Текст книги "Большой футбол Господень"

Автор книги: Михаил Чулаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Тихо было в большой и полутемной комнате, и потрескивание дров в камине только подчеркивало благоговейную тишину.

Все чувствовали, что присутствуют при событии историческом, при событии всемирном: Учитель впервые полно диктует Последний Завет!

А глаза Мавры сверкали как глаза зверя в первобытной пещере.

Дионисий глаголил о слиянии двух Божественных воль, но перед Его мысленным взором не могло не рисоваться иное слияние – то, о котором он мечтал так долго, и которое недавно осуществилось с мученицей Зоей. С какой же силой и страстью должны были слиться две Божественные Ипостаси!

– Слияние Их Божественных воль породило Вселенную. И долго пребывали Они в полном согласии, дружно создавая звёзды, собирая их в галактики, подобно тому как пастух собирает овец в одно стадо. На планетах плодились животные – и всё было хорошо. Спорить и Бороться Отец с Матерью начали с тех пор, как создали людей, чтобы люди управляли своей планетой.

Богиня-Мать возревновала, Ей показалось, что Ева, первая женщина, получилась слишком красивой, и может слишком понравиться Богу-Отцу. И Она научила Еву спорить с Адамом и обманывать его, чтобы Бог-Отец отвернулся от Евы. Но Они ведь ничего не могли скрыть Друг от Друга, каждый из них знал всё о своем Небесном Супруге, и когда Отец узнал и увидел, как Мать подучивает Еву, Они в первый раз поссорились между Собой. Потому глубокий таинственный смысл изгнания из рая не в том, что змий соблазнил Еву, и она, будто бы, научила Адама ослушаться Господа – это не есть истина, и ложны все учения и все церкви, которые учат этому; глубокий таинственный смысл в том, что тогда впервые поссорились Бог-Отец и Богиня-Мать, и от Их Небесной ссоры зло сошло на Землю.

Пустынцев слушал Дионисия и думал, что только сейчас понимает, отчего страдают люди. А больше думал о том, что не может пятнадцатилетний мальчик Сам придумать такое, совершенно ясно, что Ему дается Откровение, дается вот сейчас, в эти минуты на глазах умиленных учеников! Значит, он, Пустынцев, поставил на правильного пророка, с таким пророком ему не грозят опасности и гарантирован великий успех. И вложение денег в ХБС – выгодное вложение, самое выгодное из тех, какие он до сих пор делал!

Онисимов тоже слушал в полном удовлетворении. Ни во что всерьез он не верил, слишком долго простоял он на паперти, а потому знал, как делаются церковные дела, но мальчик ему попался способный и дело Онисимов основал надежное! Да вон какие пошли доходы. А эта новая сказка, которую мальчишка сейчас рассказывает, продастся отличным тиражом!

Про Нину с Натальей нечего и говорить. Наталья трудилась – старательно записывала за Учителем, Нина же тихо блаженствовала, счастливая, что удостоилась приблизиться к истинному Сыну Божию.

Скучал один маленький Миша, нетерпеливо ожидая, когда закончатся нужные разговоры и дадут ещё мороженного.

– Но не только ссорятся Божественные Супруги. Часто Они пребывают в Божественной Любви. И тогда совершаются на Земле благие дела, коих знаем мы немало в истории и видим даже сейчас. Творят гениальные поэты и художники, делаются великие изобретения, строятся величественные храмы. Но когда начинают ссориться Божественные Супруги, тогда сотрясается Земля, взрываются самолеты, развязываются войны, пылают пожары. Сосчитайте всех жертв войн, бедствий, катастроф – и вы увидите, что ссорятся Они довольно часто. Долго ли ещё будут Они устраивать Небесные скандалы? Нет! Грядет великий Небесный Развод, и тогда погибнет этот мир. А опомнившись после Развода Они начнут созидать мир следующий. Наша задача: спастись при Небесном Разводе, перейти вместе с избранными из мира нынешнего в мир следующий! И сделают это только те, кто познал Последний Завет, кто поклонился Божественными Супругам, кто сказал, что любит и почитает Их Обоих, ведь как бы ни ссорились Они, все равно Они продолжают любить Друг Друга и возлюбят и наградят тех, кто славит Их Небесную взаимную любовь и терпит их неизбежную взаимную борьбу!..

