Текст книги "Библиотечка журнала «Советская милиция» 1(25). 1984"

Автор книги: Михаил Трофимов

Соавторы: Герман Тыркалов,Эдуард Дорофеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Эдуард Дорофеев
СТОЛКНОВЕНИЕ
Повесть

1.

МАЛЬЧИШКА прискакал в Кромск поздно вечером.

В милиции в этот час кроме дежурного находился только начальник, высокий, могучий мужчина с черной повязкой на левом глазу – памятью о боях с деникинцами. Пантелеев лишь несколько дней назад был назначен на эту должность, после того как в схватке с преступниками погиб бывший начальник милиции. До этого Василий Матвеевич командовал тут же уголовным розыском, службу милицейскую знал, однако в новую должность входил трудно, отчего и задерживался часто допоздна, дотошно вникая в незнакомые дотоле дела.

Пантелеев молча выслушал сбивчивый рассказ испуганного паренька, как бы между делом поинтересовался:

– Сапоги потерял, что ли?

И, не дожидаясь ответа, взялся за телефонную трубку.

Парнишка мельком глянул на свои босые ноги, хотел было что-то сказать, но не успел – заговорил Пантелеев:

– Дежурный, соедините меня с Кочергиным.

«Батьку-то в два счета хлопнуть могут… – думал он, разглядывая залатанные, слишком широкие для паренька штаны. – Ухватил, видать, что под руку подвернулось, и сюда. Молодчина хлопец, хоть и испугался, наверное…

– Кочергин? – услышав хриплый со сна голос начальника уголовного розыска, торопливо произнес Пантелеев. – Опять весточка о банде. Собирайте ребят. Надо сейчас же, в ночь по ней ударить. Она в десяти верстах… Хорошо. Давай…

Он положил трубку на рычаг и вытащил из кармана старой кожаной куртки кисет.

– Говоришь, человек десять в банде?

– Ага. Батя сказал, чтоб я пулей летел. Чуток, сказал, продержится, у него маузер есть…

– Немного, – задумчиво протянул Пантелеев и, покосившись на темное окно, прикинул, сколько понадобится Кочергину времени на сборы. – Ты садись, отдыхай, ноги-то замерзли?

– Не-е, – отозвался парнишка, осмелев, гордый, видать, тем, что хорошо справился с поручением отца, и что с ним, как с равным, разговаривает сам начальник уездной милиции. – Я сапоги дома оставил, чтоб до конюшни быстрее бежать. Да и не слыхать, когда босый-то…

– Верно, – усмехнулся Пантелеев, сворачивая аккуратно цигарку. – Не куришь?

– Не-е… Батька ругается.

«А ведь ухлопать могут батьку-то, – снова подумал Пантелеев. – Пока Кочергин ребят соберет, да пока доскачут…»

Неожиданно вспомнился сын Сашка – каким видел его Пантелеев в последний раз перед отъездом сюда, в Кромск. Худенький, наголо остриженный после тифа мальчишка, увертываясь от поцелуев, обиженно бубнил: «Лучше бы с собой взял, я не маленький». «А мамка с кем останется?» – спрашивал Пантелеев. «А ты нас с мамкой забери». «Погоди маленько, обживусь и заберу». «Скоро?» «Скоро», – пообещал он тогда…

Пантелеев вздохнул – «скоро» это затянулось уже на полгода и неизвестно, когда он перевезет семью в Кромск. Комнату он недавно получил, собрался было за сыном и женой, но появилась в уезде банда, и пришлось отложить эту поездку на неопределенный срок.

– Батька-то что – комбедом командует?

– Ага. С ним еще Гаврила Петушков и Архипов Егор Спиридоныч.

– У них-то оружие есть?

– Ага, винтовки.

«Бандитам тоже не резон задерживаться, – мысленно решил Пантелеев, – так что могут и отбиться комбедовцы…»

Распахнулась дверь. В кабинет решительно шагнул стройный молодой мужчина с копной вьющихся волос на голове.

– Все в сборе, Василий Матвеевич, – громко сказал он.

