Текст книги "Это мы не проходили"

Автор книги: Михаил Львовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

На лестничной площадке Педагогического института под плакатом «От того, каким ты будешь учителем, зависит будущее нашей страны» курили бородатый парень и девчонки с длинными распущенными волосами. Девчонки были в брюках и мини-юбках. При первом взгляде на эту живописную компанию невольно возникало некоторое опасение за будущее страны, как бы снисходительно вы ни относились к подобным вещам.

– Пора! – бросив окурок в урну, сказал красивый бородатый парень в светлых вельветовых брюках и модной куртке.

Невысокая девушка, единственная из всех подстриженная под мальчика, кивнула, посмотрев на ручные часы.

Компания вошла в огромный шумный вестибюль.

– Но имей в виду, у тебя ничего не выйдет, – стараясь перекрыть многоголосый говор и доминошный стук номерков о прилавок гардероба, сказал бородатый парень девушке, подстриженной под мальчика.

– Посмотрим, – ответила девушка.

***

Проходившую компанию заметила студентка, стоявшая в очереди за стипендией.

– Мне пора. Наверно, там недолго, я еще успею сюда, – сказала она подруге.

– А если нет?

– Драпану!

И одновременно с тем, как прозвучало это слово, мы увидели надпись над окошком кассы: «Сегодня стипендия выдается только студентам факультета русского языка и литературы».

Вельветовые брюки и модная куртка молодого человека промелькнули в дверях студенческой столовой. Его успела заметить очень красивая девушка со стаканом кефира в руке.

– Я побежала, – сказала она подруге и поставила стакан на столик.

Занятия иностранным языком часто накладывают особый отпечаток на внешний облик девушек. Во всяком случае, глядя на этих, можно было догадаться, что ничего другого они преподавать не могут. К тому же рядом с бутылкой кефира лежала книга Агаты Кристи на английском языке.

– Имей в виду, даже на Северном полюсе живут не только тюлени! – крикнула вслед красивой девушке подруга и добавила по-английски: – Главное – не терять лица!

– Не бойся, я всегда в порядке, – ответила красивая девушка тоже по-английски.

Оттого, что их английский все еще не перестал быть средством некоторого щегольства перед окружающими, подруги тут же переводили свои реплики, выдававшие их наивную влюбленность в «ходкие» выражения чужого языка.

***

Когда все увеличивающаяся компания проходила мимо журнального киоска, куда только что поступили открытки из серии «Артисты советского кино», в толпе страждущих одна девушка попросила другую:

– Возьми мне две.

– Кого?

– Смоктуновского, конечно, а то кого же? Я пошла.

– Валь, неужели ты сама согласилась? Может, тебя обязали?

– Сама. Если б захотела, могла бы выбрать что-нибудь поближе.

***

– Я надеюсь, что хотя бы на этот раз ты ничего особенного не выкинешь? – спросил юноша в вельветовых брюках девушку, подстриженную под мальчика, когда вся компания оказалась у двери с надписью «Кабинет педагогики». Юноша, придерживая дверь, не давал девушке войти.

– He дрожи, Юра, – ответила девушка.

В кабинете педагогики на стенах, обшитых солидной дубовой панелью, висели портреты Ушинского, Макаренко, Сухомлинского и других знаменитых представителей этой науки.

Под портретом Макаренко можно было прочесть цитату из его сочинений о том, что без коллектива нет личности, а под портретом Сухомлинского – о том, что без личности нет коллектива.

За длинным столом сидела вся наша компания, а возглавляла стол пожилая женщина, своей осанкой напоминавшая балерину, которая, покинув сцену, старается не потерять форму. Лицо женщины казалось усталым, но она знала, что в этом его особая привлекательность. Поэтому и говорила тихо, так, чтобы за каждой фразой чувствовалось, сколько она повидала на своем веку и что ей пришлось пережить.

– Ну что я вам скажу, мои дорогие? – начала пожилая женщина. – Учить детей всегда было трудно, а сейчас, как вы сами знаете, совсем невозможно. Мне вас очень, очень жаль. Видите, я уже плачу.

– Не видим, Надежда Александровна, – подыграл ей всегда готовый к подобным услугам парень в вельветовых брюках.

