Текст книги "Крошка Енот(СИ)"

Автор книги: Михаил Берсенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Там много всякого было завуалировано, и даже мост, по которому мы ехали на такси, когда я отключился.

– Без шуток? – Макс вскидывает брови.

– Да. А в конце я увидел девушку. Она стояла на остановке. Вроде, кого-то ждала. Я видел Её так близко и, помню, мне тогда было одновременно так грустно и радостно... А потом мы с белой птицей летели к Солнцу.

– И ты был птицей?|

– Наверно, и я.

– Н-да... Ну, хорошо, а с чего ты взял, что это именно Она?

– Я это сразу понял, как Её увидел.

– Увидел и приехал в N.?! Мишка, Мишка... – Макс закуривает и с полминуты молчит – И как же ты собираешься Её искать?

– Ещё пока не знаю. Всё должно само собой получиться. Я жду знака.

– Знака свыше! – Макс возводит кверху указательный палец.

– Ну, да. Вселенная ведь постоянно даёт нам подсказки, но мы, почему-то разучились их замечать. (до меня вдруг доходит, что, ссора в общежитии, возможно, и была тем самым знаком – двигаться дальше, за пределы собственного мира – туда, где ждёт меня Она!)

– Значит, идёшь по приборам?!

– .....

– Предлагаю тост! – Максим "чокается" рюмкой о кисть моей правой руки и принимает официальную позу – Миха, чтобы ты поскорее увидел этот свой знак, встретил Единственную и обязательно меня с ней познакомил!

– Замётано! – подыгрываю Максу его же словами. Может, уже сегодня!?..

Выпив, Максим выплёскивает остатки водки на рыхлый асфальт и энергично трёт себе лоб, глаза и подбородок. Сколько я его знаю, меня всегда волновало – за что он себя так ненавидит, что пытается в себе затушить этой легко воспламеняющейся жидкостью.

– Ну, а ты чего хочешь? – спрашиваю я, в надежде вернуться к нашему давешнему разговору.

– Я?.. – переспрашивает Макс, сперва немного не догоняя вопроса, и как спросонья, мутно в меня вглядывается – А ведь, знаешь, сейчас я очень хочу рассказать тебе одну историю; если, конечно, ты готов выслушать – наконец напряжённо произносит он – Только не знаю с чего начать...

– Начни с начала – встречаю с готовностью его воспалённый взгляд после растирания, сквозь который как будто вот-вот проступят слёзы. Макс отводит взгляд в сторону, поочерёдно покусывает губы, наливает ещё и, отвернувшись к морю, начинает свою исповедь:

– Понимаешь, тогда я не всё тебе рассказал. На журфак я поступил не один, а с Михой, моим лучшим другом... – Максим задрожал немного от порыва налетевшего холодного ветра и, не показывая своего лица, налил и выпил ещё – Мы с детства в одном подъезде жили: я на третьем, он на девятом. Даже квартиры те же. Помню, как только въехали в новый дом, подрались с ним в песочнице; а на следующий день стали лучшими друзьями. Ходили в одну школу. В деревню гоняли на лето: то к нему, то ко мне.

Я тогда тоже, как и ты, в некотором смысле был восторженным романтиком и ждал свою Единственную. Хотя, сейчас мне это кажется чем-то невероятным, учитывая, наши пикники на обрыве у моря и в лесочке, на горе, до захода солнца...

А как мы на журфаке отжигали – будь здоров. Миха вообще был оторва. Курнуть любил. Я-то, в основном, по алкоголю ... Частенько наша великолепная четвёрка (я, он, Серёга и Колян) у него зависала – матушка Михи постоянно в командировки уезжала. Девчонок водили. Особо даже не выбирали, с кем знакомиться. Было весело и хотелось ещё. Но, как доходило до койки, я спускался к себе. Старое, доброе время. Мне казалось, оно никогда не закончится...

Макс вздохнул, вылил в рюмку остатки водки, посмотрел на неё с укоризной и поставил рядом – А, ладно. Всё равно уже не напьюсь...

Я не перебивая, ждал, что он скажет дальше, и вскоре Максим продолжил:

– Один день, представляешь, Мишка! Мне не хватило дождаться одного грёбаного дня!...

