Текст книги "Советский полпред сообщает…"
Автор книги: Михаил Черноусов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Попустительствуя агрессии, Запад фактически станет пособником японских милитаристов в их захватнической войне в Китае. Лишь СССР продолжит оказывать китайскому народу политическую поддержку и разнообразную помощь в борьбе против агрессоров. Советский Союз вскоре предоставит Китаю два кредита по 50 миллионов долларов каждый и заем на ту же сумму. Годом позже он предоставит еще один кредит в размере 150 миллионов долларов. В счет этих кредитов СССР поставит Китаю в течение двух лет около шестисот самолетов, сто пушек и гаубиц, свыше восьми тысяч пулеметов, а также транспорт, снаряды, патроны, другие военные материалы. Свыше трех с половиной тысяч советских военных специалистов направятся в Китай.
СССР вновь предупредит мир об опасных последствиях попустительства агрессии. Советский представитель в Лиге наций заявит:
– На азиатском материке без объявления войны, без всякого повода и оправдания одно государство нападает на другое – на Китай, наводняет его стотысячными армиями, блокирует его берега, парализует торговлю. И мы находимся, по-видимому, лишь в начале этих действий. В Европе другое государство – Испания – уже второй год продолжает подвергаться нашествию.
Трояновский напишет в Москву:
Несомненно, что события в Эфиопии, Испании и Китае – все это начало большой войны, часть огромного стратегического плана с серьезной угрозой для Англии, Франции и Соединенных Штатов. Но в этих странах люди не думают о завтрашнем дне, дрожат за свои шкуры и готовы сносить все что угодно. Чтобы расшевелить этих людей, очевидно, недостаточно занятия Пекина, Шанхая, Нанкина, может быть, Кантона; нужно, чтобы японцы обратили свое внимание на голландскую Индию, британскую Индию, Индокитай, может быть, Филиппины, чтобы немцы заняли Чехословакию и Австрию и произвели мобилизацию на границах Франции, чтобы итальянцы захватили Египет, чтобы Южная Америка открыто выступила на стороне фашизма, – тогда только мудрецы из демократических стран поймут, какая судьба их ожидает в результате успеха фашистских агрессоров.
Мы своей внешней политикой много сделали для того, чтобы поддержать прогрессивные элементы во всем мире, в том числе в Соединенных Штатах. Не следует упускать малейших возможностей для того, чтобы привлекать на свою сторону симпатии разных групп в США, не поступаясь, конечно, основными нашими интересами. Война в конце концов все же придет, и нужно обеспечить себе лучшие позиции во всех странах в этой решительной схватке.
ЗАВТРА БУДЕТ ПОЗДНО
Разыгрывая против Советского Союза «германскую и японскую карты», правящие круги Англии, США и Франции переходили к прямому сговору с агрессорами. Они дали понять Гитлеру, что не будут возражать против захвата Германией малых стран Европы, если их собственные границы и колонии останутся в неприкосновенности. «Умиротворители» рассчитывали: укрепив стратегические позиции в Европе и заполучив дополнительные экономические ресурсы, Гитлер нападет на Советский Союз. Война же с СССР ослабит Германию как опасного противника и империалистического конкурента. Слепой антисоветизм застилал глаза западных политиков, они не сознавали опасности для собственных стран. В своих расчетах они видели лишь то, что хотели видеть: Гитлер против «угрозы большевизма».
Первой целью германского фашизма в Европе была Австрия. Гитлер намеревался присоединить ее к рейху путем «мирной эволюции», как и советовали «умиротворители». Но эти планы пришлось изменить.
Берлин, воскресенье, 13 марта 1938 года
Геринг ждал связи с находившимся в Лондоне Риббентропом. У него было отличное настроение, он был доволен собой, доволен тем, как под его руководством был осуществлен «план Отто» – захват Австрии. Все сложилось как нельзя лучше. Фюрер опасался, что английское и французское правительства помешают ему, но этого не произошло.
4 февраля Гитлер произвел важные перестановки в правительстве. Он сам, глава государства и правительства, назначил себя верховным главнокомандующим. Военное министерство упразднялось. Начальником штаба верховного командования стал Кейтель, его заместителем – Йодль. Главнокомандующим сухопутными силами был назначен генерал Браухич, военно-морскими силами – адмирал Редер, а Геринг возглавил военно-воздушные силы. Нейрат получил почетную отставку, пост министра иностранных дел занял Риббентроп.