– Ты, Кочергин, захвати-ка с собой этого парнишку. Он оттуда прискакал. Отец его там комитетом бедноты командует, обещал немного продержаться.

– Ясно. – Кочергин понимающе глянул на хлопца.

– Давай-ка, паренек, собирайся, – сказал Пантелеев, с улыбкой заметив его радостно блеснувшие глаза. – Вместе с отрядом поедешь по кратчайшей дороге. Есть такая?

– Есть.

– Вот и укажешь. Да, как фамилия твоя?..

– Васильев я, – уже от двери отозвался парнишка, – Дмитрий Алексеевич!

Пантелеев обмакнул перо в чернильницу, вывел на клочке бумаги фамилию, имя, отчество паренька и направился к дежурному занести сообщение в книгу происшествий.

«Генералов царских побили, – думал он, – иностранцев всяких, а вот с бандитской мразью никак не справимся. Эскадрончик бы нам подбросили, один бы эскадрончик красных кавалеристов. Ох, и тряханули бы мы эту шушеру…»

В книге он старательно написал:

«…из села Троицкого прибыл Васильев Д. А., тамошний житель. Он сообщил, что на село напала банда в количестве десяти человек. Есть предположение, что это та банда, которая пыталась ограбить отделение банка в Кромске. В Троицкое выехал отряд милиции во главе с начальником уголовного розыска Кочергиным».

2.

УЖЕ под утро возвратился отряд из Троицкого. Возвратился ни с чем. Бандиты, видимо, кем-то предупрежденные, сумели до прибытия милиционеров ускакать в ночь, и никто из сельчан не мог точно сказать, в каком направлении.

А к вечеру в Кромск приехал сотрудник губернского уголовного розыска Новиков, сухой, сутулый и в очках. Он привез сведения, что неуловимая банда, действовавшая до сей поры в северных уездах губернии, перекочевала к Кромску. Узнав о подробностях последнего налета на Троицкое, он сказал Пантелееву:

– «Почерк» единый. Везде эти бандюги грабят попов и зажиточных мужиков, убивают коммунистов, а потом устраивают митинги, на которых кричат о свободе духа. Вот так…

А на следующий день Василию Матвеевичу сообщили о новом бандитском налете – на сей раз на село Плоское. Бандиты, как обычно, устроили митинг и объявили крестьянам, что борются за свободную Россию, без царя, богачей и большевиков. И, уезжая, подарили двум беднейшим мужикам по лошади.

Лошади эти, как и следовало ожидать, были угнаны из Троицкого, где комбедовцы хоть и отбились, но грабеж предотвратить не смогли. Естественно, лошадей надо было вернуть законным владельцам. Но мужики, облагодетельствованные бандитами, вступили с милиционерами в спор, вели себя дерзко и подчиниться отказались. Милиционер Кудрявцев, которого Пантелеев назначил старшим, приказал доставить в уезд лошадей и мужиков.

Пантелеев, узнав об этом, возмутился.

– С тобой, товарищ Кудрявцев, я еще побеседую потом, – сказал он милиционеру, еле сдерживая ярость в голосе. – А сейчас пригласи-ка привезенных тобой товарищей ко мне.

Он намеренно выделил это слово – «товарищи», дав понять Кудрявцеву, что действий его не одобряет и арестованных им людей врагами не считает. Однако Петру все это, видимо, было непонятным.

– Я, как бывший боец Красной Армии, не могу допустить, товарищ начальник, чтоб святым и дорогим словом называли пособников наших врагов, – побледнев от решимости и негодования, произнес Кудрявцев. И Пантелеев понял, что беседу с ним на более позднее время переносить не следует.

