Текст книги "На румбе 202"

Автор книги: Михаил Скрябин

Крючконосый скоро пришел в себя. Лежа лицом к палаткам, он, чуть приоткрыв глаза, стал незаметно наблюдать за матросом и девушкой. Крик девушки о золотоносной жиле придал грабителю сил. Значит, золото есть. Настоящее, большое золото. Значит, они с дружком действительно не там искали. Но теперь уже крючконосый своего добьется. Он проследит, откуда принесли лагерники эти куски кварца. Он пойдет по их следам и найдет эту жилу. Но для того чтобы это сделать, надо быть на свободе. Надо как можно скорей отсюда выбраться, найти сбежавшего дружка и браться за дело.

Бандит проследил, как матрос с Витей на руках и девушка вошли в палатку, потихоньку стал отползать от лагеря. Вдавливаясь в землю, стараясь слиться с окружающими его предметами, он отползал все дальше и дальше. . .

Вдруг нога его натолкнулась на что-то мягкое. Крючконосый испуганно дернулся, но тут же вспомнил: это же мешок с мукой! Первой мыслью было все же захватить мешок с собой, но он тут же ее отбросил. Надо скорей смываться, пока этот верзила с пудовыми кулаками не хватился и не бросился в погоню.

Проползая мимо мешка, крючконосый злобно выругался. И дернула же нелегкая привести сюда матроса именно в это время. Ведь через несколько минут они шагали бы уже с многодневным запасом еды далеко от лагеря. Попробуй разыщи их среди нескончаемых камчатских сопок!

Однако сегодня «фарт» окончательно покинул крючконосого. Когда он решил, что расстояние между ним и лагерем уже достаточно велико, и поднялся на ноги, перед ним вдруг выросла группа ребят.

От неожиданности бандит шарахнулся было в сторону, но тотчас же взял себя в руки. Подумаешь! Испугался какого-то пионерского отряда.

Высоко подняв голову, он как можно спокойней пошел прямо на детей.

Крик опознавшего его камчадала полоснул крючконосого, как свист плетки. Мгновенно растеряв все наигранное безразличие, он съежился и бросился наутек. Стоящий на его пути мальчишка с палкой в руке не может быть помехой. Это не препятствие для спасающего свою шкуру бандита.

И действительно юнга уступил дорогу, но, когда тот с ним поравнялся, ловко просунул палку между длинными ногами крючконосого. Споткнувшись, бандит смешно замахал руками и растянулся во весь рост на прибрежной гальке.

Когда к месту «сражения» подбежал Левша, крючконосый уже был пленен по всем правилам. На каждой ноге хищника восседали Леха и Коля, а руки его были прижаты к земле крепкими натренированными руками юных рыбачек – Ариши и Сани-хозяйки.

– Не будешь больше олешек убивать, – приговаривал Леха, извлекая из-за пояса крючконосого финский нож.

– Це ж ця тварина твоего дружка каменюкой, – встряхнул Левша за шиворот крючконосого.

– Какого дружка?! Витю? – спросил юнга, чувствуя, как у него от ужаса пошли мурашки по всему телу.– Витю? Что с Витей? – ухватился он за форменку матроса. Товарищи, если с Витей что-нибудь случилось, ведь я ни за что не вернусь на «Богатырь».

– Тю, скаженный! – освободился от юнги Левша. – Живой твий кореш! Ну, зробив цей злидень йому пробоинуу в голови. Лежить тепер хлопчик в изолятори.

– Живой! В изоляторе! Леха, ведь я вам тут не нужен? Вы и без меня теперь справитесь? Левша поможет! – скороговоркой выпалил Коля и, не дожидаясь согласия Лехи, помчался к лагерю.

– Коля, подожди, и мы с тобой, – побежали за юнгой Ариша и Саня.

– А де ж це ви взялись? – наконец заинтересовался внезапным появлением ребят возле лагеря матрос. – Вы ж пишли до теплой рички?

– Однако, пошли, но не пришли до речки, объяснил Леха. – Девки, однако, не захотели у батишка сидеть. Спрятали книжки под батишко и пошли за нами. А сюда Коля привел. Он, конечно, хороший камчадал будет, ни разу дорогу не путал.