Тишина и благоговение на Моховой.

– Ну хватит, – сказал Дионисий другим голосом. – Устал.

Принеси-ка мне, возлюбленная сестра Натальюшка, таз. Хочу ноги помыть.

Он вспомнил первый и оказавшийся последним опыт с Зоей.

И пятки Зоя так и не успела Ему почесать.

Наталья немного растерялась: ведь есть хорошая ванная в квартире, голубым кафелем отделанная. Но спорить с Учителем не решалась.

Она принесла таз, Он протянул одну ногу, затем другую, она благоговейно стянула носки и Он погрузил ступни в теплую воду, сидя прямо перед камином. Тепло воды дополняло тепло от горящих поленьев.

Все почтительно взирали на омовение ног Учителя. Одни больше, другие меньше вспоминали параллельную сцену из Библии – и догадывались, что Учитель моет ноги при всех не просто так, а символически.

Нина немного завидовала, что не она удостоена чести омыть Учителю ноги. Но гнала от себя зависть: приказы Учителя не обсуждают и не осуждают.

Наталья вела себя скованно – не то что Зоя когда-то: ноги не мыла, пальцы не целовала – всего лишь сторожила таз.

– Ну ладно, вытри и убери, – вздохнул Дионисий.

Когда она склонилась, вытирая Ему ноги, Он смотрел сверху на её склоненную спину – и снова вспоминал Зою, вспоминал всё, что проделал единственный раз с Зоей – и воспоминание Его взволновало.

Он поспешно отпустил присутствовавших, а Наталье приказал на пороге спальни:

– Придешь ко мне пятки почесать.

– Миша у меня ведь здесь, – растерялась Наталья. – Я отвести хотела.

– Мишу в гостиной положишь.

Миша обрадовался: куда интереснее спать в гостях, да ещё в такой красивой комнате с камином, чем тащиться в надоевший дом.

А Нина, нечаянно подслушав приказ, ещё раз смиренно позавидовала.

* * *

Господствующее Божество много слышало сказок о сотворении мира и о богах небесных. И потому Оно ничему не удивляется. Но выдумка очередного самозванного Сына Божия забавна тем, что Оно Само ведь в последнее время размышляло, не разделиться ли на Две Ипостаси, не отвлечься ли от надоевшего уже созерцания чужих страстей, чтобы зажить Собственной личной жизнью? И вдруг какой-то мальчишка фантазирует на ту же самую тему!

Конечно, мальчишка просто вспоминает скандалы между собственными родителями и переносит их семейные дрязги в свою новую мифологию. Но трудно опровергнуть наивную, но упрямую истину: там где есть двое, уже нет и не может быть полного единства, там при самой пылкой любви возникает трещина, а значит, и борьба. Пусть мягкая – но все-таки борьба.

Где двое – там граница между этими двоими, а граница и трещина, суть разные слова для отражения одной и той же реальности. И нужна очень большая решимость, чтобы проложить по единому и неделимому Господствующему Божеству роковую, уже никогда не затянущуюся трещину. Очень большая решимость или очень большая тоска.

* * *

Гаврюшу Кабакова все любят за добрую улыбку на широком лице. И за мгновенную дружбу с любым новым знакомцем:

– А чё? Дёрнем по стопарю? Раз живём.

И смотрит с таким удивлением, будто только что открыл эту нетленную истину.

Если не очень пьян, Гаврюша – главный помошник по всей деревне. Электричество починить, мотоцикл или хитро устроенный телевизор – ему все равно. Пальцы сами знают, что делать. И берет дешево. Охотнее – бутылками. Деньгами – редко. А уж бабы его любят – за все мужские умения, за улыбку.

За то что ворвется в круг, обнимет едва не всех разом, да как закричит:

– Ух как люблю я вас, бабоньки! Говнюшечки вы мои!

К нему ходят и за заступой. Если мужик переходит грань, и не то что учит любя – это его неотъемлемое право, но бьет смертным боем, Гаврюша приходит, берет сильной рукой, и говорит:

– Ты, паря, того. А хули? Надо, бля, поаккуратней. Они же ужас нежные, говнюшечки эти, их любить надоть.

