Текст книги "Парни из легенды"

Автор книги: Михаил Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ САВЕЛЬЕВ

ПАРНИ ИЗ ЛЕГЕНДЫ

(Невыдуманные рассказы)

Ташкент, Издательство ЦК ЛКСМ Узбекистана

«Еш гвардия», 1986

СОДЕРЖАНИЕ

ДОРОГАМИ ВОЙНЫ

Бойцы вспоминают…

Капли крови

Диверсанты

Первые успехи и награды

Лондон слышит звуки боя

Маленький пастух

Мой командарм

Парни из легенды

Братья Луканины

Через Днепр

Сильнее брони

Гармонист

Головачев и головачевцы

Золотые Звезды

Укротители «тигров»

Путь на Берлин

Апрель– май сорок пятого

ЭХО ВОЙНЫ

Живая память

Зажигалка

Тетя Катя

Медицинская сестра

Песня о героях

Фронтовая шинель

ДОРОГАМИ ВОЙНЫ

______________________________________________________________________________________________________________________________

БОЙЦЫ ВСПОМИНАЮТ…

Письмо, свернутое треугольничком. И письмо, и конверт – из одного листа бумаги. И на нем треугольный штамп: «Полевая почта…» Такие письма мы посылали родным и близким с фронта. А это я получил сегодня в числе других, с праздничным поздравлением. Пришло оно из Харькова, где живет много ветеранов нашей 3-й гвардейской танковой армии, 6-го и 7-го гвардейских Киевско-Берлинских танковых корпусов.

В год сорокалетия Победы в Великой Отечественной войне переписка ветеранов как бы приобретает новую силу.

За сорок лет уже выросли наши сыновья и внуки, а мы, фронтовики, читая письма друзей, представляем их такими, какими они были в суровые военные дни. Да и содержание писем напоминает именно о той поре, о тех трудных годах.

В этих письмах часто встречается: «А помнишь?…» Слово, заставляющее многое пережить заново.

А иногда за этим словом чувствуется и беспокойство о том, чтобы молодое поколение не забыло, какой ценой досталась им светлая сегодняшняя жизнь, какие тяжкие годы пережил наш парод, какие суровые испытания выдержали наши люди на фронте и в тылу.

О своих боевых друзьях, людях, до конца преданных Родине, умелых и мужественных воинах, я иногда рассказываю молодежи и в беседах, и со страниц, газет. После газетных публикаций приходят письма читателей с просьбами рассказать о названных людях, об их боевых делах подробнее. Есть такие письма и в моей сегодняшней почте.

Курсант высшего военно-морского инженерного училища И.Голованов пишет: «Прочитал в «Красной Звезде» вашу корреспонденцию о дважды Героях Советского Союза Николае Горюшкине и Семене Хохрякове, через газету узнал ваш адрес и обращаюсь с просьбой – напишите подробнее о подвиге Н.Горюшкина (это мой земляк) и о его боевых друзьях».

К.П.Прихоцкого из Северодвинска интересуют подробности боя, в котором отличился Герой Советского Союза рядовой Фаджиев, а жителя Ташкента Г.Березина – дальнейшая судьба дважды Героя Советского Союза генерала Василия Сергеевича Архипова.

Скажу сразу, что генерал В.С.Архипов в пятидесятых годах служил в Туркестанском округе, а несколько позднее, уже будучи в другом округе и в звании генерал-полковника, написал книгу, в которой обстоятельно рассказал о своем боевом пути.

В одной из газетных публикаций я упомянул, что Герой Советского Союза Михаил Васильевич Щеников живет в Ташкенте. И вот в нескольких письмах от однополчан просьба: сообщи его адрес, напиши, как живет и чем занимается.

Герои Советского Союза Василий Калишин и Иван Зарубин, как и некоторые другие товарищи, в своих письмах рассказывают о послевоенной жизни однополчан, с которыми им удалось встретиться, о семьях погибших товарищей, о воспитательной работе, которую ветераны войны проводят с молодежью.

Письма фронтовых друзей… Их нельзя читать без волнения. На них нельзя не ответить.

