Текст книги "Божий одуванчик"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7
УБИЙЦЫ

– Мне нужен Борис Сергеевич, – сказал он верзиле на входе. Тому самому, в золотых очках, что провожал Малахова к Карамболю.

– А вы кто такой?

– Я его близкий родственник.

– Родственник?

– Ну да, родственник, – беспечно ответил Свиридов. – Павел Иваныч Чичиков.

То ли верзила читал-таки русскую классику, в частности, сочинения Н.В. Гоголя, то ли ему просто не понравился тон, которым разговаривал с ним Владимир, но он надвинулся на Свиридова и проговорил прямо в лицо:

– Не морочь мне голову, петух. Вали отсюда, пока брючки не примялись.

– Ну так я и пришел взять у Бориса Сергеевича напрокат утюг «Турбо-глисс». Брючки прогладить…

Говоря это, Владимир одной рукой сжал запястье охранника так, что тот едва сдержал стон боли, а извлеченным из-под пиджака компактным пистолетом-автоматом, зажатым во второй руке, ткнул тому в бок и тихо проговорил:

– Любезный, проводите меня к Борису Сергеевичу. Я уверен, что он очень обрадуется, когда увидит меня.

Тот попытался было вырваться, но тут же понял, что это бесполезно: несмотря на то что «Павел Иваныч Чичиков» уступал ему в габаритах, физически он превосходил многострадального охранника клуба «Карамболь».

– Хорошо, – проговорил тот. – Но пистолет вы отдадите мне. Потому что, если вы пройдете с ним к Борису Сергеевичу, меня уволят.

– Борис Сергеевич не увидит пистолета, если ты будешь вести себя смирно и проведешь меня к нему. Мне нужно только поговорить, и я уйду.

Что же мне делать, если у меня нет клубной карты вашего заведения?

Тон Свиридова успокоил охранника.

– Хорошо, – проговорил он, потирая запястье. – Ну и хватка у вас. Хорошо, я проведу вас к нему.

– От и добре, сынку. А что, случается, что вы за глаза называете своего хозяина не Борисом Сергеевичем Аникиным, а по названию его клуба – Карамболь?

– Это не он по названию клуба, а клуб по его старому погонялу. Клуб назван по прозвищу Бориса Сергеича…

– Ага. Очень хорошо.

* * *

Владимир застал Карамболя играющим в бильярд с какой-то длинноногой девицей в сильно открытом платье. Причем он не столько смотрел на расстановку шаров на столе, сколько в низкий вырез на ее груди.

Впрочем, надо чистосердечно признать, там было на что посмотреть.

Визит Свиридова, судя по всему, был куда как некстати, потому что, заслышав слабый звук открывавшейся двери и ворвавшиеся вслед за этим упругие звуки музыки на первом этаже, Карамболь резко повернулся к входящим и рявкнул:

– Какого хера? Я же сказал, чтоб меня больше не беспокоили! Ты че, хочешь, чтобы я тебя вышвырнул на улицу, дятел? Еще раз такое – и уволю к ебеням!!

– Не ругайтесь на него, Борис Сергеевич, – сказал Владимир. – Он-то ни в чем не виноват. Ну… иди, пока шеф окончательно не разгневался.

Охранник поспешно ретировался.

– А ты кто такой? – сощурив и без того узкие глаза, спросил Карамболь и резко провел ладонью по гладко выбритому черепу. – Кто тебя пустил?

– Мы с вами незнакомы, Борис Сергеевич, и на брудершафт не пили. Но если вы так хотите перейти на «ты», то извольте. Так вот, меня ты не знаешь. Зато у нас есть общие знакомые, об одном из которых я хотел бы тебя спросить.

Борис нахмурился.

– Да ты че, мужик, – сказал он. – Ты где находишься? Не борзей. У меня тут охраны двадцать человек. Так что рамс приспел не ко времени.

– Принял к сведению. У меня к тебе один вопрос. Вероятно, тот же самый, что задавал тебе только что вышедший отсюда Константин Ильич Малахов.

Карамболь сделал какое-то конвульсивное резкое движение – вероятно, от неожиданности – кием, зажатым в его руках, но Свиридов не обратил на это никакого внимания и продол, жал:

– А именно: так о чем ты, Борис Сергеевич, беседовал с Антошей Малаховым?