– А ну, Леха, дай-ка твоего пояска, – попросил Левша, подталкивая перед собой крючконосого по направлению к лагерю. – Треба його трошки спутать, а то цей ужака знов ускользне.

Взяв Лехин ремешок, матрос деловито связал бандиту руки,.

– Так буде краще! – с удовлетворением оглядел он классический «полицейский» узел. А ну, малый вперед!

– Конечно, малый вперед, – сказал Леха, поддерживая рукой сползающие без пояса брюки, – Давай малый вперед!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

– Сопка! Сопка! Я – Земля! Я —Земля! Отвечайте, Сопка! —надрывался базовый передатчик. Радист вращал рукоятки приемника, тщетно прислушиваясь ко всем шорохам в эфире. Никаких следов «Сопки» обнаружить не удалось.

Напрасно врач ждал в семнадцать ноль-ноль передачи. «Сопка» на связь не вышла.

Конечно, молчание «Сопки» совсем не означает, что в отряде случилась новая беда. Могла испортиться рация, мог не справиться с работой случайно попавший в отряд ленинградский мальчик. Но в отряде лежал тяжело больной человек.

– Всем! Всем! Всем! – понеслись в эфир тревожные сигналы.– Нужна помощь! Нужен вертолет! Нужно спасать жизнь человека!

И сигнал был принят. Приняли его лесозаготовители с лесных делянок долины реки Камчатки, приняли рыбаки западного и восточного побережья, приняли оленеводы и охотники, приняли сельскохозяйственные артели и строители заводов. Не прошло и нескольких минут, как со всех сторон посыпались запросы: сообщите точные координаты местоположения отряда.

Группа туристов, штурмующая высоту Ключевской сопки, предложила направить своего врача пешком; оленеводческий колхоз, расположенный недалеко от Неведомой, сообщил, что до прихода врача в отряд будет направлен ветеринар с медикаментами.

Кажется, на Камчатке не осталрсь ни одного уголка, не откликнувшегося на тревожный сигнал.

Ничего не знал о тревоге только отряд Арсения Николаевича. Лагерь готовился к ночевке, а это было сегодня не так просто. Разместить всех в трех палатках было невозможно. Но кто же покинет лагерь на ночь глядя? О девочках и говорить нечего. Но с ними-то проще, они сравнительно сносно расположились в Наташиной палатке. К себе в палатку Арсений Николаевич поселил Колю и Леху. Витю уложили в палатке радиста. Левша, Фима и милиционер со своими подопечными остались ночевать на открытом воздухе.

Милиционер решил дождаться утра и уже устроился с максимальным комфортом. Поместив задержанных «старателей» (тестолицый тоже далеко не ушел) под скальным навесом, он развел яркий костер: во-первых, чтобы хорошо видеть арестованных, а во-вторых, чтобы не заели комары. Комары же и послужили причиной возмущения минералога. В лагере было пять «накомарников». Наташа потребовала два из них отдать задержанным «старателям», которые лишены возможности куда-нибудь укрыться и защищаться от комаров.

Когда милиционер попробовал сказать что-то о «дамских нежностях», он услыхал в ответ такую тираду о людях, человечности, что только рот раскрыл, удивляясь, как в таком маленьком теле умещается такой мощный запал. Не понимая, почему эта пичуга встала на их защиту, крючконосый только криво ухмыльнулся и первым нырнул под спасительную марлю. Примеру дружка немедленно последовал и тестолицый.

Два накомарника принадлежали безраздельно больным радисту и Вите. Пятый должен был по очереди укрывать Левшу, камчадала и милиционера.

Впервые после падения радист, наконец, спокойно заснул, и Арсений Николаевич сказал, что это первая веха на пути к выздоровлению. Два надувных матраса заполняют всю палатку, и Коля, пристроившись рядом с Витей, старается не шевелиться, чтобы не разбудить. Коля положил руку на голову товарища. Голова горячая,– очевидно, поднялась температура. Этого еще не хватало. Нужно во что бы то ни стало раздобыть доктора. Леха говорит, что недалеко от сопки в летнем стойбище пастухов кто-то заболел и, наверно, сейчас туда пригласили доктора. Коля уже договаривался с Лехой пойти в стойбище. Глядишь, с рассветом доктор сможет посмотреть, что с Витей. Но Леха неизвестно куда исчез – неужели ушел один?

