Текст книги "Киммерийский аркан (СИ)"
Автор книги: Михаил Боровых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
X. Столкновение
Скакун у него был один из лучших в Орде, плод многолетней работы лучших конюхов, которые смешивали крови самых разных лошадей, привезенных в ставку кагана со всего мира. Ростом он был почти так же высок как тягловые тяжеловозы, но вдвое легче и отличался сухопарым сложением. Жизнестойкость у него была от коренастых степных лошадей, скорость бега от легких иранистанских. Длинноногий и длинношеий, сильный и выносливый, конь был, правда, исключительно некрасив, окрасом напоминая разве что засохший помет, и отличался столь свирепым нравом, что Дагдамм был весь искусан, пока сумел смирить характер животного. Имя у коня было звучное, но обыкновенное – Вихрь.
Дагдамм мчался по равнине, оставив позади не только неповоротливую громадину основного воинства – его уже было почти невозможно разглядеть в плывущем воздухе, лишь какая-то движущаяся полоса на горизонте, но и свой собственный передовой отряд.
Несколько всадников тоже послали коней галопом, хотели догнать Дагдамма, но где им было состязаться с Вихрем.
Равнина стала чуть подниматься вверх, плавный склон немыслимо древней, осыпавшейся горы сменил плоскую как поверхность спокойного озера, низменность, а потом через полмили началась гряда холмов.
Вихрь начал уставать, но Дагдамм не давал ему сбавить шаг, пусть пробежится по-настоящему, пусть ощутит тяжесть седока.
Он еще раз хлестнул Вихря, конь прибавил шагу, вынеся всадника на плоскую вершину холма.
И тогда Дагдамм резко осадил коня, от чего Вихрь заплясал на месте.
Киммерийский царевич привычно схватился за меч, но убрал руку.
Он смотрел вниз, в долину. Сначала ему показалось, что он смотрит на взволнованное озеро. Но потом Дагдамм понял, что это если и озеро, то вместо капель воды наполняют его люди. В низкой долине, на берегах полупересохшей реки раскинулся огромный лагерь.
То там, то здесь высились большие шатры, должно быть предназначенные для предводителей.
Издалека невозможно было различить лиц, но стать и повадки безошибочно указывали, что люди – сплошь мужчины, привычные держаться в седле. Это была не перекочевка племени, а следование войска.
Откуда оно взялось, и почему никто прежде не заметил появление в самом сердце степи самое меньшее семи тысяч человек?
Дагдамм спустился с холма.
Неведомая армия стала ближе. Теперь он уже видел и густые бороды, и железные доспехи, и горбоносые лица, и кривые мечи, длинные пики, украшенные флажками. Ветер подхватил одно из знамен, развернул его и Дагдамм увидел языки пламени.
– Проклятье! – вырвалось из груди Дагдамма. – Проклятые аваханы!
Появление аваханов так далеко на северо-западе объясняло все. И безлюдье степи, лишенной бродяг и следы больших караванов, явно не имевших отношения к исходу богю.
Аваханы просто перебили и пленили всех бродяг, а те, что уцелели, должно быть бежали в северные леса. Быть может, аваханы перебили и богю, или их пути с богю разошлись.
Этого Дагдамм не знал.
Знал он только, что перед ним враг, намного более могущественный, чем все, кого отец, да правит он девяносто девять лет, ожидал встретить в этих землях.
Аваханы тоже увидели Дагдамма, и три всадника и поскакали наперерез киммерийцу, который уже повернул назад.
Вот почему не вернулись передовые самого Дагдамма, вот куда сгинули разведчики Ханзата!
Первому авахану Дагдамм вонзил меч в рот, клинок выбил тому все зубы и через небо вошел в мозг.
Всадник еще валился с седла, когда Вихрь вцепился огромными зубами в морду лошади второго. Кобыла авахана истошно закричала, стала заваливаться вперед, совсем юный наездник пытался удержаться в седле, но Дагдамм раскроил ему голову вместе со шлемом и тюрбаном. Третий всадник метнул копье, которое без сомнения пронзило бы Вихря и оставило спешенного Дагдамма одного против нескольких тысяч аваханов, но именно в этот миг Вихрь встал на дыбы, и копье ударило в седло, которого не смогло пробить. Дагдамм вырвал оружие и метнул обратно, промахнулся, но бросаться добивать врага времени не было, в любой миг на него могли навалиться десятки, если не сотни южан.
