Текст книги "Улыбка Бога [СИ]"

Автор книги: Михаил Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– О чем думаете, товарищ Грым?

Догунин не придумал ничего умнее, чем задать глупый и банальный вопрос. Да еще и назвать человеческим именем не решился.

«Надо же, – мелькнула мысль, – старый чекист, а веду себя, как институтка!» Накатившая злость основательно прочистила мозги. Надо заканчивать с рефлексией, и заниматься делом. В конце концов, драться с фрицами лучше в союзе с йети, чем без него.

– Да так. О всяком, – Человеческие глаза на нечеловеческом лице смотрелись странно. А плескавшаяся в этих глазах тоска пугала. Какая-то она была сегодня особенно лютая и безнадежная. – О жизни думаю. О смерти. Да и о будущем.

– Какое оно, будущее? – Догунин мысленно послал ко всяким троцким и бухариным официоз, и присел рядом.

От туши йети веяло жаром. И уверенностью тяжелого танка.

– Нет его, того будущего, – охотно поддержал разговор Ухватов. – Того, которое знаю, уже не будет. А какое будет – не знаю. Может, на Марсе будем яблони сажать, а может и снова все просрем… – грустно махнул лапой йети. Замолчал. По лицу пробежала почти невидимая слезинка, теряясь в шерсти…

– Не просрем, – резко ответил Догунин. – Быть такого не может, чтобы просрали. Не дадим!

– А нас спрашивать никто не будет, – глухо сказал йети. – Прокрадется какая тварь пятнистая на верха, и все коту под хвост пойдет. И все окажется ненужным…

– Так выведем под корень! Не может быть, чтобы их много было!

– Разве дело в одной крысе? Ей на смену всегда другая найдется. Тут серьезно думать надо, как систему перестроить, чтобы всего этого избежать. А я кто? Инженер. Потом старик. Когда Брежнев умер, уже на пенсии был. Что я понимал, что видел? Первое время казалось, что всё правильно идет. Что запустил Лёня хозяйство, подправить надо… Подправили!..

Йети помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил:

– Как это все наверх передать? Да чтобы еще поверили и меры приняли? Есть товарищ Хрущев, член Политбюро, заслуженный человек, а против него свидетельствует волосатая обезьяна. Кого товарищ Сталин слушать будет? То-то…

Оба молчали. Йети нервно крутил пальцами винтовочный патрон. Потом посмотрел на него.

– А ведь это не всё, что надо бы рассказать. Вот, например, – он сжал патрон так, что побелевшую кожу стало видно сквозь шерсть… Не ослабляя хватки, покатал в пальцах. – Иногда и на примере показать требуется.

– Оп-па! – прокомментировал капитан увиденное, когда Ухватов разжал руку. – Силен, ты, братец, вот что скажу…

– Сам знаю, – вяло огрызнулся йети. – Что получилось, видишь? Или я зря боеприпас испортил?

– Не страшно…

Капитан боялся потерять подсказываемую мысль. Не успеть ухватить ее за скользкий хвост. На могучей ладони лежал патрон совершенно других размеров. На вид, так и остался практически «мосинским»… Только меньше. Ни винтовочный, ни пистолетный… Промежуточный какой-то…

– Промежуточный, – подтвердил Костя. – Его в будущем применяют в автоматах и пулеметах. Во всем мире.

– Точно! – хлопнул Догунин себя по лбу. – Вспомнил! Нам же под похожий патрон автоматы выдавали! Длинные такие! И магазин на двадцать патронов!

– Автоматы? – удивился Костя. – Так их же после войны только начали применять. Калашников еще не изобрел ничего. А магазин на тридцать патронов будет. И на сорок пять.

– Причем тут Калашников? – теперь уже Догунин удивился. – Федоров конструктор. Из генералов царских. Мировой мужик! Он к нам еще приезжал. Все про поведение оружия в мороз расспрашивал. А что за Калашников такой?

– Да подробно и не скажу, – смутился йети и развел руками. – Михаилом Тимофеевичем звали. Вроде как из танкистов.

– Хватит! Найдем! Ты вот что, Константин, ты бы записал всё, что вспомнишь. И отправим в Центр! А то ты же энциклопедия ходячая, а мы тебя непрофильно применяем, – загорелся Догунин.

