Текст книги "Это мы не проходили"

Автор книги: Михаил Львовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Наталья Ивановна, – попытался оправдаться Юра, – на одном из своих первых уроков я откровенно сказал ребятам: физика сейчас достигла высочайшего развития, и для понимания многих ее проблем даже на уровне школьной программы требуются особые способности. У кого-то они есть, а у кого-то нет. Это естественно. – Он развел руками.

– Понимаю, – сказала Наталья Ивановна, и было видно, что учительница с трудом сдерживает ярость. – Кто может ответить на вопрос?

Поднялось восемнадцать рук.

– Восемнадцать, – сосчитала Наталья Ивановна. – И почти все мальчики. Колосова, к доске! – скомандовала она.

***

Опросы на уроках литературы и истории проходили блестяще. Валя Кулешева и Оля, сидевшие на задних партах, то и дело облегченно вздыхали, когда местные преподавательницы говорили отвечавшим ученикам:

– Садись, «отлично».

Или:

– Садись, «хорошо».

***

А в кабинете физики не способная к пониманию ее высочайших проблем ученица Колосова ликующе заканчивала на доске выведение сложной формулы.

– Отсюда следует… – сказала она и, написав то, что отсюда следовало, с такой радостью поставила точку, что даже мел раскрошился.

– Теперь поняла? – облегченно вздохнув, спросила ее Наталья Ивановна.

– А как же! – расплылась в благодарной улыбке Колосова.

Юра смотрел изумленно на «неспособную» ученицу.

– Получайте девятнадцатую! – между тем продолжала Наталья Ивановна. – Звягинцева, к доске. Смелее, смелее. Вера, что ты там застряла? Сейчас получите двадцатую.

***

В кабинете биологии Галина Петровна, прежде чем начать опрос, с удивлением разглядывала Ленин класс. Дело было не только в том, что ребята сидели не так, как она посадила их когда-то. Произошло нечто более значительное: многие ребята сидели на партах рядом с девочками. В каком-нибудь другом классе Галина Петровна не удивилась бы этому, но здесь такого не бывало никогда.

Митя Красиков по-прежнему сидел на последней парте. Рядом с ним Галина Петровна с изумлением увидела Милу Ходзицкую. Мила спокойно выдержала неодобрительный взгляд учительницы биологии.

Тишина в классе показалась Галине Петровне несколько подозрительной. У ребят были какие-то напряженные лица.

Увидев, что «волевая натура» Вика сидит по-прежнему на первой парте, но не одна, а с Понтрягиным, Галина Петровна слегка успокоилась. Вызвав Вику отвечать, она привычно задала вопрос, который, наверно, задавала тысячу раз в своей жизни:

– Расскажи нам, что ты знаешь об условных и безусловных слюноотделительных рефлексах?

Завуч была так уверена в блестящем ответе, что даже не смотрела на девочку. Механически она раскрыла журнал и против фамилии Сергеевой поставила пятерку.

Но Вика молчала.

– Ну, что же ты? Вспомни об опытах Павлова, – помогла девочке учительница, еще не оторвавшись от журнала.

Вика продолжала молчать. Тогда Галина Петровна недоумевающе посмотрела на нее. Девочка отвела взгляд.

– Хорошо, – медленно сказала учительница. – Вспомни, какую операцию делал животным Павлов, чтобы доказать рефлекторный характер отделения желудочного сока.

– Галина Петровна, – наконец нарушила молчание Вика, – когда вы нам объясняете, я все-все понимаю, а вот когда…

По классу пронесся шумок.

– Садись, Сергеева, – тихо сказала Галина Петровна. – Сидоров!

Сидоров вскочил довольно бодро и так же бодро заявил:

– Я тоже не понял, Галина Петровна!

– Клава Горелова! – поднимала свою «когорту» заведующая учебной частью.

– Не поняла.

Класс зашумел.

– Галина Петровна! – встала Лена со своего места на последней парте. – Я уже задавала этот вопрос Клаве Гореловой, и она отвечала блестяще. Не знаю, чем объяснить, но…

– Вы не знаете, а я знаю, – резко прервала девушку Галина Петровна. – Понтрягин!

Этот стоял потупившись и тоже молчал.

