Текст книги "Парни из легенды"

Автор книги: Михаил Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

В последних числах октября все части 3-й гвардейской танковой армии были сняты с Букринского плацдарма и переброшены севернее Киева на Лютежский плацдарм. Этот маневр был совершен настолько мастерски, что фашистские части, стоящие против нас, ничего не заметили. Подразделения сменялись ночью. На месте снятого с позиции танка или пушки ставился макет. Основные радиостанции штабов оставались на местах и вели обычную работу – передавали оперативные документы, которые были заранее заготовлены и оставлены радистам. Переправа войск и танков сначала на левый берег Днепра, марш и повторная переправа (двухсоткилометровый бросок армии по занятому фашистами правому берегу был невозможен) производились ночью, с потушенными фарами.

Четвертого ноября с Лютежского плацдарма наши части перешли в наступление. Шестого ноября был освобожден многострадальный Киев, седьмого – Фастов и Васильков. Шли бои за освобождение всей правобережной Украины.

Именно в эти дни мы услышали о Семене Хохрякове как о мастере смелых танковых атак.

…Мощным ударом танкисты прорвали оборону врага и острыми клиньями врезались глубоко в его тылы. Передовой батальон майора Хохрякова уже вышел на шоссе Проскуров-Тернополь. Путь для отхода фашистской группировке был отрезан.

Танк Хохрякова остановился на возвышенности. Комбат, стоя в открытом люке, в бинокль осматривал местность. Он видел, что восточнее к шоссе в боевом порядке подходило подразделение наших автоматчиков, а дальше со стороны Троекурова, по шоссе большой колонной осторожно двигались «тигры».

Майор хорошо знал своих людей, знал технику, умел ее использовать и не особенно страшился «тигров». Но сейчас их было много, гораздо больше, чем у него «тридцатьчетверок», и он решил завязать бой на большой дистанции, бить по колонне врага, бить, пока «тигры» не развернутся в боевой порядок.

– Пятый, я первый. По головному «тигру» – огонь!

В бинокль было видно, что прямым попаданием снаряда у головного «тигра» порвало гусеницу и он развернулся поперек шоссе. Колонна остановилась. По ней открыли огонь все машины Хохрякова. И вот уже задымил второй «тигр», а остальные, принимая боевой порядок, свернули с шоссе и, сами того не подозревая, правым флангом вышли на залегший батальон Горюшкина. В «тигров» полетели противотанковые гранаты, и две машины сразу же загорелись, окутывая поле густым черным дымом.

А Хохряков, ведя бой, начал маневрировать, используя складке местности. Его танки появлялись на возвышенности и, сделав один-два прицельных выстрела, уходили из-под обстрела врага в лощинку.

Горело уже шесть «тигров». Гитлеровцы вызвали авиацию.

Шестерка «юнкерсов», сделав над полем боя круг, начала пикировать на танки Хохрякова, На каждый танк заходило по два самолета. Когда один из них, сбросив бомбу, выходил из пике, другой начинал пикирование. Одна «тридцатьчетверка» была подожжена с первого же захода. Подбита и машина комбата. А остальные ведут огонь по «тиграм», не пропуская их на запад. Хохряков переходит на другую машину и, маневрируя, сдерживает яростный натиск врага. Командир бригады передал по радио: «Держитесь, высылаю подкрепление».

– Будем держаться. За свою землю воюем, – ответил Хохряков и тут же от страшного удара на мгновение потерял сознание. Придя в себя, комбат почувствовал, что танк стоит.

– В чем дело?

– Повреждено управление, – ответил механик-водитель.

Еще раз меняет комбат танк. Бой идет уже у самого моста, к которому рвутся фашисты. Хохряков прикрывает отход через мост своих подчиненных, а в это время вражеский самолет пикирует на его танк. Бомба разорвалась рядом, и множество мелких осколков впились в шею, грудь и руки комбата, стоявшего в открытом люке.

Когда танк Хохрякова перешел на противоположный берег реки, мост взлетел в воздух. Его взорвали автоматчики Горюшкина. Старший лейтенант подбежал к танку и привял на руки истекающего кровью Хохрякова.

