Текст книги "Дорога в рай (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Михаил Дорохов
Дорога в рай

Глава 1. Роковой рейс

У каждого рано или поздно случается такой телефонный звонок, который делит жизнь на период «до» и период «после». Естественно, его даже не ждут. А некоторые и не осознают, что после него начинается совсем новый этап жизненного пути. Вот и Максим не мог себе представить, что мимолетная просьба станет началом невероятных приключений.

Мобильник назойливо задребезжал, выдавая пронзительную трель и стараясь скатиться со столика от бившей его вибрации. Ивернев разлепил глаза и с ощущением непреодолимой тяжести в руках начал лихорадочно шарить по журнальному столику в поисках орущей трубки. Нашёл. Нажал кнопку приёма вызова.

– Да…

Свой голос Максу показался севшим и надсадным. Посмотрел на часы. Мгновенно понял, что проспал. Он широко раскрыл глаза, потягиваясь в кровати и стараясь придать своей речи более бодрый оттенок.

– Слушаю!

– Максим, ты чего, проспал? – на том конце провода послышался взволнованный голос дяди Бори – давнего соседа Ивернева, который ещё помнил Максима маленьким.

– Нет, Борь Саныч. Ну, точнее, немножко. Но уже одеваюсь и выхожу, – без стеснения приврал Максим, садясь на кровати и потирая занемевшую от неудобной подушки шею. Вот любит же Карина высокие набитые подушки. А ему привычнее что-то более практичное и простое. Но тут уже выбирать не приходится. Не у себя же дома ночует. А позвали – будь добр не выпендриваться.

– Максим, только не опаздывай туда ради Бога. В прошлый раз я на десять минут задержался – так двое охламонов успели в лес умыкнуть курить. Чуть массив Старожатенский не спалили ко всем чертям собачьим.

– Ого… – неопределённо выдал Ивернев, вспоминая большой лес в двадцати километрах от города.

– Вот тебе и ого. Они ж там все на учете стоят поголовно. Оставил без присмотра ненадолго – всё, пиши пропало!

– Да понял я, понял, Борь Саныч. Не опоздаю, не бойтесь, – молодцевато успокоил старичка Максим, щурясь на часы и начиная немного нервничать.

– Хорошо. Ты всё помнишь, да? Ключи от «газели» у Митрофанова получишь – он сегодня сторожем. Я его предупредил о тебе. А я поеду за дочкой тогда. Спасибо еще раз Максим, выручил старика.

– Да было бы за что, дядь Борь. Кто там хоть – мальчик или девочка? А то я как-то не спросил у Вас – раз только и виделись, как вернулся с командировки.

– Деваху родила. Ага. Здооо-роовая! Три девятьсот почти.

– Ого!

– Да там и батя не маленький у неё. Зятя Бог здоровьем не обидел. Мозгами только обделил паршивца. Но тут уж ничего не попишешь…

– Бывает, – только и осталось согласиться Иверневу, влезая в футболку поочерёдно то одной, то другой рукой и перекладывая телефон от уха к уху.

– Всё, Максим, давай там удачи тебе. Построже с этими хитрюганами. Им палец в рот не клади – голову откусят. Доедешь обратно до детдома – ключи от машины отдашь все тому же Митрофанову. Да и детей ему же – он их обратно там определит куда надо. С меня причитается.

– Разберёмся, Борь Саныч. Не переживайте.

– Ну, всё, Максимка, бывай, спасибо!

Ивернев отключил телефон и положил его сразу в карман штанов, чтобы не забыть. Встал, быстро влез в штанины и запаковался ремнём. Похудел. Надо подразнить Карину. Ходит, ходит к ней, а не толстеет. Непорядок. Улыбнулся и наклонился к смуглой щеке, чуть призакрытой спутанными тёмными локонами. Поцеловал. Потом в плечо, не закрытое одеялом. Карина повернулась на спину, потягиваясь. Под одеялом угадывалось налитое крепкое тело. Чуть глаз не задергался, ей-богу. Какие тут поездки куда-то, когда прямо перед тобою такое богатство под одеялом – руку протяни и утонешь в безумстве.

