355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Чулаки » Кремлёвский амур, или Необычайное приключение второго президента России » Текст книги (страница 8)
Кремлёвский амур, или Необычайное приключение второго президента России
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:47

Текст книги "Кремлёвский амур, или Необычайное приключение второго президента России"


Автор книги: Михаил Чулаки



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Что для нормального человека коротко – для нас даже слишком долго. Еще полчаса такого инкогнито – и кто-нибудь забрался бы на наши места. Президентство – как твои фамильные бриллианты: нельзя оставлять без присмотра.

– Скажешь! У меня нет бриллиантов.

– Значит – и не будет. В нашем положении заводить невозможно: всегда скажут, что из Госхрана.

Зал тоже не слушал Голубчикова: рассматривал президентов и сдержанно гудел.

– ...но сначала Александр Алексеевич сделает краткое заявление по итогам встреч и переговоров.

Наконец-то сделалось тихо.

Стрельцов медлительно достал бумажку – он-то, всегда выступавший без шпаргалки! – и начал зачитывать ровным голосом, почти без модуляций (точное слово для такой оказии – "зачитывать"!):

– В результате насыщенных и плодотворных встреч и бесед, имевших место сначала в Киеве, продолженных в Москве и благополучно завершенных затем в Санкт-Петербурге, стороны пришли к согласованному решению, что в целях дальнейшего укрепления и развития отношений... – он покосился на Оксану – та прикрылась платочком, чтобы не прыснуть, – ...отражающих реальный уровень взаимопонимания и сердечного согласия... – "сердечное согласие" могло бы заставить журналистов догадаться, но те собрались слишком натасканные на политику, и потому восприняли как тонкий намек на Антанту, – ... между президентами Украины и России, а также близость или общность взглядов по основным вопросам, связанным с предстоящим периодом жизни и деятельности, Оксана Миколаевна Личко и Александр Алексеевич Стрельцов... – он оторвался наконец от бумажки, взглянул в зал, выдержал чуть затянувшуюся паузу, и закончил нормальным разговорным голосом: переженятся между собой. То есть я-то женюсь, а Оксана Миколаевна, наоборот, выйдет замуж.

Сначала было растерянное молчание.

Потом легкий шум.

И наконец общий разговор разом.

Выкрики. И – аплодисменты.

Трансляция шла прямая, и физически ощущалось, что то же самое происходит синхронно перед миллионами экранов: растерянная пауза – первые реплики – общий разговор разом.

– Правда ведь – имеют право...

– Просто как люди – оба в разводе...

Наконец сквозь невообразимый гомон прорвался первый внятный вопрос:

– А как на это посмотрит Верховная Рада?!

Но сразу и опережающий ответ из зала:

– Рада должна радоваться!

Личко подхватила с улыбкой:

– Я тоже думаю, что Рада должна порадоваться за меня. И я свободна выходить замуж за того, за кого захочу.

– А Конституция, на которой вы клялись?!

– А что – Конституция? Чем я нарушу Конституцию?! Наша Конституция гарантирует личные свободы всем украинкам и украинцам! И в отношении президента не сделано никакого исключения.

– Так можно в следующий раз и за американца выйти! Или в гарем к королю Сауду!

– Я надеюсь, – она продолжала улыбаться так же мило, – что следующего раза со мной не произойдет.

– Я тоже надеюсь! – подал голос Стрельцов.

– Не собираетесь ли вы после свадьбы в отставку?

– Ни в коем случае!

Вопросами атаковали только ее – его положение после свадьбы казалось совершенно очевидным.

– Не предаете ли вы таким образом суверенитет Украины?

– Ни в коем случае! Суверенитет Украины – это прежде всего свобода каждого гражданина Украины. И каждой гражданки. Если я свободна как человек и как президент, я тем самым утверждаю свободу всех граждан!

– Вы не боитесь, что с такой трактовкой суверенитета не согласятся многие украинцы?

– Некоторые. Те, которые не уважают свободу личности, для которых народ – стадо, а они воображают себя пастухами!

Оксана разгорячилась.

– Как же вы реально устроите свою семейную жизнь? Где будете жить? Как сможете работать? Ведь супружеские обязанности – прибавятся, а государственные – остаются?

