Текст книги "Советский полпред сообщает…"
Автор книги: Михаил Черноусов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
27 мая Англия и Франция направили Советскому правительству свой проект соглашения, по которому тройственный пакт подчинялся процедуре Лиги наций. Советский Союз отверг это предложение и 2 июня вновь попытался убедить Лондон и Париж изменить те пункты их проектов, которые могли послужить провоцирующими моментами для нападения Германии на Прибалтику, а через нее на СССР.
Дорог был каждый день, но Лондон и Париж ответили лишь спустя две недели. Они по-прежнему отказывались немедленно помочь СССР, если он будет вовлечен в войну в случае нападения агрессора на Латвию, Литву или Финляндию.
14 июня в Москву для переговоров прибыл заведующий центральноевропейским отделом Форин оффиса Уильям Стрэнг.
Москва, понедельник, 19 июня 1939 года
В ожидании Стрэнга, который был приглашен в НКИД на час дня, Потемкин вспомнил, как 27 мая британский посол Сидс и временный поверенный в делах Франции Пайяр торжественно появились в кабинете Молотова, который в начале мая занял пост наркома иностранных дел, и вручили ему новые предложения. Лица дипломатов светились от гордости, будто на их долю выпала честь представить документ, обеспечивающий мир на многие годы. Потемкин подумал тогда: «Зачем этот спектакль, если они прекрасно знают, что в новом проекте по существу нет ничего нового?!» Не читая проекта, Потемкин был уверен в этом – последние телеграммы Майского и Сурица не предвещали ничего хорошего.
Он не ошибся. Реакцию наркома, знакомившегося с русским переводом проекта, можно было заранее предвидеть.
– Я могу вынести лишь отрицательное заключение об этом документе, – с расстановкой произнес нарком. – Он не содержит плана эффективной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе. Более того, он даже не свидетельствует о серьезной заинтересованности ваших правительств в заключении такого пакта. Эти предложения наводят на мысль, что ваши правительства интересуются не столько самим пактом, сколько разговорами о нем. Возможно, что эти разговоры и нужны Англии и Франции для каких-то целей. Нам эти цели неизвестны. Мы заинтересованы не в разговорах о пакте, а в организации действенной взаимопомощи. А участвовать только в разговорах мы не намерены. Такие разговоры ваши правительства могут вести с более подходящими, чем СССР, партнерами.
Нарком отклонил предложение подчинить трехсторонние соглашения сложной процедуре Лиги наций:
– Ведь может получиться такое положение: в Совете Лиги будет поставлен вопрос об агрессии против СССР со стороны одного из участников «оси». Представитель какой-нибудь далекой от европейских дел страны будет рассуждать в Совете, есть ли факт агрессии против СССР, нужно ли оказать СССР помощь, а в это время агрессор будет поливать советскую территорию артиллерийским огнем…
Сидс и Пайяр вышли из кабинета вместе с Потемкиным.
– Думаю, – сказал Потемкин, прощаясь, – что дело пошло бы быстрее, если бы мы не обменивались проектами, а приступили к прямым переговорам.
Очевидно, Сидс немедленно доложил тогда об этой мысли в Лондон.
Готовясь сейчас к беседе со Стрэнгом, Потемкин просматривал последние телеграммы полпредов.
Майский сообщал:
Стрэнг с самого начала переговоров был в курсе всех деталей. Кроме того, он очень искусен в редактировании всякого рода дипломатических документов и формул.
В последнем, подумал Потемкин, Майский убедился, наверное, еще в 1935 году, когда вместе со Стрэнгом редактировал заключительное коммюнике о визите Идена в Москву. К тому же, вспомнил Потемкин, Стрэнгу фактически принадлежало авторство мюнхенской декларации.
Хотя Стрэнг и был опытным дипломатом, хорошо известным в Москве – в 1933—1934 годах он работал советником посольства в СССР, временным поверенным в делах, приезжал сюда вместе с Иденом в 1935 году, – Советское правительство предпочло бы видеть на его месте самого лорда Галифакса. 10 июня Майскому было дано указание: намекнуть министру, что в Москве приветствовали бы его приезд. Полпред выполнил это поручение – «от себя лично» он порекомендовал ему как можно скорее поехать в Москву:
– Если бы вы сочли возможным сейчас отправиться в Москву, я попросил бы свое правительство прислать вам официальное приглашение. Могу вас заверить, что мое правительство приветствовало бы такое решение и вы встретили бы в Москве самый теплый и радушный прием.