– В лабораторию отправить хочешь? – угрюмо уточнил Костя. – Не получится. Я профиль сам выбрал, и менять не собираюсь!

– Да какая лаборатория, к Троцкому? – капитан подскочил. – Ты же про будущее армии знаешь! Что применялось, что никудышным оказалось! Писать всё надо!

– А насчет написать… – йети протянул к капитану лопатообразные ладони, – у тебя есть карандашик на эти лапки? И представь, что это не в те руки попадет?

– Значит, приставим к тебе писаря из надежных людей. Зашифруем. Или лучше…

Капитан на секунду замолчал, а потом одновременно с Костей произнес:

– Гиви!

Несмотря на напряженность обстановки оба рассмеялись.

– Вот видишь, – сказал Догунин, – хорошие мысли скопом ходят! Так что впрягайся и вспоминай! Время горит!!!

25 июля 1941 г. Москва

Дверь мягко закрылась за спиной, отрезая от окружающего мира кабинет. Сапоги утонули в мягком ворсе ковра, покрытого невесомыми частичками пепла. Вошедший бывал здесь очень часто, поэтому не стал задерживаться в проходе, а сразу присел за стол. Хозяин кабинета приветственно кивнул гостю, и снова углубился в бумаги. Наконец, дописав несколько строчек, и размашисто подписавшись, отложил бумаги в сторону. Подвинув поближе стакан чая в мельхиоровом подстаканнике, начал размешивать, изредка звякая о стекло. Потом, вдруг улыбнулся, блеснув стеклышками пенсне:

– Ну, докладывайте, Павел Анатольевич! – нарком говорил с чуть заметным кавказским акцентом, который, впрочем, совершенно не резал слух. – В двух словах, как Вы умеете. Что там наши орлы накопали, что Вы с товарищем Эйтингтоном разобраться не можете?

– Гудериана орлы накопали, товарищ Берия. Того самого! – начальник Особой группы замолчал, ожидая реакции. Естественно, удивить наркома он не рассчитывал. Про систему получения перекрестной информации, и ее необходимость, майор госбезопасности Судоплатов сам мог читать многочасовые лекции. Но все же, все же…

Берия беззвучно отхлебнул давно уже остывший чай, слегка поморщился:

– Не могут пока еще наши товарищи из наркомата сельского хозяйства поспорить с английскими империалистами, – и неожиданно вернулся к основной теме. – Того самого накопали?

– Именно, – подтвердил Судоплатов, – генерал-полковника Гейнца Вильгельма Гудериана. Командующего второй танковой группой.

– Однако… – Берия снял пенсне, протер бархоткой, снова надел. – И как же наши орлы такую рыбину закогтить сумели?

– А вот тут очень всё интересно! – время церемоний кончилось, и можно было говорить напрямую, не прибегая к «канцеляриту» и официозу. – Тут очень похоже, что идет пересечение со сведениями, получаемыми по проекту Б-17.

– Даже так? – нарком удивился. Очень. Хоть биография его и изобиловала разнообразнейшими поворотами, но некоторые вещи все же несколько выходили за привычные рамки. – Проект «Б-17», говоришь… Подробности, товарищ майор, подробности!

Судоплатов с готовностью раскрыл увесистую светлой кожи папку, до этого хранившуюся подмышкой.

– В ночь на 16 июля в район станции Свислочь была заброшена группа капитана Догунина. Задача группы – диверсия на станции и последующая организация партизанского отряда из местного партактива и, возможно, находящихся в тех местах окруженцев. В связи с этим группе были выданы координаты закладок в соответствующем районе. Уже днем шестнадцатого группа вышла на связь, сообщив, что задание выполнено. И, кроме того, имеется груз категории «А» для доставки на «Большую Землю». Проверка сообщения подтвердила факт уничтожения станции. Истребители на доразведку два раза летали. Когда дешифровали фотографии, показалось, что там извержение вулкана произошло. Выжжено и перепахано.

– Извержение? – переспросил Берия. – Настолько эффективно?

