Текст книги "Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы"

Автор книги: Михаил Болтунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Под видом «саратовского помещика»

Важнейшей составляющей деятельности русской военной разведки под прикрытием, являлись заграничные поездки с разведывательными целями. Но если раньше, еще четверть века назад, львиную долю таких командировок составляли военно-научные экспедиции, военно-дипломатические миссии, рекогносцировки, то теперь офицеры направлялись за рубеж для изучения и совершенствования знаний иностранных языков, под видом отпусков, для посещения родственников, в туристические поездки, на охоту, на маневры иностранных войск.

Случались, конечно, редкие экспедиции, которые снаряжались, например, по приказу начальника Генерального штаба. Именно так произошло весной 1906 года, когда полковник Карл Густав Маннергейм, вернувшись с войны, получил приказ «совершить поездки из русского Туркестана через Западный Китай… вплоть до Пекина».

Начальник Генерального штаба Федор Палицын так объяснял цель разведэкспедиции полковнику Маннергейму: «Китайские реформы превратили Поднебесную в опасный фактор силы. Вам предстоит совершить строго секретную поездку из Ташкента в Западный Китай, провинции Ганьсу, Шэнси. Продумайте маршрут и согласуйте его с Васильевым».

Маннергейму предстояло составить карты дорог, по которым он будет следовать, оценить их военное значение, подготовить доклад о населении, природных богатствах, изучить настроения малых народностей, проживающих на северо-западе страны.

Разумеется, принадлежность полковника сохранялась в тайне. Он выдавал себя за шведского подданного, который участвует в научной экспедиции французов под руководством Поля Пеллио. Для конспирации письма Карла Густава переправлялись в Россию через Швецию.

Будущий маршал Финляндии успешно справился с поставленной задачей. Он проехал 14 000 километров, нанес на карту многие пути и дороги, составил планы двух десятков китайских городов, где стояли войска, привез в Петербург 2 тысячи древних китайских манускриптов, более 1300 фотоснимков и дневниковых записей.

Итогами азиатской разведэкспедиции остались довольны и Генштаб, и Русское географическое общество.

Однако подобные длительные экспедиции практиковались все реже и реже. Военному ведомству нужен был результат скорый и точный, ориентированный на сугубо боевые и военно-технические вопросы. А это означало, что нужны иные формы и методы добывания развединформации.

В командировки за рубеж выезжали в первую очередь опытные сотрудники центрального разведывательного аппарата ГУГШ, а также разведотделений штабов военных округов. Связано это было с тем, что офицеры, которых направляли за границу Главное инженерное и Главное артиллерийское управления, не имея опыта разведработы, нередко попадали в сложные ситуации. Их обвиняли «в излишней любознательности», а порою и в шпионаже.

Так случилось, например, с делопроизводителем-артиллеристом капитаном Костевичем, который знакомился с деятельностью германских оборонных заводов, был арестован и осужден. Пришлось вмешаться лично императору и обменять Костевича на такого же незадачливого германского шпиона.

Именно поэтому в 1911 году в Австро-Венгрию командировали делопроизводителя Главного управления Генштаба полковника Александра Самойло и его помощника капитана Сергея Маркова.

Окончив Академию Генерального штаба, они служили в составе разведотделений округов, потом в ГУГШ. Самойло к тому же хорошо знал Австро-Венгрию, поскольку бывал здесь в разведкомандировках в 1903 году.

Сергей Марков проходил службу в должности помощника старшего адъютанта штаба Варшавского военного округа. Позже был назначен в Петербург, в Главное управление Генштаба.

В это же время в Германию выехал еще один помощник делопроизводителя ГУГШ подполковник Николай Раша.

Позже в своей книге «Две жизни» Александр Самойло будет вспоминать, что загранкомандировки «носили двоякий характер: одни вызывались официальными приглашениями соседних правительств (главным образом во Францию) на условиях взаимности, другие были негласными…, даже по чужим паспортам».

Вот под таким «чужим паспортом» Самойло и совершал поездки не только во Францию, Австро-Венгрию, но и в Германию, в Англию. В путешествии по Британским островам он выдавал себя за историка, который пишет монографию о жизни Марии Стюарт.