– Нет, Рябинин, я рыдаю, – упрямилась Надежда Александровна. – Кстати, у вас не первая практика и трусить особенно нечего. Это я специально для Вали Кулешевой говорю. А то у нее после обычного урока в школе, в которую мы всегда посылаем своих практикантов, глубокий обморок случился.

Валя Кулешева – девушка, стоявшая в очереди за «Смоктуновским», пожала плечами, но чувствовалось, что она и сейчас трусит. Подумав, Валя даже проглотила какую-то таблетку.

– Правда, на этот раз, – продолжала Надежда Александровна, – предстоит проверка посерьезнее. Вы вольетесь в уже сложившийся коллектив и проработаете в нем довольно продолжительный срок. И это произойдет не под крылышком института, а за много километров от него. Очень мне любопытно, мои дорогие, как вы будете сеять разумное, доброе, вечное. И особенно, как это получится у Юры Рябинина.

– «Разумное, доброе» не про меня, Надежда Александровна, я типичный «предметник» и уж буду как могу сеять закон Бойля – Мариотта и «правило буравчика».

– Ладно, сейте, – разрешила Юре Надежда Александровна и вдруг, увидев девушку, подстриженную под мальчика, нахмурила брови. – Позвольте, а почему здесь как ни в чем не бывало сидит Лена Якушева? Я, кажется, ясно сказала, что Юра Рябинин и Лена в одной группе не поедут.

– Но почему, Надежда Александровна? – взмолилась Лена.

– Я, как вам должно быть известно, не ханжа, – ответила ей заведующая кафедрой педагогики, – и у нас не институт благородных девиц, но создавать идеальные условия для преждевременных браков не входит в наши задачи.

– Надежда Александровна, – не сдавалась Лена, – помните, когда мы только поступали в институт, вы каждого спрашивали, почему он выбрал профессию учителя?

– Помню, – усмехнулась Надежда Александровна. – Все врали без зазрения совести.

– А я?

Очевидно, Якушева пользовалась особым расположением завкафедрой – пожилая женщина была с ней на «ты».

– Ты сказала, что еще с первого класса мечтала ставить отметки.

Все засмеялись.

– Комиссия тогда тоже засмеялась. Но это, кажется, был единственный ответ, похожий на правду, – заметила Надежда Александровна.

– Теперь я ненавижу ставить отметки, – сказала Лена, – но тогда я вам не соврала. Так вот, поверьте мне и на этот раз. Я вовсе не собираюсь выходить замуж за Юру Рябинина. Он мне не нравится.

В кабинете педагогики стало совсем тихо.

Юра ошалело смотрел на Лену, а та сидела спокойно, как будто не сказала ничего особенного.

– Допустим, – постаралась Надежда Александровна разрядить неловкую паузу. – Но в группу уже назначена естественница. Ты будешь у нее хлеб отбивать. – И завкафедрой кивнула на очень некрасивую девушку.

Но эта девушка вдруг заявила:

– Надежда Александровна… можно мне не ехать сейчас?

– Почему? – строго спросила завкафедрой.

– Я… вы знаете… на днях выхожу замуж, – застенчиво потупилась очень некрасивая девушка.

***

В гулком тамбуре, на фоне вагонного окна Юра и Лена застыли в долгом поцелуе. Сюда еле доносилась студенческая песня, в которой, как обычно, в залихватской манере говорилось о дальних дорогах. Земной шар панибратски назывался «шариком». Он не так уж велик, говорилось в песне, а потому и никаких земных расстояний не стоит страшиться любящим сердцам.

– Ну вот, а ты сказала, что не собираешься за меня замуж, – с трудом переводя дыхание, упрекнул Юра Лену.

– А я действительно не собираюсь, – так же ответила Лена.

– Почему?

– По-моему, в тебе нет самого главного, что я ценю в человеке.

Она произнесла эти слова шепотом, и можно было догадаться, что Лена и Юра еще долго простоят в гулком тамбуре.

***

По улице южного города под ослепительно голубым небом Юра и Лена шли вместе.

– Куда теперь ни приедешь – везде свои Черемушки. Надеюсь, сегодня у нас только знакомство, а уроки начнутся завтра? – сказал Юра.