– Ну что, и ты не понял, чем отличаются условные рефлексы от безусловных?

– Не понял, – прошептал Понтрягин.

Вика с победоносным видом осматривала класс, охваченный возбуждающим духом веселого неповиновения.

– Может, хватит? – шепотом спросила Клава Горелова своего соседа, эдакого лохматого парня – «каланчу». – Противно, она же хорошая. – Клава кивнула на Лену.

– Я люблю, когда «хай», – беззаботно ответил сосед и тихонько замычал, так, чтобы поддержать общий шум и в то же время не выделиться из него. Потом он даже приоткрыл рот, как бы улыбаясь, но мычать продолжал.

– Громче, Понтрягин! – крикнула Галина Петровна. – Или тебе так стыдно, что ты принял участие в отвратительном сговоре, затеянном Сергеевой, что даже голос потерял?!

Это заставило класс примолкнуть.

Проницательность Галины Петровны произвела впечатление.

– А ведь иные думают, что таких деток, как вы, пряничками усмирить можно.

Эти слова Галины Петровны предназначались явно для Лены.

– Кто ответит на вопрос? – без паузы продолжала она.

Сразу взметнулись две руки: Милы Ходзицкой и Мити Красикова. Потом нерешительно подняли руки еще несколько бывших «камчатников».

– Красиков!

Митя встал, и тут Лена не выдержала, всхлипнула…

– Елена Федоровна, выйдите из класса! – непроизвольно вырвалось у завуча.

Класс притих.

– Я хотела сказать: подождите меня в учительской.

Лена медленно шла между стеклянными шкафами, и до нее доносился Митин голос:

– Условные рефлексы есть у животного и у человека не от рождения. Они приобретаются в течение жизни. Этим условные рефлексы отличаются от безусловных, которые передаются потомкам от родителей. Павлов…

– Достаточно, Митя, – услышала Лена, по щекам которой текли слезы.

– Ходзицкая нам расскажет об опытах Павлова.

Но голоса Милы Лена не услышала. Вместо него до слуха девушки донесся тревожный гул класса. Лена обернулась и увидела, как, слегка покачнувшись, Мила стала медленно опускаться на скамью. На ее лице выступили капельки пота.

Мгновенно Лена оказалась рядом с девочкой. Она нашла у Милы пульс, и сквозь кольцо ее одноклассниц, тотчас же образовавшееся вокруг девочки, теперь доносились только короткие приказы молодой учительницы:

– Миша Сидоров! Быстро за дежурной сестрой. – Красиков! В учительскую, звони в «Скорую».

***

Митя шел в учительскую так, что его опередил побежавший за сестрой Миша Сидоров.

Сидоров с недоумением оглянулся на Митю.

***

В пустынной учительской Митя не торопясь набрал номер телефона.

– «Скорая помощь», – услышал он в трубку и ничего не ответил. – «Скорая помощь» слушает, говорите, – повторил тревожный голос.

Митя повесил трубку.

***

…Миле стало легче, она открыла глаза. Окна в кабинете биологии были распахнуты, и около девочки хлопотала сестра. Она вытерла пот с ее лица и сказала:

– Ох, как ты меня напугала!

– Я пойду домой, – сказала Мила.

За одним из стеклянных шкафов сквозь нарисованные заросли наблюдал за происходящим Митя.

– Никуда ты не пойдешь. Ты что, с ума сошла!

– Я хочу домой, – шептала девочка. – У меня это было много раз. Ничего особенного. Это быстро проходит. Где Митя? Пусть он проводит меня. Мы рядом живем.

Митя вышел из-за своего укрытия.

– Но ведь сейчас приедет «скорая», – сказала Лена. – Митя, ты ее вызвал?

– Нет, Елена Федоровна. Что-то с телефоном…

Мила слабо улыбнулась, и молодая учительница, заметив это, перевела внимательный взгляд на Митю. Но лицо мальчика было непроницаемо.

***

В школе еще продолжались занятия, а Мила и Митя медленно брели по талому снегу. Неожиданно посыпались последние февральские хлопья. Они тотчас же таяли, едва коснувшись земли, но уже через минуту сквозь крупные мокрые хлопья невозможно было рассмотреть удаляющуюся пару.