Реакция хозяина клуба была просто феерической: он врезал кием по столу так, что обломки полетели во все стороны, а один из осколков угодил в лоб девушке. Вскрикнув, она закрыла руками лицо и выбежала из помещения.

– Как вы все меня достали, сучары бацильные… дурилы картонные, ерш твою мать! Вы меня за кого тут все держите, верблюды парашные?! Этот… из гестапо… приперся, козел, пальцы мне тут гнул, теперь какой-то там лох фанерный зачехляет… да я тебя, падлу!..

– Спокойно, – сказал Владимир. – Я дико извиняюсь, но, кажется, Константин Ильич играет на два фронта. Он не сказал мне, что знает вас. А ведь это именно я сообщил ему о последнем звонке Антона.

Узкие, татарского типа темные глаза Аникина округлились, и в них медленно всплыло недоумение.

– То есть как это… Ты и есть этот самый…

Стрелок, про которого мне говорил Китобой?

– А, ты знаком с Китобоем? Хороший был парень. Жалко, прожил мало. Да, я тот самый.

Вижу, Константин Ильич меня рекламировал.

– Что тебе нужно? – отрывисто спросил Карамболь. – Я уже все сказал. Я тебе не суфлер на половинной ставке, чтобы повторять по пять раз.

– И тем не менее повтори.

Взгляд бывшего киллера «Капеллы» был так тяжел и красноречив, что Аникин машинально проговорил ему все, что он несколькими минутами раньше поведал Малахову.

– А теперь, Борис Сергеевич, для тебя суперигра, – сказал Владимир. – Дополнительный вопрос: насколько я понимаю, ты старый знакомый Антона. А теперь отвечай спокойно и не круши мебели. Уж не ты ли, Боря, баловал его и его приятелей «крэком»?

Карамболь что-то сдавленно прошипел, и в тот же момент за его спиной из-за двери, находящейся рядом с баром, появилось несколько внушительных парней довольно угрожающего вида.

С ними была девица, которой перепало обломком кия. Она неловко прикрывала лоб ладонью, время от времени засвечивая здоровенный кровоподтек, и показывала пальцем на возмутителя спокойствия.

Свиридов усмехнулся и извлек из-под пиджака пистолет-автомат, сильно похожий на израильский «узи», но все-таки не «узи». Пистолет-автомат удобно лег в ладонь, Владимир чуть подкинул его, словно оценивая вес и балансировку, а потом произнес:

– Не советую.

– Ну и че ты этим «узиком» машешь? – агрессивно выкрикнул Карамболь. – Думаешь, если ты бычара отмороженный… с гэбэшниками вприсядку пляшешь, то можешь меня тут на р-р-р брать? Плешака разъедать, сука?

– А это не «узи», – сказал Владимир таким тоном, что когорта бравых карамболевских хлопцев остановилась в нескольких метрах от бильярдного стола. – Это вовсе не «узи». Новейшая отечественная разработка. Свежачок. Прямо с Ржевского полигона ГРАУ. Называется «каштан». Я пробовал его в деле и могу сказать, как эксперт: «узи» – это так, самопальный пугач.

А вот это – оружие.

Карамболь, порывисто вздохнув, повернулся к своим верзилам:

– Пошли вон!

Те заворчали, как дрессированные медведи, которых на цепи тащут в клетку, но вышли.

– А вот теперь мы, очевидно, можем поговорить и о сотрудничестве, – холодно произнес Свиридов, пряча «каштан» под пиджак. – Так сказать, скоординируем действия, направленные к достижению одной цели…

* * *

…А на следующий день безвылазно сидевшему в огромной квартире Анатолия Григорьевича – под охраной – Илье Свиридову срочно понадобилось в академию.

Он не стал слушать никаких возражений родственников и резонных замечаний со стороны человека, которому было поручено присматривать за ним. Отслеживать каждый шаг. Даже в пределах дома. И ни в коем случае не давать подходить к окну.

Под конец Анатолий Григорьевич встал на дыбы и сказал, что Илья не перешагнет порога квартиры до тех пор, пока не будет поставлена точка в этом кровавом и роковом для однокурсников его племянника деле.

– Может, его никогда и не раскроют… Что же мне, всю жизнь, что ли, взаперти торчать?! – орал Илья.