Лена кивнула.

– Между прочим, в центре города я вчера ночью засек вывески кафе и ресторанов. А нас вон куда завезли.

Они шли мимо новых блочных домов. Под ногами хлюпал тающий снег.

– Поближе к нашей школе. Здесь, наверно, тоже что-нибудь найдется, – ответила Лена рассеянно.

Кроме новых домов, кое-где еще попадались и старые – типичные окраинные особняки приморского южного города. Некоторые из них готовились к сносу, другие, наоборот, к ремонту.

Вся компания девушек шла впереди Лены и Юры, вглядываясь в номера домов и таблички с названиями улиц. То и дело навстречу им попадались моряки, и это нравилось и морякам и девушкам.

На секунду практикантки задержались возле кафе-закусочной типа модерновой «стекляшки», по всем приметам только что сданной в эксплуатацию – территория вокруг нее всё еще не была очищена от следов строительства.

Но, как видно, с первых дней существования «стекляшка» сразу стала пристанищем для хмурых, небритых мужчин, жаждущих опохмелиться. И хоть сквозь стекло было видно, что продают в ней сосиски и другую заманчивую для голодного человека снедь, компания девушек войти в закусочную не решилась.

Лена остановилась возле «стекляшки».

– Зайдем? – предложила она Юре.

– То есть? – удивился Юра.

– Там можно поесть. Ты что? Испугался?

– Мне-то что. Я не за себя, а за тебя, – ответил Рябинин. – Ты же знаешь, у меня по дзю-до разряд.

– Юра, давай договоримся: ты за меня никогда не бойся. Ладно?

Лена сказала это так значительно, что Юра даже оторопел. Потом он послушно последовал за Леной в «стекляшку».

***

На роскошной автоматической кофеварке, так же как и на музыкальном автомате, висела картонка с надписью: «Не работает». На электрической плитке булькал огромный чайник, в который буфетчица опрокинула содержимое консервной банки «Кофе с молоком». Но люди, стоявшие в очереди перед Леной и Юрой, этим чайником не интересовались.

– Пиво есть? – хрипло спросил один из них.

– Есть, – с усталой злостью ответила буфетчица.

– Дайте кружку, сто грамм и яйцо, – еще раз прохрипел мужчина.

Сто грамм он опрокинул в кружку с пивом, а яйцо схватил с тарелки и, мгновенно разбив его о прилавок, стал тут же отколупывать скорлупу, не в силах совладать с охватившим его нетерпением.

– Гражданин, сядь за столик! Свинюшник мне тут, понимаете, устраивают! А небось дома жена, дети есть. Глаза бы мои на вас не смотрели!.. Вам что, гражданин?

Это продавщица обратилась уже к Юре.

– Что возьмем? – спросил Юра у Лены тихо.

Продавщица как-то сразу переменилась в лице, терпеливо наблюдая за Леной, которая скользила взглядом по тарелкам со снедью, выставленным в стеклянном холодильнике буфета.

– Килечки я сегодня сама из банки вынула, – неожиданно приветливо сказала продавщица.

– Спасибо, – ответила Лена, – кильки мы не будем, а вот если можно…

Столик, за которым сидели Юра и Лена, производил впечатление чуда среди замусоренных столов с яичной скорлупой, окурками и засохшей горчицей на грязных блюдцах.

Пластиковая крышка их столика сияла чистотой. Бумажные салфетки, свежая горчица в банке из-под майонеза, дымящийся кофе с молоком в бумажных стаканчиках – все это казалось здесь невероятным.

Когда буфетчица принесла шипящие на сковородках яичницы, Лена хозяйственно вытирала салфеткой чайную ложку.

– Не бойтесь, – сказала буфетчица, – я их сама кипятком…

– Спасибо, – поблагодарила Лена.

А чудо продолжалось. Люди, сидевшие за соседними столиками, старались вести себя потише. Многие готовые сорваться с языка крепкие выражения на этот раз не прозвучали.

Лену это совсем не удивило. Ничего другого она как будто и не ждала. Удивлялся только Юра.

– Почему мне с колбасой, а тебе нет? – спросил он Лену.