***

В биологическом кабинете среди стеклянных шкафов пылился скелет человека. Очевидно, это было одно из наиболее часто требующихся наглядных пособий и поэтому его не стали запирать в шкаф.

Возле этого, что там ни говори, жутковатого наглядного пособия молча стоял Митя с толстым томом медицинской энциклопедии под мышкой. Он пристально всматривался в пустые глазницы когда-то жившего на земле человека.

***

По лестнице, ведущей к биологическому кабинету, после обычных дополнительных занятий поднималась Лена. Она еще не успокоилась после недавних событий, о чем можно было догадаться не только по выражению ее лица, но и по тому, что однажды девушке пришлось приложить к глазам платок.

Юра, жаждущий примирения с Леной, отстал от нее на две-три ступеньки.

– Лен, ну, я прошу прощения.

Лена не замедляла шага.

– Ну, я неумный человек… Это мой недостаток.

Юра пытался шутить, но ему было нелегко, тем более что его все время засыпали вопросами члены радиокружка, занятия которого он, очевидно, только что провел.

– Юрий Александрович, скажите, пожалуйста, какой аналог зарубежного двойного триода «6 СС 41»?

– «6 Н 2П», – бросил на ходу Юра и продолжал канючить: – Хватит дуться, Лен!

– А цокалевка та же? – продолжал допытываться дотошный радиолюбитель.

– Та же!.. Лена, не отталкивай меня. Это бесчеловечно! – строго предупредил Юра девушку и продолжал уже элегически: – Если ты из-за своих неприятностей – глупо. Наши отношения не должны страдать.

Другой радиолюбитель начал было:

– Юрий Александрович, у меня в первом каскаде усилителя…

– Отстань ты со своим каскадом! – рявкнул Юра так, что радиолюбитель чуть не скатился с лестницы. – Лена! Я все устрою! Моя железная логика плюс личное обаяние…

– У меня нет никаких неприятностей! – отрезала Лена и скрылась за дверью биологического кабинета.

***

Здесь стоял полумрак. Лене показалось, что в кабинете, кроме нее, находится еще кто-то.

– Кто здесь? – спросила она громко.

Митя с глазами, полными слез, отпрянул в промежуток между стеклянными шкафами. Но Лена щелкнула выключателем, и одна за другой с шипением зажглись трубчатые светильники «дневного света». Скрыться Мите было некуда.

Лена подошла к нему, увидела глаза мальчика, потом посмотрела на скелет.

– Что ты здесь делал? – спросила она.

Ее глаза тоже еще хранили следы недавних слез, и поэтому встреча ученика и учительницы была, так сказать, «на равных». Обоим было что скрывать друг от друга.

Не дождавшись ответа, Лена обратила внимание на толстенный том медицинской энциклопедии, который Митя, очевидно, только что нашел на одной из книжных полок и теперь держал под мышкой. Лена взяла книгу.

– Ты боишься смерти? – спросила она.

В ответ Митя так неопределенно пожал плечами и на его лице возникло такое выражение, что о Митиных мыслях в этот момент можно было судить по-всякому.

Но вслух Митя тихо сказал:

– Не своей.

Лена не спешила открыть том медицинской энциклопедии.

– Понимаю, – сказала она. – И все же, несмотря на это, ты до сих пор не знаешь, чем человек отличается от животного.

– Нет. Десятки примеров, когда животные, преодолев инстинкт самосохранения, сражаются насмерть, защищая…

– Не надо, я сама знаю, – перебила Лена и открыла книгу.

Почти весь том энциклопедии был посвящен болезням органов кровообращения. Это можно было сразу понять по рисункам.

– Митя, – сказала учительница биологии, – а ведь я сюда пришла как раз за этим томом.

– Зачем он вам? – настороженно спросил Митя.

– Я узнала у школьного врача, почему Мила освобождена от уроков физкультуры.

***

Возле двери в биологический кабинет нетерпеливо расхаживал Юра Рябинин. По временам к нему подходил кто-нибудь из мальчиков и начинал:

– Юрий Александрович, я применил обратную связь для увеличения входного и выходного сопротивления в первом каскаде…

***

А Митя и Лена уже сидели за одним из столов биологического кабинета. Том энциклопедии был раскрыт. Очевидно, они оба от него недавно оторвались. Рядом с юношей и учительницей зеленел подсвеченный аквариум, и какая-то плоская круглая рыба с золотисто-красной чешуей, казалось, прислушивалась к тихому разговору. Виден был только один глаз рыбы, неподвижный, без проблеска мысли – «рыбий глаз».