– Эффективнее не бывает, – подтвердил генерал. – Сожгли дотла. Даже примерный подсчет потерь противника дает…

– Это ты без меня посчитаешь и оценишь, – отмахнулся нарком, обычно любящий точность до последней запятой. – Потери группы? И методы столь эффективной работы?

– Нет потерь, – развел руками главный диверсант Страны Советов. – В момент, когда Свислочь полыхнула, Догунин был еще в воздухе. Но на момент второго выхода на связь, капитан про данный факт умолчал. Самолет за грузом ушел. Как просили, Р-5. За ночь два раза обернулся. Летчик – гвардии лейтенант Мамкин, из 105-го. Бывший летун ГВФ. Лейтенант вывез пятнадцать детей от 3 до 10 лет, двух женщин и Гудериана. Притом, первым рейсом были отправлены исключительно дети. И впридачу пакет от капитана Догунина с подробным отчетом обо всех действиях. Только расшифровали, сразу доложили мне.

Берия встал, неторопливо прошелся по кабинету. Остановился у книжного шкафа, ласково погладил потрепанные обложки…

– И как объясняет капитан свои действия? – нарком снова повернулся к Судоплатову. – Гейнца вывезти было необходимо, полностью с ним согласен. Но эти фокусы с первоочередностью отправки? Трибунала товарищ Догунин не боится? – Пройдя круг по кабинету, нарком снова сел за стол.

– У меня сложилось впечатление, что товарищ Догунин больше опасается больницы для умалишенных, товарищ народный комиссар, – генерал достал из своей папки остальные бумаги, разложив из веером по столу. – Рапорт от Догунина. Рапорт командира отряда окруженцев, с которыми Догунин соединился, старшего лейтенанта Свиридова. Протоколы допросов Гудериана. И остальные документы.

Берия кивнул, снова собирая многочисленные документы в аккуратную стопку.

– Ознакомлюсь. А пока вкратце, своими словами…

– В обозначенном районе, к моменту десантирования Догунина, уже сформировался партизанский отряд из местных жителей и окруженцев. Этот отряд 13 июля провел операцию по захвату Гудериана, а в ночь на шестнадцатое уничтожил станцию Свислочь при помощи неизвестного оружия. Группу капитана встретили при приземлении. Ждали прямо в месте высадки. Догунин утверждает, что партизаны знали о группе всё. От званий и внешности до незначительных моментов биографии.

– Это возможно? – Берия убрал предоставленные документы в стол.

– Нет, – категорично мотнул головой генерал. – Но судя по всему – факт.

– Интересно… Какие еще странности? Причем тут «Б-17»?

– Отряд использует вместо гужевых животных мамонтов. Кроме того, у партизан есть союзники. Не люди. Требование переправить детей исходило от них даже в большей степени, чем от партизан. Догунин решил, что генерал-полковник стоит того, чтобы его запихнули в самолет вторым рейсом.

– Что-то ты темнишь, Павел Анатольевич! – неожиданно перешел нарком на вовсе уж «домашний» тон. – Что значит «не люди»? Лешие? Домовые? Черти?

– Гудериан их чертями зовет, – улыбнулся Судоплатов. – Сами себя называют «йети». Судя по описанию – разумные человекообразные обезьяны гигантского роста и почти людской внешности. Ну, там клыки еще, и целиком покрыты шерстью.

– Хм… – стекла пенсне задорно белснули. – Гражданин Бокий, когда еще был товарищем, очень интересовался этим видом. Или там всё еще глубже?

– Глубже, Лаврентий Павлович, – снова улыбнулся генерал. Всегда приятно удивлять вышестоящее руководство. Естественно, в положительном смысле. – Руководитель этих самых йети категорически утверждает, что он член ВКП (б) с семидесятилетним стажем.

– Не много ли? – улыбнулся Берия. – Он не заявлял, что Марксу «Капитал» надиктовывал?

– Утверждает, что именно такая цифра. И добавляет, что хотя в силу объективных причин документов предоставить не может, это роли никакой не играет, ибо главное быть большевиком в сердце.

– Бесспорная мысль. И какие же у него объективные причины?

– Собственная смерть в две тысячи двенадцатом году.