В самом начале третьего курса, мы цепанули двух первокурсниц – новеньких с нашего же факультета – и поехали к Михе. Девки, вроде, симпатичные, да ещё при бабках. Одна из них, Юлей звали, особенно была ко мне расположена ... Короче, набрали мы пойла на два дня, подруги поесть сготовили, всё по старой схеме... – Макс замолчал, собираясь с мыслями. – Наверное, эти пара лет кутежа, и друзья, становившиеся на голову взрослее за время общения с контингентом ... или заевшее меня одиночество ... Не знаю, что-то в моей голове постепенно ставило меня перед фактом: "Йопа-мать, тебе девятнадцать лет, а ты всё ещё девственник!" В общем, в тот вечер я решил, что это должно случиться (щас только вспомнил – тогда такая гроза хлестала). А следующим вечером, когда девчонки свалили, а мы с Михой допивали остатки, Колян привёл Марину.

Максим снова умолк, и лицо его в эту минуту посветлело

– Знаешь, меня как током ударило, только она вошла. Я мигом протрезвел и даже отказался пробовать медицинский спирт, что принёс Коля. Сцена прошлой ночи преследовала меня постыдным призраком измены. Сам не свой, я забился в угол дивана и боялся поднять глаза, хотя чувствовал, как Марина прожигала меня взглядом.

Колян, как выяснилось, случайно познакомился с ней, когда бухал на Арбате – тем летом он влился в уличную тусовку. А Марина (в простонародии Кошка) приехала автостопом из O. с месяц назад, и обитала по таким вот "впискам". – Макс посмотрел на меня и так свойски, по-доброму улыбнулся – Но, долго в углу я не усидел. Ребята развели спирт, и я решил присоединиться – угомонить эту смуту в душе. Я пил, и пил, и пил, и всё не мог напиться ... А, потом, мы с Кошкой играли в гляделки, пытались прочитать друг друга по глазам – тогда я окончательно утонул в её взгляде. Потом чистили картошку, смотрели фильм, разговаривали... – ты знаешь, Мишка, у меня такое чувство, что где-то, в другой, параллельной вселенной, я до сих пор там, смотрю в её глаза и тихо засыпаю с ней в обнимку на кухонном диванчике...

Максим опустил голову, покосился на нетронутую рюмку и вновь отвернулся к морю.

– Затем, она уехала к себе, пообещав через три дня вернуться. Мы поцеловались один единственный раз, на прощанье, и, видя её спину, видя, как она уходит, у меня больно заныло сердце. Я хотел догнать её, обнять и никуда уже не отпускать, и где-то в глубине души я чувствовал – она хочет того же! Но ... – стиснув зубы, Максим едко усмехнулся – мы ведь договорились! Поэтому я, как последний осёл, сидел на лавке возле магаза, пил с пацанами пиво и молча смотрел ей вслед.

Так же я сидел и через три дня. Весь день просидел, хотя знал с самого начала, что она не придёт... Подошли Миха с Кояном, но надолго не задержались. Им по сростам надо было... А к ночи на лавку потянулись местные бухарики. Я внимания на них не обращал. То ли от выпитой с утра шестой "полторашки", то ли от раздирающей душу тоски, мне всё стало по барабану.

И тут в ночных сумерках появились две бальзаковского возраста женщины. Короткие, в обтяг, юбки, высокие каблуки, чулки в клетку, накрашенные губы, томные, вызывающие голоса... Бухарики активизировались, а я молча наблюдал сцену придорожного пикапа.

Признаться, я сперва думал, дамы смутятся. Но, не тут-то было. Ночные охотницы разогнали пьяную шоблу такими хлёсткими, блатными выражениями, что у меня чуть уши в трубочку не завернулись. Как потом оказалось, одна была майором полиции, другая – заместителем прокурора.

– Да, стоит ли вообще это рассказывать. Затеял тут ... – вдруг пятится Максим обратно в свой бронированный панцирь.

– Всё в порядке, Макс, я слушаю. – стараюсь поддержать друга, который столько лет носит в себе эту занозу. Мотнув головой, он быстро смотрит мне в глаза.

– Ладно, как хочешь. Только, предупреждаю – это всё была присказка ...

... Короче, эти бабы меня просто сняли. Одна из них подошла, и такой огонь внизу разгорелся. Хотя я прекрасно понимал, что это – измена! На этот раз – самая настоящая! И шёл. Как телок на верёвочке шёл, потому что мне было интересно. Я счёл это, типа, мальчишником перед свадьбой...

