Текст книги "Это мы не проходили"

Автор книги: Михаил Львовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– В какое?

– В опасное. Думаете, у нас таких нет?

– Заведи.

– Ладно, вот мое парадное. Я на втором этаже живу, – опять сжалился Митя.

Проходя мимо вереницы почтовых ящиков, расположенных на стене вестибюля, Митя остановился у одного из них, настолько переполненного всяческой корреспонденцией, что не уместившиеся газеты торчали из его щели.

– Между прочим, – сказала Лена, – все ребята в твоем классе носят длинные волосы, а ты короткие. Почему?

– Не беспокойтесь, – ответил Митя, – когда они подстригутся, я отпущу до плеч. Вот такие!

– Понятно, – усмехнулась Лена.

Митя открыл ящик, и на пол посыпались письма, открытки, пригласительные билеты.

– Неделю не выгребал? – поинтересовалась Лена.

– У нас каждый день так, – ответил Митя.

Лена, помогая мальчику поднять с пола рассыпавшуюся корреспонденцию, обратила внимание на то, что вся она была официальной, со всевозможными штампами, грифами и тому подобными знаками на конвертах.

***

Двухкомнатная квартира Красиковых, обычная для типовых блочных зданий, очень озадачила Лену. Когда Митя распахнул дверь и сказал свое ехидное «пожалуйста», он знал, что это произойдет.

Переднюю освещала мощная лампочка без абажура. Вдоль стен громоздились огромные связки книг, на одной из которых поблескивал пылесос со свисающим шлангом.

Когда Митя открыл дверцу встроенного шкафа, чтобы повесить Ленино пальто, оттуда начала валиться длинная ручка полотера, с верхней полки упала коробка с женскими туфлями. С трудом удержав все это и повесив наконец Ленино пальто, Митя швырнул свою куртку и портфель на пылесос и пригласил Лену в комнату, которая, по всей вероятности, была «общей». Обстановка этой комнаты – бестолково расставленный импортный гарнитур – не слишком удивила бы Лену, если бы не одно обстоятельство. От упаковки, в которой гарнитур доставили, были освобождены только самые необходимые предметы: письменный стол и несколько стульев. На тахте, еще не полностью избавленной от упаковочного картона, Лена увидела неубранную постель.

– Ты здесь спишь? – спросила Лена.

– Да, – ответил мальчик, пытаясь накрыть постель одеялом.

Посреди комнаты стоял чертежный стол. Книжные шкафы, журнальный столик, кресла – все это было обшито упаковочной фанерой и картоном с печатями заграничной фирмы.

– Вы недавно переехали? – спросила Лена.

– С год уже, – уныло ответил Митя.

– Наверно, мебель только что сменили? – догадалась Лена.

– Месяца полтора, – последовал ответ.

– Так, – протянула Лена, разглядывая люстру, пылящуюся на книжном шкафу, и гору книг, сваленных в углу. – Интересно живете.

– Живем как можем, – ответил Митя.

К абажуру настольной лампы липкой лентой была приклеена бумажка, на которой фломастером написано: «Митяй, котлеты и компот в холодильнике. Нас не жди. Целую, мама».

Другой рукой и другим фломастером приписка: «К мотоциклу не прикасаться. Отец».

– Ну вот, а у тебя хлеба нет. Пообедал бы, – показала на записку Лена.

– Это позавчерашняя. Я котлеты уже давно съел. Отец с матерью на мотоцикле в аул на какое-то обследование уехали, а мне только деньги оставили.

***

По широким улицам нового района небольшого приморского города мчался мотоцикл. Водитель в ярко-оранжевом шлеме и пылезащитных очках – моложавый тридцатипятилетний мужчина – вел машину уверенно, а иногда даже с некоторой опасной лихостью на поворотах.

– Митька машину трогал! – сказал водитель женщине в голубом шлеме, ехавшей на заднем сиденье.

– Ты думаешь?

– Уверен. Это всегда потом чувствуется.

– Но у него же есть права.

– Митька лихач, – сказал мужчина, «закладывая» очередной опасный вираж, отчего взвизгнули тормоза шедшей рядом машины.

***

…Резко затормозив у подъезда Митиного дома, мужчина помог молодой женщине сойти.

– Боюсь, что у Мити, как и у тебя, будет гастрит. Придется всю жизнь с содой возиться, – сказала женщина, поднимаясь по лестнице.