В этих поездках Александр Александрович встречался со своими тайными агентами, а также изучал театр военных действий, боевую подготовку армий вероятных противников.

«В случае обнаружения подлога, – пишет полковник Самойло, – негласные командировки грозили, конечно, большими неприятностями не только для меня лично, но и для наших министерств – военного и иностранных дел. Успех здесь зависел от моей предосторожности, предусмотрительности, ловкости».

Иногда случалось и по-другому. В 1911 году русский военный агент в Германии запросил разрешение в прусском военном министерстве для подполковника Раша присутствовать на военных маневрах. Германское ведомство согласилось, но поставило условие допустить прусского офицера на русские учения. Агент отозвал свою просьбу, сославшись на то, что Раша болен и не сможет приехать. Каково же было удивление немцев, когда они обнаружили, что больной Раша под чужим именем въехал в Германию и присутствовал на учениях 23-й дивизии в Парне. Более того, разоблаченный немецкой полицией, он еще находился некоторое время в качестве гостя русского военного агента.

Наряду с выездами офицеров ГУГШ за границу направлялись лучшие выпускники Академии Генерального штаба. Как правило, длительность таких командировок была ограничена одним годом. В 1906 году во Францию отправились два «академика» – капитаны Николай Половцев и Алексей Игнатьев. Начальник Генерального штаба Федор Палицын поставил перед ними конкретную задачу: изучить организацию, силы и средства связи французской армии. Генерал считал, что одной из причин поражения русской армии в войне 1904–1905 годов была «плохая организация связи».

Кроме годовых поездок для выпускников академии организовывались стажировки офицеров в союзных французских войсках, командировки с целью изучения военно-технических вопросов. В иные годы количество командированных русских офицеров исчислялось несколькими десятками.

На восточном направлении тоже старались отправить офицеров за границу. Правда, здесь все обстояло значительно сложнее. В 1907 году два представителя России убыли в Китай и Японию. Однако до войск их так и не допустили. Пришлось ограничиться совершенствованием языка.

Стажировались за рубежом и слушатели старших курсов Восточного института во Владивостоке, а также офицеры курса восточных языков при Министерстве иностранных дел.

Однако самой популярной формой разведработы после Русско-японской войны 1904–1905 годов стали как официальные, так и тайные поездки офицеров на маневры иностранных войск. Правда, были они весьма хаотичными и бесплановыми. Выезжали на учения как офицеры из центра, так и из округов. Отмашку давал, как правило, военный агент. Он сообщал о предстоящих маневрах в стране пребывания. После этого готовились списки командированных, которые проходили утверждение на высоком уровне.

Особое внимание уделялось, прежде всего, учениям вероятных противников – Германии и Австро-Венгрии. Сюда выезды были обязательными, привлекались офицеры всех уровней военной разведки – ГУГШ, округов, а также командированные под любым предлогом – от личных отпусков до курсов совершенствования иностранного языка.

Сложность была в следующем – по дипломатическому протоколу на маневры приглашалось, как правило, один-два иностранных представителя. Автоматически одно из мест доставалось военному агенту, другое – офицеру Главного управления Генштаба. Остальные должны были ехать «частным образом, подлинную ответственность». А желающих порою набиралось до 7–8 человек. Разведчиков можно было понять: хотелось к каждой дивизии приставить по нашему человеку. Таким образом, количество «соглядатаев» на маневрах постоянно увеличивалось. В 1907 году в Германию и Австро-Венгрию прибыло четыре офицера Генерального штаба, а в следующем 1908-м уже восемь. Тут были представители ГУГШ, Виленского, Варшавского, Киевского округов, а также командированный в Кассель для изучения зыка. Старались послать офицеров под разными прикрытиями: корреспондентов военных газет, а то и просто под видом «саратовского помещика на отдыхе».

Летом 1908 года военный агент в Берлине Александр Михельсон сообщал в ГУГШ: «Полагалось бы в последнем случае, т. е. если разрешение не будет получено, не ограничиваться пятью, а можно послать и больше, желательно было бы послать семь; по одному на каждые из шести дивизий и одного для связи… Желательно командировать на эти маневры несколько офицеров из Виленского и Варшавского военных округов. Если они будут осторожно записывать, то даже если их узнают, едва ли их постигнут большие неприятности».