Дагдамм развернулся и вновь послал Вихря галопом, вручая свою судьбу Небу, Таранису и своему коню.
Скорая и страшная расправа Дагдамма над двумя воинами на миг обескуражила аваханов и потому первые стрелы полетели ему в спину, когда царевич был уже далеко.
Начиная хрипеть, Вихрь все же поднял всадника на холм. Только тогда Дагдамм позволил себе обернуться и увидел, что в погоню за ним бросилось около двух дюжин аваханов.
Почти одновременно с этим на холм поднялся Ханзат на совершенно взмыленном коне. Глаза хана округлились от изумления.
– Поворачивай, тамыр! – Окрикнул его Дагдамм. – Уходим!
Ханзат-хан все еще смотрел на войско южан, так внезапно возникшее перед его взором.
– А так хотелось подраться! – воскликнул он, но все же повернул коня.
– Еще успеешь! – откликнулся Дагдамм. Ханзат увидел, что меч самого царевича покрыт кровью.
– Много собак-огнепоклонников отправил к Эрлэгу? – спросил он.
– Сегодня Эрлэг получил две души. – ответил Дагдамм, перекрикивая топот конских копыт.
– Славный выдался день, тамыр! – прокричал Дагдамм.
– Он еще не закончился! – Дагдамм уже не кричал, а ревел львом, злая горячка боя и заразительное веселье Ханзат-хана вместе бродили в его крови.
Навстречу им скакало около трех дюжин воинов. Они уже видели поднявшихся на холм аваханов, видели бегство своих предводителей. Воины на ходу выхватывали из ножен мечи, накладывали стрелы на тетивы, заносили для броска копья.
Отряды разделяло около полумили.
И тогда конь Ханзат-хана рухнул.
Сам Ханзат не сломал ни шею, ни спину, ни даже руку. В последний миг он выбросил ноги из стремян и свалился на сторону и покатился по земле. Он ловко вскочил на ноги, и видно было, что отделался Ханзат сбитой кожей на плечах и спине. Но его скакун врезался в землю на полном ходу, ударился головой, перевернулся и одного взгляда было достаточно, чтобы понять – не встанет.
Аваханы приближались. Дагдамм видел, что они успеют прежде, чем их собственные люди. Он развернул коня назад, к Ханзату, который встал, широко расставив ноги, словно собирался бороться, вытащил из ножен широкий и тяжелый кривой меч и зверски оскалился.
Одинокому пешему не место в конном сражении – затопчут, не заметив, свой или чужой.
Дагдамм на своем огромном Вихре встал рядом, прикрывая Ханзата.
Аваханы были все ближе, видны стали уже не только темные бороды, но и белки глаз воинов в полукруглых шлемах.
Ханзат взвыл так, что шарахнулся даже Вихрь. Дагдамм метнул короткое тяжелое копье, выбив из седла одного всадника. Со стороны гирканцев полетели стрелы.
Ближайший авахан направил коня прямо на Ханзата, одновременно занося для удара копье, надеясь не проткнуть оружием, так смять конем бритоголового гирканца. Дагдамм ударил всадника мечом поперек лица. Брызнули осколки зубов, кровь, ошметки плоти, бывшие, наверное, губами. Ханзат увернулся от пронесшейся мимо лошади. Без всадника конь становится не бойцом, но законной добычей. Но сейчас было не до трофеев. Со всех сторон наседали аваханы. Они уже сцепились с киммирай и гирканцами, которые подошли на помощь вождям.
– Славный день!!! – повторил Ханзат, увидел спешенного вражеского воина, который пытался вытащить ногу из стремени, все еще связывавшего его с убитой лошадью, и бросился на него, занося меч для удара.