– А ты жить-то вообще хочешь, придурок? – повысил голос и Анатолий Григорьевич.

– Так – нет!!!

Слова эти изрядно встревожили Осоргина: не исключено, что непонятно откуда, но в организм Ильи начал неумолимо просачиваться гибельный суицидальный синдром, который несколькими днями раньше выбросил из окон Антона Малахова и Валентина Чурикова.

А потом случилось то, чего никто не мог ожидать.

Свиридов-младший сбежал.

Подсыпал двум охранникам лошадиную дозу снотворного и, когда те «убатонились», как говорил в таких случаях сам Илюха, стащил ключи, открыл на пять замков закрытую дверь и сбежал.

* * *

…У Ильи были очень весомые причины для того, чтобы уйти из дома.

Потому что уже четыре дня, как он, сидя в полном затворничестве дома, не имел возможности приобрести не то чтобы свое излюбленное зелье: «крэк», или синтетический кокаин, к которому он пристрастился в Москве, но даже более демократичную и общедоступную отраву, которую в соответствующих кругах именуют «эйчем», «Германом Герингом» или «гербалайфом», а более расхоже – героином.

А покупал он его прямо в стенах академии у человека, который довольно давно и профессионально занимался сбытом наркоты.

Барыга откровенно изумился, когда увидел, что Илья Свиридов направляется прямо к нему и вполголоса спрашивает:

– Ну что, есть? Срастил?

– Да ты че, Илюха? Ты же типа у меня не это… Что, лавэ подсело или решил смикшировать торчки?

Илья скривил лицо и процедил сквозь зубы:

– Так есть у тебя?

– Ну есть.

– Сколько тебе?

Тот назвал цену, и Илюха дрожащими пальцами отстегнул тому несколько купюр.

– Давай сюда… на, держи. А че там у тебя, кажется, жесткие рамсы наклюнулись, а, Илюха? – равнодушно проговорил барыга, оттопырив нижнюю губу. – Че тама покоцали пацанов… Чурика, Малахова… Олега Осокина, говорят, замочили тоже?

– Да, есть такая буква, – скороговоркой ответил Свиридов-младший, – ну ладно. «Баяна» у тебя нет?

– Нет.

– Бля, придется в аптеку херачить. Ну бывай.

– Пока.

Илья зашел в близлежащую аптеку за «баяном», то бишь за одноразовым шприцем-«инсулинкой». Купил два.

Один использовал тут же рядом, в подворотне.

…Теперь можно было возвращаться домой.

Страха перед смертью даже не было.

Предвкушение скорого праздника души, обеспечивающего его измученному четырехдневным воздержанием телу такой желанный кайф, перекрывало все.

Никаких мыслей, никаких тревог.

Никакого чувства самосохранения.

Если бы Владимир Свиридов общался со своим братом плотнее, он бы понял, почему тот стал таким угрюмым и раздражительным, а лицо осунулось и покрылось пепельно-серой болезненной бледностью.

Наркотическая абстиненция.

Несколько месяцев отвязной жизни в Москве и полтора – в Питере не прошли для Ильи даром.

В дверях корпуса он наткнулся на нескольких преподавателей, не спеша входящих в академию и солидно беседующих друг с другом.

На Свиридова они посмотрели откровенно косо, поскольку известный прогульщик и халявщик Илюша редко разнообразил свой пестрый жизненный график посещением лекций, коллоквиумов и семинаров.

Одна преподавательница, высокая полуседая дама лет шестидесяти, задержала на нем взгляд несколько дольше остальных. И Илья Свиридов неопределенно махнул рукой, вспомнив, что у нее на занятиях он не был в этом семестре еще ни разу. Н-да.

– Здрасьте, – бросил он и прошмыгнул в полуоткрытую дверь корпуса.

Анна Кирилловна – а это была именно она – проводила его долгим взглядом.

* * *

…Улица встретила Илью промозглым резким ветром и доносящейся из какого-то близлежащего ларька песней: «Американцы-и-и… о-о! о-о! пошли на танцы, о-о! о-о!., они забыли про форму и но-о-орму-у… у них теперь – ночная жизнь!»

Илья бодро пошел по самому краю тротуара – вплотную к бордюру, за которым была проезжая часть.