На кухне, не считая бутылок, обе представительницы закона устроили мне перекрёстный допрос. Я, правда, тоже не терялся. Потом, уже за далеко полночь, на общуху приехали блатные, в прихожей договаривались за какого-то человека. Спать я лёг с прокуроршей...

Дальнейшее проплыло в пьяном угаре. Не буду вдаваться в подробности, сколько раз я с хрустящей купюрой бегал в магазин, сколько выслушал за их несчастливую, полную изломанных судеб жизнь, скажу одно – чтобы пить с двумя недолюбленными, взрослыми бабами нужно иметь железные нервы, стальную печень и титановые яйца. Я вышел под вечер, когда обе уснули, и, оказалось, вовремя – вскоре приехал муж майорши.

Уходя, я дал себе слово – никогда больше не изменять Маришке. Я решил её разыскать. Но, все телефоны, что Колян узнавал на Арбате, оказывались левыми. Тогда я решил ехать к ней в O., найти её там через местных неформалов. Собрался практически. Те несколько дней я забил на всё, в том числе и на учёбу. И тут звонок в дверь. Я к глазку – девушка. А у нас, ты ж знаешь, в предбаннике темновато, лица не разобрать. Ну, думаю, приехала, как обещала! Открываю – стоит Юля, та первокурсница, с которой я переспал. "Куда пропал? Почему не появляешься? Не звонишь?" – что мне ей было ответить. Сказал, что между нами не может быть серьёзных отношений. Та – в слёзы. Конечно, я ведь ей наговорил в прошлый раз всякого. Стоял и чувствовал себя настоящим козлом – да, я и есть козёл в той ситуации.

В О. я тогда не поехал. Как-то не спокойно было на душе после Юлиного визита. Решил отложить. На учёбе показываться тоже не хотелось. Попросил Миху передать на факультете, что заболел, а сам чувствовал себя как в западне. В капкане. И не зря!

Где-то через неделю Миха сообщил, что меня отчисляют. Думаю – Как так! Люди, вон, месяцами не появляются... Прихожу в деканат разбираться, а мне вручают повестку – срочно явиться в прокуратуру. Причина – совращение несовершеннолетней. Кто знал, что ей шестнадцать, и что мама, души в доче не чаявшая, не последний человек в администрации?!!

Завели дело. Дошло до родителей. Маман меня ещё прикрывала, но с батей отношения испортились. Коян меня всё прикалывал, мол, обратись к своим "новым-старым знакомым" в прокуратуре, но мне даже думать об этом было противно. И тут пришло решение – осенний призыв. Просился подальше от родных мест, чтоб в случае чего не достали, и с первым эшелоном отбыл на запад.

В армии у меня было много времени подумать, что произошло. Нет, Юлька не стерва, и не стала бы портить мне жизнь. Да и мать её, в глазах которой я выглядел последней сволочью, понять можно: увидела слёзы дочери, всё из неё вытянула, подёргала за ниточки и... получи – распишись.

Нет, самое обидное другое – всё это время я думал о Марине, и о том, что если бы подождал ещё всего один день...

Чтоб окончательно не свихнуться, я начал с ней разговаривать в попавшей под руку тетради, и это меня спасло. Я видел её меньше суток. Практически, почти не знал; но разговаривал, как с живой, и слышал, как она мне отвечала!..

– Так ты её больше не видел? – говорю, чувствуя, что надо сейчас что-то сказать.

– Нет... – Максим смотрит на меня полупустыми, тусклыми глазами – Но получил от неё письмо и фотографию. – Оказывается, через год Марина приезжала и искала меня. Коян встретил её на Арбате. Она оставила ему свой адрес и телефон, и Коля переслал их мне. К тому времени мне оставалось служить двадцать восемь недель; письма шли примерно три, и я, не долго думая, вырвал из дневника все листы, где с ней разговаривал, и сразу же отослал.

А с телефоном тоже история – мы ведь связистами были. И был у нас в части один такой, малость, не от мира сего, паренёк, в электронике разбирался. Он чё-то нахимичил с коммутатором, установил под пультом наблюдения два незаметных тумблера, и, переведя их в нужное положение, телефон становился междугородним. Тогда все, кто в наряд заступал, домой звонили. Конечно, эта тема долго не жила – своих шестёрок везде хватает – но, разок удалось поговорить и мне. Я разговаривал с Мариной целый час, и вот, хоть убей, сейчас совершенно не помню о чем. Помню только ощущение, как мы обнимаем друг друга...