Перестройка командования на походный лад, подумал Геринг, была сделана вовремя: надвигались большие дела.
Геринг с удовольствием вспомнил отличный спектакль, который месяц назад устроил фюрер в своей резиденции в Берхтес-гадене. По его требованию туда прибыл австрийский канцлер Шушниг. Гитлер, едва дав Шушнигу время проглотить скудный завтрак, предъявил ультиматум: подписать протокол, по которому пост министра общественной безопасности предоставлялся бы его человеку, нацисту Зейсс-Инкварту, амнистировать и легализовать деятельность австрийских нацистов, установить тесные экономические связи между двумя странами, то есть подчинить австрийскую экономику Германии.
В тот момент, когда фюрер говорил, как бы случайно вошел Кейтель с группой генералов и доложил: армия готова к вторжению в Австрию. Он показал Шушнигу тщательно разработанные планы бомбардировки главных городов. Некоторые из них предполагалось вообще уничтожить. Надо было видеть выражение лица Шушнига! Конечно, он на все согласился.
Но потом канцлер испугался рабочих, которым, видите ли, не нравилась мысль о, присоединении к рейху, и четыре дня назад назначил на сегодня плебисцит о будущем страны. Сегодня – плебисцит! Одно воспоминание об этом сейчас смешило Геринга. Лишнее доказательство того, что только идиот может назначать серьезные дела на тринадцатое число.
Позавчера весь день Геринг провел у телефона. Прямой провод связывал его с Веной.
Утром он говорил с Зейсс-Инквартом:
– Передайте Шушнигу, что фюрер в ярости и требует немедленно отменить плебисцит!
В два часа дня Зейсс-Инкварт сообщил:
– Шушниг плебисцит отменил.
– Отлично! Скажите ему, чтобы он немедленно катился ко всем чертям. Я имею в виду, чтобы он сейчас же ушел в отставку.
Через час позвонил Зейсс-Инкварт:
– Шушниг согласился.
– Еще бы он не согласился! А теперь передайте президенту Микласу наше требование – назначить вас канцлером.
Ответа Герингу пришлось ждать два часа. В пять вечера Зейсс-Инкварт доложил:
– Президент отказался.
– Ах так… Немедленно отправляйтесь к нему и скажите: если он будет упорствовать, то войска, которые частично уже находятся на границе или приближаются к ней, начнут продвижение по всему фронту, и Австрия прекратит свое существование. Вторжение будет приостановлено только в том случае, если в половине восьмого нам сообщат, что Миклас назначил вас канцлером.
Вена молчала.
Без четверти девять Гитлер подписал «Директиву №2» о вторжении в Австрию в соответствии с «планом Отто» на рассвете 12 марта. А три минуты спустя Геринг вновь связался с Зейсс-Инквартом, который к этому времени фактически захватил власть в Вене:
– Слушайте внимательно. Вы должны прислать нам такую телеграмму. Записывайте. Диктую: «Временное австрийское правительство, которое после отставки правительства Шушнига считает своей задачей установление мира и порядка в Австрии, направляет германскому правительству безотлагательную просьбу о поддержке и помощи, чтобы избежать кровопролития. С этой целью оно просит германское правительство прислать как можно скорее войска». Записали? Телеграфируйте!
Из-за всех этих переговоров Геринг опоздал в Дом авиации на балет. А без него спектакль начать не решались, хотя был приглашен дипломатический корпус.
После спектакля, когда пронесся слух, что германские войска вступают в Австрию, подходившим к нему послам Геринг говорил:
– Недобросовестность канцлера Шушнига заставила нас действовать так. Фюрер уже выехал из Берлина, чтобы завтра утром быть в Вене.
Все прошло почти гладко, но были и накладки, о которых со злостью вспомнил Геринг. Многие танки сломались по дороге и остались где-то возле Линца. Потом застряла тяжелая артиллерия. Фюрер, который на рассвете проезжал через Линц в Вену, увидел на дорогах пробки, пришел в бешенство и устроил генералам скандал. Те, оправдываясь, говорили: мы предупреждали, что Германия еще не готова к войне. Скандал с трудом удалось замять. Только сегодня утром легкие танки вошли в Вену, а бронемашины и тяжелую артиллерию погрузили на железнодорожные платформы и так доставили в австрийскую столицу. Торжественная церемония на родине фюрера едва не была испорчена.