– Ничего, я придумал такой замок, что он черта с два его откроет! – ответил мужчина.

Так мы познакомились с Митиными родителями.

***

Они шумно вошли в переднюю своей квартиры. Открылась дверь общей комнаты, и Лена сразу же отметила, что, раздеваясь, Митины папа и мама испытывали те же затруднения, что и их сын: отец бросил свою куртку на Митину, лежавшую на пылесосе, на маму в уже знакомой нам последовательности обрушились из шкафа длинная ручка полотера и коробка с дамскими туфлями.

– Это Елена Федоровна, наша новая классная руководительница, – угрюмо представил родителям гостью Митя.

– А старую куда дели? – удивился Митин папа.

– Здравствуйте, – поспешила проявить любезность Митина мама. – Мы с дороги. Сейчас приведем себя в порядок и… Митя что-нибудь натворил?

– Нет, ничего. Я просто пришла познакомиться, – сказала Лена.

– У нас такая сумасшедшая жизнь. Я инженер-строитель, а мой муж, Александр Павлович, – архитектор района. Так что сами понимаете… Меня зовут Нина.

– Аул все-таки будем сносить, иначе ничего не получится, – объявил районный архитектор. И вдруг спросил у сына: – Горячая вода идет?

– Идет, – ответил Митя.

– Недоволен я чадом! – заявил Александр Павлович из ванной. – Школа с ним не справилась. Приходится признать. Воткну его в ПТУ, потом в армию. Там из него человека сделают.

– Вы с нами перекусите? – донесся из кухни голос Митиной мамы, которая все еще пыталась быть гостеприимной.

– Спасибо, я сыта, – категорически отказалась Лена.

***

…В передней Лена и Митя сейчас были одни, и Митя, изобразив удивление, заговорщическими знаками предложил Лене: «Не отказывайтесь. Давайте подзаправимся, я же знаю, что вы голодны, как и я». Лена отрицательно покачала головой.

– А вам не кажется, Александр Павлович, – сказала Лена очень вежливо, но так, чтобы слышно было в ванной, – что в армию надо идти уже человеком?

Александр Павлович остановился в дверях ванной комнаты с несколько озадаченным выражением лица. Оказывается, привычный ход его мыслей мог наткнуться на не такие уж необоснованные возражения.

– А если он все еще не вылупился? – попытался взять препятствие с ходу Митин папа.

Он первым вошел в общую комнату. Лена и Митя последовали за ним.

– Если школа, которая обязана была…

Очевидно, Мите стало неловко за отца, и он осторожно перебил его:

– Папа…

– Митя, я понимаю Александра Павловича, – выручила Лена Митиного отца. – Ты помнишь, где мы собирались хлеб купить? А он за все это отвечает. И все же, – продолжала она, обращаясь к районному архитектору, – Митя ваш сын. Вы могли бы его воспитать, как вам хочется. По своему образу и подобию. Это же так заманчиво, не правда ли?

Александр Павлович захохотал. В это время из кухни в общую комнату вошла Митина мама. В ее руках шипела сковородка с жареной колбасой.

– Слышишь, Нина, – предложил жене присоединиться к своему веселью районный архитектор, – какие у девушки патриархальные взгляды? Оказывается, в век высоких скоростей, когда «нынче здесь, завтра там», так что не успеваешь «здравствуйте – до свидания» людям сказать, мы могли воспитать Митьку по своему, видите ли, образу и подобию…

Александр Павлович схватил охапку корреспонденции, которую Лена и Митя только что выгребли из почтового ящика.

– Это видите? – гремел Митин папа, вскрывая конверты с официальными грифами. – Всюду, заметьте: «явка обязательна», «ваше присутствие необходимо». Вот, кстати, опять в подшефное ПТУ зовут. Номер четыре. У них там, видите ли, вечер выпускников.

– И туда вы пойдете? – подчеркнула Лена слово «туда».

– А как же! Подшефники – попробуй не явись.

– Когда это?

– Двадцать шестого в девятнадцать ноль-ноль. – И Александр Павлович снова повторил язвительно: – «По своему образу и подобию»!..

Митина мама жалко улыбнулась. И вдруг Лена спросила районного архитектора, указывая на единственный портрет, висевший на стене:

– Скажите, пожалуйста, кто это?