В общем, ждал её ответа. Ответа не было. А, после новогодних праздников, приходит письмо – Максим начинает дышать учащённо, с усилием – Два письма: от Коли и мамы ... Миха погиб...

Макс закрывает лицо руками, отворачивается, и я слышу сквозь его ладони сдавленные всхлипы. Ему стыдно плакать при мне. Поднимаюсь с лавочки, чтобы подойти к Максиму.

– Это хорошо, Макс – слёзы освобождают душу. Не держи их в себе и не стесняйся меня. Мы ведь друзья!

Макс тоже встаёт: утонувший взгляд, вздрагивающий подбородок, губы чуть поджаты кверху; смотрит на меня секунды три и обнимает так, что почти перехватывает дыханье. Чувствую на щеке, скуле и на ухе его мокрую, колючую щетину...

– ... А, ты знаешь, действительно, полегчало. Ты уж, прости за эти сопли. Сам не ожидал, что прорвёт. Уже забыл, когда плакал. – слегка удивлённо произносит Макс, и утираясь рукавом, распухшими глазами присматривается к нашей провизии – Так чё, у нас водки не осталось... А, вот ты где, родная!..

Я тоже сажусь на своё место – туда, где в воздухе остались гулко висеть слова: "погиб Миха"

– Произошло это в середине декабря – голос Макса доносится, как из переговорной трубы – Они с парнями из церкви решили покататься на машине по льду и провалились. Все четверо захлебнулись. Рыбаки видели, где те ушли под лёд. Машину потом достали... Такие дела.

Миха, как я в армейку сбежал, познакомился с одной девчонкой. Она его на путь истинный и наставила. Привела в церковь, баптистскую, кажется. Тот бросил курить, с алкоголем завязал, одним словом – переродился. Писал мне – я не верил. Говорил, дембельнусь, только попробуй со мной не выпить!..

Дембельнулся. К весне. Стоял с бутылкой над размякшей, оттаявшей кучей сырой, будто свежей земли, смотрел на фотку в рамочке на кресте, где он смеётся – сам же и фотал – а в кармане сжимал опоздавшее письмо Марины, которое получил перед самым дембелем. Оказывается, она мне сразу отписалась, и, получается, это я ей не ответил...

Максим медленно достаёт из внутреннего отделения, куда убрал мою тетрадку, паспорт в потёртой обложке, вынимает из-под бортика фото и сложенный вчетверо пожелтевший листок и протягивает мне.

С фотографии мне улыбается сидящая на корточках девушка – в ней действительно проглядывает что-то кошачье, особенно в этой позе, готовой для игривого прыжка. Внимательнее вглядываюсь в лицо – не может быть! – очень похожа на нашу Таню. Но, ещё больше похожа на девушку из моего сна!!! (об этом я Максиму не сказал). На обратной стороне знакомым, размашисто-чётким почерком надпись: "От Кошки (Марины) на память моему Мишутке", и восклицательный знак в форме сердечка. Что это – наваждение? Подношу ближе к глазам... Не Мишутке – Максимке...

Разворачиваю письмо:

Максимочка! Всё очень странно!

Я не хочу лёгких путей! Я сама

в себе хочу разобраться. Разобраться в том,

кого люблю, чего вообще хочу от жизни!

Мне надо во многом разобраться!

У меня есть парень – пойми! Но мне тебя

больше не хватает, чем его – В общем, надо

разобраться. Всё это очень странно. Понимаешь,

я раньше была Кошкой, гуляющей сама по себе,

а сейчас я просто Кошка, которой нужно

что-то большее, чем просто увлечение, или

просто секс => Мне нужна нормальная жизнь =>

Муж, дети (семья)! Я к этому (к семье)

готова, а ты????? Мне это надо! =>

мне нужна нормальная жизнь!

– Заметил, что они похожи?!! – продолжает Максим, пока я перечитываю муравьино-нежные строчки знакомого почерка – Прикинь, как я офигел, когда летом, придя восстанавливаться, в кафешке увидел Таню – даже первая мысль была – неужели, Кошка! Так что, я тоже, можно сказать, случайно поступил в художку.