– Всё уже? Борь Саныч позвонил? Уходишь?

– Да, если всё нормально будет, часа через три уже вернусь. Не скучай.

– Угу, сходим сегодня куда?

– Сходим-сходим. Я побежал, а то опаздываю, ты подумай пока – куда хочешь?

– Хорошо. Давай только не поздно. Мне еще кучу тетрадок проверять – все седьмые классы.

– Так я ж говорю – буду скоро. Сразу тогда и пойдем.

Поцеловал в подставленные, сложенные трубочкой сочные губы и пошёл к двери, на ходу проверяя по карманам – всё ли взял. Ключи свои, ключи от Каринкиной квартиры, мобильный, зажим для денег, сигареты, зажигалку, права. Уже влезая в полуботинки и накидывая ветровку, услышал, как Карина включила телевизор в спальне. Захлопнул за собой дверь и пошагал во двор.

Настроение было приподнятое. Пусть даже часть выходного он должен будет потратить на выполнение просьбы Бориса Александровича – это не беда. Поправочка – не своего выходного. У него-то теперь три месяца отпуск после вахты на севере. Сегодня воскресенье, а значит его бывшей однокласснице Карине завтра на работу. В школу. Учитель русского языка и литературы, или как по молодости таких в университете называл Максим – «филологиня». Между прочим, подобный опус всем студенткам филфака нравился. Ну ведь и правда же – похоже на богиню.

Жизнь помотала Ивернева изрядно. В каком-то смысле он был «уникальный сангвиник», как его в шутку называла преподавательница психологии в ВУЗе. В том смысле, что он брался абсолютно за всё и загорался всем, но так же быстро охладевал ко всему. Получив два образования, он поработал в школе, пробыл шесть лет в армии. Не срослось. Хоть и прошёл две горячие точки, пусть одной из них и коснулся только вскользь. Так, обеспечение безопасности конвоев. Нанимался на прииски, рыбачил на траулере в Северном Ледовитом. Пытался даже намутить небольшой бизнес с товарищем в автосервисе, но не выгорело. Напарник втайне проворовался и чуть не утянул за собой и Максима. Сокурсник, называется. Врагу таких не пожелаешь.

В итоге последние два года Ивернев охранял на севере землю газодобывающих компаний. Катался на снегоходе с карабином по периметру. Морозил уши и пописывал анонимные рассказы да повести в самиздате. С Кариной он сошёлся в первый же отпуск. Не сказать, что это была любовь или даже серьёзные отношения. Просто бывшая одноклассница развелась с мужем, который заарканил её на последнем курсе обещаниями в вечной любви и далеко идущими перспективами. В общем, встретились на встрече выпускников, посмотрели друг на друга, поговорили, и завертелось. Теперь, приезжая на три месяца в отпуск в родной город, половину этого времени Максим жил у Карины. Очень уж понравилась дородная, но сохранившая свою подтянутость фигура девушки и ярко-карие большие глаза.

Борис Александрович работал водителем и одновременно слесарем при одном из детдомов города. Часть воспитанников младших групп в эту осень были в загородном лагере, и теперь нужно было забрать их обратно. Вот и попросил Саныч Максима сделать это за него, в связи с прибавлением в семье и выпиской дочери из роддома. Дело хорошее, да и как не помочь другу родителей, пусть тех уже давно нет в живых. Хорошее Ивернев старался помнить.

Максим докатил до района, в котором находился детдом, на четвёртом маршруте автобуса, наблюдая по пути за вялой воскресной жизнью города. Сейчас все толкутся в торговых центрах и парках. Вот там настоящий бедлам и скопление народа. Сетуя на то, что проспал и не успел даже крошки закинуть в желудок с утра, Ивернев углубился во дворы, срезая путь до своей цели. Пройдя мимо недостроенных многоэтажек и словив несколько пристальных взглядов идущих мимо девушек, приосанился. На внешность жаловаться не приходилось. Русый, подтянутый, серые глаза, на лицо явно не модель, но и не орангутанг какой-нибудь завалящий.