Но в конце концов это детали. Сегодня утром имперским законом Австрия включена в состав рейха. Только что Геринг слышал по радио выступление Гитлера. Тот говорил с балкона городской ратуши:
– Если из австрийского города, где я родился, провидение призвало меня к руководству рейхом, то оно не могло не возложить на меня миссию возвратить мою дорогую родину германскому рейху.
И вот теперь Геринг вызвал по телефону Риббентропа, чтобы тот успокоил англичан. Впрочем, Геринг был уверен, что Чемберлен не будет возмущаться. Заявил же он вчера, что английское правительство не может гарантировать защиты Австрии. В Париже вообще промолчали, тем более что Франция опять была без правительства.
Зазвонил телефон. Телефонист сообщил, что через минуту соединит с Лондоном.
В это же время раздался звонок и в Лондоне. У аппарата был Иоахим фон Риббентроп. Он не случайно находился в английской столице именно в эти дни. Гитлер решил тем самым показать всему миру, что Англия не против захвата Германией Австрии.
Риббентропа принимали в Лондоне с королевскими почестями, и это ему нравилось. Наконец-то он оказался в центре внимания. Несколько лет он был здесь послом, в этом качестве возглавлял делегацию в Комитете по невмешательству. С английской столицей у него были связаны не самые лучшие воспоминания: будучи послом, он часто слышал здесь за спиной издевательские насмешки. Виной тому были его вопиющая бестактность, самонадеянно-нелепое представление о своей собственной персоне и полнейшее непонимание Англии и англичан. Сразу же по прибытии он начал нарушать ее традиции. До вручения верительных грамот устроил пресс-конференцию – грубейшее пренебрежение дипломатическими правилами, во время которой ругал Англию за недооценку «красной опасности» и призывал к объединению с Германией для борьбы против коммунизма. В Букингемском дворце приветствовал короля фашистским салютом вместо традиционного рукопожатия. Принимая Майского, он организовал встречу так, что девять эсэсовцев салютовали советскому полпреду по дороге от машины до его кабинета…
С 1934 года он одновременно возглавлял внешнеполитический отдел национал-социалистской партии, а также шпионское ведомство, которое называли «бюро Риббентропа», – посты важные, но не приносившие столь желанных почестей. Почестей же в Лондоне в бытность его послом Риббентропу тоже перепало мало. И вот теперь он вернулся в английскую столицу в новом качестве. На сей раз его самолюбие было удовлетворено. Прибыл он с огромной свитой советников. Вообще с тех пор, как Гитлер решил поставить профессиональных чиновников Вильгельмштрассе под начало своего сподвижника по партии и назначил сорокапятилетнего Риббентропа министром, этот бывший жуликоватый коммивояжер по продаже дешевых шампанских вин не мог обходиться без специалистов. Для своего поста – и это видели окружавшие его дипломаты – он не имел ни таланта, ни знаний, ни опыта. Риббентроп пытался скрыть это надменностью и грубостью.
Министр с кругозором и повадками прусского фельдфебеля обладал болезненным стремлением выставлять напоказ свою личность – в этом он старался подражать Герингу, хотя до него ему было далеко. Жил он на широкую ногу, вытребовал специальный поезд, который состоял из салон-вагона для него самого, двух вагонов-ресторанов и восьми спальных вагонов для помощников, секретарей и секретарш, советников, консультантов и личной охраны. Все это напоминало цирк на колесах, который разбивал свой шатер то здесь, то там.
Риббентроп постоянно чувствовал себя полностью зависимым от благосклонности Гитлера и лихорадочно старался ее сохранить. В окружении Гитлера у него был свой человек – Вальтер Хевель, давний друг фюрера, в свое время сидевший вместе с ним в тюрьме. Хевель сообщал ему о том, что Гитлер говорил в узком кругу. На основании этой информации Риббентроп знал о намерениях и идеях фюрера и в нужный момент преподносил их ему как свои собственные. Гитлер приходил в восторг и хвалил его «феноменальную интуицию и дальновидность».
Снова на столе Геринга зазвонил телефон. На сей раз он услышал в трубке голос Риббентропа.
– Добрый день, Геринг!
– День, кажется, действительно добрый. Как вы знаете, фюрер поручил мне ведение текущих правительственных дел, поэтому я решил дать вам информацию. Восторг в Австрии неописуем. Вы можете услышать это по радио.
– Это прямо фантастично, не правда ли? – воскликнул Риббентроп.