И домашний деспот терпит. Потому что Гаврюша подковы гнет и пятаки ломает.

Ходит он круглый год в одной телогрейке и в легких туфлях. И не замечает архангельских холодов. За это, за то, что всех любит, а на одной жениться не желает, всё чинит, а денег порядочных не берет, зовут его по всей округе блаженным.

И даже Господствующее Божество в Своем всеведении не видит в нем ни одной тайной мысли. Что снаружи – то и внутри.

Деньги Гаврюша зарабатывает раз в год, в бельковую страду. Среди зверобоев Гаврюша – тоже первый человек. Бьет он зверя спокойно, как снопы молотит. Машет тяжелой биткой – как цепом на току. На то и зверь, чтобы человеку польза.

Точно вмазывает биткой по мырке, по черному, значит, носу на белой морде – не надо в сердце колоть как свинью, прямо наверху, в мырке этой бельковая смерть. А что пищат эти детеныши – так ведь и комары пищат. Деды били зверя, отцы били – и Гаврюша бьет. Рука точная, слава Богу.

В церковь Гаврюша ходит редко по небрежению, но перед выходом на лед ставит свечу обязательно – в предчувствии главного события года. И совсем светло делается на душе. А впереди лед блестящий, солнце, битка налажена по ладони, как клюшка у хоккеиста, удар в руке крепкий – хорошо.

Уже третий год на промысел его провожает Олена.

Олена устала ждать и позвала сама, забыв женский стыд:

– Да женись ты на меня наконец, ирод! Чего тянешь? Только жилы все вымотал!

– Женюсь! – захохотал Гаврюша. – Набью как этих мальков тыщу – сразу женюсь. Богато заживем – во!

– Не нужно мне твоей тыщи. Женись сейчас. Как вернешься, пост кончится – и поженимся! Если любишь.

– Люблю! – захохотал Гаврюша.

И обнял. Как всех обнимает.

Все-таки блаженный он. Старухи Олену остерегают:

– Юрод он. Наплачешься с таким.

Наплачется. Олена и сама знает. Да только другие скучные после Гаврюши. Маленькие и злые. Только и заботятся о делах своих мелких. А Гаврюша – как сильный огромный ребенок. И Бог его любит.

Гаврюша прыгнул в кузов попутки, которая шла в Архангельск, где сколачивалась их привычная артель. Олена перекрестила вслед и милого, и отъезжающий грузовик. А в образе этого грязного грузовика оградила крестом все машины, которые повезут её Гаврюшу. Ведь дальше артель полетит вертолетом. Страшно все-таки – высоко лететь.

А Гаврюша ничего не боится. Мужик.

Вернется с деньгами и подарками – и не выпустит его больше Олена, сделается сама – замужняя баба.

* * *

Все существа бьются за жизнь, все кого-нибудь едят. И все-таки побоища, устраиваемые людьми, Господствующему Божеству смотреть слегка надоело. Противно, что разум обращен на убийство. Машины придумали – а другие существа, они ведь сильней не стали. И ноги их, лапы, ласты не стали быстрей, чтобы убегать от могучего механического человека. Когда-то артели зверобоев пробирались между торосов, рисковали провалиться в промоины – и не могли забить много: потому что не унести добычу.

А теперь прилетают на вертолете. Набьют сколько хватает взгляда – вертолетом и вывезут.

Думают, им можно всё. Крестятся и кланяются, думают, ихний Бог их любить обязан. Как же – чада Божии. Крещённые.

А Господствующее Божество тюленей любит немножко больше чем людей – хотя вообще-то равнодушно Оно ко всем. Но все-таки тюлени симпатичнее, потому что хотя бы между собой не воюют. А уж маленькие тюленики-бельки совсем похожи на тех ангелов, которых выдумали люди. И кричат, когда их убивают.

Ангелов люди придумали, а тюлеников бьют. Противно.

Изредка Божество все-таки вмешивается – по прихоти.

Вот Оно и оторвало винт от вертолета, несущего зверобоев.

И железная коробка со всей артелью и с летчиками впридачу рухнула с высоты в полкилометра. Пока падали вниз, один хитрован попытался на товарищей вспрыгнуть – чтобы те под ним смягчили удар – словно живые подушки. Но сильный Гаврюша пригнул подлеца:

– Сиди как все!