– Хм… Я понимаю, чего боится капитан… Попробовал бы я заявить товарищу Сталину что-нибудь подобное…

– Я уже тоже боюсь, – кивнул Судоплатов. – Но у нас еще два аналогичных рапорта, кроме Догунина. Плюс показания Гудериана. И остальных, включая детей. Всех их мы перевели к нам.

– Это вы правильно сделали. Выглядит, конечно, бредом. Но когда по Берлину бродят тираннозавры, а наши летчики возвращаются с вылетов на диплодоках… Пожалуй, не стоит удивляться ни мамонтам, ни снежным людям с семидесятилетним партстажем. Ладно, Павел Анатольевич, почитаю я эту фантастику. Всегда любил Беляева. Хотя здесь, конечно, мистер Уэллс более к месту…

– С этим йети связан еще один вопрос, – продолжил генерал. – Догунин передал его личное письмо Вам. Криминалисты проверили – признаков какого-либо яда или чего подобного нет, – Судоплатов вытащил из потайного кармана кителя помятый конверт и передал Берии.

Нарком просмотрел первый лист. Удивленно поднял взгляд:

– Все страньше и страньше, как любила говорить одна маленькая, но очень умная девочка… откуда этот человекообразный член партии знает мингрельский? Ты верно поступил, Павел Анатольевич. Очень верно, – нарком задумчиво побарабанил пальцами по столу. – А чем сейчас занят этот отряд?

– Передислоцировался согласно плана. Из основного отряда Свиридов с Догуниным выделили диверсионную группу, целенаправленно занимающуюся транспортными узлами немцев. Насколько я понимаю, людей в этой группе очень немного.

– И как их успехи?

– Впечатляет, товарищ народный комиссар. Очень впечатляет… – снова прозвучали, уже сказанные в кабинете слова.

– Это хорошо, что впечатляет. Пусть угостят немцев конфетами «по-судоплатовски»!

– Эти смогут.

– Они же большевики с семидесятилетним стажем! – оба чекиста не сумели сдержать смех.

25 июля 1941 г. Белоруссия

– Ты уверен, что всё это было нужно? – спросила Светка.

– Ни в чем я не уверен, – ответил Костя. – Но теперь НКВД не выпустит из-под наблюдения никого, кто связан с нами. За детей можно быть спокойными…

Глава 7

27 июля 1941 года. Белоруссия

– Гауптман, Вы ничего не хотите мне сказать? – полковник метался по кабинету, временами замирая на несколько секунд возле внешне невозмутимого Берга.

Краузе прекрасно понимал, что командир спецгруппы ему неподчинен и неподвластен. Но молчать полковник уже не мог. Накопившееся раздражение требовало выхода. И выхода немедленного, пока не разовало на десяток маленьких Краузе. Последние события вынули из полковника душу, немного пожевали и засунули обратно, причем вверх ногами и по диагонали! Три крупных железнодорожных узла! Склад боеприпасов! И на закуску, неизвестные сровняли с землей полевой аэродром!

Первые четыре случая еще можно было представить как разгильдяйство личного состава. Сослаться на неосторожное обращение с огнем не в меру заядлых курильщиков. Потрясти над головой папкой с рапортами о недостаточном техническом оснащении и отсутствии налаженной пожарной службы на местах. Еще что-то придумать. Даже то, что случай не единичный, попытаться обратить себе на пользу. В конце концов, все постройки сгорели, от техники остались оплавленные остовы, а от личного состава – отдельные обгорелые кости. И те, непонятно, как уцелели в творившемся аду. В общем, старый канцелярский лис знал много способов уйти от ответственности.

Но был еще полевой аэродром. Всего два дня, как отдельная группа бомбардировщиков передислоцировалась на новое место. Даже не все подразделения успели подтянуться с прежнего места, за двести километров от этих проклятых лесов…

Аэродром не сгорел. Вернее, сгорел, но не целиком. Уцелело большинство тел, обломки самолетов, несколько автомашин, стоящих чуть поодаль, и сумевших избежать языков пламени. Обнаружили даже командира группы, майора Кеннигса. Мертвого, конечно. Майору оторвало пол-головы, но опознали по номеру Рыцарского креста, чудом уцелевшего на обгорелой ленте…