Юнга попробовал тихонько подняться с матраса, но Витя сразу открыл глаза.

– Ты не думай, что я надолго свалился, – виновато говорит Витя. – Завтра утром я уже встану, и мы двинемся в район. А что сейчас делают на «Богатыре»? Интересно, знает уже дядя, что мы ушли из «Приморья»? Коля, а может, попробовать сейчас встать?

– Не притворяйся! – нарочито грубо оборвал Коля товарища. – Намочить платок в холодной воде?

Не дождавшись ответа, он потянулся за фляжкой, намочил платок и положил Вите на лоб.

– Скоро доктор прилетит. Разрешит, тогда и поднимешься. Да ты и без доктора выздоровеешь, только слушайся меня и не крутись. Не сбрасывай. . . – придержал он Витину руку.

– Да нет. Свет от костра. Режет, – Витя сдвинул платок на глаза и опять, кажется, забылся. Но едва юнга привстал, сразу забеспокоился: – Коля, ты где?

– Я тут. Не крутись! – тихо-тихо заговорил Коля, как бы убаюкивая товарища. – Ты лежи спокойно. Скоро Леха придет. Он тут где-то рядом. Мы с ним будем спать в палатке у Арсения Николаевича, так что ты не беспокойся, если меня рядом не будет. Знаешь, Вить, жалко, что мы оставили в «Приморье» твой приемник. Завтра ты настроил бы его, и узнали бы мы обо всех судах торгового флота... Наши дальневосточники сейчас ушли в Арктику, а черноморцы пришли из Антарктики. А кто-то плывет сейчас в тропиках, может, даже экватор пересекает. . . Твой приемник такой сильный, что в него и экватор был бы слышен. И с «Богатырем» связались бы, а то эту лагерную бандуру крути-верти, а дальше ста километров никого не слышно. Эх! . . Стоять бы сейчас за штурвалом. . . Капитан спрашивает: «На румбе?» Рулевой, как эхо, отвечает; «На румбе двести два!» Это я запомнил курс от Петропавловска на Владивосток. . . Вить! . .

Около палатки послышались шаги, и почти одновременно просунулись две головы – Левши и Лехи. В руках у Лехи был какой-то мешочек, который он протянул Коле.

– Однако, держи. Трава камчатская. Заваришь, Вите дашь. Пить будет. Дед пил. Здоровый стал.

– Ось де вин був! Траву сбирав? А мене Арсений Николаевич шукать тебе налажував. А трава ця нехай полежить. . . Доктора скажуть, що пити, що не пити.

– Дед пил! – обиделся Леха. —Такой травы нигде, кроме Камчатки, нет. Доктор знает, старый камчадал тоже знает.

– Тихесенько, без паники. Володя, мабуть, спить! – остановил Леху Левша. – То ж був старый камчадал, а ты молодий камчадал. Ты що, у современну медщшу не виришь? У радянсьских ликарив? Ты же, Леха, книжник прозываешься? Сознательна людина! А то – знахарство.

– Зачем знахарство?—окончательно вскипел Леха.– А в книжках про траву разве нет? Есть в книжках! К нам ученый с Большой Земли приезжал. Из Москвы из самой! Траву собирал! Трава все болезни лечить может! Эта на сопках растет! Больше нигде не растет! Знахарство – зачем врешь, зачем?

– Э, який горячий, – попробовал остановить Леху матрос. – От якой хвороби твий дид таку траву пив?

– От живота. Живот болел!

– А у хлопця голова побита. Е таки трави, що для одной хвороби добре, а для другой отрута. Отруишь хлопця, що тоди? Брось цю травку!

– Бросить? – вдруг сник Леха. – Собирал! Зачем вечер тратил? Отрава, говоришь? Брошу!

– Коля, не бойся! Это не змея, это гейзер, – внезапно громко заговорил Витя.

– Жар? Однако, бредит! – испуганно прошептал Леха, причмокивая губами.

– А ты травку от живота притащил, сказал Коля. – Витя, – притворно зевнул юнга, – если бы я ушел спать, ты меня отпустил бы? Сейчас с тобой побудет Леха, а когда ты уснешь, и он пойдет в нашу палатку. Ты один не будешь бояться? Если что надо, позовешь – у костра всю ночь кто-нибудь будет. – Энергично подмигнув Лехе, Коля вылез из палатки.