А сколько вопросов и просьб в письмах следопытов-школьников! Их интересует все: они просят рассказать и о первых днях войны, и о том, кто отличился в боях при освобождении их города или деревни от фашистских захватчиков, им нужны для организации музея в школе фото, вырезки из газет и даже дневники участников этих боев. И в этих письмах угадывается не праздное любопытство ребят, а серьезная, глубокая заинтересованность, их стремление к осмыслению событий, поведения людей, воинов в суровые годы войны.

Я выполнил просьбы ребят, сделал все, что мог. Постараюсь и здесь рассказать о том, что их интересует, о чем просят и другие мои корреспонденты.

…Лежит на столе фронтовой треугольничек. И от этого треугольничка сразу пахнуло пороховым дымом войны. Воскресла в памяти битва на Курской дуге – с массированными танковыми атаками фашистов, непрерывными бомбежками… Вспомнились боевые друзья, навсегда оставшиеся в Курской земле. Сергей Полунин… В бою он заменил погибшего командира и поднял батальон в контратаку. Я часто вспоминаю этот порыв Сергея в критический момент боя и думаю: а что было бы, если бы капитан Полунин не принял на себя командование и не поднял батальон? И как закончился бы тот бой, если бы Петр Ковалев, Адыл Каримов и Ваня Луценко не подбили два танка, которые прорвались через наш передний край? Но они, эти ребята, поползли навстречу бронированным махинам и подорвали их гранатами.

Об их мужестве и героизме писали армейская и фронтовая газеты, Родина наградила их орденами, но бойцы уже не знали об этом. В Указе стояло «посмертно». Нет в живых и Полунина…

Иван Зарубин пишет о товарищах и молчит о себе. А ведь и он Герой Советского Союза, и вся грудь его в орденах. Вспоминаю, за что его представили к первому ордену… Основательно потрепанные на Курской дуге фашисты спешили отойти за Днепр. Мы должны были упредить их и выйти к реке к исходу дня. А до реки 80 километров! Зарубин со своим подразделением вырвался далеко вперед и уже западнее Переяслава настиг необычную колонну – враги угоняли военнопленных, наших солдат, захваченных в начале сражения на Курской дуге.

Автоматчики Зарубина часть охраны перебили, часть ее разбежалась по прибрежным тальникам. А пленные… Они попросили оружие, и многие из них были зачислены в части бригады.

Обрадовал меня своим письмом Николай Погребняк, бывший командир взвода. Сейчас он старший мастер на машиностроительном заводе в Харькове. Создал на заводе музей боевой и трудовой славы, возглавляет Совет ветеранов войны, ведет большую воспитательную работу с молодежью. С группой ребят побывал на родине командарма, маршала бронетанковых войск П.С.Рыбалко в Малом Исторопе. Огорчен, что там в музее мало материалов о боевых действиях нашей бригады. Хочет восполнить этот пробел. Наладил обширную переписку с однополчанами, собирает материалы для музея. Потребовал и от меня материалы – фотографии и документы, относящиеся к фронтовым годам. Узнал, что их завод в 1941 году был эвакуирован в Узбекистан, просит написать, где он находится, что выпускал в годы войны, что производит сейчас. Выполнил я его просьбу. Послал журнал, в котором опубликована обстоятельная статья о Ташкентском электротехническом заводе, том самом заводе, который в 1941 году уже на новом месте давал продукцию для фронта.

Из писем Погребняка узнал я о послевоенной судьбе многих однополчан, в частности о судьбе некоторых девчат-харьковчанок, которые весной 1943 года, когда мы вторично оставляли Харьков, присоединились к бригаде, да так и прошли с ней до самой Праги, будучи кто медсестрой, кто санинструктором, а кто поваром.