Все и разбились разом, конечно.

Господствующее Божество улыбнулось удовлетворенно.

* * *

Олена когда узнала, три дня лежала как мертвая. А потом встала и ушла из деревни. С одной котомкой.

Если Гаврюша погиб, праведник настоящий, значит бросил Бог людей. Или у Бога особенные виды, непонятные людям. Недаром твердят: «неисповедимы пути». Может, Гаврюша уже восседает среди праведников одесную Святого Престола? Наверное, самые верные из архангельских староверов могут постичь волю Божию. Жаль, Олена не ходила к ним раньше, не молилась в их скитах за своего Гаврюшу – староверов Бог скорей бы послушал.

Олена ушла – искать правду.

Найти и понять.

* * *

Чудесами Господствующее Божество периодически развлекается. Будоражит людей. Озадачивает скептиков.

Но если Оно и пускает изредка в ход Свое всемогущество, то только в розницу: усердия Его хватает лишь на мелкие чудеса. Наслать вещий сон или внезапную смерть, заставить плакать икону, излечить смертельно больного – случается. Но уничтожить вообще такую болезнь как рак Оно удосужиться не желает. Разве что люди что-нибудь придумают – самостоятельно.

Дело в том, что любые творимые Им чудеса – это, в определенном смысле, неуважение к Самому Себе: ведь именно Оно установило нынешний порядок на той же Земле, вывело местных планетян – и значит всё их существование происходит в рамках Его замысла. Оправдывает только то, что мелкие разрозненные чудеса никак не изменяют общую картину земной жизни.

Вот например, сбросило Оно с высоты один вертолет – пожалуйста. Но чтобы попадали все вертолеты, вылетающие на подлый промысел – не может Оно такого Себе позволить, тогда бы пришлось либо кардинально менять свойства металлов, из которых делаются несущие детали, или химичить с самой плотностью воздуха. Поэтому остальные долетели и опять без счёту набили беззащитных бельков-тюлеников.

Так что случился вот у Него приступ небольшого всемогущества – да быстро прошел. Да не всемогущества – а легкого произвола. Подлинное всемогущество осталось в прошлом – в момент акта творения Космоса из Хаоса, и дремлет до нового столь же решительного Вселенского переворота. Так глубоко дремлет, что Оно и Само не знает доподлинно: а сохраняется ли безграничное всемогущество или исчезло потихоньку – как потихоньку незаметно лишаются с годами мелкие планетяне многих своих молодых свойств.

Очень бы не хотелось – постареть и утратить. А стареть Оно может или остается всегда неизменным – молодым и всесильным?! Тревожный вопрос – и Собственное всеведение никак на него не отвечает.

* * *

Достопочтенный Орест Пантелеймонович Онисимов, хотя и побывал в профессиональных нищих, а начав новое дело по созданию ХБС, быстро разбогател и надеялся богатеть гораздо дальше, оставался человеком добрым, никак не крохобором. И поэтому, переехав в квартиру на Моховой, где у него была теперь своя тридцатиметровая комната по соседству со спальней Самого Учителя, он в прежнюю свою конуру пустил Глашу, которая до тех пор обитала в подвале со своими кошками. Пустил Христа ради – что с нее возьмешь.

Глаша вообще-то имеет прописку, но её выгнали из дому дети, которым стало тесно и без нее. Формальным поводом к изгнанию Глаши была её любовь к кошкам. Глаша кормила бездомных во дворе, а больных тащила на излечение домой. И этого дети не выдержали. Теперь Глаша переселилась из сырого подвала в настоящую комнату со смежным чуланчиком всего с двенадцатью самыми любимыми кошками. Остальных кормила во дворе.

Глаша давно поняла, что кошки гораздо лучше людей. Собаки тоже были бы лучше, но некоторые собаки рвут кошек, и Глаша им этого не прощает. Поэтому кормит она только кошек.