Словом, концентрация офицеров разведки на маневрах войск Германии и Австро-Венгрии неуклонно росла.

Впрочем, все это видела и понимала контрразведка в названных странах. Наши противники тоже хотели побывать на маневрах русской армии. Тот же Михельсон быстро выяснил, кого хотят прислать к нам немцы. «Полковник Лауэнштайн личность у нас хорошо известная, – писал Александр Александрович, – он долгое время был у нас военным агентом в Петербурге, а затем сделал в штабе генерала Куропаткина Маньчжурский поход Русско-японской войны… Это человек умный, спокойный, честолюбивый, хитрый, ловко приноравливается к своему собеседнику, чтобы разузнать у него побольше. Сам проговаривается очень редко, ловко и быстро, понимая замаскированный смысл поставленного ему вопроса. Говорит очень хорошо по-русски…»

Именно поэтому делопроизводитель 1-го обер-квартирмейстера Главного управления Генштаба Николай Монкевиц в своем рапорте доложил: «Приглашение на наши маневры офицеров германской армии признается ныне нежелательным…»

Коллега Монкевица, Оскар Энкель высказался еще определеннее: «Допущение поименованных германских офицеров на маневры наших войск в настоящее время… представляется не только не желательным, но и опасным».

Оба разведчика в своих докладах называют одну причину: наша армия находится накануне реорганизации и сильно уступает войскам первоклассных западно-европейских государств.

К мнению своих офицеров прислушался Российский император и принял верное решение: приглашение германских офицеров на наши маневры отклонить.

Дабы не раздражать немцев на германских маневрах 1909 года присутствовал только военный агент Михельсон.

Впрочем, и само отношение русской военной разведки к поездкам офицеров на учения к тому времени изменилось. Во многом этому способствовало мнение разведотделения Киевского военного округа. Нельзя сказать, что офицеры киевского разведоргана отказывались бывать на учениях вероятного противника, но имели на этот счет свое, отличное от других суждение.

Главным «закоперщиком» выступал руководитель окружной разведки полковник Александр Самойло. Он считал, что наблюдение за маневрами австро-венгерской армии не дает существенных результатов, т. к. австрийские власти неусыпно следят за каждым русским офицером. Надо сказать, что к мнению своих подчиненных Главное управление Генштаба прислушивалось и внимательно реагировало на их критические замечания. К тому же как Самойло, так и его последователь на посту начальника разведки округа полковник Михаил Галкин опирались на реальные факты. Так Михаил Сергеевич говорил, что «русских офицеров в Австрии задерживают и притом без всяких причин».

Есть более безопасные и эффективные способы добывания раз-вединформации, чем командирование на учения, считал он. Среди таких способов полковник называл сведения в прессе, «и притом, весьма обстоятельные», а также «один из агентов штаба округа обязался доставить поздней осенью копию отчета о маневрах из бюро генерального штаба в Вене».

Верность суждений Галкина вскоре подтвердила жизнь. В Германии был арестован капитан Виленского военного округа В. Дрейер, прибывший на учения. За ним вела слежку сыскная полиция, а после задержания капитана обвинили в том, что он выдает себя за другого. Действительно, в гостинице Дрейер вначале зарегистрировался как учитель, а потом сам вписал слово «капитан». К счастью, при нем не было обнаружено компрометирующих документов, и незадачливого разведчика отпустили.

Ситуация оказалась неприятной вдвойне. Советник тайной полиции, допрашивавший Дрейера, признался, что им известны все, кто приехал на маневры.

Это был болезненный, но полезный урок для русской военной разведки. Николай Монкевиц направил в округа циркуляр, в котором обращал внимание подчиненных на более вдумчивую работу в поездках за границу: «Процессы по шпионским делам последнего времени ясно показывали, насколько внимательно наши соседи следят за всеми приезжающими иностранцами, особенно офицерами. Таким образом, сбор различных военных сведений в настоящее время затрудняется еще более, а потому подбор лиц, командируемых за границу, должен проводиться особенно тщательно. В такой же мере внимательно следовало избирать и офицеров, командируемых на маневры иностранных армий».