Но дошли до победы не все… Оля Приходько погибла на Курской дуге. Вера Солнцева – под Перемышлем… Вот как это произошло. Корпус должен был овладеть городом. Наша бригада получила приказ захватить мост через реку Сан. Левее шоссе уже вели бой танкисты полковника Архипова. А на подступах к мосту в небольшой рощице фашисты устроили засаду «фаустников». Пропустив небольшой передовой отряд, они обстреляли колонну главных сил. Один снаряд, попал в машину комбрига. Шофер был убит, комбриг полковник Михайлов тяжело ранен. Увидев это, санинструктор Вера Солнцева бросилась на помощь. Вместе с ординарцем они перенесли раненого комбрига на полянку, и Вера стала накладывать повязку. Когда наши машины прошли и шоссе опустело, из рощи вышли три фашистских автоматчика и в упор расстреляли раненого комбрига, его ординарца и санинструктора Веру Солнцеву.

Мы похоронили их на центральной площади Перемышля…

Так вот, о харьковских девчатах, которые дождались победы. Люда Сошникова окончила мединститут, защитила кандидатскую диссертацию. Шура Иващенко и Люда Кравец – советские работники. Шура вырастила и воспитала прекрасного сына, стала бабушкой. Лиза Петренко – искусствовед.

Кто– то из ребят вспомнил и «Васю Теркина» -гармониста из третьей роты Алексея Щукина. Его сильно покалечило на Букринском плацдарме. Остался хромым, правая рука тоже плохо действует. Инвалид. Но Алексей не сдался – и по сей день заведует пасекой совхоза на Алтае.

Букрннский плацдарм! О нем хорошо помнят все мои товарищи. Читая их письма, и я не могу не вспомнить, как мы форсировали Днепр, переправляясь на подручных средствах под огнем врага, как налаживали связь с тылами на левом берегу, как отражали контратаки фашистов. А высота 279,2 останется в памяти до последних дней! Много сил и много жизней отдано было за овладение ею. Там погиб командир батальона капитан Гуляев. Вместо него комбатом стал старший лейтенант Горюшкин. Под его командованием батальон овладел высотой. И удерживал ее дорогой ценой. За героизм и мужество, проявленные в этих боях, Николаю Горюшкину было присвоено звание Героя Советского Союза.

Я был на этой высоте, когда там хоронили погибших. Среди них было – много воинов-узбекистанцев, в том числе и Хамза Мухаммадиев, который за те бои был награжден орденом Красного Знамени, да так и не успел его получить.

И опять появляется мысль: «А что было бы, если бы в ту ночь батальон не сумел захватить высоту? Или не удержал ее в тот день, когда фашисты четырнадцать раз шли на штурм высоты?»

…А вот письмо от Степана Глобы, командира бронетранспортера, на котором в боях возили знамя бригады. Он вырос под Тернополем. Летом сорок четвертого года, после освобождения Тернополя, мы поехали в его деревню… Лучше было бы нам не ездить. Из всей деревни в живых осталось два старика. Здесь гитлеровцы согнала людей в школу, заперли и сожгли… А тех, кто не попал в этот костер, побросали в колодец. Видел я ту сожженную школу и тот колодец… Такое забыть нельзя!

В своем письме Глоба вспомнил и Колтовский коридор, в котором осколком снаряда было пробито знамя бригады, и форсирование Вислы, и бой на Сандомирском плацдарме, в котором экипаж лейтенанта Оськина подбил трех «королевских тигров».

О многом напоминают письма фронтовых друзей. В них есть и высказывания, что надо не только нам самим помнить то величайшее зло, которое причинили нашему народу фашистские захватчики, не только о том, чего стоило нашей Родине их изгнание, – надо делать все от нас зависящее, чтобы дети и внуки наши знали и помнили, какой дорогой ценой мы завоевали мир и свою свободу.

Да, в первую очередь, именно мы, ветераны войны, должны рассказывать молодому поколению о том, что творили гитлеровцы на нашей земле, что готовили они нашему народу. А ведь нападая на нашу страну, фашистское руководство ставило перед собой задачу германизировать ее с помощью германских переселенцев и обращаться с коренным населением как с низшей расой. Гитлер высказывал своим приближенным мысли о том, что германские колонисты на «бывшей территории России» должны жить в изумительно красивых поселениях. Немецкие учреждения получат чудесные здания, губернаторы – дворцы. Вокруг будет построено все, что нужно для жизни. Он планировал в радиусе 30-40 километров от городов создать пояс из красивых деревень, соединенных первоклассными дорогами. Все, что будет существовать за пределами этого пояса, – другой мир, в котором они, хозяева, разрешат жить русским…

Нет, мы не можем, не имеем права забыть о пережитом Родиной в годы Великой Отечественной войны. И мы будем напоминать об этом сыновьям к внукам, будущим поколениям. Напоминать об ужасах войны, чтобы война не повторилась.