Галифакс, конечно, понял, что полпред делал такое предложение с санкции правительства.
– Я буду иметь это в виду, – сказал он. Более определенного ответа не последовало.
Узнав, что Галифакс не хочет ехать в Москву, свои услуги правительству предложил Антони Иден.
Встретившись с Галифаксом за обедом, Иден спросил:
– Почему бы вам, Эдвард, не поехать в Москву и не возглавить делегацию?
– Это не принесло бы никакой пользы, – с кислой миной ответил Галифакс. – Не те люди. У меня не получается с ними абсолютно никакого контакта.
– Но, Эдвард, к Гитлеру трижды ездил сам премьер Чемберлен. Мне кажется, надо, чтобы нашу делегацию в Москве возглавил человек высокого ранга. Русские восприняли бы это как свидетельство того, что мы относимся к ним без предубеждений. Если это приемлемо для правительства, я готов поехать. Хотя я не занимаю сейчас какой-либо официальной должности, но в Москве меня знают.
– Отлично, Антони, – воскликнул Галифакс, подумав: «Он же может все испортить». – Я доложу о вашем предложении премьер-министру.
Чемберлен не согласился на поездку Идена.
А что же Париж? Три дня назад Суриц передал:
Сегодня Боннэ пригласил меня к себе и сказал: инструкции, которые даны Стрэнгу, – это результат длительного обмена мнениями между Лондоном и Парижем, их можно рассматривать как англо-французские. О содержании инструкций Боннэ говорил в самых общих чертах. По его мнению, спор сейчас идет больше о форме, чем по существу.
«Французы, – отметил про себя Потемкин, – кажется, настроены более покладисто. Оно и понятно – угроза Франции сейчас более реальна. Но не слишком ли они оптимистичны? Стрэнг – большой специалист по части формы, но какое он будет вкладывать в нее содержание?»
В другой телеграмме Суриц докладывал:
Никто здесь не допускает даже мысли, что переговоры с нами могут сорваться и не привести к соглашению. Никогда я еще не наблюдал такого всеобщего признания наших сил, такого взлета нашего престижа и вместе с тем сознания, «что без СССР ничего не выйдет». Все недоумевают, почему заключение «необходимого для всех соглашения» так затягивается. Характерно, что вину за это не возлагают уже на нас. Чаще всего обвиняют англичан.
…Стрэнг был безукоризненно точен – ровно в час он появился в кабинете Потемкина. Предстояла одна из многих бесед, которые велись параллельно с официальными переговорами. Потемкин попросил секретаря принести чай, они сели в удобные кожаные кресла возле небольшого столика.
– Господин Стрэнг, – начал Потемкин, – нам кажется, что переговоры о пакте затягиваются, причем затягиваются недопустимо. В чем, по-вашему, причина этого?
– Думаю, дело в том, что ваше правительство ведет их недостаточно гибко, вы практически не идете на уступки. Мы же делаем уступку за уступкой, не получая никакой компенсации. Например, мы ведь согласились на ваше предложение включить в список гарантируемых пактом государств Прибалтийские страны.
– Но при этом вы сделали оговорку: обязательства в отношении Прибалтийских стран не распространяются на случай косвенной агрессии – а именно так были захвачены Австрия и часть Чехословакии, оставшаяся после Мюнхена. Ваши же гарантии Польше распространяются на случай и прямой, и косвенной агрессии.
– Ну что ж, над этим надо подумать. Но постепенное сближение позиций требует уступки за уступку.
– Господин Стрэнг, во-первых, позвольте вам напомнить – мы сейчас беседуем в Наркомате иностранных дел, а не в Наркомате внешней торговли. Во-вторых, мы с самого начала предложили минимум, который позволит обеспечить мир в Европе. Когда дело касается войны и мира, торговаться неуместно. В деталях мы готовы пойти навстречу – и мы можем согласиться, например, перенести перечень гарантируемых стран в секретный протокол, поскольку вы на этом настаиваете. Но это не изменит существа пакта. В принципе же требовать компенсации за мир, который вам нужен так же, как и нам, – более чем странно.
– У нас различный подход к переговорам.
– К сожалению. И все же мы обязаны договориться. Я должен заметить, что англо-французская сторона затрачивает на подготовку ответов на наши предложения в четыре-пять раз больше времени, чем мы. Переговоры тянутся уже больше двух месяцев. И это в тот момент, когда счет идет на недели, если не на дни.
– Мы придаем большое значение четкости и точности формулировок, – ответил Стрэнг. – Поэтому иногда происходят задержки.