Митин папа нахмурил брови.

– Вы не знаете? – изумился он. – Тогда мне с вами вообще…

– Папа! – почти крикнул Митя.

Но Митин папа продолжал:

– Удивляюсь, Нина, кого теперь педагогические вузы выпускают! Это же Корбюзье, величайший архитектор нашего века!

– Извините, он вам кто? Родственник? – спокойно допытывалась Лена.

– Да вы что, смеетесь? Он француз. Я его в глаза никогда не видел, но преклоняюсь перед ним…

Лена помолчала.

– А у Мити есть дедушка? – спросила она тихо.

– Нет, он погиб в войну. А что?

– Просто я подумала, Александр-Павлович, что знаменитый зодчий Корбюзье, разработавший оригинальные принципы проектирования крупных архитектурных ансамблей и современного градостроительства, вероятно, не очень бы на вас обиделся, если б в этой комнате сперва оказался портрет Митиного дедушки, а потом уже его, Ле Корбюзье.

Встретившись с тоскливым Митиным взглядом, Лена резко изменила тон.

– Очень рада была с вами познакомиться, – приветливо сказала она районному архитектору. – Галина Петровна так хорошо о вас говорила, и я убедилась, что она была права. До свидания. До свидания, Митя.

Мальчик бросился в переднюю, чтобы открыть учительнице квартирную дверь, оставив в комнате совсем растерявшихся родителей. Предварительно он наградил их таким взглядом, что районному архитектору немедленно понадобилась поддержка жены. Но жена смотрела в окно.

***

В кардиологическом кабинете городской больницы молодой, но уже успевший поседеть врач осматривал Милу Ходзицкую. Судя по всему, осмотр был не первый. Девочка терпеливо выполняла все, о чем ее просил доктор, но лицо ее выражало безнадежную усталость и равнодушие.

– Лекарства принимаешь регулярно, как я велел? – спросил врач.

– Нет, – ответила девочка. – Совсем не принимаю.

– Почему? – не слишком удивился доктор.

– Принимай не принимай – одинаково, – ответила Мила. – Вы же сами знаете.

Доктор помолчал. Вид у него при этом был виноватый, как он ни пытался это скрыть.

– Мама рассказывала, – продолжала Мила, – что, когда я родилась, врачи предупредили: до пяти лет не доживу. А я видите какая выросла.

– Вижу, – ответил доктор. – Дураки врачи, да и мама не слишком умно поступила.

Осматривал он Милу за ширмой, а возле белого стола сидели еще два доктора. Один читал кардиограмму, просматривал рентгеновские снимки, а другой, высокий и худощавый, вытянул ноги и разглядывал потолок. Так ведут себя люди, раньше других принявшие, как им кажется, правильное решение и глубоко уверенные, что рано или поздно к такому же решению придут остальные.

– Можешь одеваться, – сказал седеющий доктор Миле. – Я тебя просил прийти с родителями…

– Мама в коридоре. И там еще…

– Неужели отец?

– Нет, больше никого.

– Вот мы здесь сейчас посовещаемся, как с тобой быть, позовем твою маму и все ей объясним, – бодро сказал доктор.

– Да я заранее знаю, что вы скажете, – спокойно ответила Мила. – Нам с мамой это уже столько раз говорили. Нужна операция, а то я каждую минуту умереть могу. А я все-таки живая.

– Ты до ста лет проживешь. Иди. Мы сейчас маму вызовем.

Мила вышла в больничный коридор. У двери ее ждала мама, женщина с простоватым лицом, выглядевшая гораздо старше своих лет. Глаза у нее были такие, что казалось, будто в них всегда стоят слезы. Рядом с Милиной мамой сидел Митя Красиков.

– Что, доченька?

– Ничего, мама. Как всегда. Сейчас тебя позовут. – Мила села рядом с Митей.

Несколько секунд длилось молчание.

– Мить, по-моему, эта новая биологичка, Елена Федоровна, не как все, – сказала оживившаяся Мила.

– А может, как все? Только притворяется? А потом окажется, что как все. Как у тебя там? – Он кивнул на дверь кабинета.

– Я же сказала – ничего нового.

– Ну-с! – с бодрой улыбкой появился в дверях седеющий доктор. – Здравствуйте, Полина Сергеевна. Рад вас видеть. Прошу пожаловать в кабинет.