Дагдамм рубился сразу с двумя аваханами, крутился в седле, отбиваясь мечом и щитом. Он, несомненно, уже погиб бы, но Вихрь вертелся на месте, прыгал из стороны в сторону, кусал коней врага. Потом тот авахан, что наступал справа, издал не то стон, не то всхлип и из груди его появилось острие копья, вонзившегося в спину. Он еще стонал, но Ханзат уже стаскивал раненого с седла, чтобы самому занять достойное хана место – на спине боевого коня.
Дагдамм вонзил острие меча ниже панциря, пробив и кольчугу, и стеганую ткань и ранил своего противника в бок. Боль была столь сильной, что авахан замер на месте, пораженно уставившись на рану, и тогда Дагдамм нанес смертельный удар в шею. Захлебываясь кровью, южанин пополз с седла.
Праздновать победу было некогда – аваханов все еще было больше, чем киммирай и гирканцев. Они дрались отчаянно, потому что смерть ждала их и в случае поражения, и в случае позорного возвращения в свой стан.
– Киммирай!!! – Дагдамм поднял меч. – Ко мне, киммирай!!! Хуг!!!
Отрывистый боевой клич его клана подхватили около дюжины воинов.
– Хуг!!! Хуг!!! Хуг!!! Хугхугхугхуг!!!
Исторгнутый дюжиной глоток этот крик больше всего напоминал орлиный клекот.
– За мной! Руби ублюдков!!!
Схватка была столь яростной, что не могла продлиться долго. Аваханы дрогнули, но не побежали, и это было ошибкой. Преследовать их Дагдамм не решился бы. Войско отца отставало на дневной переход, тогда как бесчисленные южане были прямо за ближайшим холмом. Но, даже поняв, что силы их тают, аваханы отчаянно отбивались.
Как только места рядом с ним заняли названные из ближней дружины, Дагдамм перестал думать о защите. Он вверил ее своим воинам. Пусть их щиты прикрывают его от стрел, пусть их мечи отводят направленные ему в грудь копья.
Сам он шел напролом, как вепрь через подлесок.
Дагдамм просто сминал врага, страшными ударами пробивая любые доспехи, сокрушая любую защиту. Благодарение богам, которые одарили его поистине чудовищной силой – он орудовал мечом, который другие воины могли бы использовать только как лом. И легкость, с которой огромный киммирай убил и искалечил полдюжины их товарищей совершенно лишила аваханов уверенности в себе. Они сбились в кучу, больше мешая друг другу. Потерявшие коней прятались за крупами лошадей своих более удачливых товарищей. Киммирай и гирканцы сжали кольцо.
– Нам нужен пленник! – прокричал Дагдамм сквозь шум сражения.
Молодой Коди, внук старого соратника отца, услышал его, и отвязал от седла аркан.
Мимо промчался Ханзат-хан, сверкнул безумными глазами, страшно крикнул и бросился в гущу схватки, как был, полуголый, даже без щита.
Коди накинул аркан на шею рослому бородатому воину, тот поднял, было меч, перерезать веревку, но его уже выбросило из седла, и чтобы не быть проткнутым собственным мечом, он отбросил оружие в сторону.
Коди потащил заарканенного авахана за собой, а он только и мог, что перебирать ногами, да цепляться пальцами за сжимающую шею петлю.
Коди уволок пленного на три сотни шагов в сторону от еще кипевшей схватки, оглушил ударом палицы, и прежде чем тот пришел в себя, скрутил ему руки и ноги другой веревкой. Он взвалил пленника на спину одной из запасных лошадей и поскакал к киммерийскому войску.
Последние трое аваханов все же попытались бежать, но были безжалостно расстреляны из луков. По всему склону холма победители с гиком ловили коней, обирали трупы убитых. Киммирай сдирали скальпы с поверженных аваханов. Некоторые были еще живы, истекали кровью из ран. Но победители, даже не давая себе труда добить несчастных, зажимали головы между коленями и принимались за кровавое свое дело.
Из скальпов киммирай шили боевые плащи и украшали ими оружие, щиты, шлемы.
Обычай был жестоким даже по меркам Степи, и сами киммирай больше смерти страшились плена, где их ждали бы невообразимые мучения.
– Отходим! – приказал Дагдамм. Сам он кожи с голов убитых им не снимал, пусть об этом позаботятся названные из материнского клана.