О чем желает предупредить своих коллег и подчиненных Монкевиц? Да только о том, что обстановка для разведработы ухудшается. И процессы по шпионским делам последнего времени это тревожный звонок: вероятные противники не желают пускать к себе нежелательных гостей.

Конечно же, русская военная разведка не собиралась свертывать вовсе командировки своих офицеров на учения, однако и расширение этой деятельности не планировалось.

Разумеется, были еще поездки на маневры во Францию, однако они не носили ярко выраженного разведывательного характера. Ведь Париж оставался союзником Российской империи.

Таким образом, подводя итог сказанному, следует подчеркнуть, что заграничные поездки с разведывательными целями под различными прикрытиями сыграли свою положительную роль и внесли определенную лепту в деятельность русской военной разведки между двумя войнами.

«Агентурной сети не имеет…»

Летом 1906 года начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Федор Палицын направил в военные округа распоряжение. Он требовал «для правильной постановки организации негласной разведки сопредельных с нами государств… образовать из наличного состава офицеров Генерального штаба особое «Разведывательное отделение», независимое от отчетного». Это означало, что в Генштабе начали извлекать уроки из трагических событий Русско-японской войны.

Кроме приказания о создании особого разведывательного отделения, генерал Палицын обращал внимание «на выбор и подготовку лиц, не принадлежащих к составу армии, которые могли бы во время военных действий быть разведчиками, как на неприятельской территории, так и в наших пределах».

Указывал начальник Генштаба и на то, чтобы офицеры этого разведотделения владели иностранными языками и служили в нем не менее двух-трех лет.

Требования Палицына были своевременные и грамотные, но дело постановки негласной разведки в округах оказалось трудоемким, сложным и затянулось на годы. Ведь разведывательные отделения хоть и назывались особыми, открывались не за счет новых штатных должностей, а выделялись из состава отчетных подразделений, да и финансирование оставалось на прежнем уровне.

В те годы военные округа Российской империи условно подразделялись на западные (Петербургский, Виленский, Варшавский, Киевский, Одесский), ближневосточные и средневосточные (Кавказский, Туркестанский) и дальневосточные (Приморский, Иркутский, Омский). Штабу каждого из них были определены свои зоны разведответственности.

Через восемь месяцев, в феврале 1907 года начальник штаба Петербургского военного округа сообщал в Генштаб, что на разведку Дании, Англии и, в особенности, Швеции и Норвегии «до сего времени не отпущено никаких средств».

Ему вторил коллега из Виленского округа, который считал, что на организацию тайной агентуры вероятно потребуется несколько лет.

В 1909 году начштаба Варшавского округа признавался в докладе в Петербург о том, что «у нас до настоящего времени нет правильно организованной сети шпионов… на территории наших соседей».

Несколько лучше дело обстояло в штабах Киевского и Одесского военных округов.

Что же касается ближневосточного и средневосточного направления, то историк К. Звонарев в своей работе «Агентурная разведка», приводит оценку организации разведки Главным управлением Генштаба. «К сожалению, – пишут генштабисты, – действительные результаты двадцатилетней разведывательной деятельности Кавказского военного округа, а равно современное состояние его разведки далеко не соответствуют… идеалу».

Примерно такая же оценка звучит в докладе ГУГШ в 1909 году и разведдеятельности штабов Дальневосточных округов.

Так что, считай, повсеместно окружные разведотделения начинали работу по созданию тайной разведки практически с нуля.

Надо признать, во многом ее постановка зависела от индивидуальных качеств, профессионализма и энтузиазизма офицеров, назначенных во главе разведотделений. Как раз таким энтузиастом и был старший адъютант штаба Варшавского военного округа Николай Батюшин. Он прибыл к месту службы в Варшаву в 1903 году. С началом Русско-японской войны был назначен во 2-ю Маньчжурскую армию. С окончанием боевых действий вновь возвратился в Варшавский округ, старшим адъютантом разведывательного отделения.