…Школьные следопыты просят рассказать и о том, как началась война.

Каждый из нас встретил ее неодинаково…

КАПЛИ КРОВИ

Весной сорок первого года в дивизии сформировали команду по подготовке снайперов, меня назначили начальником этой команды. Разместили нас в местечке Субботники Гродненской области, недалеко от границы оккупированной фашистскими войсками Полыни.

Учебу снайперов организовали быстро, но меня не устраивало стрельбище. Оно не соответствовало требованиям программы по подготовке снайперов. Стрельбище надо было переоборудовать, да времени на это не хватало: учебная программа была очень напряженной. Наконец нашли выход: 22 июня организуем воскресник и всей командой до обеда перестроим стрельбище.

В воскресенье утро выдалось на славу. Тихое, теплое. А над речкой, повторяя ее извивы, плыл туман. Это как-то поднимало настроение, придавало бодрость, и мы с командирами взводов быстро обошли все участки, которые надо было перестроить, уточнили задачи каждого взвода.

– Вопросы ко мне есть? Нет. Отлично, значит, задача ясна – до обеда все работы надо закончить, а мне, по личному плану, предстоит поход в соседнюю часть. Как вы на это смотрите?

– Положительно смотрим, товарищ командир,– улыбаясь, ответил лейтенант Воробьев.– Все сделаем на отлично.

Не спеша шагаю по березовой роще, полной грудью вдыхаю насыщенный ароматом молодой листвы воздух, вслушиваюсь в звенящие голоса птиц. Выходя на опушку, глянул под ноги и… ой, да это же земляника поспела! Приятно удивленный, я склонился над веточкой с двумя рубиновыми каплями. Осторожно сорвав веточку, поднес ее к лицу и стал наслаждаться неповторимым запахом. Рядом увидел еще две веточки с ягодами. Сорвал и их.

Изредка поглядывая на веточки спелой земляники, я шел дальше, а со стороны деревни мне наперерез уже бежал запыхавшийся связной.

– Вас срочно вызывают в штаб полка. Вот пакет…

Конверт с красной полосой по диагонали. Мобилизационный! Ускорив шаг, я чуть ли не бегом добрался до здания штаба – одноэтажного деревянного дома с невысоким крыльцом. Рывком растворил дверь и в недоумении остановился: на ярко освещенном полу у самого порога несколько алых пятнышек. Неужели упали мои ягоды? Нет, стебельки с ягодами зажаты в ладони. А на полу были капли крови.

Подняв голову, я увидел незнакомого капитана и рядом с ним фельдшера, который бинтовал капитану простреленное плечо. Командир и начальник штаба полка, прибывшие по вызову командиры подразделений слушали капитана. А он, часто умолкая и сжимая от боли зубы, рассказывал:

– На рассвете фашисты обстреляли Брест… Бомбят Барановичи. Там наши части… Я вез донесение в штаб армии… «Мессер» настиг и обстрелял машину… Покалечил, сволочь, и меня.

Война! Случилось то, к чему мы готовились и что тем не менее началось совершенно внезапно…

Командир полка объявляет приказ:

– Сбор подразделений по плану «Боевая тревога». Напоминаю: район сбора за речкой Тихая в лесу. Семьи командного состава завтра будут эвакуированы в Минск. Вам, лейтенант Савельев, снайперов отправить по своим частям и принять третью роту первого батальона.

В лесу, на месте сбора, солдаты получают сухой паек, боеприпасы. Командирам выдают автоматы ППШ по два снаряженных диска и по две ручные гранаты.

С наступлением темноты колонна автомашин вытянулась на шоссе и двинулась в сторону границы – навстречу врагу.