XI. Пленник
Киммирай и гирканцы разделились. Гирканцы во главе с Ханзат-ханом отправились назад, собирать разбредшееся по степи воинство, отряды которого занимались охотой, да поисками следов богю.
Киммирай во главе с Дагдаммом взяли на себя более опасное дело – следить за передвижениями аваханов. Были посланы вестовые к великому кагану – сообщить ему о встрече с грозным врагом.
Дагдамм с отрядом в дюжину человек остановился, чтобы допросить пленника. Прибежище они нашли в лощине почти пересохшего ручья. Напоили коней из луж, оставшихся после половодья, развели костер, чтобы чуть обжарить на углях мясо недавно убитых диких коз. Привлечь внимание врага огнем почти не опасались, слишком далеко они ускакали от аваханов и слишком потаенным было место, выбранное для стоянки.
Кони щипали сочную траву. Люди переводили дух, обменивались шутками, хвалились своими подвигами, совершенными в недавней стычке.
Дагдамм велел привести к нему пленного авахана. Он сел на плоский камень, вытянув ноги перед собой, огромный и мрачный, грива волос накрывала плечи и половину спины. Дагдамм знал, что боги наряду с огромной силой и могучим здоровьем даровали ему внешность грозную и величественную. На пленного его мощь и сквозившая в каждом жесте привычка повелевать, должны были произвести впечатление гнетущее. Царевичу не надо было прилагать усилий, чтобы казаться мрачным и свирепым. Думы его были чернее безлунной ночи, а из врага он готов был тянуть жилы.
Пленник был молод, но уже успел отрастить обычную для аваханов густую бороду, которую стриг острым клином. Волосы его были черными и вьющимися, глаза – светлыми, серо-голубыми, нос, как и обычно у аваханов, походил на клюв птицы, лицо – узкое. Высокий ростом, стройный и сильный, он старался держаться гордо и даже высокомерно, но страх чувствовался за этой бравадой. Оружие и доспехи его были богатыми.
– Как твое имя, какому роду ты принадлежишь и кому ты служишь? – спросил пленного Дагдамм. Старый раб, смотревший за охотничьими птицами Дагдамма, родом авахан, перевел его слова.
– Зовут меня Ториалай, сын Нангиалая. Отец мой глава каама, вы назвали бы его младшим ханом. – ответствовал пленный. – Служу я великому эмиру Сарбуланду.
– Эмир сам ведет ваше войско?
– Да, великий эмир сам возглавил поход.
– Почему ты так легко отвечаешь на мои вопросы?
– Потому что я не говорю ничего, что стоило было скрывать. Имя мое гордо, а слава эмира летит впереди его.
– Сколько вас идет под знаменем эмира?
– Больше, чем песчинок в пустыне. – сказал пленник, с вызовом глядя на царевича.
Тогда Дагдамм снял с пояса короткую плеть и принялся наносить легкие, почти невесомые удары по огромной своей ладони.
– Ты знаешь, что говорят про нас в Степи?
– Что таких жестоких людей как киммирай Небо не видело, и что вас не иначе изгнали из девятой преисподней за изуверство.
– Так зачем же ты злишь меня, Ториалай, сын Нангиалая? Я могу снять с тебя кожу, могу раздробить кости так, что на коже при том не останется и следа, могу заставить твое мясо сползать с костей. Для этого мне нужна лишь плеть и столько времени, сколько требуется, чтобы сгорела половина свечи. И плеть, и время у меня есть.
Ториалай побледнел и закусил губы. Мучения, несомненно, страшили его, но гордость заставляла держать себя вызывающе.
– Ты знаешь, кто я?
– Ты – сын варварского правителя.
– Моего отца прозвали Жестоким. Меня же кличут Свирепым. И это истинная правда. Ты хочешь, чтобы я снял с тебя кожу, или мне начать с костей?
Дагдамм кивнул своим названным, и те в мгновение ока раздели Ториалая донага. Дагдамм нарочно приказал им сделать это, потому что аваханы отличались редкой стыдливостью. Голый человек, привычный к одежде, без одежды всегда ощутит себя особенно беззащитным, хотя на самом деле одежда и не спасет его от уготованной участи.