Наконец-то и у Стрельцова появилась возможность вмешаться. А то набросились на бедную Оксану!

– Пребывать придется в обеих столицах попеременно. При современных средствах связи можно руководить из любой точки земного шара.

– Но любые заговорщики любят, чтобы президент отсутствовал в своей столице. Вы словно нарочно искушаете их.

– Я не боюсь никаких заговорщиков. У них нет опоры, и потому нет шансов. Сейчас встречаются только интриганы, которых по ошибке назовут заговорщиками. Кстати, сегодня я обнаружил гнездо таких интриганов, которые подвели интригу под самую самобытность русских и украинцев обоюдно: они покусились на нашу общую кирилицу, или, может быть, правильнее говорить наконец "кирилло-мефодицу", чтобы не ущемлять равноапостольного Мефодия. А то равноапостольный – но не равноправный.

– Не с этим ли связано ваше сенсационное исчезновение на два часа?

– Да! Я решил вмешаться в это дело лично ввиду его особой значимости. Основное право человека – правописание, и это право находилось под серьезной угрозой! Приняты быстрые и решительные меры!

Кто-то ему докладывал эту фразу: "право человека – правописатие". Феоктист! Ну что ж, не важно откуда взялась фраза, важно, кто ее произносит!

Уж кому должно быть дорого право на правописание, как не журналистам! Но сегодня их невозможно было отвлечь от президентской свадьбы!

– А не собираетесь ли вы как муж вмешиваться в дела вашей жены? Пытаться руководить ею? Не сделаетесь ли вы теневым президентом Украины?

– Ровно в той же мере, как моя жена – теневым президентом России. Теневой президенткой. Конечно, мы будем обсуждать дома важные дела. И это значит, что отношения между нашими странами станут особенно близкими и теплыми. Короче – семейными.

По залу прошла волна сочувственного смеха.

– Но ведь бывают семейные ссоры, семейные драмы!

– Вы знаете, нам уже не по двадцать лет, мы много прожили и пережили. Надеюсь, стали от этого терпимее. Сорок лет – возраст второй попытки. Чаще она бывает успешной. Так что, надеюсь, серьезных ссор у нас не случится. Помните изречение – как вздох: "Если бы молодость знала – если бы старость могла!" Я думаю, мы с Оксаной Миколаевной находимся как раз посредине между этими крайними состояниями: уже знаем – еще можем.

– Я не посредине! – возмутилась Оксана. – Я свою молодость от себя не отпускала!

– Вот вам и семейные прения, – развел руками Стрельцов.

– Где вы зарегистрируете свой брак? В какой из столиц?

– Регистрируйте в северной столице! – вскочил мэр Мурин, граф Невский. – По месту рождения жениха. Я буду счастлив лично скрепить в стенах моей мэрии.

– Спасибо. Подумаем. А лучше, найдем городок или деревню, чтобы граница прямо посредине перерезала. "Сбер" – в России, а "банк" на Украине. Или баню: мужской класс по одну сторону, женский – по другую, а застава с таможней – посредине. Там свадьбу и справим. Стол тоже поставим: двумя ножками на русской земле, а двумя – на украинской. Чтобы заливного поросенка гостям друг другу через границу передавать.

Жора Голубчиков наконец закруглил пресс.

– Дорогие коллеги, после всего сказанного, задавать вопросы на другие темы просто бессмысленно. Потому позвольте мне воспользоваться своим положением и от вашего имени первым поздравить, – он поискал слово, – наших нареченных.

Все с готовностью позволили.

130

А за кулисами поднялся праздничный переполох.

Парфен поднес своей новой патронессе – охрана членов семьи его прямая обязанность – букет белой сирени.

– Так ведь сирень уже давно отцвела! – благодарно изумилась Оксана.

– Для нас невозможного нет, – галантно заверил Парфен. – Ради вас мои ребята с Венеры живой воды принесут!

На Стрельцова он смотрел влюбленными глазами: все понял и все простил. Ведь между утренним побегом и вечерней великой новостью существовала явная связь. После того как Личко исчезла со Стрельцовым неизвестно где, Стрельцов просто обязан был жениться – как честный человек.