Но это все лирика. Страшнее другое. За все произошедшее спросят с Краузе. И спросят вдумчиво. Если все окончится позорной отставкой, можно будет благодарить бога. Могут ведь и в Заксенхаузен отправить. Или уронить в лесничный пролет навстречу твердому гранитному полу. Как там недавно писали в «Беобахтер» про одного из советских вождей? «Хруштшов»? Или как-то так…

Словом, ведомственная принадлежность Берга сейчас мало беспокоила полковника. Не так, конечно, чтобы стучать кулаком по столу – это было бы откровенным перебором. Да и голос особо не повышал. Во избежание. Берлин далеко, а гауптман близко. И Краузе, совсем не уверен, что разгильдяи из комендантской роты сумеют воспрепятствовать полету полковника в пролет. Высота здесь, конечно, совсем не та, что в этом большевистском рейхстаге – Дворце Советов…

Полковник вовсе не стремился к плагиату в вопросе собственной кончины. Не устраивала его и смерть в вонючем концлагере. По странному выверту психологии, Краузе хотел отойти в мир иной в постели, окруженным любящими правнуками… Но и вовсе молчать, притворившись ничего не замечающим поленом – не выход. Тоже могут сделать далеко идущие выводы. Тот же гауптман, кстати.

– Объясните мне, Берг, – шипел полковник рассерженной змеей. Или, что больше походило на истину, крысой, которой прищемили дверью хвост. – Что происходит? Вы уже две недели торчите здесь. Где результаты? Мы до сих пор не знаем, кто воюет против нас, и где его база! Что докладывать в Берлин?! Ваши люди слоняются по территории, жгут на кострах всякую гадость…

– А еще неделями пропадают в лесу. И, кстати, сумели зачистить пару мелких групп, – «Голем» был непробиваем. А его улыбка уголками рта при совершенно безразличных глазах рождала желание выдернуть пистолет из кобуры… И застрелиться. Потому что больше ничего полковник не успеет сделать ни при каких раскладах…

– Что, так трудно найти мамонтов? – Краузе несколько сбавил тон, понимая, что и так уже наговорил лишнего, да и скорость «нарезания» кругов поубавил. – Они маленькие и незаметные? По крайней мере, Вы можете хотя бы сказать, как защищаться от этих диверсий? Или с кем мы воюем? Вы что-нибудь можете мне сказать, герр гауптман? Определенное! Без Ваших недоговорок!!!

– Не кипятитесь Вы так, полковник, нервные клетки не восстанавливаются. – Берга, похоже, ситуация забавляла. По крайней мере, глаза перестали быть тусклыми провалами, затянутыми непроглядным туманом. – Кое-что определенное и конкретное я Вам сказать могу. – Гауптман повозился с завязками камуфляжного рюкзака и вытащил на свет свой потрепанный планшет. Подержал его несколько секунд в руках, решительным жестом запихнул обратно, тяжелым взглядом уставился Краузе в лицо:

– Во-первых, против нас работает не одна группа, а две, – указательным пальцем Берг словно бы отбивал по столу ритм, четко отмеряя каждое прозвучавшее слово. – С теми, кто атаковал аэродром, Вы можете справиться самостоятельно. Если будете прислушиваться к советам специалиста, а не копить бессмысленную злобу в его сторону. Если бы Вы усилили охрану объектов, о которых я Вам говорил, вместо того, чтобы всеми силами прочесывать леса вокруг Свислочи, аэродром был бы цел! Или скажете, что от меня не звучало предупреждения? – гауптман слегка наклонил голову, внимательно наблюдая за стремительно багровеющим полковником. Краузе не выдержал. Чуть не прыжком подскочил со стула, подбежал к окну, дернул на себя заклинившую на днях раму… Хлынувший поток воздуха несколько охладил пыл полковника. Краузе обернулся к собеседнику:

– Вы считаете, что я должен был бездействовать? Как это делаете Вы?