– Конечно! Фюрер был глубоко взволнован, когда он говорил со мной прошлой ночью. Не забывайте, ведь он впервые за много лет увидел вновь свою родину. Но сейчас я хочу поговорить с вами о политических делах. Разумеется, история о том, что мы предъявили ультиматум – чепуха.
Слово «чепуха» Геринг произнес с нажимом, давая попять Риббентропу, что говорить и как себя вести в Лондоне. Он не мог позволить себе большую откровенность, зная, что его разговор подслушивается английской, да и не только английской разведкой.
– Австрийские национал-социалисты, – продолжал Геринг, – просили нас, чтобы мы их поддержали, – они боялись террора красных и гражданской войны. Мы заявили им, что не позволим Шушнигу спровоцировать гражданскую войну. По прямому ли приказу Шушнига или с его согласия, коммунисты и красные были вооружены и уже проводили демонстрации, во время которых раздавались возгласы: «Да здравствует Москва!» Поэтому Зейсс-Инкварт, который к тому времени уже возглавил правительство, просил нас немедленно ввести войска. Мы уже до этого подтянули их к границе, так как не могли знать заранее, будет ли гражданская война или нет. Таковы факты. Фюрер полагает: коль скоро вы находитесь в Лондоне, то должны рассказать там, как все в действительности произошло. Повторяю, абсолютно неверно считать, что Германия предъявила Австрии ультиматум.
– У меня сегодня была откровенная беседа с Чемберленом, – сказал Риббентроп. – Он так и не считает. Только журналисты начинают задавать всякие вопросы, и мне, видимо, не следует здесь далее оставаться. Это выглядело бы как-то странно.
Геринг понял, что Риббентропу не хочется больше сидеть на горячей сковородке, оправдываясь за вторжение в Австрию.
– Да, я тоже так думаю. Но еще раз скажите Чемберлену: неверно, что Германия предъявила какой-то ультиматум. Все это ложь. Зейсс-Инкварт настойчиво просил нас по телефону и по телеграфу послать войска.
– Я вас понял. У меня были здесь продолжительные беседы о германо-английских отношениях.
– Вы знаете сами, что никто не радовался бы больше меня, если бы у нас действительно наладились отличные отношения с англичанами. Но пусть они признают, что мы тоже гордая и свободная нация. В конце концов мы ведь представляем собой две братские нации.
«Если Риббентроп не сумеет передать дословно эту фразу Чемберлену, – подумал Геринг, – то это сделает английская разведка».
– Чемберлен, – донеслось из Лондона, – произвел на меня очень хорошее впечатление. Мне кажется, что он серьезно стремится к соглашению с нами. Он сказал, что всегда желал улучшить англо-германские отношения. Теперь он решил осуществить свое намерение. Он просил меня передать фюреру, что это его искреннее желание и твердое намерение. Я ответил, что согласия между Англией и Германией после того, как разрешен австрийский вопрос, будет еще легче достичь. Я полагаю, что он того же мнения.
– Поскольку вся эта проблема решена, – сказал Геринг, – и всякая опасность волнений или потрясения устранена, то все должны быть благодарны нам за ликвидацию источника кризиса.
– Я тоже говорил здесь об этом. Если эта перемена и повлечет за собой некоторое возбуждение в данный момент, то это пойдет лишь на пользу англо-германскому взаимопониманию.
«Идиот, что он несет, – Геринг на минуту отнял трубку от уха, – возбуждение, взаимопонимание».
– Чемберлен, – продолжал министр иностранных дел, – спросил меня насчет Чехословакии. Я ответил, что у нас нет ни желания, ни намерения предпринимать что-либо в этом направлении. Наоборот, если с нашими братьями-немцами там будут прилично обращаться, то мы, безусловно, придем к соглашению. А вообще-то мои переговоры здесь закончены. Если я буду сидеть здесь еще, это может показаться странным…
– Я тоже уверен, что Чемберлен – вполне разумный человек, – Геринг со злостью перебил Риббентропа. «Опять он об этом. Я ведь уже понял, что он больше не может там торчать, и дал согласие на его возвращение».
– Мои впечатления от него превосходны, – подхватил Риббентроп. – Кое-кто думает, что сейчас здесь могут возникнуть затруднения: в глазах общественного мнения все происшедшее покажется решением, навязанным силой. Но у меня сложилось впечатление, что каждый нормальный англичанин, обыватель, спросит себя – какое дело Англии до Австрии?