– Полагается. Разряд по дзю-до.

Юра усмехнулся.

И вдруг Лена заметила, что за одним из неопрятных, замусоренных столиков сидит подросток в школьной форме. Он ел сосиски как очень голодный человек. На его столике стояло много пустых бутылок из-под пива и лимонада.

Из своей бутылки, которая была не совсем пуста, подросток плеснул желтоватую жидкость в граненый стакан.

Лена взглядом показала Юре на этого подростка. Юра кивнул: «Вижу».

– А ведь она права, – тихо сказала Лена.

– Кто?

– Буфетчица. У многих вот этих людей есть дети. И кто-нибудь учится в нашей школе.

Украдкой поглядывая на юношу в школьной форме, Лена и Юра заканчивали завтрак.

***

Стены учительской в школе не были обшиты дубовой панелью, но портреты на них висели те же, что и в институтском кабинете педагогики: Ушинского, Макаренко, Сухомлинского. Под портретами можно было прочесть те же цитаты.

Сейчас в учительской царила напряженная тишина. В одной половине комнаты стояли учительницы школы, в другой – студентки, приехавшие на практику. Среди них был только один юноша – Юра.

Среди преподавательского состава школы мужчин не было вовсе.

Между «старожилами» и практикантками образовалась как бы нейтральная полоса, по которой расхаживала заведующая учебной частью – женщина средних лет, чем– то отдаленно напоминавшая заведующую кафедрой педагогики Надежду Александровну. Она держала речь, а «старожилы» и практикантки с острым любопытством вглядывались в лица друг друга.

Уже повидавшие виды учительницы были одеты и причесаны строго, почти аскетически, так, чтобы, не дай бог, кто-нибудь из их воспитанников или воспитанниц не сказал сакраментальное «а сама?».

Практикантки тоже изменили прически. Разумеется, никаких мини, никаких брюк. «Старожилов» от девушек-практиканток сейчас, пожалуй, отличал только возраст. Впрочем, практикантки, придавая себе приличествующий их положению вид, все-таки умудрились сохранить какое-то еле заметное кокетство.

«Старожилы», глядя на практиканток, думали: «Были и мы когда-то такими же». А практикантки: «Неужели мы превратимся в таких?»

Только одна Лена никак не изменила своего облика. Но если в институте казалось, что она выглядит скромнее своих подруг, то сейчас именно Лена подверглась обстрелу осуждающих взглядов. Юра смущенно топтался возле нее. Его борода тоже не вызвала одобрения.

Первое слово, которое произнесла заведующая учебной частью, было «один», и оно относилось к Юре Рябинину. Сразу к нему обратились все взгляды присутствующих.

– Значит, все по-прежнему… – вздохнула завуч.

– Нет, нет, – поспешил возразить Юра, – у нас в институте ребят много. Честное слово! Просто так получилось…

– Вы, кажется, физик? – спросила завуч. – Я просмотрела документацию. Наверно, в университет по конкурсу не прошли?

– Нет, в Бауманский полтора очка не добрал, – признался Юра.

– Понятно, – сказала завуч. – Ну что ж, мои дорогие, все равно мы очень рады. И хоть учить детей всегда было трудно, – произнесла она, к удивлению практиканток, явно подражая голосу Надежды Александровны, завкафедрой педагогики, – а сейчас как сами понимаете… что?..

– Совсем невозможно, – подсказал Юра Рябинин, и практикантки захихикали.

– Правильно. Я ведь тоже у Надежды Александровны училась. Вместе с вашими документами она прислала мне письмо. Ну, думаю, родственники приехали, и мы с этой невозможной задачей все-таки справимся. Я здесь заведую учебной частью, и зовут меня Галина Петровна. А вот Наталья Ивановна, преподавательница физики, ведает частью воспитательной.

– При таком статусе воспитание кое-где как бы отдельный предмет, – сказала Наталья Ивановна, пожилая женщина с суровым лицом. – Не знаю, как у вас в институте, а у нас уже анекдот про это ходит. Может, слыхали? Какого-то мальчишку уличили во лжи… Да вы небось слыхали?

Практикантки зашушукались.