– Очнись, друг, очнись, герой. Устояли, выдержали! Понимаешь, устояли! Пришла поддержка. Пришла! – кричал Горюшкин потерявшему сознание Хохрякову.

«Тигры», огрызаясь, отходили. Одновременно с подкреплением на шоссе вышли танки соседней бригады.

Этот бой сделал побратимами Николая Горюшкина и Семена Хохрякова.

В прошлом оба они шахтеры. Хохряков с Урала, Горюшкин с Донбасса. И как уральская природа не похожа на украинскую, так эти два человека своей внешностью и характером не походили друг на друга. Невысокий, смуглолицый, худощавый и очень подвижный Горюшкин и статный, светловолосый, уравновешенный Хохряков. Горюшкин способен был принять в бою лихое, опрометчивое решение и, стремясь осуществить его, часто шел напролом. Хохряков свои решения тщательно обдумывал, сдерживал страсти и выполнял приказы мастерски, показывая и смекалку, и мужество. Сказывалась и армейская закалка. У Хохрякова за плечами была хорошая школа – механик-водитель в боях у озера Хасан, военно-политическое училище, комиссарство… Военный же опыт Горюшкина был меньшим. Офицером он стал на войне с фашистами.

В бою Горюшкин и Хохряков удачно дополняли друг друга, и их батальоны взаимно действовали; как хорошо сыгранный оркестр. Командование знало это и в нужный момент поручало решать сложные задачи комбатам-побратимам.

…Первые дни января 1945 года. Штаб третьей гвардейской танковой армии. Генерал-полковник Рыбалко склонился над столом и внимательно смотрел на развернутую карту. Красная стрела, начинаясь от берегов Вислы у Сандомира, пересекала карту с востока на запад. Ее заостренный конец упирался в левый берег Одера у города Оппельн. Это был путь наступления танковой армии. Сроки захвата рубежей до предела сжаты. Как уложиться в них? Как добиться, чтобы наступление частей было стремительным и всесокрушающим. Командарма смущало то, что в нескольких десятках километров южнее полосы наступления армии находится такой крупный город и узел дорог, как Ченстохова. Там могли быстро сосредоточиться значительные силы врага, способные нанести контрудар во фланг наступающих частей. И командарм принял решение: не задерживая наступления и не ослабляя ударной силы танковых корпусов, небольшими силами захватить Ченстохову, обезопасив тем самым фланг и тыл армии.

И вот перед командиром корпуса стоят два молодых офицера – командир танкового батальона Герой Советского Союза майор Хохряков и командир мотострелкового батальона Герой Советского Союза капитан Горюшкин.

– Вам надо пройти шестьдесят километров по территории, занятой врагом, стремительно ворваться в город и захватать его жизненные центры. Не пытайтесь захватить весь город. У вас для этого нет сил. Видите выделенное на карте – вокзал, телеграф, электростанция, дороги, ведущие в город с юга и запада? Захватите их и держите до подхода стрелковых пастей. Как это сделать – решите сами, вам мастерства не занимать. Храбрости тоже. Командиром отряда назначаю майора Хохрякова, заместителем – капитана Горюшкина. Ночью колонна танков с десантом автоматчиков на броне свернула с основного направления на юго-запад. Танки шли на большой скорости. Командир разведки, выполняя приказ, действовал необычно. Его донесения звучали примерно так: «Достиг пункта N. Незначительный гарнизон врага разгромлен». Но вот в очередном донесении прозвучали нотки тревоги. «Захваченные пленные показали, что по гребню высот западнее X проходит подготовленная линия обороны. Противотанковый ров. Проходы через ров заминированы и подготовлены к взрыву. Минные поля. Артиллерия на огневых позициях».

Командир отряда остановил колонну в молодом хвойном лесу. Хохряков, Горюшкин и начальник штаба отряда развернули карту на броне танка. Вот они, эти высоты. Вот здесь по восточным скатам – противотанковый ров. Конечно, здесь – минные поля… Ввязываться в бой на такой позиции невыгодно. Да и нельзя – будут утрачены и внезапность и стремительность.