На восходе солнца нас атаковали четыре фашистских самолета. Колонна быстро расчленилась, солдаты спрыгнули с машин и гуськом, по отделениям, побежали в стороны от дороги… Один «мессер» пикирует на нас, обстреливает и делает разворот для второго захода… Действую по уставу, как учили, как еще вчера учил сам:

– Ложись! По пикирующему!… Залпом!…

И случилось то, чего, кажется, никто не ожидал. Попали! Самолет прекратил огонь и, не выходя из пике, врезался в землю около крайнего дома деревушки.

Кто– то из ребят стонет. Санинструктор, на ходу расстегивая сумку, спешит к раненому. Прибежал связной: комбат вызывает командиров рот.

Посылаю к самолету отделение забрать документы фашистов, оставляю за себя лейтенанта Воробьева и – бегом к комбату. Бегу и вижу: высоко в небе над большим ржаным полем распускаются белые цветы. Не сразу и понял, что это парашютисты. Десант!

Десант был небольшой, человек пятнадцать, и приземлился невдалеке от рассредоточенных по полю подразделений батальона.

Два взвода ближайшей роты получили приказ прочесать рожь и уничтожить противника. Вскоре во ржи раздались выстрелы, затрещали короткие очереди немецких автоматов…

Через несколько минут операция была завершена. Восемь парашютистов убито. И у нас трое убитых и трое раненых. Примерно половина десанта скрылась. Не очень уверенно предлагаю комбату:

– Товарищ майор, надо бы повторить прочесывание… Ведь оставляем диверсантов у себя в тылу.

Комбат резко прерывает меня:

– Получен приказ срочно выходить в район сбора дивизии. Вот сюда, – и майор карандашом показал точку на карте,– в лес севернее города Лида.

Прозвучала команда: «По машинам!» Отделение саперов остается хоронить погибших, раненые едут вместе с нами…

К месту сбора подошли часа в два, и первое, что увидели, это надвигающуюся на город армаду фашистских самолетов. Бомбардировщики с черными крестами на крыльях звеньями заходили на жилые кварталы. Смертоносный груз сыпался на мирный город, на наших глазах исчезающий с лица земли. На земле все полыхало, в небо поднимались клубы черного дыма.

Из горящего города бежали люди. С узлами и чемоданами, с детьми на руках. Лишь бы подальше от этого ада. В толпе выделялась молодая простоволосая женщина, державшая одной рукой девочку, а другой веревку, на которой была привязана коза. Дергая за веревку, она, мешая русские и польские слова, причитала:

– Ой, все пропало. Отца убили, все спалили, где же мы приклоним головы, цурка моя кохана… – А потом стала выкрикивать проклятия: – Будь проклят Гитлер, поганая собака! Пусть его дети лишатся крова!

В ласу рассредоточивались машины подошедшего штаба дивизии. Около машины комдива собирались командиры. От толпы, беспрерывно тянувшейся из города, отделился высокий молодой мужчина и широко зашагал к группе комсостава. Его светлые волосы были растрепаны, в голубых глазах светилась решимость.

– Товарищ полковник,– обратился он к старшему по званию, – я здесь проводил отпуск, сам из Рудни комбайнер, сержант запаса, командир минометного расчета. Возьмите меня к себе, дайте оружие.

– Не имею права, сержант. Этим занимается военкомат.

– Так когда еще доберусь до военкомата! А видите, что они, сволочи, делают! На что замахнулись проклятые!… Вы в бой идете, товарищ полковник, и мое место там… Возьмите меня, рядовым бойцом возьмите!

– Не могу, сержант. Понимаете, не мо-гу!

Мужчина с досадой махнул рукой, круто повернулся и широко зашагал к дороге, но которой все шли и шли люди из горящего города.

А над дорогой уже появились два «мессера». Настигнув толпу беженцев, они открыли огонь из пулеметов.

Невозможно передать чувства, владевшие нами в те минуты. Мы видели, как враг расстреливает мирных людей, уничтожает город, и ничего не могли предпринять: дивизия не должна была обнаруживать себя. Мы задыхались от злобы к врагу и сознания собственной связанности, и когда увидели падающих под пулями людей, многие из нас бросились туда. Но властный голос комдива остановил нас:

– Товарищи командиры, всем оставаться на месте!