– Это про того мальчика, который сказал: «Я в четвертом классе, и мы только доброту и мужество проходили»? – громко предположила одна из девушек.

– Ну да, – продолжил Рябинин, – «…а честность в пятом классе проходить будем».

Все засмеялись.

Когда суровое лицо Натальи Ивановны озарилось улыбкой, практикантки пожалели, что заведующая воспитательной частью не улыбается постоянно. Так шла ей улыбка.

– Не будем долго распространяться, – прекратила веселье Галина Петровна. – Главное, чтобы жилось нам дружно и приезд нашей замечательной молодежи принес пользу всем нам.

Раздались аплодисменты.

– Особенно мы рассчитываем на вашу помощь во внеклассной работе. Группы продленного дня, кружки, дополнительные занятия. Мы стараемся как можно больше загрузить время наших учеников, чтоб его не оставалось для улицы. Ну, а теперь прошу познакомиться друг с другом.

Никто не шелохнулся.

– Смелее, смелее, – поторопила Галина Петровна.

И это не подействовало.

– Ну! – сказала она еще более-энергично.

И вдруг раздался голос очень красивой девушки. Она спросила по-английски:

– Кто преподает английский?

И получила в ответ тоже по-английски: «Я, моя красавица», – от невысокой, скромной и добродушной женщины с очень русским лицом.

– У вас просто Кембридж, – добавила женщина уже по-русски, хоть и ее произношение было безукоризненно.

Только теперь стерлась «нейтральная полоса». Практиканты и «старожилы» перемешались. Все это напоминало сцену «братания».

– Литература! – как зазывала на ярмарке, выкрикнула девушка, которую мы приметили в вестибюле института в очереди за стипендией.

К ней подошла пожилая преподавательница.

– Оля, – представилась ей девушка.

– История, – прошептала трусиха Валя Кулешева и ойкнула, когда к ней подошла местная преподавательница истории.

– Что вы так волнуетесь? У нас не страшно.

– Я знаю, но ничего не могу с собой поделать.

– Тогда меняйте профессию.

– Нет, я должна себя переломить, – твердо заявила Валя и проглотила очередную таблетку.

– Как вы уже знаете – физик! – представился Юра Рябинин Наталье Ивановне.

– Очень приятно, – ответила женщина без улыбки.

– Не попали в университет? – спросил Юра.

– Попала, – ответила Наталья Ивановна и показала на университетский значок.

– Ого! – изумился Юра.

– Биология! – сказала Лена.

Заведующая учебной частью с удивлением посмотрела на нее.

– Вы? Вот бы не подумала. Ну, значит, мы коллеги. Я тоже преподаю биологию.

***

Огромный кабинет биологии представлял собой своеобразный музей. В стеклянных шкафах, доступных для обзора с четырех сторон, помещались чучела птиц и животных. Птицы сидели на ветках, животные прятались в искусно нарисованных зарослях и натуральных сухих камышах. На стендах под стеклом располагались богатейшие коллекции насекомых. Красочные плакаты наглядно рассказывали о пищеварительной, нервной, кровеносной и других системах гомо сапиенс.

Когда в кабинете появились Галина Петровна и Лена, им пришлось пройти довольно сложный путь между стеклянными шкафами, прежде чем они добрались до столов, расставленных возле огромных окон кабинета-музея. По дороге Галина Петровна шепнула Лене, показывая на окружающее их великолепие:

– Моя гордость.

Когда учительницы приблизились к веренице столов, ребята встали.

– Здравствуйте, дети! – сказала Галина Петровна. – С сегодняшнего дня биологию у вас будет вести Елена…

– Федоровна, – подсказала Лена.

– Ой! – как бы испугалась одна из девочек, сидевших на первой парте. – А вы от нас уходите?

– Не беспокойся, Вика, никуда я от вас не денусь. Это временно. Елена Федоровна также некоторое время будет вашим классным руководителем. Она практикантка, и это что-то вроде опыта.

– А-а, тогда еще ничего, – как бы успокоилась Вика.