Леха присел около Вити и еле слышно стал напевать тут же сложенную им песню:

 
Вечером солнце уходит. Утром снова приходит.
Когда уходит солнце – уходят все болезни.
Утром Витя проснется и будет здоровый, как олень весной.
Куда солнце уходит, я знаю из книжек.
Откуда приходят болезни? От плохих людей На Камчатке
нет плохих людей.
Которые были, назывались не люди, а волки. Их увезут
с Камчатки.
Летом шумят весенние реки. В зеленых кустах птицы вьют
гнезда.
Летом по Камчатке ходят хорошие люди.
Они раскапывают сопки, чтобы люди на Камчатке жили хорошо.
Зимой молчит река. Берега спрятались под белую шкуру, она
называется снегом.
По снегу скользят нарты, их везут собачки. По снегу идет
охотник, бьет зверя.
Почему падает с неба снег, я знаю из книжек.
Мой отец верил: шаман вызывает на землю снег.
Отец не читал книжек. Я не верю шаманам, я верю книжкам.
 

Под тихое Лехино пение Витя заснул. Убедившись в этом, Леха выскользнул из палатки.

Спиной к ней у костра сидел Арсений Николаевич, Рядом с геологом примостился Левша. На длинных прутьях они жарили оленину на завтрак и не заметили, как Леха и Коля скрылись за палатками и растворились в вечерней мгле.

В палатке радиста очень тихо. Левша прислушался. Нет, беспокоиться нечего: слышно, как Витя разговаривает с Колей.

– Почему не отпустил бы? Ты ведь тоже очень устал. Ну и иди отдыхай... Коля, а сколько я ни надумывал, что со мной может случиться в рейсе, о том, что на самом деле случилось, никогда не думал. Я ребятам все больше фантазировал о необитаемых островах. А как называется остров, куда мы высадились? Это колония каких-то империалистов. Я подарил жителям острова свой приемник, и они узнали правду о Советском Союзе. Они взяли да и тоже сделали у себя революцию. . . Вот бы здорово было. . . А интервентов выгнали! И написали в Москву. И в мою школу: «Если бы не Витя Шапорин, так бы мы и были. . . отсталая колония». Коля, ты здесь? Коля, мне холодно. Коля, ты ушел спать? Ну спи! И я буду спать.

– Кажись, yci хлопчжи позасыпали, i хвори, i здорови, – сказал матрос.

Разбудил Витю знакомый домашний шум. Как будто над их дачей пролетел вертолет. Начались обычные утренние полеты. Витя поймал себя на том, что даже прислушался к шагам за стеной. Вот сейчас откроется дверь, войдет мама и скажет: «Сынок, вставай скорей, попей молочка, пока оно парное, тепленькое». Витя даже чувствует во рту противный, приторный вкус козьего молока и просыпается окончательно.

Совсем светло, сквозь полотно палатки угадывается яркое утреннее солнце. Витя приподнял голову. Какая-то блямба нависла над глазом, мешает смотреть. Глаза начинают косить, и в поле зрения возникает почему-то его собственный нос.

Чьи-то шаги действительно приближаются к палатке. Но не легкие мамины, а грузные, явно мужские.

– Туточки! Сюды, будь ласка! – слышит Витя голос Левши.

Полог палатки откинулся, и в проходе появилась белая фигура, «Доктор, – понимает Витя. – Значит, вертолет действительно был».

– Ну, ну, где тут мои пациенты? – мягким баритоном заговорил доктор.

Вите отлично знакомы эти наигранно бодрые, чисто докторские вопросы. Вслед за ними обычно появляется холодный скользкий градусник, а потом зачастую и касторка.

Но на Камчатке и доктора, видно, особые. Опустившись на колени перед Витей, доктор пощупал его пульс, потом придавил двумя пальцами шишку над глазом и, не говоря ни слова, пересел к радисту.

– Немедленно госпитализировать. Погрузим на наш вертолет! – сказал он появившемуся у палатки Арсению Николаевичу.

«Кого госпитализировать? Витю или радиста? Иди обоих? И почему доктор ничего не сказал после осмотра? А может, его дела так плохи, что врач не решился высказаться при пациенте? И куда девался Коля? Вечно, когда он нужен, куда-то исчезает. Ведь он не пациент, при нем доктор скажет, кого госпитализировать».