Амур гордо восседал у ног новых хозяев. К Парфену он уже относился как к своему, а когда к президентам разбежался мэр Мурин, зарычал предостерегающе, хоть тот и граф Невский.

Мэр Мурин, несмотря на свои габариты, пришел в необыкновенное движение, во мгновение ока умудрился достать магнолии и теперь приближался с устрашающего размера букетом.

– Ничего, Амурчик, пусти, – попросила Оксана, пораженная цветами.

– Знаете, граф, – усмехнулся Стрельцов, – запах силой в семнадцать магнолий можно расценить как покушение. Так что Амур отчасти прав.

– Поставьте в гостиной, – запыхался Мурин. – Я и сам хотел предупредить, что в спальню нельзя.

Так приятно всем произнести "спальня".

– А это Амуру от мэрии киберошейник из натуральной мамонтовой кожи с часами, радиобуем и компасом.

К Амуру ласкались все. Новый фаворит никого не оттеснил, не занял ничье место – и потому мог надеяться не нажить врагов.

– А как же Амур уживется с Трошей? – забеспокоилась Оксана.

– Троша – кошка будущего. Должна показать вместе с Амуром пример взаимопонимания и решения локальных конфликтов.

131

Приближался одинокий Платон Выговский.

Он был страшен.

– Биг мэ! Якой быв дурень, штоб хотиты жинке вироваты!

Личные русалки Оксаны окружили его.

– Не можно, пане Платоне, не можно!

Он отвернулся от Оксаны и взглянул прямо на Стрельцова:

– Она – баба, а вы!.. Воспользовались!.. Как же – президент!.. Как будто президент – полубог, а не человек. Другая кровь в нем, другие кости!

Амур залаял и рванулся.

– Сам справлюсь, Амур, – буркнул Парфен и пошел на Платона.

– Без рук! И так уйду. Превратили дворец – в дом свиданий.

– По-моему он начитался Шиллера, Ксаночка. Романтическими монологами выражается. А на самом деле люди вовсе не равны. Не знаю, как насчет полубога...

– Придется его отставить, – уточнила Оксана. – Кого теперь на иностранные дела?

– Есть у тебя очень дельный мужик: Максим Межа, – припомнил Стрельцов давнишнюю рекомендацию Богдана Березовского.

Сам Стрельцов Межу не встречал, но сейчас нужен был быстрый совет.

– Да-а, можно Межу, – протянула Оксана.

132

Вечером они сидели вдвоем у камина. Стрельцов приказал принести гитару.

Настраиваясь, пальцы сами начали было наигрывать "Нет, не тебя так пылко я люблю..." Всегда он пел этот шедевр Шишкина – ну и Лермонтова с особым успехом, но тут прервал сам себя: мелодия Шишкина завораживала как всегда, но слова Лермонтова в этот вечер были неуместны.

И Стрельцов запел: "Я встретил вас..."

– Нет, но чего Платон врал! – припомнила вдруг Оксана. – "Нельзя женщине верить"! Чего ему верить, если я ничего ему не обещала?! Не слушай ты его!

– Я и не слушал.

– Влюбленного строил! Как же – я ему нужна! Да он править моими руками нацелился!

– Я вот и смотрю, Ксаночка, что ты все же не железная леди. А тебя все-таки избрали.

– Потому и избрали, что не железная! Такие вот проворы через меня управлять надеялись. Сами мужики друг в друга рогами уперлись, друг друга не пропустили – вот и пришлось на мне помириться. Да не на ту напали. Где сядут, там и слезут, хоть я и мягкая, правда. Мама всегда повторяла: "Слишком ты добрая, донюшка!"

Воспоминания детства Стрельцова не интересовали, и он снова запел:

"Живет моя отрада в высоком терему..."

Оксана подпевала:

"Войду я к милой в терем, и брошусь в ноги к ней".

133

Блистательная Мымра Сковродина не захотела затеряться посреди общей пресс-конференции и прорвалась к пани-президентке за эксклюзивным интервью:

– "МыМыМы" хотим знать, вышли бы вы, Оксана Николаевна, замуж за Александра Алексеевича Стрельцова, если бы он не был президентом? А, например, актером, как ему прочили в молодости?

