Текст книги "Поступь Империи (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Стандартный маленький огнетрубный котел, склепанный из толстых железных листов со сменными трубками. Он комбинировался с топкой под твердое топливо или жидкое с простенькими грубыми форсунками под нефть или даже мазут. Это выступало базой. Серийно выпускаемой базой. Ну а дальше – полет фантазии.

Изначально сделали гусеничный трактор. Медленный и совершенно неспособный разгоняться быстрее пары верст в час[2], но очень полезный на разработках, стройках и так далее. Ибо в силу особенностей паровой машины обладал удивительно высокой тяговитостью.

Потом Кирилл на его базе сделал несколько упрощенный и облегченный колесный вариант. Тот бегал уже побыстрее и тащил поменьше, но также оказался крайне востребованным. Далее, опираясь на эти наработки, сделал паровой каток и комбайн, собрав в последнем на одной подвижной платформе имеющиеся наработки. И вот теперь Алексей наслаждался видом парового автомобиля.

Если быть точным – скорее автобусом.

Единая несущая рама. Три пары колес, причем расположенные несколько необычно. Первая – поворотная, спереди. Вторая – сразу за кабиной, чтобы снять часть нагрузки с передних. Третья – в самом конце. Из-за чего поворачивал он медленно и с довольно большим радиусом, но… но… но… это был именно автобус.

Вон – сзади мини-вагончик с сиденьями, окошками и прочим.

А главное – скорость.

Этот драндулет мог вполне уверенно держать скорость порядка десяти верст в час полный запас хода, если ехать по шоссированной дороге. Отчего представлял особенно удобным в разъездах. Пусть и большой, но все одно – более резвый, чем конные упряжки. Те-то такие скорости больше пары часов поддерживать не могли – лошади уставали. Особенно если карету защищать от покушений. Здесь же целый бронированный передвижной офис можно разместить. Или передвижную мини-казарму на взвод лейб-кирасир…

В Коломне для выпуска всего этого богатства даже маленький заводик поставили. По сути – большую мастерскую, которая в среднем выпускала по 5 гусеничных тракторов, 15 колесных, 1 каток. И по 1 комбайну раз в квартал. Пока. Но его развивали, расширяли. И Кирилл там являлся главным инженером с удивительно громкой репутацией, выходящей уже далеко за пределы России.

– Сколько их сможешь делать? – наконец царевич спросил у брата.

– Если снимешь с плана три колесных трактора – по паре в месяц. Это ведь считай их увеличенная вариация.

– А если не снимать?

– По одному в квартал, наверное… – почесал затылок Кирилл.

– Эх… штучный товар…

– А как ты хочешь? Штучный. Мы же вон – все вручную собираем. И людей нет.

– Я хотел бы, чтобы их выпуск шел на десятки, а лучше сотни машин в месяц. И тракторов, и вот таких автобусов. Ты даже не представляешь, как бы это подстегнуло развитие страны.

– Отчего не представляю? – улыбнулся Кирилл. – Я хоть с головой в механизмах погряз, но все ж изредка оглядываюсь по сторонам. Да и люди сюда едут. Поглазеть. Глазки-то как у иных горят! Ух!

– Ладно. Пойдем в кабинет. Подумаем над тем, как увеличить выпуск. – произнес царевич, уверенно зашагав на выход.

– Как что надо? Людей в первую очередь умелых… – начал на ходу тараторить Кирилл…

[1] 10 верст это 25,4 км. Дистанция приблизительная.

[2] 2 версты в час это примерно 5 км/ч.

Часть 1

Глава 8

1714, октябрь, 28. Керчь – Молдавия – Москва

Керчь…

Старый город. Древний.

За последние полтора десятилетия он расцвел и преобразился невероятно. Мощная крепость, окруженная системой башенных фортов и прикрытая с моря двумя могучими овальными, казалась неприступной. Городская застройка обновилась и радовала глаз ровными рядами черепицы. В порту стояли корабли. Много кораблей. Да не на рейде, а у массивных каменных причалов. Набережная. Пляж. А в стороне шло строительство церкви – большой, высокой и красивой. На горе… Да и вообще весь вид этой местности навязчиво говорил, нет, прямо-таки вопил о поистине колоссальных деньгах, вложенных сюда.