Вите становится очень жалко себя. Он тихонько дотронулся пальцем до шишки, надавил на нее, но почему-то почти не почувствовал боли. Наверно, поврежден нерв, командующий болевыми ощущениями.

Он приподнял голову, и вдруг палатка зашаталась, затрещала, поплыла куда-то вверх. Витя закрыл глаза, чтобы исчезло противное головокружение, а когда открыл, увидел над головой голубое небо.

Ничего не понимая, мальчик огляделся по сторонам. Вокруг него и радиста собралось все население лагеря. Тут же поблизости, на берегу речки, стоят два вертолета, до странности похожие на двух огромных бескрылых кузнечиков.

Левша положил на камень снятую им палатку и тоже присоединился к мужчинам.

– Осторожно. Каждое сотрясение может повредить  больному, – сказал доктор.

Левша, охотник-камчадал, Арсений Николаевич и доктор бережно подняли радиста вместе с матрасом и понесли к вертолету. Наташа поддерживала его голову. Значит, госпитализировать нужно радиста. А он как же?

– Витя! – послышался рядом с ним шепот. – Ты нас можешь узнать? Это мы, Ариша и Саня-хозяйка. Мы принесли вам деньги от капитана «Богатыря». А Коля с Лехой куда-то ушли. Коля еще вечером нам сказал по секрету, что они скоро вернутся. А куда уходят, не сказал.

Ну как может Витя не узнать Аришину скороговорку? Но сейчас она не раздражает. Наоборот, Витя рад, что рядом с ним эти милые девочки. Витя улыбнулся и протянул им руки:

– Здравствуйте!

– Не шевелись, – не поняла его дружеского жеста Ариша, – я сама положу,—она сунула в карман его курточки пакетик с деньгами. – И расписки не нужно. . . Только не шевелись!

– Ну, друже, сбирайся! – раздался голос Левши.

– Куда?! – попытался снова приподняться Витя.

– На литак! Доктор сказав, що опасного ничого нема, а все ж краще покласти тебе в ликарню, подивитись – може, в ранци що осталось. Кусок кварцу або що!

– А Коля?

– А Коля на другим литаку з милиционером и бандиами полетить. Як що поспиэ. Ще ранише за тебе в Петропавловски буде. Вас тильки до ближнего медпункта, а його в самий Петропавловск доставлять!

– А если не успеет? Не полечу! Без Коли не полечу.

– Значит, нехай льотчик летит з одним радистом?

– Нехай, – не замечая, что заговорил на украинском языке, упрямо мотнул головой ленинградец.

– А ты розумиешь, що я тебе можу силком взяти и вкинути в литак, – обозлился на мальчишечье упрямство матрос. – Я тоби кажу: треба летити.

– Без Коли? Нет, нет! Я останусь тут, пока придет Коля!

– Витя, ты ж не мала дитина, – еще раз попробовал урезонить мальчика Левша. – Юнги нема з вечора. Може, вин з Льохою в район подався.

– Витя, Витечка, – дуэтом поддержали Левшу Ариша и Саня.– Нужно лететь. Ведь Коля здоров, а ты раненый. Мы тебе обещаем, если Коля опоздает на вертолет, разыскать его и любыми путями доставить в Петропавловск.

Сейчас уже девочки не кажутся Вите родными и близкими, как несколько минут тому назад. Девчонки – они девчонки и есть. Что они понимают в настоящей мужской дружбе? Разве Витя может вернуться на «Богатырь» без юнги? Нет, он останется здесь, в лагере, и дождется друга. Если Коля не придет, Витя подождет, пока заживет рана, и сам отправится на поиски. Он пристанет к охотникам, обойдет всю Камчатку. Никогда больше дядя Сергей не произнесет обидных слов: «Витя, ты плохой товарищ».

– Витя, ты плохой товарищ, – прозвучал около Вити спокойный голос Арсения Николаевича. – Вертолет готов к отлету, тебя там ждут врач и тяжело больной Володя, а ты тут, как маленький, упрямишься: «Не полечу». Неужели ты думаешь, что мы хуже тебя сумеем позаботиться о Коле?