От унижения и страха Ториалай чуть не плакал.
– Давай, пытая меня, сын варварского царя!!! – вскричал он. – Пусти в ход всю свою жестокость!!! Недолго вам, варварам с Запада осталось вольно гулять по Степи. Эмир всех вас повергнет под копыта своих коней!!!
Дагдамм размахнулся и нанес удар, от которого кожа на спине авахана лопнула и через мгновение открытая рана засочилась кровью. Авахан отчаянно рванулся в руках, державших его киммирай, но его попытки освободиться были тщетны.
– Сколько вас, аваханских псов пришло за своей погибелью на земли великого кагана? – спросил Дагдамм. – Кто ведет войско вместе с эмиром? Кто из степных народов помогает вам?
– Будь ты проклят, варвар!
Дагдамм подряд нанес дюжину ударов, каждый из которых оставлял кровоточащую рану на спине Ториалая. Воин неистово бился в руках киммирай, но, кажется, уже начинал слабеть от переживаемых мучений. Молодой Коди сидел, прижав правую руку авахана к земле. Лицо его было мрачно. Дагдамм знал, что Коди сейчас жалеет пленника и осуждает его – Дагдамма за жестокость. Мягкосердечный дурак! Храбрый в бою, но никогда не сумеет стать по-настоящему большим человеком, слишком уж добр он к поверженному врагу.
– Скажи царевичу все, что ему нужно! Ты все равно заговоришь, но хотя бы кости твои останутся целы! – прошептал ему на ухо старый раб-авахан.
– Молчи, подлая собака, молчи, изменник! – закричал на него Ториалай.
– Оскопите его. – приказал Дагдамм. Раб перевел слова царевича для пленника. Глаза того округлились от ужаса.
– Нет! – только и смог выдавить он.
Авахана перевернули на спину, кто-то из воинов Дагдамма попробовал остроту короткого кривого ножа на покрывавших мощное предплечье волосках.
– Вы сущие варвары!!! Дикие звери в одежде из человеческой кожи!!! Эмир покарает вас за вашу жестокость!
– Возможно мы и варвары, но мы ценим верность. Ты верный слуга своего эмира. – сказал Дагдамм. – Но и мы верные слуги великого кагана, да правит он девяносто девять лет. Две верности столкнулись здесь. Назови имена прочих полководцев. Скажи, сколько вас пришло в Степь. Кто из степняков служит вам. И тогда твои ятра останутся при тебе.
– Но я все равно обречен. Вы все равно убьете меня.
– Ты можешь умереть быстро, а можешь дни напролет молить о смерти.
– Десять тысяч копий. Десять тысяч копий вышло из Гхора. Кроме эмира братья его Бахтияр и Шад, малики семи племен и прославленный как меч веры, полководец Абдулбаки! Я не знаю точно, кто из степных племен принял нашу сторону, но слышал имя хана Керея.
– Что? – рыкнул Дагдамм. – Хан Керей? Ты точно слышал это имя?
– Так говорят.
– Проклятье!!! – Дагдамм повернулся к своим людям. – шлите новых вестовых, вдогонку прежним. Пусть летят, обгоняя полет стрелы, пусть скачут к отцу и расскажут ему о предательстве Керея. Мы все тоже снимаемся с места. Отходим к отцу. Убивать каждого встреченного в степи, даже если это слепой осел или хромая коза.
Воины быстро затоптали кострище, быстро запрыгивали в седла.
– Что делать с пленным?
– Убейте! – Дагдамм смерил взглядом Коди. – Это сделаешь ты. И ты принесешь мне его шкуру!
Царевич вскочил в седло и шагом тронулся по тропинке, выводившей из балки. – Принеси мне его шкуру, Коди! – повторил он, и ударил Вихря по бокам.
Когда Дагдамм ускакал, Коди остался растерянно стоять рядом с пленным аваханом. Тот будто почувствовал сомнения юного киммирая и взмолился о пощаде. Быть может, ему удалось бы уговорить Коди, но последний из отъезжавших всадников заподозрил что-то такое, и повернул назад. Это был один из названных Дагдамма, командир полусотни. Его звали Кидерн, он был рослый, широкоплечий, отличался бешеным нравом. На воине был плащ из скальпов, за который Кидерна и прозвали Шкуродером. Второе его прозвище было Полуликий – правая половина лица у Кидерна была недвижима.