Неожиданно Милина мама заплакала.

– Не пойду я к вам. Все равно же ничего не понимаю, что вы там толкуете. Вот пусть лучше он пойдет, Митя. Он все знает, он умный, а я дура неграмотная.

– Перестань, мама, – успокаивала ее Мила.

– А что я пойду, доченька? Ну, опять скажут операция нужна, а я буду стоять да глазами хлопать. Пусть Митечка пойдет, пусть там все ему и расскажут.

Доктор обескураженно слушал причитания Полины Сергеевны, а потом спросил:

– Он кто? Милин брат?

– Нет, – поспешила с ответом Полина Сергеевна, – но дочка Митечку слушает.

Седеющий доктор задумался, а потом решительно сказал Мите:

– Прошу!

***

Ноги высокого, худощавого доктора, которые он до сих пор держал вытянутыми, обвились вокруг ножек стула.

– Ну, хорошо, – выпалил он. – Допустим, мы этому молодому человеку разъясним суть вещей. Но ведь не могу те я без письменного согласия родителей делать такую операцию. Может быть, все же разыскать отца?

– Нет, отец, как я понял, не в счет. И потом, сейчас дело не в родителях, а в девочке. А она как раз слушается этого молодого человека, – объяснил седеющий доктор.

– Больше, чем матери? – удивился худощавый доктор. – Ну что ж… бывает. Тебя как зовут? – обратился он к Мите.

Юноша смотрел на врачей с холодным недоверием.

– Митя, – сказал он.

Худощавый врач – очевидно, он был хирургом – сказал коротко и ясно:

– Так вот, Митя. Ты мужчина, и я скажу тебе прямо: врожденное сужение легочной артерии прогрессирует и в настоящее время непосредственно угрожает жизни Милы. Ты знаешь, что такое легочная артерия?

– Знаю, – ответил Митя.

– Если не сделать операцию немедленно, девочка может умереть в течение ближайших месяцев. По правилам, ее бы следовало не выпускать из больницы, но я сторонник того, чтобы пациенты в таких случаях сами ждали спасения от операции. Тогда она лучше проходит. Ты понял? У нас вся надежда на тебя.

Митя молчал.

– Что же ты молчишь?

– Это очень опасно? – спросил он. – Какой процент успешных случаев?

***

Мила жила в старом одноэтажном доме, сносить который не собирались.

В большой комнате с окнами, выходящими в сад, Митя и Мила не зажгли свет, несмотря на ранние зимние сумерки.

Глядя в окно, Мила спросила Митю:

– Ты в Москве бывал?

Митя сидел на старомодном диване. Здесь было совсем темно, и Митя мог спрятать от Милы свое отчаяние.

– Да.

– А в Ленинграде?

– Я ж тебе рассказывал.

– Помню. Вы даже в Ташкенте и во Владивостоке жили.

– Я сначала думал – здесь тоже не задержимся, да вот, кажется, осели.

– А я нигде не была. И, кроме этого сада, ничего хорошего не видела.

Сад за окнами с капелью и тающими сосульками был действительно прекрасен.

– А море? – напомнил Митя.

– Кроме этого сада и моря, – согласилась Мила, – и не увижу.

– Ерунда, – возразил Митя, – еще весь мир увидишь. Хирург сказал, что если бы он не был уверен в успехе, то не стал бы и уговаривать. Сейчас из ста таких операций девяносто проходят успешно.

– А десять?

– Зачем о них думать? Ты думай про девяносто.

– А я почему-то все время про десять думаю. Вот если бы дали мне билет на все виды транспорта и каникулы месяца на три – езжай куда хочешь, – мне бы, наверно, не так страшно было.

Мила сдержала слезы, а потом повернулась к Мите.

Она подошла к дивану и села рядом с мальчиком. Наверное, она так никогда не смотрела на Митю, и у мальчика перехватило дыхание.

Мила придвинулась поближе к Мите, и тот совсем перестал дышать.

– Митечка, – зашептала Мила, – если ты скажешь, чтобы я согласилась на операцию, я соглашусь.

Мила помолчала.

– Только ты не говори, ладно? Я даже на «Синей скале» не была, где отец на турбазе сторожем. Туда все туристы, которые к нам приезжают, обязательно взбираются. А я только всю жизнь мечтала…

Митя не мог вымолвить ни слова.