– А теперь я познакомлю вас с классом, – обратилась завуч к Лене. – Очень хороший класс. Я не боюсь испортить его похвалой. Со всеми знакомить не буду. Дам общее представление. На первой парте – две отличницы. Милочка Ходзицкая – умница, общественница. И это несмотря на то, что в семье у девочки не все в порядке и здоровье слабенькое.

Ходзицкая произвела на Лену именно то впечатление, которое должны были вызвать слова Галины Петровны. Лена решила про Милу, что она, вероятно, к тому же добрая девочка и не принадлежит к типу зубрил, готовых ради пятерки ночи не спать. Вот только уж очень бледненькая.

– Рядом с ней, – продолжала Галина Петровна, – Вика Сергеева. Волевая натура.

«Оно и видно, – подумала про Вику Лена. – Этой палец в рот не клади».

Лене было не по себе от бесцеремонных характеристик Галины Петровны.

Особенно Лену покоробило замечание завуча о каком-то неблагополучии в семье Милы, сказанное во всеуслышание.

– Ну, Коля Понтрягин, Миша Сидоров, Клава Горелова – это все наша славная когорта. Они не подведут. А на задней парте, как водится, «Камчатка». Ее возглавляет Митя Красиков. Родители такие, что, кажется, лучше и желать нечего, а вот поди ж ты… Но ничего. По Мите ПТУ давно плачет. На будущий год мы от него избавимся. Спотыкайло, Харитонов, Погореловский, бывшие наши ученики, дорожку туда уже проложили. Мы о них не плачем. В профтехучилище с Красиковым нянчиться не будут. Там у станка он все поймет… Не буду больше вас задерживать Елена… Федоровна. Приступайте к занятиям, а я пойду посмотрю, как у остальных идут дела.

И Галина Петровна скрылась за стеклянными шкафами.

А Лена в упор смотрела на Митю Красикова, довольно щуплого подростка, сидевшего в окружении типичных завсегдатаев «Камчатки», эдаких великовозрастных лохматых ребят, верховодить которыми мог только человек с сильной волей. Щуплый подросток был тем самым мальчиком, которого Лена уже видела в «стекляшке» сегодня утром. Там за неопрятным столиком, как очень голодный человек, он ел сосиски, запивая их загадочной желтоватой жидкостью.

***

Галина Петровна, приоткрыв дверь одного из классов, услышала голос Оли, а потом и увидела ее преобразившееся лицо.

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

Трудно было представить, что это та самая девушка, которая так недавно показалась Галине Петровне чересчур развязной и взбалмошной. Завуч увидела довольное лицо сидевшей на задней парте словесницы и, кивнув ей, прикрыла дверь.

Еще не смолк взволнованный голос Оли, а его уже как бы перекрыли сухие, отточенные формулировки Юры Рябинина и тихое поскрипывание мела. Преобладали слова «отсюда следует» и «приходим к выводу». От столкновения изысканных стихов Блока с этими словами нельзя было не улыбнуться. Галина Петровна только на секунду глянула в щелочку и, увидев сплошь испещренную формулами классную доску, с благоговением прикрыла дверь. Все это было выше ее понимания.

Потом Галина Петровна заглянула в класс, где шел урок английского языка.

Ну что за загляденье был этот урок! Красавица Ира словно дирижировала небольшим вокальным ансамблем. Несколько мальчиков и девочек стояли, а Ира виртуозно направляла их беседу, показывая рукой то на одного, то на другого, бегло поправляя ошибки и убыстряя темп беседы. С каким-то неожиданным артистизмом она «подогревала» завязавшийся разговор, и беседа приняла такой непринужденный характер, что ребята вспоминали неизвестно откуда бравшиеся слова, потому что они были им так необходимы. Один мальчик даже сострил по-английски, и все засмеялись.

Галина Петровна удовлетворенно переглянулась с сияющей пожилой женщиной с очень русским лицом, которая сидела на последней парте, и тихонько прикрыла дверь.

***

А голос трусихи Вали Кулешевой поразил завуча звонкостью и какой-то неожиданно обретенной уверенностью.

– Валентина Ивановна, – поднялась чья-то мальчишеская рука, – а даты вы тоже, как все, будете требовать? Вот я расскажу что хотите, но даты…

– Обязательно, – ответила Валя Кулешева, – какая же история без дат? Ты свою жизнь как помнишь? Без дат или с датами? В каком году родился, помнишь?