– Разумеется, – Геринг понял, что пора кончать разговор. – Это совершенно ясно. Есть дела, которые касаются народа, и дела, которые его не касаются. Все более или менее обстоит превосходно, царит мир. Две нации нашли друг друга, подали друг другу руки, возрадовались и ликуют…
Четыре дня спустя, 17 марта, Наркомат иностранных дел сделает заявление представителям советской и зарубежной прессы. Его текст будет разослан через советские полпредства иностранным государствам.
Советское правительство предостерегало, что международная пассивность и безнаказанность агрессии в одном случае неизбежно повлекут за собой повторение и умножение таких случаев. События подтверждают правильность этих предостережений. Совершено военное вторжение в Австрию, австрийский народ лишен независимости. Насилие создало опасность для всех европейских государств, и не только европейских. Возникла угроза территориальной неприкосновенности, политической, экономической и культурной независимости малых народов. Их порабощение создаст предпосылки для нажима и даже для нападения и на крупные государства. В первую очередь возникает угроза Чехословакии. А затем опасность грозит разрастись в новые конфликты. Международное положение ставит перед всеми миролюбивыми государствами вопрос об их ответственности за дальнейшие судьбы народов. Советское правительство по-прежнему готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усиливающейся опасности новой мировой бойни. Оно согласно приступить немедленно к обсуждению с другими державами в Лиге наций или вне ее практических мер, диктуемых обстоятельствами. Сегодня время еще не ушло. Надо, чтобы все государства, в особенности великие державы, заняли твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллективного спасения мира. Завтра может быть уже поздно.
В условиях надвигавшейся военной катастрофы Советское правительство изыскивало пути налаживания союзнических связей с США.
Но американский империализм был заинтересован в большой войне за океаном, чтобы с ее помощью разрешить внутренние трудности и изменить в свою пользу соотношение сил в мире. США поддерживали политику «умиротворения» и стремились не допустить создания системы коллективной безопасности ни в Европе, ни на Дальнем Востоке. Трояновский сообщал в Москву: «Судьба Австрии не вызывает здесь большого беспокойства. Изоляционисты всех толков в общем готовы примириться со всеми захватами фашистов, лишь бы Америка не начала активно участвовать в международных делах, не связалась бы каким-либо соглашением с Англией и не подверглась бы риску участвовать в войне». Американская дипломатия всячески уклонялась от сотрудничества с Советским Союзом.
Москва, воскресенье, 5 июня 1938 года
Американский посол в Советском Союзе Джозеф Дэвис был приглашен в Кремль к половине пятого. В связи с отъездом из Москвы он наносил прощальные визиты. Когда Протокольный отдел НКИД сообщил ему, что встречи назначены на воскресный вечер, Дэвис не удивился: он знал, что советские руководители работают и по выходным.
Он пробыл в Москве полтора года. В августе 1936 года президент Рузвельт, его старый друг, предложил ему сменить Буллита на посту посла в СССР. Буллит получил назначение в Париж. К тому времени у шестидесятилетнего Дэвиса, известного деятеля либеральных взглядов, был богатый опыт политической и дипломатической работы, прочные связи в Вашингтоне. Предложение президента он принял охотно: Дэвис понимал, какую роль играет Москва в мире, и видел, что могут значить хорошие отношения между Советским Союзом и Америкой в предгрозовой атмосфере. Четыре месяца он готовился к поездке, изучал документы в госдепартаменте, неоднократно встречался с Трояновским. Картина, которая ему тогда открылась, производила двойственное впечатление.
С одной стороны, экономическое сотрудничество медленно, но налаживалось. На его пути стоял барьер – вопрос о «долгах Керенского». К удивлению Дэвиса, вопрос этот, судя по документам, умышленно раздувался в Вашингтоне, хотя он лично не считал его существенным. В апреле 1934 года конгресс принял закон, запрещавший предоставление странам-должникам займов и кредитов. Адвокаты стали советовать банкам воздерживаться от сделок с Амторгом. Все шло к свертыванию советско-американской торговли вообще.
Правда, отметил тогда Дэвис, на словах и президент и Хэлл были против того, чтобы считать СССР страной, не выполнявшей своих финансовых обязательств. На деле же… Очевидно, его предшественник Буллит слишком рьяно осуществлял то, о чем не говорили вслух в Вашингтоне. Буллит как-то сам заметил в разговоре с Дэвисом: нам с большевиками не по пути.