– Ну конечно, – с подкупающей задушевностью ответила Личко. – Даже еще легче: мне бы не грозили политическими последствиями, как сейчас.

– А как бы вы смогли с ним познакомиться?

– Вот это вопрос более трудный. Потому что у президентов – своя компания, и мы ходим друг к другу в гости. А так... Не знаю. Потому что если прийти, например, в театр и потом пригласить в ложу – это не знакомство, это – аудиенция. Да, это трудно, это – барьер. Но нам бы только познакомиться – а дальше бы дело пошло!

134

Братья Глобусы тотчас опубликовали индивидуальные гастроскопы Личко и Стрельцова.

И оказалось, что гастрология гарантирует счастливый семейный союз двух президентов. Не говоря уж о благоприятном сочетании Знаков Стомаха, о том, что Банан прямо предназначен для Бульбы, не говоря и о гармоничном соплетении Спиралей Сатурналий, оказалось, что Стрельцов принадлежит к четвертой Секреции, а Личко – к седьмой, что в сумме образует священное число 11!

135

В отчаянии позвонил Гришка из Москвы:

– Папа, что ты делаешь?! Мы же с Олесей собрались пожениться. А теперь мы получимся близкие родственники?!

– Чепуха. Главное – у вас гены далекие, для потомства не чреватые. А на бумажное родство наплевать. Сыграем две свадьбы разом, чтобы на момент подписания и вы, и мы еще и не родственники. Зато потом через несколько сроков, когда нам с Оксаной надоест президентствовать, непременно выберут вас. Других вариантов просто не будет, чтобы личную унию продолжить. Так что все отлично! Женись мой сын, женитьба располагает.

– К чему?

– Тебя – к будущему президентству. Твоя бабушка, а моя мама всегда говорила, что ты пошел в папу. А она была мудрая женщина, товаровед, так что отлично разбиралась в людях.

136

Блистательная Мымра Сковродина поспешно набралась эрудиции и сообщила читателям, что инженер Дрягин, предложивший в начале сего века проект перестройки Сытного рынка, предлагал устроить под ним специальные подвалы для хранения купеческих кладов. А поскольку сам Дрягин происходил из греков, то именно он причастен к тайне транспортировки клада Александра Македонского из Персии в Россию. Потому и понадобилось президенту Стрельцову спуститься под Сытный рынок лично, не доверяя даже проверенной охране, чтобы убедиться в сохранности клада своего пращура, а заодно ослепить свою избранницу блеском наследственных сокровищ!

Он отпер потайную дверь – и они в первый раз поцеловались при блеске изумрудов и брильянтов, при почетном карауле потомственных кобр – хранительниц заговоренного злата! Потому-то Личко и согласилась...

Все сходилось!

Тем и хороши лучшие мнимуары в "МыМыМы", что в них все концы сходятся, все сюжеты закругляются и все тайны всплывают наружу.

Для русских же читателей в провинции, далеких от петербургской топографии, само упоминание Сытного рынка звучало обнадеживающе: "Сытный" связывалось со Стрельцовым и укрепляло уверенность в благополучном завтра. Недаром же он пришел в Кремль как "дядя Карашок", как единственный человек, который не болтает попусту, а твердо знает, как сделать, чтобы всем стало хорошо! Даже лекарство против СПИДа производства – знает.

137

А на будущее, когда сойдут со сцены остряки из бродячей труппы Стрельцова, когда Мымра снова обратится в Марту Сковродину, она заготовила книгу, в которой рассказывалось, как в мрачных подземельях под рынком подменили обоих президентов. Настоящий Стрельцов и настоящая Личко остались в одиночной подвальной камере, потому что не согласились последовать совету Селивохина, а вместо них из-под Сытного рынка на поверхность вышли их покорные Селивохину двойники.