– Ну… Митя…

В эту минуту в комнату вошла Полина Сергеевна. Она щелкнула выключателем, и в комнате зажегся свет.

– Вот и чайник вскипел, – сказала Милина мама. – Сейчас почаевничаем, и сразу на душе веселее будет. Ставь, доченька, чашки.

– Полина Сергеевна, – сказал Митя твердо, – мы с Милой решили, не надо ей на операцию ложиться.

– Митечка! – расплылась в радостной улыбке Милина мама. – Вот спасибо! Вот умница человек! Ты посмотри, посмотри на Милочку, посмотри, как она сразу ожила. Даже щечки покраснели. Если этих докторов слушать, они такого наговорят, что и жить не захочешь. Бери, Митя, бараночку. Вот надо только следить, если в школе с Милочкой, не дай бог, что случится, чтоб неотложку проклятую не вызвали. А то увезут, и там уж ничего спрашивать не будут. Один раз так было, да бог миловал: главный хирург в командировке оказался. Варенье возьми, Митенька, вишневое, сама варила…

***

Заведующая учебной частью Галина Петровна сидела перед зеркалом и задумчиво вертела в руках губную помаду.

Рядом с завучем стояла заведующая воспитательной частью.

Дело происходило, очевидно, на квартире у одной из них.

– Я эту штуку, – сказала Галина Петровна про помаду, – наверно, лет десять в руках не держала.

– Не бойтесь, Галина Петровна, она не взорвется. Дайте-ка мне. – Она взяла из рук завуча золотистый тюбик. – Надо действовать смело. Раз, два – и готово. Нравится?

– Раз мы решили, что надо к девочкам в общежитие пойти… – со страхом разглядывая себя в зеркале, начала Галина Петровна.

– Правильно, пусть не думают, что мы какие-нибудь допотопные ихтиозавры, – продолжила Наталья Ивановна. – Я сейчас себе так глаза подведу – закачаетесь.

– Дайте-ка я – мне сподручнее, – мстительно предложила завуч и почти вырвала карандаш из рук Натальи Ивановны. – Кстати, – продолжала она, придавая глазам своей коллеги модную раскосость, – почему наших девочек поместили в общежитие «Лифстройремонта»?

– Очень просто, – стараясь мимикой не помешать Галине Петровне, отвечала Наталья Ивановна. – Общежитие выстроили на рост. А пока лифтов в городе кот наплакал. Поэтому везде аншлаг, а оно пустует.

– Ну как? – спросила Галина Петровна, любуясь своей грубоватой работой.

– Три с плюсом, – ответила заведующая воспитательной частью.

– А что, если я сотру помаду? – робко спросила Галина Петровна.

– Не выйдет, – засмеялась Наталья Ивановна, – она несмываемая.

***

Этажная кухня общежития «Лифтстройремонта» была оборудована по последнему слову техники: сверкающие пластиком шкафы, холодильники, электрические плиты. На каждую из плит сейчас приходилось по одной практикантке Педагогического института. Девочки здесь были дома и поэтому вновь пустили в ход свои ультрамодные наряды. Передники, замысловато повязанные косынки и другие кухонные детали только усугубляли дело.

От одной плиты к другой, принюхиваясь и приглядываясь, важно расхаживал Юра Рябинин.

– Печенка! Будем иметь в виду! – произносил он таким тоном, как будто его согласие разделить трапезу с кем-нибудь из девушек было высочайшей наградой за кулинарное искусство. – Котлеты? – остановился Юра у Лениной плиты. – Тоже неплохо. С луком?

– А как же!

– Имеешь шанс! – обнадежил девушку Юра. – Перца, девочки, не жалейте перца! После недели школьных завтраков, которые скромно служили нам обедами, меня тянет к взрослой пище. Мне грезится чахохбили!.. А тут что? – спросил Юра красавицу «англичанку», ткнув пальцем в кастрюлю.

– Что получится, – ответила Ира. – Я туда всего набросала. Может, выйдет солянка.

– А что? Весьма возможно! – обрадовался Юра.

– Девочки, сегодня у моряков в общежитии танцы! – неожиданно объявила Ира.

Все радостно зашумели:

– Ура!

– Наконец-то!

– «Эх, если б вам ходить по суше, да только ленточки носить!»