– «Цель жизни – сама жизнь». Это слова Гёте, – сказала Лена.

– С Гёте я еще могу согласиться, – снисходительно сказал Митя, – но это для нее, – он кивнул на рыбу, и Лена встретилась с бессмысленным рыбьим взглядом. – А для меня? Фраза вашего знаменитого ученого о том, что, если бы не было Человека, великая трагедия мироздания совершалась бы при пустом зале, мне ничего не объясняет.

Рыба вильнула хвостом, продолжая пристально смотреть на разговаривающих.

– Ей тоже, – усмехнулся Митя. – Вот нам с вами сегодня не сладко, а ей хоть бы что!

– В том-то все и дело, что мы – не она, это же прекрасно! – горячилась Лена. – Пойми, создав Человека, Природа может познать себя.

Кроме экзотической рыбы, в крайнем изумлении к этому разговору прислушивался Юра. Очевидно, он зашел в биологический кабинет узнать, почему задержалась Лена.

– Вы зря на уроке заплакали, – неожиданно сказал Митя. – Мы этого не стоим.

– А я не плакала.

– Я же видел.

– Этого не было, – очень твердо ответила Лена, – тебе показалось.

Митя долго не отвечал, с удивлением глядя на улыбающуюся сквозь слезы учительницу. Потом сказал:

– А мне все равно. Сейчас я хочу… чтобы Мила жила.

Это было вне логики спора. Лена ответила тихо после долгой паузы:

– И я. Но спасти Милу может только искусство того человека, с которым ты говорил в больнице…

– Опять труд?

– Угу. Вот мы и вернулись к первоначальной формулировке.

Экзотическая рыба не сводила с Мити и Лены свой пристальный бессмысленный взгляд.

***

…В коридоре, куда вышел Юра, слегка ошеломленный услышанным разговором, к нему подошел высокий лохматый парень, «каланча». Тот самый, что мычал на уроке.

– Юрий Александрович, у меня греется трансформатор, – начал он.

– Сильно?

– Градусов на шестьдесят.

– Норма.

– Но он еще…

– Подожди, – прервал его учитель, – если ты на уроках Елены Федоровны будешь себя вести, как…

– Кто вам сказал?!

– Не Елена Федоровна. Я знаешь что с тобой сделаю…

– Что? – вызывающе спросил высоченный парень.

– А вот что!

Мы не успели заметить, что произошло, но «каланча» оказался прижатым к стене, а Юра каким-то изящным приемом одной рукой удерживал его в таком положении.

– Пустите, я больше не буду…

– Так что у тебя там с трансформатором? – тотчас же отпустив парня, спросил Юра.

***

Буря оваций раздавалась почти после каждой фразы ученика профессионального технического училища № 4, которые он произносил на сцене актового зала, приветствуя дорогих шефов, Александра Павловича Красикова и его жену Нину Васильевну.

– Несмотря на огромную занятость, – говорил юноша, поглядывая в бумажку, – вы, дорогой Александр Павлович, и вы, дорогая Нина Васильевна, находите время не только интересоваться всеми нашими материальными нуждами и, по возможности, удовлетворять их, но и проникаете в повседневную жизнь училища, помогая воспитанию достойного пополнения рабочего класса.

Александр Павлович и Нина Васильевна стояли навытяжку, потому что перед ними также навытяжку стояли еще два выпускника училища с подарками в руках, которые они готовы были вручить дорогим шефам, когда наступит подходящая для этой церемонии минута.

Подарки представляли собой какие-то блестящие детали – шедевры точности и чистоты шлифовки, очевидно выполненные учениками ПТУ.

Между тем юноша продолжал:

– К празднику Великого Октября благодаря вашим стараниям, Александр Павлович и Нина Васильевна, мы получили оцинкованное железо для ремонта крыши.

Зрители в актовом зале сидели тихо, но чувствовалось, что они слушают юношу только для того, чтобы вовремя зааплодировать.