– Я считаю, что Вы должны думать, в первую очередь. Как это делаю я. Что заслужили, то и получили. Вы сняли с аэродрома большую часть наличного состава! Считаете, что там были невидимки? Должен Вас разочаровать. Это работа самых обычных людей. Пришли, вырезали заспанных караульных, которых было в два раза меньше, чем положено. И все. Аэродром свалился им в руки. Техники, летчики, десяток водителей… Кто должен был организовывать сопротивление ночному нападению? Может быть, Ваши интенданты готовы противостоять русским диверсантам? – гауптман поднял руку, предупреждая возражения судорожно хватающего воздух полковника. – Были там мамонты, были. Самолеты топтали. Но уже когда всё было кончено. А нападали самые обычные люди. И потери, можете не сомневаться, у них имелись. Хотя и унизительные для нас. Для нас, герр оберст, для нас. Я, в отличие от Вас, не отделяю себя от Германии.

– А станции? А склады? – последние слова были сказаны уже шепотом. Слова гауптмана ударили в уязвимое место не хуже итальянского «стилетто»…

– Вот здесь Вы не виноваты, – неожиданно улыбнулся Берг. По-настоящему улыбнулся. – Или почти не виноваты. Здесь мы столкнулись с противником совершенно другого уровня. Вы с ним не справитесь.

– А Вы?

– Не знаю. Но попытаюсь. Сейчас я могу предложить Вам следующее. Во-первых, прекратите дурацкие прочесывания окрестностей. Место базирования группы на мамонтах нам неизвестно даже приблизительно. А искать наобум, в надежде на улыбку Фортуны… Думаю, Вам понятен тот момент, что для прочесывания данного лесного массива необходимы силы минимум пары дивизий. Со второй же группой еще хуже. Солдаты могут в прямом смысле слова ходить по головам русских диверсантов, и все равно ничего не заметят. Высвободившиеся силы бросьте на усиление охраны всех стратегических объектов в регионе. Всех без исключения! Пусть работают и не мешают моим людям. А я попробую засаду.

– Засаду?

– А что в этом такого? – искренне удивился Берг. – Даже бесплотные существа порой попадают в засаду. Перечитайте при случае откровения Отцов Церкви. Там и не такое написано.

– Вы знаете, где они нанесут следующий удар? – решил уклониться от опасной темы полковник. Кто его знает, этого Берга? Может, у него в голове Вотан и прочие валькирии…

– Догадываюсь. И мои люди там уже работают.

– И где же?

Гауптман наконец-то достал окончательно свой планшет, развернул карту. Палец ткнул в точку на железной дороге.

– Вот здесь.

– Почему? – Краузе утер пот обильно текущий по лбу огромным платком. «Минимум половину простыни извел!» – мелькнула веселая мысль. Гауптман, однако, загнал ее поглубже. Пусть оберст понервничает, воспринимая Берга бездушной приставкой к пистолету. Послушнее будет.

– Я же сказал Вам, полковник: надо сначала думать! Это последний крупный узел в регионе. Если большевикам удастся сжечь и его, тем более так эффективно, как предыдущие, все наши транспортные схемы окажутся парализованы. Под сомнение ставится вся кампания. На фронте уже возникли большие проблемы с горючим и боеприпасами. А без этого не может воевать ни одна армия. Даже наша. Никто не может! Подумайте над моими словами, герр оберст. Не думаю, что Вы хотите научиться летать.

Берг резко повернулся и вышел из кабинета Краузе.

30 июля 1941 года. Белоруссия

Бегущая впереди Светка резко остановилась. Настолько резко, что Костя чуть было в нее не врезался. Сидящий на Костиной спине Яшка не свалился только чудом.

– Таки шо случилось, мадемуазель? – вопросил Любецкий, восстанавливая равновесие, и сдерживая желание витиевато выругаться на чересчур мнительную барышню. – Кто-то где-то сдох, или так и надо?

– Люди. Четверо, – сказала девушка, не обрачиваясь. Поразмыслив, ткнула лапой по направлению движения. – Нет, шестеро. Чуешь?

– Угу, – подтвердил Костя, принюхавшись и прислушавшись. – Через каждые 50–60 метров сидят. Парочка даже на дерево взгромоздилась. Наблюдатели. По нашу душу.

– За шо мы имеем разговор? – вклинился Любецкий, вертя головой во все стороны, надеясь, если что, заметить признаки врага первым.