Сосредоточенно глядя на карту, офицеры молчат. Каждый решает про себя сложную задачу: как прорваться к городу, не теряя времени и с наименьшими потерями.

– А что если,– выпрямился Горюшкин,– одну грузовую автомашину с отделением автоматчиков подвести к шоссе у противотанкового рва, вот отсюда, из лесочка… – и он коротко излагает свой план.

Хохрякову план нравится. В нем не только дерзость. Здесь и военная хитрость, и обоснованный расчет. Шоссе, конечно, пристреляно, и потери будут, но надо сделать, чтобы они были небольшими. Главное же – выигрыш во времени.

И вот, покачиваясь на выбоинах проселочной дороги, из лесочка медленно выползает облепленный снегом грузовик и движется к противотанковому рву. Мотор его работает неровно и тянет плохо, хотя кузов и кажется пустым. Старенькая, ничем не примечательная машина. Какой-то гитлеровец-сапер нехотя выходит из землянки. Надо же проверить, что за машина. Увидев солдата, шофер спокойно останавливает машину. Из кузова сухо щелкает выстрел. На выстрел выскочили еще два солдата и, видя наведенные на них автоматы, подняли руки вверх.

В эфир летит сигнал: «Проход через ров по шоссе взят». И сразу воздух наполняется могучим рокотом танковых моторов и лязгом гусениц. На большой скорости танки устремились на Ченстохову. С высот, занятых гитлеровцами, раздаются разрозненные, неуверенные орудийные выстрелы. Чувствуется, что противник ошеломлен, не может разобраться, чьи танки так внезапно появились на шоссе.

На подступах к городу Хохряков снова собрал на броне своего танка короткий совет. У него уже есть решение, он только хочет проверить, правильно ли оно. Командир решил разбить отряд на две группы. Одна из них рвется в город с северо-востока и захватит вокзал и электростанцию. С этой группой пойдет он сам. Вторая – во главе с Горюшкиным – должна ворваться с севера, захватить телеграф, организовать его оборону, а остальными силами выйти на западную окраину города и запять оборону в районе стыка шоссейных дорог.

Стреляя из пушек и пулеметов, танки устремились к городу.

А по его улицам беспорядочно носились крытые грузовики фашистов, маленькие «опели», в панике метались группы солдат и офицеров. У вокзала и телеграфа несколько раз вспыхивала и утихала перестрелка. Выстрелы танковых пушек доносились со стороны электростанции. Лихорадочно трещали пулеметы на западной окраине. И вдруг сразу все стихло. Город был взят.

Командный пункт отряда расположился на железнодорожном вокзале. Войдя в кабинет начальника вокзала, Хохряков спросил:

– Где военный комендант?

– Уехал… Убежал, пан офицер… – выдавил из себя испуганный начальник.

– Какие поезда и откуда ждете?

– На подходе два эшелона с запада.

– Эшелоны с чем?

– С грузом, пан офицер, с воинским грузом.

– Принимайте. Все отправления отменить.

Автоматчики Горюшкина, прочесывавшие город, привели первую группу пленных. Хохряков понял, что пленных будет много. Гораздо больше, чем людей в отряде.

– Не было печали, – усмехнулся майор. – Ну, что ж, запрем их в тюрьму.

Он распорядился освободить тюрьму от людей, арестованных гитлеровцами, и вместо них посадить фашистских вояк. Внутреннюю службу приказал организовать самим пленным и только на наружной охране поставил своих автоматчиков.

Почти двое суток держал город в своих руках отряд Хохрякова. За это время колонны врага трижды подходили к городу по шоссейным дорогам и, встреченные огнем танковых орудий, поворачивали назад.

На вторые сутки в Ченстохову вошли стрелковые части 5-й гвардейской армии. Передав город, пленных и трофеи новому коменданту, Хохряков повел свой отряд на соединение с главными силами. Повел по кратчайшему пути – по районам, еще занятым врагом, сея панику в его тыловых гарнизонах…

За несколько дней до начала Берлинской операции Хохрякова и Горюшкина вызвали к командарму. Только что закончилось заседание Военного Совета. Генералы и офицеры как-то особенно тепло смотрели на вошедших молодых подтянутых офицеров с Золотыми Звездами Героев Советского Союза па груди.

Генерал Рыбалко обнял и расцеловал Горюшкина и Хохрякова.

– Я рад,– сказал он,– выполнить приятное поручение Президиума Верховного Совета СССР – вручить вам по второй медали «Золотая Звезда» за блестяще проведенную операцию по захвату Ченстоховы.

Дважды Герой Советского Союза Семен Васильевич Хохряков погиб в апреле 1945 года в наступательном, бою завершающей Берлинской операции. Погиб смертью героя.

Бригада форсировала реку Шпрее, чтобы в дальнейшем выйти на южную окраину Берлина. Танки переходили через обозначенный саперами брод. И первая же машина, оказавшаяся на противоположном берегу реки, получила прямой удар снаряда в бортовую броню и загорелась. Такая же участь постигла вторую машину, поднявшуюся на крутой склон противоположного берега. Самоходки врага, обнаружив переправу, скрытно подошли к реке и стали в засаду. Произошла заминка, грозившая большими осложнениями в проведении операции.

Хохряков открыл люк, окинул взглядом поле боя и, оценив обстановку, по радио отдал короткий приказ:

– Делай, как я!

Он понял, откуда враг вел губительный огонь, и развернул свой танк, рассчитывая выйти самоходкам в тыл. Комбат форсировал реку, минуя брод, и вышел во фланг противника. Он с ходу поджег одну вражескую машину, подбил другую… но и в его танк попало сразу несколько снарядов.

Танк Хохрякова горел. Горел, как факел, на высоком берегу реки и, казалось, призывал гвардейцев отомстить за гибель их любимого командира…

А Николая Ивановича Горюшкина мы проводили осенью 1945 года в Москву, на учебу в академию.

УКРОТИТЕЛИ «ТИГРОВ»

Произошло это в середине августа 1944 года на Сандомирском плацдарме, за Вислой.

Висла… «Водный рубеж» – принято говорить и писать в оперативных документах. А до этого водного рубежа после освобождения Киева были на нашем счету и Львов, и Перемышль, и Баранув.

…В приказе командира было сказано: «По овладении г.Баранув развивать наступление на северо-запад в направлении г.Сандомир и к исходу дня форсировать р.Висла». Но овладев Баранувом, мы уже не встречали серьезного сопротивления и вышли к Висле в первой половине дня.

Низкий пустынный берег. Вдоль берега дамба. Широкая и глубокая река, течение быстрое, а переправочных средств никаких. Как ее форсировать?

Разведчики отыскали две рыбацкие лодки, которые могли поднять по четыре-пять человек. А к берегу уже подходили танки и артиллерия. Подходили и рассредоточивались вдоль дамбы… Над рекой пролетели два «мессера». Значит, скоро появятся и «юнкерсы». Зенитчики торопливо окапывали свои пушки.

– Восемь человек за одни рейс – это не дело! На чем же все-таки будем переправляться, товарищ начальник штаба?

Я показал комбригу на большой деревянный сарай, одиноко стоявший километрах в двух от берега:

– Надо разобрать и сколотить несколько плотов…

К вечеру на левый берег реки мы уже переправили разведроту и батальон автоматчиков. А правее нас бригада полковника Архипова вышла в район паромной переправы, захватила самоходную баржу и несколько моторных катеров. И сразу организовала переправу танков.

Противника на левом берегу не оказалось. Он отходил по дорогам на Сандомир и Шуцин. Все части корпуса, не встречая сопротивления, продвигались в общем направлении на Краков. Мы уже подсчитали, сколько километров осталось до этого города.

На рубеже Иваниска – Пацанув получили приказ остановиться и перейти к обороне. У всех возник вопрос: почему прекратили наступление? Несколько позднее командарм Рыбалко на этот вопрос ответил так:

– У нас мало сил. В боях за Львов и Перемышль армия понесла чувствительные потери. Стрелковые части отстали. Аэродромы тоже. Да и наши тылы не подошли. Рваться вперед нам нельзя. Надо хорошо подготовиться к обороне, чтобы удержать плацдарм.

Командующий был прав. Уже через два дин гитлеровцы подтянули войска и начали контратаки. Их авиация была полной хозяйкой неба и днем, в светлое время, не давала нам ни малейшей возможности для маневра. А нам надо было маневрировать, чтобы малыми силами удерживать довольно большой плацдарм.

Авиационная разведка давала гитлеровцам полные данные о наших силах и оборонительных позициях. И, почувствовав свое численное превосходство, фашисты сразу повели себя нахально и дерзко. Мы отвечали военной хитростью, смекалкой и, конечно, мужеством.

…По песчаной проселочной дороге мчатся три фашистских мотоцикла с колясками. На мотоциклах – пулеметы. За ними два танка, за танками три бортовые машины с пехотой. Эта дорога на участке обороны роты лейтенанта Ходжаева. А рота с одним орудием и двумя минометами занимает оборону по опушке леса, почти на километр. Дорогу перекрывает один взвод автоматчиков и орудие.

У фашистов расчет такой: мотоциклы и танки с ходу ведут огонь по нашей обороне. Если даже один танк и грузовик будут подбиты, второй, с пехотой, тараном прорывается через заслон и выходит в наш тыл.

Лейтенант Ходжаев улыбается. Улыбается потому, что возможный план противника он продумал заранее и построил оборону совсем по другой схеме. То, что гитлеровцы считали огневой позицией орудия, было ложной позицией. И стояло там не орудие, а макет – бревно. Орудие же было выдвинуто вперед и в сторону от дороги. Впереди ложной позиции взвода были замаскированы подвижные мины и два ручных пулемета.

И прошел этот бой не по плану наступающих, а по плану лейтенанта Ходжаева.

Мотоциклисты и танки с ходу открыли огонь по ложным позициям. В ответ им из леса затрещали только автоматные очереди. Еще больше обнаглев, фашисты стали углубляться в лес. В это время под головным танком взорвалась подтянутая на тросе мина, а артиллерийский снаряд разнес кузов передней машины. Следующим выстрелом артиллеристы разбили замыкающую машину. Оказавшийся между двух огней второй танк не сумел сманеврировать и тоже был подорван подвижной миной.

Бой длился около четырех минут, Из колонны наступавших фашистских вояк спаслось бегством десятка полтора солдат и каким-то чудом вырвавшийся из зоны огня мотоцикл.

В эти же дни на участке соседней части взвод «тридцатьчетверок» остановил 12 гитлеровских танков, навязал им бой и вышел победителем.

На плацдарме нам было нелегко. Мы не могли даже по-настоящему зарыться в землю. Верхний слой – сыпучий песок, а копнешь лопатой на два-три штыка в глубину – выступает подпочвенная вода. А враг все стягивает против нас свежие части, все чаще переходит в контратаки. Местами ему уже удалось потеснить нас. Разведка сообщила, что в район Оглендува прибыла новая танковая часть СС. Танки тяжелые, два эшелона. Большего разведчикам узнать не удалось: район выгрузки и сосредоточения танков усиленно охранялся. Командир корпуса предупредил, что нам, вероятно, придется в самое ближайшее время встретиться с новой ударной силой врага.

Вот и все, что мы знали. И ждали, готовились к этой встрече.

Снова и снова развертываем карты, изучаем и оцениваем рельеф местности; ползая по переднему краю обороны, стараемся понять, в каком именно месте враг будет наносить удар. И, конечно, всех нас интересовал, можно сказать, мучил вопрос: что за сюрприз подготовили нам фашисты в Оглендуве? Комбриг да и я, наверное, чаще чем следовало напоминали командирам подразделений:

– Главное – тщательная разведка, бдительность, готовность к бою.