– Помню.

– В каком году в школу пошел?

– Конечно. Так это ж всё со мной было.

– А история – со всем человечеством, – ответила Валя, – тоже достойно запоминания.

– Да нет, я почему спрашиваю. Вот вы в бумажку нет-нет, да и поглядывали, а нам небось не позволите.

– Если на ней будет написано то же, что и на моей, то позволю, – ответила практикантка. – Иди-ка сюда.

Мальчик подошел к Валиному столу.

– Возьми, возьми этот листок. И можешь прочесть всему классу. Я разрешаю.

С некоторой опаской мальчик взял со стола лист бумаги, сложенный вдвое.

– «Валя, не волнуйся, никто тебя здесь не укусит», – прочел мальчик. – Это кто вам написал?

– Это я сама себе, чтобы не волноваться во время урока.

– А вы тоже волнуетесь?

– Еще как!

– Почему? Ведь мы же действительно не кусаемся.

Класс захихикал.

– Ты в этом абсолютно уверен? – спросила Валя.

Класс захохотал вместе с учительницей истории и заведующей учебной частью.

«Кажется, нам повезло», – подумала Галина Петровна.

***

С этой мыслью она вернулась в кабинет биологии. Пробираясь между стеклянными шкафами, завуч услышала неимоверный шум. Сквозь искусственные заросли и натуральные камыши Галина Петровна увидела Лену, которая стояла за столом и растерянно стучала карандашом по его крышке. Завуч не поспешила Лене на помощь. Она наблюдала.

Вот Лена прекратила безуспешные попытки успокоить класс таким наивным способом и села.

Как ни странно, класс постепенно умолк.

– Напрасно, ребята, вы набросились на Митю Красикова, – тихо сказала Лена, – я на него не обиделась. Он, вероятно, прав. Действительно, я в своей жизни повидала не слишком много. Правда, если ему так уж не терпелось заявить об этом, он мог высказаться в более пристойной форме. Но от своих слов я все же не отказываюсь. Митя может задать мне любой вопрос, и я на него отвечу прямо и откровенно, а не буду, как он выразился, «юлить, как уж на сковородке».

– Хорошо, я задам, – сказал Митя Красиков. – Скажите, чем человек отличается от животного? Только насчет того, что труд создал человека, нам уже объясняли. Повторять не стоит. Ведь муравьи тоже трудятся, строят жилища и делают запасы. А пчелы? Да что говорить, вы сами знаете. Небось проходили.

– Человек трудится сознательно, а у животных одни рефлексы, как ты не понимаешь! – возмутилась «волевая натура» Вика Сергеева.

Заведующая учебной частью удовлетворенно улыбнулась, выглянув из-за своих искусственных зарослей, – так ей понравилась реплика Вики.

– А что значит «сознательно»? – спросил Митя Красиков, ощущая моральную поддержку «камчатских» соседей.

Все зашумели.

– Тише, ребята, – успокаивала класс Лена. – Мне кажется, у самого Красикова есть ответ на вопрос, который он задал. Правда, Митя?

– Есть. По-моему, между человеком и животным никакой разницы не существует.

Митя сказал это не просто, а с какой-то странной улыбкой превосходства. Его «камчатским» соседям это очень понравилось.

Поднялся такой шум, что Лена с большим трудом успокоила класс. Все это время Галина Петровна наблюдала за происходящим с угрюмым выражением лица. Наконец водворилась тишина, и Лена сказала:

– Я отвечу на твой вопрос, Красиков. Только не сегодня… Хорошо?

– Пожалуйста, мне не к спеху. Я не тороплюсь, – снисходительно ответил Митя Красиков.

***

В учительской «англичанки» – Ира и невысокая женщина с очень русским лицом, разговаривая по-английски, вертели в руках красивую Ирину сумку. Из фраз, сказанных по-русски, можно было понять, что сумку эту Ира привезла из Англии, куда ездила со студенческой делегацией.

– Везет вам: видели Лондон, Тауэр, Пикадилли, Биг-Бен.

– А я всегда в порядке, – сказала свою любимую английскую фразу Ира.