Переговоры о «долгах» были прерваны в январе 1935 года без какого-либо решения. Но в июле было заключено торговое соглашение сроком на один год. Советское предложение о взаимном применении режима наибольшего благоприятствования Вашингтон не принял, а потому соглашение не соответствовало реальным возможностям двух стран. И все же это был сдвиг. Так обстояло дело с экономическими связями. Налицо было стремление Москвы их наладить, желание американских бизнесменов торговать и одновременно явное и скрытое противодействие этому в Вашингтоне.
Столь же двойственное впечатление оставило у Дэвиса тогда, в тридцать шестом, и развитие политических отношений. В августе 1935 года Буллит вручил в Москве ноту, в которой Советский Союз обвинялся в нарушении договоренности по «вопросу о пропаганде». Поводом было проведение в Москве конгресса Коминтерна. Дэвис понял тогда: в связи с приближением президентских выборов госдепартамент пошел на этот шаг, сделав демарш под нажимом антисоветски настроенных кругов. Москва протест отклонила, заявив, что стремится к дальнейшему развитию дружественного сотрудничества между СССР и США, отвечающего интересам народов двух стран и имеющего важное значение для всеобщего мира.
Вопрос о Тихоокеанском пакте по вине Белого дома оставался нерешенным. К моменту назначения Дэвиса советско-американские отношения ухудшились: госдепартамент отозвал из Москвы генерального консула и все генконсульство, помощника военного атташе по морским делам, помощника военного атташе по авиации и сократил аппарат посольства.
В ноябре 1936 года назначение Дэвиса было официально оформлено, а спустя три месяца, в январе 1937 года, он прибыл в Москву. Направляясь сейчас в Кремль, посол Мысленно подводил итоги прошедших полутора лет. Политические связи двух стран укрепились. Были организованы поездки советских государственных и военных деятелей, а также ученых в Америку. В 1937 году состоялся первый в истории беспосадочный перелет из Москвы в США через Северный полюс Чкалова, Байдукова и Белякова, которых торжественно встретили на американской земле. С политической точки зрения важным был дружественный визит эскадры американских военных кораблей во Владивосток в тревожные дни 1937 года, когда на Дальнем Востоке снова разгорелся военный конфликт. Но тесное взаимодействие двух стран в дальневосточных делах не сложилось.
Серьезной акцией стало торговое соглашение, заключенное в августе прошлого года. Стороны предоставили друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле. Причем имелись все шансы на то, что соглашение будет продлеваться. Советский Союз разместил в США солидные заказы; велись переговоры с крупнейшими фирмами, расширил свою деятельность Амторг.
Обо всем этом думал Дэвис, направляясь с прощальным визитом к Председателю Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинину. Калинин встретил посла в дверях кабинета, представил переводчика. Когда все сели, Калинин, улыбнувшись, сказал:
– Насколько я знаю, вы назначены послом в Бельгию. Если по-честному говорить, то вам, наверное, там будет и спокойнее и привычнее, чем в Москве.
– Господин президент, быть может, в Брюсселе будет и привычнее, но мне было очень приятно работать здесь. Приятно от сознания важности той миссии, которая выпала на мою долю. Контакты в Москве были очень полезными. Один французский философ сказал: нельзя ненавидеть человека, которого знаешь.
– Не спорю с этим философом, но нас знают и, однако, ненавидят. Наша страна окружена агрессивными и враждебными государствами – я имею в виду в первую очередь Германию и Японию.
– В связи с отъездом из Москвы, – сказал Дэвис, – я хотел бы выразить свое уважение господину президенту, а также поблагодарить за внимание, которое мне оказывали здесь. У меня вызывают восхищение огромные успехи, достигнутые вашей страной за непродолжительный период. Я лично осмотрел типовые предприятия практически всех отраслей тяжелой промышленности, крупные гидроэлектростанции. Это великолепно!
Минут двадцать разговор шел о поездках Дэвиса по стране. Посол с удивлением обнаружил, что Калинин хорошо знаком с его работой в годы мировой войны в качестве правительственного комиссара по наблюдению за деятельностью корпораций и позднее – как председателя Федеральной торговой комиссии.
Когда беседа перешла к политическим вопросам, Калинин заметил:
– Я внимательно изучил речь президента Рузвельта в Чикаго. Хотелось бы надеяться, что Соединенные Штаты начнут играть более активную роль в защите мира от, как он сказал, непослушных членов мирового сообщества.