– А в котором часу?

– Ой, у меня котлеты пригорели!

– «Зачем вы, девочки, красивых любите…»

Когда шум стих, будущая учительница литературы Оля сказала:

– Только советую, девочки, не позволяйте себя провожать до дверей общежития. Здешние мальчики как вывеску «Лифтстройремонт» увидят, так сразу прощаться начинают.

– Оль, – сказала Лена, – а ты бы мальчику, который тебя провожал, объяснила: я, мол, учительница.

– Я объяснила.

– А он?

– Так рванул, что только пятки засверкали, – не слишком весело ответила Оля.

Девушки притихли.

***

И вдруг с шумом распахнулась дверь. Практикантки обернулись и увидели большую, несколько странную компанию. Это были местные учительницы. С ними произошла необыкновенная перемена. В одежде пожилых учительниц чувствовалось желание не отстать от молодежи. Кое-кто осмелился даже надеть брюки.

У всех в руках были подарки: у кого – чайник, у кого – кофейная мельница, у кого – будильник. Многие притащили с собой комнатные цветы в горшочках.

– Вот вы где… А мы к вам на новоселье, – сказала заведующая воспитательной частью с лихо подведенными глазами.

Местные учительницы выглядели со всеми своими дарами несколько смешно, но очень трогательно. И девушки бросились к ним разгружать от свертков, пакетов и авосек. Иногда это сопровождалось чмоканьем в щечку и типичными девчачьими возгласами: «Какая прелесть!»

***

В комнате, где жили Лена, трусиха Валя Кулешева и красавица «англичанка» Ира, был накрыт студенческий, но все же торжественный стол.

Разумеется, кроме хозяек, за ним восседал Юра Рябинин.

Но Юру можно было не считать гостем, а вот преподавательница биологии, она же завуч, Галина Петровна и «физичка» Наталья Ивановна были здесь почетными гостьями.

– А вы уютно устроились! – похвалила девочек Галина Петровна. – Но даже самая лучшая гостиница – все-таки не дом. Правда?

– А я как раз обожаю жить в отелях, – заявила Ира. – По-моему, дом современного человека – это хороший чемодан.

– Совершенно верно, – поддержал девушку Юра, – в нем может прекрасно уместиться все, что нужно, чтобы человек везде чувствовал себя как дома.

– Зарубежные психологи недавно установили, – сказала Ира, – что для хорошего настроения очень полезно раз в неделю со всей семьей ночевать где-нибудь не в родимых стенах, раз в месяц переставлять в квартире мебель, раз в год…

– Леночка, – вдруг встрепенулась Галина Петровна, – кстати… «переставлять»… Мне показалось, что вы допускаете в своем классе самовольные пересаживания учеников с парты на парту.

– Ваши ученики, – заметила Лена, – действительно не имеют от вас никаких секретов.

– Я же предупреждала, – сделала вид, что не заметила колкости, заведующая учебной частью. – В классе точно установлено, кто с кем должен сидеть, что сообразуется с множеством еще неизвестных вам факторов. Поверьте, это очень важно, для того чтобы уроки проходили нормально. Прошу вас следить за этим построже.

– Я подумаю, – ответила Лена.

– О чем?

– О том, что вы сейчас сказали.

– Ах, вот как? Ну, подумайте. – Голос Галины Петровны звучал резко.

И тут неожиданно Наталья Ивановна поддержала Лену.

– Извините, Галина Петровна, но… я тоже не особенно слежу за тем, кто с кем сидит. В старших классах – люди взрослые. Как-то даже неловко вмешиваться…

Галина Петровна помолчала, а потом произнесла значительно:

– Видите ли, Наталья Ивановна, многие преподаватели жалуются, что в Лениной классе очень упала дисциплина.

***

Танцы в общежитии мореходного училища были в разгаре. На небольшой эстраде играл духовой оркестр, временами на танцующих направлялись лучи разноцветных прожекторов, сыпалось конфетти.

Юра и Лена решили пропустить очередной танец – они были заняты мороженым. Поэтому им и удалось услышать, о чем говорила Ира. Она со своим партнером, морским офицером, очевидно преподавателем училища, показывала здесь такой высокий класс, что стала настоящей царицей бала.

– А вы угадайте, – говорила Ира морскому офицеру. – Не бойтесь, не бойтесь. Ну? На кого я, по-вашему, похожа?

– На артистку, – ответил офицер.

– Не угадали. Подумайте лучше.

– Стюардесса.

– Холодно, холодно.

На мгновение они удалились от Лены и Юры.

– Угадает? – спросила Лена у Юры.

– Никогда в жизни, – ответил Юра.

Они продолжали наблюдать за Ирой и морским офицером. И хоть ни одного слова не было слышно, но по тому, как красавица Ира запрокидывала голову, смеясь над предположениями своего партнера, понимали, что тот все еще далек от истины.

– Манекенщица! – снова стал слышен разговор Иры и моряка.

– Неужели похожа? – рассмеялась Ира.

– Сдаюсь, – взмолился моряк.

– Ду ю сник инглишь?

Оказалось, что «спик», и при этом очень недурно.

– Теперь догадались?

– Переводчица?

– Иес.

– Интересно, – насмешливо сказала Лена, когда Ира со своим партнером, разговаривая уже только по-английски, опять удалились в гущу танцующих.

– Ирка молодец! – не почувствовал насмешки Юра.

Музыка оборвалась, и после непродолжительных аплодисментов с эстрады раздался голос:

– Белый танец. Партнеров выбирают девушки.

Мгновенно были разобраны все моряки. И тогда какая-то незнакомая девушка, приглядевшись к Юре, неуверенно пошла к нему, потом как будто передумала, потом решительно приблизилась и спросила у Лены:

– Разрешите?

Лена кивнула. Юра пошел танцевать с красивой, изящно одетой девушкой.

Оставшись одна, Лена огляделась. Прислонившись к колонне, неподалеку стоял пожилой моряк в высоком офицерском чине.

Лена подошла к нему и молча поклонилась. Старый офицер очень удивился, но принял приглашение. Они начали танец. Лена танцевала очень хорошо, но и ее партнер, несмотря на возраст, был неутомим.

Вскоре Лена услышала голос Юры.

– Вообще-то, – говорил Юра своей партнерше, – я… ну, как вам сказать… физик. Широкого профиля.

– Физик? А почему вы тогда в общежитии «Лифтстройремонта» живете? Я вас приметила.

– Я же сказал – у меня широкий профиль, – выкрутился Юра. – Вы знаете, что такое современный лифт? В сущности, например, кнопочная станция лифта высотного здания – это пульт управления своего рода сложного программирующего устройства. Понимаете?

– Нет, – ответила девушка. – Я ведь в здешнем кафе… ну, в «стекляшке» работаю… буфетчицей. Вы у меня с девушкой яичницу ели. Неужели не узнали?

Юра и молодая буфетчица, которую действительно сейчас трудно было узнать, затерялись в толпе танцующих, а Лена неожиданно засмеялась.

– Чему это вы? – спросил офицер.

– Просто так… весело… – сказала Лена.

– И мне, – ответил офицер.

И тогда они оба начали отплясывать такое, что, когда танец закончился, им долго аплодировали, в том числе Юра и молодая буфетчица.

***

…Поздним вечером, когда Валя уже спала, Лена проверяла тетради.

И вдруг в комнату вошла Ира. Она была возбуждена и поэтому начала слишком громко:

– Вы чего убежали?..

– Тс-с! – заставила ее умолкнуть Лена.

– Там было так весело, – продолжала Ира шепотом. – Юра просил тебя выйти в коридор.

Лена встала из-за стола и скрылась за дверью.

В коридоре Юра сразу же обнял ее. Лена попыталась освободиться, но не тут-то было.

– Что? – спросила Лена, продолжая попытки вырваться из Юриных рук. – Может быть, используешь разряд по дзю-до?

Юра тотчас же отпустил Лену.

– Сколько можно? – ответил Юра глухо. – Тебе не хватает «Чайки» с разноцветными воздушными шариками и голым пупсом на капоте? Свадебного марша во Дворце бракосочетаний?

Юра, паясничая, пропел несколько тактов мендельсоновского марша и получил пощечину. Лена вернулась в комнату.

– Так быстро? – не без иронии спросила Ира.

– Тетради! – вздохнула Лена.

***

На следующий день, прежде чем начать урок биологии в своем классе, Лена сказала:

– Ребята, сейчас я выйду из кабинета, а вы пересядьте так, чтобы каждый сидел с тем, с кем ему хочется. Ладно? Хватит вам двух минут?