Всем известно, что царей и президентов постоянно похищают и подменят: Петра и Павла Первых подменили в младенчестве, а Петра Третьего – аккурат перед тем, как пробить ему голову бутылкой; Николая Второго с царевичем Алексеем подменили в подвале перед расстрелом; кроткий умный Ленин, почуяв недоброе, сам остался рыбачить на Капри, а террор революции творил его мрачный двойник; Сталин, устав от власти, удалился в Удельную, подобно старцу Кузьмичу за сто лет до этого; Берию недострелили и зря, но история милует и злодеев, оставляет им убежище в Аргентине; братьев Кеннеди, чтобы отвлечься от отечественных воспоминаний, похитили сразу двоих, а потом уже инсценировали убийства; а что произошло в Фаросе до сих пор понять никто не может – кто на кого и куда – но что произошло что-то сверхъестественное ясно доказывает суд: если бы попросту отключили малейший телефон у президента, всех вокруг сразу судили бы за бунт и измену – виноватых и невиновных, а тут отключили сразу несколько телефонов и телетайпов, сменили охрану – и ничего, отключателей оправдали, не иначе, какая-то тайна... И после всего случившегося неужели Стрельцов лучше?! Если спустился в подземелье – то самим собой ему наверх уже не выйти!

Шедевр этот, названный заранее "Забытые в камне", опубликовать пока невозможно, чтобы не нарваться на процесс о клевете и не выплачивать миллиард компенсации; но когда-нибудь "Забытые" станут самым продажным мнимуаром и озолотят либо саму престарелую маститую Марту Сковродину, либо ее счастливую наследницу. Марта безумно любит свою дочку Маврушу!

В процессе создания "Забытых" крупно лепилась мрачная фигура Селивохина, и скоро стало очевидно, что "Забытые" – всего лишь часть эпопеи "Заговор Селивохина"!

Золотое перо Марты Сковродиной сорвало наконец покровы с загадочных поворотов русской истории от Александра II Романова до Александра IV Стрельцова! Наверху, на поверхности лишь марионетки: цари, генсеки, президенты творят странные реформы и устраивают загадочные революции... А за ширмой кукольного театра "Россия" правит всемогущий и вечный Селивохин... Как не уплатить за вход в расписной балаган? Как не усесться в первом ряду, чтобы следить за небывалым представлением, восторженно раскрыв рот?..

Уставая от трудов, Марта Сковродина гладила по головке свою ненаглядную Маврушу, удовлетворенно похлопывая по стопке бумаги. Эпопея поднималась как на дрожжах.

138

Оксана отвлеклась государственными делами, и Стрельцов скучал в одиночестве.

Смущенный Парфен доложил:

– Там Рогнеда Ярославна через охрану рвется. Она же теперь не режимная, а хотела пройти как раньше.

Стрельцов вздохнул:

– Пропусти.

Рогнеда явилась в голубом балахоне "Дочерей Рамы". Амур, который теперь всегда дежурил в кабинете, недоверчиво косился, но молчал.

– Думаешь, я для того уходила, чтобы ты запросто женился?!

– Ты ушла – и ушла. Не для того, чтобы мне запрещать и указывать.

– Я ушла – когда тебя сюда возвела! Пришла, когда ты был нищим студентом, а ушла от президента! Найди другую такую. Жила с тобой, пока в коммуналке коптилась на кухне, а ушла, когда кремлевская прислуга засуетилась.

– Не уходила бы.

– А мне этих почестей не надо. Мне правда нужна. А в Кремле правды нет.

– Какой – правды?

– Той! До которой ты не дорос. Космической правды. Ты, я слышала, о грамматике беспокоишься, а вся грамматика в том, что мужчина – прилагательное, а женщина – существительное. А вы все устроили не по Космосу, а наоборот... Но если ты без бабы не можешь, я так и быть, вернусь. Только, чтобы ты издал Указ "Дочерям Рамы" во всех школах передавать "Откровение" девочкам.

– Только – девочкам?

– Да. Мужики – низшая раса. Откровение из Космоса через женщин посылается.

– Мало нам национальных распрей, религиозных – затеем еще и межполовые. Чтобы уже все со всеми воевали!

Он глядел на Рогнеду, которую больше не хотелось называть Гнедой, и радовался, что не обидел намеком Оксану, не спел ей: "Нет, не тебя так пылко я люблю... Люблю в тебе я прошлое страданье и молодость погибшую мою..."

Он любил Оксану и не жалел о прошедшей молодости! Чужая женщина стояла перед ним, и приходилось напоминать себе: "Любил ведь ее, любил! Всех забыл тогда ради нее – и ни минуты не верил, что такое может пройти!" Прошло...