И, повернувшись к начальнику медицинской службы, комдив приказал:

– Товарищ военврач первого ранга, распорядитесь немедленно оказать помощь раненым.

Раненых перенесли к санитарным машинам. Среди пострадавших были и женщины, и девочка-подросток и тот мужчина, что просил оружие. Пуля пробила ему грудь. Мужчине трудно было дышать. Он пытался говорить, просил, приказывал нам:

– Отомстите фашистам… За все отомстите… бейте их ради наших детей…

Последние слова он произнес, когда носилки уже поднимали в машину.

– Будет жить? – спросил кто-то у врача.

– Умирает, – ответил врач и отвернулся.

Гитлеровцы все еще бомбили город. Из города бежали люди. А мы… Мы стояли в лесу, ожидая приказа.

ДИВЕРСАНТЫ

Второй день войны. Колоннами по двум дорогам дивизия движется к границе навстречу врагу. Колонны почти беспрерывно бомбит и обстреливает вражеская авиация. Во время очередного обстрела на моей машине пробило оба задних ската. Бросить машину? Нельзя. На ней кроме солдат два станковых пулемета и ящики с патронами. Прошу у комбата разрешение заменить скаты:

– Снимем с одной из разбитых машин и догоним вас.

– Ладно, разрешаю, – ответил комбат и повернул батальон на восток.

Да, на восток. Дивизия получила приказ занять оборону по восточному берегу реки Березина в районе Сосновки. А артиллерийская канонада уже доносилась со стороны Новогрудка – юго-западнее указанного нам рубежа.

Сложная, неясная обстановка…

Нашли и заменили скаты сравнительно быстро, но наши части уже ушли. Машина в одиночку катит на восток, и мне почему-то начинает казаться, что мы трусы, повернувшиеся спиной к врагу…

К вечеру на дороге стало совсем пусто. Исчезли в небе самолеты, затихла артиллерийская канонада. Тревожная, щемящая тишина. Появилось сомнение – туда ли едем? Не опередил ли нас враг?

Но вот на обочине шоссе указатель «Объезд». Чистенький, только что поставленный, он вселил уверенность, что где-то недалеко свои. Свернули на проселок и минут через пять уперлись в хвост колонны.

Замыкающая машина оказалась из соседней части. Шофер сообщил, что всех командиров вызвали в голову колонны. Туда же направился и я. Слышу сзади голос:

– Разрешите, товарищ, лейтенант?

Оглянулся. Стоит рядовой Николай Усов. Он был у меня в снайперской команде, а теперь оказался в моей роте. Среднего роста, светловолосый шустрый паренек он внешне ничем не отличался от своих товарищей, не выделялся активностью на занятиях и острой наблюдательностью, что особенно важно для снайпера.

– В чем дело?

– Разрешите идти с вами?

Я согласно кивнул.

Колонна, растянувшаяся по ржаному полю, оказалась довольно большой. Это были разрозненные машины, по разным причинам отставшие от своих частей Внезапно над колонной взвилась красная ракета, а впереди затрещали выстрелы. Стреляли из автоматов и револьверов. Мы остановились. Навстречу бежали два запыхавшихся лейтенанта.

– В чем дело, товарищи? – крикнул я.

– Диверсанты! Собрали командиров в голову колонны, какой-то чин приказал всем следовать за ним на рекогносцировку… А там из ржи по нас – очередями… Всех положили…

Какой «чин» собрал командиров и увел их под расстрел и куда он делся, ребята объяснить не могли. А впереди снова раздалось несколько автоматных очередей. Мы с Усовым поспешили к своей машине.

Пулеметчики устанавливали «максим» на ее кабине.

– Правильно, товарищи. А второй пулемет вот сюда, на обочину. Окопаться, подготовить позицию для кругового обстрела.

Где– то совсем рядом, во ржи, резанула пулеметная очередь, и пули просвистели над нашими головами. Усов тоном приказа шепнул: «Ложитесь!» -и силой увлек меня под кузов автомашины. Уже лежа на земле, я услышал голос:

– Где командир?