Он сумел наладить агентурную разведку. В 1913 году эта работа оценивалась ГУГШ как «целесообразная и значительная».

Остались в истории и оценки наших противников. Начальник разведывательной службы германского Генштаба Вальтер Николаи в книге «Тайные силы. Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время мировой войны и в настоящее время» отзывается о Батюшине как о деятельном и успешно работающем руководителе разведотделения.

Надо сказать, что Варшавскому округу приходилось вести разведку в постоянном противостоянии спецслужб Германии и Австро-Венгрии. Это признавало и Главное управление Генштаба. В докладной записке генерал-квартирмейстер указывал, что штаб округа, «осуществляя свою разведку в 1912 году при чрезвычайно тяжелых условиях, созданных австрийской контрразведкой… неоднократно нес чувствительные потери в людях. Тем не менее, к концу года он располагал значительной агентурной сетью…»

И генерал называет весьма внушительные силы, находившиеся под командой полковника Батюшина: 18 агентов-резидентов в Галиции и 13 агентов-резидентов – в Пруссии.

Достаточно активно работал и старший адъютант разведывательного отделения штаба Киевского военного округа Александр Самойло. У него на связи был легендарный агент № 25, долгие годы поставлявший нашей разведке особо ценную информацию.

Никто не знал ни фамилии, ни имени этого человека. Военный агент в Вене полковник Владимир Рооп, который начинал работать с «двадцать пятым», знал, что тот является высокопоставленным офицером австрийского Генштаба. Однако все отношения с особо ценным агентом строились через посредника.

Рооп в свое время передал агента Самойло. Однако от личной встречи австрийский офицер-генштабисг отказался. Тем не менее ценные данные поставлял, за что и получал солидное вознаграждение.

Когда в мае 1913 года в Вене покончил жизнь самоубийством полковник Генштаба Австро-Венгрии Альфред Редль, который, как известно, работал на нашу разведку, появились подозрения, якобы он и есть агент № 25. Однако это было не так. Первый руководитель «двадцать пятого» Владимир Рооп доказывал, что его агент не имеет ничего общего с Редлем.

Полковник Александр Самойло, накануне Первой мировой войны, уже будучи делопроизводителем ГУГШ, решил добиться ясности в этом вопросе. Как он это сделал, Александр Александрович описывает в своей книге «Две жизни». «Попытался связаться по обычному адресу с Веной, получил ответ, был вызван на свидание в Берн, ездил на это свидание и даже достал последние интересовавшие нас сведения». И надо подчеркнуть, что эти сведения полковник получил спустя год после смерти Редля.

В отличие от западных округов, штаб Кавказского военного округа имел свои зарубежные силы – негласных военных агентов под прикрытием консульских и вице-консульских должностей в Турции.

Разведка Персии возлагалась на заведующего обучением Персидской кавалерии офицера Генштаба и нескольких его помощников, работавших инструкторами. Их деятельность мы уже рассматривали в одной из предыдущих глав.

Зимой 1907–1908 года штаб Кавказского округа неожиданно поднял тревогу в высших военных кругах Петербурга. На стол начальника Генштаба легло сообщение о том, что Турция готовит нападение на Российскую империю.

Обер-квартирмейстеры и их подчиненные были вынуждены срочно провести анализ обстановки и убедиться, что «туркестанцы», к счастью, ошиблись. Ошибка эта не прошла даром. В докладе на имя начальника Генштаба говорилось о «безотлагательной реорганизации всего разведывательного дела в Азиатской Турции».

Предпринятые меры дали свои результаты, и уже через несколько лет, в 1913 году, работа штаба Кавказского военного округа по развертыванию разведки была признана ГУГШ «вполне продуктивной в качественном и в количественном отношении».

А вот история с постановкой разведдеятельности штабом Туркестанского военного округа является ярчайшим подтверждением роли личности в этом не простом деле. Капитан Генерального штаба Александр Муханов был убежденным сторонником развертывания тайной агентуры на твердой основе. В 1907 году нештатно исполняя должность старшего адъютанта разведывательного отделения, он выдвинул весьма перспективную идею – открыть представительства русских торговых фирм в Индии и использовать их как «крышу» для ведения разведки. Александр Владимирович изучил, на какие наши товары будет спрос в этой стране. Оказалось, русский ситец пользуется большой популярностью в Индии.