– Трус с сердцем холощеного барана. – презрительно сказал он, глядя на Коди.
Коди, который многое мог стерпеть, но не обвинения в трусости, потянулся, было за своим мечом.
Кидерн привстав на стременах, ударил авахана по темени палицей. Тот упал с пробитой головой.
Названный царевича спрыгнул с седла. В огромной темной ладони свернуло лезвие короткого кривого ножа. Кидерн в мгновение ока ободрал половину головы Нориалая. Он хмыкнул, сунул кровоточащий трофей за пояс.
Кидерн отрезал авахану большие пальцы на руках – чтобы тень его не смогла держать оружие, когда придет к Железным Вратам. Отрезанные пальцы Кидерн положил в поясной мешок – из них делали обереги.
Потом киммирай наклонился еще раз, одним движением оскопил несчастного, но теперь то, что осталось в его руке, бросил на корм степным лисицам.
– Вот и все. – коротко хохотнул Кидерн, снова взбираясь в седло. – Хочешь, я отдам его шкуру тебе? Отнесешь Дагдамму, он сменит гнев на милость.
– Нет. – только и сказал Коди.
Кидерн пожал плечами. Произошедшее не слишком его взволновало. Он ускакал за Дагдаммом. Коди последовал за ними. Но, даже зная, что есть опасность погони, он не спешил сближаться со своими соплеменниками, двигался примерно в полумиле позади.
XII. В ставке аваханов
В шатре из белого шелка, на вышитых подушках, в расслабленной и одновременно величавой позе возлежал эмир Сарбуланд. То был красивый мужчина лет сорока пяти, который чернил глаза, появившуюся в каштановой бороде седину красил хной, а золотой пояс затягивал по возможности туго, чтобы скрыть появившийся живот.
Лицо эмира имело выражение мечтательное и задумчивое, казалось, он весь погрузился в тягучую, сладкую как халва мелодию, которую извлекали из своих танбуров трое мальчиков. Четвертый мальчик сидел в ногах у эмира.
Повелитель аваханов время от времени брал из чаши несколько виноградин и клал их в рот своему любимчику.
Таков был человек, уже пятнадцать лет правивший в суровом краю, некогда звавшемся Афгулистаном. В жилах его, как и в жилах большинства его подданных смешалась кровь диких горцев-афгулов и кровь пришедших с юга иранистанцев и вендийцев. По привычкам своим, эмир был истинно вендийский вельможа. Он тратил много времени и средств, чтобы отыскивать среди пребывающих в упадке древних городов памятники старины. Любил красивую одежду, изысканную музыку и поэзию.
Подданные не смели вслух осуждать его слабости, но порой, не называя имени, злословили о некоем господине, который так заботиться о своей красоте, так любит старинные вещи и так много времени проводит в обществе мальчиков-музыкантов.
Вместе с тем, человек это был умный, жестокий и осторожный. Некоторые приближенные даже думали, что эмир преувеличивает в чужих глазах свою утонченность и развращенность, чтобы казаться слабым. За годы его правления против эмира сложилось не меньше десяти заговоров, участников которых давно уже расклевали вороны. А Сарбуланд продолжал править аваханами.
Раздался тихий звон небольшого золотого колокола, и это означало, что отдых закончен, и великий эмир готов приступить к государственным делам. Мальчики-музыканты исчезли так быстро и бесшумно, будто их и не было. Исчезло и блюдо с виноградом. Слуги поднесли эмиру саблю и книгу в алом шелковом переплете – то были символы его власти. В книге был записан Закон, ниспосланный аваханам самим богом Ормуздом, а саблей надлежало этот закон на земле утверждать.
Эмир сел, приосанился. Он был все еще крепок и очень вынослив, сохранял осанку всадника, силу и ловкость хорошего стрелка из двояковогнутого лука.
– Разрешаем войти. – сказал он странно молодым, звучным голосом.