Пожилой дворник в грязной оранжевой куртке, бубня себе под нос незамысловатые ругательства, вымел у него из-под ног целую кучу опавших листьев, и Илюха едва успел перескочить через метлу, которой ретивый санитар улиц едва не снес его с ног.

Свиридов-младший рассмеялся и пошел дальше. Но ему удалось пройти не более десяти-пятнадцати метров, как возле него, завизжав шинами по асфальту, остановился черный джип «Тойота-Лендкруизер». Дверь машины распахнулась, и здоровенная волосатая рука с золотой печаткой на безымянном пальце втащила Свиридова-младшего в салон.

Илюха даже не успел пискнуть.

…Запоздалый страх заполнил все его существо.

Страх всегда парализует, если он приходит неожиданно. Не по следам жутких предчувствий и тревог, а когда ты даже до конца не можешь осознать, что с тобой произошло, и только слепой животный ужас сжимает тебя холодными колючими лапами.

– Не торкайся, сука! – рявкнул грубый голос, и на голову ему накинули какой-то мешок. – Сиди смирно, падла!

Предупреждения были напрасны: Илья так испугался, что не смел даже глубоко дышать.

– У него тут чек! У, суки!

– А, бля, нарк… не сдюжил. К барыге побежал, всю шифровку дядину порушил, дятел, – произнес насмешливый голос. – А дядя и братец так удачно тебя перекрывали.

* * *

…Судя по длительности поездки, шикарный коттедж, куда его привезли, находился где-то за городской чертой. Даже не заставив разуться, его провели в ярко освещенную несколькими замысловатой формы ночниками – несмотря на дневное время суток – большую комнату.

На стене висела картина: «Иван Грозный убивает своего сына». Репин.

Почему-то при взгляде на это полотно Илье стало так плохо и страшно, что ноги его подогнулись и он опустился на мягкий, приглушенных тонов ковер.

Никто и не подумал его поднять. Амбалы ушли и закрыли за собой дверь.

Сидевший за письменным столом человек – можно было видеть только его широкую спину, обтянутую безукоризненно белой рубашкой, – разогнулся и повернул голову к Свиридову. Илья увидел красивое лицо и сухо поджатые строгие губы, которые должны были произнести его, Ильи Свиридова, приговор.

Смертный приговор.

Этот человек был Александр Ледовской.

– Ты? – пробормотал Илья, пытаясь отползти к дальней стене. – Значит… это все-таки ты?..

– В основном не я, – серьезно ответил Дедовской. – Я отрабатывал только тебя. Через окно. Красиво исполнено, правда? Если бы не твой телохранитель, парень высокой квалификации – надо отдать ему должное, то не пришлось бы тебе сегодня рвать когти за «герой».

А вот предыдущую троицу срубил не я.

– Тогда… кто же?

– Ты все равно не поверишь. Ты должен увидеть собственными глазами.

– А п-потом? Что б-бу… будет потом?..

– Никакого «потом», – отрезал Ледовской. – И вообще – отучайся применять глаголы в будущем времени. Это тебе уже не понадобится. Ага. Кажется, тот, кого мы поджидаем, уже здесь…

Глава 8
КИЛЛЕР ПО ИМЕНИ СОВЕСТЬ

Владимир ворвался в квартиру дяди, как метеор. Он наткнулся на одного из растерянных охранников, проспавших Илью, и толкнул его в грудь так, что тот полетел вверх тормашками, несмотря на то что был здоровенным, плотным и широкоплечим мужиком под метр девяносто ростом.

Вероятно, сыграло свою роль еще и то, что он не вполне отошел от снотворного, которым так щедро попотчевал его Илья.

– Это как же так? – рявкнул он на дядю.

– Да так, – развел тот руками. – Ушел, и все тут. Видно, очень нужно ему было уйти, раз подсыпал этим уродам, – слово «уродам» Анатолий Григорьевич раскатил особенно сочно, – какой-то гадости, умыкнул ключи и свалил.

– Но зачем?

– Зачем?

Вопрос повис в воздухе, и Владимир поспешил разрядить свинцово набрякшую тишину:

– Конечно, можно интерпретировать это по-разному, но у меня есть одно вполне конкретное предположение.

– Какое? – уронил Осоргин.

– Илья давно пристрастился к наркотикам.

Еще в Москве, где денег у него было немерено.

Пока не разорился. Да и немудрено разориться, если глотать и нюхать, а то и заливать в вены всякую гадость.

– То есть ты думаешь…

– Я думаю, у него устойчивая наркозависимость. У меня были подозрения, но, к сожалению, я не придал им должного значения. А вчера я говорил с человеком, который поставлял наркоту всей этой честной компании. Он сказал, что Илюха, Антон и Олег, исключая разве что Валька, который из-за своей врожденной кроличьей трусости только несколько раз попробовал, а потом по клиникам да диспансерам рассекал, были его постоянными клиентами. Время от времени этот человек – Борис Сергеевич по прозвищу Карамболь, – прекращал им поставки, и тогда они пускались во все тяжкие… Травились дешевкой типа самопальных синтетических психостимуляторов, «винта» и так далее.

Одно из таких прекращений поставок наркотического довольствия пришлось на начало августа…

Свиридов, прервав свой монолог, провел ладонью по лицу и добавил:

– Если я ошибаюсь, то уж не знаю, что и думать.

– Надо искать, – твердо проговорил Анатолий Григорьевич.

– Где? Я сделал все, что мог, чтобы это предотвратить. Я прослушивал офис Дедовского и даже квартиру Самойловой, которая к этому делу вообще ни сном ни духом, если не считать того, что Малахов и Чуриков покончили с собой после того, как с разным успехом сдавали экзамен по ее предмету у нее дома. Ничего. Нет, я все-таки не детектив. По специальности я работаю куда лучше.

– По какой специальности? – глухо спросил Анатолий Григорьевич.

– А вот по такой. – И Владимир бросил на стол «каштан», который произвел такое сильное впечатление на «братков» Карамболя.

Осоргин посмотрел на бледное лицо Владимира и тихо проговорил:

– И что… ты думаешь устроить мочилово направо и налево? По методике «Капеллы»?

– В «Капелле» не мочили направо и налево, – строго проговорил Владимир. – Впрочем, это лишь иная форма изложения вопроса. Там мочили по первому подозрению. И в сортире, и в кухне, и в ванной. Ну ладно… Сколько времени прошло с момента этого самого… побега?

Слово «побег» было выговорено Владимиром с откровенным усилием.

– Да около часа будет, – сказал один из охранников, прозевавших Илью.

– Около часа? Так…

Свиридов извлек свой сотовый телефон и быстро набрал номер. Ответили тут же.

– Слушаю! – недовольно прорычали в трубку.

– Боря, это говорит Свиридов, – негромко произнес Владимир, и спектр настроений на том конце связи кардинально сменился.

– А… здорово, Володя. Какие-то проблемы?

– У тебя не было моего брата?

– Н-нет. А что, должен?

– Боря, только говори как на духу. Дело идет о его жизни и смерти! Ляпнешь что-нибудь не то – я уж и не знаю, как тогда надо будет с тобой разговаривать…

– Да точно не было! – обиженно ответил тот. – Я с утра в клубе. Если ты имеешь в виду, приходил ли он за наркотой, то таки нет, как говорят евреи. Я за базар отвечаю, и не надо мне пресс-хату учинять.

– Ну, извини, – произнес Владимир. – А где эта компания еще могла отовариваться? Ты же был в курсе их полноценной наркотической жизни. Подумай, Борис.

– Да где ж, как не прямо в их академии?

Там, говорят, дело налажено не слабо.

– В академии? А… ну спасибо…

Владимир спрятал телефон и начал обуваться. Анатолий Григорьевич смотрел на него напряженным взглядом и молчал. Потом все-таки спросил:

– Кому звонил? Карамболю?

– Ему.

– А сейчас куда?

– Ты что, сам не слышал? – с плохо скрываемым раздражением ответил Свиридов. – Будут какие-нибудь новости – немедленно позвоню. А ты, дядя Толя, пока направь своих хлопцев по всем адресам, где гипотетически возможно появление нашей заблудшей овечки. Мою квартиру не забудь.

– Я сейчас позвоню всем постам, – быстро проговорил тот, – пусть объявят его в общегородской розыск. И Малахову еще…

– От и добре, – на ходу бросил Владимир и вышел из квартиры.

* * *

В академии Свиридову сказали, что видели Илью минут тридцать назад разговаривающим о чем-то с неким Степановым.

По словам однокурсников, вид у Илюхи был малореспектабельный – бледный и помятый, и он все время зыркал глазами, как затравленный волк. Словно ждал чего-то.

– Да на нем просто лица не было, – печально сказала одна девушка. – Мы сегодня должны были с ним в кафе идти – на прошлой неделе обещал, – но он меня даже не заметил. Мимо пронесся, посмотрел, как ударил, и по лестнице наверх побежал.

– Кто такой Степанов?

– А… это один дятел, – пояснил маленький курносый парень, при разговоре с высоким Свиридовым все время становившийся на цыпочки и вытягивавший шею – вероятно, для придания себе большей солидности. Впрочем, эти его манипуляции имели обратный эффект: он стал похож на цаплю, страдающую столбняком. – Он в курилке все время тусуется… всякую гниль почкует.

– То есть?

– Да так, с ноги на ногу переминается и курит. Так и время убивает. Зачем только вообще на занятия приходить?

– А вы брат Ильи? – спросила девушка.

– А что, похоже?

– Да.

– Где эта курилка?

– Пойдемте, я вас провожу, – сказала она и искоса взглянула на Владимира печальными, чуть припухшими глазами.

Так, тут все ясно, бессознательно отметил мозг Свиридова. В общении с девушками Илья явно использует победительную методику старшего брата. Да и от себя привносит немало. Ну еще бы – бывший совладелец московского модельного агентства, в котором такие отпадные леди работали… На их фоне эта восемнадцатилетняя девочка, в сущности, очень даже недурная, кажется этаким общипанным гадким утенком в лебединой стае.

– Проводи, – ответил Володя. – Только побыстрее… пожалуйста.

Кажется, это «пожалуйста» было истолковано неадекватно: все еще тусующийся рядом курносый студент понимающе ухмыльнулся и тут же, поймав на себе холодный пристальный взгляд Владимира, отвернулся и зашагал по коридору.

Так. Кажется, его, Владимира Свиридова, приняли не за того.

По всей видимости, к этому Степанову, «почкующему гниль» в курилке, ходят только за одним.

За тем, из-за недостатка чего Илюха сбежал из прекрасно охраняемой квартиры, подвергнув свою жизнь чудовищной опасности.

Ясно.

Девушка провела Владимира по широкой лестнице на четвертый этаж и показала пальцем в конец коридора, открывавшеюся перед ними:

– Идите до конца и потом направо. Там еще одна лестница, точно такая же, как эта… по которой мы сейчас шли. Параллельная. Но она забита, и вход туда Только через четвертый этаж.

– Зачем же такие премудрости?

– Да там… ремонт, что ли, делать собирались, вот теперь и запрягают уже второй год. А туда теперь все курить ходят.

– Понятно, – коротко ответил Владимир. – Спасибо.

– Вы, если увидите сегодня Илью, передайте… чтобы он позвонил Кате, – поспешно, скороговоркой, выпалила девушка и отвернулась.

– Обязательно, – ответил Владимир. Всего хорошего… Катя.

И он решительно зашагал по коридору.

* * *

На лестнице, приспособленной для студенческих нужд благодаря нерадивости ремонтников, Свиридов сразу же увидел сидящих на подоконнике двух модно одетых молодых людей.

Впрочем, на их лицах было написано тупое, угрюмое ожидание, не соответствующее общему впечатлению от их прикида.

– Где я могу найти Степанова? – спросил Владимир.

Один из парней, подняв голову, окинул его быстрым взглядом и произнес:

– Степу-то? А тебе чего?

– То же, что и вам, – не вдаваясь в особые разъяснения, проговорил Свиридов.

– Тогда за нами будешь.

– Нет, а где он? – уточнил Владимир.

Молодые люди переглянулись.

– Внизу… с пацанами. Э-э, баклан, ты куда? – воскликнул один из них, увидев, что Свиридов сбегает вниз по ступенькам. – Ты че, бля?

Этажом ниже стояли четверо. Среди них выделялся длинный, тощий парень в черных кожаных штанах и черном же свитере.

А выделялся он цветом своих волос: впереди они были ядовито-синего цвета, а сзади – цвета морской волны, с довольно приятным для глаза зеленоватым отливом.

Артистичный товарищ.

Остальные трое были обычные мажорные хлопцы в дорогой одежде и с наглыми рожами.

Еще совсем юные – лет по двадцати, не больше.

– Мне нужен Степанов, – коротко сказал Владимир, приближаясь к группе.

– Ну… я Степанов, – сказал длинный. – Что хорошего скажешь?

– Ты сегодня видел Илью Свиридова?

– А тебе-то что? Ты что, его папа? Или, может, мама?

Троица стильно прикинутых недорослей заржала.

– Я у тебя серьезно спрашиваю.

– Серьезно спрашивает только следак на пресс-хате, а ты мне туфту травишь, – невозмутимо ответил тот и выставил нижнюю губу. – Или, может, ты мусор?

Свиридов не стал долго разговаривать: он широко шагнул к длинному и, одной рукой схватив его за горло, легко притиснул к стене… Тот попытался было сопротивляться, но его ноги уже болтались в нескольких сантиметрах над полом.

– У меня нет времени, – тихо проговорил Владимир. – Быстро отвечай на все вопросы, если не хочешь на самом деле попасть на допрос к следаку, которого ты тут упомянул.

– Па-ца-ны… – прохрипел тот.

Трое малолеток бросились было на Владимира, однако Свиридов, не отпуская Степанова, с развороту вполсилы шлепнул одного из них по лицу, а второму легонько ткнул правой ногой под коленную чашечку.

Однако этого вполне хватило, чтобы первый отлетел на третьего, и оба они впечатались в противоположную стену, ограничивающую лестничный пролет, а второй – получивший по ноге – согнулся от боли и опустился на пол, закусив губу.

– Вот видишь, сука, еще не хватало из-за тебя дитенков калечить, – холодно проговорил Владимир. – Быстро, сука!! Был Илья?

– Был, был, – поспешно заговорил Степанов, очевидно, испугавшийся не на шутку.

– Зачем?

– Да он… Ну, зашел…

– Зачем, я спрашиваю? – повысил голос Свиридов.

Барыга беспомощно затрепыхался в воздухе и, задыхаясь, прокудахтал:

– «Ге…геру»… за «герой»… «эйч» банщил…

– Куда он пошел потом?

– Я не знаю… в аптеку, наверно. За «баяном»…

– Когда он от тебя ушел?

– Да минут двадцать… может, пятнадцать.

Да вот и пацаны скажут… они его тоже видели…

* * *

Аптека находилась недалеко от академии, и Ильи в ней быть не могло. Владимир даже не стал проверять.

Сложно допустить, чтобы он мог стоять там в очереди минут двадцать – двадцать пять. Все-таки времена «развитого социализма» с километровыми очередями за колбасой счастливо миновали.

Свиридов подошел к своей машине и присел на корточки возле переднего левого колеса.

В сущности, теперь оставалось надеяться только на удачу. Или на интуицию. Потому что выловить человека в огромном четырехмиллионном городе – это посложнее, чем найти иголку в стоге сена.

Или в целой скирде…

И тут что-то привлекло его внимание у парадного входа академии. Да! То, что он видел, не могло быть повседневным и обычным.

По крайней мере, так ему подсказывала интуиция.

Он еще раз бросил отчаянный взгляд на «Ауди», притормозившую возле академии, и на человека, который сел в нее.

Это не может быть совпадением!

Черный «БМВ» Свиридова сорвался с места и последовал за темно-зеленой «Ауди»…

* * *

– Входите, – проговорил Дедовской и еле уловимым жестом показал Илье на стоящего в дверях человека. Дескать, вот она, твоя судьба.

…Не веря своим глазам, Илья вжал голову в плечи, словно ожидая, что на нее обрушится мощный удар, и часто-часто заморгал.

Этого не может быть…

Не может быть!

– А-а-ан… Анна Кирилловна?!

Илья судорожно протер глаза, словно не решаясь поверить, что убийца его друзей – человек, которого сам Дедовской аттестовал как главного организатора и исполнителя кровавого плана, – этот человек оказался преподавателем в академии, где он учился.

Та самая высокая полуседая дама, ни одного занятия которой Илья так и не посетил в этом семестре. Та самая, которую он так зло именовал Сельдью и красочно расписывал процесс ее мумификации еще в Древнем Египте.