А вот и искомое здание. Кирпичная старая четырёхэтажка с большим двором за высокой стеной. Грязновато-серые стены, верхние два ряда окон – пластиковые, нижние два ряда – деревянные. Понятно, хотели, чтобы с улицы смотрелось более презентабельно при взгляде на верхние этажи. Да вот только потом через пару лет часть забора сделали решетчатым, и получилось как зря. За ним располагался заросший двор с детской площадкой и турниками. Дальше какая-то полоса препятствий и ветхие подсобные помещения и флигельки. Их капитальный ремонт не коснулся. Унылое зрелище, заставляющее сердце сжаться. Отовсюду веет какой-то обветшалостью. Около ворот примостилась будка охранника, внутрь которой можно было заглянуть через задвигающееся окошечко. Максим постучал по исцарапанной и из-за этого уже почти не прозрачной заслонке. Она отодвинулась в сторону и грубый скрипящий голос гаркнул:

– Слушаю.

– Ивернев. Максим. От Борь Саныча.

– Ммм… проходи, – проскрипел седовласый охранник с брюшком, затянутым в типовую униформу.

Прихрамывая, он вышел из будки. Спустя несколько секунд послышался лязг сдвигаемого засова. В воротах из ядерно вишневого листового профиля открылась калитка, и охранник ещё раз крякнул:

– Проходи…особое приглашение надо что ли?

Максим переступил перемычку калитки в воротах и очутился во дворе. Гараж он определил сразу. Только у одного строения во дворе были такие двери, в которые прошёл бы микроавтобус. Но всё же наглеть не стал. Субъект в форме сторожа дерганый, нервный и в летах. С таким лаяться – себе дороже.

– Погоди, ключи забыл… – прогудел Митрофанов и скрылся на мгновение в будке, забренчав там связками ключей.

Затем сторож вышел, закрыл калитку на засов, подёргал зачем-то ворота и заковылял к гаражу, бросив через плечо:

– Пойдём.

Вдвоём они открыли железные, в разводах и потеках, старые створки. В темноте гаража отблесками солнца мигнули фары белой старой «газели».

– Держи, – протянул охранник ключи от авто Иверневу.

Максим взял небольшой набалдашник сигнализации с несколькими небольшими ключами из китайского мягкого железа. Видать замки на «газели» переставляли не раз. Микроавтобус единожды мигнул габаритами и Ивернев полез на место водителя, попутно осмотрев салон. Пусто. Задние сидения сняты. Не иначе как вещи и рюкзаки туда кидать. Вполне обычный старенький трудяга для перевозки людей. Прокрутил ключ зажигания. «Газель» вздрогнул и медленно выкатился, поскрипывая и покряхтывая, во двор детдома.

Митрофанов закрыл обшарпанные двери гаража, и неторопливо направился к воротам. Максим нервно барабанил пальцами по рулевому колесу. Как-никак он может опоздать, а Борь Саныч в прошлый раз при встрече действительно напряг своими рассказами – на что готовы детдомовцы, если их оставить без присмотра. Понятное дело, что добрая половина этих баек была преувеличением, но тем не менее, следовало поторапливаться.

Тем не менее, Ивернев терпеливо дождался, пока обе створки самодельных ворот из профиля разъедутся в стороны. «Газель» выкатился с территории детдома и, подпрыгнув на лежачем полицейском, нырнул на соседнюю более широкую улицу. Максим снова привыкал к габаритам автомобиля. В принципе ничего сложного – и грузовики водил раньше. Но всё же следовало двигаться осторожно – практики кататься на микроавтобусах у него не было уже давно.

Осень еще не вступила в свои полные права, превращая в слякоть все вокруг. Поэтому дорога была сухая, и микроавтобус бодро добежал по извилистым улочкам до края плотной застройки, и выскочил на загородное шоссе. Теперь дело пошло более споро. Максим опустил стекло и, наслаждаясь свежим ветерком, катил ещё где-то минут десять, пока не почувствовал странный запах. Тянуло чем-то кисловатым. И отдаленно идентифицировались все эти флюиды, как что-то болотное и сырое. По крайней мере, именно такая картина возникла в голове Ивернева. Выброс что-ли какой-то? Так вроде и не было заводов с этой стороны города. Неужто дотянуло с другого конца городка? Он у них конечно не так чтобы и большой, но застроен не впритык, из-за чего и пролететь быстро за полчаса не удастся. Ветер не сильный, а значит, и запах издаёт источник, который находится не далеко. Пришлось закрыть окно.

«Газель» свернул в посадку, и, задребезжав следующей передачей, пошел по разбитому асфальту в сторону детского лагеря. Через пять минут микроавтобус вкатился в небольшое село и, проскочив его, подъехал к воротам детского лагеря. Решетчатый забор открывал взору все цвета жёлтого и красного – ещё не опавшие листья на деревьях бросались в глаза из-за чего небольшие домики вожатых и отрядов с первого взгляда были незаметны среди бурной растительности. Вдалеке виднелось подобие стадиона и единственное двухэтажное здание, поделённое на два корпуса – администрация и актовый зал. По дорожкам сновали редкие люди, перетаскивая какой-то скарб. Судя по всему – работники лагеря и вожатые. Лагерь закрывался на месяц для ремонта. Детдомовцы были в последней смене.

Максим дважды нажал на клаксон, просигналив работникам лагеря. Из ближнего домика вышел мужичок в униформе охранника, похожей на облачение Митрофанова. Было в его походке что-то развязное и расслабленное. Ивернев грешным делом подумал, что мужичок с вечера принял на грудь. Очень уж у него был отсутствующий вид. Охранник подошел к воротам, скользнул взглядом по лицу Ивернева, затем прищурился на номер авто и, наконец, деловито поинтересовался:

– А Саныч где?

– Дочку из роддома забирает, – коротко ответил Максим, не убирая рук с руля. Не хотелось торчать перед воротами всё время. Он посмотрел на механические «Спутник» на левой руке. Вроде бы успел. Пять минут опоздания – не в счёт. Но ценой завтрака. Желудок при этой мысли предательски заурчал.

– О как, разродилась, значит… Ты, получается, за него? – задал охранник бестолковый вопрос, по-прежнему взирая на Ивернева из-за решётки ворот и даже не думая их открывать.

– За него, за него, – нетерпеливо ответил Максим и добавил, – нужно какие-то документы показать Вам?

Очень уж хотелось ускорить процесс пропуска, а вот охранник, похоже, тормозил конкретно. Либо тут всё у них строго. Во что Ивернев откровенно не верил.

– Ну дааа, ну да… – неопределённо протянул охранник и затем зачем то произнёс, – Я Павел Валерьяныч, ага…

И уставился на Максима. Вот же медленный мужик попался. Как будто с утра пил не кофе, а тормозную жидкость. Либо нездоровится ему. Вон сам какой бледный, а щеки красные как раскаленный металл. Как бы не сердечко шалило. Ивернев внимательно присмотрелся к Валерьянычу и опустил стекло, свесившись на борт «газельки». Поймал блуждающий потерянный взгляд охранника и медленно с расстановкой проговорил:

– Пал Яныч, меня дома ждут, давай я уже заберу детей и отвезу в детдом. Нужны документы какие? Так ты посмотри и пропускай. Вот список – кого должен забрать, – Максим помахал листком с печатью, который дядя Боря предусмотрительно оставил в машине. На листе было всего четыре фамилии – остаток смены.

Подул ветер и в нос снова ударил кисловатый запах, который преследовал Ивернева на шоссе. Вот же напасть. Максим даже невольно огляделся по сторонам. Откуда ж так тянет? Показалось, что над деревьями тянется какая-то зеленоватая дымка. Может где что горит – химикаты какие-то? Дачники или фермеры балуются разными удобрениями.

Охранник между тем нерешительно попереминался с ноги на ногу и вдруг, резко качнувшись, стартанул к машине. Чудной мужик, ей-богу. Перед решёткой Павел Валерьянович остановился как вкопанный, будто впервые её увидел, затем поднял осоловевшие глаза на Максима и нахмурился. На лице его отобразилась такая гримаса, словно бы он совершал большое умственное усилие. Руки неуверенно потянулись к заглушке ворот. Максим выдохнул – створки наконец-то подались в стороны, влекомые собственным весом и уже ничем не удерживаемые.

«Газель» рыкнул и, дернувшись на воткнутой передаче, пошуршал покрышками по дороге лагеря в сторону административного корпуса. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Максим удивлённо отметил тот факт, что охранник просто тупо постоял рядом с распахнутыми воротами, а затем развернулся и пошел к себе, так и оставив их нетронутыми. Называется – заезжай кто хочешь. Странный он.

По пути встретились несколько вожатых, которые тупо провернулись полукругом, провожая пустыми взглядами проезжающий микроавтобус. Ивернев усмехнулся. Похоже, в последний вечер у костра тут все неплохо приняли на грудь, празднуя скорый отпуск и завершение смены.

На небольшой парковке на которой обычно разворачивались автобусы с детьми, рядом с двухэтажкой центрального здания, был только один человек. То ли дворник, то ли просто какой-то хозяйственный работник. Он подметал немногочисленную листву. Деревья ещё не начали обильно сбрасывать свои наряды, и поэтому весь лагерь пестрел яркими красками. Максим остановил авто на краю парковки, где уже не было листвы, чтобы не закрывать старичку фронт работ, высунулся из дверцы и крикнул работнику лагеря:

– Доброе утро! Не подскажите – где тут двенадцатый отряд можно найти?

Старичок перестал мести и с подозрением уставился на Ивернева:

– Детдомовцев что ли?

– Их, их! – энергично закивал Максим

– А ты кто таков будешь? – пробурчал собеседник.

– За Борь Саныча я сегодня, довезти до детдома надо их, – уже в очередной раз за сегодня объяснил Ивернев.

– Список с тобой? – поинтересовался старик.

– Со мной. Вот, – Максим быстро подхватил распечатку и вылез из авто, захлопнув за собой дверь. Похоже, наконец-то попал на дельного собеседника.

Он подал список старичку. Тот принял чуть мятый листок, пробежался по нему глазами, вздохнул и проговорил:

– Второй домик за актовым залом. Не ошибёшься. Там все. И вожатая их тоже там. Иди. За Саныча не забудь черкануть – он должен расписываться, когда забирает детей.

– Понял. Спасибо! – горячо поблагодарил старичка Ивернев, радуясь что ему встретился хоть один расторопный человек за этой день. Все как сонные мухи. Да и запах этот химический. Он конечно не паникёр и не трясётся за здоровье, но убираться отсюда надо побыстрее. Нюхать едкие химикаты – то ещё удовольствие. Как только до сих пор по шее не дали любителям жечь эту гадость – рядом же детский лагерь как-никак.

Поставив «газель» на сигнализацию, Максим двинулся в сторону дорожки, огибающей административное здание в той части, над которой красовалась большая красная надпись «Концертный зал». Он прошёл по разбитому асфальтному покрытию у подъезда к заднему входу, обошёл куски прошлогоднего рубероида, валявшиеся бесформенной кучей за теплушкой. В общем, типичный задний двор любого учреждения.

Как только Ивернев обошёл здание, то увидел ряды домиков, расположенных друг от друга на одинаковом расстоянии. Все ярко жёлтого цвета, с зелёной крышей. Только в первых двух рядах стояли только крайние дома, а вместо соседних перед ними простиралась большая клумба. Всё правильно сказал старик – найти и увидеть второй домик было легко. Максим прошёл мимо клумбы, затем тачек с какой-то пожухлой травой, первого домика – уже закрытого и опечатанного. Поднялся на крыльцо второго «скворечника», как непроизвольно про себя окрестил эти постройки. Он легонько постучал в дверь. Из-за неё послышался мелодичный и очень приятный женский голос:

– Сейчас – сейчас.

Дверь отворилась и на пороге возникла молоденькая девушка с заспанным, но симпатичным лицом. Белокурая, сероглазая и немного худенькая. Порывистые и чёткие движения выдавали человека тренированного и физически активного. Спортивная юбка до колен бежевого цвета, красная футболка с неглубоким вырезом на пуговицах и эмблемой лагеря – типичная униформа вожатых.

– Ой… – остановилась она в дверях, удивлённо взирая из-под больших ресниц на Ивернева, который невольно залюбовался незнакомкой.

– Я за детьми, – поспешил прийти ей на помощь Максим.

– А… да, просто обычно… – протянула девушка, явно слегка смутившись под открытым и прямым взглядом мужчины

– Я вместо Бориса Александровича. Вот документы. Вы уж извините, что я так с места в карьер, уже везде с утра объясняю одно и тоже, – вымучено улыбнулся Ивернев.

При этом не смог не посмотреть пристально в глаза девушки. Ну что поделать – не удержался. Он ещё здоров и молод. Подсознание прямо таки потребовало присмотреться к миловидной вожатой.

Девушка заметила это и, казалось, ещё более смутилась, зардевшись краской:

– Да – да, я поняла. Давайте сюда список. Ребята, собирайтесь! Быстрее. За Вами приехали! – это уже не Иверневу, а вглубь домика.

Там послышалась возня, и из-за боковой двери высунулось прыщавое лицо с совершенно отсутствующим видом, выдав ломающимся голосом:

– Чё, всё? Я уж надеялся тут останемся, а не в дурдом наш возвращаться.

– Андрей! – возмущённо вскинулась вожатая, – Быстро собирайся. И остальных подгони. И где это Вы тут планировали остаться? Лагерь через два дня заканчивает свою работу.

– Да нам то чё? Жрачку можно и у дачников найти, – хлюпнув носом, выдало прыщавое недоразумение.

– За дачников и за ваше воровство у них с Вами ещё воспитатель побеседует в детдоме. Ему уже передали всё – вчера звонили. Скажите спасибо, что Марь Семёновна не стала в милицию заявление писать.

– Стукачи, – презрительно сообщил мальчишка и нырнул за дверь.

За ней послышался его громкий голос:

– Собираем манатки, Бублик, шевели поршнями, вечно тебя ждать приходится.

Вожатая сокрушённо покачала головой и повернулась к Максиму:

– Я – Аля, – поправив локон, кокетливо представилась она.

– Максим, – с улыбкой ответил Ивернев

– Очень приятно. Тут такое дело – у меня акт тут есть, Он для Бориса Александровича… – замялась девушка

– Я за него могу расписаться! – поспешил заверить её Максим.

– Вот и отлично, – с явным облегчением выдохнула девушка, – Сейчас вынесу.

Она махнула собранными в хвост волосами и, покачивая бедрами, скрылась в боковой двери. Шлейф фруктовых духов окутал Ивернева, защекотав ноздри и заставляя тело напрячься от волнения.

В кармане зазвонил телефон. Максим вытянул «лопату» и посмотрел на экран. Карина. Правду болтают, что женское сердце чувствует всякое на расстоянии. Мужикам до такой чудо-телепатии далеко. Ивернев усмехнулся и провел большим пальцем по экрану, отвечая на вызов.

– Да?

– Ты скоро? – послышался в трубке томный голос Карины, от которого завибрировало где-то в груди.

– Да только ж в лагерь приехал, – удивился Максим, – Вот сейчас детей забираю. Сейчас распишусь тут у их вожатой в документах, они дособираются и поедем в город.

– Вожатой? – в голосе филологини явно зазвучали нотки ревности.

– Ну да, – бодро отрапортовал Ивернев, понимая, что зря выдал эту информацию.

Лишнее это. Меньше знаешь – крепче спишь. А в случае Карины – крепче обнимаешь.

– Ммм, красивая?

Точно ревность. И с каких это пор его одноклассница начала следить за ним? Ну знает же, что он за человек – сегодня здесь, завтра там. Послезавтра он может вообще куда-нибудь в Африку поедет на заработки, куда его звал один старый знакомый. Ну не может сидеть на месте Ивернев. Вот не дано. Два-три года на одной работе – уже подвиг. И, тем не менее, надо выруливать из этой ситуации, пока корабль не пошёл ко дну.

– Что за вопросы Карин? Ты чего? Я же сказал, расписываюсь, иду в машину, жду детей и едем, – нетерпеливо заговорил Максим, подпуская возмущения в голос.

– И куда пойдем? – лукаво спросили на том конце провода.

Вот же хитрюга. Ивернев попытался вывернуться:

– Куда скажешь.

– Выбирай ты. Я должна знать – как мне краситься и куда одеваться?

Нда, правильно говорил в интервью один актёр – мы играем в шахматы, а женщины в поддавки. И проигрывая – выигрывают. Придётся озвучивать всё вслух.

– Ну, давай в ресторан. Или в кино. Если хочешь, и туда и туда, – ответил Максим.

– Всё. Поняла, хорошо. Давай, жду, целую! – уже совершенно спокойным голосом проговорила Карина.

Вот так вот. Позвонила, заставила во всеуслышание выдать, что он устраивает некоей женщине вечером культурную программу, и положила трубку. Шах и мат.

Ивернев опустил телефон в карман и поднял глаза на Алю. Оказывается, она уже стояла перед ним, держа в руках планшет с несколькими листами на нём. А вот глаза уже не такие теплые. Отстранённые. И совсем не смущается девушка как прежде. Слышала же разговор – чай дверь осталась не закрытой.

– Держите, расписаться здесь и здесь. Я тут уже всё заполнила и тоже отметку сделала о том, что дети убывают, – протянула она Максиму планшет с ручкой.

Как пить дать – слышала всё. Держится сухо. И не намека на кокетство.

Максим принял листы и ручку, приложил для удобства планшет к стене и дважды черканул что-то похожее на «Б.А.» в графе подписи. Пойдёт. Всё равно это простые формальности. Затем повернулся к девушке и виновато пожал плечами:

– Ну, я, наверное, в машине подожду. На парковке там белая «газель» стоит.

– Да, хорошо. Я их потороплю. И передам куда идти, – заверила девушка и добавила, – Приятно было познакомиться.

– И мне, – кивнул Ивернев, уже разворачиваясь к выходу.

Кислотный запах на улице не исчез, а вроде даже немного усилился. Но то ли Максим был поглощён своими мыслями, то ли уже привык к нему – теперь это обстоятельство не раздражало. Пройдя по дорожке и вернувшись к микроавтобусу, он открыл для погрузки вещей и детей боковую раздвижную дверь, а затем взгромоздился боком на сидение водителя. Свесил ноги на подножку и достал пачку сигарет. Саныч курил в машине, когда был в ней один, поэтому Ивернев посчитал себя вправе делать тоже самое. Вытянул зубами сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся. А хорошо всё же в лагере. Спокойно. Прямо воспоминания о детстве нахлынули, как бегали с Розкой из соседнего отряда за акации в почти таком же лагере.

– Дядя, угостишь сигаретой?

От неожиданности Максим чуть не поперхнулся. Он оглянулся назад. У отодвинутой боковой двери стоял всё тот же прыщавый подросток и исподлобья глядел на Ивернева. Как там его? Вроде Андреем кличут.

Теперь он рассмотрел его получше. Зелёные глаза. Смуглый. Худой как кощей. Коротко стриженный – вон золотистый ежик пробивается. В засаленной уже где-то футболке и джинсах с чёрными кроссовками. На поясе небрежно повязана старая спортивная куртка. О как. На улице прохладно, из носа капает, а он хорохорится. И перед кем? Похоже, что перед всеми.

За ним жались ещё трое – помладше. Двое мальцов и совсем маленькая девочка. Судя по всему, не так уж намного их младше. Но росточком не вышла. До смешного маленькая пигалица. Глаза у всех опасливые. Широко открытые и не по-детски пристальные. Нда. За такими и правда глаза да глаз нужен. Ивернев был готов поспорить, что и здесь в лагере они держались особняком.

– Рано тебе курить, – коротко бросил Ивернев.

– Тебе то что, жалко? – поинтересовался старший, всё так же угрюмо рассматривая Максима, словно бы прощупывая – кто перед ним сидит?

– Мне отравы не жалко, – ухмыльнулся Ивернев, – Да только тебе не дам.

– А Борь Саныч угощал, – настойчиво гнул своё мальчишка.

Признаться, Максиму было всё равно. Ну не нянька он сложным подросткам и детям. Он и обычным-то не нянька. Не случилось как–то ему встретить на жизненном пути ту единственную да семью создать. Оно и было какое то время подобное желание. Даже смотрел с умилением на грудничков. Но сейчас он затолкал всё это куда-то далеко в сердце. Наверное, зря. А паренёк этот мог вполне обмануть и на понт взять – Саныча то рядом нет.

–У Борь Саныча и проси. А я как Минздрав, только хуже. Не предупреждаю, а не даю, – отрезал Ивернев.

– Ясно, – кисло протянул Андрей и добавил, – Ну мы тогда полезли.

– Лезьте, милостиво согласился Максим.

Вся четверка, кряхтя, полезла в салон. Андрей сразу закинул рюкзак в конец «газеля», и устроился вполоборота на сидениях за водителем, чтобы смотреть на дорогу. А вот мальчишки помладше застряли ненадолго в дверях, отпихивая друг-друга и ругаясь. Девчушка же просто юркнула мимо них в салон и нырнула на сидение рядом с Андреем.

– Эй, пигалица, – возмущённо протянул один из пареньков – темноволосый, заросший, более плотный из всех остальных. На нём была ядерно-зелёная куртка – балахон и спортивные штаны.

– Ты чего это? – поддержал его товарищ в чёрном спортивном костюме, тут же позабыв про перепалку с пухлым.

– Бублик, отвянь, – цыркнул через зубы Андрей, и добавил, – Давайте уже кидайте кости свои как-нибудь. Ждать Вас двух тормозов тут ещё…

Бубликом звали, по-видимому, более крупного и полноватого в балахоне. Потому как он сразу замолк и, примерившись, проскочил мимо товарища в салон, будто только и ждал команды. Второй, недовольно бурча, что теперь ему придется смотреть в боковое окно, а не в лобовое, нарочито медленно поднялся по двум ступенькам в «газель». При этом топотал так громко, словно хотел показать этим высшую степень несогласия со всеми несправедливостями в жизни. Ответом ему было лишь молчание. Максим не Борь Саныч – орать за топот не станет. Его дело – довезти всех в целости и сохранности до детдома. А потом махнуть к Карине. И желательно не опаздывать. А то ещё заподозрит что-нибудь нехорошее.

Из разговоров молодежи Максим понял, что маленькую девочку зовут Танюшка, а обладателя козырного чёрного спортивного костюма – Вадик. Ивернев послал окурок в бетонную урну, стоящую неподалёку и захлопнул дверь.

– Задраить люки, – скомандовал он Бублику.

На удивление, вместо него к выходу ринулась Танюшка, которая с натугой потянула за собою дверь и с громким хлопком затворила салон. На её место тут же ринулся Вадик, снова влипнув в свалку с Бубликом. Танюшка насупилась и молча толкнула Вадика. Немая она что ли? Не говорит совсем. Но и не плачет. Максим не успел открыть рот, как Андрей отвесил Вадику мощного подзатыльника и гаркнул на него:

– Опоздал – не ерепенься. Вали отсюда к окну.

– Да ну Вас, – с досадой и обидой выдал мальчуган и нехотя перелез на соседнее кресло. Танюшка залезла на свое «законное» место, встав на колени и опершись руками на спинку Она уставилась на Ивернева большущими голубыми глазами, мол, чего ждешь – заводи свою тарантайку.

Максим лишь усмехнулся и провернул ключ зажигания. «Газель» зачихал, дернулся, и пошёл по кругу, объезжая парковку. Ивернев уверенно вывел машину на дорогу к воротам и с удивлением обнаружил, что охранник до сих пор их не закрыл. Похоже, как ушёл к себе, так больше и не выходил к проезду. И ещё туман этот. Дымка становилась всё сильнее. Нет, определённо тут где-то поблизости что-то жгут.

Водитель притормозил около домика, из которого недавно выходил охранник, но никого не увидел ни в окне, ни рядом. Ну что ж. На нет – и суда нет. Ивернев добавил газу, и микроавтобус пошёл по дороге через прилегающее к лагерю село. Осталось привезти детей и можно рвать когти обратно к своей «учительнице». Настроение у Максима улучшилось. Вот только он не знал, что раздолбанный ревущий «газель» со своими пассажирами двигается навстречу уже совсем другой жизни…