Лишь один человек в актовом зале ПТУ был полон внимания – Елена Федоровна Якушева.

– На Первое мая, – продолжил было юноша, – наше ПТУ благодаря вам…

Вдруг Александр Павлович перебил оратора.

– Коля… – сказал он, – я слышал, ты на уроках давно без шпаргалок обходишься.

Юноша смутился и спрятал бумажку за спину. Потом, простодушно улыбнувшись, сказал:

– Так то на уроках…

– Это кто выточил? – неожиданно, взяв в руки одну из блестящих деталей, предназначавшихся в подарок дорогим шефам, спросил Александр Павлович. – Ты, Погореловский?

– Нет, Коля Спотыкайло, – кивнув на оратора, ответил Погореловский.

– Класс точности? – не отставал Александр Павлович.

– Первый. Плюс-минус один микрон. Можете проверить, у меня микрометр в кармане.

В зале засмеялись.

Елена Федоровна смотрела на Александра Павловича слегка подобревшими глазами.

Под гром оваций Александру Павловичу и Нине Васильевне были наконец вручены подарки.

***

Квартира Красиковых стала неузнаваемой. И дело было не только в том, что на мебели не осталось никаких следов упаковочной фанеры и картона. Благодаря стараниям Мити и Милы сейчас в ней царил такой уют, какой при нашем первом знакомстве с этой квартирой представить себе было невозможно. Свеженатертые полы сверкали, на окнах висели шторы.

Стоя на стремянке, Митя вкрутил последнюю лампочку в люстру и попросил Милу:

– А ну-ка, включи.

Мила щелкнула выключателем. Яркая люстра подчеркнула великолепие обстановки и осветила два портрета. Рядом с Корбюзье улыбался Митин дедушка.

Дедушка на портрете был моложе Александра Павловича и очень похож на Митю. Пилотка, погоны сержанта и несколько орденов на груди.

Мила долго смотрела на эти портреты. И, только убедившись, что их соседство не так уж неуместно, а скорее даже весьма закономерно, сказала:

– Вот, наверно, твои папа и мама удивятся, когда придут домой!

– Если они что-нибудь заметят, – ответил Митя.

– А ты не боишься, что они будут очень беспокоиться?

– Ничего, я им оставлю записку, – сказал Митя.

А Лена уже сидела в кабинете завуча ПТУ Веры Георгиевны Кротовой. У дверей толпилось несколько выпускников училища.

– Вот, Лена, это как раз те, с кем вы хотели познакомиться: бывшие ученики вашей школы. Спотыкайло, Харитонов, Погореловский. Историю этих ребят вы знаете. А сейчас мы их выпускаем с отличными аттестатами.

– Может быть, здесь требования ниже? – спросила Лена.

Этот вопрос молодой учительницы был встречен сдержанными смешками и снисходительными улыбками компании, стоявшей у дверей.

– Мне кажется, – ответила Вера Георгиевна, – кое в чем даже повыше. Спотыкайло, например, явно будущий математик. Пойдет в институт.

– Может быть, ваши успехи объясняются тем, что ребята живут в интернате и таким образом находятся под постоянным надзором педагогов? – предположила Лена.

– В общежитии у нас в основном живут только иногородние, – ответила Вера Георгиевна. – Остальные ребята – в семьях.

– Но при нынешней занятости родителей…

– На поверку такая уж неимоверная занятость всегда оказывается мнимой.

– Ах, так… – сказала Лена, и в ее тоне послышалось некоторое злорадство. – А скажите, ваши шефы, Александр Павлович и Нина Васильевна, действительно уделяют вам много внимания? Или они больше насчет оцинкованного железа?

– Что вы! – возмутилась Вера Георгиевна. – Вот, например, недавно по собственной инициативе они совершили весьма своеобразный рейд – объездили всех начальников предприятий, где работают родители наших учеников.

– Зачем? – поинтересовалась Лена.

– А чтобы прекратились посягательства на свободное время их подчиненных. Оно – для семьи.

– Подумать только! – воскликнула Лена и записала что-то в свой блокнот.

– Ведь многим было невдомек, почему мы в общежитиях оставили только иногородних. Пришлось объяснить, что продолжительное отсутствие ребенка в семье разваливает ее.