На пороге шатра вошедший опустился на колени, припал к земле и не смел подняться, не получив к тому разрешения повелителя.
– Встань и говори. – приказал эмир.
Вошедший распрямился.
– О величайший, вернулись воины передовых разъездов. В дне пути на Запад идет киммерийская Орда.
– Неужели вся Орда?
– Нет, величайший из владык. Наши разведчики насчитали меньше пяти тысяч воинов. Две тысячи киммирай, примерно три тысячи их гирканских псов. Говорят, войско ведет сам киммерийский каган вместе с сыном.
По красивому лицу Сарбуланда пробежала тень. Эмир ненавидел Карраса страшной ненавистью. Каррас трижды бил его в различных сражениях, а однажды чуть не взял в плен. Каррас пять раз разорял его пограничные города. Каррас заставил три богатых и сильных племени – дахов, парнов и хонитов платить ему дань и поставлять воинов под его начало. Каррас нагло именовал себя владыкой Великой Степи.
Вдобавок варвар был груб, не отесан и нагл. В дни, когда эмир оказал ему честь, принимая кочевника в своем дворце, Каррас и его люди бесперечь пили, развлекались, разбивая бесценные старинные статуи. Они издевались над слугами и евнухами, и побывали под юбкой у каждой женщины во дворце, кроме совсем уж древних старух. От них несло немытым телом, кислым молоком, прогорклым жиром и свежей кровью, потому что воины Карраса носили на себе скальпы, содранные с врагов.
Но все же эмир не собирался воевать с Каррасом в этом году. Он хотел лишь разорить окраины киммерийских владений, наказав дахов, хонитов и парнов за отступничество. Еще эмир хотел захватить побольше рабов, для чего его войско шло по степи растянувшись широкой линией, будто на облавной охоте. Собственно, это и была охота, но на двуногую дичь. Бродячие племена, не имевшие даже постоянных кочевий, попадались в эту растянутую сеть.
Аваханы убивали воинов, старых мужчин, старых женщин. Молодых женщин, детей обоего пола, юношей брали в рабство. Некоторые из пленных гирканцев изъявили желание служить своим пленителям – Сарбуланд велел поставить их под начало проверенных аваханских десятников и сотников.
Набег шел удачно.
Керей-хан, властитель кюртов всегда был осторожен. Он не поддержал Карраса, не поддержал царя массагов Мавака, когда они воевали за власть над восточными земля ми. Не сразу он решился поддержать Сарбуланда, но многочисленные подарки и посулы будущих богатств помогли переманить его на сторону аваханов. Люди Керея вели аваханов через степь, безошибочно указывая нужные дороги. Они легко находили воду, проходы в горных кряжах, миновали солончаки и зыбучие пески.
Аваханы почти не теряли людей и коней от голода, жажды и природных ловушек.
На врага они обрушивались внезапно. Пробовавших бежать настигали кюртские стрелы и потому передвижение большого войска долго оставалось незамеченным.
На юг уже отогнали много скота и потянулись длинные вереницы скованных пленников.
Войско Сарбуланда понесло мало потерь в стычках, но сократилось почти в половину, потому что эмир отсылал отряды на юг, сопровождать караваны с добычей и рабов.
Сарбуланд думал дойти до кочевий доргов и повернуть обратно. И вот Каррас!!! Так далеко на Востоке!!!
– Зачем старый разбойник пришел сюда?
– Говорят, он преследует племя, которое решило отложиться от него. Это богю, узкоглазые гирканцы с северных пределов. Богю идут в Патению.
– Почему же они идут в Патению таким кружным путем? – спросил Сарбуланд, хотя на самом деле беглецы мало его интересовали.
– Бояться столкнуться с торханами.
– О. – только и сказал эмир. Торханы были какими-то запредельно дикими горцами, которые стерегли западные склоны патенийских гор. Эмиру они были неинтересны. Племена, что жили в его владениях и поблизости, он старался не просто подчинить, но связать с аваханами. В ход шло все, от браков между аваханской и знатью и дочерями степных ханов, до проповеди Закона среди кочевников. Но годными для обращения эмир считал только пять ближних племен. Чем дальше на север, на запад и на восток, тем более чуждыми становились народы.