– Эти люди, как я узнал, – тихо сказал Василий Матвеевич, намеренно пропустив слова Кудрявцева мимо ушей, – являются беднейшими в своем селе. И плохо, что красный милиционер Кудрявцев об этом не знал, а бандиты знали. И когда дарили лошадей, они не объясняли, что лошади ворованные, но хорошо понимали, что рано или поздно коней вернут хозяевам. И окажется, что в глазах и мыслях этих людей, то есть беднейших крестьян, бандиты будут благодетелями, а представители власти – притеснителями. Возможно, беднейшие крестьяне не стали бы так думать, если бы красный милиционер Кудрявцев объяснил им хитрую и коварную затею бандитов. А так какой крестьянин, не получив умного разъяснения, промолчит, когда со двора поведут лошадей, видя такое пренебрежение к его жизни и положению? И самое главное, товарищ Кудрявцев, что в вашем лице эти люди видели представителя власти. Народной, их, между прочим, власти. Теперь вы поняли, в чем корень происшедшей неразберихи?

Петр опустил голову.

– Вы, товарищ Кудрявцев, повторяю, являетесь красным милиционером. И наше с вами дело не только ловить бандитов и прочих уголовников, но и стоять на защите прав каждого советского гражданина. А вы допустили большую ошибку, серьезный проступок – арестовали людей, ловко одураченных бандитами. Считаю, что из всего этого происшедшего вывод один – в милиции вам не место.

– Василий Матвеевич, – взмолился Петр, – я клянусь, я оправдаю… Они же действительно ругались!.. Вы ведь знаете, мне на другой работе жизни не будет, я только здесь полезный, потому что дело это люблю. И докажу, поверьте, Василий Матвеевич!

Ничто не изменилось в выражении сурового и неподвижного лица Пантелеева.

– Учитывая возраст и безраздельно проявленную вами преданность рабоче-крестьянской власти, – произнес он тем же ровным и твердым голосом, – я объявляю вам выговор и отстраняю на месяц от всякой оперативной работы. Будете ухаживать за лошадьми. А теперь пригласите ко мне товарищей.

3.

МУЖИКИ вошли в кабинет начальника робко, неслышно ступая, как показалось Василию Матвеевичу, на носках. Комкая в руках шапки, они низко поклонились и встали, потупившись, посредине комнаты.

– Вы садитесь, – пригласил Пантелеев, – вот стулья… Да не прикидывайтесь овечками. Ругались?

– Было, – отозвался один, поплечистее и, видно, посмелее, – дак обидно, гражданин начальник. Конь – оно ведь дело для нас, мужиков, обязательное, нам без него, известно, как без рук…

– Истинно, – тихо поддержал товарища другой крестьянин, небольшой, с реденькой бороденкой, похожий на пономаря. – А тут дарят, а следом забирают. Где правда?

– Кто дарил? – спросил Пантелеев.

– Люди, – неопределенно ответил плечистый. – Прискакали, покричали у церкви, и вот тебе, Тимофей, твой конь. Владей, говорят!

– И мне следом, – подхватил бородатый. – А тут приходят, забирают. И правды, выходит, нету?

– Есть правда, – сказал Пантелеев и даже ладонью слегка хлопнул по столу. – Правда эта такая, товарищи: лошадей этих бандиты угнали, отобрали у таких же мужиков, как вы. Мы теперь лошадей должны вернуть хозяевам. Это разве не правда?

– Это так, – кивнул плечистый.

– Ворованного нам не надо, – согласился и бородатый.

– Кабы сразу разъяснили, мы бы разве кричали…

– И мы вам, товарищи, – продолжал Пантелеев, – от лица рабоче-крестьянской милиции приносим извинения, что излишне потревожили…

– Мы разве в обиде? – сказал плечистый, оглядываясь на товарища. – Мы, товарищ начальник, прощенья просим, что ругались по неразуменью.

– Ну вот и ладно, – подытожил Пантелеев. – А что, из банды вы никого не знаете? Или слышали, может?..

– Говаривали люди, – неуверенно сказал плечистый, – будто какой-то Алешка Скоков из Борового у них за главного.

– А кто говорил?

– Дак ведь не помню… Говорил кто-то…

Мужики начали переглядываться и пожимать плечами.

– Не дело так, товарищи, – укоризненно сказал Пантелеев. – Правду ищете, а сами ее утаиваете.

– Дак Алешка-то не наш… Слыхали – и все.

– Из Борового он, из Борового, – поспешно сказал бородатый, – а боле не знаем.

– Как он хоть выглядит, этот Алешка? – спросил Пантелеев. – В этом-то помогите. И не бойтесь, вы у нас под защитой находитесь.

– Если бы знать…

– У попа серебряные блюда и крест забрали, – неожиданно засмеялся бородатый. – У попа – во как!

– Ну, счастливо вам, – поняв, что ничего больше от мужиков не добьется, попрощался Пантелеев. – Домой вас отвезут. Если в будущем что неясное появится – заходите, рад буду.

– Это уж как положено, – неопределенно отозвался плечистый, и мужики так же робко и бесшумно, как вошли, покинули кабинет.

«Значит, Лешка Скоков, – подумал Пантелеев. – И в Боровом, кстати, ни одного налета. Уж не там ли банда гнездится?»

4.

ПАНТЕЛЕЕВ и присланный ему в помощь Новиков вскоре смогли установить, что Алексей Скоков родом из Кромска. Отец его владел мельницами и мучными лабазами и был расстрелян в девятнадцатом году за саботаж и связь с контрреволюционерами. Где в то время находился Алексей – узнать не удалось.

Но мужики, упомянувшие Скокова, ненамного ошиблись, полагая, что он из Борового. В этом селе жил его дядя, брат отца, местный священник. Таким образом, предположение Пантелеева о том, что банда могла избрать Боровое местом своей базы, заслуживало скорейшей проверки. Вот почему туда под видом крестьянина был послан сотрудник милиции. Вернуться он должен был к вечеру.

Пантелеев прождал всю ночь. А когда за окнами посветлело и стали видны мокрые от росы крыши домов, Василий Матвеевич понял, что с разведчиком, видимо, приключилась беда.

Он стоял у окна, наблюдая, как милицейский конюх Демьяныч, худой, но еще полный сил старик с лицом праведника, старательно чистил жеребца, когда вошел дежурный. Вместе с ним был отец Сергий, местный священник.

Оказалось, что ночью совершен налет на церковь. Бандиты забрали все, что было ценного…

– Погодите, – перебил торопливо священника Пантелеев. – Рассказывайте толком и по порядку… В каком часу это было?

– Только, значитцо, часы пробили два, – вздрагивающим басом ответил отец Сергий.

– Почему сразу не сообщили?

– Связан и заброшен был на чердак, – поспешно разъяснил священник. – Матушкой развязан некоторое время назад и сразу поспешил к вам. Богохульство невиданное и неслыханное совершено!

– Кого-нибудь запомнили?

– Вытащен был из постели в сплошной тьме. Рясу позволили накинуть, но и только. Слышал, как один из злодеев сказал: пусть теперь чекисты, извините, побесятся.

Пантелеев мрачно взглянул на священника, так что отец Сергий даже перепугался.

– Передаю, как явственно слышал, и только для быстрого установления истины. – Потом смущенно извлек откуда-то конверт, помялся. – Покорно, значитцо, прошу извинить. Это вот вам… Злодеи оставили. Извольте принять…

Василий Матвеевич в нетерпении разорвал толстый конверт, на котором значилось: «В милицию», вытащил помятый листок. Небрежно, карандашом там было написано:

«Вашу ищейку на тот свет отправили, и с другими так же будет. Готовый к услугам Скоков».

Пантелеев скомкал листок, с трудом сдерживая охватившую его ярость, и злым шепотом произнес:

– Идите, батюшка, найдем ваши ценности.

Отец Сергий, пятясь и кланяясь, удалился.

«Издеваются, – думал Пантелеев, глядя на листок, – смеются над нашей неумелостью… Но откуда узнали про разведчика?»

Он бросил письмо на стол, полез в карман за кисетом, не решаясь поверить тому, что посланного в Боровое сотрудника кто-то выдал, что о его появлении бандитам заранее стало известно. Но никак не мог Пантелеев допустить этого даже в мыслях, потому что о задании, кроме него, знали только двое – Кочергин и Новиков.

5.

ЗАХВАТИВ написанное бандитами послание, Пантелеев пошел к секретарю уездного комитета партии Полушину. Дежурному он приказал прислать туда и Новикова, как только тот появится.

Полушин был на месте. В его кабинете стоял большой, крытый зеленым сукном стол, у стен несколько стульев, на хрупкой этажерке, притулившейся в углу, лежали книги и газеты. На стене висел вырезанный из газеты портрет Ленина.

Пантелеев положил перед секретарем листок, не ожидая приглашения сел на скрипнувший под ним стул и сказал:

– Плохой из меня начальник милиции, товарищ Полушин. Надо смотреть правде в глаза. А правда – вот…

И он указал на письмо.

Прочитав и отложив листок, Полушин вытащил носовой платок и долго вытирал лоб. Пантелеев ждал, смотрел в пол, и желваки перекатывались у него на скулах.

– Я считаю, – наконец тихо произнес Полушин, – что большевик, испугавшийся трудностей, большевиком быть не может. Не может! Тебе, Василий Матвеевич, это ясно?

– Разве я трудностей боюсь? – вспылил Пантелеев. – Я своего неумения и недогадливости боюсь. Скажи мне: Пантелеев, иди в Боровое и найди этого Скокова. Я пойду и найду. А вот понять, почему пропал хороший, верный нашему делу человек, не могу. Знаю, что случайности тут нет, а вот что тут есть – не знаю. Потому и говорю – плохой из меня начальник.

– Университетов не кончал?

– Точно…

– В окопах империалистической кончил ты один университет, Пантелеев! – резко поднялся со стула Полушин. – Когда Деникина бил – во втором учился. Партия все это учла и доверие тебе оказала. А ты тут в малограмотности расписываешься. Ты мне план подавай, как ты эту банду кончать думаешь, а на свои упаднические рассуждения наплюй, разотри и забудь. Доверие оправдывать надо, а партии виднее – годишься ты или нет быть начальником милиции.

Пантелеев встал, бледный от обиды и стыда. Только сейчас он осознал, что и вправду пришел к секретарю со шкурнической мыслью в голове – повинюсь-ка я, мол, заранее, а повинную голову, как говорится, и меч не сечет, а почему разведчик погиб – пусть другой доискивается.

– Ты меня понял? – спросил Полушин, натягивая сползший с плеча пиджак и пристально, оценивающе разглядывая Пантелеева. У Полушина были очень невеселые, все в красных прожилках глаза.

– Понял, – с трудом ответил Пантелеев. – Банду эту кончу в ближайший срок. Иль живым не буду.

– Опять не то, – поморщился секретарь, – ну зачем ты нужен партии мертвый? Садись, будем вести деловой разговор.

Вошел Новиков. Он уже знал о гибели сотрудника и был очень мрачен. Молча пожал руку секретарю и Пантелееву, сел и, уставившись на злое лицо начальника милиции, напряженным от сдерживаемой боли голосом произнес:

– Разведчик погиб по нашей вине. Утечка важных сведений несомненна. Мы виноваты в том, что не сумели обеспечить необходимую секретность задуманной операции.

Пантелеев вздрогнул. То, что сказал Новиков, не было для него неожиданностью, а лишь подтверждало появившуюся и у него догадку, которую, однако, он попытался забыть, как вздорную.

– Ты что, знаешь, кто виноват? – хрипло спросил он.

– Если б знал… – буркнул Новиков.

– В курсе задуманного, кроме нас с тобой, был лишь Кочергин, – сказал Пантелеев, – но это человек, о котором я со всей определенностью могу сказать, что он наш до последнего волоска.

– И все-таки Новиков прав, – нарушил молчание Полушин, – вполне возможно, что где-то возле вас окопался враг. Ты этим, Пантелеев, займись вплотную и немедленно. А теперь давайте вместе подумаем, как покончить с этой бандой. И во избежание, – он посмотрел на Пантелеева, – и во избежание этой самой утечки, о которой упомянул Новиков, о разговоре нашем никто знать не должен.

Через два часа Пантелеев и Новиков, обговорив с секретарем укома примерный план действий, поднялись, чтоб уходить. Секретарь пожал им руки.

– Ну, товарищи, ни пуха вам, ни пера. Действуйте.

6.

– ТЫ НЕ ГОРЯЧИСЬ, – говорил Новиков, поглядывая на мрачного Пантелеева, – ты трезво, без спешки и гнева подумай: если о нашей операции знали только трое, каким образом это могло стать известно бандитам?

Они шли по узкой и пыльной улице. В палисадниках у маленьких домиков копошились куры. По разбитой булыжной мостовой с грохотом проехал водовоз. Из мокрой бочки выплескивалась вода и застывала в пыли мутными шариками.

Пантелеев посмотрел вслед водовозу и буркнул:

– Опять парит – сил нет. И пить хочется. Сейчас бы кваску. – Помолчал и добавил: – Выходит, Степан Яковлевич, кто-то из нас троих?

– Выходит, Василий Матвеевич.

Пантелеев взглянул на него, но сдержался, промолчал.

Вдруг Новиков остановился.

– Слушай, а как ты разведчика-то отправлял?

Пантелеев озадаченно наморщил лоб.

– Как? Да на лошади, вроде пастух – корову ищет.

– Лошадь из милицейской конюшни?

– Откуда ж еще…

– Что ж думаешь – твоих лошадей не знают?

– Совсем дохлую выбрали…

В голосе Пантелеева прозвучала виноватая нотка. Он уже понял, что совершил ошибку, но еще не хотел признаваться в этом.

– Таких лошадей в уезде, знаешь, сколько…

– А в милиции одна.

– Так ты допускаешь?..

– Идем к тебе, – мягко сказал Новиков.

Они молча дошли до здания милиции. Дежурный, встретив Пантелеева, доложил, что наведывался священник и просил передать, что бандиты забрали у него еще два свиных окорока.

Василий Матвеевич яростно взглянул на ни в чем неповинного дежурного единственным своим глазом и стремительно прошел в кабинет.

Бросив фуражку на подоконник, он сел за стол и уставился на большую, из зеленого стекла, чернильницу с медной крышкой.

Он уже ясно осознавал, что, засылая в Боровое сотрудника таким непродуманным способом, он тем самым обрекал его на провал, что и случилось. И это доставляло Пантелееву боль. Он не пытался искать оправдания в собственном профессиональном неумении, хотя прекрасно знал, что сейчас, когда на службу в милицию приходили люди, преданные революции, но не имевшие представления об организации борьбы с преступностью, подобных ошибок, видимо, совершалось немало. И все-таки он должен, обязан был все предвидеть и предусмотреть. «Новиков сразу увидел просчет, а я только виноватых искал».

Пантелеев с грохотом отодвинул стул, поднялся, подошел к окну.

В кабинете стояла гнетущая тишина.

Новиков тем временем, взяв со стола исписанные листы твердой серой бумаги, читал их, усердно делая вид, что это ему очень интересно.

Василий Матвеевич обернулся и, не выдержав, крикнул:

– Что ты молчишь? Ругай хоть…

– Весной одного нашего товарища убили, – тихо сказал Новиков. – Умный был парень, гимназию окончил, по-французски говорил… Мы его в банду под видом кузнеца внедрили, а он молота в руках не держал…

– Как же…

– Вот так, Василий Матвеевич. Дорого достаются нам ошибки. Учимся их не делать, быстрее бы только научиться…

Пантелеев вернулся к столу.

– Да, с лошадью опростоволосились…

– Может, и неосторожно произнесенное слово… – раздумчиво сказал Новиков. – И одного слова достаточно, чтоб допустить провал.

– Да кто мог это слово сказать? Трое нас знало, трое, понимаешь?! Кочергин – парень свой…

– Допускаю. И все-таки… Ты к тем, кто у вас на конюшне служит, приглядись.

– Двое там, – недовольно буркнул Пантелеев. – К кому приглядываться? Кудрявцев на глазах моих, можно сказать, взрослым стал. Да еще старик… Не к кому там приглядываться…

– Не торопись, Василий Матвеевич…

– Ладно, Степан Яковлевич, после операции разберемся.

– Не исключено, что об операции тоже станет известно бандитам.

– Ну, это ты чересчур!

– Возможно, и чересчур, – согласился Новиков. – Однако ухо востро держать надо…