– И начальство послушалось Александра Павловича?

– А как же. Он нашел очень убедительный аргумент: зачем нам теперь два выходных в неделю дали?

Злорадство Лены достигло апогея.

– Действительно, зачем? – подхватила она. И неожиданно спросила: – Скажите, а где находится начальство самого Александра Павловича – главный архитектор города?

***

Митя вывел из гаража отцовский мотоцикл. Сейчас к мотоциклу была привинчена коляска, в которую быстро уселась Мила.

– Отец думал, я его замок не разгадаю, – усмехнулся Митя и, закрыв дверь гаража, сел за руль.

Машина медленно тронулась и осторожно выползла на улицу. Здесь она тоже не набирала особенно большую скорость. Не в пример отцу, Митя вел мотоцикл очень осторожно.

– Давай побыстрей! – попросила Мила.

Митя отрицательно покачал головой.

– Мить! А ты записку не забыл оставить? – вдруг спохватилась Мила.

– Нет.

– А что ты написал?

– Ничего особенного. Ну, что уехал по делу… Ну, что не волнуйтесь: когда надо, вернусь. В общем, котлеты в холодильнике, целую, Митяй.

Так началось это странное путешествие Милы и Мити.

***

Пока машина ехала по городу, ребята молчали. Но вот остались позади все загородные строения. Шоссе шло вдоль берега моря. По временам машину обгоняли электрички, а вот на самом шоссе машин было мало – не сезон. Но когда они попадались, Митя тут же уступал им дорогу.

– Ты не устала? – часто спрашивал он Милу.

– Нет, – каждый раз отвечала Мила.

Но через некоторое время Митя все же остановил машину у обочины.

– Отдохнем, – сказал он.

– Митя, а мы с тобой такие же, как все, или нет? – спросила мальчика Мила.

– Нет, мы не такие, как все, – ответил Митя.

– Почему?

– Не знаю. Я так чувствую.

– А я знаю, – сказала Мила.

– Скажи!

– Нет, – ответила Мила. – Это я тебе там скажу… если мы доберемся.

Мила неопределенно показала куда-то вверх.

И вновь не спеша ехал мотоцикл с коляской по почти пустынному шоссе.

***

Главный архитектор города, высокий грузный мужчина в летах, расхаживал по большой комнате, заставленной чертежными столами. Здесь работали мужчины и женщины – молодые и пожилые. Одни были в синих халатах, другие – только в нарукавниках.

– Иван Андреевич, к вам, – сказала, заглянув в дверь, техническая служащая и пропустила Лену.

– Через пятнадцать минут я всех отпущу, и мы поговорим, присядьте, – предложил Лене стул главный архитектор.

– А вы отпустите сейчас, – посоветовала Лена. – Рабочий день кончился двадцать минут назад.

Главный архитектор опешил:

– Простите, вы по какому, собственно, поводу?

– По поводу Красикова.

– А кто вы такая?

– Учительница.

– Александр Павлович что-нибудь натворил?

– Я по поводу его сына Мити, и он тоже ничего не натворил. Наоборот, он очень хороший мальчик.

– Так… но при чем здесь я?

– У вас есть дети?

– У меня уже внуки.

– Вы ими довольны?

– Они маленькие негодяи. Я не могу их заманить к себе никакими коврижками.

– А может, коврижек не надо? Теперь у нас два свободных дня в неделю. Как вы думаете, для чего нам предоставили их?

Главный архитектор захлопал в ладоши:

– Товарищи, все свободны. Всего хорошего, до завтра.

Но никто не ушел. Все сели у своих чертежных столов, явно прислушиваясь к словам Лены.

– Сейчас встает проблема свободного времени. Согласно статистике, наибольшее количество…

– Знаю, – перебил архитектор, – в выходные дни больше происшествий.

– О чем это говорит? – продолжала Лена. – Нам еще надо укреплять то, что называется укладом. Семейным, бытовым, которые бы…

– Товарищи, все свободны! – повторил главный архитектор…

И опять никто не ушел.

– Продолжайте, я вас слушаю – это очень интересно, насчет уклада, товарищ учительница, – попросил главный архитектор.