– Не полечу, еле слышно выговорил Витя и почувствовал, что ему очень хочется спать.

– Ну-ка, быстренько, – сказал Арсений Николаевич.,

Вдвоем с Левшой они легко подняли Витю и погрузили в готовый к отлету вертолет.

Девочки бросились к машине. Они забыли спросить самое главное – Витин адрес. Не пригласили его приезжать еще. . .

– Тю на вас! – задержал рыбачек Левша. – Чи ви не бачите?

Над вертолетом, набирая обороты, завертелся пропеллер, машина плавно оторвалась от земли и легла курсом на утреннее солнце.

В своей песне у Витиной постели Леха пел правду. На Камчатке нет тюрем. На Камчатке нет места для преступников, нет места для плохих людей. Камчатские жители немедленно изгоняют все подлое и пакостное, весь шлак и накипь, попавший на огнедышащий полуостров с материка. Не строятся на Камчатке тюрьмы и кутузки. Некуда деть на Камчатке вредного человека.

Второй вертолет принадлежит камчатскому леспромхозу. Его дело летать над тайгой и, завидев признаки лесного пожара, доставлять к очагу пожарную команду. Но воры, грабители, свободно разгуливающие по камчатской земле, хуже пожара. Их нужно немедленно отправить в Петропавловск, а оттуда первым теплоходом убрать вон с Камчатки.

Крючконосый отлично понимал, что их игра проиграна. Золото сопки Неведомой достанется не им, а этим не понятным ему людям. Эти люди могут целыми месяцами под дождем и палящими лучами солнца, в зной и холод вгрызаться в крутые склоны камчатских сопок и, найдя золото, сдать его – все, до малейшей песчинки – государству. Крючконосый много встречал на своем пути таких людей. Сначала он не верил им, считал, что это противоестественно, противоречит самой природе человека. А когда узнал поближе, возненавидел их.

И опять все стало на свои места: с одной стороны – крючконосый со своим мирком, с другой – эти люди. Они, как масло и вода, не смешиваются между собой и враждебны друг другу всем своим существованием. Ни одной мысли о том, что люди погибнут, что они обрекают людей на голодную смерть, не возникло у крючконосого, когда они уносили продукты из лагеря, оставляя отряд без пищи: это было в порядке вещей.

А вот Наташа притащила им утром по огромному куску жареной оленины с печеной лепешкой, принесла первым, пока еще никто в лагере не завтракал. Главный начальник всего отряда видел и не остановил, не выхватил из рук девушки пищу, которую она передала людям, пришедшим в этот лагерь только для того, чтобы его обокрасть.

У крючконосого сместились все установившиеся понятия. И, может быть, впервые за всю свою воровскую жизнь он ощутил где-то глубоко, под спудом своего сознания, зависть к этим людям, неосознанную тоску по этой незнакомой ему жизни.

– Чуфань, пока мильтон не заграбастал, – обратился к дружку тестолицый. Его ничто не мучило – разве что комары. С наслаждением вонзив зубы в пропитавшееся дымком костра оленье мясо, он старался быстрей с ним разделаться. Так вернее. Тестолицый уже давно привык ничему в жизни не удивляться.

Крючконосый при посадке в вертолет встретился взглядом с Наташей и неожиданно для себя помахал ей рукой. Он постарался сделать это так, чтобы не заметил тестолицый.

– Давай не грози! Отгрозился! – подтолкнул его милиционер к дверце вертолета. Он тоже не предполагал, что этот «ворюга» мог помахать девушке рукой с простым человеческим прощальным приветом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Леха очень торопился, он вел Колю по кратчайшему пути и, не подрассчитав, вывел прямо к летнему собачьему «дому отдыха».

Бешеный собачий лай встретил ребят на подходе к летнему стойбищу оленеводов.

– Однако, собачки,—спокойно сказал Леха, чувствуя, что юнга явно замедлил ход.

Летом ездовые собаки на Камчатке опаснее волков. Летом они не работают – не будешь же на нартах ездить по сухой земле, – поэтому хозяева перестают их кормить. Да и чем кормить летом? К зиме заготовляется сушеная рыба – юкола – на каждую ездовую собаку приходится в день по целой рыбьей тушке. А как беречь рыбу летом?