Меншиков стоял на балконе своего дворца и улыбался, осматривая окрестности. Да, у него больше не оставалось ни наследников, ни возможности их завести. Но он как-то переборол в себе уныние и решил остаться в истории кем-то значимым. Кем-то узнаваемым. И старался оставить после себя нечто грандиозное.

Вон – чуть в стороне начали строить мост на ту сторону пролива.

Здоровенный.

С массивными каменными быками и большими пролетами, перекрытыми железными фермами. И не абы какой, а разводной, чтобы корабли с высокими мачтами могли проходить дальше – в Азовское море. Долго. Дорого. Но у него к рукам после Бремен-Фердена прилипло СТОЛЬКО денег, что герцог Мекленбурга этого и не замечал…

– Александр Данилович, – произнес почти бесшумно вошедший слуга, – они пришли.

Его появление было настолько внезапным, что герцог даже невольно вздрогнул. Скосился на него. Выдавил из себе улыбку, и ответил:

– Хорошо. Зови.

Где-то через минуту зашла депутация черкесов. Все подтянутые. Жилистые. Строгие, серьезные лица. Аккуратно подстриженные бороды, седые в основном. Сюда явились, конечно, не аксакалы, но весьма уважаемые в их среде люди. Специально выбранные для переговоров. Хотя парочка явно была в немалых годах. Однако в чем-то горделивую выправку держали даже они.

– Проходите. Присаживайтесь. – сказал Меншиков. И направился к своему месту, постукивая деревянным протезом о красивую плитку пола. Изящную. Просто удивительную. Ему ее из Ирана по случаю привезли. Да и вообще дворец отделывали именно иранские мастера, что сказалось на убранстве, вызывая немалый диссонанс из-за сочетания с архитектурой, вполне обычной для Европы…

Черкесы пришли не просто так.

Алексей уже который год активно подтягивал их к разным выгодным проектам. Когда воевал с османами именно черкесы, наравне с казаками составляли костяк экипажей пиратских кораблей, выпущенных русским правительством. Каперских, если быть точным. Заработав на этом очень приличные деньги. Ведь правительство России выкупала их «улов». Тот, что им самим был не нужен. Так-то часть тканей и прочего они забрали домой.

Потом была война со шведами. И опять подтянули черкесов, которые вместе с союзными татарами выводили местное население из Ливонии. Со всем скарбом и движимым имуществом. Вдумчиво и тщательно. До такой степени, что уже через год в Ливонии вне городских стен найти человека было очень сложно.

И опять они хорошо заработали.

Очень хорошо.

Дальше вот так массово их никуда больше не приглашали, но с ними постоянно работали. И постоянно вербовали на всякие дела у, так сказать, «дальних берегов». За хорошие деньги их набирали в отряды охранения всяких торговых факторий и прочее. Так что жить можно было. И неплохо жить.

Кроме того, царевич в общении с черкесами непрерывно подчеркивал – его род по матери – из них. А начальник его охраны и особо приближенный к нему человек – грозный Герасим, был женат на весьма родовитой черкешенке. Более того – в среде лейб-кирасиров на пятьсот бойцов шестьдесят два были именно выходцами из черкесов.

И торговлю нормальную вели.

И вообще… работали. Спокойно, вдумчиво, рационально. Как и со многими другими малыми народами вроде калмыков, башкир и так далее. В том числе и в плане миссионерской деятельности. Там же был своего рода бардак в этом плане. Крещенные еще в период господства Византии они сохраняли во многом свои традиционные обычаи с небольшим налетом христианства. А позже к этому налету добавились и элементы ислама. Поэтому старейшины вполне благодушно отнеслись к осторожному миссионерству. Особенно на фоне возросшего уровня жизни.

Вот по совокупности причин черкесы и дозрели. И пришли договариваться о переходе в подданство.

Предварительно.

К старшему чину государеву в этих краях – к Меншикову.

А тот и рад стараться.

Ведь если все срастется, то в памяти потомков он останется как человек, который привел большую область в подданство России. Интересную и полезную. И он прекрасно знал – остальные народы Северного Кавказа очень пристально смотрели на то, что происходит. Так что, в перспективе, вся серая зона от границ России до Кавказского хребта может добровольно перейти в подданство.

Придется попотеть договариваясь.

Но почему нет?

Жажда оставить свой след в истории горела в герцоге особенно ярко. И толкала на дела, которыми бы в былые годы он пренебрег. Семье-то и наследникам от такого вряд ли стало бы сильно ладно. Теперь же мир поменялся. В первую очередь его собственный…

* * *

Австрийский разъезд на рысях продвигался вперед, прощупывая округу. По слухам, где-то тут, недалеко, должен был находиться крупный отряд молдаван. И командование опасалось внезапного его появления на флангах или, упаси боже, в тылах. Крупные силы болгар австрийцы зажали у Дуная и теперь боялись ненужных осложнений. Вот и отправили разъезды вглубь…

Небольшой холм.

Мгновение.

И из-за него показались карабинеры. Русские карабинеры. Которые с ходу стали разворачиваться в боевой порядок.

Командир австрийского разъезда даже толком сообразить не успел и разобраться в ситуации. Вон – пятьсот шагов. И перед ним какие-то всадники явно враждебно настроенные. Притом немного. Во всяком случае – не больше их самих или сопоставимо. Да, форма издали похожа на русскую. Но мало ли? Может те поставили ее или местные для устрашения пошили? Ну и вообще – командир уже привык к тому, что местные при достаточно решительной атаке бегут, не имея должной выучки с дисциплиной.

Несколько коротких команд.

И австрийские драгуны ринулись в бой. Тем более что карабинеры не стали разгоняться для сшибки, а вроде как замешкались.

Секунда.

Вторая.

Третья.

Расстояние стремительно сокращалось.

Двести шагов.

И тут карабинеры открыли огонь из своих карабинов.

Казалось бы – очень далеко. Но результат…

Командир драгун аж опешил. То слева, то справа от него падали люди. Его люди. Как это было возможно? С ТАКОЙ дистанции!

И как же часто… как же много русские стреляли.

Быстро.

Слишком быстро.

Невероятно быстро.

Всего каких-то десять секунд спустя от разъезда в почти сотню человек не осталось и двух третий. Да и те, кто находился в седле, частью оказался ранен.

Карабинеры же, расстреляв барабаны своих нарезных карабинов, выхватили палаши и, в свою очередь, ринулись в атаку. Аккурат на совершенно деморализованных австрийцев. Сверкая на солнце не только сталью клинков, но и шлемов с легкими полукирасами.

Свалки не получилось.

Драгуны развернулись как один и дали стрекача. Причем командир, внезапно для себя, оказался лидером этого отступления…

Началось преследование.

Немного. Всего версту. Да и сильно не налегая, так, скорее прогоняя.

И тут, за очередным поворотом, вся эта кавалькада выскочила на полк улан. Самый обыкновенный. Человек в пятьсот. Который был выдвинут для прикрытия этого фланга.

Их командир сориентировался почти мгновенно и, видя бедственное положение своих, стал строить бойцов для атаки. Карабинеры же остановились. Подхватили карабины и принялись менять их перезаряжать.

Курок на полувзвод.

Скобу от себя.

Стопор повернуть за ушки до щелчка и выдвинуть.

Раз.

И барабан легко выскочил на ладонь.

Его закинули в подсумок. Взяли оттуда снаряженный. Поставили на место. Задвинули стопор, выступавший осью. Закрутили его. И потянули скобу на себя, приводя оружие в боевую готовность…

Уланы тем временем двинулись вперед.

Поначалу шагом.

Но, пропустив своих драгун, перешли на легкую рысь. Стараясь при всем этом сохранить равнение.

Двести шагов.

И вновь русские открыли огонь из своих карабинов. Куда более губительный, чем прежде из-за большей плотности неприятеля. Промахнуться было сложнее.

Быстро отстрелялись. Немало деморализовав улан и немало сбив их темп. Но палашей не выхватывали. Вместо них они потянулись за револьверами.

Отправленный сюда экспедиционный корпус был вооружен всем самым лучшим. Вся армия еще не перевооружилась даже близко. А эти, выступая своеобразной витриной России, оказались «упакованы» по полной программе, ради чего выгребли все подчистую.

Так вот…

Выхватили они револьверы и дали ходу, отвернув назад, и пришпорили коней. Натурально, как в той знаменитой песни про восставшее еврейское казачество. Сделав при этом по паре выстрелов наобум в улан, когда те слишком приблизились. Но те окончательно сбились с атаки и рассеялись и особо не усердствовали в преследовании. Слишком уж жестко и неприятно по ним приложились из нарезных карабинов. Да и, положа руку на сердце, догнать карабинеров не могли – слишком уж хороший у них оказался конский состав.

Русские же, оторвавшись где-то на четыреста шагов, остановились и принялись снова свои «бабахи» перезаряжать. Быстро так. Ловко. Раз-раз и готово. А потом, к пущему удивлению австрийцев, они пошли на них в атаку. Сблизились на рысях. Остановились шагах в двухстах. И вновь начали стрелять, только уже без спешки и суеты. Стараясь выцеливать улан.

Те отреагировали ожидаемо – сорвались и поскакали на обидчиков. Но карабинеры опять отвернули и, пришпорив коней, «откатились». Хороших таких коней. Отличных можно сказать. Для австрийских улан – непостижимая роскошь.

Снова оторвались.

Снова перезарядились.

И снова пошли в атаку с карабинами в руках.

И тут уланы дрогнули, просто психологически не выдержав весьма существенных потерь и всей это ситуации, безусловно, дурной. И их можно было понять, ведь за каких-то несколько минут боя им больше сотни человек из пяти условно «ссадили» с коней. И как это все парировать не выглядело технически возможным…

Вот и начали отступать.

Энергично.

Вслед за драгунами, наблюдавшими издалека за действом и «давших ход» первыми.

У австрийских командиров все происходящее просто в голове не укладывалось. Один эскадрон русских сумел сначала их разогнать, а потом и с уланами подраться. И не только вышел победителем из схватки, но и вообще без потерь…

Это было странно.

Это было страшно.

Даже ужасно. Они ведь осознали, что, судя по выучке, вооружению и качеству конского состава перед ними не переодетые местные, а, судя по всему, регулярные войска России. Той самой, про которую уже с войны за Испанское наследство ходят слухи один дурнее другого. А уж после того, как она практически самолично разгромила и осман, и поляков – и подавно…

Впрочем, карабинеры не стали преследовать австрийцев слишком долго. Только так – немного, из вежливости. Как там сложится – неясно. А у них особо и стрелять нечем. Практически весь их стандартный боекомплект из четырех барабанов улетел. Теперь оставалось только садиться где-нибудь в тихой, спокойной обстановке и снаряжать стреляные барабаны…

– Русские? – хмуро переспросил генерал.

– Так точно. Эскадрон русских карабинеров.

– Всего эскадрон⁈ И вы с ним не справились⁈

– У них новое оружие и отличные лошади. Их не догнать, и они много, метко стреляют. У нас огромные потери. Люди подавлены.

– Что за оружие? – еще сильнее нахмурился генерал.

– Мы не знаем. Но оно может сделать пять выстрелов очень быстро. Потом перезарядка. Достаточно быстрая. И снова могут стрелять. Судя по дальности и точности огня – оружие нарезное.

– Русские… да еще с новым, скорострельным, нарезным оружием… Этого нам еще не хватало.

– К ним надо выслать людей на переговоры, – заметил его адъютант.

– Это еще зачем?

– Уверен, что это все просто недоразумение. Мы с Россией не воюем. И если из-за этой неприятности начнется война, император нас сурово покарает.

– Неприятности⁈ – вспылил командир улан. – Да только у меня полторы сотни убитыми и ранеными!

– Уверяю вас. Если Россия вступит в войну убитых и раненых будет намного больше. – холодно произнес адъютант.

Генерал что-то хотел ответить, но сдержал. Парень был из очень влиятельного рода и просто при нем проходил… как бы это мягче выразиться… практику. Порох нюхал издалека. Но еще полгода назад он находился в Вене и крутился на самом верху. Да и сейчас его родственники взяли корпус под свою опеку и помогали весьма существенно, так что игнорировать его слова, тем более в таком деле было чревато…

* * *

В это же самое время недалеко от Москвы происходило маленькое чудо, на которое пришли поглазеть очень многие. Не полгорода, конечно, но тысяч десять здесь точно собралось. Включая гостей столицы из самых разных мест и стран. Вон – в удалении стояли за ограждением из сотрудников полиции…

Совсем юный паренек выдохнул и, подпалив фитили, рычажком опустил кожух спиртовой горелки. Так, чтобы ветер на них не дул прямо, а воздух забирался снизу, усиливая тягу и интенсивность огня.

Большой купол тряпичного шара колыхался над ним пугая и завораживая одновременно. Шелковая ткань. С ней нужно было обходиться очень осторожно, так как огня она боялась чрезвычайно. Поэтому первичный надув делали не горелкой, а специальной печкой вроде походной, только хитрее и крупнее. Боковые трубы булерьяна сверху сводились в одну с помощью насадки. А на нее уже надевали кожух для подачи горячего воздуха в шар.

Надували долго. Во всяком случае для Саньки это время тянулось целую вечность.

Сначала ничего не происходило, но потом ткань стала легонько колебаться. Вспухать. Приподниматься. Печка, как воздушный насос, работала терпимо. Доработанная, разумеется. С большой интенсивностью горения и множеством труб, причем удлиненных снизу насадками так, чтобы забирали именно холодный воздух, игнорируя его прогрев у самой печи.

Наконец, шар оторвался от земли под всеобщее ликование толпы.

Еще, в сущности, ничего не произошло, а они вон как взревели.

Продули его еще немного.

И теперь наступил черед паренька…

Минуту ничего не происходило. Две.

Наконец корзина, в которой Санька сидел, покачнулась. Еще раз. Еще. И оторвалась от земли. А дядька Федот отпустил стопор, позволив барабану с веревкой разматываться. Той, что воздушный шар был привязан к тяжелому фургону, чтобы ветром куда не снесло.

Десять минут.

Пятнадцать.

И корзину дернуло, а подъем прекратился. Вся длина веревки в шестьдесят саженей[1] оказалась выбрана.

Снизу доносился крики.

Рев.

Ликование.

Санька же туда не смотрел. Он наслаждался видом, который перед ним открылся. Вся Москва была как на ладони и ее окрестности. Да и расположенный неподалеку Воробьев дворец оказался ниже. Немного, но ниже…

– Славная штука вышла, – произнес глава Генштаба Яков Федорович Долгоруков. – Это же теперь, ежели у корпуса будет такая, он как далеко сможет обозревать округу?

– На неполных два дня пути обычным маршем. – произнес Алексей.

– И что, походные вышки теперь не нужны? Что же с ними делать? Зачем мы их столько сделали?

– Как не нужны? – удивился Головин Алексей Алексеевич, выступавший главой военной разведки. – Ты видел, сколько его готовить к запуску?

– Так с него вон как далеко видно. Вышки-то зачем?

– А если враг спрятался? В лесу там или еще где? А если туман? А если с шаром что станет? Нет. Вышки походные очень нужны. Да и как ты что разглядишь на таком расстоянии? Даже в зрительную трубу – мелкота одна.

– Ну если так… – пожал плечами Долгоруков.

– Именно так. Я бы на корпус по два таких шара ставил. Чтобы постоянно один в воздухе висел. Или даже три. В дополнение к уже имеющимся командам вышек. Слышал, как Талалаев с Цин воюет? Только этими вышками и спасается. Они же на него постоянные засады устраивают по лесам да оврагам. Как что заприметит – сразу разъезд высылает проверить.

– А шар, думаешь, ему не помог бы?

– Помог. Сильно бы помог. Но не позволил бы все засады обнаружить.

– А как с этим наблюдателем общаться? – чуть помедлив поинтересовался Долгоруков?

– Флажками. Или в футлярах скидывать записки. Но, я думаю, лучше флажками. Или выдать ему фонарь со шторками. Пускать двоичным кодом передает сообщения и также их принимает. – выдал заготовку царевич.

– А та – беспроводная связь, о которой ты, Алексей Петрович, сказывал, она тут не пригодится?

– Нет. Увы. Ее и нет пока, а когда будет – здоровая получится, тяжелая. Опыты пока идут неплохие. Обнадеживающие. Но надежной связи добиться не удается. Впрочем, даже если все сложится, то меньше чем на два фургона все оборудование не погрузить. И ставить его… побыстрее, да. Там только вышку собирать да поднимать с антенной муторно. Остальное как есть, с колес можно будет, по задумке, использовать. Однако полчаса минимум.

– Так может к шару антенну и цеплять? Его подняли и ее заодно. – подал идею Голицын.

– Надо проверить. Сегодня же отпишу, чтобы посмотрели: получится или нет.

– А дальность у той связи какая выходит?

– А бог его знает? По идее и на двадцать, и на сорок верст можно передавать. И на сто. Да хоть на другой конец земного шара. Но на практике все не так-то и просто. Увы…

– Сейчас сколько?

– Пять верст.

– Мало…

– Очень мало. Но там с механизмом пока беда. Одну проблему решим – две новые вылезает. Поначалу, казалось, все очень просто. Но… – развел руками царевич.

[1] 60 саженей это примерно 152,4 м. На этой высоте до горизонта около 50 км.

Часть 1

Глава 9

1714, ноябрь, 17. Новгород – Москва – Париж – Вена

Поезд медленно подкатывался к Новгороду, фыркая парами.

Как там было в песне? В семь сорок он приходит? Нет. Тут не сложилось. Замешкался из-за мелкой поломки и явился в девять утра. Впрочем, это мало на что повлияло. Трафик-то пока был небольшой. Разве что встречающие лишние полтора часа простояли в ожидании.

Многочисленные встречающие.

Все ж таки не каждый день и не каждый даже год в твой город прибывает агитационный поезд, забитый под завязку деятелями искусства. Писатели, поэты, художники и прочие.

И сюда еще не все влезли.

Для Новгорода такое нашествие выглядело натуральным потрясением. О нем ведь объявили заранее. Готовились.

Ничего особенного не планировалось.

Все просто и банально.

Встречи с жителями и беседы, беседы, беседы. Местами выступления. Ну и, само собой, определенного толка культпросвет, в рамках которого шло дарение книг с дарственными подписями авторов и прочих плодов творчества.

Все за счет казны.

Так что каждая подаренная и подписанная в рамках мероприятий книга или картина оплачивалась как проданная. По прейскуранту. Посему старались, воспринимая это все в формате дополнительного источника дохода. Ну и славы. Как в здешних местах о них узнали бы? Несмотря на все усилия царевича основная культурная жизнь пока кипела в столице. Вот и организовывал он выезды.

А в планах были намечены визиты московского театра с гастролями, цирка и прочих увеселительных заведений. По определенному графику. Но это – с будущего года. Еще не успели подготовиться на местах.

Для местных жителей, которые были в изрядной степени придавлены серостью трудовых будней такие визиты воспринимались как праздник. Как что-то яркое и необычное.

И они шли.

Большим потоком шли на встречи.

Даже из удаленных населенных пунктов, кто мог, приезжал.

Алексей не выдумывал в этом плане ничего нового. Просто попытался реализовать старую, прекрасно себя зарекомендовавшую советскую практику. Не только расширяя таким образом внутренний рынок для продукции деятелей искусства, но и повышая связность державы. Все ж таки каждый уголок своей жизнью. И было очень важно как-то этих всех людей переплести в единое культурное пространство.

Небыстро.

Непросто.

Но с большими делами всегда так. Заодно можно будет набрать дополнительных материалов на персон, отсеивая слишком невменяемых. Даже жертвуя в этом плане отдельными талантами. В конце концов, стране требовались не отдельные шедевры никому не понятных и склочных творцов, а просто много крепкой, добротной книги, хороших картин, скульптур и прочих поделок. И лучшее в данном случае выступало врагом хорошего. Тем более что он отлично понимал, насколько сильно все расшатывают проблемные люди. В сущности, ведь даже один «потерявший берега» деятель искусство может легко отравить весь коллектив своими настроениями. Не говоря уже о его творчестве, которое «внезапно» могло оказаться с антироссийскими или еще какими разрушительными… хм… нотками.

Не всем такой подход приходился по душе. Но Алексею Петровичу на подобные вещи плевал. В конце концов, он свои дела старался вести честно. А тут что было? Правильно.

Казна платила.

Казна и музыку заказывала…

Впрочем, за, так сказать, «свободным творчеством» тоже шел пригляд. От греха подальше. Чтобы «наши западные партнеры» в их обыкновении не стали «финансово заинтересовывать» отдельных персон в какой-нибудь деструктивной деятельности. Миндальничать в таких делах царевич также не собирался.

В широком смысле это не было цензурой.

Никто не корпел над книгами, вычеркивая лишнее. Нет.

Просто… хм… дружеский пригляд. С вызовом на разъяснительные беседы, если где-то что-то начинало приобретать нехороший аромат. И началом разработки особо непонятливых персон. Ведь первейшее и законнейшее право любого государства – это право на защиту…

* * *

В это время в Москве Алексей сидел в своем дворце, в спальне на предпоследнем этаже, и читал книгу, развалившись в удобном кресле. Несмотря на загруженность, он старался не забывать про самообразование и читал. Хотя бы по часу-два перед сном.

Сегодня он взял «Записки о Галльской войне» на латыни, которой царевич овладел на достаточном уровне как для относительно свободного общения, так и для чтения книг, лишенных сильной витиеватости. Давно хотел именно это произведение изучить. Еще в прошлой жизни. Да только руки не доходили.

Тишина.

Покой.

Свежий ночной воздух с легкой ноткой прохлады.

Достаточно яркая электрическая лампа над плечом в полированном отражателе освещала неплохо книгу и не вынуждала ломать глаза. Их пока выпускали штучно для внутренних нужд самого Алексея и опытов. Слишком уж муторно и ресурс крошечный. Но он себе в таком удобстве не отказывал и сразу же применил, как появилась возможность…

В смежной комнате приводила себя в порядок супруга. Просторная ванная, способная вместить с десяток человек. Душевая кабина. Умывальник. Ватерклозет. Биде. Ну и какие-то шкафчики с принадлежностями, полотенцами и прочим. По тем временам может и не самый пышный санузел, но, без всякого сомнения – наиболее оснащенный в мире и комфортный.

Наконец, открылась дверь.

Алексей скосился на звук и невольно улыбнулся.

В дверном проеме стояла на… его супруга. Во всеоружии…

Волосы уложены просто и со вкусом. Немного украшений на обнаженном теле. И все. А ее пластика движений, когда она медленно пошла к нему, завораживала так, что царевич невольно сглотнул. Немедленно отложив книгу, он встал. И из его головы вылетели все пустые мысли, оставив только те, что сейчас требовались.

Он был весьма немолод душой. Но Серафима умела распалить не только тело, но и всю его сущность. Да и выглядела так, что дух захватывало, даже несмотря на двух рожденных ему детей. Особенно в таких вот приватных, интимных обстоятельствах, где молодая женщина раскрывалась по полной программе. Все-таки гаремное воспитание давало ей невероятные, просто сногсшибательные бонусы. Без которых их супружеская жизнь вряд ли наполнялась такими яркими, страстными моментами…

* * *

Небо над Парижем было свинцово-черным. Громыхала гроза. Да и лило, как из ведра.

Мужчина сидел мрачный возле камина и пил вино.

Рядом с ним на столике лежало два заряженных пистолетов. Он последние несколько недель с ними не расставался…

После того, как русские демонстративно сожгли Кольбера, наступило некоторое затишье. Из-за чего многие причастные к проказам в России и особенно покушениям на высокопоставленных лиц, расслабились. А зря… очень зря…

Он скосился на листки, лежащие беспорядочно на столе. Имена. Имена. Много имен. Они все были исписаны – считай без чистого места. И почти все перечеркнуто… почти все. В верхнем листке оставалось чистым только одно имя – его.

– Еще вина? – спросила молоденькая служанка. Хорошенькая, он ее за это себе в свое время и взял, но сейчас она не вызывала в нем никаких эмоций…

Сначала начали пропадать рядовые исполнители. Не все. Отнюдь не все. Только те, которые, так или иначе, оказались причастны к делам в России и Мекленбурге.

Исчезали они чисто.

Аккуратно.

Ни одного свидетельства.

Словно корова языком слизывала.

Вот вчера видели, а сегодня уже нет. И следов взлома в жилище нет…

Он тогда напрягся.

Когда же стали исчезать кураторы этих бойцов он попытался отрезать ниточки, ведущие к нему. Но не успел.

Пытался.

Спешил.

Но не только он один испугался происходящего. Многие его подчиненные попытались скрыться. Может кто-то и выжил? Кто знает? Если хорошо схоронился. Однако попытка обрезать ниточки явно не удалась. Не так давно пошли пропажи особо приближенных людей.

Тех, кем он жертвовать не мог.

Тех, на ком базировалось его могущество и влияние. Его положение правой руки Кольбера, а теперь и Дюбуа…

И вот они все кончились.

Или попрятались, забившись куда под камень, или погибли – тут ведь не узнать. А то, что русские лейб-егеря убивают причастных к покушениям на царевича и герцога, он не сомневался. В Речи Посполитой они уже ясно продемонстрировали свои подходы и методы…

– Жанна! Вина! – крикнул он, когда допил красную жидкость и с раздражением уставился на дно бокала.

Послышались шаги.

Другие.

Это была не Жанна.

Мужчина резко обернулся, пытаясь схватить пистолет, но замер в нерешительности. Перед ним находилось несколько человек. На первый взгляд обычная одежда, неприметная. Только на головах какие-то вязаные чулки с прорезями для глаз и рта, а на руках тонкие кожаные перчатки. И что еще хуже – какое-то огнестрельное оружие. У всех. В этой полутьме плохо освещенного помещения было толком не разглядеть. Да и не требовалось. Даже будь у них простые пистолеты – он погиб бы быстрее, чем схватил хотя бы один из своих «стволов».

– Что вам нужно?

Молчание.

– Кто вы такие?

– Ты знаешь, – ответила, выступившая из тени Жанна, с какой-то странной усмешкой.

– Что? Я не понимаю! Это розыгрыш какой-то?

– Спасибо за список, – кивнула она на стол. – Мы боялись кого-то упустить.

– Жанна… – опешил мужчина.

– Ты сам себя выдал. И их всех тоже, – вежливо улыбнулась она. – У тебя есть последнее желание? Алексей Петрович просил нас быть вежливыми. По возможности.

Он нервно сглотнул.

– Я… вы… я хочу жить.

– Исключено.

– Я… я заплачу!

– Тебе не хватит денег, – улыбнулась молодая женщина.

– Я отработаю!

– Не интересует. Все?

– Нет! Нет! – воскликнул мужчина, ринулся к пистолету и тут же прозвучал выстрел. – А-а-а-а! – закричал он, баюкая простреленную кисть.

Жанна же молча сделала несколько непонятных жестов. И бойцы, ловко подхватив это человека, поволокли на кухню. Он пытался кричать, но пара коротких, жестких ударов куда-то в район живота заставило его заткнуться, лишь сдавленно постанывая.