Потом мы отправились на Дворцовую площадь, посреди которой стоит высеченная из гранитной глыбы розовая колонна огромной высоты. Воздвигли колонну в честь русской победы над Наполеоном в 1812 году, но на вершину колонны зачем-то втащили ангела с крестом. Я бы этого бронзового высотника спустил на землю, а на его место поставил геройского солдата России – нигде не читал и ни от кого не слышал, что в нашем войске были пешие или конные полки из ангелов. Но дед опять пояснил, что сооружена колонна более века назад, а тогда еще были сильны религиозные предрассудки.
За день успел много. Был в Смольном, на Марсовом поле, в Ленинградском порту. В бывшем Исаакиевском соборе наблюдал качание маятника, безошибочно доказывающее вращение Земли. Затем полез на вышку собора, любовался голубой гладью Финского залива и даже различил у кромки горизонта очертания Кронштадта. Дед на вышку не поднимался (высоко – сотни ступенек!), ждал внизу.
Возвращаюсь к деду, кричу, что удалось разглядеть Кронштадт, но только произнес это название, как моего спутника будто подменили: лицо помрачнело, осунулось, а сам он заметно съежился.
– Что с вами, дедушка? Утомились?
– Хуже, попал в беду! Обещал помочь внучке-шестикласснице и забыл о своем обещании. А завтра у нее доклад в Доме пионеров о Кольском полуострове. Вчера до ночи внучка готовилась к докладу, но не успела выяснить одну подробность. Из-за нее и ехать не хотела на экскурсию в Кронштадт, но я обещал справиться о полуострове у знакомого библиотекаря. Да вот занялся с тобой и забыл…
– А какая подробность, дедушка? Может быть, я помогу?
– Едва ли: вопрос сложный. На всякий случай посмотри памятку, которую от внучки получил. – И дед протянул мне листок из блокнота.
На душе стало тревожно: ведь не кто иной, как я, виновник беды, свалившейся на деда! Что, если не смогу помочь?.. Дрожащей рукой взял листок, разбираю внучкин почерк:
Многие птицы из южной части Кольского полуострова улетают на зимовку в его северную часть. Почему?
Прочитал памятку и повеселел:
– Ну, дедушка, считайте, что внучка спасена! Эту сложную, как вы сказали, подробность я объясню. А вы слушайте и старайтесь запомнить… В вашем доме есть отопление?
– Конечно, есть; во всех квартирах батареи стоят…
– А воду для батарей где согревают? В домовой котельной?
– Нет, теплая вода издалека идет – от районной теплоцентрали. Но какое это имеет отношение к птицам Кольского полуострова?
– Самое прямое! К северной части Кольского полуострова тоже подведено водяное отопление, и тоже издалека. Этот полуостров – единственный в нашей стране с таким отоплением. Поговаривают, что утеплят и Камчатку, но пока это еще разговоры…
– А ты не путаешь? Кольский полуостров велик, сообрази, сколько потребуется воды, чтобы его отапливать. К тому же всю эту воду надо подогревать…
– И подогревают! Очень интересно устроено Кольское водяное отопление. Им и на Скандинавском полуострове пользуются, а тот покрупнее Кольского. Да вы не сомневайтесь, дедушка. Я сам наблюдал, как работает это отопление: и на Кольском полуострове, и там, где подогревают воду. И, хотя ровно ничего не видел, но на мои глаза можете полагаться – они никогда меня не обманывали… Ну как, поверите моим глазам?
– Придется поверить, – хмуро сказал дед. – Другого выхода у меня нет: знакомого библиотекаря уже не застану…
Тут подошло время собираться к поезду. Дед проводил меня на вокзал. Перед рассставанием я достал из сундучка открытку и попросил отправить ее в Москву. На открытке написал:
«Доклад прошел отлично, хорошо, удовлетворительно (ненужное зачеркнуть)».
– Добавь «плохо», – заметил дед, взглянув на открытку.
– Не надо, не люблю лишних слов, – признался я. Забегая вперед, скажу, что открытку в Москве получил.
«Хорошо» и «удовлетворительно» были зачеркнуты, а внизу появилась приписка: «Спасибо, что выручил из беды».
Город на ста одном острове
– Какой город расположен на ста одном острове и насчитывает более пятисот мостов? – как-то спросил я товарищей по мореходному училищу.
– Венеция, – ответил один.
– Амстердам, – сказал другой.
– Вот и неверно! В Венеции всего триста восемьдесят, а в Амстердаме – четыреста десять мостов, да и острова в Амстердаме искусственные – они образованы каналами, прорезающими столицу Нидерландов в разных направлениях.
Конечно, я поспешил объяснить товарищам, какой город расположен на ста одном острове. И, нисколько не гордясь своими знаниями, добавил, что один из его мостов, по которому ходил мой дедушка, я видел за сотни километров от этого города, причем на реке, текущей совсем в другое море!