Леха считает совершенно справедливым, что ездовые псы летом должны питаться чем придется. Для Лехи собачья жизнь – это веками отработанное правило. Мало остается у пастухов отходов от их пищи. И охотятся собаки сами на всякую бегающую, а зачастую даже и летающую дичь. За короткое камчатское лето домашние собачки набираются звериных навыков. Становятся похожими на своих далеких предков. Чтобы они совсем не одичали и не ушли от человека, пастухи обычно устраивают собак на какой-нибудь остров или окруженный непроходимой топью холм и изредка навещают их там. Только чем ближе к осени, тем трудней и сложней взаимоотношения собак и хозяев.

– Однако, сиди тут, жди! – сказал Леха. – Не надо ходить к собачкам, могут кусать маленько.

Особенно долго уговаривать юнгу не пришлось, но как же отпустить товарища одного?

– А ты? – неуверенно спросил Коля.

– Я собачий разговор хорошо понимаю, – засмеялся Леха. – Жди, я скоро!

Хорошо говорить – «жди». «Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – сам погибнешь» – припомнились Коле слова из сказки. К Лехе идти прямо в собачью пасть тоже не мед, но и оставаться одному здесь в тайге, под аккомпанемент собачьего лая, не находка. А тут еще, как назло, рассвет задерживается. Отошел Леха на несколько шагов и как нырнул в темноту.

Коле не хочется признаваться, что ему страшно. Просто положение требует принятия некоторых мер предосторожности. Нащупав на дереве сучья для скоростного подъема в случае необходимости, Коля прижался спиной к стволу. Стало спокойней. Хоть какая-то опора– и, главное, обеспечено прикрытие.

Лай собак постепенно перешел в тоскливый вой, потом они совсем затихли. Очевидно, Леха уже миновал собачник. А ведь где-то близко сейчас люди. Может быть, сидят у костра. Коле даже показалось, что он слышит далекие голоса, чует запах костра и чего-то вкусного. Коля вспоминает, что последний завтрак – кусок хлеба с салом, подаренным почтарем, был съеден вчера утром. «А молодец «корень квадратный»: не зажал остатки, отдал Арсению Николаевичу. Все же из него в конце концов получится настоящий водоплавающий. Эх, а хорошо-то на судне как! Пойдешь к коку. . .»

Мечты о хорошем флотском борще сократили время ожидания.

Леха не обманул. Не прошло и двадцати минут, как из темноты послышался его смущенный голос:

– Однако, доктор дальше пошел. Больной был – доктор был. Больной стал здоровый – доктор дальше пошел.

– Давно ушел? – спросил юнга.

– Как больной стал здоровый, так и пошел, – повторил Леха.

Говорить Коле, что это было уже неделю назад, что напрасно Леха повел юнгу в стойбище, – только расстраивать.

– Зачем гнал ночью, зачем сказал «будет доктор», зачем один не пошел? – неожиданно после принятого решения умолчать запричитал Леха.

– «Зацем, зацем. . .» – передразнил Коля, – Раньше надо было соображать! – Но, заметив, что библиотекарь сам чуть не плачет от огорчения, рукой махнул: – Ладно! Нет так нет! А где еще может быть врач?

– В районе, конечно, есть. Пошли в район! Тут же перестав грустить, воспрянул духом Леха. К вечеру, однако, в районе будем!

– Ну пошли! – неуверенно сказал Коля. Он понимал, что вся его затея с походом за врачом теперь теряет всякий смысл. Если они доберутся до района к вечеру, значит, врача можно доставить в лагерь только завтра. А как там будет без него Витя? Что он подумает об исчезновении друга? И дернула же его нелегкая уйти из лагеря, никого не предупредив.

На выручку пришел далекий шум вертолета.

– Однако, летит, – сказал Леха.

В светлеющем небе прямо над ребятами загорелась зеленая звездочка. Пройдя мимо них, она погасла, и сразу на ее месте загорелся белый огонек.

– А ведь это, как на судне, – отличительные огни. Сначала правый зеленый, а потом белый кормовой гакобортный, – быстро определился Коля. – Все точно. Как, по-твоему, где у нас лагерь?

– Там, однако, – указал Леха по направлению удалявшегося вертолета.

– Значит, пока мы тут гоняем собак, врач уже подлетает к лагерю! Ну-ка, пошли скорей обратно!