– Я ведь ездил к Марине тогда, сразу как вернулся и пропился. Дверь открыла маленькая девочка – сказала: "Здесь такая не живёт". Прежние жильцы съехали ещё в январе. Всё продали и исчезли; вроде бы, в Израиль. Искал ещё на площади тамошних неформалов, встретил пару калек, но в марте там не особо людно. Вечером, замёрзший, как собака, на последней электричке уехал домой. Всю дорогу глаз не мог сомкнуть – на душе такая тоска, такая гарь была ... Не знаю сам, как вытерпел...

... И опять же, если бы я не ушёл в армию, если бы подождал ещё один день, всё было бы совсем по-другому! Или, хотя бы, это письмо вовремя пришло... – прерывает Макс мои тревожные, полные страшных, смятенных и предчувствующих догадок мысли. Знакомые строчки осторожно прячутся обратно в пятое измерение тетрадного листка. Ещё раз смотрю на фотографию и молча возвращаю вместе с письмом другу. У меня нет слов.

– После этого я конкретно забухал. Пожелал Маришке счастья и пустился во все тяжкие. Да, я рассказывал, вроде...

... Ну. А в январе этого года, на мой 24 день рождения, мы с Кояном, перебрали ваще не по-детски. Под утро меня так скрутило – проклял, что на свет появился. Вся жизнь пронеслась скоростным поездом. Знаешь, мне так стало страшно. Даже не страшно, а больше обидно, что, если я сдохну, от меня ничего не останется. Вообще ничего, кроме боли и разочарования. Что я ничего в своей жизни не сделал, и она прошла как сон – глупый и бессмысленный сон, где я на миг увидел свет счастливой звезды, которую прошляпил...

Я понял, что хочу учиться! Закончить журфак. Понял, что не всё ещё потеряно, и, когда-нибудь, возможно, я снова встречу Кошку. Вернулся в академию и встретил вас, Мишка – тебя и Таню! Ведь, я же тебе не так и не сказал, – ты очень похож на Миху. И у нас то с тобой разрез глаз одинаковый, но вы с ним – прямо копия! Правда, у него подбородок не такой острый и сам он покрепче, но в остальном ... Сходство поразительное. И пусть вы – не они, я понял – судьба даёт мне второй шанс. Я, как тот долбанный феникс, восстал из пепла ...

О, смотри! – Максим указывает куда-то вправо и вверх – Белые птицы!

Едва приходя в себя, я поднимаю голову и вижу, как в глубоком небесном окне, очень высоко летят два белых журавля или лебедя. Ах, как прекрасно отражается на их белоснежных перьях свет предзакатного солнца. Как величественно, гордо и отрешённо несут они свою красоту над миром... Мне хочется к ним... Бедный, бедный Макс! Таня была права на сто процентов!.. Но, я не могу остаться – я чувствую, они ведут меня к Ней!

– Максим! Мне нужно идти. – говорю, уже не владея собственным ртом.

– Куда идти? Миха, ты чё? – Максим глядит на меня не узнающими глазами – Сёдня ж, концерт на площади. Я думал мы сходим...

– Макс! Я люблю тебя! И, если я тебе дорог, отпусти. Птицы приведут меня к Ней! Прости, что не могу с тобой остаться...

– Миха, подожди... Ты что такое говоришь... Ведь, если бы не я, ты бы их не заметил... Сначала Таня, теперь ты... Я думал, мы ещё на концерт сходим. Мишка, не бросай меня сегодня... – растерянно лопочет Макс, хватая меня за локоть.

– Макс, всё в порядке! Я с тобой, – освобождая руки, тихонько хлопаю его по левой стороне пиджака, где лежат письмо Кошки и "Бабочка сознания" – У тебя ещё есть время! А мне нужно идти. Прости. И не печалься – мы обязательно ещё увидимся – крепко обнимаю друга – Прощай.

Прыгая с чужим парашютом, окончательно отрываюсь от твёрдой поверхности и вхожу в пространство неизведанного. Впереди – только солнце и ветер! Там, за краем мира, – я знаю – ждёт меня Она.

– "Иди прочь, человеческое дитя – к морям и лесам. Пусть фея ведёт тебя за руку в мир, полный слёз, и тогда ты узнаешь истину" – звенят за спиной осколки ломких слов из любимого фильма – .... "Скажи Ей, что я был! Что я – есть!!!..."