– Каррас уже знает о нашем приближении?
– Да, великий. Была стычка. Твои воины пали в бою. Одного варвары взяли в плен. Говорят, главным у варваров был гигант с волосами до половины спины. Это сын Карраса, Дагдамм. Дикий зверь еще хуже своего отца, так о нем говорят.
– Я слышал о Дагдамме. Пусть ко мне придут Абдулбаки, Бахтияр и Шад.
На зов повелителя аваханов явились его военачальники.
Шад был на десять лет моложе эмира и сохранил еще юношескую задиристость, хотя и в его бороде начала сверкать седина.
Бахтияр же был старше своего царственного брата, но на трон никогда не претендовал. Он был грузен, широколиц, с иссиня-черными волосами и бородой. Прославленный Меч Веры, старый Абдулбаки походил больше на сказителя, чем на великого воина. То был иссохший, хрупкий старец с легкой снежно-белой бородой. Оружия он не носил, одевался в простой халат. Но в его выцветших от старости глазах по-прежнему сверкал крутой нрав.
Все трое сидели перед эмиром, оглаживая свои столь непохожие бороды.
– Мы должны выступить вперед прямо сейчас, прижать варваров спиной к той горной гряде и перебить до последнего. Если мы не нанесем им поражения в большой битве, они погонятся за нами до самого Гхора. Они будут разорять наши обозы, отбивать пленных и громить небольшие отряды. Только большая битва приведет нас к победе во имя торжества Веры и сияния твоей славы. – так сказал Абдулбаки, старый военачальник.
Вдали нарастал какой-то глухой гул. Возможно идет песчаная буря. – подумал эмир.
– Я не меньше славного Абдулбаки хочу победы для нашего оружия и посрамления варваров-киммирай, но мне кажется, что войско наше слишком устало за время похода. Много хромых и отощавших лошадей. Многие люди ранены или страдают от всевозможных болезней. Мы обременены обозом и пленниками. Я осмелюсь посоветовать отойти, не навязывая сражения и не принимая его. Киммирай не станут бросаться на нас, их слишком мало, и они здесь из-за богю. – сказал Бахтияр. – Отойдем, сохраним жизни своих воинов и добычу.
– Я скажу, что недостойно аваханского эмира подобно сайге бегать от киммерийских дикарей. Никакой обоз, никакие пленники и никакие сбитые копыта не помешают нам разгромить варваров! Есть вещи важнее добычи, например – честь! Честь требует от нас не просто принять бой, а навязать его врагам.
Гул стал таким сильным, что эмир и его советники переглянулись. Нет, это не буря, но не может же…
Додумать эмир не успел – воздух огласился пронзительным воем, от которого заломило зубы и захолодело в животе.
Особыми, визгливо-гнусавыми голосами, которые натренировали за пением своих бесконечных песен, выли гирканцы. Этот ужасный вой обычно предвещал их атаку. И точно – следом за гирканцами запели тетивы их луков.
Каррас не стал ждать, когда его оттеснят к горам и заставят принять бой там.
Он пришел сам.
Киммерийский каган знал только один способ войны – нападение.
Шад вскочил, схватившись за меч.
На пороге шатра возник воин-страж.
– Повелитель! – начал было он, но упал. Стрела пробила ему шею и вышла под подбородком.
Укрываясь от стрел щитом, Шад осторожно выбрался из шатра.
Склоны холмов, окружающих долину, чернели от всадников. Их было здесь много больше пяти тысяч, о которых доносили разведчики. Гирканцы пускали тучи стрел. Но сквозь свист стрел и гирканский вой, от которого шарахались молодые кони, прорывался другой звук, много более страшный.
Гулко и мерно бил большой барабан.
Барабан из человеческой кожи.
Киммерийский барабан войны.
– Телеги в кольцо!!! – закричал Шад, и это были его последние слова. Костяной наконечник пробил его шею. Шад упал на спину, захрипел, цепляясь за древко стрелы.
Киммерийский барабан бил. Проваливаясь во тьму, Шад услышал надрывный крик Бахтияра.
– Телеги в кольцо!!!