– Наша позиция изложена предельно четко. И ответственность за затяжку переговоров целиком ложится на англо-французскую сторону. Нам остается лишь догадываться о целях вашей тактики. Мы располагаем сведениями о тех действиях, которые вы ведете за нашей спиной, прикрываясь разговорами о нашей неуступчивости.
– Вы слишком подозрительны, господин Потемкин. Наша общая цель – мир в Европе.
– Почему же вы осложняете, в таком случае, переговоры надуманными причинами? То вы пытаетесь навязать нам неравноправный договор, то втягиваете в дискуссии об определении агрессии. Кстати, французы готовы согласиться с нашей формулой.
– Мы действительно настаиваем на выработке определения агрессии – это вопрос немаловажный. Но в вашей формуле есть нюансы, которые требуют уточнения.
– Хорошо, давайте уточнять, но скорее. Сегодня утром Геббельс прибыл в Данциг и заявил, что приближается время, когда этот город станет частью Германии.
Стрэнг об этом еще не слышал, неожиданное сообщение Потемкина выбило его на мгновение из равновесия.
– Это, кажется, уже очень серьезно.
– Лорд Галифакс на днях сказал нашему полпреду, что к ежегодному нюрнбергскому съезду национал-социалистов в сентябре Гитлер попытается решить проблему Данцига.
– Наша страна, как и Франция, связана с Польшей договорными обязательствами, – с оттенком гордости произнес Стрэнг.
– Связаны. А мы, между прочим, не связаны.
Стрэнг с беспокойством следил за словами Потемкина.
– Таким образом, вы будете втянутыми в войну первыми. Если, конечно, выполните свои обязательства. Мы предлагаем вам единственно реальную основу для нашей общей безопасности.
– Я делаю все от меня зависящее, господин Потемкин.
– Тогда давайте совместными усилиями как можно скорее заключим пакт и одновременно военную конвенцию.
– О нет, господин Потемкин. Это две разные вещи. Я знаю позицию вашего правительства о единстве пакта и военной конвенции. Но мне поручили заниматься только пактом. Военная конвенция – дело военных, ее выработка займет слишком много времени. А нам надо спешить, как вы сами отметили.
– Но что такое пакт без военной конвенции?
– Пока у меня нет других инструкций, – развел руками Стрэнг.
…В этот день друг Чемберлена, министр авиации Кингсли Вуд, спросил премьера:
– Что нового с переговорами?
– Я все еще не потерял надежды, что мне удастся избежать подписания этого несчастного пакта.
Неделю спустя одна за другой в НКИД придут телеграммы полпредов из Парижа и Лондона. Суриц сообщит:
Вчера на приеме генерал Гамелен сказал мне, что согласно сведениям, поступающим от военных агентов, в частности от военного агента в Берлине, скоро можно ожидать выступления Германии против Польши. Военные мероприятия последних дней (маневры на линии Зигфрида и сосредоточение крупных сил в Словакии и Данциге) придают этой информации особую весомость и правдоподобность. Генерал Гамелен уверен, что японские мероприятия на Дальнем Востоке не случайно совпали с военными приготовлениями Берлина.
Майский телеграфирует:
Лорд Бивербрук, который до сих пор всегда утверждал, что разговоры о близости войны несерьезны, вчера говорил мне, что сейчас изменил свое мнение. На основании всей имеющейся в его распоряжении информации Бивербрук пришел к выводу, что война, вероятно, начнется нынешней осенью. По его утверждению, Германия производит в настоящий момент все необходимые приготовления. В августе мобилизация германской армии будет закончена, и кризис начнется с Данцига.
А тем временем Стрэнг, в соответствии с полученными в Лондоне инструкциями, будет изучать вопрос о том, как затянуть переговоры. В письме в Лондон от 20 июля он проанализирует имеющиеся возможности:
Мы могли бы принять советскую точку зрения о неотделимости политического и военного соглашений и разойтись в отношении косвенной агрессии. Или же мы могли бы принять советское определение косвенной агрессии и разойтись в отношении статьи об одновременном вступлении в силу политического и военного соглашений. Или мы могли бы не принять ни того, ни другого и разойтись в отношении обоих вопросов. Переговоры о военной конвенции могут тянуться месяцами и не дать результатов. Будет ли продолжение этой неопределенной ситуации лучше для нас, нежели окончательный срыв переговоров сейчас, – это вопрос большой политики, но я думаю, что это будет лучше. Срыв переговоров может встретить отрицательное отношение. Он подтолкнет немцев к действиям. Он может вынудить Советский Союз стать на путь изоляции или компромисса с Германией. С другой стороны, сам факт ведения военных переговоров, хотя и не дающих немедленных конкретных результатов, будет, вероятно, все же беспокоить Гитлера. Будет также менее вероятным, что Россия останется нейтральной.