– Школы я вашим "дочерям" не отдам: девочек я жалею. И мальчиков их тоже. Да и с тобой у нас уже кончилось, нет причин тебе возвращаться. Извини.

Она резко встала и пошла к нему. Но дорогу загородил Амур.

– Что это ты псами обставился?

– Он у меня здесь – людей распознавать. Видно, запах Космоса ему не внушает доверия.

– Ну так запомни: или отстань от нее, или мы ее тоже уведем. Как меня наша Добрая Матерь увела. Спасибо, избавила от тирана. Мы любую бабу уведем!

Рогнеда отходила к двери, не отрывая от него глаз и ритмично взмахивая рукавами своей голубой хламиды:

– Отстань от нее.. Отстань от нее... Отстань!

Когда Рогнеда удалилась, Стрельцов похлопал Амура по спине:

– Молодец. Видать, все-таки тебя в честь сыночка Венеры окрестили.

А заклятий Рогнеды он не боялся, как вообще не боялся никаких проклятий, пророчеств, сглазов – он слишком верил в свою судьбу, чтобы чего-нибудь бояться.

– Да ведь тебя Шейла Сойер ждет в Америке! Президент Дик просил, а я позабыл вовсе. Следующая свадьба, Амурчик, – твоя!

139

Прощаясь с Петербургом, президенты совершили прогулку по Неве. Когда планировалось посещение северной столицы, прогулка рассматривалась как развлекательная. Но ввиду невообразимых обстоятельств, прогулка приобрела особый смысл: не свадебное путешествие, но – как бы сказать – помолвочное.

Два президентских штандарта полоскались над катером. Догадливый капитан сумел их так расположить, что штандарты, скрещиваясь, образовали не то новый государственный символ, не то свадебный вензель.

Свиты охватило мистическое чувство – прикосновение к истории. Оживали

народной. Пожалуй, только Амур не ощутил мистического вздоха истории – он сидел около новых хозяев, как если бы они были не президенты, а преуспевающие домовладельцы, у которых всегда полны холодильники и которых очень уважают соседи.

Заходящее солнце исправно золотило шпиль Петропавловки. Оксана склонила голову на плечо своего суженого.

– А говорят, к тебе утром бывшая жена заходила, – сказала она нараспев.

– Заходила, – охотно подтвердил Стрельцов.

– И что же сказала хорошего?

– Грозила и тебя увести в "Дочери Рамы". Слыхала о таких?

– Ты испугался?

– Нет. Я в тебе уверен. Да и не отпущу, держать буду.

– А ее – держал?

– Да не очень. Пустил дело на самотек, – не то что приврал, но все же сместил акценты Стрельцов.

Он никогда и вообразить не мог, что Рогнеда уйдет в "дочери". Если б вообразил, стал бы держать – тогда.

– И больше ничего она не говорила?

– Достаточно по-моему: пригрозила тебя увести!

– А себя назад в жены не предлагала? Обратно?

Интуиция у нее – или информация?

– Заикнулась слегка – но это уже совсем несерьезно.

– А чего ж ты, милый, молчишь про ее заикание?

– Я привык в президентстве: выделять главное и отбрасывать второстепенное. Угроза увести тебя – это главное. Я хотя не верю, но меры приму. А остальное – частности.

– И ты совсем-совсем этой частностью не увлекся?

– Ни на одну тысячную часть сердца!

Оксана улыбнулась молча. А Стрельцов понял, что его ждет полноценная семейная жизнь – со всеми неизбежными нюансами.

Мэр Мурин, граф Невский, вздохнул на ухо Огуренкову – Феоктист все еще не знал своей участи:

– Воркуют. Я и сам молодею, глядя на них... Кстати, вы ведь все знаете, скажите мне: сын графа как называется? Виконт?

– Во Франции – виконт. А в России виконты как-то не прижились. Шереметев был граф, и сын его сразу – "молодой граф". Не знаю, какую традицию предпочтет пани-президентка: французскую или русскую. Ведь она вас посвятила от имени Украины, а Украина от своего начала до наших дней никогда собственных графов не имела, вы – первый.

– Что же мне в Петербурге графом зваться нельзя? На Украину за этим ездить?