Да и не хватит на всех никакой пенсии, Кошки очень ей благодарны за корм и заботу. Те, кто поскитался в бездомности, всегда чувствуют, что такое надежный дом и регулярная кормежка. Пять-шесть кошек на ночь обязательно забираются на кровать и обкладывают Глашу своими теплыми телами, а серая Машка с выколотым глазом гордо громоздится на грудь и мурлыкает полночи, пока не засыпает.

После того как её мучили и выкололи глаз, Машка стала очень пугливой, боялась всех людей – кроме Глаши. С ней Машка счастлива, и Глаша счастлива оттого, что счастлива Машка, счастливы и все остальные её кошки. Никогда её так не благодарили дети. Дети жадные да неблагодарные, больше ничего! И дети проживут без нее, а её кошки – нет.

Немного людей в городе и во всем мире счастливы так же как Глаша. С тех пор как она поднялась из подвала в комнату Ореста, Глаша молит Бога только о том, чтобы Орест хорошо жил где-то на новом месте и не тревожил её в этой комнатке.

Он и вообще человек хороший, она ему доверила Чернушку, а теперь Чернушка где-то в богатых хоромах!

И сосед её не донимал, Валёк. Есть соседи, которые не терпят жильцов с кошками, Глаша знает, потому что знакома с такими же кошатницами как она. И чего только не терпят бедные от злобных соседей, которые сами гадят и пачкают вокруг себя, а валят на кошек.

Туберкулезник Валёк давно уже готовит в комнате. Потому что даже небрезгливый Орест выгнал наконец его из кухни за вечный кашель.

Сосед Валёк готовит в комнате на плитке, благо у него стоит жучок и счётчик почти ничего не накручивает. У него даже есть старый телевизор, по которому он смотрит фильмы, но никогда не заглядывает в новости.

На фильмы он стал пускать и Глашу, которая за это угощает его той самой кашей, которую варит для кошек – своих и дворовых. Валёк ест с удовольствием: баба угощает, это её бабье дело. Самому готовить меньше.

После фильма Глаша любит порассказать сама. Тем более, всегда есть о чем.

– Фильму легко придумать. А у у меня история круче чем у графини Монсоро! Третьего дня иду, слышу писк из мусорного бака. Котёнка какие-то гады выкинули. Только-только глазки приоткрыл, значит, дней десять. А пищит, жить желает! Моих сейчас кормящих нет, а в другом дворе Нюша родила недавно.

А где – не проследить. Ушла подальше, чтобы не утопили. Кошка умнющая! Наверное, думаю, Нюшкин. Пошла под лифт, где она обычно живет. Точно, Нюшка там с одним котёнком. С таким же сереньким. Подложила, он сразу затих и присосался.

Валёк расслышал только слово «лифт», и слово его задело:

– Лучше бы лифт починили. А мы как нелюди здесь. Ходишь пешком при моей больной груди.

Лифт давно раскурочили охотники за утильным металлом и никто, конечно, не собирался чинить подъемную машину в такой трущобе.

– Зато Нюшке там спокойно под лифтом, – продолжила Глаша, равнодушная к мелким удобствам.

Валёк снова не слишком слушал, но Глаша этого не замечала. Когда она не занимается кошками прямо, она любит о них рассказывать. Точно так же как бабники не только практически соблазняют женщин, но и подробно рассказывают о своей практике в свободное время. Иногда – больше и охотнее рассказывают, чем практикуют реально.

– А сегодня с утра вышла: опять в том же баке пищит. Опять серый котёнок. Ну, думаю, какой-то гад Нюшкиного нашёл и обратно в бак. Взяла, приношу – а те двое при Нюшке. Значит – третий. Вот и скажи, откуда они берутся, одинаковые?! С Нюшкой два дня его не лежало, был бы голодным, он бы пищал, точно как теперь в баке. Где он два дня сидел молчком, а потом кто его в бак посадил, а?! Такую тайну никакой Дюма не загадает! Один Бог знает, да не скажет.

– Твои бы заботы, да Богу в уши, – проворчал Валек. – Делать Богу нечего, за котёнком следить.

– А чего, Бог всех видит одинаково! И любит, – уверенно вступила в диспут Глаша. – Я на своих смотрю, которые уже домашние, и думаю, а за что им такое счастье? Чем бездомушки хуже? Всех бы взяла, чтобы справедливость, да в комнату не влазят.