По всему было видно, что контакт между практикантками и местными учителями налаживается.

Только между Леной и заведующей учебной частью Галиной Петровной разговор был трудный, напряженный.

– Надо вести себя так, Елена Федоровна, чтобы всякие Красиковы просто не имели возможности задавать вам подобные вопросы. Ведь у нормальных учеников они не могут даже возникнуть. Вы меня понимаете?

– Понимаю.

– Дай им волю, они вас завтра такое спросят, что и сам Дарвин растерялся бы. Я вас не обидела?

– Нет, что вы! Только у меня к вам просьба.

– Какая, Леночка?

– Не приходите на следующий урок.

– Это почему же?

– Ну, я, когда вы в классе… чувствую себя не совсем свободно.

– Пожалуйста. Но ведь все равно я буду знать обо всем, что творится в классе: у моих ребят от меня нет никаких секретов.

Это было сказано многозначительно.

– Вот как! – не слишком удивилась Лена, и завуч поняла, что ее предупреждение принято к сведению.

Потом Лена добавила:

– Есть еще одна причина…

– Какая?

– У меня тоже иногда возникают вопросы, от которых сам Дарвин мог бы растеряться.

***

После школы Митя Красиков и Лена шли рядом. Они были одинакового роста, и их можно было принять за одноклассников.

– Что вы ко мне прицепились? – сказал Митя грубо, не испытывая никакого трепета перед Леной.

– Хочу побывать у тебя дома, – ответила Лена.

– Зачем?

– Мне интересно.

– А я вас не пущу.

– Пустишь.

– Запру дверь перед самым носом, – не стеснялся в выражениях Митя.

– А я позвоню, и ты откроешь.

– Не открою.

– Откроешь. Галина Петровна мне сказала, что у тебя очень хорошие папа и мама, но сколько их ни вызывали в школу, они ни разу не являлись.

– Им некогда.

– Вот я и хочу на них посмотреть.

– Я тоже хотел бы, но никак не удается, – съязвил Митя.

– По-моему, – сказала Лена, – ты всем на свете недоволен. Класс, например, у тебя хороший, а ты…

Митя перебил девушку:

– Вы еще с ним познакомитесь… поближе…

Он произнес это так многозначительно, что Лена воскликнула:

– Как страшно! И, конечно, всему виной Митя Красиков? Или есть личности посильнее?

– Как сказать.

– Тогда в чем же дело?

– Загадки детской психологии. Я, между прочим, сейчас в магазин пойду.

– В какой?

– В продовольственный.

– И я с тобой. Мне тоже надо.

Они проходили мимо знакомой «стекляшки».

– Может, опять сюда зайдем? – подмигнул Лене Митя.

– Если хочешь, – тотчас же согласилась Лена.

– Ладно, вон гастроном на той стороне, – пожалел Лену Митя.

На той стороне Лена увидела здание гастронома. Но его строительство еще не было закончено: стекла не отмыты от белой краски и, хоть здание уже украшала сверкающая вывеска, внутри него еще шли отделочные работы.

– Не туда смотрите, – и Митя показал на полотнище с надписью «Продмаг», которое висело над окнами первого этажа нового жилого дома.

***

Временный продмаг разместился в двух незаселенных квартирах. На лестничной площадке стрелки указывали, в какой из них находится бакалея, а в какой гастрономия. Митя и Лена зашли в бакалею. Импровизированные прилавки были установлены в двух комнатах квартиры. В дверном проеме квартирной кухни был прилавок штучного отдела, а в дверях ванной комнаты стоял столик с кассой.

Народу здесь оказалось много.

– Я, пожалуй, сюда попозже зайду. Мне ведь только хлеб купить, – сказал Митя и вышел из магазина.

– Я тоже забегу под вечер, – сказала Лена и поспешила за Митей.

– А если я вас начну по всему городу водить?

– Води.

– Пока вы с ног не свалитесь.

– Попробуй.

– Мы уже сейчас от моего дома за пять километров. Ну чего вы в первый же день ко мне привязались? Даже как-то странно. Вы же еще ничего толком про меня не знаете. Может, я вас в такое место заведу…