С конца 1938 года и до самого начала второй мировой войны Англия вела тайные переговоры с Германией по различным каналам с целью достижения широкого соглашения о переделе мира. В таком соглашении были заинтересованы крупнейшие германские и английские монополии. Империалистическую сделку с Германией Лондон был готов оплатить отказом от гарантий независимости Польши и других стран Европы, срывом переговоров с СССР и даже предательством Франции. Переговоры проходили по инициативе британского правительства, которое, по словам Чемберлена, считало: единственное решение европейской проблемы возможно лишь по линии Берлин – Лондон. Целью Гитлера на этих переговорах было создание «священного европейского союза» с участием Англии и Франции против СССР.
Лондон, четверг, 20 июля 1939 года
Хорас Вильсон в своей скромной рабочей комнате на Даунинг-стрит, 10, смежной с кабинетом премьер-министра, принимал старого знакомого – чиновника по особым поручениям при Геринге Гельмута Вольтата. Они были знакомы с 1934 года. Вольтат прибыл вчера на конференцию по китобойному промыслу. Во время такой же конференции в июне прошлого года они встречались и подолгу беседовали. Еще тогда Вильсон предложил Вольтату расширить англо-германское сотрудничество, урегулировать колониальный вопрос и согласился признать экономическое господство Германии в Северной, Восточной и Юго-Восточной Европе. Вильсон всячески старался убедить Вольтата – зная, что это быстро дойдет до Геринга и Гитлера, – в слабости России и выгодности нападения на нее Германии. Кроме того, он дал тогда понять Берлину через Вольтата, что Англия не будет возражать против присоединения Судетской области к рейху.
Когда два месяца назад Чемберлен поручил Вильсону вновь встретиться с Вольтатом, помощник показался себе еще более могущественной, пусть внешне и незаметной личностью. Он не только помнил Вольтата, но и, как фактический шеф британской разведки, знал всю его подноготную.
Тайному государственному советнику Вольтату было около сорока. Экономист по образованию, он быстро продвинулся благодаря своему давнему личному знакомству с Герингом. Они подружились с капитаном Горингом в 1917 году во Фландрии, во время мировой войны. После войны их пути разошлись. Геринг занялся политикой, а Вольтат стал деловым человеком. Часто бывал за границей, с 1929 по 1933 год жил в Нью-Йорке. После прихода к власти фашистов о нем вспомнили в Берлине и предложили солидные посты в министерстве экономики. С 1936 года он стал начальником штаба при генеральном уполномоченном по вопросам военной экономики – сначала у Шахта, затем у Геринга, который и назначил его в 1938 году на пост чиновника по особым поручениям.
В прошлом месяце Вольтат и Вильсон уже встречались в Лондоне, сейчас им предстояло продолжить беседы. Вильсон подготовил документ, в котором была изложена детально разработанная программа переговоров, включающая политические, экономические и военные вопросы. Дав возможность Вольтату ознакомиться со всей программой в целом, Вильсон перешел к обсуждению отдельных ее моментов.
– Наша конечная цель, – сказал он, – широчайшая англо-германская договоренность по всем важным проблемам, как того и хочет фюрер. Мы должны подтвердить заключенное в Мюнхене соглашение о ненападении. Это дало бы возможность Англии отказаться от гарантий Польше. Данциг и Польша отойдут на задний план и потеряют свое значение.
– Ваши предложения одобрены британским руководством?
– Они обсуждались влиятельными членами кабинета.
Вольтат понял, что фактически он имеет дело с правительственными предложениями.
– Мы можем пройти в соседний кабинет, – для большей убедительности сказал Вильсон, – и вы получите подтверждение премьер-министра.
– Нет-нет, мне кажется это неуместным – все-таки моя миссия носит неофициальный характер.
– Тогда продолжим беседу. Мы предлагаем заключить пакт о невмешательстве, который разграничит сферы влияния между великими державами, в особенности между Англией и Германией.
Вольтат кивнул.
– Далее, – продолжал Вильсон, – вопрос о разоружении.
– Простите, – Вольтат удивленно взглянул на собеседника, – это в каком смысле?