– А ты своих выгони, а бездомных возьми, чтобы всем счастье по очереди, – засмеялся Валёк.

– А их за что? Мои уже привыкли – в тепле и в комнате. Ни дворников бояться, ни собак, ни мальчишек. Их уже лишать нельзя. Но и другим хочется.

– На всех не хватит. Ни жратвы, ни комнат.

– А я хочу, чтобы всем хорошо.

– Ну, ты бы устроила коммунизм кошачий, если б могла.

– Ты слов не говори, а просто надо по справедливости. Чем бездомные хуже?

– Ты и сама была бездомная, пока тебя наш Орик не пустил. Он всегда богатый был, ещё когда на паперти побирался. Вишь какой богатый – плюнул на комнату, сдавать не стал.

– Вот и спасибо ему. Ему Бог воздаст.

– За что спасибо? Он же богатый. Он, знаешь, через этого мальчишку сколько теперь гребёт?!

При мысли о богатых Вальку захотелось выпить, а Глаша вспомнила, что пора нести во двор вечернюю кашу.

* * *

Из всех живущих на Земле существ счастливейшие – собаки и кошки. Правда, только те из них, которые не страдают, не становятся жертвами мучителей, а благополучно живут в добрых домах. Они пользуются всеми благами цивилизации, защищены от несчастий и опасностей лучше, чем люди из высших классов общества, и в то же время не мучаются бесплодными вопросами, разъедающими людское сознание. А если кошки ещё и кастрированные – собаки тоже наблюдаются в таком положении, но несравненно реже – то счастье их полное и безмятежное, очень понятное Господствующему Божеству. Коты же и кошки, сохраняющие свои половые железы, источники регулярных страстей, рвутся на волю, норовят убежать – и часто попадают таким образом в трагические ситуации, гибнут за секс. Господствующее Божество Само же и обрекло их на сексуальные порывы, но собственным Своим чувством Оно эти порывы понять не может и лишь вздыхает, наблюдая очередную несчастную жертву загула: бедные вы – глупые и бесноватые. Зато полный комфорт счастливых кастратов, не знающих ни проклятых вопросов, ни сексуальных страстей – вот совершенство и счастье поистине Божественные!

То, что Господствующее Божество тоже стало задаваться вопросами, то, что Оно больше не считает существующий порядок вещей единственно возможным, что уже не уверено Оно, будто созданный Им Космос – лучший из возможных Космосов, доказывает только, что Оно пристрастилось слишком пристально приглядываться к жизни мелких планетян. Слишком повелось Оно с планетянами – от них и набралось.

Но Оно имеет постоянный шанс: вернуться в состояние покоя и комфорта, в котором пребывают счастливые кастрированные коты из хороших домов.

* * *

Когда-то классе во втором Денис читал детскую книгу, оставшуюся ещё от дедушки: «Маленький лорд Фаунтлерой». Всё Он забыл из той книги, кроме одного: как маленький лорд в благополучном финале катается на собственном пони. Пони воплощал предел счастья юного лорда! И вот теперь – теперь Он был счастлив также, как маленький Фаунтлерой, только ещё гораздо больше: ведь Он – юный принц, коли Родители Его Небесные – царственнее всех земных царей! А вместо пони – белый «Ауди» внизу.

– Я чувствую, на Меня накатывает. Сейчас начну принимать Откровения прямо от Папы и Мамы Моих Небесных.

Наталья поспешно взяла большую тетрадь и приготовилась записывать. Все прочие благоговейно уставились на Учителя: великая честь присутствовать при акте Откровения, когда Бог-Отец и Богиня-Мать продиктуют Своему возлюбленному Сыну новые великие истины!

Дионисий вглядывался в огонь в камине. Огонь всегда Его вдохновляет.

Почему-то, на этот раз созерцание огня оживило воспоминание о давнем страхе, о приставленном к горлу ноже и хохоте поганого школьного диктатора Буйвола. Волнение и ненависть прихлынули – и настоящий припадок поразил Его. Все видели, что Учитель не здесь, что духом Он где-то далеко – и благоговейно молчали. Наконец Дионисий очнулся. Щеки горели, как никогда не смогли бы разгореться от каминного жара. Пот залил даже глаза.