– За то, что нас здесь ждут, – нахмурился Костя. – И, похоже, серьезно ждут, если за версту от станции секретов понаставили…

– Будет каких-то предложений? А то мне этих состояний категорически не кошерен.

– Ага. Предложений будет. Как без них? – ответил Грым и скомандовал. – Отходим назад и думаем, что делать. Давай! – Грым помог Любецкому забраться обратно на спину.

Йети бесшумно отбежали обратно. Минут через десять неторопливого бега, они расположились на небольшом бугорке, надежно скрытом густым ельником.

– Я так думаю, – начал совещание Грым, – фрицы высматривают именно нас. Точнее, тех, кто придет взрывать станцию. И они просекли, что предыдущие объекты мы взрывали с опушек. Судя по всему, работают серьезные спецы. Расположены грамотно. И вообще, думают они как-то не так, как обычные гансы.

– Думают не так?! – удивленный Яшка широко раскрыл рот и пошире распахнул глаза. – Грым, до всем Ваших достоинств Ви еще имеете чтение мыслей? Вам же просто нет цены! Ви же на Молдаванке будете король и никак не меньше! Зачем Вам были нужны дочки старого Иосифа, которых даже не в курсе, шо за сокровище они имели обладать. Или обладали иметь? Неважно, за Вами же пойдет любая, даже Соня с Пересыпи, шо даже мене говорила, будто ждет своего Костю. – Любецкий на минуту замер и восхищенно выдохнул, – Грым! Ви таки ещё и моряк? Рыбачка Соня ждет Вас? Таки Ви уникальная личность!

– Мысли не читаю, – Оборвал Грым запутаную вязь рассуждений Любецкого. – Точнее, могу, но сильно напрягаться приходится. А обычно так, что-то типа запаха ощущаю. Как сказать точнее – не знаю. Да и неважно это, – Костя уныло махнул лапой. – Сейчас что делать будем? Пройти между наблюдателями – не проблема. Но могут быть еще какие-то сюрпризы. Вопрос – какие?

– Мины по опушке, – сказала Светка, последнее время поднаторевшая в тактике «малой войны», – обычные противопехотные, «шпрингены», и сигнальные. Мы им крепко подгадили…

– Напрашивается, – согласился Костя. – Без мин тут никак. Еще что?

– Проходы промежду мин, шо будут как раз выходить напротив пулеметных точек. Шобы делать сюрпризов тем, кто чует мины, как некоторые. И еще таких пулеметов, шо наводятся с шухера. А если засаду делал Яша Любецкий, то он не забыл бы за пару точек там, куда будут бежать вляпавшиеся. И поставил бы там таких ушлых ребят и большой черный пулемет до полного счастья. И я таки скажу, шо ми не сможем сейчас предсказать все пакости, до которых додумался такой сумрачный тевтонский гений.

– Что предлагаешь?

– Грым, Ви, конечно, видный мужчина, любимец дочек старого Иосифа и даже самой Сони, но лезть напролом несколько не благоразумно. Надо придумать шо-то совершенно оригинальное. Шобы ни одна мина не остановила.

– Например? – спросила Светка, которой Яшкин выговор хоть и понравился в начале знакомства, изрядно успел поднадоесть. Да и его вечное словоблудие порой топило в самом себе откровенно полезные мысли.

– У мене есть таких волшебных слов, как паровоз. Немцы еще не сделали мин, шобы пускать мимо рельсов собственных поездов. Если ви посмотрите до западного направления, то под ту горочку поезд не остановится, если только ему не мешать изнутри. А шобы всё прошло без лишнего гармидера, надо иметь эшелон с горючим и воткнуть пару гранат на цистерны. Можно пару пар. Гранаты лишними не бывают у принципе!

– А ты умеешь водить паровоз? – задал вопрос в лоб Костя.

– Таки Ви верите, шо в мире есть таких вещей, которых бы не умел настоящий одессит? – всерьёз обиделся Яшка. – Я еще не пробовал, но почему-то уверен, шо у меня таки получится! Вряд ли паровоз сложнее внутри, чем мой любимый тарантас, который спалили фрицы, шоб им сто лет икалось в печенку дохлым ежиком!