Соавтором идеи можно считать чиновника канцелярии генерал-губернатора Михаила Андреева, который служил в консульстве в Бомбее. Он много рассказывал капитану об Индии.

Суть предложения была такова: Андреев работает в консульстве Бомбея, а Муханов выдает себя за представителя торговой фирмы, с образцами товаров которой он выезжает в Лагор, а потом и в приграничные районы.

«Пребывание мое в Индии, – писал Александр Владимирович, – позволит мне подготовить к дальнейшему развитию нашу сеть, так как с расширением дела можно было открыть отделения представительства в Сринагаре, Пешеваре и Кветте».

Что и говорить, планы были далеко идущие. Андреев действительно уехал в Бомбей и активно сотрудничал с военной разведкой. А вот Муханову не удалось исполнить свои задумки. Его назначили на другую должность, а сменщик, к сожалению, не стал энтузиастом разведслужбы, и идеи Александра Владимировича не осуществил.

В 1909 году генерал-квартирмейстер Туркестанского округа докладывал начальнику штаба: «…Трудноедело изучения сопредельных стран, требующее большого времени и продолжительного пребывания офицера в округе, оставляет желать многого. Еще более вредно отзывается на деле разведки частая смена лиц, стоящих во главе разведывательного отделения».

Эти внутренние проблемы и трудности усугублялись сложностями внешнего порядка. Тот же генерал-квартирмейстер Туркестанского округа указывал, что при организации разведки «совершенно закрытая для европейцев в настоящее время афганская граница с каждым годом становится все более и более трудно проходимой и для туземцев… Всякий бухарец, переходящий границу, будь-mo торговец или простой туземец, идущий на богомолье (хадж), подвергается на афганской границе тщательным испытаниям. Записывается его фамилия, все приметы, ремесло, откуда, куда и зачем идет, приблизительное время возвращения… Если бухарец навлек на себя хотя бы малейшее подозрение, то подвергается не только расспросам, но и пыткам…»

Так что с полным основанием можно констатировать, что раз-веддеятельность штабов Кавказского и Туркестанского округов в этот период была недостаточно эффективной.

Что же касается организации разведки дальневосточных округов – Приамурского, Иркутского и Омского, то она страдала теми же «болезнями», что и западные и ближневосточные направления.

Сразу же после Русско-японской войны 1904–1905 годов штабу Приамурского военного округа было дано строгое указание: немедленно приступить к организации сети тайных агентств на местах.

Казалось бы, штабу есть на кого опираться в этой работе: в подчинении у него были военные агенты, военные комиссары, погранстража Заамурского округа, иностранные служащие в торговых фирмах Японии, Китая, Кореи. Разведсведения планировалось добывать и из местной прессы.

Однако на деле вышло все иначе. Военные агенты в Китае и Японии округам не подчинялись. Военные комиссары завершили свою работу в 1907 году, до момента эвакуации русских войск. Не удалось развернуть сеть тайных агентов из числа иностранцев. И как результат, в конце 1909 года в докладе ГУГШ указывалось: «Агентурной сети в Маньчжурии штаб округа не имеет вовсе».

Отрицательную оценку своей разведдеятельности получил в том же 1909 году и штаб Иркутского военного округа.

Разведотделение Омского военного округа в 1911 году «значительную часть работы по сбору сведений сводило главным образом к сбору материалов из газет и сводке сведений, получаемых от наших агентов и начальников консульских конвоев». Тайные агенты, возглавлявшие консульские конвои, находились в Урумчи, Кобдо, Улясутае, Шара-Сумэ. И опять-таки эффективность их работы напрямую зависела от личных качеств офицеров. В одном из документов отмечалось, что нередко на эти должности назначались люди «без специальной подготовки и, по-видимому; не имеющие никакого желания работать по разведке».

Таково было истинное положение дел с организацией разведслужбы штабами округов и их разведорганами в период между двумя войнами – Русско-японской 1904–1905 годов и Первой мировой.