Очень глубоко Он нырнул, самые сокровенные Истины открылись Ему:

– Отец и Мать Небесные в великой любви создали Землю и всех живущих на ней. Все люди на Земле имели шанс жить в любви и согласии, но не всех этим шансом воспользовались.

Люди есть хорошие и плохие, честные и подлые. И будет предательством людей хороших, добрых и честных, если говорить и думать, что Родители Небесные любят всех чад земных одинаково. Родители Небесные любят только хороших и добрых людей, но ненавидят подлых, жестоких и злых. Мало просто поклоняться Небесным Супругам, надо хорошо жить на Земле. Кто убивает и мучает других, тому не будет прощения от Отца и Матери Небесных! Не для таких создавали Они Землю и всё живое на ней.

Люди равны от рождения, но становятся неравны по жизни.

Жизнь хорошего человека бесценна, жизнь подонка дешевле дохлой собаки. Не всепрощение несу Я на Землю, а непрощение подонкам! Если вы ждали Второго пришествия Спасителя на Землю, то вы дождались. Но Я – Спаситель только хорошим людям, негодяям же не будет спасения ни в этом мире, ни в будущем!

Все внимали почтительно, кроме Онисимова. А он поспешно высчитывал плюсы и минусы новой рискованной заповеди. Отлил Учитель красиво, запомнится сразу: «Жизнь хорошего человека бесценна, жизнь подонка дешевле дохлой собаки»! В церковь всегда шли грешники – в надежде на бесконечную милость Божию и спасение. Разбойники становились монахами и искупали свои грехи – как Кудеяр-атаман. Таких Учитель сразу оттолкнет последней заповедью. Но множество людей страдает от бандитов, воров, просто спившихся подонков – и этим ведь никто ещё не решился сказать, что негодяев не спасет никакая милость Божия, наоборот, все церкви толкуют о равенстве душ человеческих, о милости к падшим. Так может быть, жестокая заповедь будет иметь успех?! «Жизнь подонка дешевле дохлой собаки» – так бейте их, и Супруги Небесные вас одобрят и защитят! Объявим негодяям, убийцам, ворам вечное непрощение!

Такой вот смелый поворот.

Пустынцев слушал – с облегчением и восторгом. Он же тянулся к Богу, давно уже всей душой тянулся, но его все-таки не устраивала сопливая милость ко всем «падшим», которые есть обыкновенные негодяи. Киллер убьет – а потом покается, и выйдет ему Божественное прощение?! Не желает Пустынцев блаженствовать в одном раю с убийцей, всадившим ему пулю в затылок! Зачем нужен такой Бог, который уравнивает хороших людей с негодяями?! Зато вот Учитель всё поставил на место: спасутся хорошие люди, а подонкам гнить всегда и везде – на этом свете и на том! Очень разумные эти Супруги Небесные.

Потому и разумные – что Супруги. Пока сидел единый Бог, Он не знал настоящей жизни, вот и готов был прощать всех подряд! А супружеская жизнь сразу отрезвляет, начнешь вертеться и поймешь, что люди бывают разные. Даже и Небесные Супруги, хотя на Небе Им, конечно, живется полегче, чем на Земле, все-таки сразу всё поняли!

А Наталья, записывая, невольно заплакала. А как же её Мишенька?! Она рассчитывала на бесконечную милость Божию, о которой твердили ей всегда в церкви. А Учитель вот объявил прямым Божественным текстом, что негодяям и убийцам никакого прощения не объявлено. Он что-то говорил об этом с самого начала, ещё там в Апраксином, ведь именно за непрощение и хотел убить Его какой-то грешный алкоголик, да спасла Его Зоя, по промыслу Божию, разумеется. Учил в Апраксином, но теперь развил и уточнил до полной безжалостной ясности.

Утомившись, Дионисий уже привычно приказал принести таз для омовения.

На этот раз Наталья, стараясь вымолить милость для своего Мишеньки, старательно и ласково мыла ноги Учителю. Он подумал: а обтереть бы мокрые ступни её распущенными волосами! Но у Натальи не такие длинные волосы, чтобы можно было ими ноги обтирать. Даже если распустить.

– Ладно идите, устал Я, – махнул Он рукой.