Пулеметчики показали. Спрашивавший нырнул под кузов, подполз ко мне и торопливо зашептал над ухом:

– Диверсанты во ржи… Тут, рядом… Стреляйте!

Я ничего не видел, не слышал и шороха и недоуменно оглянулся на того, кто давал советы. Крупный круглолицый парень в новенькой, как мне показалось, гимнастерке и пилотке, с наганом в руке нагло смотрел мне в глаза и требовал:

– У вас же ППШ, стреляйте!

И тут между нами вклинился Усов.

– А ну, подвинься, – и ловким движением схватил незнакомца за запястье и, повернув руку на себя, вырвал наган,– Откуда у тебя револьвер? Ты кто такой?

Мордастый явно растерялся, забормотал что-то о мехдивизии.

– Лежи и не рыпайся, мехдивизия…

А впереди колонны все еще раздавались выстрелы, короткие очереди. Потом от машины к машине стали передавать команду: «Командирам – в голову колонны!»

Кому и для чего требовались безымянные командиры? Я вопросительно посмотрел на Усова. Он отрицательно мотнул головой. Мордастый со словами: «Я сейчас узнаю»,– быстро вышмыгнул из-под кузова и исчез в темноте. А к пулеметчикам со стороны хвоста колонны подошел человек в кожаном пальто:

– Где ваш командир?

Пулеметчики молчали. Человек несколько повысил голос:

– Я из штаба соединения, майор Капустин. Мне нужен ваш командир.

Я узнал майора Капустина и подошел к нему, коротко проинформировав об обстановке, о только встреченном незнакомце – вероятно, диверсанте, высказал свои соображения: указатель на дороге поставили диверсанты. Впереди стоит их машина, возможно, не одна. Они задерживают проходящие машины, вызывают командиров вперед и там расстреливают их. Потом, уничтожив командиров, поведут колонну в засаду. Высказал и предложение: приказать всем оставаться на своих местах, незнакомых людей задерживать. Утром разобраться легче.

Майор согласился, и в обе стороны колонны от машины к машине пошел приказ: «Всем оставаться своих местах…»

Утром выяснилось, что две головные машины незаметно ушли, а в той, что стояла за ними, и шофер, и капитан интендантской службы застрелены в кабине. И еще восемь командиров убиты.

Связавшись по радио со штабом дивизии, майор Капустин получил приказ: из собранных людей сформировать отряд и, выйдя в лесной массив в квадрате «оседлать» шоссе Минск – Барановичи, преградить дорогу врагу, рвущемуся к Минску.

В этой случайно собранной колонне машин из нашей дивизии оказалось около десятка, но все они принадлежали тыловым подразделениям, и бойцов на них почти не было. «Главные силы» майора Капустина представляли мы – девять человек и два станковых пулемета, с солидным запасом патронов. Мне и было приказано организовать заслон, задержать противника в указанном районе. Все машины майор отвел в глубину, леса.

До указанного места было недалеко, и скоро мы установили пулеметы над глубокой выемкой, по которой, разрезая холм, шла дорога. Позиция – превосходная… Но не успев по-настоящему окопаться, мы увидели моторизованную колонну фашистов…

Дав возможность войти ей в выемку, открыли пулеметный огонь по головным машинам.

Завязался бой. Наше преимущество было в том, что мы ждали врага, занимали господствующую возвышенность, у нас были вырыты окопы. А превосходящий по силе враг был застигнут врасплох, оказался в невыгодных условиях. Мы били его жестоко, нанося большой урон.

Но вот где-то в середине колонны фашистов хлопнул минометный выстрел. Мина разорвалась недалеко от пулемета. Вторая – еще ближе. Рядом со мной лежал как-то сам собой ставший ординарцем Усов. Я вопросительно посмотрел на него.

Усов меня понял сразу.

– Сейчас я его гранатами, товарищ лейтенант! – И, низко пригибаясь к земле, солдат скрылся в лесу.