– Конечно, скорей, – сразу согласился Леха,

* * *

Первыми в лагере Колю с Лехой встретили девочки. После отлета радиста и Вити в отряде стала налаживаться обычная деловая жизнь. Наташа, сидя у палатки, уже дробила куски кварца, камчадал-охотник свежевал на берегу реки подстреленного им горного барана, Левша заново устанавливал демонтированную им же палатку. Не видно было только геолога. Девочки явно поджидали Колю, но он торопился к Вите, а Ариша и Саня прицепились как банные листы: «Почему задержался?» Нашли время для разговоров!

А Витя улетел, – сказала Ариша. – Он не хотел без тебя, но ты ушел. Положили их с радистом в вертолет и отправили, – выпалила она одним духом.

– Как улетел? А я? – растерянно остановился юнга.

– Тебя ждет другой вертолет, – довольная, что может сообщить сразу столько новостей, опять затараторила Ариша. – Витю повезли в ближайший поселок, где есть больница, а ты полетишь прямо в Петропавловск.

– Без Вити в Петропавловск? – Только девчонки могут придумать такую глупость. – Спрашивается, как это я вдруг покажусь на «Богатыре» без Вити? Что отрапортую Сергею Ивановичу? «Вашего племянника, раненного при обороне лагеря, я бросил где-то в больнице, а сам заявился». Так, что ли?

– Леха, ты меня проводишь до поселка с больницей? – обратился Коля к ительмену.

175

– Конечно, провожу, – не раздумывая, согласился Леха. А девки книжки отвезут на батишке в «Приморье». Библиотеку-передвижку. Пастухи подождут, однако.

Заявился, беглец? – Коля и не заметил, как к ним подошел Арсений Николаевич. – Вот и хорошо. Давай быстренько в вертолет! Он уже больше часа тебя поджидает.

– В Петропавловск? Без Вити? Не полечу! – категорически заявил юнга.

– Подожди! Тут какое-то недоразумение, – сказал Арсений Николаевич. – Это единственная возможность доставить тебя сегодня в Петропавловск. Если ты ее упустишь, я не смогу тебе больше ничем помочь. А Витю после перевязки тоже отправят в Петропавловск. Между твоим и его прилетом разрыв по времени будет в несколько часов.

– Не полечу!.– упрямо повторил юнга.

А Витя не забоялся бы, – заговорила вдруг Саня-хозяйка.– Он и один их не забоялся. Ка-ак шарахнет из пистолета. . .

О чем это она? Кого это Коля забоялся не забоялся?

В море он, правда, за мной прыгал. Но искупаться в море это одно, а вот лететь. . . – продолжала Саня, обращаясь к Арише.

Коля отлично понимает, что эти слова говорятся не для Ариши, а для него. Но что они означают? Подумаешь, страх прокатиться на этой стрекозе!

Юнга поглядел на стоящий у лагеря вертолет и презрительно сплюнул через плечо. И как раз в этот момент в дверце вертолета показался милиционер. Вот оно что! Теперь юнге все ясно. С этим вертолетом отправляют «волков», и Саня решила, что юнга боится с ними лететь в одном вертолете. Но если она так подумала, это же может подумать и Арсений Николаевич.

И внезапно Коля понял, зачем геолог настаивал на его полете. Двух бандитов сопровождает один милиционер. Летчика считать нечего летчик не может покинуть свой пост. Мало ли что с милиционером может случиться в полете! Да просто может заснуть, и тогда. . .

– Товарищ Волков, – услыхал Коля голос геолога. – Прошу прощения за задержку. Вы можете отправляться. Коля лететь не хочет.

Эти слова так не соответствовали Колиным мыслям, что он вначале даже не принял их на свой счет, а когда понял, виновато подошел к геологу:

Арсений Николаевич, я вас понял. Ваше задание будет выполнено. Прикажете грузиться в вертолет?

– Ну, вот и отлично, – искренне обрадовался геолог. – Наташенька, дай-ка нашему гостю чем-нибудь подкрепиться на дорогу.

Коля решил было отказаться от принесенного ему завтрака, но от дымящегося куска мяса шел такой аромат, что его рука как-то сама собой потянулась за пластмассовой тарелочкой. Он даже и не заметил, как от завтрака ничего не осталось.