Когда Наталья пришла в спальню почесать ему пятки и удостоиться иных милостей к своей женской природе, Он приказал:

– Волосы-то распусти.

Она поспешно вытряхнула все шпильки из прически.

– Ну-ка… Не хватает даже, чтобы грудь прикрыть. Волосы ты теперь расти, понятно? Когда отрастут ниже груди, будет тебе и Мише первое прощение. А когда отрастут так, чтобы вместо накидки всю тебя прикрыть, тогда выйдет прощение полное. Расти волосы и надейся. Тогда и будешь ходить, прикрытая одной своей власяницей.

Много раз слышал Дионисий это слово, но не понимал, что оно означает, а теперь понял! Не дуры были монашки, когда ходили во власяницах, одними, значит, волосами прикрываясь.

А пряди волос расходятся при ходьбе и наклонах – как длинные разрезы на платьи.

* * *

Господствующее Божество вовсе не задумывалось, стоит ли прощать или не прощать самых злобных представителей всевозможных планетянских племен. Самый вопрос этот бессмысленный, поскольку прощение или непрощение совершается только прижизненно, и это решают все прочие планетяне совместно или по одиночке – а Оно отнюдь не вмешивается. Наивные же мечты о рае, аде и воздаянии служат лишь к утешению толпы и прокормлению всевозможных жрецов, объявляющих себя толкователями Воли Божией.

Другое дело, что достойно удивления, как долго мелкие планетяне терпят своих злодеев. И с каким упорством те же жрецы обещают всепрощение не больше и не меньше как от Его имени. Иногда даже возникает подозрение, что злодеи вызывают в толпе восхищение и зависть, как олицетворения свободы и силы, недоступной большинству мелких планетян. Такое же подозрение вызывает и прямой культ Сатаны, сохраняющийся на многих планетах.

Господствующее Божество просто не было бы достойно Своего титула, если бы одновременно существовал равный Ему по силам враг – этот самый Сатана. Да Оно попросту не может Себе и представить, как бы Оно существовало, постоянно имея рядом злобного врага. Подобное существование было бы так же ужасно, как существование любого малого планетянина, который всегда живет под угрозой, что настигнет его где-нибудь в подворотне безжалостный убийца. И как они живут с таким вечным страхом?! Господствующее Божество просто не выдержало бы непрерывного напряжения, Ему страх неведом, как неведома и боль – и Оно бы не могло перенести ни страха, ни боли. Ведь Оно совсем изнеженно и беззащитно, не ведая за всю Свою долгую вечность ни малейшей борьбы и лишений.

* * *

От самого чердачного происшествия Левон пребывал в победительном настроении. Уверенность в себе – великая вещь, быть может, самая главная в жизни, всё остальное – немедленно прилагается: успех, любовь, деньги, слава. Ему задали экзамен на мужчину, на бойца, и он экзамен выдержал!

В школе его и раньше уважали, а теперь инстинктивно зауважали вдвойне, хотя никому он не рассказывал, естественно, как убивал подопытных бомжей. Иногда очень хотелось похвастаться – Галочке, например. Но сдерживался. И не потому что боялся: Галочка не заложит ментам! Но она могла не понять, могла переспросить презрительно: «Ну и что? Там же не десантники окопались, а жалкие бродяги». Она могла не понять, что на чердаке Левон не просто проверил на бомжах свою технику – он преступил глупую условность, он доказал себе, что имеет право отнять у бродяги ненужную жизнь!

В школе проходили «Преступление и наказание», училка как всегда твердила, какой гениальный классик написал такое – Достоевский в данном конкретном случае. Левону сразу не понравилось – ну прежде всего, потому что невыносимо длинно и скучно, хотя училка заискивающе намекала, что проходить им предстоит самый настоящий детектив. Да последняя Маринина пишет в сто раз лучше, не говоря уж о Чейзе! Но, преодолев скуку, Левон все-таки дочитал до морали: этот жалкий Родя раскаялся, согласился, что его жизнь ничуть не ценнее, чем жизнь никому не нужной противной старухи. Мучился совестью, ночей не спал и обрадовался каторге как единственному средству от бессонницы. Уже тогда Левон решительно не поверил.