– Ничуть! Хвостов был сардинским графом, а его все в Петербурге титуловали. Сам Пушкин: "Граф Хвостов уж пел бессмертными стихами несчастье Невских берегов". Поясняйте же нам ваши невские берега, граф.

140

Стрельцов чувствовал себя выразителем воли народной – впрочем, как всегда. Женитьбу его поддержали левые и правые, лиловые и оранжевые, предприниматели и профсоюзы, мистики и рационалисты, верхние и нижние, милитаристы и пацифисты, молодежь и ветераны, сыщики и мафиози – все равно желали заключить в объятия прекрасную Украину, но коли не могли они все сразу, они радостно делегировали свои желания ему, выразителю всеобщих чаяний – президенту Стрельцову.

141

Несколько неожиданно, но и на Украине Личко получила почти полную поддержку.

Оказывается, личная уния очень устраивает всех. Ведь ни одним правом, ни одним законом, ни одной статьей Конституции – всем, из чего состоит государственный суверенитет – Украина не поступилась. Все при ней. Но при этом приятная уверенность, что пани-президентка всегда склонит своего супруга к каким-нибудь неформальным привилегиям и послаблениям. Суверенитет сохранялся, но страдательная его составляющая как бы скрадывалась. Когда нужно – он есть, когда не нужно – его нет. Как сформулировал Билибин: "Да здравствует суверенитет в лучшем смысле слова! Да сгинет суверенитет в худшем смысле слова! Аминь".

142

Стрельцов приказал встретить себя с Корнеем Краюхиным.

Потентантам вообще прилично встречаться с писателями. Екатерина встречалась с Державиным, Николай – с Пушкиным, другой Николай – с Аверченко. Сталин – встречался. Хрущев – очень даже встречался, Брежнев чуть ли не сам вступил в Союз писателей. И последующие тоже не чурались. Художники такой постоянной протекцией похвастаться не могут. Причина, по-видимому, в том, что художник – профессия немая, а писатель – говорящая, как и политик, как и попу... популярный певец.

Краюхин оказался вовсе не похож на живописного богемного интеллигента – лысенький, толстенький, а вместо очковой оправы – синяк под глазом.

– Сосед у меня, понимаете ли, алконавт. Так что извините.

Стрельцов отмахнулся от подробностей:

– Вы написали "Новую русскую рулетку"?

– В соавторстве, Александр Алексеевич, в самом тесном соавторстве. Можно сказать, литобработал за Святославом Рюриковичем.

– Знаю я ваше соавторство! Вы же – закулисный юморист. Под Хазарова тоже подтекстовываете. А известились ли вы, что ваша "Рулетка" попала в руки опасных преступников? Похитителей самого алфавита! Единственной нашей кирилицы!

– Не известился. Писатель, знаете ли, за издателя не ответчик.

– А что они вас на латинице издавать собрались, тоже не извещены?!

– Не извещен, но поддерживаю. У нас сейчас весь Невский на латиницу переведен на всех вывесках. И Тверская. И Ямская. Очень торговле способствует.

– Так вот известитесь, что ваши издатели задумали украсть у нас кирилицу. Вместе с мефодицей. Мы их схватили за руку в самый последний момент!

Стрельцов ожидал, что Краюхин выразит ужас – хотя бы ради приличия. Но писатель остался безмятежен.

– По мне, понимаете ли, пусть хоть иероглифами печатают. Даже не китайскими, а египетскими. Лишь бы печатали и продавали.

– Иероглифами вас никто не прочитает – тиража не соберете, – машинально отметил Стрельцов. И спохватился: – Иероглифы чужды нашей народной душе. Хотя лучше уж иероглифы, чем латиница!.. Я предлагаю вам, Корней Карпович, полную поддержку, если вы вернетесь в кириллицу. Скажем шире – в кирилло-мефодицу.

– А в чем выразится ваша полная поддержка, позвольте уж тоже известиться?

– Вашего кириллицкого издателя я лично освобожу от налогов, пошлин, сборов, прибавленной стоимости, акцизов, пеней, начислений, отчислений, страховых взносов, кредитных ставок, штрафов и обязательных экземпляров.