Вечером 12 августа на участок, где ожидался удар противника, подошли каши корпусные артиллерийские части. В район переднего края обороны были выдвинуты танки засады. Танк младшего лейтенанта Оськина ближе других оказался к лощине и несколько сбоку от выхода из нее, на скошенном ржаном поле. Приказав экипажу сколько можно окопать танк и замаскировать под копну ржи, Оськин пошел на рекогносцировку. Впереди в справа простиралось равное поле с копнами ржи. Кое-где хлеб еще не был скошен. Почва все такая же песчаная, сыпучая. А вот и та самая лощинка, что обозначена на карте. Из нее и следует ждать появления врага.

Хорошая позиция, решил Оськин. На выходе из лощины «тигры» и подставят под выстрел свои борта! Ночью почти без перерыва со стороны Оглендува доносилось рычание «тигров». А на рассвете над полями поднялся густой молочно-белый туман. Медленно наплывая со стороны реки, он окутывал, скрывал все: и лощины, и дороги, и леса… Казалось, что фашисты только этого и ждали. Со стороны их позиций стал нарастать могучий рев танковых моторов. Но никакой стрельбы! Никакой артиллерийской подготовки!

По звуку моторов можно было определить, что танки идут по лощине, отклоняясь от леса. Идут прямо на позиции бригады. Люди замерли на своих местах. Их нервы напряглись до предела. Они ждали со стороны врага артиллерийского огня, хотели видеть наступающего врага, а тут «тишина» (если можно назвать тишиной все нарастающий, приближающийся рев танков).

Но вот сквозь туман прорвался луч солнца, и сразу же Оськин увидел выползающие из лощины громады танков. Увидел их и командир танка сержант Мирхайдаров.

До машин врага было не более четырехсот метров, а сигнала на открытие огня все нет. Мирхайдаров отрывается от прицела и вопросительно смотрит на своего командира. А тот смотрит в перископ. Он ждет сигнала с наблюдательного пункта командира бригады. И вот взвилась красная ракета! Пора! И надо бить только по борту, только наверняка! Но, черт возьми, что же это за танки? Оськин не раз встречался с «T-III», бил «тигров» и «пантер». Сейчас же на него двигались какие-то еще не виданные чудовища. Огромный корпус, массивная приплюснутая башня, широченные гусеницы, длинный ствол крупнокалиберного орудия…

– Что за танки?– не выдержав, крикнул Мирхайдаров…

– Держать в прицеле, классифицировать будем потом…

Тем временем головная машина, выйдя из лощины, остановилась и сразу же стала разворачиваться вправо.

Как обычно, танкисты «не слышали» своего выстрела, но весь экипаж видел, как снаряд высек на башне вражеского танка большой сноп искр, а стальная громадина как ни в чем не бывало ползла вперед.

– Ого,– удивился Оськин,– с такой дистанции не берет! А ну, дай по бензобаку!

Мирхайдаров быстро навел орудие на заднюю часть борта, ниже черного креста, и нажал на спуск орудия. Фашистский танк вспыхнул, как факел.

– Отлично! – крикнул Оськин.– Башню вправо, по второму, так бить!

Выстрел. И второй танк вспыхнул факелом. Третья машина стала разворачиваться назад, но Мирхайдаров успел поджечь и ее.

Три огромные стальные машины горели, как копны сена. Из одной выскочили несколько человек и землей стали сбивать с брони пламя.

– Смотри, сержант, тушат. Дай по ним осколочным!

И Мирхайдаров дал осколочным, добавил пару очередей из пулемета и тыльной стороной ладони вытер с лица пот.

Уцелевшие танки врага уходили. А на левом фланге разгорался бой. Это комбриг Архипов ввел в бой свои резервы.

Когда закончился бой, на поле перед экипажем Оськина осталось четыре танка.

– Почему четыре? – Оськин отлично помнил, что стрелял по трем,– три и горят. А почему стоит четвертый?

– Товарищ Мирхайдаров, наблюдайте за мной. В случае надобности прикройте огнем. Я пойду посмотрю на вашу работу.

И вот они, результаты этой работы. Горят три «королевских титра», о которых фашистская пропаганда шумела на весь мир как о танках огромной сокрушающей силы и полной неуязвимости. Эсэсовцы особого панцирного батальона, конечно, верили в эти качества своей чудо-техники и шли в атаку, не сомневаясь в успехе. Они были уверены, что сомнут нашу оборону и проложат путь своим войскам до самой Вислы.

А получилось все не так. Гитлеровцы переоценили свои силы. И недооценили наши. Возможно, они еще не знали, что наша «тридцатьчетверка» вооружена новой, более мощной пушкой, что наши артиллеристы-истребители танков тоже получили новые орудия. Но они ведь отлично знали о высоких моральных и боевых качествах советских людей. Наши воины много раз показывали врагам и свой боевой опыт, и природный ум, в смекалку. Однако фашисты не захотели считаться с этим. Тем хуже для них. Их новое «могучее оружие», которое до этого нигде не использовалось, оказалось битым в первом же бою. Верно, снаряд не пробил брони танка, но советский офицер сразу смекнул, что удар снаряда по бензобаку вызовет детонацию горючего. И пятью выстрелами он поджег три «королевских тигра». Эсэсовцы же, увидя, что их чудо-техника великолепно горит, поддались панике и бежали с поля боя.

…Четвертая машина была совершенно исправной. Она глубоко зарылась в песок и, не сумев выбраться, оказалась как бы в ловушке. Экипаж этого танка сбежал.

Вечером того же дня этот танк уже шел в наш тыл. Его отправили в штаб фронта. А в 1945 году «королевский тигр», взятый в плен младшим лейтенантом Александром Оськиным, стоял в Московском парке культуры и отдыха среди других экспонатов выставки трофейного оружия.

В боях же мы больше с «королевскими тиграми» не встречались.

ПУТЬ НА БЕРЛИН

В ночном заснеженном лесу деревья трещат от мороза, а у нас в землянке стоит буржуйка, в ней весело потрескивают дрова, и кругом распространяется приятная теплота. Под потолком ярко горит электрическая лампочка, на буржуйке, похлопывая крышкой, кипит чайник, слегка напоминая о давно забытом домашнем уюте.

Но вот из штаба корпуса приехал майор Сизов. Привез приказ: быть готовыми к вводу в прорыв утром 12 января 1945 года. А дальше указано направление наступления и названы города, которыми нам предстоит овладеть: Енджеюв, Щекоцины, Питшен. Питшен – первый город, который мы будем брать на немецкой земле. И это произойдет в ближайшие дни!

И сразу воскресло в памяти трудное лето сорок первого года. Вспомнилось, как варварской бомбардировкой фашисты уничтожали город Лиду, а их танки, стирая все на своем пути, рвались, к Минску, Киеву, к Москве… Вспомнились тяжесть и горечь отступления.

И вот наступает час расплаты.

А к проведению операции мы не совсем готовы. В предварительном распоряжении срок готовности к входу в прорыв вражеской обороны намечался на 20 января. В приказе сказано – двенадцатого. Все, что мы должны были сделать за десять дней, придется выполнить за неполных двое суток. К тому же и погода не благоприятствует: вот уже несколько дней снегопады и туман. По прогнозам на ближайшие дни изменений не предвидится. Значит, придется наступать без поддержки авиации и со «слепой» артиллерией.

Первая реакция на приказ была, примерно, такая: что они там, в верхних штабах, думают! Урезали восемь дней, отведенных на подготовку к столь серьезной операции.

Мы ведь тогда ничего не знали о «Личном и строго секретном послании от господина Черчилля маршалу Сталину», в котором британский премьер, ссылаясь на тяжелое положение союзных войск в Арденнах, слезно просил: «…можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января?…»

Верное долгу союзников, наше командование решило начать наступление «на фронте Вислы» раньше намеченного срока.

…12 января 1945 года. В шесть часов утра полковник Головачев приказал построить подразделения в походную колонну, и бригада по лесной дороге начала движение к переднему краю. Там уже гремела артиллерийская канонада.

Крупными хлопьями падает снег. Видимость минимальная. Нельзя рассмотреть даже вершины елей, вплотную подступающих к дороге.

На выходе из леса колонна остановилась. В доме лесника расположились повара роты управления, там же собрались офицеры штаба и политотдела. Готовился обед. Пока не вступили в бой, нельзя было пренебрегать возможностью поесть горячего.

Вскоре залпы артиллерии загремели с новой силой. Начальник политотдела подполковник Курилов как бы между прочим бросил реплику:

– И куда бьют, ведь ни черта не видно! Только боекомплект транжирят.

Реплика попала в цель. Начальник артиллерии бригады майор Бывшев (он сменил на этом посту упомянутого мною ранее майора Шпилько) сразу встал на защиту «бога войны»:

– Не беспокойтесь, бьют точно по целям. Все подразделения артиллеристов получили на этот бой карты-бланковки, на которых нанесены цели, подлежащие уничтожению. Тут много поработала разведка, и сами «огневики» немало поползали по переднему краю, уточняя цели на местности… Не видят результатов стрельбы? Пойдем в прорыв – посмотрим, что сделала артиллерия.

В прорыв мы вошли после полудня. И увидели, что артиллерия свое дело сделала отлично. Траншеи гитлеровцев, их блиндажи, огневые позиции, командные пункты – все разворочено, разрушено, смешано с землей и снегом.

Обгоняя свою пехоту, через пробитые ею бреши в обороне врага танки устремились на запад. И только вечером, в наступающих сумерках, встретились с подходившим танковым резервом врага.

Наш головной отряд развернулся в боевой порядок и, ведя огонь с ходу, пошел в атаку. Танкистов поддержала самоходная артиллерия. Завязался скоротечный встречный бой. Оставив три подбитых танка, гитлеровцы ушли на север. Мы продолжали движение на запад.

На реке Нида у фашистов была подготовлена промежуточная полоса обороны, но они не успели ее полностью занять, и сопротивление было здесь незначительным. Преследуя врага и обгоняя его по параллельным дорогам, наши части первыми вышли к реке Пилица, а затем и к реке Варта.

И вот перед нами земля «третьего рейха».

С низких серых туч падают и падают хлопья снега. Он, кажется, так и не переставал идти с самого начала нашего наступления, хотя, наступали мы уже седьмой день. Вот здесь, по опушке леса, на карте обозначена польско-германская граница. Остановили штабную машину и вышли посмотреть, какая она, граница, разделяющая два государства. Ничего особенного. Даже пограничного столба нет.

А с немецкой стороны уже слышны выстрелы наших танковых пушек. Оттуда, мелькая, бежит сквозь пелену снега юркий «виллис». Поравнявшись с нами, машина останавливается, из нее выходит командир соседней танковой бригады полковник Слюсаренко. Кисть его левой руки забинтована, сквозь повязку проступают пятна крови.

– Что случилось, Захар Карпович?

– Счастливо отделался…– морщится он от боли.– Прямое попадание в танк. Трех пальцев как и не было… Ну, да ничего, проживем. А наши танки уже в Питшене!

Полковник Слюсаренко говорит, что регулярных войск врага в городе мало, но фольксштурмовцы, вооруженные фаустпатронами, бьют по танкам из переулков, из окон, с чердаков, из подъездов.

– Головачев уже там, в городе, просил поторопить автоматчиков. Надо быстрее очистить город от фаустников,– заканчивает он.

Головачев, как всегда, с передовым отрядом. А автоматчики идут вместе со штабом. Командир роты капитан Абдуллаев стоит рядом со мной.

– Слышали, капитан? Жмите на всю железку! Вы нужны там, в Пнтшене!– приказываю я.

К вечеру 12 января город Питшен полностью был в наших руках. Ночью никто из офицеров не думал о сне. На всех направлениях действовала разведка, автоматчики небольшими группами патрулировали по улицам города. Штаб бригады собирал данные о противнике, обобщал, анализировал их, старался определить, что именно предпримут фашисты утром. Ведь они вынуждены были оставить нам свой город! Хватит ли у них сил, чтобы попытаться его отбить? Или будут бомбить с воздуха?