– Хватит! – дружно ответил класс.

Лена вышла в коридор. Сюда некоторое время доносилась легкая суматоха. Потом за дверью все стихло. Когда Лена вошла в кабинет и оглядела класс, она убедилась, что почти никто из ее учеников не остался на прежнем месте. Но больше всего поразило ее то, что бледная девочка, умница-отличница Мила Ходзицкая сидела рядом с Митей Красиковым на последней парте. На первой парте в одиночестве сидела Вика Сергеева, «волевая натура».

– А ты, Вика, почему одна? – поинтересовалась Лена. – Ни с кем не хочешь сидеть?

– Это с ней никто не хочет, – ответил кто-то ломающимся баском.

И тогда Вика, всхлипнув, выбежала из кабинета.

Класс зашумел.

– Тихо, ребята, – сказала Лена.

Но класс продолжал шуметь, как ни пыталась Лена его утихомирить.

***

– Это не пе-да-го-ги-чно! – в кабинете завуча рыдала, уронив голову на стол, «волевая натура».

– Успокойся, – погладила девочку по голове Галина Петровна.

– Вы еще всего не знаете, – сквозь всхлипывания сообщала Вика. – Елена Федоровна вчера сказала, что раз к нам в школу никогда бывшие ученики не приходят, значит, что-то у нас неблагополучно.

– Она так и сказала?

– Угу.

– Идеалистка. Я пятнадцать лет преподаю. Хоть бы кто-нибудь открытку прислал. Вот ты, например, пришлешь?

– Я вам всю жизнь писать буду. И приезжать… – хныкала Вика.

Галина Петровна помолчала, а потом сказала горько:

– Я думаю, что ты забудешь обо мне раньше всех.

***

Учительская была пуста. Только Галина Петровна заканчивала писать объявление на большой классной доске:

«Внимание! Завтра во всех классах, в которых работают практиканты, преподавателям школы провести опрос по пройденному материалу».

Галина Петровна долго вытирала тряпкой руки, выпачканные мелом.

***

На этот раз красавица Ира сидела на задней парте, а урок вела местная «англичанка» с очень русским лицом. В том, как она это делала, совершенно явственно чувствовалось влияние Иры.

Она так же дирижировала оживленной беседой, но, кроме того, еще и умудрялась ставить отметки.

– Родионов, садись, – говорила она кому-нибудь из распаленных беседой учеников. – «Отлично»! Остальные стоят. Савенков продолжает.

Родионов неохотно садился, а Савенков с хода вступал в разговор.

В какой-то момент «англичанка» неожиданно остановила Савенкова:

– Подожди, Боря… Ты мне ответил так, словно я твоя одноклассница и сейчас перемена, а не урок.

– Так мы же оживленно беседуем, – возразил Борис. – У нас непринужденная…

– Нет, – перебила «англичанка», – даже в непринужденной беседе со старшими английский язык не допускает подобных выражений.

– Я не Диккенс, – сказал Борис.

– Разумеется. Но и не развязный гид, я надеюсь? Как надо было мне ответить, Родионов?

Родионов вновь поднялся. На этот раз с несколько, растерянным видом.

И тут взволнованным шепотом Ира, совсем как ученица, попыталась что-то подсказать Родионову.

– Пожалуйста, без подсказок! – строго сказала «англичанка» в пространство. И добавила что-то по-английски, на этот раз специально для Иры, так, чтобы ребята не поняли.

Ира прикрыла рукой глаза.

***

Юра Рябинин тоже сидел на задней парте физического кабинета. Какой-то ученик скрипел мелом по исписанной формулами доске. «Отсюда следует» и «приходим к выводу» он произносил с исправностью Юры Рябинина.

– Прекрасно! – сказала Наталья Ивановна и улыбнулась Рябинину, отчего лицо Юры сразу стало самодовольным.

Не приглашая другого ученика к доске, Наталья Ивановна задала одной из учениц вопрос, на который следовало ответить с места.

Ученица молчала.

– Ну? – торопила ее учительница. – Колосова, помоги.

Колосова встала, но помочь подруге не смогла.

– Что же вы, друзья? – огорчилась Наталья Ивановна. И уже без улыбки она посмотрела на Юру.