Стрельцов ожидал бурной благодарности, но Краюхин почесал синяк, похожий на очковую оправу, и вздохнул:

– Обязательные экземпляры можете оставить. Только у меня лучше личная просьбишка будет, знаете ли: прикажите мэру Мурину, чтобы он мне доску установил.

– Доску? Ну потом, когда вы... срок ваш настанет – непременно.

– Нет. Сейчас. Прижизненно. Потом, понимаете ли, неинтересно. Я, как выйдет "Рулетка", прицениваюсь квартиру купить: устал, знаете ли, от соседей на кухне, хотя алконавт тоже неплохой парень – периодически. Навострюсь в новый дом, а чтобы на старом осталась от меня доска: "Здесь жил с такого-то по такой-то писатель Корней Краюхин, пока наконец разбогател и переехал". Ведь если вдуматься, вполне порядок соблюден: какая разница, куда переехал – на тот свет или в пределах этого, принцип в том, что дом из-под меня опустел – и можно память доской запечатать. На открытие подойду, речи послушаю. Может, и сам скажу пару слов. Соседа алконавта, не помня зла, за благо напою. А то что – потом? Потом не услышу... Я точно так же когда-нибудь и поминки соберу – прижизненно. Когда почувствую, что – пора. Тоже интересно послушать, поприсутствовать. Но поминки я сам соображу, а на доску надо вашу резолюцию собрать.

Стрельцов подумал, что предложение не только забавное, но и логичное: действительно – а что потом?

Он бы и себе такую доску повесил на Конюшенной: "Здесь жил с такого-то и до отбытия в Кремль..." Назвал же Александр Македонский Александрию при жизни.

Но себе Стрельцов такого позволить не может. Президенты куда как несвободны по сравнению с писателями: президенты зависимы от избирателей, вынуждены приспосабливаться и заискивать. А писателей не избирают, счастливцев. Писатели, как самодержцы, – рождаются.

– Ладно, – рассмеялся Стрельцов. – Издаем "Новую русскую рулетку" по-русски, на кирилло-мефодице то есть – и будет взамен доска. Как только к новой квартире приценитесь.

143

"УШЕЛ В СЕБЯ", но забрел куда-то не туда. Словно бы заблудился, попал в чужие дебри. Со Стрельцовым это и раньше случалось.

Современный автомобиль опасен еще и потому, что при ударе сминается, как консервная банка, – и сминает всех сидящих внутри. А если заменить принцип консервной банки принципом мяча?! Когда ударяют по мячу – он лишь отскакивает и смеется. Так же, если делать кузова машин из упругого материала, при столкновениях они будут отскакивать. Забавная картинка получится при мультиаварии, когда десятки машин будут скакать взад-вперед и во все стороны! А когда наконец амплитуды угаснут, все успокоится, смеющиеся шоферы выйдут и постараются вспомнить, кто сколько рикошетов проделал. Получится как воспоминания футбольного мяча после матча: сколько раз по нему били, как он попадал в головы, штанги, судью, пока не угодил наконец в ворота. Чем больше бьют, тем мячу смешнее. Так и машине по принципу мяча...

"ВЫШЕЛ ИЗ СЕБЯ" в полном недоумении: кому подарить нечаянную идею? Технари замкнуты в себе, как поэты, и по заказу творят с трудом.

144

Все-таки "Днепровская русалка" не удержалась и накануне президентской свадьбы бестактно процитировала апостола Павла. Недаром Платон Выговский остался в редакционном совете и после своей отставки. "Русалка" – независимая, не следует путать ее с личными русалками Личко.

"Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви".

И "Днепрорусалка" интересовалась: "А как сложится в президентском семействе? Послушается ли Личко апостола Павла? И как отразится на нас на всех ее послушание?"

145

Под "велико весиля" – очень хорошее украинское слово "весиля", лучше чем "свадьба", образней – министры иностранных дел согласовали поле между деревней Федоровкой и селом Самойловым – пограничное поле между двумя районами, двумя областями, двумя государствами. Стол стоял не на четырех ножках и даже не на сорока, но и в самом деле половина его опиралась на русскую землю, а половина – на украинскую. Военные топографы проверяли. И по скатерти цветными лентами была проведена граница.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю