Текст книги "Крошка Енот(СИ)"

Автор книги: Михаил Берсенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2

Первый день занятий

Да, перед отъездом Крошке Еноту очень захотелось ещё раз увидеться с Максом. Он был единственным Мишиным другом здесь; и он был замечательный. Даже не столько той безграничной щедростью, помноженной на добродушное чувство юмора, неиссякаемый оптимизм и умение почти со всеми (а в особенности с девушками) легко находить общий язык, сколько своей редкой, почти сверхъестественной способностью с какой-то оригинальной беспечностью выходить из самых затруднительных ситуаций.

Миша и Макс были сокурсниками. И в первый же день занятий Максим, поднявшись посреди аудитории, предложил группе остаться после пар на чаепитие, чтобы познакомиться друг с другом поближе. Студенты согласились. Решили собраться в том же кабинете, скинулись "на чай", выбрали волонтёров, что займутся расстановкой парт и провиантом, и в час, когда все вернулись с после учебного перерыва, стол уже был накрыт. Ребята накупили тортиков, рулетов, крекеров, шоколадных конфет и пластиковой посуды, попросили в студсовете чайник и скатерть, а Макс ухитрился даже где-то раздобыть гитару.

Однако, не смотря на такую завидную организацию, общение поначалу не клеилось – беседы заводились только с теми, кто был поблизости, и каждый говорил о своём.

Тогда одна бойкая студентка с приветливым взглядом по-детски внимательных глаз решила взять инициативу в свои руки. Попросив общего внимания и выждав небольшую паузу, она предложила начать знакомство с того, чтобы каждый из присутствующих рассказал какой-нибудь забавный случай из своей жизни, а группа в свою очередь должна была пообещать, что не станет обсуждать эти истории, какими бы курьёзными они не оказались. Те же, кому за время выступления желающих в голову совсем не придёт ничего подходящего, могут дать о себе краткое резюме: имя, возраст, хобби, иные предпочтения; три вещи, которые нравятся, три, которые "нет".

Идея многим показалась занимательной, и девушка (звали её Таней), как и подобает истинному инициатору, начала первой. История Тани была о том, как в школьные годы они вместе с одноклассницей (Эльвирой) посещали кружок хореографического танца, и иногда после этих занятий жившая в пригороде подруга оставалась у неё ночевать.

В тот раз Таня пойти не смогла, и Эля, после занятий по обыкновению зашедшая к ней, оставив пакет с формой прямо на коврике, рядом со сброшенной обувью, с порога увлечённо принялась рассказывать напарнице о том, что в параллельной группе у них появился новый мальчик, а ещё она чуть не опоздала, так как перед самым выходом из дома на её спортивной сумке оборвалась лямка...

Позже, наводя вечернюю уборку, мама Тани переложила пакет с Элиной сменкой на полку трюмо, а ещё спустя некоторое время, поставила на то место другой, похожий пакет, с мусором, чтобы на следующий день выбросить его по пути на работу.

Утром девочки как всегда проспали, и, второпях собираясь в школу, Танина подруга схватила стоявший в дверях пакет, пологая, что там её танцевальная форма.

Подмена обнаружилась только в автобусе, когда от растормошённого пакета стало заметно попахивать, и находящиеся рядом пассажиры стали бросать на зардевшихся девчонок подозрительные взгляды.

На первой же остановке Эля пулей выскочила из автобуса, сунула злосчастный мешок в ближайшую урну и мигом влетела обратно.

– Так мы и ехали, краснея со стыда и лопаясь от смеха, до самой школы – закончила Татьяна свой комичный рассказ.

Мише эта история показалась очень забавной, но в основном, ребята отреагировали сдержанно, и после нескольких коротких смешков в аудитории воцарилось гнетущее молчание, грозящее испортить всё веселье.

Тогда за дело взялся Макс. Со всей эпичностью и выразительностью он поведал историю о том, как в преддверье новогодней вечеринки на загородной даче одного своего старого приятеля у него вдруг жутко разболелась голова, и ему захотелось спокойствия и уединения.

Максим хорошо знал дом и поэтому без труда нашёл себе на первом этаже укромное местечко. То была небольшая комнатка с высоким круглым окном и "почтенным" диваном-книжкой. Пружины в его спинках давно промялись, и для удобства на диван положили пуховую перину полуторку, покрывавшую добрых две трети поверхности. Только у стены ещё оставалась узкая полоса пространства, куда, однако, при желании вполне мог уместиться один человек. Макс незаметно проник в комнату, улёгся в эту тайную нишу, накрылся сверху общим покрывалом и исчез.

Он рассчитывал лишь немного отдохнуть и вернуться, но уснул, и не слышал, как наверху началась веселуха, как в комнатку несколько раз заглядывали, пытаясь его найти; и как, ближе к вечеру, когда большая часть спиртного была выпита, там тайком заперлась одна очень сладкая парочка, собираясь вдоволь насладиться взаимной нежностью свободной девичей любви.

Каково же было их удивление, когда в самый разгар блаженного свидания, разбуженный страстными женскими голосами "поручик" Макс откинул в сторону смятое покрывало и прошептал спросонья хриплым баритоном: "Салют, девчонки! А меня возьмёте?.."

Что происходило дальше, Макс не уточнял. Но, если Танина история всех только раззадорила, то после его выступления половина группы так и покатилась со смеху. И Миша был в первых рядах.

Наконец, когда все как следует отсмеялись, прозвучал рассказ об одном романтике, со слабым зрением, который без памяти был влюблён в некую даму, и ждал её недалеко то швейной фабрики, где та работала, в детской беседке, вместе со своим другом (рассказчиком), чтобы открыться, наконец, счастливице в своих чувствах.

Бедняга был сам не свой от волнения. Дважды завидя знакомый силуэт и забывая обо всём на свете, с вскриком: "Идёт!!!" он вскакивал со скамейки и, с размаху ударяясь головой о низкую крышу беседки, со стоном опускался обратно, потирая руками ушибленное место. А в третий раз, когда это действительно была та самая девушка, горе-Дон Жуан, от радости подпрыгнув ещё сильнее, вместо намеченного признания в любви вынужден был отправиться на больничную койку.

Такого натиска "тяжёлой артиллерии" не ожидал никто, и лагерь чопорных физиономий окончательно капитулировал. Смеялись все, и от того, что все смеялись, делалось ещё смешнее. У Крошки от хохота даже свело живот, и выступили слёзы. И вдруг, сквозь смех, он сам вспомнил один забавный случай из своего детства (вернее, Миша не извлёк его из архивов памяти, а, скорее, дорисовал с бабушкиных слов, дополненных проблесками воспоминаний).

Это произошло на даче, когда ему было три-четыре года. "Бабушка, скорее!!! Посмотри, какой большой червяк!" – звенел на весь огород взлетевший от восторга тонкий голосок, и бабушка чуть не упала в обморок, когда увидела, как из палисадника сияющий победной гордостью естествоиспытателя Мишутка тащил за хвост здоровенного оранжево-чёрного ужа...

Дальше истории стали сыпаться одна за одной. И в это время со стола незаметно исчезли заварка и чайник, а на их месте также незаметно появились тетра паки с белым и красным вином и чистые стаканчики. И таким подкупающе-проникновенным оказалось это незапланированное веселье, что, не смотря на свой бедовый опыт с алкоголем, Миша всё-таки решился выпить вместе с остальными глоточек за знакомство.

И, к величайшему его изумлению, никаких симптомов тошноты и головокружения не последовало. Напротив, внутри появилось мягкое, приятно-согревающее ощущение сплочённости с окружающими, парадоксально дополненное странным, отрешённым спокойствием и необычайной ясностью рассудка, который, отбросив обычные скованность и деликатность, живо включился в процесс общения. Миша стал вдруг отчётливо сознавать, что все, кого он видит – подобные ему "понимающие индивидуальности", воспринимающие каждую деталь попавшей в поле их зрения обстановки (включая и самого Мишу), лишь промежуточным элементом в сложной градации специфической картины мира их собственных глаз.

"Не эти ли уникальные особенности восприятия и понимания каждого из присутствующих формируют их общую реальность на каждый момент проведённого вместе времени" – размышлял наш герой, откинувшись на спинку стула и вместе с остальными по вступительным аккордам пытаясь угадать название песни, что начал наигрывать Макс.

Когда первые пакеты с вином опустели, им на смену пришли вторые; а в группе успела установиться такая тёплая, доверительная атмосфера, что по интонациям настроений она напомнила Крошке Еноту ранние детские утренники. Только на этот раз вместо желторотой садовской малышни его окружали взрослые, уже во многом состоявшиеся люди, и впервые с того далёкого времени Миша чувствовал, что его приняли. Всем сердцем он испытывал неизъяснимую, ликующую радость – словно другая, давно и вынужденно им покинутая и уже почти забытая часть его души теперь оживала, и, вновь воссоединяясь с оставшейся, опять обретала исходную целостность и находила путь к Свету...

Да, расставаться действительно не хотелось, – ведь это была настоящая фиеста. Но вот минуты незаметно превратились в часы, и кто-то из ребят с сожалением сообщил, что ему пора.

– И мне...

– И нам...

– Я тоже, пожалуй, пойду... – послышалось с разных концов стола, ещё несколько человек повставали со своих мест. И только один Миша, крайне впечатлённый и вовлечённый в происходящее, не сразу мог понять, зачем кому-то куда-то идти, когда там, всем вместе, им было так хорошо.

Конечно, у каждого своя жизнь, до краёв заполненная встречами, делами и обязанностями; конечно, на завтра они снова встретятся на занятиях и продолжат общение... И, всё-таки, нечто бесконечно печальное промелькнуло в таком резком переходе от праздника к буднему, и Крошка заметил это.

Однако, искать причину этой извечной печали нашему герою помешала друга, мятежная мысль, в виду которой он стал даже рад скорому завершению.

Дело в том, что ещё со второй пары в группе Мише понравилась одна девушка, Таня (та самая, что так ловко всех перезнакомила). А после чаепития он был в неё просто влюблён и, подсознательно, только и ждал удобного момента, чтобы поговорить с ней наедине. И хоть, обычно, Миша робел первым заговаривать с девчонками (особенно с теми, которые нравились), в этот раз вино прибавило ему смелости.

* * *

– Здорово ты придумала с этими историями... – начал Миша, нагнав Таню в рекреации.

– Что? А, да... – улыбнулась девушка, оглядываясь на него и чуть сбавляя шаг – Миша, верно!?

– Верно... – подтвердил Миша, и почему-то смутился, так близко посмотрев ей в глаза.

– Только это не я придумала. – уточнила Таня – Это всё психфак.

– ???

– Факультет психологии. Мы там много разных, интересных фишек проходим, особенно на тренингах.

– Так ты что же, ещё заочно на психолога учишься? – спросил Крошка удивлённо.

– Очно, конечно же! – рассмеялась Таня звонким, мелодичным смехом, обернув к нему своё доброжелательное, слегка раскрасневшееся лицо. – Какой смысл учиться психологии заочно? Проще сразу диплом купить. А вот чтобы стать специалистом в этой ответственной и сложной области, необходимо концептуально, в течение длительного времени взаимодействовать с преподавателями; и постигая их виденье жизни и предмета как пример, но не как эталон, добросовестно выпестовывать собственное знание.

– Наверно... – протянул Миша рассеяно. Он и представить себе не мог, что эта беззаботная с виду девушка будет так серьёзно настроена, и уже начинал перед ней теряться. – Но ... как же ты будешь успевать учиться сразу на двух очных отделениях? – всё ещё недоумевая, спросил он после некоторой паузы.

– На самом деле это не так уж сложно. Конечно, придётся чутка постараться, но... я готова! – невозмутимо ответила Таня – Да всё и не так страшно, как кажется. Здесь мне кое-что перезачтут, а там я уже на третьем, и учиться стало намного свободнее. И не то, чтобы спецы занимали теперь меньше времени. Просто, я не чувствую усталости.

Почти не замедляя шаг, Таня посмотрела в какую-то неведомую даль перед собой и, вновь загадочно улыбнувшись, сказала:

– Когда действительно увлечён и начинаешь реально разбираться в том, о чём идёт речь, учёба становится особенным, ни с чем не сравнимым удовольствием и, как бы стимулируя самое себя, ещё больше разжигает познавательный интерес. Так что, Мишка, вот тебе проверенный секрет успеха: найди в жизни то, отчего тебя по-настоящему прёт, и сделай это своей профессией.

– А рисование для меня – хобби. – добавила Таня, предвосхищая следующий вопрос, когда они вышли в обширный холл с инсталляцией лучших работ выпускников – Одно из любимых, не считая яхт и путешествий автостопом. С детства мечтала научиться. Не скажу, что совсем не умею, но... – здесь Таня остановилась у двух крайних экспонатов и, внимательно разглядывая обе картины, многозначительно произнесла – когда у тебя за плечами академическая база – это совершенно иной уровень!

И, действительно, картины, выполненные простым карандашом, были великолепны: на первой изображалась затопленная часовня, возвышающаяся над водой центральной колокольной башней, с балконом и одним окном, за которым горела свеча. В своём мистическом очаровании, точно живая, представала она зрителю в тот редкий миг, когда из-за всклокоченно-дремучих туч выходила Луна, и тихие, косые лучи Её безмолвно опускались в водный мир снопами гибких, фосфорических огней, освещая стрельчатые своды древнего храма и поросший кораллами церковный двор в особым нежно-преломлённым свете; на другой, в живописной летней долине, среди лесистых взгорий и засеянных оливой и виноградниками солнечных холмов, раскинулся белокаменный город. Дома, выполненные в греческом стиле, растительность на склонах, вспененные в небе облака, колонны храмов, арки, акведуки и мосты, и тени, отбрасываемые ими – всё было выведено с такой безукоризненной геометрической точностью, что с первого взгляда можно было подумать, что перед вами не рисунок, а фотография.

– Да... – согласился Миша, разглядывая картину с часовней – Я, наверное, никогда так не сумею.

– Ещё как сумеешь! – вдруг, неожиданно твёрдо возразила девушка – Всё возможно, если очень этого захотеть. Главное – верить!

И не дожидаясь его ответа, она быстро подошла ближе, взглянула Мише прямо в глаза и совершенно серьёзно сказала:

– Мы, люди, удивительные создания, способные на удивительные вещи, но сами ограничиваем своё развитие. В голове ограничиваем, потому что так нас приучило подавляющее большинство, которое мы видели, пока взрослели. Но это вовсе не означает, что мы сами обязаны так жить – следовать шаблонам и шагать общим строем. Целый мир, целая вселенная сокрыты в каждом из нас, и лично я намереваюсь её исследовать...

Пока Таня говорила, будто бы ведомый волей другого человека, Миша мог легко следовать за бегом её мысли. Но самого его, хоть он и противился тому верить, всё сильнее охватывало болезненно-ранимое переживание необъяснимой утраты из-за нарастающего ощущения того, насколько они с Таней были далеки друг от друга в своём стремлении к звёздам.

– Ой... – спохватилась девушка, в азарте вдохновения не сразу заметив подавленность одногруппника – Не бери в голову, ладно. Это у меня уже профессиональная шиза – когда встречаю человека, способного слышать, во мне срабатывает что-то... желание помочь, объяснить, поделиться знанием. И я начинаю давать его сознанию новые ориентиры.

Знаю, так, нельзя, конечно... И, может, в чём-то я даже не права... Однако, основного правила я ведь не нарушаю и ни в коем случае не касаюсь личного выбора человека. Каждый должен делать его сам и сам нести за него ответственность...

В этот момент в дальнем конце коридора появилось несколько студенток, и Таня, повторно себя отдёрнув, осторожно взглянула на Мишу:

– Запудрила тебе мозги своей проповедью, а? Прости. И с чего это я так завелась?! Наверно, ты и в самом деле хорошо умеешь слушать. Или это вино на меня так подействовало...

– Скорее всего – вино. – согласился Миша, вновь обретая дар речи. Он и сам стал замечать, что его начало пошатывать.

– Да. Вино то оказалось с хитринкой – замедленного действия. – полушутя продекларировала Таня, сворачивая к широкой лестнице и, украдкой посмотрев на идущего рядом юношу, с чуть натянутой ноткой добавила: – и всё-таки ты выглядишь смущённым. Не стоило мне так сразу загибать...

– Нет, нет. Всё в порядке, правда! – поспешил успокоить её Миша.

– ......

– Просто, ... – добавил он, не выдержав скептично-вопрошающего взгляда собеседницы – просто я не ожидал, что ты окажешься такой...

– Какой? – кокетливо спросила девушка.

– Ну, такой целеустремлённой, самостоятельной и ... продвинутой, что ли – пришло ему на ум – Так ты ещё на яхтах плаваешь?

– Ага. – беззлобно улыбнулась Таня – Только мы не плаваем, а ходим под парусом.

– Ну, да! (прости) Под парусом... – поспешил исправиться Миша -Наверно, это здорово?!

– Ещё бы! – с особенной любовью в голосе ответила Татьяна – Словами этого не передашь – самому нужно попробовать... Там, вдали от суши, когда ты один на один со стихией, и твоя жизнь целиком зависит от прихотливой воли случая и собственной выдержки... там безошибочно узнаёшь, чего ты действительно стоишь и сильнее всего ощущаешь Его незримое присутствие.

– Чьё присутствие?– нечаянно вырвалось у Крошки.

– Бога. – просто и легко отозвалась Таня – А какие красивенные там бывают зори, Мишка! Какие близкие, манящие и ослепительные звёзды... – здесь, на секунду задержавшись, мореплавательница в упоении закрыла глаза и, разведя в стороны руки, как на крыльях, миновала последний лестничный пролёт.

– Мечтаю обойти вокруг света. – призналась она, сворачивая к вестибюлю. – В этом году не получилось. Зато, вот, поступила сюда, и, знаешь, ничуть не жалею. Заметил, Миш, какая у нас подобралась группа – настоящая находка!

– Да, группа замечательная! – подхватил Миша, обрадованный возможностью, наконец, поделиться недавними впечатлениями – Один Максим чего стоит!

– Максим?.. – протянула Таня задумчиво – Он напомнил мне Джека Николсона из "Полёта над гнездом кукушки". Как личность, Максим оригинален и сложен, только... – добавила девушка, по привычке рассуждая вслух – мне кажется, что в глубине души он очень грустный человек.

– Максим – не может быть?!?! – не веря своим ушам, возразил Миша и почему-то вдруг почувствовал, что "может".

– Впрочем, конечно же, нет! Мало ли, что в голову залезет... -поспешно согласилась Таня, меняя тему разговора. – Кстати, ты так и не сказал, почему сюда поступил? Небось, мечтаешь стать великим художником?

– Я? "да"... То есть, "нет"... – замялся Миша в нерешительности – вопрос застал его врасплох, поскольку оказался для него слишком личным. – В общем, мне тоже всегда нравилось рисовать, и... я поступил туда, где нравится.

Миша хотел закончить фразу по-другому. Но, врать он не умел, а сразу признаваться в любви этой умной, волевой, красивой девушке ему стало неловко.

Таня, шедшая немного впереди, бросила на юношу короткий, пристальный взгляд и, будто не заметив его заминки, спокойно сказала:

– Что ж, это хорошо. Желаю тебе удачи на творческом пути.

Приостановившись в вестибюле, она ещё раз внимательно посмотрела в синие глаза своего случайного спутника, и, вдруг, как будто разглядев там что-то, с прежней доброжелательной улыбкой ободряюще подмигнув, тепло добавила:

– Удачи, и умения ею воспользоваться!

"... и умения ею воспользоваться?..." – повторил про себя Крошка Енот, не совсем понимая значения этих слов. Стараясь быть галантным, он подался было к дверям, чтобы отворить их девушке. Но Таня так легко прошла вперёд и открыла их сама, что Мише оставалось только выйти за ней следом.

* * *

На небольшом, огороженном крыльце Мишу сразу ослепил густой солнечный свет, сочившийся сквозь пегие стада сонливых тучек, с обеда успевших разбрестись уже до половины небосвода. После электрического освещения учебных комнат этот свет давил на глаза, не позволяя сразу сфокусировать зрение, и чувствуя, что без визуальной опоры он теряет равновесие, Миша поспешил ухватиться за перила.

Он хотел сказать Тане ещё так много, но когда картинка прояснилась, увидел лишь, как девушка на бегу махнула ему рукой; как села в машину, за рулём которой ухмылялся взрослый мужчина; как, мимоходом, они поцеловались, оживлённо о чём-то беседуя; и как после машина уехала, оставив за собой едва заметное облачко дыма.

Пока машина не скрылась за поворотом, Крошка ещё держался. Но, только облачко растаяло, у него спёрло дыхание, и подкосились ноги. Эту встречу Миша представлял себе совсем не так. Точно отверженный, вдруг, в один миг он почувствовал внутри такую бездонную, зияющую пустоту, какой не испытывал прежде. С новой силой нахлынуло на Мишу ставшее теперь яснее, а потому ещё абсурднее своей несообразностью, чувство необъяснимой и безмерной утраты – утраты того, чего у Миши никогда не было.

Сердце его исполнилось горечью и тоской, глаза увлажнились; но слёзы не шли – они застряли где-то в горле, и не чем было унять эту невыносимую муку. Он вспомнил о доме, откуда уехал только позавчера, о маме с бабушкой, машущих ему с перрона с выражением робкой, слепой надежды и как будто ещё не выплаканной скорби, и Мише показалось, что с момента их прощания прошла уже целая вечность. Здесь, на расстоянии, ему стало бесконечно жаль двух этих одиноких, глубоко любимых им, и ещё больше любящих его женщин, и вдруг до смерти захотелось обратно, в эту тихую, безветренную заводь, где его, конечно, поймут, конечно, простят; и всё будет по-прежнему.

Тут на крыльцо, прямо в его разыгравшуюся ностальгическую меланхолию, бурно что-то обсуждая, высыпала покурить крикливая ватага студентов. И, вслушиваясь из какого-то иного измерения в толщу искажённых непрожитых слов, через душевные страдания как будто прозревая заново, Крошка Енот, вдруг невероятно остро ощутил, какие, в сущности, чудовищные расстояния отделяют людей друг от друга – мглистые, заснеженные пустыни отчуждения, под мраморным сводом которых с леденящим воем проносятся шершавые ветра печали и тоски, и каждый другой человек выглядит лишь жалкой, одинокой точкой на тусклом, беспросветном горизонте. Из этих пасмурных, седых степей разговор студентов казался Мише таким поверхностным, пустым и хрупким по отношению к действительной изнанке бытия, что внутренне он медленно немел от ужаса, всё отчётливее различая ту размытую, внезапно раскраившуюся брешь, за гранью которой начиналось сумасшествие.

Побросав окурки, молодые люди удалились, а Крошка Енот, сойдя с крыльца, совершенно потерянным поплёлся вдоль лавочек, с каждым шагом всё сильнее ощущая сминающую его тяжесть. Перед ним стоял образ Тани и мгновения сегодняшнего веселья, когда Миша впервые за столько лет был по-настоящему счастлив и смел надеяться. И где-то в самой глубине своего ясно видящего сердца он знал, что такого светлого, родного праздника в его жизни никогда уже больше не повториться.

Миша почувствовал себя абсолютно ненужным и беспомощным здесь, в этом стеклобетонном ристалище ветров и снова вспомнил о доме, как о единственном месте, где можно было спрятаться и залечить раны; как о последнем прочном островке тепла и ласки в этом зыбком, напрочь бесприютном мире. Ему захотелось бросить всё и уехать. Но Крошка не знал: был ли тот человек в машине Таниным родственником или нет, и поэтому не мог вернуться. И эта неопределённость была для Миши хуже всего. Она изнуряла, выматывала, крошила на части; а воспоминания о доме только усиливали эту пытку, ещё нестерпимее делая обступившее его одиночество.

Всего за несколько минут Миша буквально "выгорел" изнутри в своих чувствах; и только силы иссякли, его небывалая сверхчувствительность сменилась фазой эмоционального ступора и полнейшего безразличия. Окружающее подёрнулось сонным туманом, заволакивающим сознание тёплой, ленивой пеленой; и остальное делалось уже не важным – оно уменьшалось с фантастической быстротой, пропадая где-то в матовой, густой пучине.

Вконец разбитый, Крошка опустился на ближайшую скамейку и только тогда понял, что опьянел. Он ещё пытался держаться. Но веки его тяжелели, а мир вокруг всё больше сходил с ума: скакал, гудел, шатался из стороны в сторону; и, чтобы не упасть, Мише приходилось крепко сжимать находившиеся под ним перекладины.

И тут его осенило:

"Если лечь – держаться не обязательно!" – придумал он и, подобрав под себя ноги, с облегчением отметил, что так гораздо удобнее.

"А удобнее всего дома!!! – продолжал взбираться наш герой по логике неписаных законов – Значит, нужно ехать домой!.. Хотя, зачем ехать... Зачем ехать, если дома можно просто проснуться!" – вновь озарило его.

"И как мы любим всё усложнять!" – улыбнулся напоследок гениальной простоте искомого решения "скользящий" и, отпустив оставшиеся сомнения, стал медленно растворяться в волнах пульсирующего, виртуального пространства.

И, действительно, стоило только Мише принять это решение, всё сразу встало на свои места; и хаос всего мира вращался теперь вокруг одной неподвижной точки где-то внизу его живота. Миша знал, что находится в сознании, поскольку различал отдельные голоса и фразы в бушующем вокруг океане звуков. Но, значения этих фраз его больше не волновали.

Порой, отдельные слова, мелькающие на периферии, ещё цепляли его внимание, и на секунду-другую Миша рефлекторно размыкал глаза, но оттуда, из глубины, видел лишь смутные, ускользающие силуэты. Силуэты проходили мимо, смеялись, шептались о чём-то; снова проходили мимо, снова смеялись и трепали его за плечо...

Но Крошке было всё равно. Он находился уже далеко и погружался всё дальше с абсолютной уверенностью, что скоро окажется дома.