– Добре, будем надеяться, что справимся, – произнес Костя. – Подкараулим подходящий эшелон километров за пятнадцать от станции. Там как раз он в горку ползти будет. Вырежем поездную бригаду, заминируем. Фрицевские же мины на благое дело и пустим. Разгонимся, заклиним газ… Ну, или что там?.. Спрыгнем, не доезжая… Блин, не выйдет!

– Мы имеем проблем?

– Конечно, имеем! Мы же со Светкой просто не поместимся в кабине! – огорченный Грым понуро опустил плечи.

– Костя! – от обиды Яшка даже назвал йети человеческим именем. – Ви таки всерьез думаете, шо сын рома Будулая и внук Коли Корено не сможет прирезать пару поцев за свою родную и любимую Родину? Ви меня обижаете, и никак иначе! Ви будете ставить мины, я пойду до паровоза, а наша красавица подстрахует на случай разных неприятностей. Таки работаем?

– Таки да!

– Э! – возмутилась Светка. – А почему это я на подстраховке?

– Светик, – издалека начал Костя, – я бы сказал, что у тебя нет опыта в постановке мин. Но это не главная причина. Цистерны очень грязные. Все в мазуте и угольной пыли. Ты же не захочешь пачкать одежду?

– Ага, как в болото лезть, ты про одежду не спрашивал!

– Ты готова пойти на дело голой? В смысле – в одной шерсти?

– Таки, я за! – восторженно приветствовал Любецкий красоту предложения.

Девушка прошипела сквозь зубы несколько слов на специфическом тольяттинском диалекте. Впрочем, общий смысл был хоть и крайне неприличен, но вполне понятен: с планом она соглашалась, однако кому-то это обойдется очень дорого. Скорее всего, тому немцу, который придумал ставить на них ловушки, не дающие просто и по-человечески пойти и взорвать!

– Впрочем, тебе тоже найдется работа. – утешил ее Костя. – Ночью мины снимать пойдем. Когда немцы не видят. Заодно и потренируешься.

30 июля 1941 года. Белоруссия

Нужный эшелон подошел уже днем. Неприятным сюрпризом оказались платформы с охранниками в середине и конце состава. Хорошо, вовремя удалось рассмотреть детали и скорректировать план. Йети рванулись к поезду одновременно. Светка взлетела на заднюю платформу и нашла, наконец, на ком сорвать злость. Ни один из пяти немцев не успел даже понять, что происходит… Только, пожилой фельдфебель что-то заметил. Но было поздно, он уже летел с платформы вниз, а там гостеприимно стучали по стыкам рельсов колеса…

У Кости задача была посложнее. Уравняв скорости, он закинул Яшку на тендерную платформу, после чего пропустил несколько цистерн и повторил уже проделанную подругой операцию. Вспрыгивать пришлось на противоходе, но это мало что меняло и совсем не помешало. Передавив ошалевших от невиданного зрелища фрицев, йети пристроил мины на ближайших цистернах и, запрыгнув на переднюю, побежал по качающимся под ногами тоннам горючего в голову эшелона. До тендера оставалось еще две цистерны, когда паровоз победно прогудел начальные такты «Хава Нагилы»…

На заваленный углем тендер Яшка приземлился крайне удачно. Всё-таки прыгать с йети намного удобнее, чем карабкаться с земли, да еще предварительно хорошенько пробежавшись! А тут как с эскалатора в московском метро сошел: раз и готово! И, в отличие от немца-охранника, уже готов к труду и обороне: кнут не оставит фрицу ни одного шанса!.. Что за черт!? Ни кнут, ни даже нож не потребовались. Немец валялся лицом вниз, из-под левой лопатки торчала самая настоящая стрела, вокруг которой расплывалось темное пятно. Второе тело почти в такой же позе обнаружилось на куче угля. Только стрела, видимо ради разнообразия, торчала в районе печени.

Еще один фриц, в котором по голому грязному торсу однозначно определялся кочегар, удобно раскинулся у самой будки, одаривая ясное небо двумя улыбками.

– Здрасьте Вам через окно! – сам себе заявил Любецкий, перепрыгивая через трупы, и бросаясь к кабине, идущего на всех парах паровоза. – И кто, скажите, пожалуйста, решил так удачно сэкономить нам проблем?