– О, я хочу подчеркнуть, что речь идет не о разоружении, а о переговорах о вооружениях вообще, – успокоил его Вильсон. – Я хорошо сознаю трудности, стоящие на пути какого бы то ни было соглашения об ограничении вооружений. Такое соглашение может быть поставлено на очередь только через несколько лет.
– В будущем посмотрим, – неопределенно заметил Вольтат.
– Мы предлагаем также, – продолжал Вильсон, – проводить общую политику в области снабжения обеих стран сырьем и разделить главные рынки сбыта. В мире есть три большие области, в которых Германия и Англия могут совместно приложить силы, – это Британская империя, Китай и Россия.
– Вы предлагаете нам даже участвовать в делах вашей империи?
– Да, – ответил Вильсон. – Собственными силами мы не можем, так сказать, обслужить свою империю. А совместно это удалось бы. В результате нашего сотрудничества экономические силы в Европе и во всем мире развернулись бы под руководством Германии и Алглии.
– Я согласен с вами, – сказал Вольтат, – перспективы отличные.
– И, наконец, колонии.
– Этот вопрос представляет особый интерес, – заметил Вольтат. Он знал, что еще в феврале английский кабинет решил вернуть Германии ее колонии, утраченные после мировой войны. Но об этом еще не было объявлено.
– Мы предлагаем совместное освоение территорий, охватывающих крупные области тропической и субтропической Африки.
Вильсон принялся перечислять африканские территории, подлежащие совместной эксплуатации. Затем он сказал:
– Германия и Англия, выступая поодиночке в конкурентной борьбе против всех промышленных государств, не могут добиться экономического подъема, который станет возможным при сотрудничестве между нами. В заключение я могу сказать, что на данном этапе мы можем предложить Германии крупные кредиты и займы на выгодных условиях.
– Ну что ж, – сказал Вольтат, – программа очень интересная. А могло бы германское правительство внести в порядок дня и другие вопросы?
– Фюреру, – ответил Вильсон, – нужно лишь взять лист бумаги и перечислить на нем интересующие его вопросы – английское правительство будет готово их обсудить.
Вечером Вольтат беседовал с министром внешней торговли Англии Хадсоном о плане, представленном Вильсоном. После беседы Вольтат вылетел в Берлин. Министр же пошел на прием и после приличной порции виски рассказал присутствовавшим о тайных переговорах…
Скандал разразится на следующий же день. Несколько английских газет, выступавших против сговора с Германией, опубликуют откровения Хадсона. Французский посол в Лондоне Корбэн сделает официальное представление Галифаксу. Чемберлен и Галифакс попытаются опровергнуть в парламенте сведения о переговорах, сваливая все на «коварных немцев». В Берлине пресса будет кричать о «коварном Альбионе». Хотя имя Вильсона нигде упомянуто не будет, германский посол в Лондоне Дирксен позвонит ему и скажет, что немецкая сторона не виновата в утечке информации. Англо-германские переговоры будут продолжены. Майский сообщит в Москву:
«Личные беседы» Хадсона с Волътатом в Лондоне касались возможности предоставления Германии грандиозных международных займов до миллиарда фунтов, если Гитлер серьезно откажется от «агрессивных намерений» (читай: оставит в покое Запад и повернется лицом к Востоку). Несмотря на все официальные опровержения, Хадсон, без сомнения, выражал настроение премьера. Характерно, что Хадсон как ни в чем не бывало остается на своем посту. Хотя естественным следствием создавшегося положения должна была бы быть его отставка, если он, как утверждает Чемберлен, без ведома последнего, на свой страх и риск, огорошил Волътата столь сенсационными предложениями.
Имеются достоверные сведения, что через неофициальных эмиссаров Чемберлен сейчас нащупывает в Берлине возможность «урегулирования» или, по крайней мере, отсрочки обострения данцигской проблемы. Это связано с выборами в парламент. Совершенно точно известно, что руководители «партийной машины», которые месяца два назад не советовали премьеру идти на выборы без пакта с нами, теперь считают, что для победы на выборах достаточно будет «соглашения о Данциге». Таковы надежды и расчеты чемберленовской клики. Иное дело, в какой они мере сбудутся.
В результате контактов в Лондоне у Гитлера сложится впечатление, что Англия ни в коем случае не выступит на защиту Польши. Вывод: с Польшей, Англией и Францией удастся разделаться поодиночке, начиная со слабейшего.
На следующий день после беседы Вольтата и Вильсона, 21 июля, германский МИД заявит, что Данциг должен отойти к Германии без всяких условий.