Третья мина накрыла наш пулемет… И вот и уже вижу разрыв вблизи второго пулемета. Но разрыв этот казался последним. А там, откуда стрелял миномет, раздалось два взрыва гранаты…

На дороге горело несколько вражеских машин. Наши бойцы метко били по убегающим фашистам. Задние машины поспешно разворачивались и ехали назад.

Мы выполнили приказ командования. Это была большая наша удача. Но было ясно и то, что мы потрепали только передовой отряд, что за ним идут главные силы врага.

Доложив майору Капустину об итогах боя, я обратился к нему с вопросом: где мне разыскивать свою часть?

– Рация со штабом связаться не может. Искать будем вместе. По последней информации, наше соединение должно сосредоточиваться южнее Минска…

Наступили горькие и тяжкие дни отступления.

ПЕРВЫЕ УСПЕХИ И НАГРАДЫ

С боями отступали мы до самой Москвы. Порой задерживали и били превосходящего в силах врага. Так было под Смоленском, под Ельней, под Вязьмой. И все-таки отступали, ожидая того времени, когда сумеем повернуть врага вспять.

И это произошло в декабре. Под Москвой, которую вражеские офицеры уже рассматривали в бинокли. В этих боях участвовала и наша дивизия. Мне казалось, что все мы, и солдаты и командиры, сразу возмужали, стали сильнее, крепче. Да так оно и было. Мы ведь обрели боевой опыт, в нас укрепилась вера в собственные силы. Боеспособность дивизии уже отмечало командование армии. К нам охотно заглядывал командарм Рокоссовский, приезжал член Военного совета генерал Лобачев. Это, конечно, нас радовало, ободряло, но о наградах мы в ту пору не думали.

И вдруг – приказ о награждении. И в нем имена наших бойцов. Орденом Красного Знамени был награжден командир четвертой роты лейтенант Алимов и медалью «За отвагу» – несколько солдат из того же полка.

Это было воспринято как признание боевых заслуг всего полка. Да чего там полка, радовалось и гордилось этими наградами и командование дивизии.

Да, мы наступали, изгоняя фашистских захватчиков из наших городов и деревень. А выбиваемые из Подмосковья фашисты яростно цеплялись за каждый населенный пункт; вынужденные же отступать, сжигали их дотла. Наступая вдоль дорог по глубокому снегу, отвоевывая свои деревни и села, мы несли большие потери, ведь за словом «потери» стояли люди – воины, бойцы! Потери – это погибшие и искалеченные солдаты командиры. Сыновья, мужья и отцы.

Но как избежать или хотя бы значительно сократить эти потери, сохранить в бою людей? А что если попытаться сойти с дороги? Ведь уже были известны случаи успешных действий отрядов лыжников, которые вели наступление без дорог и в ночное время. Конечно, артиллерия по глубокому снегу не пройдет, но пулеметы и легкие минометы можно поставить на лыжи…

Маскхалаты и лыжи интенданты добыли.

Полк получил приказ на наступление.

Выбить врага и освободить деревню Выселки было приказано второму батальону. Зачитав приказ, комбат спросил у командиров рот:

– Как будем выполнять приказ, товарищи командиры? Какие есть предложения?

– Разрешите, товарищ комбат? – Это командир четвертой роты лейтенант Алимов. Он излагает свой план: его рота, усиленная минометным взводом, одетая в маскхалаты, ночью обходит Выселки по оврагу, что севернее деревни, врывается в деревню с запада и завязывает уличный бой, отвлекая па себя силы врага. В разгар боя комбат поднимает в атаку свои основные силы…

С некоторыми уточнениями план лейтенанта Алимова был принят.

Одетые в новенькие белые халаты, легко скользя по снегу, бойцы роты Алимова быстро растворились в ночи. Как и было рассчитано, через два часа десять минут рота подошла к западной окраине Выселок. Конечно, не все шло по нашему плану… Гитлеровцев в деревне оказалось гораздо больше, чем мы предполагали… У каждого дома ходили часовые, по улице, вдоль всей деревни, урчали прогреваемые моторы грузовиков – судя по всему, в Выселки недавно прибыло подкрепление.