И тут же выплыла мысль, раньше казавшаяся абсурдной и расплывавшаяся в неопределенное определение «случайность». Случайное совпадение. Мысль безжалостная и пронизавшая Илью не хуже электрического разряда.

В день своей смерти и Антон, и Валентин сдавали зачет или экзамен, оставшийся от летней сессии. Каждый в свой день. И этот день для каждого из них стал последним.

И этот экзамен принимала она, Анна Кирилловна Самойлова.

Значит… О господи, как же так?

– Здравствуй, Свиридов, – сухо произнесла она тоном, словно пришла на семинар, а не в дом, где все дышало угрозой и смертью. – Да, это я. Не ожидал?

– Но за что?! – простонал Илья. – Из-за чего?

Анна Кирилловна поджала губы, словно сдерживая жестокие слова, жгущие ей язык, и, порывшись в своем пиджаке, бросила на колени Илье фотографию.

– Ты еще спрашиваешь, из-за чего я все это сделала? Честно говоря, сама не верю, что я смогла… Но взгляни и вспомни… вспомни!

Илья, преодолевая безумное головокружение, медленно перевел взгляд на фотографию, и из тумана, который сам он уже считал предсмертным, на него выплыло красивое девичье лицо, внезапно прояснившееся до жуткой, ослепительной ясности, словно при свете вспышек и юпитеров.

– Лена… Лена Кормильцева.

– Значит, имя Лены Кормильцевой тебе еще что-то говорит? – с каким-то жутким удовлетворением произнесла Анна Кирилловна. – В ту ночь… когда ты со своими дружками… надругался над ней, она прибежала ко мне и рассказала все… В лице ее не было ни кровинки, на глазах – ни одной слезы. Лучше бы она плакала… Я тогда сразу поняла, что она не останется у меня ночевать, поедет по мосту и вывернет руль.

И у меня не останется никого – слышишь, никого! На всей этой проклятой земле!

Тонкие губы женщины искривились горькой и страшной усмешкой, и Дедовской, с цепенеющим лицом пристально наблюдавший за ней, подумал, что слова, сказанные ею о Лене, справедливы и в отношении ее самой – лучше бы она плакала.

– Но вы… кто вы ей? – пробормотал Илья, совершенно раздавленный ее словами, падающими тяжело и неотвратимо, как капли со сталактитов в темной пещере.

– Я? Кто ей я? – Анна Кирилловна выпрямилась, и ее тощая фигура приобрела пугающую величественность. – Она дочь моего единственного сына, погибшего так рано… моя последняя родная кровь. И после этого ты еще спрашиваешь – за что?

Она села – нет, скорее упала на диван у стены и, оказавшись лицом к лицу с бледным, как полотно, Ильей, продолжала, вероятно, не особо вслушиваясь в то, что говорит:

– О, я долго думала, как… как мне сделать так, чтобы вы… все четверо… но я ничего не могла… Лена умерла, за вашими спинами – всемогущие родственники. Разве мне приходилось рассчитывать на что-то, когда отец моего кровного врага – первый заместитель начальника Петербургской ФСБ?

На шее Ледовского, молча слушающего ее, набрякли жилы, словно он с трудом сдерживался от неистово душащего его жуткого Крика.

А Илья, казалось, перестал дышать.

– Тебе не понять, как тяжело видеть рядом людей, лишивших тебя смысла жить. Видеть каждый день, говорить с ними, даже улыбаться. Делать вид, что все ничего, что земля не горит под ногами… «Так же, как все, как все, как все, я по земле хожу, хожу… и от судьбы, как все, как все, счастья себе прошу…» – полуприкрыв глаза, чуть нараспев проговорила она слова из известной песни, и ее тело качнулось вперед.

Словно Анне Кирилловне тяжело было удерживать равновесие.

– И тогда я придумала план. Я оставила всех вас на осень с тем, чтобы вы приходили сдавать ко мне зачет по несколько раз. Ко мне… в мою квартиру. Ах да… ты же на первом курсе.

А вот Малахов с Чуриковым приходили и сдавали. И еще они пили… пили у меня кофе. – Анна Кирилловна рассмеялась зловещим каркающим смехом, как будто разрывающим ей горло:

– Пили кофе, а я клала туда не только сахар. Так вот, тебе известно, чем занимался мой сын?