Секрет московского климата
В прошлом году некоторые записи из моей дорожной тетради передавали по радио. Во многих письмах-отгадках, присланных юными любителями географии, была одна и та же просьба: «Дорогой Захар, придумай загадку о Москве!»
А зачем придумывать? Ходи по московским улицам, наблюдай и непременно встретишь что-нибудь географически странное.
Тебе нравится большое ветвистое дерево, что растет перед школой? А спроси, сколько ему лет, и мальчонка ответит: «Сажали, когда я учиться начал, – позапрошлой осенью!» Дерево-то, оказывается, не простое, а скоростное – за два года на эдакую высоту вымахало!
Или, скажем, пошел в гости к приятелю. В необыкновенном доме живет он со своими родителями. Окна их квартиры смотрели на главную улицу столицы, а теперь смотрят в тихий переулочек! Улица с места не двигалась, переулочек – тоже, квартиру родители не меняли, новых окон в ней не пробивали, да и весь дом остался почти таким же, каким был.
Особенно загадочен климат Москвы.
Всем известно, что в нашем северном полушарии чем южнее находится местность, тем теплей ее климат. Научно доказано, что с каждыми тремястами километрами к югу среднегодовая температура повышается на градус. Правда, слушая сводку погоды, иногда узнаёшь необычные новости. К примеру, в Ялте, что на Южном Берегу Крыма, вчера было холодней, чем в Архангельске на берегу Северной Двины, а в Новосибирске теплей, чем в Сочи!
Ничего непонятного в таких шутках погоды нет. Откуда-нибудь из Арктики вторглись ветры в нашу страну и несут холодный воздух. Потом они столкнутся с теплыми ветрами, отступят, и все войдет в свою колею: в Ялте и Сочи станет теплей, чем в Архангельске и Новосибирске. К концу года вычислят среднюю температуру в этих городах, и, можете не сомневаться, закон природы обязательно подтвердится.
Но вот в Москве всегда теплей, чем в Московской области. Тут начинается загадка. Почему теплей? Лежит Москва не на юге области, однако вокруг столицы холоднее, нежели в ней самой! Некоторые южные растения в Москве зимуют на открытом воздухе, а в Подмосковье вымерзают!
Среднегодовая температура Москвы на градус выше, чем должна быть на широте, где расположена столица! Если б я не считал себя знатоком географии, наверняка подумал бы, что Москва находится вовсе не в Московской области, а на 300 километров южнее, где-либо между Тулой и Орлом! Нелепо даже предполагать такую возможность…
Поэтому, когда впервые приехал в столицу, решил всерьез заняться изучением ее климата. В помощники пригласил того приятеля, чьи квартирные окна теперь выходят в тихий переулок. За одним из окон был градусник, а это облегчало наблюдения.
Приятель остался записывать показания своего градусника. Я же с другим градусником поспешил на вокзал, сел в пригородный поезд и доехал до ближайшего подмосковного поселка.
Расположился возле станции и каждые четверть часа терпеливо измеряю температуру воздуха. Прохожие поглядывают на меня, иные посмеиваются: чего это парень, будто приклеенный на одном месте торчит?..
Когда стемнело, вернулся в квартиру приятеля. Сели записи сличать. Что ни запись, расхождение в два или три градуса. И все в пользу приятеля: весь день в Москве было теплей!
Мать приятеля выслушала нас и посоветовала вместе с ней в университет отправиться – она там в музее работает.
Утром поехали на Ленинские горы. Едва вылезли из автобуса, увидели на боковой башне университета круглый термометр-циферблат со стрелкой. Приятель вызвался наблюдать за стрелкой, я с его матерью поднялся в лифте на 28-й этаж – музей на этой огромной высоте устроен.
Подошел к окну – вся Москва как на ладони!
Привязал длинную веревочку к градуснику, с которым накануне вел наблюдения в поселке, и осторожно опускаю его за окно. Потом быстро вытаскиваю градусник назад, записываю температуру.
Внизу приятель ждет. С моей поднебесной высоты он маленький, как таракан, – даже смотреть смешно. Но руками усердно по сторонам машет: передает показания башенного термометра со стрелкой. Не напрасно я прихватил с собой подзорную трубу, иначе не разобрал бы условленных сигналов.
Два часа опускал и поднимал термометр. Ничего не понимаю: башенная стрелка и мой градусник находятся почти на одном уровне, температуру же показывают разную! Опять два-три градуса в пользу приятеля! Неужели новая загадка?
Жаль, закончить наблюдения не удалось. Видимость сперва ухудшилась, затем вовсе исчезла. К окну подплыло облако, между мной и землей лег туман. Приятель, словно кусок сахара в молоке, растворился в этом тумане.
Расспросив работников музея, с удивлением узнал, что у них свой особый климат. Не московский и не подмосковный. Летними днями у них холодней, летними ночами теплей, чем в Москве и Подмосковье!
Секрет московских температур разгадать не успел. Москва велика, достопримечательностей много, я увлекся прогулками по столице и забыл разыскать человека, знакомого с особенностями ее климата.