***

Митя и Мила продолжали свое путешествие. Между шоссе и морем возникли белоснежные высотные здания – будущие пансионаты города-курорта. Они стояли среди покрытой снегом равнины. Будущий пляж тоже был под снегом и только не замерзающее в теплом заливе Черное море бросало на берег огромные волны. Шоссе так близко подошло и к будущим пансионатам, и к пляжу, что Мила и Митя могли все это рассмотреть.

– Вот тебе и курорт, – сказал Митя.

– Твой папа строил?

– Нет. Все проекты разработаны в Москве. Отцу приходится их «привязывать» к ландшафту, «вписывать» в местность. А потом приезжает Архстройконтроль: то не так, это не так. В общем-то, ему достается. Отец мечтает об индивидуальном проекте. Там бы он развернулся, – закончил Митя и вздохнул.

Остались позади белые здания-башни, и Митя предупредил Милу:

– Скоро начнется подъем.

Подъем начался сразу после развилки с указателем, на одной стрелке которого было написано «Санаторий «Шахтер», а на другой – «Турбаза «Синяя скала». Сначала подъем был не слишком крутой, и машину вести не составляло труда. Потом начался «серпантин». Дорога становилась все круче, а повороты такие, что дух захватывало.

В конце концов мотоцикл с коляской выехал на участок, где дорога вилась над пропастью.

– Не смотри вниз, – посоветовал Миле Митя.

Несколько раз им пришлось преодолевать по-настоящему опасные участки дороги, которая явно требовала ремонта.

Быстро темнело. Митя включил фару, и теперь о том, что все благополучно, можно было понять только по ее свету, который то появлялся, то исчезал.

Но вот яркий луч уперся в деревянные ворота, на которых было написано: «Турбаза «Синяя скала». Высота над уровнем моря 1800 метров».

Мите пришлось долго сигналить, прежде чем из деревянного строения появился слегка прихрамывающий человек.

Наконец ворота были открыты.

– Папа! – бросилась на шею небритому мужчине Мила.

***

…В туристском домике на двоих в спальных мешках лежали Митя и Мила. На электроплитке кипел чайник. Милин отец протянул по кружке с чаем девочке и мальчику.

– Вот… Я его с зеленым смешал…

– Спасибо, папа.

– Мил, ты обещала сказать, почему мы не такие, как все, – напомнил Митя.

– Нет, это я тебе там скажу.

И опять Мила кивком головы показала, что это «там» расположено еще выше того места, где они сейчас находились.

– Там сейчас тихо-тихо… Когда ветра нет. И солнце. Загар от него особенный. Только Милочка моя не загорает, – сказал Милин папа.

– Будет загорать, – уверенно ответил Митя.

***

Ранним утром слегка прихрамывающий человек вставил ключ в замок дощатого строения с окошечком кассы, которое сейчас было закрыто.

И вот Митя и Мила на скамейке канатной дороги начали свой подъем к «Синей скале». Под ними зияла пропасть.

***

На «Синей скале» была оборудована смотровая площадка с перилами, скамейками и всем прочим, что необходимо для такого рода туристских аттракционов.

– Смотри, смотри, вон те пансионаты, – сказала Мила, показывая на белоснежные высотные здания, которые отсюда казались крохотными. – Твой папа хорошо «привязал» их к местности.

– Ничего, – ответил снисходительно Митя. – Ты обещала сказать… почему мы не такие, как все.

– Сейчас скажу, – ответила Мила. – Здесь так замечательно, что я теперь буду только про девяносто процентов думать, а не про те десять… И это благодаря тебе.

– Ну уж… – попытался возразить Митя.

– Подожди… Но ведь и ты не из-за любой девчонки решился бы на такое? Правда?

– Конечно, – поспешил уверить девочку Митя.

– Вот… Теперь понимаешь?

– Понимаю, – после паузы сказал Митя и, помолчав немного, добавил: – Елена Федоровна говорит, что не таких, как все, на земле большинство.

***

В учительской комнате заседал педагогический совет, Председательствовала заведующая учебной частью, а рядом с ней сидели приехавшая из Москвы завкафедрой педагогики Надежда Александровна и Наталья Ивановна, преподавательница физики, она же замдиректора по воспитательной работе.

Выступала местная учительница английского языка.