«Хотелось бы, – подумал Дэвис, – но так ли это?»
– Перспективы на мир в Европе, – сказал Калинин, – плохие. Правительство Чемберлена упорно проводит политику умиротворения и укрепления Германии. Из всех капиталистических стран Англия относится к СССР наиболее непримиримо. Ее политика систематически направлена против нас. Во всех актах против Советского Союза, когда пороешься, поглядишь хорошенько, то заметна рука Англии. Франция все больше попадает в зависимость от Англии. А укрепление Германии в конечном счете направлено против нас. Я думаю, что господин Чемберлен не представляет английский народ. Он потерпит поражение, когда фашистские диктаторы запросят слишком много. Что касается Советского Союза, то мы сможем себя защитить.
Позвольте теперь, – после паузы сказал Калинин, – господин Дэвис, задать вам несколько вопросов, касающихся советско-американских дел.
– Разумеется. – Дэвис вытер платком высокий лоб и лысину, обрамленную зачесанными назад седыми волосами. У него был классический греческий профиль, красивое непроницаемое лицо выражало лишь внимание.
– Вы, должно быть, знакомы, господин Дэвис, с предстоящими переговорами между нашими правительствами о строительстве американской фирмой линкора для нас. Нам трудно понять, почему этот вопрос наталкивается на затруднения. Мы готовы заплатить наличными от 60 до 100 миллионов долларов как за линкор, построенный в Соединенных Штатах, так и за такой же линкор, построенный в СССР при содействии американских фирм. Это, я думаю, даст работу вашим безработным. Ваши верфи, насколько я знаю, загружены только на 60 процентов.
– Мое правительство, – начал Дэвис, – недавно приступило к осуществлению обширной программы судостроения, которая загрузит наши верфи. К тому же есть ограничения, налагаемые законом: запрещены строительство линкоров для иностранных государств, доступ к предприятиям, строящим линкоры, если только армия и ВМС заявят, что это пойдет в ущерб обороне Соединенных Штатов.
Дэвис говорил медленно. Это давало ему возможность обдумать то, что он хотел сказать. А ситуация была щекотливой: посол сам не мог понять, почему в Вашингтоне тянут с линкорами. Рузвельт, припомнил Дэвис, еще осенью прошлого года интересовался вопросом о линкорах и положительно относился к этой программе. Но указаний у Дэвиса на этот счет почему-то не было, ему пришлось сделать вид, что он ничего не знает.
– Мы знакомы с этим законом, – сказал Калинин. – Мы знакомы и с вашим законом о нейтралитете – должен сказать, странный закон, он не делает разницы между агрессором и жертвой агрессии. И не делает чести Америке. Но вернемся к линкорам.
– Мне известно только в общих чертах, – ответил Дэвис, – о переговорах на этот счет. Они планируются в Вашингтоне. Откровенно говоря, мне трудно понять по сообщениям из столицы, в чем заключается сложность положения. Но, по-моему, в этом вопросе недавно появились признаки продвижения вперед. Я думаю, президент ничего не знает об этом. А если и знает, то из-за многочисленных внутренних проблем он не может пока уделять достаточно внимания международным делам.
– А жаль. Пора бы, – заметил Калинин.
Они беседовали около часа. Снова обсуждались «долги Керенского», и Дэвис испытал чувство неловкости из-за подхода к этому вопросу в Вашингтоне. Калинин расспрашивал посла о Рузвельте и в заключение сказал:
– Я знаком с работой, проделанной вами в Советском Союзе, мы ценим вашу объективность, честность и весьма сожалеем, что вы покидаете свой пост в Москве.
Три года спустя Дэвис возглавит созданный при президенте комитет по объединению деятельности всех организаций, занимающихся вопросами помощи союзникам во время войны. Через два дня после нападения Германии на Советский Союз он заявит: «Мир будет удивлен размерами сопротивления, которое окажет Россия». Он будет настаивать на скорейшем открытии второго фронта, в 1943 году вновь приедет в Москву со специальным поручением президента. Он примет участие в Потсдамской конференции. Дэвис, один из организаторов и почетный председатель Национального совета американо-советской дружбы, за успешную деятельность, способствовавшую укреплению дружественных советско-американских отношений, будет награжден орденом Ленина. Но это будет семь лет спустя, в победном мае сорок пятого.