– Про Ирочку… простите, про Ирину Никифоровну я могу сказать одно: она уже сейчас блестящая преподавательница английского языка…

– Я думаю, что вы преувеличиваете, – заметила Надежда Александровна.

– Еще как! – сказала Ира. – Мои новомодные штучки никогда не прошли бы, не будь у ребят…

– Мои дорогие, – перебила Надежда Александровна, – мы уже полчаса обмениваемся любезностями, как на дипломатическом приеме. А между тем у нас есть и наболевшие вопросы. Вот, например, мне известно, что Наталья Ивановна не совсем довольна работой Юры Рябинина.

– Рябинин прекрасно знает предмет, – сказала Наталья Ивановна, – но я не могу согласиться с его ориентацией на эдакую физико-математическую элиту в старших классах. Конечно, эти ребята в нем души не чают, но…

– Зачем тратить время на тех, кто распрощается с физикой, едва получит аттестат зрелости? – возразил Юра.

– А затем, – сказала с места Лена, – что знания обогащают личность.

– Не оптимальный вариант, – бросил Юра.

– Зато человечный, – ответила Лена.

Галина Петровна постучала карандашом по столу.

– А я-то боялась, что вы здесь свадьбу сыграете.

– Лена меня не любит, Надежда Александровна, – пожаловался Юра.

– Относительно Рябинина мне все понятно, – сказала завкафедрой. – Но вы, Галина Петровна, написали мне тревожное письмо про Лену Якушеву и даже…

– Да, – перебила Надежду Александровну завуч, – я даже просила отстранить ее от практики. Дело в том, что Елена Федоровна незаурядная, яркая личность. Но я… я все же не совсем уверена, что эта ее незаурядность нужна в условиях обычной массовой школы. Может быть, было бы лучше, если бы она проявилась на каком-нибудь другом поприще.

– Простите, Галина Петровна, восстановлена ли в классе дисциплина? – спросила завкафедрой.

– Да. Сейчас Елене Федоровне это как-то удалось. Как ни странно, исчезла даже «Камчатка». Я скажу больше: в классе повысилась успеваемость.

– И этому не помешала яркая индивидуальность? А может быть, помогла? – допытывалась Надежда Александровна. – Я, например, считаю, что наша школа испытывает недостаток в незаурядных, самобытных личностях. – И вдруг, изменив тон, завкафедрой сказала, обращаясь только к Галине Петровне: – Ты просто устала, Галя.

– Не знаю, не знаю… – совсем растерялась завуч. – С Еленой Федоровной у меня нет ни минуты покоя. Я живу, как на вулкане.

***

В школьном коридоре уборщица сдерживала бьющуюся в истерике Милину маму, Полину Сергеевну.

– Не держи ты меня, слышишь, не держи! У меня дочка пропала, а ты меня за руки хватаешь! Да я сейчас все там разнесу, всем глаза выцарапаю.

И Полина Сергеевна ворвалась в учительскую.

***

У распахнутого настежь опустевшего гаража стояли Митины родители.

– Как ты думаешь, что мы должны делать? – задал вопрос жене Митин папа.

– Я думаю, надо прежде всего позвонить в школу.

– Все с Митькой бывало, но такого еще никогда. Он, по-моему, и дома-то не ночевал, как ты думаешь?

– По-моему, нет.

***

Мотоцикл с коляской медленно ехал по утренним улицам города и остановился у здания первой городской больницы. К двери, на которой было написано «Приемный покой», Митя и Мила шли не спеша. В этой их неторопливости ощущалась какая-то торжественность. Митя позвонил, и они скрылись за тяжелой дверью приемного покоя.

***

В учительской в этот ранний час было четверо: Лена Якушева, Юра Рябинин, завкафедрой педагогики Надежда Александровна и заведующая учебной частью Галина Петровна. Они сидели в пальто, и по их виду можно было понять, что здесь им пришлось провести ночь.

То и дело звонил телефон, Галина Петровна или Юра поспешно брали трубку, надеясь услышать какое-нибудь сообщение о судьбе Мити и Милы, но каждый раз их только спрашивали и ничего не сообщали. Поэтому приходилось отвечать:

– Нет, нет… пока ничего нового.

Или:

– Ждем. Всюду, куда можно, сообщили.